Решили расходиться. Барбара шла с Сент-Джеймсом и его женой Деборой, поникшими, как цветы под немилосердными лучами солнца. Сент-Джеймс то и дело промокал белым носовым платком брови, а Дебора с ожесточением обмахивалась старой театральной программкой, оказавшейся, к счастью, в ее объемистой соломенной сумке.
– Барбара, вы не хотите зайти к нам? – спросила она. – Мы решили посидеть до вечера в саду, а я хочу попросить отца облить нас водой из садового шланга.
– Это было бы как нельзя кстати, – ответила Барбара, потирая шею, стянутую насквозь промокшим воротником блузки.
– Ну и отлично.
– Да нет, что вы, я не могу. Ведь я еще не совсем оправилась от травмы.
– Понятно, – задумчиво произнес Сент-Джеймс. – А когда это произошло?
– Как это глупо с моей стороны, – спохватилась Дебора. – Простите, Барбара, я как-то упустила это из виду.
Этому Барбара не поверила. Пластырь на носу, кровоподтеки на лице – не говоря уже о выбитом переднем зубе – при первом же взгляде на нее, несомненно, напомнили бы о том, что она совсем недавно вернулась из госпиталя. Дебора, по всей вероятности, была слишком вежливой, чтобы заострять внимание на таких вещах.
– Две недели назад, – ответила Барбара на вопрос Сент-Джеймса.
– Что с легкими?
– Дают о себе знать.
– А ребра?
– Только когда смеюсь.
Саймон улыбнулся.
– Вы сейчас в отпуске?
– Да, по требованию врачей. Я не могу приступить к работе без разрешения своего доктора.
– Не могу прийти в себя от того, что произошло, – сочувственно произнес Сент-Джеймс. – Проклятое невезение.
– Да, ничего не поделаешь, – пожала плечами Барбара.
Впервые возглавив оперативно-следственную группу, расследующую убийство, она, выражаясь медицинским языком, получила травму при исполнении служебных обязанностей. Но говорить об этом ей не хотелось. Ее гордость пострадала от этого больше, чем ее тело.
– Так что вы намерены делать? – спросил Сент-Джеймс.
– Спасайтесь от этой жары, – участливо посоветовала Дебора. – Поезжайте в Шотландию, или на озера, или к морю. Жаль, что мы не можем составить вам компанию.
Проезжая по Слоун-стрит, Барбара то и дело вспоминала советы Деборы. Последний приказ, полученный ею по завершении расследования от инспектора Линли, предписывал ей взять отпуск. Этот приказ он повторил ей и сегодня, когда они после свадьбы вдруг оказались наедине.
– Я знаю, о чем говорю, сержант Хейверс, – сказал он. – Вам положен отпуск, и я хочу, чтобы вы им воспользовались. Так мы договорились?
– Договорились, инспектор.
Однако они не договорились о том, как ей проводить этот навязанный чуть ли не силой отпуск. Барбара воспринимала мысль о временном отсутствии на работе с ужасом женщины, которая, следуя строгим правилам, хранит ото всех свою личную жизнь, свою раненую душу, свои горькие переживания, потому что не может уделить всему этому времени. Раньше, находясь в отпусках, предоставляемых Ярдом, Барбара поддерживала угасающее здоровье отца, а после его смерти она, в свое свободное время, старалась скрасить жизнь матери, впавшей в моральную немощь; подновляла, а затем продавала семейный дом, а также подготовляла переезд в ее теперешнее жилище. Свободное время было ей в тягость. Мысль о том, что бегущие одна за другой минуты сольются в часы, часы перетекут в дни, дни растянутся в неделю, а может быть, и в две… От одной этой мысли ладони у нее стали влажными, а локтевые суставы пронзила боль. Казалось, каждая частица ее короткого плотного тела начинает корчиться и подавать сигнал: «Приступ тревоги».
И вот, лавируя в потоке машин и часто моргая при этом веками, чтобы защитить глаза от крупинок сажи, заносимых в салон потоком душного перегретого воздуха, она чувствовала себя так, как может чувствовать себя женщина, стоящая у края бездны. Все летит вниз, летит прочь, летит в вечность. А по сторонам стоят указатели с теми самыми, наводящими ужас словами свободное время. Так как же ей быть? Куда ей ехать? Чем заполнить бесконечные часы? Чтением дамских романов? Мытьем окон, которых в ее жилище всего-то три? Учиться гладить, печь, шить? А может, вообще расплавиться на этой жаре? Чертовская, отвратительная, поганая, трижды проклята жара, чтоб тебе…
Возьми себя в руки, приказала себе Барбара. Ведь то, что тебе предстоит, – это всего лишь отпуск, а не заключение в одиночной камере.
Остановившись на выезде со Слоун-стрит, она терпеливо ожидала сигнала, разрешающего поворот на Найтсбридж. В больнице она ежедневно смотрела телевизионные новости, а поэтому знала, что, несмотря на небывало жаркую погоду, приток иностранных туристов в Лондон даже возрос. И вот здесь, сейчас она увидела их. Орды покупателей с бутылками минеральной воды, толкая и тесня друг друга, сплошным потоком шли по тротуару. Еще более многочисленные орды выплескивались на поверхность из вестибюля станции подземки Найтс-бридж и расползались, как пчелы по сотам, в направлении наимоднейших магазинов. Спустя пять минут, выехав в потоке машин на Парк-Лейн, Барбара заметила, что здесь народу было еще больше – к иностранцам прибавились и свои, провинциалы – их блеклыми телами была сплошь устлана пожухшая от жары трава на газонах Гайд-Парка. Под безжалостно палящим солнцем двухэтажные автобусы без крыш во множестве катили в обоих направлениях; на всех сиденьях восседали туристы и с напряженным вниманием слушали своих вещающих в микрофоны гидов. А когда автобусы останавливались возле отелей, она видела, как руководители туристических групп выводили из них немцев, корейцев, японцев и американцев.
Все мы дышим одним воздухом, подумала она. Тем же самым горячим, ядовитым, спертым воздухом. Так может быть, в конце концов, и стоит уехать в отпуск, подальше от всего этого.
Чтобы миновать забитую сверх всякой меры Оксфорд-стрит, Барбара поехала в северо-западном направлении по Эджвер-роуд. Туристов здесь было меньше – их место на тротуаре заняли эмигранты: темнокожие женщины в сари, чадрах и хиджабах; темнокожие мужчины, одетые во что попало – от голубых джинсов до халатов. Медленно перемещаясь от пробки к пробке, Барбара наблюдала за этими людьми, некогда бывшими иностранцами; сейчас они с сосредоточенными лицами входили в магазины или выходили из них. Она задумалась о том, как изменился Лондон на протяжении тридцати трех лет ее жизни. Положение с едой заметно улучшилось, признала она. Но, как сотруднику полиции, ей было известно, что это многоязычное общество породило не один десяток проблем, связанных именно с многоязычием.
Она стороной объехала Камден-Лок, где постоянно кучкуются толпы людей самого разнообразного пошиба. Еще десять минут – и она, наконец, выехала на Итон-Виллас и сразу обратилась с молитвой к верховному божеству, управляющему транспортными потоками, прося его о том, чтобы рядом с ее жилищем оказалось место для парковки.
Божество предложило компромиссное решение: место для парковки нашлось за углом примерно в пятидесяти ярдах. С невероятными усилиями Барбара втиснула свой «Мини» в пространство, достаточное разве что для мотоцикла. Она с трудом прошла расстояние от парковки до проезда, в котором позади желтого кирпичного дома, построенного во времена короля Эдуарда VII, стояло ее бунгало, и распахнула калитку.
За время долгой езды по городу приятное возбуждение от шампанского преобразилось и стало тем, что обычно чувствуется после приема алкоголя, а именно убийственной жаждой. Она окинула взглядом дорожку, идущую по фасаду дома в сад, разбитый на заднем дворе. Дорожка кончалась у порога ее крошечной хижины, накрытой тенью раскидистой акации и обещающей, как ей казалось, прохладу.
Глаза всегда обманывают. Стоило Барбаре открыть дверь и войти внутрь, как ее обдало жаром. Все три окна были открыты настежь в надежде на то, что сквозняк обеспечит хоть какую-то вентиляцию, но в помещении не чувствовалось ни малейшего ветерка, и при первом же вдохе она почувствовала себя так, будто в ее легкие попал кипяток.
– Проклятая жара, – едва слышно произнесла Барбара. Швырнув сумку на стол, она двинулась к холодильнику. Литровая бутылка «Волвика»[16], окруженная коробочками и пакетами с недоеденной, купленной на вынос едой и полуфабрикатами, возвышалась на полке словно замок. Взяв ее, Барбара подошла к раковине. Сделав пять больших глотков, она наклонилась и вылила остатки воды на шею и на коротко подстриженные волосы. От внезапного холода, который, наконец-то, ощутила ее кожа, у нее буквально зашлось дыхание. Ощущение было такое, будто она вдруг оказалась в раю.
– Блаженство, – со вздохом произнесла Барбара. – Вот я и пришла к Богу.
– Вы принимаете душ? – раздался у нее за спиной детский голос. – Тогда я зайду попозже?
Барбара обернулась к двери, которую оставила открытой, не рассчитывая, что это может быть истолковано незваным гостем как приглашение войти. После выписки из Уилтширского госпиталя, где она пробыла несколько дней, она практически не сталкивалась ни с кем из соседей. Избегая встречаться с ними, она выходила из своего бунгало и возвращалась в него, когда знала, что обитатели большого многоквартирного дома в нем не находятся.
Но одна из маленьких девочек, живущих в этом доме, стояла сейчас перед ней, и когда девочка прыгающими шажками осмелилась подойти ближе, ее влажные карие глаза стали круглыми и большими.
– Что у вас с лицом, Барбара? Вы попали в автомобильную аварию? Вы ужасно выглядите.
– Благодарю тебя за сочувствие, Хадия.
– Вам больно? Что все-таки произошло? Почему вас не было дома? Я очень волновалась. Я два раза звонила вам. Смотрите, ваш автоответчик мигает. Хотите я прокручу сообщения? Я умею это делать. Вы же сами меня учили, помните?
Хадия с довольным лицом метнулась по комнате и плюхнулась с размаху на диван. Автоответчик стоял на полке возле крошечного камина, и она, уверенным движением нажав одну из клавиш, лучезарно улыбнулась Барбаре, приготовившейся слушать сообщения автоответчика.
– Привет, – прозвучало из динамика. – Это Халида Хадия, ваша соседка из соседнего дома; наша квартира на первом этаже.
– Папа говорит, что я всегда должна называть себя, когда общаюсь с кем-нибудь по телефону, – доверительно произнесла Хадия. – Он говорит, что только такое обращение считается вежливым.
– Да, это хорошая привычка, – согласилась Барбара. – Она меньше озадачивает того, кто находится на другом конце провода.
Она потянулась за мягким кухонным полотенцем, висевшим на крючке, и вытерла им мокрые волосы и шею.
– Ужасно жарко, верно? – вновь зазвучал из динамика непринужденный голосок девочки. – А где вы? Я звоню, чтобы спросить, не хотите ли вы сходить покушать мороженого? Я накопила столько денег, что их хватит на две порции, и мой папа говорит, что я могу пригласить кого-то, кто мне нравится, поэтому я и приглашаю вас. Позвоните мне, как только придете. Но не бойтесь, я никого, кроме вас, не приглашу. До свидания. – Через несколько секунд, после сигнала и объявления времени поступления звонка, зазвучало новое сообщение, произносимое тем же голосом:
– Привет. Это Халида Хадия, ваша соседка из соседнего дома; наша квартира на первом этаже. Я все еще хочу сходить покушать мороженого. А вы? Пожалуйста, позвоните мне. Если вы сможете пойти со мной, это будет здорово. Плачу я. Я смогу заплатить, потому что накопила денег.
– Вы поняли, кто вам звонил? – спросила Хадия. – Ведь я сказала достаточно, чтобы вы поняли, кто говорит? Я точно не знаю, что мне надо было еще сказать, но мне кажется, я сказала достаточно.
– Ты отлично представилась, – успокоила девочку Барбара. – Мне особенно понравилась информация о том, что ты живешь в квартире на первом этаже. Как хорошо знать, где можно разжиться леденцом на палочке, если мне вдруг взбредет в голову стащить его, чтобы поменять на несколько сигарет.
Хадия рассмеялась.
– Нет, Барбара Хейверс, вы этого не сделаете.
– Конечно, нет, девочка, – подтвердила Барбара.
Подойдя к столу, она вынула из сумки пачку сигарет. Прикурив и затянувшись, она вздрогнула от боли, пронзившей легкое.
– Вам вредно курить, – сказала Хадия, глядя на ее лицо.
– Ты уже говорила мне об этом, девочка. – Барбара положила сигарету на край пепельницы, где уже покоились восемь ее погасших сестер. – Мне необходимо сбросить все с себя, Хадия – если ты, конечно, не против. Я чувствую себя так, словно меня заперли в микроволновке.
Хадия, казалось, не поняла намека. Она, кивнув, согласилась.
– Я вижу, что вам жарко. У вас все лицо горит. – Она потянулась, располагаясь поудобнее на диване.
– Ладно, тут все свои, верно? – вздохнув, произнесла Барбара. Она подошла к шкафу, стянула через голову платье, и тут девочка увидела, что ее грудь скрыта под широкой повязкой.
– Вы попали в аварию? – спросила Хадия.
– Да, что-то вроде того.
– Вы что-нибудь сломали? Вас поэтому забинтовали?
– Сломала нос… и три ребра.
– Вам, наверное, было ужасно больно. И сейчас болит? Давайте я помогу вам переодеться.
– Спасибо. Я могу еще справиться сама.
Барбара швырнула туфли в шкаф и стянула с себя колготки. В куче одежды под черным пластиковым плащом лежали широченные, пурпурного цвета брюки с затяжной тесьмой на талии. Их-то она и искала. Просунув в них ноги, Барбара натянула на себя малиновую футболку с надписью «Кук Робин заслужил это». Заправив футболку и затянув брючную поясную тесьму, она повернулась к девочке, которая с любопытством листала книгу в бумажном переплете, лежавшую до этого на прикроватном столике. Накануне вечером Барбара прервала чтение на описании того, как здоровенный, пышущий силой дикарь, имя которого и послужило названием книги, буквально загорелся страстью при виде округлой, упругой – и естественно обнаженной – попки молодой героини, когда та, осторожно ступая, входила в реку для омовения своего тела. Барбара была уверена, что Хадии нет никакой необходимости знать о том, что произошло дальше. Подойдя к девочке, она взяла книгу из ее рук.
– А что такое пульсирующий член? – удивленно подняв брови, спросила Хадия.
– Спроси своего папу, – ответила Барбара. – Нет, – спохватившись после секундного раздумья, сказала она, поскольку даже не могла себе представить, чтобы всегда серьезный отец Хадии сумел ответить на этот вопрос с такой же поспешной уверенностью, с которой сделала это она. – Это главный барабанщик на секретной службе, – объяснила Барбара. – Он и есть тот самый пульсирующий член. А остальные члены поют.
Хадия задумчиво кивнула.
– Но тут сказано, что она коснулась его…
– Так что ты говорила про мороженое? – елейным голосом перебила девочку Барбара. – Если твое приглашение еще в силе, то пошли. Чур, мне клубничное. А тебе?
– Так именно для этого я к вам и пришла. – Хадия грациозно соскользнула с дивана и, как бы подтверждая свои слова, поклонилась Барбаре, сомкнув руки за спиной. – Но я должна взять обратно свое приглашение, – торопливо добавила девочка, – но не навсегда. А только на сейчас.
– О! – разочарованно протянула Барбара, удивившись тому, что настроение у нее сразу испортилось от услышанной новости. Причиной этому едва ли могло быть разочарование, поскольку ублажение себя мороженым в обществе восьмилетней девочки не было включено в ее перечень важнейших светских дел.
– Понимаете, мы с папой уезжаем. Но всего на несколько дней. Мы уезжаем буквально сейчас. Но раз я позвонила вам и пригласила покушать мороженого, то должна была бы предупредить вас, что мы можем сделать это, но позже. Если бы вы мне позвонили, я сказала бы вам об этом по телефону, а раз вы не позвонили, то я пришла сама.
– А… понятно, – протянула Барбара и, взяв из пепельницы недокуренную сигарету, опустилась на один из стоящих у стола стульев. Она еще не смотрела вчерашнюю почту, сложенную поверх старой «Дейли мейл», а сейчас вдруг заметила лежащий сверху конверт со штемпелем «В поисках любви?». А чем еще мы все заняты, раздраженно подумала она и сунула в рот сигарету.
– Так все нормально, да? – с опаской в голосе спросила Хадия. – Папа сказал, что если я заранее приду, чтобы предупредить вас, то все будет в порядке. Я не хочу, чтобы вы думали, будто я пригласила вас куда-то, а потом даже и не пришла, чтобы узнать, хотите ли вы пойти со мной. Это было бы нехорошо, правда?
Маленькая складочка прочертила лоб Хадии между двумя густыми черными бровями. Барбара оценила тяжелый груз сожаления, давящий ее маленькие плечи, и вновь ей в голову пришла привычная мысль о том, что жизнь делает из людей то, чем они являются. Восьмилетняя девочка с косичками не должна принимать так близко к сердцу то, что происходит с другими.
– Да, конечно, все нормально, – успокоила ее Барбара. – Но я не забуду о твоем приглашении. Раз мы договорились насчет клубничного мороженого, то не надейся, что я об этом забуду.
Личико Хадии повеселело, она даже слегка подпрыгнула на месте.
– Мы пойдем, Барбара, обязательно пойдем, как только мы с папой вернемся. Мы уезжаем на несколько дней. Всего на несколько дней. Мой папа и я. Вместе. Я ведь уже говорила об этом?
– Говорила.
– Я ведь и не знала об этом, когда звонила вам. А едем мы потому, что папе позвонили и он спросил: «Что? Что? Когда это произошло?», а сразу же после этого звонка он сказал, что мы едем на море. Понимаете, Барбара, – горячо говорила девочка, приложив ладони к своей узенькой тощей грудной клетке. – Я никогда не была на море. А вы были?
«На море?..» – подумала Барбара. Да, конечно. Сразу вспомнились сырые, заплесневелые хижины на берегу и лосьон для загара. Вечно сырые купальные костюмы, в которых она постоянно ощущала зуд между ног. В детстве она каждое лето проводила каникулы на море, изо всех сил стараясь загореть, а в результате получалась смесь из шелушащейся кожи и веснушек.
– Да, но давно, – ответила Барбара.
Хадия посмотрела на нее сияющими, просящими глазами.
– Почему бы вам не поехать сейчас? Вместе со мной и с папой? Поедем, вот было бы здорово!
– Да я как-то не думала…
– Нет, правда, это было бы здорово. Мы бы лепили замки из песка и плавали. Мы играли бы в пятнашки. Бегали бы по отмели. Если мы возьмем с собой змея, то будем пускать…
– Хадия, надеюсь, ты уже сказала все, что собиралась сказать?
Хадия на мгновение замерла, а затем быстро обернулась на голос, прозвучавший от двери. На пороге, устремив серьезный взгляд на девочку, стоял ее отец.
– Ведь ты сказала, что зайдешь всего на минутку, – напомнил он. – А сейчас, мне кажется, твой краткий визит к другу превратился в длительную оккупацию и ты злоупотребляешь гостеприимством хозяйки.
– Да она совсем мне не мешает, – успокоила его Барбара.
Таймулла Ажар, оказывается, внимательно смотрел на нее – а не просто заметил, что она находится в комнате; до этого он так на нее не смотрел. Его узкие плечи чуть шевельнулись – лишь этим он выдал свое удивление.
– Что с вами случилось, Барбара? – спокойным ровным голосом спросил он. – Вы попали в аварию?
– У Барбары сломан нос, – объявила Хадия, подходя к отцу. Он прижал к себе дочь, обхватив руками ее узкие плечики. – И еще три ребра. Папа, она вся перебинтована сверху донизу. Я пригласила ее поехать на море вместе с нами. Ей это было бы полезно. Ведь правда, папа?
При этих словах лицо Ажара стало бесстрастным и непроницаемым.
– Соблазнительное предложение, Хадия, – торопливо произнесла Барбара. – Но, похоже, моим поездкам на море пришел капут. – Обратясь к отцу девочки, она спросила: – Неожиданная поездка?
– Ему позвонили… – начала было Хадия, но Ажар оборвал ее объяснения.
– Хадия, ты уже простилась с подругой?
– Я рассказала ей, что ничего не знала о том, что мы уезжаем, до тех пор, пока ты не сказал, что…
Барбара заметила, как рука Ажара стиснула плечо дочери.
– Твой чемодан все еще не закрыт и лежит на твоей кровати, – сказал он. – Сейчас же беги и отнеси его в машину.
Хадия, покорно склонив голову, едва слышно произнесла: «До свидания, Барбара» и быстро вышла. Отец кивком простился с Барбарой и пошел вслед за дочерью.
– Ажар, – окликнула его Барбара, а когда он, остановившись, повернулся к ней, спросила: – Не хотите покурить перед отъездом? – Она протянула ему пачку сигарет; их взгляды неожиданно встретились. – Выкурим по сигарете на дорожку?
Она следила за тем, как он взвешивал все за и против того, чтобы задержаться еще на три минуты. Она не стала бы задерживать его, если бы не заметила, каким настороженным сделалось его лицо, когда дочь начала рассказывать о предстоящей поездке. Именно это внезапно пробудило в сознании Барбары жгучее любопытство, и она искала способ, как его удовлетворить. Он задержался с ответом, и она решила, что начало положено.
– Какие-нибудь новости из Канады? – спросила Барбара, вызывая его на разговор, и сразу же возненавидела себя за этот вопрос, заданный совершенно некстати. Мать Хадии уже восемь недель, в течение которых Барбара свела знакомство с девочкой и ее отцом, отдыхала в Онтарио. И каждый день Хадия самым тщательным образом просматривала всю почту, ожидая письма или открытки – и подарка ко дню рождения, – но так ничего и не получила. – Простите, – сказала Барбара. – Мне не стоило спрашивать об этом.
В лице Ажара ничего не изменилось; таким непроницаемым для взгляда лицом не обладал ни один из знакомых Барбаре мужчин. Он не испытывал ни малейшей неловкости по причине затянувшейся молчаливой паузы. Барбара сохраняла молчание столько времени, сколько могла, и, наконец, заговорила:
– Ажар, простите. Я… это не мое дело, но я всегда лезу не в свои дела. И это получается у меня лучше всего. Ладно. Давайте лучше покурим. Море никуда не денется, если вы тронетесь в путь на пять минут позже, чем наметили.
Ажар уступил, но не сразу. Когда он вынимал сигарету из протянутой пачки, Барбара почувствовала, что внутренне он все еще настороже. Пока он прикуривал, она, протянув босую ногу под стол, выдвинула из-под него стул и подтолкнула его к Ажару. Он не сел.
– Неприятности? – спросила она.
– С чего вы взяли?
– Звонок по телефону, неожиданное изменение планов… В моей работе это может означать лишь одно: если вам сообщили новость, она плохая.
– Это в вашей работе, – внес уточнение Ажар.
– А в вашей?
Он поднес сигарету к губам и перед тем, как затянуться, ответил:
– Мелкое семейное дело.
– Семейное?
Он никогда не упоминал о семье. Он никогда не говорил ни о ком. Этот человек обладал такой выдержкой, какую Барбара крайне редко встречала у людей, чья жизнь проходит вне пределов преступного сообщества.
– А я и не знала, что у вас в этой стране есть семья.
– У меня большая семья в этой стране, – ответил он.
– Но на день рождения Хадии никто…
– Мы с Хадией не видимся с моей семьей.
– А, понятно.
А на самом деле ничего не понятно. Он на всех парах спешит к морю из-за какого-то мелкого семейного дела, касающегося большой семьи, с которой он никогда не видится.
– Ну, а как долго вы будете отсутствовать? Я могу что-нибудь для вас сделать? Например, поливать цветы? Собирать почту?
Он раздумывал над ее предложением намного дольше, чем позволяют правила вежливости, действующие в подобных ситуациях. Наконец сказал:
– Нет. Думаю, что нет. У моих родственников возникли проблемы, но не очень серьезные. Двоюродный брат позвонил, чтобы сообщить о своих тревогах, а я еду всего лишь затем, чтобы поддержать их и предложить свой опыт в разрешении проблемы, с которой они столкнулись. А на это потребуется всего несколько дней. Я думаю… – Тут он улыбнулся. У него была просто-таки обворожительная улыбка – хотя она крайне редко появлялась на его лице – идеально ровные белые зубы на фоне чистой светло-смуглой кожи. – И растения, и почта подождут нашего возвращения. Однако спасибо.
– А куда вы направляетесь?
– На запад.
– В Эссекс?
Он утвердительно кивнул.
– Счастливчики, уезжаете из этого пекла. Я бы тоже не прочь последовать за вами и всю следующую неделю не высовывать задницу из милого Северного моря.
Выражение его лица оставалось прежним, а ответ прозвучал кратко:
– Боюсь, во время этой поездки нам с Хадией едва ли представится возможность вообще побывать на море.
– Бедняжка, ведь она только и мечтает об этом. Представляю, какое разочарование ее ждет.
– Барбара, поймите, она должна учиться принимать разочарования, которые преподносит жизнь.
– Вы серьезно? А вам не кажется, что она еще слишком мала, для того чтобы вступать в игру с жизнью и, проигрывая, получать в виде утешительного приза горькие уроки? Или вы не согласны?
– Барбара, вы не хотите зайти к нам? – спросила она. – Мы решили посидеть до вечера в саду, а я хочу попросить отца облить нас водой из садового шланга.
– Это было бы как нельзя кстати, – ответила Барбара, потирая шею, стянутую насквозь промокшим воротником блузки.
– Ну и отлично.
– Да нет, что вы, я не могу. Ведь я еще не совсем оправилась от травмы.
– Понятно, – задумчиво произнес Сент-Джеймс. – А когда это произошло?
– Как это глупо с моей стороны, – спохватилась Дебора. – Простите, Барбара, я как-то упустила это из виду.
Этому Барбара не поверила. Пластырь на носу, кровоподтеки на лице – не говоря уже о выбитом переднем зубе – при первом же взгляде на нее, несомненно, напомнили бы о том, что она совсем недавно вернулась из госпиталя. Дебора, по всей вероятности, была слишком вежливой, чтобы заострять внимание на таких вещах.
– Две недели назад, – ответила Барбара на вопрос Сент-Джеймса.
– Что с легкими?
– Дают о себе знать.
– А ребра?
– Только когда смеюсь.
Саймон улыбнулся.
– Вы сейчас в отпуске?
– Да, по требованию врачей. Я не могу приступить к работе без разрешения своего доктора.
– Не могу прийти в себя от того, что произошло, – сочувственно произнес Сент-Джеймс. – Проклятое невезение.
– Да, ничего не поделаешь, – пожала плечами Барбара.
Впервые возглавив оперативно-следственную группу, расследующую убийство, она, выражаясь медицинским языком, получила травму при исполнении служебных обязанностей. Но говорить об этом ей не хотелось. Ее гордость пострадала от этого больше, чем ее тело.
– Так что вы намерены делать? – спросил Сент-Джеймс.
– Спасайтесь от этой жары, – участливо посоветовала Дебора. – Поезжайте в Шотландию, или на озера, или к морю. Жаль, что мы не можем составить вам компанию.
Проезжая по Слоун-стрит, Барбара то и дело вспоминала советы Деборы. Последний приказ, полученный ею по завершении расследования от инспектора Линли, предписывал ей взять отпуск. Этот приказ он повторил ей и сегодня, когда они после свадьбы вдруг оказались наедине.
– Я знаю, о чем говорю, сержант Хейверс, – сказал он. – Вам положен отпуск, и я хочу, чтобы вы им воспользовались. Так мы договорились?
– Договорились, инспектор.
Однако они не договорились о том, как ей проводить этот навязанный чуть ли не силой отпуск. Барбара воспринимала мысль о временном отсутствии на работе с ужасом женщины, которая, следуя строгим правилам, хранит ото всех свою личную жизнь, свою раненую душу, свои горькие переживания, потому что не может уделить всему этому времени. Раньше, находясь в отпусках, предоставляемых Ярдом, Барбара поддерживала угасающее здоровье отца, а после его смерти она, в свое свободное время, старалась скрасить жизнь матери, впавшей в моральную немощь; подновляла, а затем продавала семейный дом, а также подготовляла переезд в ее теперешнее жилище. Свободное время было ей в тягость. Мысль о том, что бегущие одна за другой минуты сольются в часы, часы перетекут в дни, дни растянутся в неделю, а может быть, и в две… От одной этой мысли ладони у нее стали влажными, а локтевые суставы пронзила боль. Казалось, каждая частица ее короткого плотного тела начинает корчиться и подавать сигнал: «Приступ тревоги».
И вот, лавируя в потоке машин и часто моргая при этом веками, чтобы защитить глаза от крупинок сажи, заносимых в салон потоком душного перегретого воздуха, она чувствовала себя так, как может чувствовать себя женщина, стоящая у края бездны. Все летит вниз, летит прочь, летит в вечность. А по сторонам стоят указатели с теми самыми, наводящими ужас словами свободное время. Так как же ей быть? Куда ей ехать? Чем заполнить бесконечные часы? Чтением дамских романов? Мытьем окон, которых в ее жилище всего-то три? Учиться гладить, печь, шить? А может, вообще расплавиться на этой жаре? Чертовская, отвратительная, поганая, трижды проклята жара, чтоб тебе…
Возьми себя в руки, приказала себе Барбара. Ведь то, что тебе предстоит, – это всего лишь отпуск, а не заключение в одиночной камере.
Остановившись на выезде со Слоун-стрит, она терпеливо ожидала сигнала, разрешающего поворот на Найтсбридж. В больнице она ежедневно смотрела телевизионные новости, а поэтому знала, что, несмотря на небывало жаркую погоду, приток иностранных туристов в Лондон даже возрос. И вот здесь, сейчас она увидела их. Орды покупателей с бутылками минеральной воды, толкая и тесня друг друга, сплошным потоком шли по тротуару. Еще более многочисленные орды выплескивались на поверхность из вестибюля станции подземки Найтс-бридж и расползались, как пчелы по сотам, в направлении наимоднейших магазинов. Спустя пять минут, выехав в потоке машин на Парк-Лейн, Барбара заметила, что здесь народу было еще больше – к иностранцам прибавились и свои, провинциалы – их блеклыми телами была сплошь устлана пожухшая от жары трава на газонах Гайд-Парка. Под безжалостно палящим солнцем двухэтажные автобусы без крыш во множестве катили в обоих направлениях; на всех сиденьях восседали туристы и с напряженным вниманием слушали своих вещающих в микрофоны гидов. А когда автобусы останавливались возле отелей, она видела, как руководители туристических групп выводили из них немцев, корейцев, японцев и американцев.
Все мы дышим одним воздухом, подумала она. Тем же самым горячим, ядовитым, спертым воздухом. Так может быть, в конце концов, и стоит уехать в отпуск, подальше от всего этого.
Чтобы миновать забитую сверх всякой меры Оксфорд-стрит, Барбара поехала в северо-западном направлении по Эджвер-роуд. Туристов здесь было меньше – их место на тротуаре заняли эмигранты: темнокожие женщины в сари, чадрах и хиджабах; темнокожие мужчины, одетые во что попало – от голубых джинсов до халатов. Медленно перемещаясь от пробки к пробке, Барбара наблюдала за этими людьми, некогда бывшими иностранцами; сейчас они с сосредоточенными лицами входили в магазины или выходили из них. Она задумалась о том, как изменился Лондон на протяжении тридцати трех лет ее жизни. Положение с едой заметно улучшилось, признала она. Но, как сотруднику полиции, ей было известно, что это многоязычное общество породило не один десяток проблем, связанных именно с многоязычием.
Она стороной объехала Камден-Лок, где постоянно кучкуются толпы людей самого разнообразного пошиба. Еще десять минут – и она, наконец, выехала на Итон-Виллас и сразу обратилась с молитвой к верховному божеству, управляющему транспортными потоками, прося его о том, чтобы рядом с ее жилищем оказалось место для парковки.
Божество предложило компромиссное решение: место для парковки нашлось за углом примерно в пятидесяти ярдах. С невероятными усилиями Барбара втиснула свой «Мини» в пространство, достаточное разве что для мотоцикла. Она с трудом прошла расстояние от парковки до проезда, в котором позади желтого кирпичного дома, построенного во времена короля Эдуарда VII, стояло ее бунгало, и распахнула калитку.
За время долгой езды по городу приятное возбуждение от шампанского преобразилось и стало тем, что обычно чувствуется после приема алкоголя, а именно убийственной жаждой. Она окинула взглядом дорожку, идущую по фасаду дома в сад, разбитый на заднем дворе. Дорожка кончалась у порога ее крошечной хижины, накрытой тенью раскидистой акации и обещающей, как ей казалось, прохладу.
Глаза всегда обманывают. Стоило Барбаре открыть дверь и войти внутрь, как ее обдало жаром. Все три окна были открыты настежь в надежде на то, что сквозняк обеспечит хоть какую-то вентиляцию, но в помещении не чувствовалось ни малейшего ветерка, и при первом же вдохе она почувствовала себя так, будто в ее легкие попал кипяток.
– Проклятая жара, – едва слышно произнесла Барбара. Швырнув сумку на стол, она двинулась к холодильнику. Литровая бутылка «Волвика»[16], окруженная коробочками и пакетами с недоеденной, купленной на вынос едой и полуфабрикатами, возвышалась на полке словно замок. Взяв ее, Барбара подошла к раковине. Сделав пять больших глотков, она наклонилась и вылила остатки воды на шею и на коротко подстриженные волосы. От внезапного холода, который, наконец-то, ощутила ее кожа, у нее буквально зашлось дыхание. Ощущение было такое, будто она вдруг оказалась в раю.
– Блаженство, – со вздохом произнесла Барбара. – Вот я и пришла к Богу.
– Вы принимаете душ? – раздался у нее за спиной детский голос. – Тогда я зайду попозже?
Барбара обернулась к двери, которую оставила открытой, не рассчитывая, что это может быть истолковано незваным гостем как приглашение войти. После выписки из Уилтширского госпиталя, где она пробыла несколько дней, она практически не сталкивалась ни с кем из соседей. Избегая встречаться с ними, она выходила из своего бунгало и возвращалась в него, когда знала, что обитатели большого многоквартирного дома в нем не находятся.
Но одна из маленьких девочек, живущих в этом доме, стояла сейчас перед ней, и когда девочка прыгающими шажками осмелилась подойти ближе, ее влажные карие глаза стали круглыми и большими.
– Что у вас с лицом, Барбара? Вы попали в автомобильную аварию? Вы ужасно выглядите.
– Благодарю тебя за сочувствие, Хадия.
– Вам больно? Что все-таки произошло? Почему вас не было дома? Я очень волновалась. Я два раза звонила вам. Смотрите, ваш автоответчик мигает. Хотите я прокручу сообщения? Я умею это делать. Вы же сами меня учили, помните?
Хадия с довольным лицом метнулась по комнате и плюхнулась с размаху на диван. Автоответчик стоял на полке возле крошечного камина, и она, уверенным движением нажав одну из клавиш, лучезарно улыбнулась Барбаре, приготовившейся слушать сообщения автоответчика.
– Привет, – прозвучало из динамика. – Это Халида Хадия, ваша соседка из соседнего дома; наша квартира на первом этаже.
– Папа говорит, что я всегда должна называть себя, когда общаюсь с кем-нибудь по телефону, – доверительно произнесла Хадия. – Он говорит, что только такое обращение считается вежливым.
– Да, это хорошая привычка, – согласилась Барбара. – Она меньше озадачивает того, кто находится на другом конце провода.
Она потянулась за мягким кухонным полотенцем, висевшим на крючке, и вытерла им мокрые волосы и шею.
– Ужасно жарко, верно? – вновь зазвучал из динамика непринужденный голосок девочки. – А где вы? Я звоню, чтобы спросить, не хотите ли вы сходить покушать мороженого? Я накопила столько денег, что их хватит на две порции, и мой папа говорит, что я могу пригласить кого-то, кто мне нравится, поэтому я и приглашаю вас. Позвоните мне, как только придете. Но не бойтесь, я никого, кроме вас, не приглашу. До свидания. – Через несколько секунд, после сигнала и объявления времени поступления звонка, зазвучало новое сообщение, произносимое тем же голосом:
– Привет. Это Халида Хадия, ваша соседка из соседнего дома; наша квартира на первом этаже. Я все еще хочу сходить покушать мороженого. А вы? Пожалуйста, позвоните мне. Если вы сможете пойти со мной, это будет здорово. Плачу я. Я смогу заплатить, потому что накопила денег.
– Вы поняли, кто вам звонил? – спросила Хадия. – Ведь я сказала достаточно, чтобы вы поняли, кто говорит? Я точно не знаю, что мне надо было еще сказать, но мне кажется, я сказала достаточно.
– Ты отлично представилась, – успокоила девочку Барбара. – Мне особенно понравилась информация о том, что ты живешь в квартире на первом этаже. Как хорошо знать, где можно разжиться леденцом на палочке, если мне вдруг взбредет в голову стащить его, чтобы поменять на несколько сигарет.
Хадия рассмеялась.
– Нет, Барбара Хейверс, вы этого не сделаете.
– Конечно, нет, девочка, – подтвердила Барбара.
Подойдя к столу, она вынула из сумки пачку сигарет. Прикурив и затянувшись, она вздрогнула от боли, пронзившей легкое.
– Вам вредно курить, – сказала Хадия, глядя на ее лицо.
– Ты уже говорила мне об этом, девочка. – Барбара положила сигарету на край пепельницы, где уже покоились восемь ее погасших сестер. – Мне необходимо сбросить все с себя, Хадия – если ты, конечно, не против. Я чувствую себя так, словно меня заперли в микроволновке.
Хадия, казалось, не поняла намека. Она, кивнув, согласилась.
– Я вижу, что вам жарко. У вас все лицо горит. – Она потянулась, располагаясь поудобнее на диване.
– Ладно, тут все свои, верно? – вздохнув, произнесла Барбара. Она подошла к шкафу, стянула через голову платье, и тут девочка увидела, что ее грудь скрыта под широкой повязкой.
– Вы попали в аварию? – спросила Хадия.
– Да, что-то вроде того.
– Вы что-нибудь сломали? Вас поэтому забинтовали?
– Сломала нос… и три ребра.
– Вам, наверное, было ужасно больно. И сейчас болит? Давайте я помогу вам переодеться.
– Спасибо. Я могу еще справиться сама.
Барбара швырнула туфли в шкаф и стянула с себя колготки. В куче одежды под черным пластиковым плащом лежали широченные, пурпурного цвета брюки с затяжной тесьмой на талии. Их-то она и искала. Просунув в них ноги, Барбара натянула на себя малиновую футболку с надписью «Кук Робин заслужил это». Заправив футболку и затянув брючную поясную тесьму, она повернулась к девочке, которая с любопытством листала книгу в бумажном переплете, лежавшую до этого на прикроватном столике. Накануне вечером Барбара прервала чтение на описании того, как здоровенный, пышущий силой дикарь, имя которого и послужило названием книги, буквально загорелся страстью при виде округлой, упругой – и естественно обнаженной – попки молодой героини, когда та, осторожно ступая, входила в реку для омовения своего тела. Барбара была уверена, что Хадии нет никакой необходимости знать о том, что произошло дальше. Подойдя к девочке, она взяла книгу из ее рук.
– А что такое пульсирующий член? – удивленно подняв брови, спросила Хадия.
– Спроси своего папу, – ответила Барбара. – Нет, – спохватившись после секундного раздумья, сказала она, поскольку даже не могла себе представить, чтобы всегда серьезный отец Хадии сумел ответить на этот вопрос с такой же поспешной уверенностью, с которой сделала это она. – Это главный барабанщик на секретной службе, – объяснила Барбара. – Он и есть тот самый пульсирующий член. А остальные члены поют.
Хадия задумчиво кивнула.
– Но тут сказано, что она коснулась его…
– Так что ты говорила про мороженое? – елейным голосом перебила девочку Барбара. – Если твое приглашение еще в силе, то пошли. Чур, мне клубничное. А тебе?
– Так именно для этого я к вам и пришла. – Хадия грациозно соскользнула с дивана и, как бы подтверждая свои слова, поклонилась Барбаре, сомкнув руки за спиной. – Но я должна взять обратно свое приглашение, – торопливо добавила девочка, – но не навсегда. А только на сейчас.
– О! – разочарованно протянула Барбара, удивившись тому, что настроение у нее сразу испортилось от услышанной новости. Причиной этому едва ли могло быть разочарование, поскольку ублажение себя мороженым в обществе восьмилетней девочки не было включено в ее перечень важнейших светских дел.
– Понимаете, мы с папой уезжаем. Но всего на несколько дней. Мы уезжаем буквально сейчас. Но раз я позвонила вам и пригласила покушать мороженого, то должна была бы предупредить вас, что мы можем сделать это, но позже. Если бы вы мне позвонили, я сказала бы вам об этом по телефону, а раз вы не позвонили, то я пришла сама.
– А… понятно, – протянула Барбара и, взяв из пепельницы недокуренную сигарету, опустилась на один из стоящих у стола стульев. Она еще не смотрела вчерашнюю почту, сложенную поверх старой «Дейли мейл», а сейчас вдруг заметила лежащий сверху конверт со штемпелем «В поисках любви?». А чем еще мы все заняты, раздраженно подумала она и сунула в рот сигарету.
– Так все нормально, да? – с опаской в голосе спросила Хадия. – Папа сказал, что если я заранее приду, чтобы предупредить вас, то все будет в порядке. Я не хочу, чтобы вы думали, будто я пригласила вас куда-то, а потом даже и не пришла, чтобы узнать, хотите ли вы пойти со мной. Это было бы нехорошо, правда?
Маленькая складочка прочертила лоб Хадии между двумя густыми черными бровями. Барбара оценила тяжелый груз сожаления, давящий ее маленькие плечи, и вновь ей в голову пришла привычная мысль о том, что жизнь делает из людей то, чем они являются. Восьмилетняя девочка с косичками не должна принимать так близко к сердцу то, что происходит с другими.
– Да, конечно, все нормально, – успокоила ее Барбара. – Но я не забуду о твоем приглашении. Раз мы договорились насчет клубничного мороженого, то не надейся, что я об этом забуду.
Личико Хадии повеселело, она даже слегка подпрыгнула на месте.
– Мы пойдем, Барбара, обязательно пойдем, как только мы с папой вернемся. Мы уезжаем на несколько дней. Всего на несколько дней. Мой папа и я. Вместе. Я ведь уже говорила об этом?
– Говорила.
– Я ведь и не знала об этом, когда звонила вам. А едем мы потому, что папе позвонили и он спросил: «Что? Что? Когда это произошло?», а сразу же после этого звонка он сказал, что мы едем на море. Понимаете, Барбара, – горячо говорила девочка, приложив ладони к своей узенькой тощей грудной клетке. – Я никогда не была на море. А вы были?
«На море?..» – подумала Барбара. Да, конечно. Сразу вспомнились сырые, заплесневелые хижины на берегу и лосьон для загара. Вечно сырые купальные костюмы, в которых она постоянно ощущала зуд между ног. В детстве она каждое лето проводила каникулы на море, изо всех сил стараясь загореть, а в результате получалась смесь из шелушащейся кожи и веснушек.
– Да, но давно, – ответила Барбара.
Хадия посмотрела на нее сияющими, просящими глазами.
– Почему бы вам не поехать сейчас? Вместе со мной и с папой? Поедем, вот было бы здорово!
– Да я как-то не думала…
– Нет, правда, это было бы здорово. Мы бы лепили замки из песка и плавали. Мы играли бы в пятнашки. Бегали бы по отмели. Если мы возьмем с собой змея, то будем пускать…
– Хадия, надеюсь, ты уже сказала все, что собиралась сказать?
Хадия на мгновение замерла, а затем быстро обернулась на голос, прозвучавший от двери. На пороге, устремив серьезный взгляд на девочку, стоял ее отец.
– Ведь ты сказала, что зайдешь всего на минутку, – напомнил он. – А сейчас, мне кажется, твой краткий визит к другу превратился в длительную оккупацию и ты злоупотребляешь гостеприимством хозяйки.
– Да она совсем мне не мешает, – успокоила его Барбара.
Таймулла Ажар, оказывается, внимательно смотрел на нее – а не просто заметил, что она находится в комнате; до этого он так на нее не смотрел. Его узкие плечи чуть шевельнулись – лишь этим он выдал свое удивление.
– Что с вами случилось, Барбара? – спокойным ровным голосом спросил он. – Вы попали в аварию?
– У Барбары сломан нос, – объявила Хадия, подходя к отцу. Он прижал к себе дочь, обхватив руками ее узкие плечики. – И еще три ребра. Папа, она вся перебинтована сверху донизу. Я пригласила ее поехать на море вместе с нами. Ей это было бы полезно. Ведь правда, папа?
При этих словах лицо Ажара стало бесстрастным и непроницаемым.
– Соблазнительное предложение, Хадия, – торопливо произнесла Барбара. – Но, похоже, моим поездкам на море пришел капут. – Обратясь к отцу девочки, она спросила: – Неожиданная поездка?
– Ему позвонили… – начала было Хадия, но Ажар оборвал ее объяснения.
– Хадия, ты уже простилась с подругой?
– Я рассказала ей, что ничего не знала о том, что мы уезжаем, до тех пор, пока ты не сказал, что…
Барбара заметила, как рука Ажара стиснула плечо дочери.
– Твой чемодан все еще не закрыт и лежит на твоей кровати, – сказал он. – Сейчас же беги и отнеси его в машину.
Хадия, покорно склонив голову, едва слышно произнесла: «До свидания, Барбара» и быстро вышла. Отец кивком простился с Барбарой и пошел вслед за дочерью.
– Ажар, – окликнула его Барбара, а когда он, остановившись, повернулся к ней, спросила: – Не хотите покурить перед отъездом? – Она протянула ему пачку сигарет; их взгляды неожиданно встретились. – Выкурим по сигарете на дорожку?
Она следила за тем, как он взвешивал все за и против того, чтобы задержаться еще на три минуты. Она не стала бы задерживать его, если бы не заметила, каким настороженным сделалось его лицо, когда дочь начала рассказывать о предстоящей поездке. Именно это внезапно пробудило в сознании Барбары жгучее любопытство, и она искала способ, как его удовлетворить. Он задержался с ответом, и она решила, что начало положено.
– Какие-нибудь новости из Канады? – спросила Барбара, вызывая его на разговор, и сразу же возненавидела себя за этот вопрос, заданный совершенно некстати. Мать Хадии уже восемь недель, в течение которых Барбара свела знакомство с девочкой и ее отцом, отдыхала в Онтарио. И каждый день Хадия самым тщательным образом просматривала всю почту, ожидая письма или открытки – и подарка ко дню рождения, – но так ничего и не получила. – Простите, – сказала Барбара. – Мне не стоило спрашивать об этом.
В лице Ажара ничего не изменилось; таким непроницаемым для взгляда лицом не обладал ни один из знакомых Барбаре мужчин. Он не испытывал ни малейшей неловкости по причине затянувшейся молчаливой паузы. Барбара сохраняла молчание столько времени, сколько могла, и, наконец, заговорила:
– Ажар, простите. Я… это не мое дело, но я всегда лезу не в свои дела. И это получается у меня лучше всего. Ладно. Давайте лучше покурим. Море никуда не денется, если вы тронетесь в путь на пять минут позже, чем наметили.
Ажар уступил, но не сразу. Когда он вынимал сигарету из протянутой пачки, Барбара почувствовала, что внутренне он все еще настороже. Пока он прикуривал, она, протянув босую ногу под стол, выдвинула из-под него стул и подтолкнула его к Ажару. Он не сел.
– Неприятности? – спросила она.
– С чего вы взяли?
– Звонок по телефону, неожиданное изменение планов… В моей работе это может означать лишь одно: если вам сообщили новость, она плохая.
– Это в вашей работе, – внес уточнение Ажар.
– А в вашей?
Он поднес сигарету к губам и перед тем, как затянуться, ответил:
– Мелкое семейное дело.
– Семейное?
Он никогда не упоминал о семье. Он никогда не говорил ни о ком. Этот человек обладал такой выдержкой, какую Барбара крайне редко встречала у людей, чья жизнь проходит вне пределов преступного сообщества.
– А я и не знала, что у вас в этой стране есть семья.
– У меня большая семья в этой стране, – ответил он.
– Но на день рождения Хадии никто…
– Мы с Хадией не видимся с моей семьей.
– А, понятно.
А на самом деле ничего не понятно. Он на всех парах спешит к морю из-за какого-то мелкого семейного дела, касающегося большой семьи, с которой он никогда не видится.
– Ну, а как долго вы будете отсутствовать? Я могу что-нибудь для вас сделать? Например, поливать цветы? Собирать почту?
Он раздумывал над ее предложением намного дольше, чем позволяют правила вежливости, действующие в подобных ситуациях. Наконец сказал:
– Нет. Думаю, что нет. У моих родственников возникли проблемы, но не очень серьезные. Двоюродный брат позвонил, чтобы сообщить о своих тревогах, а я еду всего лишь затем, чтобы поддержать их и предложить свой опыт в разрешении проблемы, с которой они столкнулись. А на это потребуется всего несколько дней. Я думаю… – Тут он улыбнулся. У него была просто-таки обворожительная улыбка – хотя она крайне редко появлялась на его лице – идеально ровные белые зубы на фоне чистой светло-смуглой кожи. – И растения, и почта подождут нашего возвращения. Однако спасибо.
– А куда вы направляетесь?
– На запад.
– В Эссекс?
Он утвердительно кивнул.
– Счастливчики, уезжаете из этого пекла. Я бы тоже не прочь последовать за вами и всю следующую неделю не высовывать задницу из милого Северного моря.
Выражение его лица оставалось прежним, а ответ прозвучал кратко:
– Боюсь, во время этой поездки нам с Хадией едва ли представится возможность вообще побывать на море.
– Бедняжка, ведь она только и мечтает об этом. Представляю, какое разочарование ее ждет.
– Барбара, поймите, она должна учиться принимать разочарования, которые преподносит жизнь.
– Вы серьезно? А вам не кажется, что она еще слишком мала, для того чтобы вступать в игру с жизнью и, проигрывая, получать в виде утешительного приза горькие уроки? Или вы не согласны?