Взяв ее руку своей, жесткой от мозолей и шрамов, он взглянул на солнце, еще стоявшее на восточном небосклоне. Эффи видела по его лицу, что он собирается принять какое-то решение.
   - Малютка, - сказал он наконец, присаживаясь на столбик, чтобы быть с ней вровень, - тебе не надо ехать в Дрегг, если ты этого не хочешь. Хочешь или нет? Если нет, я посажу тебя на Лиса, и мы поедем домой. Я клянусь, что никто тебя не тронет, пусть мне даже придется караулить каждую ночь у твоей двери.
   Для Дрея это была пространная речь, и далась она ему нелегко. Сыновьям Тема Севранса слова никогда легко не давались, и Эффи хорошо понимала, чего Дрею стоило это сказать. Он черноградский молотобоец, уже два года как присягнувший клану, он спас Арлека Байса на поле Баннена и удержал круглый дом Ганмиддиша всего с одиннадцатью людьми. А сейчас вот он обязуется сидеть дома безвылазно, как старик, - ведь оба они знают, что ему даже на одну ночь нельзя будет отлучиться, чтобы с Эффи чего не стряслось. Да разве Мейс ему такое позволит?
   Дрей накрутил на палец ее рыжую прядку.
   - Нас ведь с тобой двое, малютка. Ты да я.
   Эффи потупилась. Дрею тоже недостает их - и Райфа, и батюшки. Она одна у него осталась, и нехорошо с ее стороны думать, будто предстоящая им разлука только ее и трогает. Эффи вспомнилось, как Дрей въехал на клановый двор, вернувшись из Баннена. Мужчины окружали его, дергали в разные стороны, спрашивали, что делать с ранеными и с поврежденным оружием, а он стоял среди них и отыскивал взглядом ее, свою сестру.
   Эффи набрала воздуху, твердо зная, что должна быть сильной. Не позволит она брату испортить из-за нее свою жизнь.
   - Мне хочется поехать в Дрегг, очень хочется. - Эффи чувствовала, что слишком частит, но не могла остановиться. - Рейна мне столько рассказывала про танцы. И про кости. Еще она говорит, что через пару месяцев все уляжется, и тогда ты приедешь и заберешь меня домой. Все забудут, что случилось с Катти и Нелли Мосс, и все будет хорошо.
   Ну почему Дрей так на нее смотрит? Будто знает, что она того и гляди расплачется.
   - Мне было десять, когда умерла наша мать, - промолвил он тихо. - Это произошло так внезапно. Никто этого не ожидал. Она хорошо тебя носила, и все догадывались, что будет девочка. Когда роды начались, мы совсем не боялись. Но они затянулись на целых полдня, и Анвин вышла, чтобы поговорить с отцом, а я прокрался в комнату, поглядеть на мать. Она была такая бледная, Эффи, такая испуганная. Крови тогда еще не было, но я понимал, что ей плохо. Она улыбнулась, когда я вошел, - и знаешь, что она сказала?
   Эффи потрясла головой.
   - "Дрей, - сказала она, - ты старший, а значит, тебя любили дольше всех. Малютка, которую я собираюсь родить, получит лишь самую малость. Поделись с нею. Люби ее за меня, когда я уйду от вас". - Дрей не шевелился, и только мускул дергался у него на горле. - Любить легко, Эффи. Уберечь тех, кого любишь, - вот что трудно. Твой старший брат, малютка, соображает туго, и ты, наверно, много раз обводила меня вокруг пальца, но вот сейчас это у тебя не прошло. Кости, как же! Ты мечтаешь поехать в Дрегг из-за костей?
   Эффи изобразила на лице дрожащую, какую ни на есть, улыбку.
   - Не просто кости, Дрей. Окаменелости. Они там начали копать оборонительную траншею, а в ней стали попадаться кости и разные сокровища. Теперь эта яма у них стала глубокой, как шахта.
   - М-м.
   Дрей больше ничего не сказал, и его молчание побудило Эффи сказать правду.
   - Я против Дрегга ничего не имею. Сначала мне, конечно, будет страшновато, но Рейна говорит, что ее сестра и жена вождя будут обо мне заботиться, и бояться мне там никого не придется.
   Дрей медленно кивнул и отпустил наконец локон Эффи, который наматывал на палец.
   - Да, малютка, я знаю, что там для тебя безопаснее. Потому я и позволил Рейне все это устроить. Не могу, однако, сказать, что это мне по душе. Когда-нибудь я все равно приеду в Дрегг и увезу тебя обратно. Пойдем попрощаемся с Бинни.
   Дрей встал, и Эффи последовала за ним. Она одержала победу, но почему-то не чувствовала себя победительницей.
   В хижине пахло цветами. Бинни. Бинни варила что-то - то ли приворотное зелье, то ли масло из пыльцы. Лучше бы масло. Ни в какие приворотные зелья Эффи не верила, но ей не хотелось, чтобы Бинни испробовала такое на Дрее. Дрей, к счастью, никаких признаков влюбленности не выказал. Он уважительно поклонился Бинни и поблагодарил ее за доброе отношение к его сестре. От него благодарность Бинни приняла куда благосклоннее, чем от Эффи. С мужчинами Бинни вела себя совсем по-другому - она даже налила Дрею чарку самой лучшей своей водки. Но еще больше Эффи удивилась, когда Бинни и ей налила полную мерку этого медового напитка.
   - Ну-ка, девонька, одним глотком - на дорожку.
   Эффи, понимавшая, когда взрослых надо слушаться, опрокинула чарку себе в рот. Жидкость обожгла ей горло, а пары ударили в голову и мигом развязали там все узлы. Пока Эффи брала свой плащ и тощую котомку, Бинни и Дрей обменялись понимающим взглядом.
   - От чего пырей помогает? - спросила Бинни, когда Эффи уже дошла до двери.
   - От почек и всего, что воду источает. Надо вскипятить корень, а потом настоять.
   - Что ж, неплохо. - Бинни сложила руки на груди. - Память у тебя как у визийца, Эффи Севранс. Возьми с колышка вон тот тряпичный мешочек. Это не еда, только разные целебные травы. У Дрегга, как я слыхала, одни одуванчики растут. Ну, ступайте. Не стану желать тебе счастливой дороги - обе мы знаем, что счастьем тут и не пахнет. - С этими словами Бинни выпроводила Эффи и Дрея за дверь.
   Когда Эффи придумала, что сказать ей в ответ, дверь уже закрылась.
   - Подними-ка капюшон, - сказал Дрей, взяв ее за руку. - Из Глуши тучи идут.
   Эффи спрятала мешочек с травами в котомку. Странная штука эта водка, думала она, держась за пояс Дрея, пока они скакали на красивом вороном жеребце Орвина Шенка в сторону Клина. Вон какие просторы вокруг. До ближайшего дома надо ехать не меньше часу на север, а это значит, что если случится что-то страшное, тебе негде будет укрыться - а ей хоть бы что, только слегка беспокойно, самую чуточку. Эффи икнула. Не так уж и страшно на открытом месте, если едешь на коне и голова брата загораживает то, что у тебя впереди. А по бокам в поднятом капюшоне почти ничего и не видно.
   - Слезай, малютка, приехали, - сказал Дрей, и Эффи не сразу поверила, что они находятся на дальнем краю Старого леса. Дрей с усмешкой объяснил, что она проспала полдороги, но Эффи опять-таки не поверила. Где это слыхано, чтобы Эффи Севранс спала под открытым небом?
   Тем не менее она зевнула во весь рот. Рейна подошла, чтобы помочь ей слезть, и сказала:
   - Ты вся раскраснелась, и пахнет от тебя водкой. Что эта сумасшедшая с тобой сотворила?
   Эффи промолчала. Нельзя сказать, чтобы она так уж любила Безумную Бинни, но ябедничать тоже нехорошо.
   Рейнины серые глаза стали совсем как кремни, и Эффи вдруг поняла, что та говорит так резко потому, что беспокоится за нее. Эффи посмотрела вокруг. У крытой повозки, запряженной парой лошадок одинаковой масти, стояли двое мужчин. В том, что пониже ростом, она узнала Драсса Ганло, сына Меррит; второй, если судить по светлому плащу и луку из оленьего рога, был орлиец. Драсс, заметив, что Эффи смотрит на него, помахал ей рукой. Он коренастый, у него уже намечается брюшко, а на голове рыжий пушок, как у младенца. Насколько Эффи знала, он не давал присяги клану, да ему это и не нужно. Драсс Ганло торговый человек. Дрей подошел к нему, и они, обменявшись рукопожатием, заговорили о чем-то. Дрей был на пустошах, когда там погиб отец Драсса. Можно порой забыть о сокровенных узах, связывающих членов одного клана.
   - В повозке есть еда, одеяла и запасная одежда, - сказала Эффи Рейна. Я подумала, что крыша над головой сделает твое путешествие более легким. Но тебе, конечно, не обязательно сидеть в фургоне все время. Можешь, когда захочешь, сесть на козлы с Драссом и Клевисом Ридом. Ехать вы будете довольно медленно. Драсс полагает, что доставит тебя на место через неделю, если погода будет хорошая. Он славный человек, Эффи, и делает нам одолжение, согласившись тебя взять. Он едет в Орль за свежим мясом, и крюк в сторону Дрегта, да еще в эту пору года, ему совсем ни к чему. Будь с ним любезна и молись, чтобы погода не испортилась.
   Эффи, которую стало немного подташнивать, кивнула. Рейна заметила, что ей худо, и улыбнулась впервые с тех пор, как Эффи приехала.
   - Милая ты моя. - Она отвела назад волосы девочки. - Смотри только не напачкай в повозке. Нельзя подвергать доброту Драсса столь тяжкому испытанию.
   Они обе рассмеялись, и трое мужчин обернулись к ним. Рейна обняла Эффи за плечи.
   - Пойдем. С Клевисом, кажется, ты еще не знакома.
   Что-то во взгляде Дрея позволило Эффи догадаться, что он нарядился так красиво не ради ее проводов, а ради Рейны Черный Град.
   - Рассказал ты Дрею об Увечных у Черной Ямы? - спросила Рейна у Драсса, подойдя к повозке. Если она и заметила, что Дрей оказывает ей особое внимание, то ничем этого не показала. Она поставила ногу на ступеньку фургона и смотрела только на Драсса Ганло.
   - Да что говорить-то, - пожал плечами тот. - Я слышал только, что один старатель заметил одинокого всадника на холмах восточнее рудника. И под тем всадником был мохнатый конек, на которых обычно ездят Увечные.
   Дрей сразу посерьезнел. Черная Яма - это самый большой серебряный рудник в клановых землях. Черный Град добывает там серебро уже две тысячи лет, и все благосостояние клана зависело когда-то от этого рудника. Мордрег Черный Град, Кротовый Вождь, собственными руками вынул из Черной Ямы первую горсть земли, а из первого взятого оттуда самородка выковал браслет для своей юной невесты. Плохо только, что рудник расположен так далеко, у голых холмов на самом севере клана. От него до круглого дома четыре дня быстрой езды. Эффи мало что знала о Черной Яме, потому что люди, жившие там, держались особняком от остального клана. Проживали они в домиках из блестящего рудничного камня, и лишь немногие из них давали присягу. В круглый дом они приезжали дважды в год, чтобы поменять руду на провизию.
   - А рудничные что ж, не преследовали его? - спросил Дрей.
   Драсс снова пожал плечами. Он одевался не как черноградец, без всяких отличительных примет своего клана: короткий плащ из бурой шерсти, а внизу кожаные штаны и куртка.
   - Кто их знает. Я больше ничего не слышал. - Зеленые, как у матери, глаза Драсса сверкнули, напомнив Эффи дядюшку, Ангуса Лока. - Думаю, беспокоиться не о чем. Кому нужно нападать на Черную Яму? Оттуда разве что породу можно взять, ведь серебра там не выплавляют.
   Дрей кивнул, а Эффи подумала: неужели брат не видит, что Драсс Ганло говорит неправду?
   - Я все-таки поговорю об этом с Мейсом, - сказал Дрей. - Надо, чтобы северный пограничный дозор наведывался к руднику почаще.
   - Дело хорошее, однако нам пора. - Драсс почесал нос ребром ладони. Клевису не нравятся вон те тучи - "темные лошадки", как он их называет. Говорит, что нельзя сказать, что они нам преподнесут и когда. - Драсс взглянул на орлийца, ища подтверждения.
   Клевис Рид держал свой роговой лук так, что Эффи понимала: он стоит на страже. Его светлый плащ отливал серым, как грозовые тучи или старый снег. Сам Клевис высокий и тощий, а такого длинного лука, как у него, Эффи еще ни разу не видела. На добрый фут длиннее своего владельца и подбит телячьей шкуркой, сквозь которую просвечивает зеленоватый рог. Клевис бросил скорбный взгляд на небо и кивнул.
   - День, считай, наполовину прошел. Хорошо, если нам хоть пару лиг дотемна удастся проехать.
   Драсс, улыбнувшись Дрею, взобрался на козлы.
   - Раз орлиец так говорит, надо слушаться, не то беды наживешь. Полезай-ка в повозку, Эффи. Я там лавку поставил, чтобы сидеть на ней. Там тебе будет уютно, только за гвозди смотри не зацепись.
   Эффи посмотрела на Рейну, потом на Дрея. Как быстро все происходит - не может же она вот так сразу взять и уехать?
   Рейна подвела ее к задку фургона, то и дело касаясь ее щек и волос.
   - Я приеду тебя навестить, когда весь этот шум уляжется. Как только ручьи побегут, я буду там, вот увидишь.
   Рейна тоже говорит неправду, хотя ей и хотелось бы навестить Эффи. Девочка потупилась. Колеса продавили в мягкой земле две глубокие колеи, и предприимчивый черный дрозд искал в борозде червяков. Эффи уже перестало тошнить, только голова как-то отяжелела. От головной боли помогает отвар из хвои, вспомнила она ни с того ни с сего.
   - Береги себя и передай привет моей сестре.
   Эффи кивнула, не поднимая глаз. Рейна стиснула напоследок ее плечо и отошла.
   - Ну что, малютка, - сказал голос Дрея, - обещаешь не забывать меня?
   Еще один кивок. Черный дрозд вытащил червяка из грязи.
   - Я почему-то ни разу не говорил тебе, как ты похожа на нашу мать.
   Это заставило Эффи поднять глаза. Дрей улыбнулся, но невесело, и улыбка тут же пропала.
   - Лучше всего мне запомнились ее волосы. Точно такие же, как у тебя.
   Дрей смотрел на нее и ждал. На этот раз победил он: Эффи не смогла вынести этого ожидания и обняла его первая.
   - Только ты да я, - прошептал он и отстранился.
   Руки Клевиса Рида подняли ее, посадили в повозку и опустили за ней промасленный холст. Стало темно, и Эффи ничего не видела, но запахов тут было много. Пахло сеном, опилками и старой мочой - кого это угораздило справить нужду прямо в повозке? Еду, собранную для нее Рейной, Эффи унюхала еще до того, как разглядела мешок. Медовые коврижки, жареная гусятина и свежий хлеб - ужин, достойный вождя.
   Эффи перепугалась, когда Драсс щелкнул кнутом и повозка пришла в движение. Все здесь, кроме ее самой и ее поклажи, было крепко привязано, и Эффи поспешно ухватилась за что-то. Она чувствовала, как повозка поворачивает, слышала голос Драсса, погоняющего лошадей. Под полом скрипели колеса, и все вокруг тоже скрипело и сотрясалось.
   Глаза Эффи привыкли к темноте, и она собралась было откинуть холщовую завесу, но что-то ее удержало. Она знала, что увидит там, снаружи, и знала, что при этом почувствует. Лучше уж не смотреть. Знать, что Дрей стоит на косогоре и ждет, когда фургон скроется из виду, это одно дело, а видеть его собственными глазами - совсем другое.
   Эффи села на лавку, сколоченную для нее Драссом, и попыталась приспособиться к движению повозки. Теперь ей стало видно, что она не единственный груз, который Драсс везет на юг. Здесь стояли ящики и корзины с крышками. Эффи от нечего делать попробовала открыть одну, но корзина была туго-натуго обвязана веревкой. Эффи понюхала ее - нет, ничем не пахнет. Тогда Эффи, чтобы хоть чем-то заняться, развязала мешочек, который дала ей Бинни. Там она нашла огуречную траву, чистотел, лилию долин, первоцвет, барбарис, ведьмин орешник и побеги ивы - все аккуратно связанное в пучочки. Бинни снабдила ее целой аптекой, с улыбкой подумала Эффи.
   Время шло. Повозка катилась теперь по ровной дороге, и Эффи захотелось есть. Съев три медовые коврижки и гусиное крылышко (именно в таком порядке), она захотела пить, но воды нигде не нашла, а у Драсса и Клевиса спросить постеснялась. Она закуталась в принесенные Рейной одеяла и улеглась спать.
   Уже смеркалось, и тихое покачивание повозки нагоняло на нее дремоту. Засыпая, Эффи вспомнила прощальные слова Дрея. Если она похожа на матушку, а Дрей на батюшку, на кого тогда похож Райф?
   Сон не принес ей ответа, а позже, проснувшись от внезапной остановки, она забыла и сам вопрос.
   17
   УВЕЧНЫЕ
   - Давай опять меняться, - предложил Райф Мертворожденному во время крутого спуска в ущелье. - Ты скажешь мне то, что я хочу знать, а я взамен скажу тебе что-нибудь другое.
   Мертворожденный пораздумал. За три дня их совместного путешествия Райф начал ценить в нем эту черту: Мертворожденный был одним из тех немногих известных ему людей, которые действительно обдумывают и слова собеседника, и свой собственный ответ.
   - Ладно, - сказал наконец Мертворожденный. - Только первым буду спрашивать я. И не обещаю, что отвечу тебе, если твой вопрос мне не понравится.
   Райф кивнул с самым серьезным видом. Оба они знали, что ему здесь ни на что рассчитывать не приходится, но надо же соблюдать какие-то общепринятые правила.
   - Валяй спрашивай.
   Мертворожденный помолчал, ведя своего пони вниз по осыпи. Было утро, и солнце скрывалось за темными тучами. Резкие, но короткие порывы ветра в ущелье скатывали со склона щебень и пригибали траву. Путники приближались ко дну ущелья, и скалы вокруг ограничивали обзор. Райф догадывался, что когда-то здесь бежал водный поток, потому что камни внизу были гладкими, а осыпь, по которой они шли, состояла из круглой обкатанной гальки. Зато по боковым утесам можно было изучать все стадии сотворения мира. Слои минералов, песчаника, окаменелостей и застывшей лавы чередовались в них, как страницы исторического труда.
   Дойдя до ровной площадки над самым высохшим руслом, Мертворожденный обернулся к Райфу, и тот, как всегда, испытал потрясение при виде его лица. Оно выглядело так, точно кто-то выхватил кусок из его середины, а потом кое-как сшил обе половинки. Мертворожденный заметил, как это действует на Райфа, и в его глазах отразилась привычная усталость. Его вопрос удивил Райфа.
   - У тебя братья есть?
   - Да. Один.
   - Ты его любишь? - Теперь в глазах Мертворожденного появилось еще что-то, похожее на голод - только с чего бы?
   - Да, - тихо ответил Райф, думая о Дрее.
   - А ты когда-нибудь причинял ему боль, своему любимому брату?
   Вот он, вопрос, за который можно получить что-то взамен. Райф видел это по руке Мертворожденного, лежащей на шее пони. Слишком уж напряжены пальцы для человека, который хочет просто погладить лошадь. Что же на это можно ответить? Какие братья не причиняют боли друг другу, пока растут? Драки и ссоры - это оборотная сторона любви. Но Райф понимал, что Мертворожденный не о том спрашивает. Ему не надо знать, как Райф лягал Дрея или обзывал его в приступе злости. "Предавал ли ты когда-нибудь его любовь и доверие" - вот что подразумевает вопрос Увечного. Райф вспомнил, как Дрей вышел вперед там, во дворе круглого дома, чтобы поручиться за своего брата, и старая боль шевельнулась в его груди, как острие меча.
   - Да. Причинял.
   Мертворожденный кивнул, очень медленно, как будто Райф разрешил задачу, над которой он бился долгие годы.
   - Так оно и есть. - Он достал из седельной сумки кусок жареной лосятины, которая почти вся уже вышла, и стал жевать жесткий филей, как колбасу. - Теперь твой черед, - пробурчал он с набитым ртом.
   Райфу почему-то перестало казаться, что он заключил выгодную сделку.
   - Как ты остановил меня, когда я нацелился тебе в грудь поленом? Твой меч был далеко, а я действовал быстро.
   - Подержи-ка. - Мертворожденный с ухмылкой сунул кусок мяса в правую руку Райфа и с молниеносной быстротой выхватил у себя из-за пояса круглый молоток. - Вот он, мой красавец. Я его достаю быстрее, чем сулл свой меч, да притом еще левой рукой. Как только ты схватил то полено, я понял, что дело неладно. В глазах у тебя прямо-таки написано было: ну все, мол, ублюдок, ты мой. Вот я и кликнул своего дружка на подмогу в тот самый миг, как ты на меня кинулся. Ты оплошал потому, что смотрел только на меч. Следовало ожидать - у кланников в голове не укладывается, что человек способен драться двумя руками. Суллы другое дело: у них меч и длинный нож работают заодно. Залюбуешься. Вся хитрость в том, какое оружие играет роль клинка, а какое щита. А когда тебе кажется, что ты это разгадал, они меняют порядок прямо в разгаре боя. Подло, конечно, да что поделаешь.
   Райф смотрел на молоток. Таким Длинноголовый у них в клане забивал гвозди.
   - Ну да, это тебе не какой-нибудь нарядный кинжал, но башку проламывает как нельзя лучше. - Мертворожденный, глядя на молоток почти любовно, снова заткнул его за пояс. - Я, пожалуй, переименую его в твою честь. Назову его Череп.
   Райфу это не показалось такой уж большой честью, и боль в руке, впервые после начала спуска в ущелье, стала почти невыносимой. Не смотри, приказал себе Райф, втянув воздух сквозь стиснутые зубы. Ничего там, кроме повязки, нет. Но он все-таки не удержался и взглянул на левую руку с мизинцем, от которого рыцарский меч оставил только половину. Кровь перестала идти где-то на вторую ночь, но сукровица еще сочилась из швов и пропитывала повязку. Кожу Мертворожденный предусмотрительно надрезал пониже ногтя и спустил до среднего сустава, чтобы прикрыть обрубок. Когда он зашивал рану, Райф от боли лишился сознания и пришел в себя только ночью. Ему приснилось, будто его руку гложет чудовище, которого Слышащий показал ему подо льдом.
   Наяву все оказалось еще хуже. В ту первую ночь обрубок раздулся и весь почернел от прилива крови. Кожа до сих пор оставалась черной и мокла по краям раны. Райф ни одной ночи с тех пор не спал как следует и ту, что впереди, тоже не надеялся проспать.
   - Так надо было, Райф, - сказал Мертворожденный, заметив, как он побелел. - Иначе бы тебе оттяпали руку.
   Райф усилием воли поборол боль.
   - У тебя-то самого все на месте.
   - У меня? Так я ж урод, а это все равно что одноногий.
   На это Райфу нечего было сказать. Он отдал мясо Мертворожденному и напился из меха с водой. Воды они набрали у маленького, впадавшего в ущелье ручья. Солоноватая, она плохо утоляла жажду.
   - Когда мы дойдем до Рва?
   - Это он и есть, Ров. Начало его, во всяком разе. Эта канава на дне делается все глубже, и конца ей не видать. Земля раскалывается надвое. Говорят, что Ров ведет прямиком в адову бездну.
   Райф поглядел на дно ущелья, усеянное громадными валунами, древесными стволами, лосиными рогами, костями и щебнем.
   - Не лучше ли нам тогда подняться наверх?
   - Нет. Мы идем правильно. Будем на месте еще дотемна. - Мертворожденный хлопнул пони по крупу. - Давай, девочка. Отсюда дорогу ты знаешь.
   Лошадка затрусила вперед, и Райф убедился, что они движутся по своего рода тропе. Сначала он принимал ее природные выбоины на камне, но, обогнув выступ, увидел, что она вьется по утесам на многие лиги и уходит на восток, сохраняя тот же уровень над углубляющимся ущельем. Неужели она проложена человеком? Райфу вспомнились Древние, о которых говорил Слышащий.
   Тропа была узкая, но это стало заметно, лишь когда пропасть углубилась настолько, что падение в нее грозило смертью. Поднимающиеся оттуда потоки воздуха сушили Райфу лицо и обжигали поврежденную руку. Идя позади Мертворожденного, он начал придерживаться за скалу. Час спустя обрыв стал таким глубоким и отвесным, что Райф больше не видел его дна. Теперь внизу не было ничего, кроме мрака. Человек не просто убьется, упав туда, думал Райф, - он пропадет навеки.
   Мертворожденного с лошадкой это, похоже, ничуть не волновало. Увечный снял свои разномастные доспехи и шагал налегке, в одном войлочном кафтане. Рыцарский меч висел у него на поясе, и кристалл в эфесе тускло мерцал среди теней ущелья. Он снова жевал - на этот раз шкварки, которые поджарил прошлой ночью на сильном огне. Оставшимся салом он натер бычьи рога у себя на предплечьях, и они блестели, как новенькие. Райф знал теперь, что этот Увечный силен и проворен, но так и не понял, как тот умудрился его победить. До сих пор Райф все свои удары в сердце наносил беспрепятственно. Он полагал, что если уж держит чье-то сердце на прицеле, то дело, считай, сделано, - и вышел дураком. Теперь он убедился в обратном. Не так он, получается, непобедим, как ему мерещилось.
   Сам не зная, что должен чувствовать по этому поводу, Райф следующие пару часов шел молча, опустив голову, и думал о прошлом.
   День перешел в сумерки, и та скудная влага, что висела в воздухе, стала оседать на одиноких, растущих в трещинах камня травинках. Запахи усилились, и Райф стал чуять руды разных металлов, а переменившийся ветер дохнул на него смолистым дымом. Этот запах все время крепчал, тропа же пошла в гору, огибая выпуклость в скальной стене. В темноте Райф чувствовал себя неуверенно - уж слишком открыт он был Божьему Оку здесь, на краю трещины, расколовшей землю надвое. Даже Мертворожденный, и тот шагал теперь не столь дерзко и временами держался за пони.
   На небо, словно тысячи муравьев, высыпали звезды, и Райф впервые заметил, что не все они белые - некоторые из них красны, как кровь.
   Поворот наконец закончился, и Райф увидел перед собой поразившее его зрелище. В скале светился сотнями факелов похожий на соты город. Райфу сразу вспомнилась термитная куча, которую они как-то нашли с Битти Шенком, оттуда в облаке пыли валили белые насекомые. Внутри разворошенный его палкой термитник походил на рудник, столько там открылось ходов и каморок. Вот и этот город такой же.
   Широкие карнизы и пещеры были вырублены прямо в стене Рва. Между собой их соединяли каменные ступени, тростниковые лесенки, веревочные мосты и тали. Многие пещеры обрушились, а ближе к востоку обвалился целый ярус, превратившись в скопище валунов. Между уцелевшими жилищами змеились трещины, черные, как сам Ров.