Джонсон Сьюзен. Добродетель и соблазн

   — И то верно, — и тотчас же избавился от одежды. — Прошу прощения заранее, — пробормотал он, устраиваясь у нее между ног, рукой раздвигая ее бедра. — В следующий раз будет поудобнее.
   Но ему не было нужды оправдываться.
   — Мне нравится именно так, — застонала она в тот самый момент, когда он входил в нее. — Только скажи мне, что надо делать.
   Но ему не пришлось слишком многому ее учить, все получилось само собой, у нее оказалось врожденное чувство ритма. Она, к счастью, заводилась так же быстро, как и он, и столь же быстро достигала экстаза. А может, просто обоим пришлось чересчур долго ждать? И оба они насладились несколькими оргазмами подряд.
   Правда, когда он кончал, он никогда не чувствовал, будто умирает. Зато она ощущала, словно это случилось в последний раз. Но как она могла бы иначе узнать, что лучше не бывает?
   И до самого рассвета он сосал ее сочные груди, разделяя с Зоей ее пропитание. Захватив сосок, он одними губами довел ее до оргазма. Затем проделал то же самое с другим. Потом вновь занялся первым. И чтобы не быть несправедливым ко второму, снова сменил грудь. И так четыре раза. Четыре невероятных, неслыханных, грандиозных оргазма, сопровождавшихся громкими криками и стонами.
   Ее крики привлекали внимание дружинников Ставра, но поскольку за ними в ночи не раздавался волчий вой — условный сигнал, они переглядывались с понимающими улыбками и засовывали мечи обратно в ножны.
   Первая ночь на лесной даче послужила началом летнего блаженства. Дни были посвящены Зое, которая поразительно быстро росла этим летом благодаря заботам двух взрослых. Но ночи принадлежали им.
   Молодого гетмана и прекрасную княгиню соединила глубокая любовь, на сон времени оставалось мало, что, впрочем, было вовсе необязательным.
   Тимофей время от времени посылал записки, Ставр руководил своим хозяйством через дворецкого. Под каким-то вежливым предлогом он даже отменил приезд матери, чтобы не терять драгоценное время, проведенное с Татьяной. Ничто не было так важно, как их пылающая любовь.
   Ставр хотел, чтобы они поженились, но Татьяна всегда отвечала уклончиво, когда он заводил речь о замужестве. И не желая омрачать совершенства их маленького рая, он не торопил ее с ответом. Ее муж изредка фигурировал в их разговорах в эти летние месяцы, но любое упоминание о нем вызывало у Ставра желание покончить с ним, а потому этой темы они тоже избегали.
   Будущее казалось им слишком жестоким, а мгновения, проведенные вместе, слишком быстротечными. Они предпочитали жить в волшебном настоящем.
   И не было для них более чудесного места на земле, чем этот их райский уголок, затерянный в лесу.

Глава 12

   Приближался сентябрь, и Ставр больше не мог откладывать отъезд. Его люди уже давно находились в полной готовности, и их нетерпение росло с каждым днем. Войско Сигизмунда должно было выступить на юг меньше чем через две недели, и им придется активно использовать кнут и шпоры, чтобы прибыть к месту назначения вовремя. Дмитрий подчеркнул это, недовольно поджав губы, однако достаточно тактично, не упоминая, что они понапрасну теряют время из-за женщины.
   — Да знаю, знаю я, — пробурчал Ставр. Он не упоминал Татьяну и не говорил, что он впервые в жизни полюбил по-настоящему. Все равно его людям этого не понять. — Я буду готов к завтрашнему дню.
   Наутро он приказал разобрать шатры и закрыть лесной домик. Хотя его дворня и дружина вполне могли сами управиться с приготовлениями к отъезду, у него еще оставалось множество дел, которые он должен был решить лично. Татьяна с Зоей приехали —с ним в его усадьбу. Влюбленные не могли расстаться ни на минуту. Но между ними незримо маячил призрак неотвратимой разлуки.
   Впрочем, когда они вернулись в усадьбу Ставра, постоянные хлопоты и заботы отвлекали их от мрачных мыслей. Ставр созвал старших слуг и распределил их обязанности на время его отсутствия. Затем он сложил и упаковал свои военные карты и ценные бумаги. Он написал письма семье и торговым агентам, сообщив им в общих чертах свой маршрут. Он собрал в доме деревенских старост, объяснив каждому его задачи. На протяжении всего дня Татьяна была рядом, оказывая посильную помощь, отчаянно пытаясь не плакать и не расстраивать его. Ставр иногда поглядывал на нее и улыбался или делал безобидные замечания, не желая показывать, что, возможно, это был последний день, который они проведут вместе.
   Однажды она заметила ему, когда он проводил очередного посетителя из кабинета:
   — Раз я мешаю тебе, то лучше уж уеду.
   Он резко обернулся в дверях и сердито бросил:
   — Ни в коем случае! — Он тотчас же извинился за резкость. — Даже и не думай о своем отъезде, — попросил он. — Хотя я с радостью увез бы тебя с собой.
   Она прикусила нижнюю губу, чтобы удержаться от слез.
   — Временами кажется, что мир слишком несправедлив к нам.
   — Все будет хорошо, клянусь тебе. — Он наклонился, взял ее лицо в свои руки и нежно поцеловал. — Ни один фанатик веры не может чувствовать себя более убежденным в этом, чем я, — заверил он ее. — Мы будем всегда вместе, ты и я.
   — И Зоя.
   Он выпрямился и улыбнулся:
   — И наша любимая Зоя.
   Уже было совсем поздно, когда все мелочи были улажены, последнее письмо отправлено. Остатки ужина еще были на столе, свечи догорали. Он вытер лоб рукой и откинулся в кресле.
   — Ну, все, я думаю. — Взглянув на Татьяну, свернувшуюся калачиком в кресле, он улыбнулся. — Без тебя я не смог бы все это осилить. Ты никогда не думала о жизни служащего?
   — Разве что с тобой. — Она улыбнулась. — Впрочем, обычно я целыми днями занималась усадьбой.
   — А в это лето я помешал тебе.
   Она покачала головой.
   — Я сама выбрала то, чем занималась летом.
   — Да, — прошептал он, ласково взглянув на нее. — Так , же, как и я.
   — По-моему, мы сделали хороший выбор, — промолвила она.
   — Ночь почти прошла, — хрипло произнес он, словно намекая на что-то.
   — Не совсем.
   Он усмехнулся.
   — Ну, тогда…
   Она встала и чуть кивнула в его сторону. Он тут же поднялся, взял ее за руку и повел вверх по лестнице.
   Они занимались любовью, едва не плача, не в силах отогнать мысли о том, что, возможно, это их последняя ночь. Он был бесконечно нежен, а она едва сдерживала слезы. И оба старались сохранить на ждущее их тревожное будущее это жгучее ощущение, прикосновение и запах друг друга.
   И когда пролетели последние часы, он крепко обнял ее, не желая оставлять одну.
   — Поехали со мной, — зашептал он, впрочем, не в первый раз. — Я найду тебе квартиру в Кракове. Ты будешь в безопасности. Обещаю тебе.
   — Я не могу. И ты знаешь это. — Сколько раз уже ей страстно хотелось сказать «да». —. Вот когда ты вернешься весной, я уеду с тобой.
   — Митрополит не сможет помочь тебе, — возразил он. — Он не пойдет против воли царя.
   — Я все же надеюсь. — Она все еще сохраняла оптимизм. Или, скорее, была не готова пренебречь обычаями окружающего мира. Православная церковь в отдельных, правда, очень редких, исключительных случаях признавала развод. Почему бы этому не произойти с нею?
   — По мне так все равно, разведена ты или нет.
   — Я знаю. — Но это имело значение для нее, поскольку она хотела сама избавиться от своего мерзкого мужа и выйти замуж за человека, которого любила. Возможно, это было слишком романтичной надеждой, но ведь она была молода и наивна.
   — Мы могли бы пожениться в Кракове, прежде чем я отправлюсь в крымский поход. Кто из нас мудрее?
   Православная церковь не имела власти в католической Польше.
   Она тихо вздохнула.
   — Я окажусь мудрее, дорогой. Пожалуйста, дай мне хотя бы попытаться получить развод. Митрополит Псковский имеет большое влияние при дворе.
   — По-видимому, все-таки недостаточное, раз он не смог уберечь тебя от этого гнусного, развратного Шуйского.
   — Давай не будем ссориться. — Отношение к ней ее мужа всегда было болезненной темой для Ставра. — Если митрополит не сможет помочь, я уйду с тобой по весне — просто… со спокойным сердцем. — Она коснулась его губ, стараясь выпить его горечь. — Ну пожалуйста, дорогой, будь ко мне снисходителен.
   Как и всякий раз, когда они спорили о ее браке, Ставр уступил, потому что он любил ее и знал, как важно для нее, чтобы ее любовь не приходила в противоречие с ее принципами. Она так мало знала об этом бессовестном мире! И все еще верила в справедливость и правосудие.
   Хотя не было никаких гарантий, что он сможет приехать в Краков во время военной кампании или вернуться вообще, в своем доме она будет чувствовать себя более свободно, чем в Польше.
   — Прости меня. Конечно же, ты права. Пожелаю тебе удачи с митрополитом. — С сердцем, переполненным любовью, он нежно поцеловал ее. — Я вернусь, когда зацветут вишни, — прошептал он, стремясь надолго запомнить ощущение ее вкуса и запаха.
   — Как бы мне хотелось, чтобы тебе не надо было уезжать! — На ее глазах появились слезы. Она знала, какие опасности ожидали его.
   — Это же всего несколько месяцев, и я вернусь даже раньше, чем ты думаешь, — утешал он, утирая ее слезы. — Не плачь.
   — Я не буду. — Но она не могла удержать слез.
   — Рад слышать это, — поддразнил он, а ее слабая улыбка воодушевила его. — Скажи мне, что тебе привезти с оттоманских базаров: шелковые наряды, драгоценности, рабыню, которая будет причесывать и умывать тебя?
   — Зачем мне рабыня, когда у меня есть ты? — Она попыталась поддержать его шутливый тон.
   Его улыбка была такой теплой, близкой и милой, она запомнит ее навсегда.
   — Именно так я и подумал. Тогда, значит, шелка и драгоценности?
   Она вдруг устала быть сильной, слезы хлынули горьким потоком.
   — Мне не надо… подарков, — всхлипнула она. — Мне нужен только ты. Обещай, что будешь беречь себя.
   — Обещаю, — солгал он, человек, который всегда вел своих людей в атаку. — Не тревожься.
   Он поднялся до рассвета и тихо оделся, чтобы не разбудить ее. Поцеловав спящую, он на мгновение остановился у постели, стараясь запомнить каждую черточку ее чистой, свежей красоты, ибо судьба была изменчивой, а турки давно уже дожидались его.
   Наконец он повернулся и решительно направился к двери. Уже взявшись за ручку, он остановился и кинул последний взгляд. Будь он более жестоким и грубым, он бы просто похитил ее. Многие князья и атаманы возили женщин за собой в обозах. Турецкие паши вообще брали на войну гаремы. Это была эпоха, когда повсюду торжествовала власть и сила оружия. Но он не поддался искушению. Она оставалась здесь, поскольку этого желала. А он хотел сохранить ее расположение и любовь.
   «Святый Боже, храни ее, — молился он безмолвно. — Пусть будет тверд и надежен мой меч.
   Будь милосерден к нашей любви и ко всему, что нам дорого».
   Круто повернувшись, он отворил дверь и мгновение спустя тихо прикрыл ее за собой.
   Зловещее предчувствие беды вдруг охватило его. Не надо было молиться, размышлял он, пытаясь отогнать тревогу. Он никогда этого не делал. И Господь все равно не имел никакого отношения к их борьбе за выживание. Перепрыгивая через две ступеньки, он старался не поддаваться минутной слабости.
   Быстроногий скакун, остро наточенный меч и верные дружинники за спиной — вот все, что нужно хорошему гетману, и тогда сам черт ему не брат.
   В сенях он застегнул куртку, подпоясался ремнем с кинжалами, надел перевязь с мечом в ножнах, закинул за спину мушкет. Его шлем и кольчугу дружинники заранее погрузили на вьючную лошадь. Он бросил взгляд вверх на лестницу, борясь с желанием отдать последний поцелуй, глубоко вздохнул и решительно шагнул наружу в предрассветную прохладу.
   Его люди уже ждали на выезде при полном вооружении и верхом на конях.
   — Надеюсь, вам не пришлось долго ждать, — сказал он, подходя к своему скакуну.
   — Всего лишь одно лето, — буркнул Дмитрий.
   — Кроме этого, я имел в виду, — ухмыльнулся Ставр. Всеобщий хохот потряс тишину утра.
   — В этот раз Сигизмунд обещает нам большие трофеи.
   — Дай-то Боже, — привычно гаркнула в ответ дружина.
   — А может, хилые турки добровольно помогут нам в этом. В любом случае это будет моей последней кампанией, с трофеями или без них.
   Ставр вскочил на застоявшегося гнедого, пришпорил его и поскакал вниз по дороге. Дружинники последовали за ним, и каждый тайком осенил себя крестным знамением. Говорить об уходе от военных дел было плохой приметой. Это означало смерть. Как и любой его дружинник, Ставр знал об этих суевериях, однако безрассудно искушал судьбу. Так же, как он испытывал ее любовной связью, длившейся целое лето. Княгиня была замужем за одним из самых жестоких извергов во всей России; ему стоило быть более благоразумным.
   Женщины всегда были самым опасным развлечением солдата.
   Разве не сам Ставр всегда предостерегал своих людей об этом?
   Что ж, любой из них был волен сам решать — отправляться в поход или оставаться в Ливонии.

Глава 13

   По возвращении домой Татьяна тотчас же начала строить планы поездки в Псков. Она написала письмо митрополиту с просьбой об аудиенции. Не упоминая слова «развод», она, однако, сообщила, что хотела бы поговорить с ним о тяготах своей супружеской жизни. Хотя православная церковь и не одобряла развод, официально он не был запрещен. Более того, российские каноны расширили список оснований для расторжения брака, когда под угрозой оказывалось физическое или экономическое благосостояние женщины.
   Митрополит знал, каков был ее муж, и если это в его силах, он поможет.
   Тимофей и Ольга будут сопровождать ее, а также няньки, конюшие и отряд вооруженных всадников. Тимофей сейчас занимался хозяйством и снабжением продуктами. Дороги были очень плохими, но часть пути они могли проделать в карете. А за время неспешного путешествия у нее будет достаточно досуга, чтобы подготовить убедительные аргументы.
   Но в тот самый день, когда они должны были отправиться в Псков, она проснулась с ощущением тошноты. Это просто нервы, сказала она себе, снова ложась в постель, чтобы предотвратить рвоту. Она не хотела замечать, что чувствовала себя точно так же, как в первые месяцы, когда была беременна Зоей. Женщины не могут зачать в период кормления грудью. Это считалось непреложной истиной. Или все-таки… Издав короткий придушенный крик, она вдруг вскочила с постели и как раз вовремя добежала до горшка. Спустя несколько секунд, мертвенно бледная и вся дрожа, она поняла: ехать к митрополиту слишком поздно.
   Она не посмеет подойти к нему сейчас — в таком виде… виновная в прелюбодеянии. Не сможет притвориться, что ее отношения со Ставром были платоническими.
   Да и митрополит едва ли сделает вид, что не заметил этого, даже сочувствуя ей. Церковный суд медлителен и осторожен. Развод требовал долгих слушаний, рассмотрения жалоб и свидетельств обеих сторон судом присяжных, который затем должен был взвесить все доводы и вынести решение по их браку.
   А она не могла ждать.
   И почти тут же ей в голову пришла пугающая мысль. А вдруг муж узнает о ее положении?.. Ее парализовал страх. Пытаясь успокоиться, она напомнила себе, что Игорь никогда не приезжал в ее усадьбу. Москва далеко, под рукой у него всегда были любовницы, и вероятность того, что ему вдруг захочется повидать ее, представлялась ничтожной.
   Утихомирив на время свои опасения, она принялась размышлять о том, какое это будет чудо и радость, если она родит Ставру ребенка. Неужели это правда? Возможно ли это? Зажмурившись, она представила себе его улыбку, когда она скажет ему об этом, воображала, как загорятся его глаза. Она знала, что он обрадуется этой новости. Может, произошло маленькое чудо? Неужели духи даровали свое благословение их любви? Да сохранят эти добрые духи Ставра и благополучно вернут его домой!
   Она принялась загибать пальцы. Он может своевременно вернуться. Будет дома к рождению ребенка. Татьяна засмеялась и ощутила, как слезы радости текут по ее щекам. Она пошлет ему письмо, он захочет все знать.
   Господи, но как же его найти?
   Тимофей узнает.
   Она крикнула своего дворецкого.

Глава 14

   Князь Шуйский проснулся от звука тихих шагов и потянулся за кинжалом под подушкой. В тусклом свете материализовалась фигура слуги, рука, сжимавшая рукоятку кинжала, разжалась.
   — Что это значит? — прорычал он.
   Никто не мог позволить себе вторгнуться в его личные покои без вызова.
   Юноша почти распростерся в низком поклоне, а его голос слегка дрожал, пока он говорил.
   — У меня важные новости, ваше сиятельство. — Никто не отважился передать князю это сообщение, даже шпион, который доставил его.
   Игорь оттолкнул голую женщину, лежавшую в его постели, и щелчком пальцев отпустил ее. Когда она выскочила из спальни, он сел на постели и потянулся за бутылкой вина на ночном столике.
   — Тебе повезет, если это действительно важно, — буркнул он, поднося бутылку ко рту. — А иначе ты получишь тридцать плетей за то, что разбудил меня.
   — Виктор сказал, что вы должны это знать.
   Игорь вернул бутылку на место, даже не сделав глотка. Виктор, его доверенный слуга, руководил службой сыска и доносов. В глубине души он был невероятно труслив, но очень хитер и был чрезвычайно полезен на своем месте.
   — Это касается вашей супруги.
   Князь Шуйский откинулся на изголовье постели и криво ухмыльнулся:
   — Он побеспокоил меня из-за этой безобидной суки? Может, Виктор жаждет получить тридцать плетей?
   — Она брюхата.
   Улыбку словно сдуло с лица князя.
   — Это невозможно, — пробормотал он, откидывая одеяло. — Меня что, окружают одни бездельники и невежды? — Поднявшись, он возвышался над слугой, голый, весь покрытый волосами, словно огромный бурый медведь. — И что же? — щелкнул он пальцами.
   Князь был всегда очень грозен, вспыльчив и непредсказуем, и юноше пришлось собрать все свое мужество, чтобы не повернуться и не броситься бежать без оглядки.
   — Это… правда… ваше сиятельство, — с трудом выговорил он. — Василий… прискакал… сюда сам. Он видел… ее.
   Князь резко повернулся и шагнул к двери. Открыв ее, он с ревом, от которого задрожали стены, позвал Виктора и Василия. Так и не одевшись, он расхаживал по коридору, пока оба они не предстали пред его очами, а затем закрылся с ними в своих покоях. Даже за плотно закрытыми дверями были слышны громовые раскаты его голоса.
   Через час он выскочил из спальни, одетый, в сапогах со шпорами и в полном вооружении. А спустя десять минут во главе грозного отряда всадников галопом пронесся через Никольские ворота, взяв курс на север.

Глава 15

   Князь Шуйский установил новый рекорд жестокости, загнав до смерти десятки лошадей в своей безудержной гонке. Но что значили лошади для того, кто ни во что не ставил и человеческую жизнь? А его гнала вперед ярость.
   Вскоре Татьяна получила известие о его приближении, ее охрана галопом пронеслась по лесам и долам, не разбирая дороги, чтобы сообщить ей, что ее супруг во главе многочисленной дружины спешит к ней.
   Странным образом Татьяна не испытала страха, а лишь ощутила, что времени оставалось в обрез. Поскольку дружина была слишком сильна и оказать ей сопротивление не представлялось возможным, она распорядилась, чтобы вся дворня немедленно бежала в усадьбу Биронов. Поцеловав Зою на прощание, она передала ее нянькам.
   — Я скоро приеду за вами, — заявила она перепуганным женщинам. — А до тех пор не возвращайтесь ни при каких обстоятельствах, что бы ни случилось. Записки от меня недостаточно. Я прибуду сама или не появлюсь вообще, — мягко, но не терпящим возражения тоном сказала она. Они со Ставром реально осознавали подстерегавшие их опасности и заранее обсудили планы на подобный случай.
   — Нам тоже пора ехать, госпожа. — Тимофей стоял в дверях, протягивая ей ее отороченную мехом шапку. — Воля уже оседлана и ждет вас.
   Княгиня и Тимофей должны были послужить приманкой, чтобы отвлечь людей Шуйского от убегавших слуг. Двум верховым было легче скрыться в дремучем ельнике, где Тимофей знал каждую звериную тропку и убежище. Они считали, что риск невелик. Несмотря на ноябрьские холода, снег еще не выпал, и их будет трудно выследить.
   Так что пока дворовые увозили Зою в безопасное место, Татьяна и ее верный слуга ждали на въезде в усадьбу, высматривая дружину князя Шуйского. Когда показались первые конники, княгиня и Тимофей пришпорили лошадей и галопом понеслись к спасительной чаще деревьев.
   Мгновение спустя прогремел мушкетный залп, вполне, впрочем, безвредный на таком расстоянии. Однако через несколько секунд жужжание стрел наполнило воздух. Дальнобойный лук был гораздо эффективнее, и Татьяна и Тимофей, спасаясь, низко склонились над головами коней.
   Татьяну было легко узнать по развевающимся волосам, а ее мстительный муж не собирался дать сбежать своей заблудшей жене.
   — Лошади! Цельтесь в лошадей!
   Животные пали, пораженные тучей стрел, сбросив наездников на землю.
   Рот князя чуть тронула кривая ухмылка.
   Быстро вскочив на ноги, Татьяна кинулась к Тимофею. Тот лежал на земле в неловкой позе, его ноги были придавлены конем, одна рука торчала под неестественным углом.
   — Бегите, моя госпожа, — прошептал он, изо рта его хлынула кровь. Бежать было некуда. Ее перехватят задолго до того, как она доберется до леса. — Сейчас еще есть время.
   Она встала на колени перед Тимофеем и рукавом вытерла ему кровь.
   — Все домашние убежали. Мы сделали это, ты и я, — шептала она, глядя, как под его головой растекается кровавое пятно.
   Она мягко коснулась его щеки. Сколько раз он утешал ее в юности? Выслушивал ее детские беды? А сейчас его взгляд затуманился, жизнь уходила из него по вине безжалостного царя и ее гнусного супруга, возжелавшего завладеть ее состоянием. Она почувствовала всю горечь утраты, ее охватили гнев и ярость. И в момент, когда все рушилось, она взяла судьбу в свои руки.
   Ледяное спокойствие наполнило ее душу, когда она опустилась на колени перед человеком, который верно служил ей. Татьяна бережно закрыла его безжизненные глаза и встала на ноги. В своем горе, не чувствуя страха, она отряхнула траву с юбки и плаща, привела в порядок одежду, словно собиралась встретить дорогих гостей, а не шайку вооруженных бандитов.
   Небрежность и обыденность ее жеста насторожили Шуйского, когда он остановил коня и пристально взглянул на женщину, которая словно бы не замечала его присутствия. Она поправляла расшитые обшлага перчаток для верховой езды, и ее безучастное равнодушие наполнило его ужасом. Это был век суеверия и фанатичной набожности, страх перед Богом и варварские предрассудки сосуществовали в языческой душе человека. А вдруг милость Божия защитила его жену? Ни единый выстрел, ни одна стрела не тронули ее.
   Она наконец подняла глаза, и он вздрогнул перед неумолимой злобой и презрением в ее глазах.
   — Мой друг Тимофей погиб, — вымолвила она, а ее ледяной взгляд пронизал его холодом до самых костей. — Это была бесполезная смерть. Господь покарает тебя за это гибелью, — произнесла она, указывая на него перстом и взглядом, горящим фанатичной мстительностью.
   Она была воплощением богини смерти, облаченная в верный плащ, с пронзительным, завораживающим взором и убийственным холодом в голосе.
   Под темной бородой и смуглой кожей Шуйского проступила мертвенная бледность. Но в этот момент кто-то из его людей хихикнул, и это укрепило его решимость.
   — А может, он покарает именно вас, сударыня. — Его взгляд скользнул по ее округлившемуся животу. — За ваши грехи. — Доказательство неверности жены подстегнуло его мстительную ярость и умерило страх, на лице появилось мрачное выражение. — Когда я вернусь с головой вашего любовника, вы сможете подарить ему последний поцелуй перед тем, как умрете сами.
   Татьяна покачала головой.
   — Я сейчас вижу Ставра. Он смеется над вашими хилыми потугами. — Взмахнув рукой жестом, охватившим всех присутствующих конников, она добавила тихо, словно понимая, что ей не требуется повышать голоса, чтобы быть услышанной. — Он насылает на всех вас проклятие Господне, называя бессильными ничтожествами.
   Людей князя охватило смятение. В длинном, до лодыжек, черном плаще, с развевающимися на ветру темно-рыжими волосами, безжалостным взглядом, проникающим в самую душу, она казалась им черной колдуньей, насылающей на всех проклятие.
   Даже княжеский конь непрестанно перебирал ногами, словно и его затронули ее бесовские чары. Крепче сжав коленями конские бока, Игорь проклял в душе царя, заставившего его жениться на этой злобной гарпии. Неуверенный, ощущая безотчетный страх перед столь яростным фанатизмом, князь прибегнул к угрозе:
   — Вашему гетману будет не до улыбок, когда мы найдем его.
   Татьяна вздернула подбородок и пронзила своего мужа испепеляющим взглядом, исполненным непреклонности.
   — Ты не сможешь даже тронуть его!
   Привстав в стременах, он пришпорил коня и понесся во весь опор, не желая продолжать спор, который мог лишь унизить его в глазах его дружины или хуже того — сделать жертвой дьявольского проклятия жены. Он кожей чувствовал, как ее взгляд прожигал дыру в его спине, а ежели она действительно обладает даром Божиим, то может быть опасной. Видимо, все же царь Иван, ослепленный соблазном завладеть ее состоянием, кое-чего не учел. Наверное, теперь разумнее избрать более безопасный способ, чтобы расправиться с княгиней Татьяной. Он мог бы отправить ее в монастырь, держать под стражей где-нибудь в удаленном имении и спокойно оформить развод. Использовать любую возможность, лишь бы не подвергаться риску мести ее злобных богов.