Она размышляла над тем, как бы проделать это поделикатней и не поколебать добрых намерений Тревеса. Ни в коем случае нельзя навести его на мысль о том, что он, как человек, знавший убитого, автоматически становится подозреваемым в убийстве Кураши и пребывает таковым до тех пор, пока алиби или другие обстоятельства, подтверждающие его невиновность, не снимут с него подозрений.
– Мистер Тревес, – после паузы обратилась к нему Барбара, – эти ключи, возможно, очень важные предметы в нашем расследовании. Прошу вас, постойте у двери в коридоре и последите, чтобы никто не вошел в номер. Сейчас нам более всего опасны те, кто намеренно или ненароком может проникнуть в тайну следствия. Дайте мне знак, если в гавани все спокойно.
– Конечно, конечно же, сержант. Буду очень счастлив… – и он поспешил приступить к исполнению своей миссии.
Как только Тревес подал ей сигнал о том, что в гавани все спокойно и можно поднимать якоря, Барбара приступила к осмотру ключей. Оба ключа были медными, к большему была прикреплена цепочка и плоский металлический ярлычок с вытесненным номером 104. «Ключ от камеры хранения?» – подумала Барбара. Но какой? На железнодорожном вокзале? На автовокзале? Возможно, от шкафа в павильоне для переодевания на пляже; в таких шкафах купальщики хранят одежду, пока плавают в море? Любой из вариантов был возможен.
Второй ключ Барбара вставила в замок небольшого кожаного кейса. Ключ легко повернулся. Она потянула защелку вправо. Раздался щелчок. Она легко подняла крышку.
– Нашли что-либо полезное? – послышался из-за двери шепот Тревеса; он окончательно вошел в роль агента 007. – У меня здесь все спокойно.
– Будьте на посту, мистер Тревес, – прошептала в ответ Барбара.
– Слушаюсь, – так же шепотом отрапортовал он. Она была уверена, что ее помощник только сейчас понял, что ему на роду написано стать рыцарем плаща и кинжала.
– Сейчас все зависит от вас, – произнесла она, после чего стала еле слышно насвистывать что-то сквозь зубы, надеясь этим еще больше распалить его пыл и удержать в его нынешнем амплуа. – Если услышите чьи-то шаги… И вообще какой-либо посторонний звук, мистер Тревес…
– Не волнуйтесь, – ответил он. – Вы можете полностью положиться на меня, сержант Хейверс.
Барбара улыбнулась. Ну и чурбан, подумала она, кладя большой ключ в пакет для вещдоков. Затем принялась рассматривать содержимое кожаного кейса.
Все, что находилось внутри, было аккуратно разложено: пара золотых запонок, золотой зажим для банкнот с гравировкой на арабском языке, золотое кольцо небольшого размера – вероятно, на женскую руку – с рубином в центре, одна золотая монета, четыре золотых браслета, чековая книжка и сложенный пополам листок желтой бумаги. Барбара на мгновение задумалась: такая явная склонность Кураши к золотым вещам не могла не привлечь внимания; как могло это обстоятельство повлиять на его жизнь и не вписывается ли оно в общую картину того, что с ним случилось. «Алчность? – предположила она. – Шантаж? Клептомания? Благоразумие? Одержимость? Что?»
Чековая книжка была выдана местным отделением банка «Барклайз». В левой части чека располагался корешок для отметки о полученной или выплаченной сумме. Всего один корешок был заполнен: 400 фунтов некоему Ф. Кумару. Барбара посмотрела на дату и подсчитала в уме: за три недели до смерти Кураши.
Она положила чековую книжку в пакет для вещдоков и развернула желтый листок. Это был чек местного магазина «Драгоценности и бижутерия Рекона», под логотипом курсивом было напечатано: «Лучшее из того, что есть в Балфорде». Сперва Барбара решила, что это чек на кольцо с рубином. Возможно, подарок Кураши невесте? Но, рассмотрев чек, она обнаружила, что выписан он не на имя Кураши. Он был выписан на имя Сале Малик. По чеку нельзя было понять, какая покупка оплачена, поскольку вместо наименования стоял код вещи: А-162. Рядом с кодом была напечатана закавыченная фраза «Жизнь начинается сейчас». Внизу чека была обозначена сумма, уплаченная Сале Малик: 220 фунтов.
Ну и дела, подумала Барбара. Интересно, как этот чек попал к Кураши. Вероятнее всего, это был чек оплаты чего-то, купленного его невестой, а надпись «Жизнь начинается сейчас» должна была быть выгравирована на купленном предмете. Обручальное кольцо? Это было наиболее вероятно. Но носят ли их пакистанские мужья? Барбара никогда не видела кольца на руке Таймуллы Ажара, но это еще ни о чем не говорит, поскольку не каждый мужчина его интеллектуального уровня носит кольца. А у кого выяснить, что предписывает в таких случаях обычай, которому должны следовать пакистанцы? Но даже если чек был выдан при покупке обручального кольца, то его присутствие в кейсе можно объяснить намерением Кураши вернуть Сале Малик ее покупку. А сам факт возврата подарка, да еще и с гравировкой обнадеживающих и доверительных слов «Жизнь начинается сейчас», можно объяснить лишь тем, что в планах на предстоящую свадьбу появилась угрожающая трещина.
Барбара обернулась и посмотрела на все еще открытый ящик прикроватного столика. Глядя на коробку с презервативами, она вспомнила, что и в кармане убитого были обнаружены три презерватива. Если увязать воедино чек ювелирного магазина и эти презервативы, это будет логическим подтверждением ее довода.
Не только свадебные планы дали трещину – по всей вероятности, появился еще кто-то третий, кто и поспособствовал тому, что Кураши отказался от вступления в ранее намеченный брак ради отношений с другим партнером. И все это произошло совсем недавно, о чем свидетельствовал тот факт, что в том же кейсе хранились свидетельства того, как Кураши намеревался провести медовый месяц.
Барбара присоединила чек к другим предметам, собранным на прикроватном столике. Закрыв кожаный кейс, положила в пакет с вещдоками и его. Интересно, подумала она, как отреагировала семья невесты, когда он отозвал свое предложение. Взрывом негодования? Намерением отомстить? Этого она не знала, зато у нее внезапно возникла отличная мысль, как это выяснить.
– Сержант Хейверс? – послышалось из коридора. Сейчас это было скорее шипение, нежели шепот: агент 007 сгорал от нетерпения.
Барбара, подойдя к двери, открыла ее. Выйдя в коридор, она взяла Тревеса за руку.
– Возможно, у нас кое-что появилось, – бросила она, сделав многозначительную мину.
– Серьезно? – Он буквально излучал возбуждение и любопытство.
– Абсолютно. Вы ведете регистрацию телефонных звонков? Да? Прекрасно. Мне необходимо с ней ознакомиться. – Она перешла на приказной тон. – Каждый его телефонный звонок и каждый звонок ему.
– Сегодня вечером вас устроит? – с горячностью спросил Базил и облизал губы.
Барбара поняла, что если дать ему волю, то они просидят бок о бок над отельными бумагами до утра.
– Давайте отложим до утра, – ответила она. – Надо хоть немного поспать, чтобы набраться сил для предстоящих дел.
– Слава богу, что в его номере я сохранил все в неприкосновенности, – прошептал Тревес, приходя в еще большее возбуждение.
– Следуйте этому и дальше, мистер Тревес, – поддержала его пыл Барбара. – Держите дверь закрытой. Если возникнет необходимость, стойте возле нее, как на часах. Наймите охрану. Установите видеонаблюдение. Установите в комнате скрытые микрофоны. Вы не хуже меня понимаете, что требуется. Но любой ценой сделайте так, чтобы ни одна живая душа не переступила порога этого номера. Я могу рассчитывать на вас?
– Сержант, – воскликнул Тревес, прикладывая руку к сердцу, – вы можете без малейших колебаний положиться на меня во всем.
– Прекрасно, – ответила Барбара и невольно задала себе вопрос: а не были точно такие же слова сказаны недавно Хайтаму Кураши?
Глава 6
– Мистер Тревес, – после паузы обратилась к нему Барбара, – эти ключи, возможно, очень важные предметы в нашем расследовании. Прошу вас, постойте у двери в коридоре и последите, чтобы никто не вошел в номер. Сейчас нам более всего опасны те, кто намеренно или ненароком может проникнуть в тайну следствия. Дайте мне знак, если в гавани все спокойно.
– Конечно, конечно же, сержант. Буду очень счастлив… – и он поспешил приступить к исполнению своей миссии.
Как только Тревес подал ей сигнал о том, что в гавани все спокойно и можно поднимать якоря, Барбара приступила к осмотру ключей. Оба ключа были медными, к большему была прикреплена цепочка и плоский металлический ярлычок с вытесненным номером 104. «Ключ от камеры хранения?» – подумала Барбара. Но какой? На железнодорожном вокзале? На автовокзале? Возможно, от шкафа в павильоне для переодевания на пляже; в таких шкафах купальщики хранят одежду, пока плавают в море? Любой из вариантов был возможен.
Второй ключ Барбара вставила в замок небольшого кожаного кейса. Ключ легко повернулся. Она потянула защелку вправо. Раздался щелчок. Она легко подняла крышку.
– Нашли что-либо полезное? – послышался из-за двери шепот Тревеса; он окончательно вошел в роль агента 007. – У меня здесь все спокойно.
– Будьте на посту, мистер Тревес, – прошептала в ответ Барбара.
– Слушаюсь, – так же шепотом отрапортовал он. Она была уверена, что ее помощник только сейчас понял, что ему на роду написано стать рыцарем плаща и кинжала.
– Сейчас все зависит от вас, – произнесла она, после чего стала еле слышно насвистывать что-то сквозь зубы, надеясь этим еще больше распалить его пыл и удержать в его нынешнем амплуа. – Если услышите чьи-то шаги… И вообще какой-либо посторонний звук, мистер Тревес…
– Не волнуйтесь, – ответил он. – Вы можете полностью положиться на меня, сержант Хейверс.
Барбара улыбнулась. Ну и чурбан, подумала она, кладя большой ключ в пакет для вещдоков. Затем принялась рассматривать содержимое кожаного кейса.
Все, что находилось внутри, было аккуратно разложено: пара золотых запонок, золотой зажим для банкнот с гравировкой на арабском языке, золотое кольцо небольшого размера – вероятно, на женскую руку – с рубином в центре, одна золотая монета, четыре золотых браслета, чековая книжка и сложенный пополам листок желтой бумаги. Барбара на мгновение задумалась: такая явная склонность Кураши к золотым вещам не могла не привлечь внимания; как могло это обстоятельство повлиять на его жизнь и не вписывается ли оно в общую картину того, что с ним случилось. «Алчность? – предположила она. – Шантаж? Клептомания? Благоразумие? Одержимость? Что?»
Чековая книжка была выдана местным отделением банка «Барклайз». В левой части чека располагался корешок для отметки о полученной или выплаченной сумме. Всего один корешок был заполнен: 400 фунтов некоему Ф. Кумару. Барбара посмотрела на дату и подсчитала в уме: за три недели до смерти Кураши.
Она положила чековую книжку в пакет для вещдоков и развернула желтый листок. Это был чек местного магазина «Драгоценности и бижутерия Рекона», под логотипом курсивом было напечатано: «Лучшее из того, что есть в Балфорде». Сперва Барбара решила, что это чек на кольцо с рубином. Возможно, подарок Кураши невесте? Но, рассмотрев чек, она обнаружила, что выписан он не на имя Кураши. Он был выписан на имя Сале Малик. По чеку нельзя было понять, какая покупка оплачена, поскольку вместо наименования стоял код вещи: А-162. Рядом с кодом была напечатана закавыченная фраза «Жизнь начинается сейчас». Внизу чека была обозначена сумма, уплаченная Сале Малик: 220 фунтов.
Ну и дела, подумала Барбара. Интересно, как этот чек попал к Кураши. Вероятнее всего, это был чек оплаты чего-то, купленного его невестой, а надпись «Жизнь начинается сейчас» должна была быть выгравирована на купленном предмете. Обручальное кольцо? Это было наиболее вероятно. Но носят ли их пакистанские мужья? Барбара никогда не видела кольца на руке Таймуллы Ажара, но это еще ни о чем не говорит, поскольку не каждый мужчина его интеллектуального уровня носит кольца. А у кого выяснить, что предписывает в таких случаях обычай, которому должны следовать пакистанцы? Но даже если чек был выдан при покупке обручального кольца, то его присутствие в кейсе можно объяснить намерением Кураши вернуть Сале Малик ее покупку. А сам факт возврата подарка, да еще и с гравировкой обнадеживающих и доверительных слов «Жизнь начинается сейчас», можно объяснить лишь тем, что в планах на предстоящую свадьбу появилась угрожающая трещина.
Барбара обернулась и посмотрела на все еще открытый ящик прикроватного столика. Глядя на коробку с презервативами, она вспомнила, что и в кармане убитого были обнаружены три презерватива. Если увязать воедино чек ювелирного магазина и эти презервативы, это будет логическим подтверждением ее довода.
Не только свадебные планы дали трещину – по всей вероятности, появился еще кто-то третий, кто и поспособствовал тому, что Кураши отказался от вступления в ранее намеченный брак ради отношений с другим партнером. И все это произошло совсем недавно, о чем свидетельствовал тот факт, что в том же кейсе хранились свидетельства того, как Кураши намеревался провести медовый месяц.
Барбара присоединила чек к другим предметам, собранным на прикроватном столике. Закрыв кожаный кейс, положила в пакет с вещдоками и его. Интересно, подумала она, как отреагировала семья невесты, когда он отозвал свое предложение. Взрывом негодования? Намерением отомстить? Этого она не знала, зато у нее внезапно возникла отличная мысль, как это выяснить.
– Сержант Хейверс? – послышалось из коридора. Сейчас это было скорее шипение, нежели шепот: агент 007 сгорал от нетерпения.
Барбара, подойдя к двери, открыла ее. Выйдя в коридор, она взяла Тревеса за руку.
– Возможно, у нас кое-что появилось, – бросила она, сделав многозначительную мину.
– Серьезно? – Он буквально излучал возбуждение и любопытство.
– Абсолютно. Вы ведете регистрацию телефонных звонков? Да? Прекрасно. Мне необходимо с ней ознакомиться. – Она перешла на приказной тон. – Каждый его телефонный звонок и каждый звонок ему.
– Сегодня вечером вас устроит? – с горячностью спросил Базил и облизал губы.
Барбара поняла, что если дать ему волю, то они просидят бок о бок над отельными бумагами до утра.
– Давайте отложим до утра, – ответила она. – Надо хоть немного поспать, чтобы набраться сил для предстоящих дел.
– Слава богу, что в его номере я сохранил все в неприкосновенности, – прошептал Тревес, приходя в еще большее возбуждение.
– Следуйте этому и дальше, мистер Тревес, – поддержала его пыл Барбара. – Держите дверь закрытой. Если возникнет необходимость, стойте возле нее, как на часах. Наймите охрану. Установите видеонаблюдение. Установите в комнате скрытые микрофоны. Вы не хуже меня понимаете, что требуется. Но любой ценой сделайте так, чтобы ни одна живая душа не переступила порога этого номера. Я могу рассчитывать на вас?
– Сержант, – воскликнул Тревес, прикладывая руку к сердцу, – вы можете без малейших колебаний положиться на меня во всем.
– Прекрасно, – ответила Барбара и невольно задала себе вопрос: а не были точно такие же слова сказаны недавно Хайтаму Кураши?
Глава 6
Ее разбудило утреннее солнце, которому помогли крики чаек и слабый запах моря. Воздух был таким же неподвижным, как накануне. Барбара поняла это, когда, лежа калачиком на одной из двуспальных кроватей, скосила еще не совсем открывшийся со сна глаз в сторону окна. За стеклом виднелись ветви лаврового куста, но ни один из его пыльных листьев не колыхался. К полудню ртуть во всех термометрах, какие только есть в городе, должна закипеть.
Барбара просунула костяшки пальцев под поясницу, которую ломило после ночного контакта с матрасом, расплющенным телами нескольких поколений. Опустив ноги с кровати, она, медленно переступая, побрела в туалет с красивым видом из окна.
Интерьер ванной комнаты был выдержан все в том же свойственном отелю стиле увядающей роскоши: кафельная облицовка стен и цементные заплаты вокруг кранов были покрыты пятнами голубовато-зеленой, похожей на стриженый мех, плесени; дверцы шкафчика под умывальником удерживались закрытыми не защелками, а эластичной лентой, концы которой были намотаны на ручки. В стене над унитазом было маленькое оконце с рамой из четырех тусклых стекол, занавешенное мятой матерчатой шторкой с аппликациями, изображающими дельфинов, выпрыгивающих из вспененных морских волн, голубизна которых давно поблекла и сейчас больше напоминала цвет облачного зимнего неба.
При взгляде вокруг у Барбары невольно вырвалось «ах», после чего она приступила к изучению своего лица, отражавшегося в давным-давно не протиравшемся зеркале над умывальником; лепная рама зеркала была украшена не меньше чем двумя дюжинами позолоченных купидонов, каждый из которых целился стрелой в своего собрата, примостившегося напротив. На свое отражение она отреагировала более горестным «ах». По лицу, от глаз и до подбородка, расплывалась все та же цветовая гамма кровоподтеков, по краям которых уже начала проступать желтизна; левая щека была расписана образовавшимися во сне складками – портрет был более чем отталкивающим, и это как раз перед тем, когда надо идти на завтрак. Ну и видок, ужаснулась про себя Барбара, если выйти сейчас на улицу, шоферы в ужасе повыскакивают из своих машин. Она подошла к окну, чтобы полюбоваться на красивый пейзаж.
Окно было открыто на всю допустимую ширину, и в щель, равную примерно пяти дюймам, проникал свежий утренний воздух. Барбара сделала глубокий вдох и, запустив пятерню в свои густые волосы, принялась рассматривать покатый, спускающийся к морю газон.
Отель «Пепелище», расположенный примерно в миле от центра города на круто обрывающемся плато, привлекал в первую очередь таких туристов, для которых главное – полюбоваться видом. К югу от него виднелась песчаная Принцева коса серповидной формы с тремя уходящими в море каменными волнорезами. На западе газон упирался в высокую скалу, за которой простиралось гладкое, как стекло, безбрежное море; над самой линией горизонта виднелись завитки серого тумана, сулящие наступление долгожданной прохлады. На севере краны далекого Харвичского порта задрали вверх свои длинные, как у динозавров, шеи, под которыми свободно проходили плывущие в Европу морские паромы. Все это Барбара видела из маленького оконца туалета в своем номере; то же самое и еще многое другое можно было обозревать, сидя на складных стульях с парусиновыми спинками и сиденьями, расставленных по всему газону перед отелем.
Художнику-пейзажисту или маринисту отель «Пепелище» показался бы идеальным местом, подумала Барбара, но для туриста, приехавшего в Балфорд-ле-Нец с намерением получить кое-что еще помимо красивого вида, месторасположение отеля могло бы послужить примером явного коммерческого просчета. Удаленность отеля от города – с его эспланадами и променадом, Увеселительным пирсом, аллеей игровых автоматов, аттракционами и главной улицей Хай-стрит – еще убедительнее подтверждала бы это. Все эти места вкупе составляли коммерческий центр Балфорда-ле-Нец, в котором туристы тратили свои деньги. Если обитатели других отелей, пансионов, летних домиков, расположенных в прибрежной зоне этого увядающего города, могли за весьма короткое время добраться до этих мест, идя неторопливым прогулочным шагом, то для тех, кто останавливался в отеле «Пепелище», это было весьма проблематично. Родители с малыми детьми; молодые люди, охочие до всевозможных развлечений в ночном городе; туристы, интересующиеся всем, от песка на пляже до местных сувениров, наверняка весьма неуютно чувствовали бы себя в этом отеле, одиноко стоящем над обрывом вдалеке от центра Балфорда. Они, конечно, могли бы добраться пешком до города, если бы дорога шла вдоль береговой линии. А она была проложена так, что обитатели отеля «Пепелище» должны были сначала преодолеть крутой подъем по Нец-Парк-роуд, а затем, повернув назад, идти в город по Эспланаде.
По мнению Барбары, Базил Тревес был рад любому постояльцу, выбравшему его отель в какое угодно время года. Следовательно, долговременное проживание Хайтама Кураши было для него несомненной удачей. Это, в свою очередь, ставило перед ней вопрос о том, какую роль мог (или не мог) играть Тревес в брачных намерениях Кураши. Об этом стоило поразмыслить.
Барбара пристально смотрела в сторону Увеселительного пирса. На том конце, где когда-то стояло кафе Джека Оукинса, теперь шла стройка. Даже на таком расстоянии она видела, что все строения на пирсе свежеокрашены – белые, зеленые, синие и оранжевые; пятно, на котором они располагались, по периметру окружали мачты с висящими на них разноцветными флагами. Когда она в последний раз приезжала в Балфорд, ничего этого не было и в помине.
Барбара отошла от окна. Глядя на себя в зеркало, она призадумалась над тем, было ли разумным снимать с лица повязку. Косметику с собой она не взяла. К тому же у нее и не было-то ничего, кроме тюбика губной помады «Блистекс» да баночки румян, оставшихся от матери, а поэтому укладывать косметичку в рюкзак было бы попросту бессмысленно. Ей нравилось представлять себя неким существом, моральная устойчивость которого не позволяет проделывать с внешностью никаких обманных манипуляций – ну, разве что наложить немного тональной пудры на щеки, дабы слегка улучшить цвет лица. Однако истинная причина заключалась в том, что, оказавшись перед выбором, на что потратить утром пятнадцать минут своего жизненного времени – на наложение макияжа на лицо или на сон, – Барбара выбрала второе. Учитывая характер ее работы, такое решение казалось ей более осмысленным. Таким образом, ее подготовка к предстоящему дню занимала не более десяти минут, четыре из которых тратились на отыскание нужных предметов в рюкзачке, вперемешку с проклятиями, и на поиски пары чистых носков.
Почистив зубы, причесавшись и сложив в свой рюкзачок пакет с вещдоками, собранными накануне в номере Кураши, Барбара вышла из номера. В коридоре запахи еды, приготовленной на завтрак, окутали ее так цепко, словно руки малого ребенка юбку матери. Из кухни пахло яичницей с беконом, жареными сосисками, подгоревшими тостами, помидорами и грибами, томящимися на рашпере. В обеденный зал можно было пройти и с завязанными глазами. Барбара шла на становящиеся более сильными запахи; спустившись по лестнице на один пролет, она двигалась по узкому коридору первого этажа, и теперь до нее доносился звон посуды и гудящий шум голосов, обсуждающих планы на день. С каждым ее шагом голоса становились все отчетливее. Один голос – особенно. Говорил ребенок, произнося слова быстро и разборчиво:
– Ты слышал о ловле крабов с лодки? Папа, а мы сможем их половить? А чертово колесо? Мы сможем прокатиться на нем сегодня? Я весь вечер смотрела на него, когда сидела на газоне с миссис Портер. Она сказала, что когда ей было столько лет, сколько мне, чертово колесо…
Раздраженный низкий голос, прервал преисполненное надежд щебетание ребенка. Как всегда, с грустью подумала Барбара. Ну что еще, черт возьми, нужно этому болвану? Он, как слепой слон, безжалостно топчет все порывы своей маленькой дочери. Подходя к двери, Барбара чувствовала, как внутри у нее закипает необъяснимое раздражение и озлобление, хотя понимала, что все это никаким боком ее не касается.
Хадия и ее отец сидели в одном из тускло освещенных углов обеденного зала, старые стены которого были обшиты массивными деревянными панелями. Их посадили подальше от остальных обитателей отеля: за тремя столиками, стоящими в ряд напротив застекленной двустворчатой двери, расположились три белые пожилые супружеские пары. Эти последние пришедшие на завтрак люди вели себя так, словно никого, кроме них, в обеденном зале не было, если не считать еще одной очень пожилой дамы, возле стула которой стояли ходунки на колесиках. По всей вероятности, это и была уже упоминавшаяся миссис Портер, поскольку она ободряюще кивала Хадии из своего конца зала.
Нельзя сказать, чтобы Барбару сильно удивило то, что Хадия и Таймулла Ажар живут в том же отеле, что и она. Хейверс ожидала, что они остановятся у Маликов, но раз это не представилось возможным, то логично было предположить, что они окажутся в этом отеле; ведь Ажар приехал в Балфорд по делу Кураши.
– О, сержант Хейверс, – Барбара, оглянувшись, встретилась глазами со стоявшим позади нее с двумя подносами в руках Базилем Тревесом. – Позвольте проводить вас к вашему столику?..
Он, извиваясь всем телом и учтиво кланяясь, обошел ее, и в это время раздался счастливый выкрик Хадии:
– Барбара! Вы приехали! – Она, бросив ложку в тарелку с кашей и расплескав молоко по скатерти, соскочила со стула и стремглав бросилась к Барбаре, подпрыгивая, как обычно, и громко распевая: – Вы приехали! Вы приехали! Вы приехали на море! – Косички с вплетенными в них желтыми лентами прыгали по ее плечам, словно солнечные зайчики, да и сама она, казалось, излучала солнечный свет: желтые шортики, полосатая футболка, носочки с желтой каемкой, выглядывающие из сандалий. Она повисла на руке у Барбары. – Давайте построим замок из песка? Вы приехали, чтобы насобирать ракушек? Я хочу поиграть на автоматах и покататься на машинках, а вы?
Лицо Базила Тревеса, наблюдавшего за этим странным общением, стало удивленно-испуганным. Он повторил свое приглашение, на этот раз более решительно:
– Прошу вас, сержант Хейверс, располагайтесь за этим столиком. – С этими словами он, вытянув вперед подбородок, указал на столик у раскрытого окна в той части зала, где наверняка сидели англичане.
– Я предпочла бы сидеть там, – ответила Барбара, показав большим пальцем на темный угол, где размещались пакистанцы. – Чем больше свежего воздуха утром, тем тяжелее переносится дневная жара. Так вы не возражаете?
Не дождавшись его ответа, она направилась к Ажару. Хадия вприпрыжку бежала впереди.
– Она здесь, папа! Смотри, она здесь! Она здесь! – возбужденно кричала девочка, не замечая того, что отец, приветствуя Барбару, проявляет такую сдержанность, с какой, возможно, обнимал бы прокаженного.
В это время Базил Тревес подошел с двумя подносами к столику, за которым расположились миссис Портер и ее компаньонка. Поставив перед ними подносы, он поспешил к Барбаре, намереваясь усадить ее за столик, стоявший рядом с тем, за которым расположился Ажар.
– Конечно, как вам будет угодно, – обратился он к ней. – Вам подать апельсиновый сок, сержант Хейверс? А может быть, грейпфрутовый? – Тревес с такой готовностью выхватил салфетку из укладки и с такой галантностью положил ее на стол, словно усадить сержанта в общество темнокожих постояльцев было частью разработанного им генерального плана.
– Нет, с нами! Только с нами! – шумно запротестовала Хадия и потащила Барбару за их стол. – Папа, ну скажи ты ей! Она должна сидеть с нами.
Ажар молча смотрел на Барбару своими непроницаемыми карими глазами. Единственно, что удалось заметить Хейверс, было его моментное колебание, перед тем как встать, чтобы поздороваться с ней.
– Мы будем очень рады, Барбара, – произнес он беспристрастно-официальным тоном.
Ну и фрукт, раздраженно подумала она, но, сдержав себя, сказала:
– Если я вас не стесню…
– Секундочку, я сейчас накрою вам здесь, – засуетился Тревес. Он перенес ее прибор на стол Ажара, при этом что-то мурлыкая себе под нос, а выражение его лица было такое, какое бывает у человека, старающегося изо всех сил исправить неприятную ситуацию, созданную другими.
– Как я рада, как я рада, рада, рада! – распевала Хадия. – Вы приехали сюда отдохнуть, да? Мы пойдем на пляж. Будем собирать ракушки. Будем ловить рыб. Пойдем на пирс, где аттракционы. – Она залезла на стул и взяла ложку, лежавшую в тарелке с кашей, словно восклицательный знак, завершающий все, что случилось в то утро. Хадия вытащила ложку, не замечая капель, упавших на ее футболку. – Вчера, когда папа уходил по делам, я оставалась с миссис Портер, – доверительно сообщила она Барбаре, – мы читали, сидя на газоне. Сегодня мы решили погулять по Скалистому бульвару, но это очень далеко, почти столько, сколько надо идти до пирса. Я хотела сказать, что это далеко для миссис Портер. А я могу пройти хоть сколько, не верите? А раз вы здесь, папа разрешит мне пойти к аттракционам. Да, папа, разрешишь? Папа, если Барбара пойдет со мной, ты мне разрешишь? – Она вертелась на стуле, поворачиваясь то к Барбаре, то к отцу. – Мы покатаемся на американских горках и на чертовом колесе, правда, Барбара? Мы сможем пострелять из ружей в тире. Достать игрушки из большой прозрачной банки железной рукой. А вы умеете доставать игрушки? Папа очень хорошо умеет. Он однажды достал мне коалу, а маме достал розовую…
– Хадия. – Голос ее отца был спокойным и бесстрастным. Она, словно повинуясь врожденному рефлексу, мгновенно замолчала.
Барбара сосредоточенно вчитывалась в меню, словно верующий в священное писание. Выбрав еду на завтрак, она сообщила заказ Тревесу, стоящему рядом в полупоклоне.
– Хадия, Барбара здесь на отдыхе, – обратился Ажар к дочери, как только Тревес направился в сторону кухни. – Мы не должны мешать ей отдыхать. Она недавно сильно поранилась и еще недостаточно поправилась, чтобы подолгу ходить по городу.
Хадия не ответила, но посмотрела на Барбару взглядом, преисполненным надеждой. На ее просящем личике легко читались и чертово колесо, и игровые автоматы, и американские горки. Покачивая ногами, она чуть заметно подпрыгивала на стуле, и Барбара, глядя на нее, не могла понять, откуда у отца берется сила воли на то, чтобы отказать ей в чем-либо.
– Мои усталые кости, возможно, осилят прогулку до пирса, – обнадежила девочку Барбара. – Но для начала надо выяснить, как идут дела.
Такое расплывчатое обещание, по всей вероятности, обнадежило Хадию.
– Да! Да! Да! – радостно закричала она и еще до того, как отец успел вновь напомнить ей о приличиях, опустила глаза в тарелку и принялась доедать кашу.
Ажар, как заметила Барбара, ел яйца всмятку. Одно он уже съел, и когда Барбара пересела за их стол, приступил ко второму.
– Я оторвала вас от еды, – сказала Барбара, указав движением головы на стоящую перед ним тарелку. И вновь он заколебался, мысленно решая проблему: показывать или не показывать свое неприязненное отношение; вот только к чему, к еде или к ее обществу, Барбара затруднялась сказать, но была почти уверена, что ко второму.
Ажар ножом отделил верхушку яйца и ловким движением ложки выскреб из нее белок. Держа ложку в гладких коричневых пальцах, он некоторое время не приступал к еде, а потом вдруг заговорил.
– Занятное совпадение, Барбара, – произнес он без тени иронии, – что вы приехали в отпуск в тот самый город, что и мы с Хадией. И еще более занятное совпадение, что все мы оказались в одном отеле.
– Зато мы можем быть вместе, – счастливо подхватила Хадия. – Я и Барбара. Па, когда ты снова уйдешь по делам, Барбара сможет присматривать за мной вместо миссис Портер. Миссис Портер хорошая, – вполголоса сказала она, обращаясь к Барбаре. – Она мне нравится. Но она не очень хорошо ходит, потому что у нее трясутся ноги.
– Хадия, – тихо сказал отец. – Ты забыла про завтрак.
Хадия снова опустила глаза в тарелку, но перед этим изловчилась незаметно стрельнуть в Барбару своими лучезарно улыбающимися глазами. Ее сандалии бодро застучали по ножкам стула.
Барбара понимала, что отпираться и врать бессмысленно. Ведь когда она впервые придет на встречу представителей азиатской общины с полицией, Ажар сразу узнает правду о том, что она делает в Балфорде. Сейчас она поняла, что лучше всего сказать ему правду… не полную правду относительно того, как она оказалась в Эссексе.
– Вообще-то, – начала она, – я здесь по делу. Ну, не совсем по делу, вы бы сказали: как бы по делу. – Она, стараясь не показаться излишне серьезной, поведала ему, что приехала сюда помочь своей давней подруге, старшему инспектору уголовной полиции, назначенной руководителем оперативно-следственной группы, ведущей расследование. И сделала паузу, ожидая, как он отреагирует на это. Он отреагировал в полном соответствии со своим характером: его густые ресницы чуть дрогнули. – Три дня назад один человек по имени Хайтам Кураши был найден мертвым недалеко отсюда, – продолжала она и, как бы невзначай добавила: – Кстати, он жил в этом самом отеле. Вы что-нибудь слышали об этом, Ажар?
– И вы участвуете в этом расследовании? – спросил Таймулла. – А как это может быть? Ведь вы же работаете в Лондоне.
Барбара просунула костяшки пальцев под поясницу, которую ломило после ночного контакта с матрасом, расплющенным телами нескольких поколений. Опустив ноги с кровати, она, медленно переступая, побрела в туалет с красивым видом из окна.
Интерьер ванной комнаты был выдержан все в том же свойственном отелю стиле увядающей роскоши: кафельная облицовка стен и цементные заплаты вокруг кранов были покрыты пятнами голубовато-зеленой, похожей на стриженый мех, плесени; дверцы шкафчика под умывальником удерживались закрытыми не защелками, а эластичной лентой, концы которой были намотаны на ручки. В стене над унитазом было маленькое оконце с рамой из четырех тусклых стекол, занавешенное мятой матерчатой шторкой с аппликациями, изображающими дельфинов, выпрыгивающих из вспененных морских волн, голубизна которых давно поблекла и сейчас больше напоминала цвет облачного зимнего неба.
При взгляде вокруг у Барбары невольно вырвалось «ах», после чего она приступила к изучению своего лица, отражавшегося в давным-давно не протиравшемся зеркале над умывальником; лепная рама зеркала была украшена не меньше чем двумя дюжинами позолоченных купидонов, каждый из которых целился стрелой в своего собрата, примостившегося напротив. На свое отражение она отреагировала более горестным «ах». По лицу, от глаз и до подбородка, расплывалась все та же цветовая гамма кровоподтеков, по краям которых уже начала проступать желтизна; левая щека была расписана образовавшимися во сне складками – портрет был более чем отталкивающим, и это как раз перед тем, когда надо идти на завтрак. Ну и видок, ужаснулась про себя Барбара, если выйти сейчас на улицу, шоферы в ужасе повыскакивают из своих машин. Она подошла к окну, чтобы полюбоваться на красивый пейзаж.
Окно было открыто на всю допустимую ширину, и в щель, равную примерно пяти дюймам, проникал свежий утренний воздух. Барбара сделала глубокий вдох и, запустив пятерню в свои густые волосы, принялась рассматривать покатый, спускающийся к морю газон.
Отель «Пепелище», расположенный примерно в миле от центра города на круто обрывающемся плато, привлекал в первую очередь таких туристов, для которых главное – полюбоваться видом. К югу от него виднелась песчаная Принцева коса серповидной формы с тремя уходящими в море каменными волнорезами. На западе газон упирался в высокую скалу, за которой простиралось гладкое, как стекло, безбрежное море; над самой линией горизонта виднелись завитки серого тумана, сулящие наступление долгожданной прохлады. На севере краны далекого Харвичского порта задрали вверх свои длинные, как у динозавров, шеи, под которыми свободно проходили плывущие в Европу морские паромы. Все это Барбара видела из маленького оконца туалета в своем номере; то же самое и еще многое другое можно было обозревать, сидя на складных стульях с парусиновыми спинками и сиденьями, расставленных по всему газону перед отелем.
Художнику-пейзажисту или маринисту отель «Пепелище» показался бы идеальным местом, подумала Барбара, но для туриста, приехавшего в Балфорд-ле-Нец с намерением получить кое-что еще помимо красивого вида, месторасположение отеля могло бы послужить примером явного коммерческого просчета. Удаленность отеля от города – с его эспланадами и променадом, Увеселительным пирсом, аллеей игровых автоматов, аттракционами и главной улицей Хай-стрит – еще убедительнее подтверждала бы это. Все эти места вкупе составляли коммерческий центр Балфорда-ле-Нец, в котором туристы тратили свои деньги. Если обитатели других отелей, пансионов, летних домиков, расположенных в прибрежной зоне этого увядающего города, могли за весьма короткое время добраться до этих мест, идя неторопливым прогулочным шагом, то для тех, кто останавливался в отеле «Пепелище», это было весьма проблематично. Родители с малыми детьми; молодые люди, охочие до всевозможных развлечений в ночном городе; туристы, интересующиеся всем, от песка на пляже до местных сувениров, наверняка весьма неуютно чувствовали бы себя в этом отеле, одиноко стоящем над обрывом вдалеке от центра Балфорда. Они, конечно, могли бы добраться пешком до города, если бы дорога шла вдоль береговой линии. А она была проложена так, что обитатели отеля «Пепелище» должны были сначала преодолеть крутой подъем по Нец-Парк-роуд, а затем, повернув назад, идти в город по Эспланаде.
По мнению Барбары, Базил Тревес был рад любому постояльцу, выбравшему его отель в какое угодно время года. Следовательно, долговременное проживание Хайтама Кураши было для него несомненной удачей. Это, в свою очередь, ставило перед ней вопрос о том, какую роль мог (или не мог) играть Тревес в брачных намерениях Кураши. Об этом стоило поразмыслить.
Барбара пристально смотрела в сторону Увеселительного пирса. На том конце, где когда-то стояло кафе Джека Оукинса, теперь шла стройка. Даже на таком расстоянии она видела, что все строения на пирсе свежеокрашены – белые, зеленые, синие и оранжевые; пятно, на котором они располагались, по периметру окружали мачты с висящими на них разноцветными флагами. Когда она в последний раз приезжала в Балфорд, ничего этого не было и в помине.
Барбара отошла от окна. Глядя на себя в зеркало, она призадумалась над тем, было ли разумным снимать с лица повязку. Косметику с собой она не взяла. К тому же у нее и не было-то ничего, кроме тюбика губной помады «Блистекс» да баночки румян, оставшихся от матери, а поэтому укладывать косметичку в рюкзак было бы попросту бессмысленно. Ей нравилось представлять себя неким существом, моральная устойчивость которого не позволяет проделывать с внешностью никаких обманных манипуляций – ну, разве что наложить немного тональной пудры на щеки, дабы слегка улучшить цвет лица. Однако истинная причина заключалась в том, что, оказавшись перед выбором, на что потратить утром пятнадцать минут своего жизненного времени – на наложение макияжа на лицо или на сон, – Барбара выбрала второе. Учитывая характер ее работы, такое решение казалось ей более осмысленным. Таким образом, ее подготовка к предстоящему дню занимала не более десяти минут, четыре из которых тратились на отыскание нужных предметов в рюкзачке, вперемешку с проклятиями, и на поиски пары чистых носков.
Почистив зубы, причесавшись и сложив в свой рюкзачок пакет с вещдоками, собранными накануне в номере Кураши, Барбара вышла из номера. В коридоре запахи еды, приготовленной на завтрак, окутали ее так цепко, словно руки малого ребенка юбку матери. Из кухни пахло яичницей с беконом, жареными сосисками, подгоревшими тостами, помидорами и грибами, томящимися на рашпере. В обеденный зал можно было пройти и с завязанными глазами. Барбара шла на становящиеся более сильными запахи; спустившись по лестнице на один пролет, она двигалась по узкому коридору первого этажа, и теперь до нее доносился звон посуды и гудящий шум голосов, обсуждающих планы на день. С каждым ее шагом голоса становились все отчетливее. Один голос – особенно. Говорил ребенок, произнося слова быстро и разборчиво:
– Ты слышал о ловле крабов с лодки? Папа, а мы сможем их половить? А чертово колесо? Мы сможем прокатиться на нем сегодня? Я весь вечер смотрела на него, когда сидела на газоне с миссис Портер. Она сказала, что когда ей было столько лет, сколько мне, чертово колесо…
Раздраженный низкий голос, прервал преисполненное надежд щебетание ребенка. Как всегда, с грустью подумала Барбара. Ну что еще, черт возьми, нужно этому болвану? Он, как слепой слон, безжалостно топчет все порывы своей маленькой дочери. Подходя к двери, Барбара чувствовала, как внутри у нее закипает необъяснимое раздражение и озлобление, хотя понимала, что все это никаким боком ее не касается.
Хадия и ее отец сидели в одном из тускло освещенных углов обеденного зала, старые стены которого были обшиты массивными деревянными панелями. Их посадили подальше от остальных обитателей отеля: за тремя столиками, стоящими в ряд напротив застекленной двустворчатой двери, расположились три белые пожилые супружеские пары. Эти последние пришедшие на завтрак люди вели себя так, словно никого, кроме них, в обеденном зале не было, если не считать еще одной очень пожилой дамы, возле стула которой стояли ходунки на колесиках. По всей вероятности, это и была уже упоминавшаяся миссис Портер, поскольку она ободряюще кивала Хадии из своего конца зала.
Нельзя сказать, чтобы Барбару сильно удивило то, что Хадия и Таймулла Ажар живут в том же отеле, что и она. Хейверс ожидала, что они остановятся у Маликов, но раз это не представилось возможным, то логично было предположить, что они окажутся в этом отеле; ведь Ажар приехал в Балфорд по делу Кураши.
– О, сержант Хейверс, – Барбара, оглянувшись, встретилась глазами со стоявшим позади нее с двумя подносами в руках Базилем Тревесом. – Позвольте проводить вас к вашему столику?..
Он, извиваясь всем телом и учтиво кланяясь, обошел ее, и в это время раздался счастливый выкрик Хадии:
– Барбара! Вы приехали! – Она, бросив ложку в тарелку с кашей и расплескав молоко по скатерти, соскочила со стула и стремглав бросилась к Барбаре, подпрыгивая, как обычно, и громко распевая: – Вы приехали! Вы приехали! Вы приехали на море! – Косички с вплетенными в них желтыми лентами прыгали по ее плечам, словно солнечные зайчики, да и сама она, казалось, излучала солнечный свет: желтые шортики, полосатая футболка, носочки с желтой каемкой, выглядывающие из сандалий. Она повисла на руке у Барбары. – Давайте построим замок из песка? Вы приехали, чтобы насобирать ракушек? Я хочу поиграть на автоматах и покататься на машинках, а вы?
Лицо Базила Тревеса, наблюдавшего за этим странным общением, стало удивленно-испуганным. Он повторил свое приглашение, на этот раз более решительно:
– Прошу вас, сержант Хейверс, располагайтесь за этим столиком. – С этими словами он, вытянув вперед подбородок, указал на столик у раскрытого окна в той части зала, где наверняка сидели англичане.
– Я предпочла бы сидеть там, – ответила Барбара, показав большим пальцем на темный угол, где размещались пакистанцы. – Чем больше свежего воздуха утром, тем тяжелее переносится дневная жара. Так вы не возражаете?
Не дождавшись его ответа, она направилась к Ажару. Хадия вприпрыжку бежала впереди.
– Она здесь, папа! Смотри, она здесь! Она здесь! – возбужденно кричала девочка, не замечая того, что отец, приветствуя Барбару, проявляет такую сдержанность, с какой, возможно, обнимал бы прокаженного.
В это время Базил Тревес подошел с двумя подносами к столику, за которым расположились миссис Портер и ее компаньонка. Поставив перед ними подносы, он поспешил к Барбаре, намереваясь усадить ее за столик, стоявший рядом с тем, за которым расположился Ажар.
– Конечно, как вам будет угодно, – обратился он к ней. – Вам подать апельсиновый сок, сержант Хейверс? А может быть, грейпфрутовый? – Тревес с такой готовностью выхватил салфетку из укладки и с такой галантностью положил ее на стол, словно усадить сержанта в общество темнокожих постояльцев было частью разработанного им генерального плана.
– Нет, с нами! Только с нами! – шумно запротестовала Хадия и потащила Барбару за их стол. – Папа, ну скажи ты ей! Она должна сидеть с нами.
Ажар молча смотрел на Барбару своими непроницаемыми карими глазами. Единственно, что удалось заметить Хейверс, было его моментное колебание, перед тем как встать, чтобы поздороваться с ней.
– Мы будем очень рады, Барбара, – произнес он беспристрастно-официальным тоном.
Ну и фрукт, раздраженно подумала она, но, сдержав себя, сказала:
– Если я вас не стесню…
– Секундочку, я сейчас накрою вам здесь, – засуетился Тревес. Он перенес ее прибор на стол Ажара, при этом что-то мурлыкая себе под нос, а выражение его лица было такое, какое бывает у человека, старающегося изо всех сил исправить неприятную ситуацию, созданную другими.
– Как я рада, как я рада, рада, рада! – распевала Хадия. – Вы приехали сюда отдохнуть, да? Мы пойдем на пляж. Будем собирать ракушки. Будем ловить рыб. Пойдем на пирс, где аттракционы. – Она залезла на стул и взяла ложку, лежавшую в тарелке с кашей, словно восклицательный знак, завершающий все, что случилось в то утро. Хадия вытащила ложку, не замечая капель, упавших на ее футболку. – Вчера, когда папа уходил по делам, я оставалась с миссис Портер, – доверительно сообщила она Барбаре, – мы читали, сидя на газоне. Сегодня мы решили погулять по Скалистому бульвару, но это очень далеко, почти столько, сколько надо идти до пирса. Я хотела сказать, что это далеко для миссис Портер. А я могу пройти хоть сколько, не верите? А раз вы здесь, папа разрешит мне пойти к аттракционам. Да, папа, разрешишь? Папа, если Барбара пойдет со мной, ты мне разрешишь? – Она вертелась на стуле, поворачиваясь то к Барбаре, то к отцу. – Мы покатаемся на американских горках и на чертовом колесе, правда, Барбара? Мы сможем пострелять из ружей в тире. Достать игрушки из большой прозрачной банки железной рукой. А вы умеете доставать игрушки? Папа очень хорошо умеет. Он однажды достал мне коалу, а маме достал розовую…
– Хадия. – Голос ее отца был спокойным и бесстрастным. Она, словно повинуясь врожденному рефлексу, мгновенно замолчала.
Барбара сосредоточенно вчитывалась в меню, словно верующий в священное писание. Выбрав еду на завтрак, она сообщила заказ Тревесу, стоящему рядом в полупоклоне.
– Хадия, Барбара здесь на отдыхе, – обратился Ажар к дочери, как только Тревес направился в сторону кухни. – Мы не должны мешать ей отдыхать. Она недавно сильно поранилась и еще недостаточно поправилась, чтобы подолгу ходить по городу.
Хадия не ответила, но посмотрела на Барбару взглядом, преисполненным надеждой. На ее просящем личике легко читались и чертово колесо, и игровые автоматы, и американские горки. Покачивая ногами, она чуть заметно подпрыгивала на стуле, и Барбара, глядя на нее, не могла понять, откуда у отца берется сила воли на то, чтобы отказать ей в чем-либо.
– Мои усталые кости, возможно, осилят прогулку до пирса, – обнадежила девочку Барбара. – Но для начала надо выяснить, как идут дела.
Такое расплывчатое обещание, по всей вероятности, обнадежило Хадию.
– Да! Да! Да! – радостно закричала она и еще до того, как отец успел вновь напомнить ей о приличиях, опустила глаза в тарелку и принялась доедать кашу.
Ажар, как заметила Барбара, ел яйца всмятку. Одно он уже съел, и когда Барбара пересела за их стол, приступил ко второму.
– Я оторвала вас от еды, – сказала Барбара, указав движением головы на стоящую перед ним тарелку. И вновь он заколебался, мысленно решая проблему: показывать или не показывать свое неприязненное отношение; вот только к чему, к еде или к ее обществу, Барбара затруднялась сказать, но была почти уверена, что ко второму.
Ажар ножом отделил верхушку яйца и ловким движением ложки выскреб из нее белок. Держа ложку в гладких коричневых пальцах, он некоторое время не приступал к еде, а потом вдруг заговорил.
– Занятное совпадение, Барбара, – произнес он без тени иронии, – что вы приехали в отпуск в тот самый город, что и мы с Хадией. И еще более занятное совпадение, что все мы оказались в одном отеле.
– Зато мы можем быть вместе, – счастливо подхватила Хадия. – Я и Барбара. Па, когда ты снова уйдешь по делам, Барбара сможет присматривать за мной вместо миссис Портер. Миссис Портер хорошая, – вполголоса сказала она, обращаясь к Барбаре. – Она мне нравится. Но она не очень хорошо ходит, потому что у нее трясутся ноги.
– Хадия, – тихо сказал отец. – Ты забыла про завтрак.
Хадия снова опустила глаза в тарелку, но перед этим изловчилась незаметно стрельнуть в Барбару своими лучезарно улыбающимися глазами. Ее сандалии бодро застучали по ножкам стула.
Барбара понимала, что отпираться и врать бессмысленно. Ведь когда она впервые придет на встречу представителей азиатской общины с полицией, Ажар сразу узнает правду о том, что она делает в Балфорде. Сейчас она поняла, что лучше всего сказать ему правду… не полную правду относительно того, как она оказалась в Эссексе.
– Вообще-то, – начала она, – я здесь по делу. Ну, не совсем по делу, вы бы сказали: как бы по делу. – Она, стараясь не показаться излишне серьезной, поведала ему, что приехала сюда помочь своей давней подруге, старшему инспектору уголовной полиции, назначенной руководителем оперативно-следственной группы, ведущей расследование. И сделала паузу, ожидая, как он отреагирует на это. Он отреагировал в полном соответствии со своим характером: его густые ресницы чуть дрогнули. – Три дня назад один человек по имени Хайтам Кураши был найден мертвым недалеко отсюда, – продолжала она и, как бы невзначай добавила: – Кстати, он жил в этом самом отеле. Вы что-нибудь слышали об этом, Ажар?
– И вы участвуете в этом расследовании? – спросил Таймулла. – А как это может быть? Ведь вы же работаете в Лондоне.