Страница:
«Для этой работы есть множество Посвященных и Солдат. Конечно, я предполагаю, что тебе скучно все время заботиться об обучении. Обучать дураков красться по лесу и лазать по скалам, словно они не могут направлять. Даже эта засиженная мухами деревня могла бы выглядеть получше». — Его улыбка превратилась в ухмылку, презрительную и ничуть не победную. — «Возможно, если ты попросишь М'хаэля, он позволит тебе присоединяться к нашим занятиям во дворце. Тогда тебе не было бы скучно».
Лицо Логайн не изменялось, но Габрелле почувствовала одну единственную искру ярости сквозь узы. Она как-то подслушала интересные новости о Мазриме Таиме и его частных занятиях, но каждая из Сестер уже знала, что Логайн и его друзья не доверяли Таиму и любому, кто посетил его уроки, а Таим кажется, не доверяет Логайну. К сожалению, Сестры не много смогли узнать об этих занятиях, никто не был связан с узами с мужчинами фракции Таима. Некоторые из них считали, что недоверие появилось потому, что оба мужчины считали, что были Возрожденным Драконом, или что это признак безумия, которым награждает мужчин способность направлять. Она не обнаружила в Логайне никаких признаков безумия, она наблюдала за этим столь же пристально, как и за признаками того, что он собирался направлять. Если она будет связана с ним, когда он сойдет с ума, это также повредит и ее разум. Независимо от того, что вызвано трещину в рядах Аша'манов они должны этим воспользоваться.
Улыбка Мишрэйля исчезла, хотя Логайн просто на него смотрел.
«Наслаждайся своим гадюшником», — сказал он наконец, разворачивая лошадь. Глухой стук его каблуков по крупу лошади, заставил животное прыгнуть далеко вперед: — «Некоторых из нас ждет слава, Логайн».
«Он не сможет долго наслаждаться своим Драконом», — пробормотал Логайн, наблюдая, как мужчина галопом мчится прочь. — «Он слишком болтает языком». — Она не думала, что тот подразумевал комментарий про нее и Тувин, но она не смогла понять и то, что еще он мог подразумевать. И почему он внезапно разволновался? Очень хорошо скрывая это, особенно сквозь узы, но тем не менее, он разволновался. Свет, иногда кажется, что знание содержимого мужской головы только ухудшает его понимание! Внезапно он пристально, изучающе, взглянул на нее и Тувин. Новая волна беспокойства проскользнула сквозь узы. О них? Или — странная мысль — за них? — «Боюсь, мы должны сократить нашу поездку», сказал он через мгновение. — «Я должен сделать приготовления».
Он не сорвался в галоп, но он все же задал более высокий темп возвращения в деревню, чем выезжая. Он теперь был сосредоточен. Габрелле подозревала, что-то напряженно обдумывал. Узы фактически жужжали от напряжения. Он, должно быть, ехал инстинктивно.
Прежде, чем они разъехались, Тувин подвела свою лошадь поближе к Габрелле. Наклоняясь в седле, она придержала Габрелле, бросив стремительный взгляд на Логайна, словно опасалась, что он мог бы оглянуться и увидеть, что они разговаривают. Казалось, она никогда не обращает внимание на то, что сообщают ей узы. Двойное усилие заставило ее болтаться в седле как горошину, на грани падения.
«Мы должны идти с ним», — зашептала Красная. — «Чего бы то ни стало, ты должна проследить». Габрелле удивленно подняла брови, и Тувин в смущении покраснела, но не утратила настойчивости. — «Мы не можем позволить себе быть оставленными», — выдохнула она поспешно. — «Мужчина не отбросил свои амбиции, когда прибыл сюда. Неважно, какие мерзости он планирует, мы не сможем ничего сделать, если мы не будем рядом, когда он попытается».
«Я могу видеть то, что перед моим носом», — сказала резко Габрелле и почувствовала облегчение, когда Тувин просто кивнула и замолчала. Это было все, что Габрелле могла сделать, чтобы справиться с разливающемся в ней страхом. Неужели Тувин никогда не задумывалась о том, что она способна ощущать сквозь узы? Кое-что, что всегда было там, связанное с Логайном — решимость — теперь было твердым и острым как нож. Она решила, что, на сей раз, знает то, что это должно означать, и от этого знания у нее пересох рот. Она не могла сказать точно с кем, но она была твердо уверена, что Логайн Аблар ехал воевать.
Медленно спускаясь в один из широких коридоров, которые мягко обвивали Белую Башню, Юкири чувствовала себя как заморенная голодом кошка. Она едва могла заставить себя слушать то, что говорила скользящая рядом сестра. Было только раннее утро, первые лучи солнца заслонял падающий на Тар Валон густой снег, и на средних уровнях Башни были так же морозно как зимой в Приграничье. Ну, пусть не столь же холодно, как она помнила. Она не была там далеко на севере уже множество лет, и память подсказывала то чего не было. Вот почему письменные отчеты настолько важны. По крайней мере, кроме того, что Вы не имеете права записывать. Однако, было достаточно холодно. Несмотря на способности всех древних строителей и их опыт, тепло от больших печей в подвалах Башни никогда так высоко не добиралась. Сквозняки заставляли плясать языки пламени в позолоченных настенных фонарях, а некоторые были достаточно сильны, чтобы раскачивать тяжелые гобелены, развешенные на белых стенах. Их весенние цветы, леса и экзотические птицы и животные, чередующиеся со сценами триумфов Башни, которые никто никогда не увидит в общих залах внизу. Ее комнаты с теплыми каминами, наверное, были бы намного удобнее.
Несмотря на попытки отвлечься, новости от внешнего мира крутились в ее голове. Или точнее, недостаток точных новостей. То, что сообщали шпионы из Алтары, и Арад Домана было слишком беспорядочно, а те немногие сообщения, что снова начинали поступать из Тарабона были пугающие. Судя по слухам правители Приграничных королевств могли быть всюду: от Запустения до Андора, Амадиции или Айильской Пустыни; единственный достоверный факт то, что никто не был там, где им следовало — охранять границу Запустения. Айил были повсюду, и вышли из-под контроля ал'Тора, если они когда-то были. От последних новостей из Муранди ей захотелось одновременно скрежетать зубами и плакать одновременно, тогда как Кайриэнцы… Сестры просто наводнили Солнечный Дворец, но некоторые, по подозрениям, были мятежницами, и ни одной известной лояльной Башне. И все еще никаких известий от Койрен и ее посольства, с тех пор как они отбыли из города, хотя они уже давно должны были вернуться в Тар Валон. И словно этого было недостаточно, сам ал'Тор вдруг снова исчез словно мыльный пузырь. Могут ли рассказы о том, что это он разрушил половину Солнечного Дворца быть правдой? Свет, мужчина не мог еще сойти с ума! Или «мудрое» предложение Элайды о «защите» заставило его спрятаться? Что напугало его? Он пугал ее. Он пугал также и остальных Восседающих, заставляя их трепетать помимо воли.
Единственное в чем действительно можно быть уверенной то, что ни одной из этих капель недостаточно для ливня. Однако, это знание никак не помогало сосредоточиться на деталях. Беспокоиться о том, что попали в заросли роз, даже если шипы в конечном счете могут Вас убить, слишком большая роскошь, когда к вашим ребрам приставили нож.
«Каждый раз за прошлые десять лет, когда она покидала Башню, это было по ее собственным делам, так что нет свежих отчетов, чтобы проверить» — бормотала ее спутница. — «За ней трудно проследить. Когда она вне Башни, то становится… осторожной». Ее темные золотистые волосы были зачесаны назад и держались гребешками из кости. Мейдани была высока и достаточно стройна, чтобы заметить полную грудь, эффектно подчеркнутый и вышивкой серебряного цвета на темном лифе платья, и тем способом, которым она шла, наклонившись к уху Юкири. Ее шаль, сползшая до запястий, длинным серым шлейфом тянулась по плиткам пола.
«Выпрями спину» — тихо прорычала Юкири. — «Мои уши не забиты грязью».
Женщина, покраснев, отшатнулась. Поправив шаль повыше на плечах, Мейдани чуть обернулась, посмотрев за плечо на своего Стража Леонина, который следовал за ними на безопасном расстоянии. Если они могли только слышать слабый звон серебряных колокольчиков на черных косичках мужчины, то и он не мог слышать того, что говорили тихим голосом. Мужчина знал не больше, чем необходимо — почти ничего важного, за исключением того, что его Айз Седай от него хотела. Для любого хорошего Стража этого было достаточно — он мог бы причинить неприятности, если бы узнал слишком много, но не было никакой нужды шептать. Люди, которые видят как кто-то шепчется хотят узнать в чем состоит секрет.
Другая Серая раздражала бы ее не больше, чем остальной мир, даже, если бы не оказалась галкой в лебяжьих перьях. Не сильно, в любом случае. Отвратительно, мятежница, притворяющаяся лояльной, но все же Юкири фактически была довольна, что Саэрин и Певара убедили ее, что им еще рано передавать Мейдани и ее подруг-галок Закону Башни. Их крылья теперь были подрезаны, а они были полезны. Они могли даже рассчитывать на снисхождение, когда они действительно предстанут перед судом. Конечно, если присяга, которой они подрезали крылья Мейдани, выйдет на поверхности, сама Юкири может легко оказаться рядом, ожидая милосердия. Мятежницы или нет, но то, что она и прочие сделали с Мейдани и ее товарками было столь же далеко вне закона, как и убийство. Или измена. Клятва повиновения, принесенная на Клятвенном Жезле. Данная под принуждением — была слишком близко к Принуждению, которое было строго запрещено, если не только им не являлось. Однако, нельзя выкурить выкурить шершней, и не испачкаться. А Черная Айя были шершнями с очень ядовитыми жалами. Закон будет своевременно соблюден — без закона, не было бы ничего — но она должна побеспокоиться тем, переживет ли она процесс выкуривания, чем какое точно наказание последует за нарушение. У трупа нет причины волноваться о наказании.
Она кратко предложила Мейдани продолжать, но едва та открыла рот, как три Коричневых вышли из-за поворота прямо перед ними, щеголяя своими шалями, словно какие-нибудь Зеленые. Юкири немного знала Маррису Торнхилл, и Дорэйз Мерсианос, как Восседающая способна знать сестер из других Айя, что долгое время проводят в Башне, и которая достаточно знает, чтобы приложить имена к лицам, но не намного больше. Безобидные и поглощенные своими исследованиями, как бы она их описала, если ее бы спросили. Элин Варрел совсем недавно получила шаль, поэтому еще инстинктивно должна делать реверанс. Но вместо того, чтобы оказать внимания Восседающей, все три уставились на Юкири и Мейдани, как кошки уставились бы на странных собак. Или возможно собаки на странных кошек. Никак не безобидные.
«Могу я спросить о смысле Арафельского закона, Восседающая?» сказал Мейдани, ровным голосом словно именно это она и намеревалась все время спросить.
Юкири кивнула, и Мейдани, с большим воодушевлением, начала распространяться о преимуществах рыболовства на реках против озер. Магистрат мог попросить Айз Седай заслушать дело о правах на рыболовство, но если были вовлечены влиятельные лица, только поддержал бы ее собственное мнение, и она волновалась об королевской аппеляции.
За Коричневыми тащился единственный Страж. Юкири не смогла вспомнить, принадлежал ли он Маррисе или Дорэйз — крупный парень с твердым круглым лицом и тонким носом, который недоверчиво поглядел на Леонина и мечи на его спине, естественно принесенных специально против его сестры. Пара медленно проследовала дальше по изгибу коридора, вздернув носы и надув гладкие щеки. Тощая новенькая, нервно подпрыгивая, старалась за ними поспеть. Страж шел за ними, излучая неприязнь.
Враждебность сейчас стала обычным делом. Невидимые стены встали между Айя, когда-то слишком тонкими, чтобы скрыть тайны собственной Айя, стали твердыми каменными бастионами с широкими рвами. Нет, не рвы, а пропасти, глубокие и широкие. Сестры никогда не оставляли свою часть Башни без присмотра, часто брал с собой своих Стражей даже в библиотеку и столовую, и всегда носили свои шали, не иначе, кто-то мог перепутать их Айя. Сама Юкири носила свою лучшую, вышитую серебряными и золотыми нитями, с длинной бахромой, которая сейчас свисала почти до пяток. Она даже слегка выставляла на показ свой цвет Айя. И последнее время она стала считать, что двенадцать лет достаточно большой срок жизни, прожитой без Стража. Ужасная мысль, едва она определила ее источник. Обычно в Белой Башне ни одна сестра не нуждалась в помощи Стража.
Уже не в первый раз, ее с силой пронзила мысль, что кто-то специально добивается ссоры между Айя, а скоро мятежники как воры пройдут прямо в парадную дверь и обчистят дом, пока они ссорятся от того, кто получит оловянную посуду тети Суми. Но единственная ниточка за которую она могла ухватить, чтобы размотать клубок должна иметь Мейдани, а ее друзья публично признают, что их послали в Башню мятежницы с целью распространять слухи. Эти рассказы — они все еще настаивали, что они были правдой — что это Красная Айя создала из Логайна Лжедракона. Могло это быть правдой? Через голову Певары? Нельзя даже думать, что Восседающую, особенно Певару, дурачили. В любом случае, так много путаницы уже было совершено к настоящему времени, что вряд ли можно отличить лож от правды. Кроме того, тогда они лишились бы поддержки от этих четырнадцати женщин, в которых она смогла убедиться, что они не Черные. Не говоря уже о вероятном скандале, по поводу их прежней деятельности в Башне, прежде чем общий ураган их подхватил.
Она вздрогнула, и это не имело никакого отношения к сквознякам в коридоре. Она и каждая другая женщина, из тех, кто мог бы рассказать правду, могут умереть до того как этот ураган закончится, в от так называемого несчастного случая или в кровати. Или она могла просто сбежать, очевидно навсегда бросив Башню, и которую ей уже никогда не суждено увидеть снова. В этом у нее не было никаких сомнений. Любые факты должны быть похоронены столь глубоко, чтобы даже армия с лопатами никогда не смогла докопаться до истины. Даже слухи должны быть пресечены. Так случалось и прежде. Мир и большинство сестер все еще верили в то, что Тамра Оспения умерла в своей постели. Она тоже в это верила. Они должны были скрутить Черную Айя и привязать на виду, прежде, чем они посмели бы рискнуть предать это гласности.
Мейдани, как только Коричневые благополучно прошли мимо, снова было принялась за свой доклад, но снова замолчала мгновение спустя, когда прямо перед ними большая волосатая рука внезапно изнутри распахнула гобелен. Из дверного проема подул ледяной ветер, который до этого был закрыт яркими цветными птицами гобелена давно затопленных стран, и грузный мужчина в плотной коричневой рабочей куртке вывалился в коридор. Он тянул за собой тележку, с высокой кучей наколотых дров, которую сзади подталкивал другой мужчина в такой же куртке. Обычные чернорабочие. Ни у одного не было на груди Белого Пламени.
При виде двух Айз Седай мужчины торопливо вернули гобелен назад на место и бросив свою телегу у стены, пытаясь поклониться. При этом почти уронили свой груз, сумев остановить разваливающиеся дрова только путем отчаянных усилий. Без сомнения, они хотели закончить свою работу, не сталкиваясь с сестрами. Юкири всегда чувствовала симпатию к людям, которые должны таскать дрова и воду, и выполнять всю остальную работу слуг повсеместно от подвала до чердака, но сейчас она прошла мимо них с угрюмым видом.
Разговоры во время прогулок никогда не подслушивали, и коридоры в общих помещениях казались хорошим местом, чтобы посекретничать с Мейдани. Гораздо лучше, чем ее собственные комнаты, где любой страж от подслушивания только возвестил бы каждому среди Серых, что она обсуждает что-то тайное, и что намного хуже, с кем. В настоящее время в Башне было приблизительно только двести сестер, число, которое Белая Башня могла проглотить и казаться пустынной, а когда каждый старается держаться своих кварталов, общие помещения вообще должны были опустеть. Так она думала.
Она приняла во внимание оживленное и стремительное движение слуг, меняющих фитили в лампах, проверяющих в них уровень масла, и еще дюжину прочих дел, и просто одетых рабочих, несущих на своих спинах плетеные корзины, Свет знает с чем. Так всегда было в ранние часы, готовили Башни к новому дню, делали поспешные поклоны или реверансы и неслись дальше, стараясь не попадаться на пути любой сестры. Им не до подслушивания. Слуги Башни знали, что такое такт, тем более, что любого подслушивающего Сестру будет указано на дверь. Учитывая настроения в Башне, слуги были особенно стремительны, чтобы избежать даже шансов подслушать то, что не должны.
Что она не смогла рассчитать, это сколько сестер захочет пройтись за пределами своих квартир, парами и тройками, несмотря на ранний час и холод. Красные, старающиеся зацепить любого с кем столкнулись, кроме других Красных. Зеленые и Желтые, конкурирующие за корону самых надменных Сестер. И Коричневые, старающиеся превзойти тех и других. Несколько Белых, все кроме одной без Страже, старались поддержать видимость холодного благоразумия, вздрагивая от звука собственных шагов. Одна группа исчезала из поля зрения не больше, чем на несколько минут, прежде чем появлялась другая, так что Мейдани почти все время болтала о законах, почти оставив попытки перейти к делу.
Хуже всего, дважды ей улыбались Серые, с явным облегчением при виде другой из их Айя, и присоединись бы к ним, не покачай им Юкири отрицательно головой. Это приводило ее в бешенство, потому что все, кто видел знают, что у нее была причина быть с Мейдани наедине. Даже если Черные не заметили, и Свет даст, не должны, но сейчас слишком много сестер шпионили друг за другом, и несмотря на Три Клятвы, сплетни, которые они разносили, так или иначе, переростали все разумные пределы. При Элайде, пытающейся ценой жизни согнуть все Айя под себя с помощью грубой силы, такие рассказы слишком часто заканчивались наказаниями, и лучшее на что можно было надеяться, что вас накажут за ваши проступки. Юкири уже однажды пострадала, и теперь ей не хотелось тратить впустую дни, снова драя полы, особенно теперь, когда на весах было больше, с чем она знала как справиться. А в качестве альтернативы, тайное посещение Силвианы, было не лучше, даже если это действительно сэкономило бы время! Элайда, с тех пор, как она вызывала к себе Силвиану для возможного собственного наказания, стала еще жестче чем прежде. Вся Башня еще гудела от слухов.
Поэтому Юкири испытывала крайне неприятное чувство, признаваясь себе, что все это сделало ее более осторожной, при встречах с другими Сестрами. Взгляд слишком долгий, и могло показаться что вы шпионите. Отведи пристальный взгляд слишком быстро, и ты, с тем же результатом, слишком скрытна. Даже так, она только невероятным усилием смогла отвести глаза от одной пары Желтых, скользивших по пересекающемуся коридору, словно пара королев в собственном дворце.
Темный коренастый Страж, следующий далеко позади, чтобы дать им посекретничать, должно быть, принадлежал Притолле Нербайджан, зеленоглазой женщине, обладательнице замечательно длинного салдейского носа, так как у Атуан Ларизетт не было ни одного Стража. Юкири знала о Прайтолл совсем немного, но она постарается разузнать побольше, увидев ее о чем-то беседующей с Атуан. В сером с желтыми вставками и высоким воротником платье, с шелковым платком, украшенным желтой бахромой, тарабонка была неотразима. Ее темные волосы тонкими косичками, украшенные яркими бусами, спускались до талии, обрамляя лицо, которое казалось совершенным, не будучи красивым. Она была даже довольно скромна, по крайней мере для Желтой. Но она была женщиной, за которой Мейдани и прочие пытались проследить, оставаясь не пойманными. Женщина, имя которой они боялось произносить вслух, кроме как за сильной защитой. Атуан Ларизетт была одной из трех Черных сестер, о которых знала Талене. Именно так они были организованы, трое знали друг друга, каждый знал только одного, неизвестного прочим. Атуан была «еще одной» для Талене, так что была надежда, что она была связана с двумя другими.
Прямо перед тем, как пара зашла за угол, скрываясь из вида, Атуан оглядела коридор. Ее пристальный взгляд, только мазнул по Юкири, но все же этого было достаточно, чтобы заставить сердце Юкири допрыгнуть до горла. Она продолжала идти, с усилием сохраняя спокойствие, и рискнула на ответный взгляд только, когда она добралась до угла. Атуан и Притолле уже вошли в коридор, направляясь к внешнему кольцу. Страж следовал за ними, но никто не оглядывался назад. Притолле кивала головой. Что ей говорила Атуан? Они были слишком далеко, чтобы услышать что-либо, кроме слабого цокота каблуков Стража по плиткам пола. Это был только взгляд. Конечно, просто взгляд. Она ускорила шаг, чтобы поскорее скрыться из вида, если один из них вздумает оглянуться, и с облегчением выдохнула воздух. Она даже не поняла, что затаила дыхание. Рядом с плечом донесся выдох Мейдани.
Странно, как она на нас подействовала, подумала Юкири, расправляя плечи.
Сперва, когда они узнали, что Талене Приспешница Темного, она была огражденной щитом пленницей. И она все еще пугает нас, призналась она себе. Хорошо что, испугавшись сначала, они сделали все, чтобы заставить ее признаться, но от правды у всех языки присохли к горлу. Теперь Талене была связана еще надежнее, чем Мейдани, и строго охранялась, даже если казалось, что она ходит свободно. Как можно держать под замком Восседающую, чтобы никто не заметил, было тяжело представить даже для Саэрин. И она старательно старалась предлагать любую зацепку, о которой знала или даже подозревала, в надежде, что это могло бы помочь ей спастись. Правда у нее все равно не было выбора. Страх прекрасный союзник. Что же касается остальных…
Певара пробовала отстоять Галину Касбан, утверждая, что Талене говорит о ней неправду, и была вне себя целый день, когда наконец убедилась, что ее Красная сестра в действительности оказалось Черной. Она до сих пор бормотала о том, что удавит Галину собственными руками. Сама Юкири почувствовала холодную отрешенность, когда назвали Тимэйл Киндероде. Если в Башне были Приспешники Тени, то вполне вероятно было бы предположить, что некоторые должны были быть из Серой Айя, хотя, возможно, здесь помогла неприязнь к Тимэйл. Она оставалась спокойна даже после того, как она сделала вычисления и поняла, что Тимэйл покинула Башню в то же самое время, когда были убиты три сестры. Это дало больше имен для подозрений, других сестер, которые ушли тогда тоже, но и Галина и Тимэйл, и остальные были вне Башни, вне досягаемости в данный момент, и только эти двое были доказанными Друзьями Темного.
В том же списке была Атуан, без всяких сомнений Черная Айя. Бродит себе по Башне куда хочет, никем не сдерживаемая и освобожденная от Трех Клятв. И пока Дозин не может принять меры, чтобы тайно ее расспросить — трудный вопрос, даже для Восседающей Айя Атуан, пока это должно оставаться секретов для всех — до тех пор все, что они могли делать — смотреть. Из далека и тщательно скрывая свое наблюдение. Это было похоже жизнь рядом с болотной гадюкой — никогда не знаешь, когда окажетесь с глазу на глаз, никогда не знаешь, когда она укусит. Словно жизнь в целом логове гадюк, и в полной темноте. Внезапно, Юкири поняла, что широкий, изогнутый коридор впереди был пуст насколько она могла разглядеть, а взгляд, брошенный назад показал только одного Леонина, идущего позади. Башня, похоже, была пуста, оставив их троих наедине. Ничто в поле зрения не двигалось, кроме мерцающего огня в лампах по стенам. Тишина.
Мейдани потихоньку начала снова.
«Простите меня, Восседающая. Такая внезапная встреча с ней выбила меня из колеи. На чем я остановилась? Ах, да. Я понимаю так, что Силестин и Аннхарид попробуют узнать про ее близких друзей среди Желтых». Силестин и Аннхарид были подругами-заговорщицами Мейдани, обе из Желтой айя. Было их по двое из каждой Айя — кроме Красной и, естественно, Голубой — что оказалось очень полезно. «Боюсь, что это не сильно поможет. У нее широкий круг друзей, или был прежде, до того… как ситуация между Айя изменилась». Оттенок легкого удовлетворения в ее голосе, однако ее лицо разгладилось. Она все еще была мятежницей, несмотря на дополнительную клятву. «Найти всех будет трудно, если не невозможно».
«Забудь о ней на минуту». — От Юкири потребовалось усилие, чтобы свернуть шею, стараясь смотреть сразу во все стороны. Гобелен, украшенный большими Белыми Башнями, слегка шевелился, и она колебалась, так как не была уверена, что это было — сквозняк или другой слуга, выходящий со служебной лестницы. Она никак не могла вспомнить, где они были расположены. Новая тема была столь же опасна, как и обсуждение Атуан. «Вчера вечером я вспомнила, что Вы с Элайда были послушницами в одно время, и даже, насколько я могу припомнить, близкими подругами. Было бы хорошо возобновить эту дружбу».
«Это было давно», — натянуто ответила женщина, спуская шаль на плечи и кутаясь в нее, словно она внезапно почувствовала холод. «Элайда очень резко ее прекратила, когда стала Принятой. Ее не возможно обвинить в поддержке любимчиков, если я бывала в группе, ей давали преподавать».
«Значит ты не была ее любимицей», — сказала сухо Юкири. У нее был свой прецедент свирепости Элайды. Прежде, чем давным-давно та ушла в Андор, она так сильно оттолкнула всех, с кем она поддерживала отношения, что сестры еще долго бежали от нее, оступаясь по дороге. Суан Санчей была одной из них, странно вспоминать, хотя Суан никогда не нуждалась в защите от правил, которые она не смогла бы выполнить. Странно и грустно. «Даже в этом случае, ты сделаешь все от тебя зависящее чтобы возобновить эту дружбу».
Лицо Логайн не изменялось, но Габрелле почувствовала одну единственную искру ярости сквозь узы. Она как-то подслушала интересные новости о Мазриме Таиме и его частных занятиях, но каждая из Сестер уже знала, что Логайн и его друзья не доверяли Таиму и любому, кто посетил его уроки, а Таим кажется, не доверяет Логайну. К сожалению, Сестры не много смогли узнать об этих занятиях, никто не был связан с узами с мужчинами фракции Таима. Некоторые из них считали, что недоверие появилось потому, что оба мужчины считали, что были Возрожденным Драконом, или что это признак безумия, которым награждает мужчин способность направлять. Она не обнаружила в Логайне никаких признаков безумия, она наблюдала за этим столь же пристально, как и за признаками того, что он собирался направлять. Если она будет связана с ним, когда он сойдет с ума, это также повредит и ее разум. Независимо от того, что вызвано трещину в рядах Аша'манов они должны этим воспользоваться.
Улыбка Мишрэйля исчезла, хотя Логайн просто на него смотрел.
«Наслаждайся своим гадюшником», — сказал он наконец, разворачивая лошадь. Глухой стук его каблуков по крупу лошади, заставил животное прыгнуть далеко вперед: — «Некоторых из нас ждет слава, Логайн».
«Он не сможет долго наслаждаться своим Драконом», — пробормотал Логайн, наблюдая, как мужчина галопом мчится прочь. — «Он слишком болтает языком». — Она не думала, что тот подразумевал комментарий про нее и Тувин, но она не смогла понять и то, что еще он мог подразумевать. И почему он внезапно разволновался? Очень хорошо скрывая это, особенно сквозь узы, но тем не менее, он разволновался. Свет, иногда кажется, что знание содержимого мужской головы только ухудшает его понимание! Внезапно он пристально, изучающе, взглянул на нее и Тувин. Новая волна беспокойства проскользнула сквозь узы. О них? Или — странная мысль — за них? — «Боюсь, мы должны сократить нашу поездку», сказал он через мгновение. — «Я должен сделать приготовления».
Он не сорвался в галоп, но он все же задал более высокий темп возвращения в деревню, чем выезжая. Он теперь был сосредоточен. Габрелле подозревала, что-то напряженно обдумывал. Узы фактически жужжали от напряжения. Он, должно быть, ехал инстинктивно.
Прежде, чем они разъехались, Тувин подвела свою лошадь поближе к Габрелле. Наклоняясь в седле, она придержала Габрелле, бросив стремительный взгляд на Логайна, словно опасалась, что он мог бы оглянуться и увидеть, что они разговаривают. Казалось, она никогда не обращает внимание на то, что сообщают ей узы. Двойное усилие заставило ее болтаться в седле как горошину, на грани падения.
«Мы должны идти с ним», — зашептала Красная. — «Чего бы то ни стало, ты должна проследить». Габрелле удивленно подняла брови, и Тувин в смущении покраснела, но не утратила настойчивости. — «Мы не можем позволить себе быть оставленными», — выдохнула она поспешно. — «Мужчина не отбросил свои амбиции, когда прибыл сюда. Неважно, какие мерзости он планирует, мы не сможем ничего сделать, если мы не будем рядом, когда он попытается».
«Я могу видеть то, что перед моим носом», — сказала резко Габрелле и почувствовала облегчение, когда Тувин просто кивнула и замолчала. Это было все, что Габрелле могла сделать, чтобы справиться с разливающемся в ней страхом. Неужели Тувин никогда не задумывалась о том, что она способна ощущать сквозь узы? Кое-что, что всегда было там, связанное с Логайном — решимость — теперь было твердым и острым как нож. Она решила, что, на сей раз, знает то, что это должно означать, и от этого знания у нее пересох рот. Она не могла сказать точно с кем, но она была твердо уверена, что Логайн Аблар ехал воевать.
Медленно спускаясь в один из широких коридоров, которые мягко обвивали Белую Башню, Юкири чувствовала себя как заморенная голодом кошка. Она едва могла заставить себя слушать то, что говорила скользящая рядом сестра. Было только раннее утро, первые лучи солнца заслонял падающий на Тар Валон густой снег, и на средних уровнях Башни были так же морозно как зимой в Приграничье. Ну, пусть не столь же холодно, как она помнила. Она не была там далеко на севере уже множество лет, и память подсказывала то чего не было. Вот почему письменные отчеты настолько важны. По крайней мере, кроме того, что Вы не имеете права записывать. Однако, было достаточно холодно. Несмотря на способности всех древних строителей и их опыт, тепло от больших печей в подвалах Башни никогда так высоко не добиралась. Сквозняки заставляли плясать языки пламени в позолоченных настенных фонарях, а некоторые были достаточно сильны, чтобы раскачивать тяжелые гобелены, развешенные на белых стенах. Их весенние цветы, леса и экзотические птицы и животные, чередующиеся со сценами триумфов Башни, которые никто никогда не увидит в общих залах внизу. Ее комнаты с теплыми каминами, наверное, были бы намного удобнее.
Несмотря на попытки отвлечься, новости от внешнего мира крутились в ее голове. Или точнее, недостаток точных новостей. То, что сообщали шпионы из Алтары, и Арад Домана было слишком беспорядочно, а те немногие сообщения, что снова начинали поступать из Тарабона были пугающие. Судя по слухам правители Приграничных королевств могли быть всюду: от Запустения до Андора, Амадиции или Айильской Пустыни; единственный достоверный факт то, что никто не был там, где им следовало — охранять границу Запустения. Айил были повсюду, и вышли из-под контроля ал'Тора, если они когда-то были. От последних новостей из Муранди ей захотелось одновременно скрежетать зубами и плакать одновременно, тогда как Кайриэнцы… Сестры просто наводнили Солнечный Дворец, но некоторые, по подозрениям, были мятежницами, и ни одной известной лояльной Башне. И все еще никаких известий от Койрен и ее посольства, с тех пор как они отбыли из города, хотя они уже давно должны были вернуться в Тар Валон. И словно этого было недостаточно, сам ал'Тор вдруг снова исчез словно мыльный пузырь. Могут ли рассказы о том, что это он разрушил половину Солнечного Дворца быть правдой? Свет, мужчина не мог еще сойти с ума! Или «мудрое» предложение Элайды о «защите» заставило его спрятаться? Что напугало его? Он пугал ее. Он пугал также и остальных Восседающих, заставляя их трепетать помимо воли.
Единственное в чем действительно можно быть уверенной то, что ни одной из этих капель недостаточно для ливня. Однако, это знание никак не помогало сосредоточиться на деталях. Беспокоиться о том, что попали в заросли роз, даже если шипы в конечном счете могут Вас убить, слишком большая роскошь, когда к вашим ребрам приставили нож.
«Каждый раз за прошлые десять лет, когда она покидала Башню, это было по ее собственным делам, так что нет свежих отчетов, чтобы проверить» — бормотала ее спутница. — «За ней трудно проследить. Когда она вне Башни, то становится… осторожной». Ее темные золотистые волосы были зачесаны назад и держались гребешками из кости. Мейдани была высока и достаточно стройна, чтобы заметить полную грудь, эффектно подчеркнутый и вышивкой серебряного цвета на темном лифе платья, и тем способом, которым она шла, наклонившись к уху Юкири. Ее шаль, сползшая до запястий, длинным серым шлейфом тянулась по плиткам пола.
«Выпрями спину» — тихо прорычала Юкири. — «Мои уши не забиты грязью».
Женщина, покраснев, отшатнулась. Поправив шаль повыше на плечах, Мейдани чуть обернулась, посмотрев за плечо на своего Стража Леонина, который следовал за ними на безопасном расстоянии. Если они могли только слышать слабый звон серебряных колокольчиков на черных косичках мужчины, то и он не мог слышать того, что говорили тихим голосом. Мужчина знал не больше, чем необходимо — почти ничего важного, за исключением того, что его Айз Седай от него хотела. Для любого хорошего Стража этого было достаточно — он мог бы причинить неприятности, если бы узнал слишком много, но не было никакой нужды шептать. Люди, которые видят как кто-то шепчется хотят узнать в чем состоит секрет.
Другая Серая раздражала бы ее не больше, чем остальной мир, даже, если бы не оказалась галкой в лебяжьих перьях. Не сильно, в любом случае. Отвратительно, мятежница, притворяющаяся лояльной, но все же Юкири фактически была довольна, что Саэрин и Певара убедили ее, что им еще рано передавать Мейдани и ее подруг-галок Закону Башни. Их крылья теперь были подрезаны, а они были полезны. Они могли даже рассчитывать на снисхождение, когда они действительно предстанут перед судом. Конечно, если присяга, которой они подрезали крылья Мейдани, выйдет на поверхности, сама Юкири может легко оказаться рядом, ожидая милосердия. Мятежницы или нет, но то, что она и прочие сделали с Мейдани и ее товарками было столь же далеко вне закона, как и убийство. Или измена. Клятва повиновения, принесенная на Клятвенном Жезле. Данная под принуждением — была слишком близко к Принуждению, которое было строго запрещено, если не только им не являлось. Однако, нельзя выкурить выкурить шершней, и не испачкаться. А Черная Айя были шершнями с очень ядовитыми жалами. Закон будет своевременно соблюден — без закона, не было бы ничего — но она должна побеспокоиться тем, переживет ли она процесс выкуривания, чем какое точно наказание последует за нарушение. У трупа нет причины волноваться о наказании.
Она кратко предложила Мейдани продолжать, но едва та открыла рот, как три Коричневых вышли из-за поворота прямо перед ними, щеголяя своими шалями, словно какие-нибудь Зеленые. Юкири немного знала Маррису Торнхилл, и Дорэйз Мерсианос, как Восседающая способна знать сестер из других Айя, что долгое время проводят в Башне, и которая достаточно знает, чтобы приложить имена к лицам, но не намного больше. Безобидные и поглощенные своими исследованиями, как бы она их описала, если ее бы спросили. Элин Варрел совсем недавно получила шаль, поэтому еще инстинктивно должна делать реверанс. Но вместо того, чтобы оказать внимания Восседающей, все три уставились на Юкири и Мейдани, как кошки уставились бы на странных собак. Или возможно собаки на странных кошек. Никак не безобидные.
«Могу я спросить о смысле Арафельского закона, Восседающая?» сказал Мейдани, ровным голосом словно именно это она и намеревалась все время спросить.
Юкири кивнула, и Мейдани, с большим воодушевлением, начала распространяться о преимуществах рыболовства на реках против озер. Магистрат мог попросить Айз Седай заслушать дело о правах на рыболовство, но если были вовлечены влиятельные лица, только поддержал бы ее собственное мнение, и она волновалась об королевской аппеляции.
За Коричневыми тащился единственный Страж. Юкири не смогла вспомнить, принадлежал ли он Маррисе или Дорэйз — крупный парень с твердым круглым лицом и тонким носом, который недоверчиво поглядел на Леонина и мечи на его спине, естественно принесенных специально против его сестры. Пара медленно проследовала дальше по изгибу коридора, вздернув носы и надув гладкие щеки. Тощая новенькая, нервно подпрыгивая, старалась за ними поспеть. Страж шел за ними, излучая неприязнь.
Враждебность сейчас стала обычным делом. Невидимые стены встали между Айя, когда-то слишком тонкими, чтобы скрыть тайны собственной Айя, стали твердыми каменными бастионами с широкими рвами. Нет, не рвы, а пропасти, глубокие и широкие. Сестры никогда не оставляли свою часть Башни без присмотра, часто брал с собой своих Стражей даже в библиотеку и столовую, и всегда носили свои шали, не иначе, кто-то мог перепутать их Айя. Сама Юкири носила свою лучшую, вышитую серебряными и золотыми нитями, с длинной бахромой, которая сейчас свисала почти до пяток. Она даже слегка выставляла на показ свой цвет Айя. И последнее время она стала считать, что двенадцать лет достаточно большой срок жизни, прожитой без Стража. Ужасная мысль, едва она определила ее источник. Обычно в Белой Башне ни одна сестра не нуждалась в помощи Стража.
Уже не в первый раз, ее с силой пронзила мысль, что кто-то специально добивается ссоры между Айя, а скоро мятежники как воры пройдут прямо в парадную дверь и обчистят дом, пока они ссорятся от того, кто получит оловянную посуду тети Суми. Но единственная ниточка за которую она могла ухватить, чтобы размотать клубок должна иметь Мейдани, а ее друзья публично признают, что их послали в Башню мятежницы с целью распространять слухи. Эти рассказы — они все еще настаивали, что они были правдой — что это Красная Айя создала из Логайна Лжедракона. Могло это быть правдой? Через голову Певары? Нельзя даже думать, что Восседающую, особенно Певару, дурачили. В любом случае, так много путаницы уже было совершено к настоящему времени, что вряд ли можно отличить лож от правды. Кроме того, тогда они лишились бы поддержки от этих четырнадцати женщин, в которых она смогла убедиться, что они не Черные. Не говоря уже о вероятном скандале, по поводу их прежней деятельности в Башне, прежде чем общий ураган их подхватил.
Она вздрогнула, и это не имело никакого отношения к сквознякам в коридоре. Она и каждая другая женщина, из тех, кто мог бы рассказать правду, могут умереть до того как этот ураган закончится, в от так называемого несчастного случая или в кровати. Или она могла просто сбежать, очевидно навсегда бросив Башню, и которую ей уже никогда не суждено увидеть снова. В этом у нее не было никаких сомнений. Любые факты должны быть похоронены столь глубоко, чтобы даже армия с лопатами никогда не смогла докопаться до истины. Даже слухи должны быть пресечены. Так случалось и прежде. Мир и большинство сестер все еще верили в то, что Тамра Оспения умерла в своей постели. Она тоже в это верила. Они должны были скрутить Черную Айя и привязать на виду, прежде, чем они посмели бы рискнуть предать это гласности.
Мейдани, как только Коричневые благополучно прошли мимо, снова было принялась за свой доклад, но снова замолчала мгновение спустя, когда прямо перед ними большая волосатая рука внезапно изнутри распахнула гобелен. Из дверного проема подул ледяной ветер, который до этого был закрыт яркими цветными птицами гобелена давно затопленных стран, и грузный мужчина в плотной коричневой рабочей куртке вывалился в коридор. Он тянул за собой тележку, с высокой кучей наколотых дров, которую сзади подталкивал другой мужчина в такой же куртке. Обычные чернорабочие. Ни у одного не было на груди Белого Пламени.
При виде двух Айз Седай мужчины торопливо вернули гобелен назад на место и бросив свою телегу у стены, пытаясь поклониться. При этом почти уронили свой груз, сумев остановить разваливающиеся дрова только путем отчаянных усилий. Без сомнения, они хотели закончить свою работу, не сталкиваясь с сестрами. Юкири всегда чувствовала симпатию к людям, которые должны таскать дрова и воду, и выполнять всю остальную работу слуг повсеместно от подвала до чердака, но сейчас она прошла мимо них с угрюмым видом.
Разговоры во время прогулок никогда не подслушивали, и коридоры в общих помещениях казались хорошим местом, чтобы посекретничать с Мейдани. Гораздо лучше, чем ее собственные комнаты, где любой страж от подслушивания только возвестил бы каждому среди Серых, что она обсуждает что-то тайное, и что намного хуже, с кем. В настоящее время в Башне было приблизительно только двести сестер, число, которое Белая Башня могла проглотить и казаться пустынной, а когда каждый старается держаться своих кварталов, общие помещения вообще должны были опустеть. Так она думала.
Она приняла во внимание оживленное и стремительное движение слуг, меняющих фитили в лампах, проверяющих в них уровень масла, и еще дюжину прочих дел, и просто одетых рабочих, несущих на своих спинах плетеные корзины, Свет знает с чем. Так всегда было в ранние часы, готовили Башни к новому дню, делали поспешные поклоны или реверансы и неслись дальше, стараясь не попадаться на пути любой сестры. Им не до подслушивания. Слуги Башни знали, что такое такт, тем более, что любого подслушивающего Сестру будет указано на дверь. Учитывая настроения в Башне, слуги были особенно стремительны, чтобы избежать даже шансов подслушать то, что не должны.
Что она не смогла рассчитать, это сколько сестер захочет пройтись за пределами своих квартир, парами и тройками, несмотря на ранний час и холод. Красные, старающиеся зацепить любого с кем столкнулись, кроме других Красных. Зеленые и Желтые, конкурирующие за корону самых надменных Сестер. И Коричневые, старающиеся превзойти тех и других. Несколько Белых, все кроме одной без Страже, старались поддержать видимость холодного благоразумия, вздрагивая от звука собственных шагов. Одна группа исчезала из поля зрения не больше, чем на несколько минут, прежде чем появлялась другая, так что Мейдани почти все время болтала о законах, почти оставив попытки перейти к делу.
Хуже всего, дважды ей улыбались Серые, с явным облегчением при виде другой из их Айя, и присоединись бы к ним, не покачай им Юкири отрицательно головой. Это приводило ее в бешенство, потому что все, кто видел знают, что у нее была причина быть с Мейдани наедине. Даже если Черные не заметили, и Свет даст, не должны, но сейчас слишком много сестер шпионили друг за другом, и несмотря на Три Клятвы, сплетни, которые они разносили, так или иначе, переростали все разумные пределы. При Элайде, пытающейся ценой жизни согнуть все Айя под себя с помощью грубой силы, такие рассказы слишком часто заканчивались наказаниями, и лучшее на что можно было надеяться, что вас накажут за ваши проступки. Юкири уже однажды пострадала, и теперь ей не хотелось тратить впустую дни, снова драя полы, особенно теперь, когда на весах было больше, с чем она знала как справиться. А в качестве альтернативы, тайное посещение Силвианы, было не лучше, даже если это действительно сэкономило бы время! Элайда, с тех пор, как она вызывала к себе Силвиану для возможного собственного наказания, стала еще жестче чем прежде. Вся Башня еще гудела от слухов.
Поэтому Юкири испытывала крайне неприятное чувство, признаваясь себе, что все это сделало ее более осторожной, при встречах с другими Сестрами. Взгляд слишком долгий, и могло показаться что вы шпионите. Отведи пристальный взгляд слишком быстро, и ты, с тем же результатом, слишком скрытна. Даже так, она только невероятным усилием смогла отвести глаза от одной пары Желтых, скользивших по пересекающемуся коридору, словно пара королев в собственном дворце.
Темный коренастый Страж, следующий далеко позади, чтобы дать им посекретничать, должно быть, принадлежал Притолле Нербайджан, зеленоглазой женщине, обладательнице замечательно длинного салдейского носа, так как у Атуан Ларизетт не было ни одного Стража. Юкири знала о Прайтолл совсем немного, но она постарается разузнать побольше, увидев ее о чем-то беседующей с Атуан. В сером с желтыми вставками и высоким воротником платье, с шелковым платком, украшенным желтой бахромой, тарабонка была неотразима. Ее темные волосы тонкими косичками, украшенные яркими бусами, спускались до талии, обрамляя лицо, которое казалось совершенным, не будучи красивым. Она была даже довольно скромна, по крайней мере для Желтой. Но она была женщиной, за которой Мейдани и прочие пытались проследить, оставаясь не пойманными. Женщина, имя которой они боялось произносить вслух, кроме как за сильной защитой. Атуан Ларизетт была одной из трех Черных сестер, о которых знала Талене. Именно так они были организованы, трое знали друг друга, каждый знал только одного, неизвестного прочим. Атуан была «еще одной» для Талене, так что была надежда, что она была связана с двумя другими.
Прямо перед тем, как пара зашла за угол, скрываясь из вида, Атуан оглядела коридор. Ее пристальный взгляд, только мазнул по Юкири, но все же этого было достаточно, чтобы заставить сердце Юкири допрыгнуть до горла. Она продолжала идти, с усилием сохраняя спокойствие, и рискнула на ответный взгляд только, когда она добралась до угла. Атуан и Притолле уже вошли в коридор, направляясь к внешнему кольцу. Страж следовал за ними, но никто не оглядывался назад. Притолле кивала головой. Что ей говорила Атуан? Они были слишком далеко, чтобы услышать что-либо, кроме слабого цокота каблуков Стража по плиткам пола. Это был только взгляд. Конечно, просто взгляд. Она ускорила шаг, чтобы поскорее скрыться из вида, если один из них вздумает оглянуться, и с облегчением выдохнула воздух. Она даже не поняла, что затаила дыхание. Рядом с плечом донесся выдох Мейдани.
Странно, как она на нас подействовала, подумала Юкири, расправляя плечи.
Сперва, когда они узнали, что Талене Приспешница Темного, она была огражденной щитом пленницей. И она все еще пугает нас, призналась она себе. Хорошо что, испугавшись сначала, они сделали все, чтобы заставить ее признаться, но от правды у всех языки присохли к горлу. Теперь Талене была связана еще надежнее, чем Мейдани, и строго охранялась, даже если казалось, что она ходит свободно. Как можно держать под замком Восседающую, чтобы никто не заметил, было тяжело представить даже для Саэрин. И она старательно старалась предлагать любую зацепку, о которой знала или даже подозревала, в надежде, что это могло бы помочь ей спастись. Правда у нее все равно не было выбора. Страх прекрасный союзник. Что же касается остальных…
Певара пробовала отстоять Галину Касбан, утверждая, что Талене говорит о ней неправду, и была вне себя целый день, когда наконец убедилась, что ее Красная сестра в действительности оказалось Черной. Она до сих пор бормотала о том, что удавит Галину собственными руками. Сама Юкири почувствовала холодную отрешенность, когда назвали Тимэйл Киндероде. Если в Башне были Приспешники Тени, то вполне вероятно было бы предположить, что некоторые должны были быть из Серой Айя, хотя, возможно, здесь помогла неприязнь к Тимэйл. Она оставалась спокойна даже после того, как она сделала вычисления и поняла, что Тимэйл покинула Башню в то же самое время, когда были убиты три сестры. Это дало больше имен для подозрений, других сестер, которые ушли тогда тоже, но и Галина и Тимэйл, и остальные были вне Башни, вне досягаемости в данный момент, и только эти двое были доказанными Друзьями Темного.
В том же списке была Атуан, без всяких сомнений Черная Айя. Бродит себе по Башне куда хочет, никем не сдерживаемая и освобожденная от Трех Клятв. И пока Дозин не может принять меры, чтобы тайно ее расспросить — трудный вопрос, даже для Восседающей Айя Атуан, пока это должно оставаться секретов для всех — до тех пор все, что они могли делать — смотреть. Из далека и тщательно скрывая свое наблюдение. Это было похоже жизнь рядом с болотной гадюкой — никогда не знаешь, когда окажетесь с глазу на глаз, никогда не знаешь, когда она укусит. Словно жизнь в целом логове гадюк, и в полной темноте. Внезапно, Юкири поняла, что широкий, изогнутый коридор впереди был пуст насколько она могла разглядеть, а взгляд, брошенный назад показал только одного Леонина, идущего позади. Башня, похоже, была пуста, оставив их троих наедине. Ничто в поле зрения не двигалось, кроме мерцающего огня в лампах по стенам. Тишина.
Мейдани потихоньку начала снова.
«Простите меня, Восседающая. Такая внезапная встреча с ней выбила меня из колеи. На чем я остановилась? Ах, да. Я понимаю так, что Силестин и Аннхарид попробуют узнать про ее близких друзей среди Желтых». Силестин и Аннхарид были подругами-заговорщицами Мейдани, обе из Желтой айя. Было их по двое из каждой Айя — кроме Красной и, естественно, Голубой — что оказалось очень полезно. «Боюсь, что это не сильно поможет. У нее широкий круг друзей, или был прежде, до того… как ситуация между Айя изменилась». Оттенок легкого удовлетворения в ее голосе, однако ее лицо разгладилось. Она все еще была мятежницей, несмотря на дополнительную клятву. «Найти всех будет трудно, если не невозможно».
«Забудь о ней на минуту». — От Юкири потребовалось усилие, чтобы свернуть шею, стараясь смотреть сразу во все стороны. Гобелен, украшенный большими Белыми Башнями, слегка шевелился, и она колебалась, так как не была уверена, что это было — сквозняк или другой слуга, выходящий со служебной лестницы. Она никак не могла вспомнить, где они были расположены. Новая тема была столь же опасна, как и обсуждение Атуан. «Вчера вечером я вспомнила, что Вы с Элайда были послушницами в одно время, и даже, насколько я могу припомнить, близкими подругами. Было бы хорошо возобновить эту дружбу».
«Это было давно», — натянуто ответила женщина, спуская шаль на плечи и кутаясь в нее, словно она внезапно почувствовала холод. «Элайда очень резко ее прекратила, когда стала Принятой. Ее не возможно обвинить в поддержке любимчиков, если я бывала в группе, ей давали преподавать».
«Значит ты не была ее любимицей», — сказала сухо Юкири. У нее был свой прецедент свирепости Элайды. Прежде, чем давным-давно та ушла в Андор, она так сильно оттолкнула всех, с кем она поддерживала отношения, что сестры еще долго бежали от нее, оступаясь по дороге. Суан Санчей была одной из них, странно вспоминать, хотя Суан никогда не нуждалась в защите от правил, которые она не смогла бы выполнить. Странно и грустно. «Даже в этом случае, ты сделаешь все от тебя зависящее чтобы возобновить эту дружбу».