Джонсон Сьюзен. Добродетель и соблазн

   Если бы до него вдруг не донеслось издалека конское ржание, он мог бы отбросить в сторону всякую осторожность. Это было бы нечто новое даже для него. Но присутствие людей Татьяны остановило его.
   Они были здесь, в пределах видимости, и уж, конечно, могли все слышать, а он вовсе не был уверен, что женщина будет вести себя тихо. И он с раздражением осознал, что сегодня ему придется принести в жертву свои желания. А вот пыл женщины мог быть утолен другими способами.
   Осторожно сняв ее руки со своего лица, он положил их на одеяло и прошептал ей на ухо:
   — Делай все, что хочешь, только не кричи.
   — Да, да, да… все, что ты скажешь.
   Это было не совсем то, что он хотел бы услышать, и ему пришлось проявить чудовищное самообладание, чтобы обуздать свои распаленные чувства. Скоро, убеждал он себя, обещая себе свидание с восхитительной княгиней Шуйской, когда время не будет иметь значения и не будет посторонних.
   Ну а пока… он доставит ей хотя бы минимум наслаждения.
   Он чуть приподнял юбку, и его руки скользнули и удобно устроились на ее коленях.
   — Только не шевелись, — чуть слышно произнес он.
   По коже у нее пробежала легкая дрожь, но она подчинилась.
   Она сидела перед ним, раздвинув ноги, а его руки тихонько продвигались все выше.
   Он не спешил, наблюдая, как жар страсти заливал ее лицо. Сквозь тонкий лен ее рубашки просвечивали соски. Полные груди туго натягивали материал. Будь у него больше времени и не опасайся он появления посторонних, он бы сорвал эту блузку и страстно целовал каждый затвердевший бутон.
   Скоро, совсем скоро, пообещал он себе.
   Его руки замедленными движениями скользили все выше, раздвигая ее бедра. Она намокла. Он увидел призывно сверкавшие жемчужные капельки на золотистых волосах ее лона, блестящий изгиб ее набухшей плоти, ожидающей утоления, жаждущей его. Или хотя бы его небольшой части, размышлял он, пока его пальцы проскальзывали внутрь влажной шелковистой щели.
   Но в тот момент, когда они уже проникли в ее сочащуюся плоть, все ее тело напряглось, и он остановился в сомнении, не вызвано ли это протестом. Прошло мгновение, другое, он задержал дыхание, и тут она изогнулась под его пальцами, влажную плоть стали сотрясать нежные колебания, она непроизвольно непристойными движениями стремилась добиться, чтобы клитор терся о его пальцы. Она испустила тихий, полузадушенный крик и задвигалась еще сильнее — она жаждала большего. Он отлично знал, чего ей хотелось, и, убрав одну руку, двумя пальцами другой принялся массировать клитор. У нее вырвался глухой стон, она часто задышала и, сдаваясь, безвольно упала на его руки, открыто предлагая всю себя.
   — Еще, — лихорадочно молила она, уже почти не узнавая его. — Еще, еще, еще…
   Только настоящий мужчина мог выдержать такое. Это был физический зов плоти, особенно для молодого гетмана, который жил согласно солдатскому кодексу, по которому женщины были созданы только для того, чтобы ублажать мужчину. Высвободив одну руку, Ставр готов был уже расстегнуть первую пуговицу на штанах, когда неподалеку послышался вой волка. Знакомый, слишком знакомый звук.
   Он выругался. Его люди проявляли нетерпение, а может, как он подозревал, появились слуги княгини, и дружинники подавали сигнал, предупреждали его. Но он все еще колебался, борясь собой, с недостатком времени и стремлением довершить начатое.
   Благоразумный человек знал ответ заранее — вопрос был лишь в том, насколько здравомыслящим он себя ощущал.
   Возможно, именно беглый взгляд на люльку, оказавшуюся у него в поле зрения, более чем что-либо другое удержал его мужские порывы.
   Рука упала со штанов.
   Вновь проникнув в сладкую нежность ее лона, он нашел утешение в ее блаженном вздохе и пылкой клятве самому себе, что очень скоро она будет принадлежать ему. Поцеловав ее в пылающую щеку, он еще глубже засунул пальцы и прошептал:
   — Ты ведь этого хочешь?
   — О да. — Она с трудом выговаривала слова, дрожа всем телом в экстазе.
   — Значит, тебе хочется еще? — спросил он, пуская в ход еще один палец.
   — О-о-о… да.
   После этого она, казалось, больше не слышала его, и он с утонченным умением быстро довел ее до пика, исполнив свою миссию, сознавая, что их время было ограничено, ее короткие вздохи быстро превратились в лихорадочные всхлипывания, продолжавшиеся, пока она не кончила в потрясшем ее оргазме.
   Высвободив пальцы, он быстро осмотрелся. Охрана по-прежнему оставалась на берегу.
   Он на мгновение зажмурился, пытаясь противостоять силе собственного желания, которому придется подождать более подходящего времени, когда рядом не будет ни детей, ни надсмотрщиков.
   Он всегда избегал женщин, имевших проблемы. Может, не стоило поддаваться чарам княгини, когда полно других, только позови.
   Но в этот момент она склонилась к нему, обвила руками его талию и зашептала у него на груди:
   — Спасибо, спасибо, спасибо.
   От ее волос исходил аромат лилии. Его любимого цветка. Может, и недостаточный повод, чтобы делать глупости.
   — Мне никогда не было так чудесно, — промолвила она с блаженным вздохом, еще крепче прижимаясь к нему.
   Альтруистические порывы похвальны, разве не так?
   — Сможешь сделать так еще раз когда-нибудь? — прошептала она, глядя на него снизу вверх глазами грустного ребенка. Пожалуй, все же не совсем ребенка, решил он, ощутив тяжесть ее полной груди. — Это возможно?
   Не только возможно, но и в высшей степени желательно, мгновенно решил он, отметая в сторону любые щекотливые вопросы и сомнения.
   — Как только сама захочешь.
   — Правда?
   Ее полный надежды взгляд чуть не погубил его. «Прямо сейчас, — едва не заявил он, — немедленно и так долго, сколько ты пожелаешь, или пока я не умру от избытка усердия, что наступит гораздо раньше». Но он не стал бросаться в омут очертя голову. Целое лето было впереди — подлинный рай со своей собственной целомудренной Евой, и он мог подождать.
   — Правда, — подтвердил он. — Обещаю тебе.
   — Я потребую выполнения обещаний.
   «А я уложу тебя в постель и буду брать до тех пор, пока ни один из нас будет не в силах пошевелиться», — подумал он.
   — К вашим услугам, сударыня, — сказал он вместо этого.
   — Это было великолепно. Правда, — добавила она, широко распахнув глаза. — Ты был великолепен.
   — Так-то лучше, дорогая, — рассмеялся он. Она притихла.
   — Это не грех, — заметил он мягко, — когда я называю тебя «дорогая», «любимая» или «принцесса моего сердца». Это позволительно.
   — Я не уверена.
   — Зато я уверен за нас обоих, — заявил он, целуя ее сладким, длинным, бесконечно нежным поцелуем.
   Мгновение спустя она обвила его шею руками.
   — Я так счастлива… — Она откинулась, чтобы лучше видеть его лицо, и улыбнулась. — Как хорошо, что это позволительно.

Глава 9

   Татьяна ехала домой словно в блаженном дурмане. Машинально она ласково отвечала на лепет дочери, но, казалось, не видела людей своего сопровождения, как рассказывали ее егеря по возвращении в поместье. В тот вечер это стало главной темой разговоров челяди за ужином.
   Задумчивость Ставра на обратном пути, как и следовало ожидать, была замечена его людьми. Княгиня произвела на их командира ошеломляющее впечатление. И если он предпочел хранить свои мысли при себе, это было его право. Но когда они приблизились к конюшням, Ставр заявил:
   — Я отъеду сегодня вечером. А вы, ребята, продолжайте развлекаться без меня.
   Они воспротивились. Нельзя допустить, чтобы он подвергал себя опасности из-за какой-то юбки, как бы ею ни увлекся.
   — Если ты поедешь в имение Шуйских, тебе потребуется эскорт, — заявил его лейтенант Дмитрий.
   — И причем немалый, — грубовато добавил другой. — Ее егеря наверняка уже рассказывают небылицы о твоем свидании.
   — Простите. Но я еду один, — заявил Ставр твердо.
   — Если бы у нее не было целой армии челяди, а Шуйский не слыл дьявольским отродьем, может, и не страшно бы отправиться туда одному. Но поскольку…
   — Ее дворня ей верна, — прервал его Ставр, нахмурив брови. — Шуйский в Москве, и вообще я не намерен ни с кем обсуждать эту тему.
   — В Москве или нет, у него есть шпионы повсюду, — вступил другой дружинник, не обращая внимания на суровый вид Ставра.
   — Наплевать.
   Сказано это было таким тоном, что дальнейшие пререкания прекратились. Хотя в ударных кавалерийских дружинах и царило равенство и братство, последнее слово всегда оставалось за командиром. А потому они кивнули в знак согласия, пожелали ему удачи, сопроводив все это непристойными, а порой и просто похабными комментариями.
   Краска, залившая лицо Ставра, проступила сквозь загар.
   Дружинники были шокированы — их командир влюбился.
   И хотя бравые молодцы и пожелали ему удачи с бабой, они были не настолько безрассудными, чтобы отдать его на милость госпоже фортуне, когда в деле замешан сам князь Шуйский. А потому когда в тот вечер Ставр отправился к Татьяне, небольшой отряд его дружинников последовал за ним — на предусмотрительно большом расстоянии.
   Но за первым же поворотом Ставр обнаружил их, выскочил из тени деревьев и остановил отряд.
   — Вас следовало бы отстегать кнутом, — пробормотал он, хотя в свете луны не видно было недовольства на его лице. — Вы не подчинились приказу.
   — Ты нам нужен для крымской кампании, — возразил Дмитрий. — Кто лучше тебя знает дороги в днепровских болотах?
   Ставр поначалу не отвечал, взвешивая их резоны и свои эгоистические мотивы.
   — Ладно, поезжайте за мной, если вам так хочется, — сдался он наконец. — Но вам придется дожидаться меня у северной границы ее земель. Если я не вернусь на рассвете, с первым криком петуха, вы можете поехать мне на выручку. Но не раньше того.
   — Если ее муж там, к рассвету ты уже будешь мертв.
   — Его там нет. И не будет. Супружеские покои не для него.
   Ответ Ставра был встречен недовольным ропотом, но он продолжил путь и распрощался со своими людьми у северной окраины владений княгини.
 
   Подъехав к большому дому, граф оставил коня у задней калитки палисадника и осторожно двинулся по хорошо утоптанной дорожке к главному входу. Хотя он не думал, что княгиня нуждалась в охране, она вполне могла держать ночного сторожа. Стояла полная луна. Однако он без приключений добрался до подножия небольшого пригорка, на котором стоял дом, и принялся разглядывать широко раскинувшееся бревенчатое сооружение. Вдоль фасада первого этажа протянулась веранда с крыльцом, второй этаж украшали два декоративных балкона. За окнами одного из них мерцал слабый свет.
   Может, она еще не спит?
   Взбежав на горку, он остановился в тени крыльца, размышляя, как лучше добраться до освещенного окна. Стойки крыльца были украшены глубокой резьбой, представляя собой отличную опору для ног, и он не замедлил вскарабкаться на перила балкона, осторожно спустился на пол, подошел к стрельчатому окну и заглянул в него.
   Лучина на стене слабо освещала детскую. Зоя спала в колыбельке, которую он подарил Татьяне. Ей, по-видимому, понравился его подарок, подумал он с улыбкой, ну а если повезет, то придется по душе и он сам. Няньки спали глубоким сном, каждая в своем углу у стенного шкафа. Это детская, значит, прелестная Татьяна должна быть где-то рядом, удовлетворенно подумал он.
   Он тут же перепрыгнул на соседний балкон, чуть пошатнулся на перилах, однако тут же обрел равновесие и спустился на пол. В полной тишине приблизился к темному окну и заглянул в него. Серебристый свет луны растекался по полу, размывая тени, отражаясь от белого покрывала на постели, на которой спала княгиня. Одна. Ни служанки или бабушки, ни болонки, ни мужа.
   Он улыбнулся.
   Бросив взгляд на луну, он прикинул, сколько времени было в его распоряжении, открыл окно и тихо шагнул в комнату. Снял болтавшийся за спиной мушкет и прислонил его к стене, стянул с рук перчатки, швырнул их на расписной сундук и направился к постели.
 
   Ей снился чудный сон, в котором главным героем был прекрасный гетман. Поэтому когда, открыв глаза, она его увидела, то не слишком удивилась.
   Его светлые волосы блестели в таинственном свете луны, сверкнула белозубая улыбка.
   — Вы переоделись. На вас рубашка… — В ее сне на нем была красная рубашка.
   — Зато вы прежняя — прелестная, словно ангел.
   Она было пискнула, но Ставр быстро прикрыл ей рот рукой. Прижав палец к губам, он медленно убрал свою руку.
   Она села на постели с широко раскрытыми испуганными глазами, затем откинулась назад, как будто чуть большее расстояние между ними могло бы спасти ее.
   — Вам нельзя быть здесь, — вся трепещущая, прошептала она.
   — Меня не видели. Никто не знает, что я здесь.
   — Они могут узнать! — возразила она, взглянув на дверь, на окно и осознав вдруг, что на ней только ночная рубашка, поспешно подтянула простыню до подбородка.
   Ее стыдливость завораживала, учитывая близость, достигнутую ими днем. Неужели она все забыла?
   — Я скучал по вас, — прошептал он. — Мне захотелось увидеть вас снова.
   — А вы мне снились, я никак не думала, что вы окажетесь здесь наяву. — Шок еще не прошел, она слушала вполуха. — Но вам нельзя находиться здесь. Правда, нельзя.
   — Я ненадолго. — Он присел на край постели. Он вовсе не собирался уходить.
   Она отодвинулась еще немного, пока не уперлась в изголовье кровати.
   — Нет… нет… Это невозможно! Слуги могут услышать!
   — Они все спят. И малышка тоже. Вам ничто не угрожает. — Он говорил тихим, успокаивающим голосом, стараясь не делать неожиданных движений. — Я ненадолго, — повторил он, все его чувства были в смятении, заставившем его забыть обо всем, кроме жадного желания, которое и пригнало его сюда ночью. И продолжало удерживать здесь вопреки ее воле. — Я тут кое-что принес вам, — добавил он, словно вспомнив, что, чтобы соблазнить женщину, требовалась галантность, хотя прежде, в недавнем прошлом, подобные любезности считались просто вежливостью. Но сейчас то, что он чувствовал к этой очаровательной молодой женщине, было далеко от привычных чувств.
   Он вытащил из кошелька на поясе золотую цепочку и протянул ей. На изделии филигранной работы висел кроваво-красный рубин в золотой оправе.
   — Это из дальних краев за горными перевалами, из сказочной Индии.
   — А вы там бывали?
   Она вроде странной, редкой птички, подумал он. Обычно женщины принимают подарки с улыбками и рассыпаются в благодарностях.
   — Не совсем. Однажды я почти добрался до Индии. Но горные перевалы были еще покрыты снегом, и нам пришлось повернуть обратно.
   — Вы не должны делать мне подарки.
   — Друзьям это дозволено.
   — А вы друг?
   — Ну конечно. У вас ведь есть рубины, я полагаю?
   — Нет.
   — Тогда позвольте мне, — пробормотал он, наклоняясь вперед, чтобы накинуть ей цепочку через голову. — Это в знак дружбы, — прошептал он, склонился и запечатлел нежный поцелуй. — В знак благодарности за ту радость, что вы дарите мне, — добавил он, и его слова обдали теплом ее губы.
   Она попыталась оттолкнуть его, упершись горячими со сна руками в его грудь.
   Он не пошевельнулся, ей было не справиться с ним. Еще мгновение он сопротивлялся, прежде чем отступить.
   — Ну пожалуйста, Ставр. — В лунном свете ее глаза казались огромными. — Вы должны уйти.
   — А если я скажу «нет»?
   — Это больше не мой дом. Он принадлежит ему, и я смертельно боюсь. Вам нельзя находиться здесь.
   В ее голосе он услышал затаенную тоску и желание, даже если она сама не сознавала этого.
   — Если я уйду сейчас, вы должны обещать мне, что приедете ко мне завтра.
   — Я не могу. Разве вы не видите, это невозможно — даже если бы мы не боялись скандала. Что, если слух дойдет до Москвы?
   Он с облегчением заметил, что ее аргументы не имели ничего общего с ее чувствами, а лишь с несообразностью ситуации, с приличиями и страхом перед мужем. Что ж, опасения вполне резонны.
   — А если бы я сумел сделать так, что никто не узнает, что мы были… друзьями, — сказал он, причем его мягкий нажим на слове «друзья» вызвал краску на ее щеках, — и смог бы гарантировать, что ваш муж никогда и ничего не узнает, вы бы согласились встретиться со мной снова?
   Она опустила глаза, избегая его взгляда, а голос, когда она заговорила, был едва слышен.
   — Вы не можете гарантировать это.
   Он взял пальцами за кончик подбородка и поднял ее лицо.
   — У меня есть летний домик, укрытый в лесу неподалеку отсюда. Вы с Зоей могли бы приехать туда, и мы будем там одни. Мои люди будут охранять нас. Я поставлю дозоры на границах вашего поместья и на московской дороге. При первом сигнале о появлении гонца из Москвы в пределах двадцати верст отсюда я доставлю вас домой. Вашей челяди можно доверять. — Он улыбнулся. — Что вы скажете на это? Я ничего не забыл?
   Она прикусила губу и тяжко вздохнула.
   — Вашими устами да мед пить. Но…
   — Я оборудую там детскую комнатку для Зои, — добавил он, предупреждая ее возражения. — Игрушки, кроватку, подушки. Если захотите, приставлю своих нянек.
   — Которым можно доверять?
   Как может самый банальный вопрос прозвучать безошибочным сигналом триумфа?
   — Это будут самые надежные няньки. Сколько нужно — две, три, больше?
   — Я не знаю. — Ее раздирали сомнения, причем явно не по поводу требуемого количества нянек.
   — Я обо всем позабочусь, — поспешил заверить он. Для человека, который годами воевал вдали от дома, няньки не были серьезной проблемой. — Я приеду за вами завтра утром. Ровно в десять я буду у садовых ворот. — Он бы предпочел сказать — с восходом солнца, но сдержался. Она была согласна. Все остальное бледнело и теряло всякое значение по сравнению с этой чудесной договоренностью.
   — А что я скажу моей челяди?
   «Я сам поговорю с ними, — хотелось ему сказать. — Я скажу им, что я смогу заставить вас улыбаться и смеяться и забыть о вашем муже в Москве».
   — Расскажите им обо всем, — просто сказал он. — Они же любят вас.
   — Я не смогу оставаться долго.
   — Столько, сколько пожелаете.
   — Ах, если бы вы смогли дать мне то, чего мне так хочется!
   — Дайте мне попытаться, — произнес он очень нежно. Улыбка вдруг осветила ее лицо.
   — Значит, завтра в десять?
   Он усмехнулся.
   — В десять. — Он встал с края кровати, поскольку стоило ему задержаться еще на миг и поддаться улыбающемуся ему искушению, это могло поставить под угрозу их лесные каникулы.
   Он склонился в грациозном поклоне, легким движением сдвинув в сторону украшенные черненым серебром ножны с кинжалом. А когда выпрямился и движением головы откинул волосы назад, она увидела изумрудный кабошон, раскачивавшийся на левом ухе.
   — К вашим услугам, сударыня.
   — Вы верите в Бога?
   Вопрос оказался неожиданным, но он честно ответил:
   — Иногда. — Затем улыбнулся и добавил: — Особенно сейчас.
   — Тогда иди с Богом, — сказала она мягко. Он склонил голову.
   — Да пребудет также и с вами его благословение, моя госпожа.
   Когда он вышел, она села на постели и задалась вопросом: а стоит ли рисковать жизнью ради того короткого, мимолетного счастья, которое он сможет дать ей?
   И поразилась тому, с какой легкостью пришел ответ.

Глава 10

   Наутро, проснувшись, Татьяна позвала Ольгу и Тимофея и заявила им, что они с Зоей одни отправятся на отдых к друзьям. Тимофею уже доложили, что у ворот сада за кухней были замечены чужие конские следы.
   — Я должна уехать на день-другой.
   — Но вы же не можете уехать одна, — запричитала Ольга. — А кто вам расчешет волосы и поможет одеться? Кто будет ухаживать за младенцем?
   — У моих друзей достаточно слуг.
   — Но они могут не знать, что подать вам на завтрак и что Зое…
   — Хватит, Ольга, все решено, — прервал ее причитания Тимофей. — Когда вы отправляетесь, моя госпожа? — поинтересовался он, понимая, что Татьяне требуется побыть одной. И хотя ему не полагалось расспрашивать хозяйку о ее планах, он уже провел приготовления среди вооруженной охраны. Ответственность за безопасность княгини лежала на его плечах.
   — В десять часов.
   Ему не надо было спрашивать, к кому или куда она едет. Он уже знал имя человека после вчерашней истории с егерями.
   — Я прикажу оседлать Волю, — произнес он с легким поклоном.
   — Спасибо, Тимофей.
   — Мы будем присматривать за московской дорогой, — добавил он невозмутимо.
   Татьяна перевела дыхание, однако когда заговорила, ее голос оставался столь же ровным, как и его:
   — Спасибо, Тимофей. Это хорошая мысль.
   В то утро она одевалась с гораздо большим тщанием, чем даже перед собственной свадьбой. Это было более важным. Она желала выглядеть красивой перед человеком, который мог заставить ярче сиять солнце и петь ее сердце, чье присутствие приносило ей радость.
   Она надела бледно-желтое льняное платье, вырез ее рубашки тончайшего батиста был расшит бабочками, а края украшены длинными кружевами ручной работы. Ее короткие сапожки были из мягкой кожи малинового цвета. А шею украшал кроваво-красный рубин — подарок Ставра.
 
   Ставр не спал всю ночь. Он руководил армией работников, которые срочно обустраивали лесной домик. Были завезены продукты и все необходимое, доставлены шесть нянек, его крепостные соорудили палатки для дружинников, предусмотрительно вне пределов видимости, но достаточно близко из соображений безопасности.
   Когда все было закончено, он наскоро искупался в озере, оделся и отправился на встречу с Татьяной. Адреналин в крови придавал ему бодрость, он пребывал в чудесном расположении духа, перед глазами стоял завораживающий образ княгини. Он предложил двум конникам сопровождать его. Хотя в глубине души сегодня чувствовал себя непобедимым. Ничто не могло помешать ему.
   Он прибыл к садовым воротам раньше срока и встретил там человека Татьяны, чей статус не вызывал сомнений. Он был хорошо одет, худощав, высок ростом, в годах, но отнюдь не немощен. Тимофей, стольник княгини, как он сам представился, говорил учтиво, но в нем не было и намека на смирение или услужливость.
   — Нас беспокоит безопасность нашей госпожи, — заявил Тимофей после беглого обмена положенными любезностями. В его взгляде сквозила решительность и непреклонность.
   Ставр сидел на коне, и весь его внушительный вид с головы до пят выдавал в нем властного военачальника.
   — Я тоже обеспокоен безопасностью княгини.
   — Насколько обеспокоен, вот в чем вопрос.
   Ставр, не привыкший к тому, чтобы слуги задавали ему вопросы, несколько мгновений внимательно разглядывал старика.
   — Я отвечаю за княгиню с самого ее рождения. Я готов отдать жизнь, умереть за нее, — произнес Тимофей мягко.
   — Ах так.
   — Я подумал, вам следовало бы знать это.
   — Она будет защищена. — Ставр наклонился и протянул руку Тимофею. И когда после секундного колебания Тимофей пожал ее, граф улыбнулся. — Я тоже готов отдать жизнь за нее, старик. Мы оба на одной стороне.
   Тимофей отступил на шаг и предостерег его:
   — Ее муж убьет нас обоих без колебаний, если найдет вас.
   — Я знаю. За мной идет отряд конников.
   — Если он заявится, то не будет предупреждать заранее.
   — Я поставил дозор на московской дороге. Дворовые княгини верны ей?
   Тимофей взглянул на него с оскорбленным видом.
   — Ладно. Поскольку я недавно в этих краях, с уверенностью могу говорить лишь за своих людей. Я принял меры предосторожности, и никто не может покинуть усадьбу до моего возвращения. Если тебе потребуется связаться с княгиней, пошли гонца. Один из моих дозоров будет здесь постоянно. — Глаза Ставра блеснули. — Мы еще поговорим с тобой. Она уже здесь.
   Когда спустя мгновение Татьяна подъехала, она бросила на Тимофея сердитый взгляд.
   — Ты шпионишь за мной?
   — Нет, моя госпожа. Я выехал прогуляться и наткнулся на графа.
   — Я сам ему представился, — сказал Ставр с улыбкой. — Надеюсь, вы ничего не имеете против?
   — Никому ни слова об этом, — приказала Татьяна, ее лицо залилось краской.
   — Ну конечно, моя госпожа.
   Крошка Зоя из своей люльки поймала взгляд Ставра и, протянув к нему ручонки, приветственно загугукала и заулыбалась.
   Для ребенка, который не терпел никого, кроме матери и нянек, это было несвойственно и привлекло внимание Тимофея. Он с удивлением смотрел, как Ставр наклонился, вытащил Зою из люльки и усадил себе на руки.
   Когда Тимофей, вернувшись домой, рассказал об этом челяди, происшествие повергло всех в глубокий шок.
   — А вдруг гетман околдовал госпожу и ее дитятко? — прошептала Ольга.
   — Разве что своим обаянием и привлекательностью, — сухо заметил Тимофей.
   — Он действительно так красив, как говорят? — затаив дыхание, спросила одна из кухарок.
   — Раз задело берется Тимофей, значит, княгине угрожает опасность, — фыркнул повар.
   — С ним ей ничто не угрожает… кроме возможных сплетен и слухов. — Тимофей обвел взглядом собравшуюся вокруг челядь. — Но из этого дома сплетен не будет. Я ему дал слово.
   — Чтобы мы подвергли нашу дорогую госпожу риску, когда ее муж просто дьявол во плоти! Да у меня скорее вырвут язык, чем я вымолвлю хоть слово во вред ей или ее новому другу, — заверил повар.
   — Я бы сказала, что он больше чем друг, — хихикнула одна из служанок.
   — Чтобы я здесь больше не слышал подобных разговоров, — оборвал ее Тимофей. Его голос прозвучал, словно удар кнута. — Я хочу, чтобы каждый из вас был настороже, пока княгиня отсутствует. И чтобы мне тут же сообщили, если поблизости появится чужак.