Страница:
— Этого мне не забыть, — улыбаясь, сказал он. — Черт возьми, ты так хотела этого. И тебе было всего четырнадцать, аккуратнейшая маленькая девственница.
София засмеялась:
— Присаживайся, — и похлопала по кровати возле себя, — а потом мы можем еще поразвлечься.
Он вздохнул: никогда он не встречал более красивой и возбуждающей желание женщины — и более ненасытной. Вдобавок она его сестра. Такому волнующему сочетанию он был не в силах противиться. Он сел:
— Что у тебя на уме?
— Бретт д'Арченд, — не раздумывая ответила она.
— Еще одна победа?
— Нет пока.
— Нет? — Он удивился. — Сторм сказала мне совсем другое. Она видела вас вдвоем сегодня.
— Удачней не придумаешь, Диего. — Она рассмеялась низким, грудным смехом.
— И что же? Если ты хочешь его, так соблазни. Это совсем не трудно.
— Я хочу, чтобы он стал только моим. Чтобы она не мешала. — Она многозначительно посмотрела на него.
— Что ты имеешь в виду?
— Я знаю, ты хочешь ее, — лукаво произнесла она. — По-моему, нам стоит вместе заняться этим.
От возбуждения у Диего все сжалось внутри. Он улыбнулся:
— Каким образом?
— Я затащу Бретта в свою постель, и она узнает. Ты увезешь ее, и Бретт подумает, что вы сбежали вместе. Он так разозлится, что откажется от нее.
— А если она не поедет?
— Заставишь. — Она посмотрела на него: — Почему бы тебе не увезти ее ко мне? На этом заброшенном ранчо нет никого, кроме пеонов. Тебе никто не помешает делать все, что хочется.
При мысли о том, что она будет там с ним наедине, хотя бы и против воли, он почувствовал напряжение в паху. Она может кричать сколько угодно — никто не услышит. Она станет сопротивляться. У него застучало в ушах.
— А если Бретт за ней приедет? — Он даже подумать не мог, что сестре не удастся соблазнить Бретта.
— Не приедет. Завтра папе нужно ехать в Сан-Диего, так что он не помешает. Мама, вероятно, воспользуется случаем, чтобы исчезнуть с этим пастухом, с которым она сейчас спит. Фелипе — это не проблема. Я собираюсь усыпить Бретта завтра после ужина — дать ему немного опия. И продержу его в сонном состоянии весь завтрашний день. Когда он сможет погнаться за тобой — если захочет, — вас и след простынет.
— Почему бы тебе не продержать его в сонном состоянии несколько дней?
— Диего, подумай сам. Бретт не такой уж дурак. Я сумею убедить его, что он напился, провел всю ночь со мной, а потом проспал,
— Столько хлопот, чтобы затащить мужчину к себе в постель!
Она засмеялась:
— Затащить в постель? Я хочу большего, Диего, гораздо большего. Да, Бретт красив, но он еще и богат, действительно богат. Он может увезти меня отсюда. Неужели ты и вправду думаешь, что я собираюсь выйти замуж за еще одного калифорнио только потому, что наш чертов дядя мне прикажет? Провести остаток жизни на Богом забытой гасиенде, рожая сыновей какому-нибудь олуху? Ну нет! — Она страстно посмотрела на Диего: — Но мне необходимо избавиться от нее. Бретт должен увезти меня от этой унылой жизни, которой мы здесь живем. Сан-Франциско! — У нее загорелись глаза. — Шелковые платья, драгоценности, прекрасные рестораны, театр, балы… Вот чего я хочу!
— Когда папа узнает, что ты натворила…
— Он не сможет мне помешать. Меня уже не будет здесь. Если бы у меня был хоть грош, Диего, я бы уехала одна, прямо сейчас. Но мы все так чертовски бедны, кроме этого проклятого дона Фелипе. И кто знает? Может быть, когда-нибудь Бретт женится на мне. Я сплету вокруг него такую сеть, что ему будет не вырваться! — У нее блестели глаза, отчего она выглядела немыслимо красивой.
Диего ощутил укол ревности.
— Я не могу понять, София, чего тебе больше хочется затащить Бретта в свою постель и прибрать его к рукам или уехать отсюда.
— Я хочу его, — просто сказала она. — Я захотела его, еще когда впервые увидела его с мамой, но он отказался. Я все еще хочу его, а я всегда получаю то, чего мне хочется. — Ома откинулась на подушки, полная уверенности и довольная собой. — И, Диего, когда она тебе надоест, покончи с ней.
От удивления у него округлились глаза.
— Убить ее? Ну знаешь, это уж чересчур!
— Тогда продай ее на юг, через границу. Только устрой так, чтобы она никогда не вернулась и чтобы ее нельзя было отыскать.
В Диего шевельнулось было чувство вины, но желание разожгло его решимость. Ему даже не надо будет избавляться от нее, решил он; он сможет держать ее там сколько угодно и навещать, когда вздумается. Он улыбнулся.
Он почувствовал прикосновение руки Софии и, глянув вниз, увидел, что она ласкает его восставшую плоть.
— Что тебя возбуждает больше, саго? — прошептала она — Мысль о том, как ты сейчас вонзишь в меня это могучее оружие или как изнасилуешь ее потом?
Он со стоном навалился на нее.
— Как здесь красиво, Бретт, — воскликнула Сторм, глядя с каменистых утесов на синий-пресиний залив.
— Да, красиво, — пробормотал он, восхищенно глядя на нее.
Она взглянула на него и вспыхнула.
Бретт усмехнулся, чувствуя дрожь возбуждения во всем теле. Никогда еще женщина не вызывала в нем такого желания, Оно увеличивалось с каждым разом их близости, с каждым взлядом на нее. «Должно быть, я влюбился», — подумал он, ошарашенный таким чудовищным предположением.
— Идем, — сказал он, снова улыбаясь ей.
Сторм последовала за ним, слыша биение собственного сердца, потому что отлично знала, что означает его взгляд. Этот голодный взгляд, словно он вот-вот готов потерять власть над собой и наброситься на нее. Она содрогнулась в предвкушении. Ей даже в голову не могло прийти, что мужчина способен делать то, что делал с ней он. Она никогда не думала, что мужчина сможет заполнить не только ее мысли, но и сны тоже, что от одного его взгляда у нее будут слабеть колени, от одного его вида душа ее готова будет воспарить.
Они рысью проехали по зеленому лугу, усыпанному розовыми и желтыми полевыми цветами. Бретт спешился, и Сторм последовала его примеру. Они стреножили лошадей, потом Бретт достал одеяло и корзинку с едой.
Сторм поймала себя на том, что разглядывает его большие, сильные руки. Они были очень сильными, она знала это, но также и нежными и чувственными. Изящно и непринужденно он расстелил одеяло и встал на колени, разбирая содержимое корзинки.
С замиранием сердца она вспоминала его прикосновения прошлой ночью и возникшее ощущение немыслимо приятной, но отчаянной потребности. И как он удовлетворил эту жажду. Она вскрикивала так громко, что ему пришлось прикрыть ей рот ладонью. Откуда в ней взялась эта страстность?
Она смотрела на орлиный профиль Бретта. Он выглядел безжалостным — у него были суровые, почти жесткие черты лица, но при этом он был невероятно красив, и справедливости ради она должна была признать, что уже с той первой встречи на пороге дядиной библиотеки ее тянуло к нему, как железо к магниту. Сейчас, когда Бретт, одетый в высокие сапоги, бриджи и полотняную рубашку, нагнулся, его бедра напряглись, а мышцы спины перекатывались под тонкой тканью. Он взглянул на нее.
Она не покраснела. Она ощущала сладкую боль между ног, и она хотела его сейчас же. Его глаза вспыхнули темным пламенем, и она не отвела взгляда.
— Интересно, известно ли тебе, как ты на меня смотришь? — сказал он.
Его реакция вызвала в ней опьяняющее ощущение могущества, и она с чувственным наслаждением решила проверить это ощущение.
— Как жарко, — пробормотала она, не спеша снимая свой стетсон. Ее волосы были заплетены в одну длинную косу, но несколько выбившихся прядей облепили лицо. С чувством, что она самка животного, заигрывающая с самцом, она откинула эти пряди, потом неторопливо расстегнула верхние пуговки жакета.
Она видела, что он не может оторвать от нее взгляда. Он не сводил глаз с ее рук, теперь расстегивавших пуговицы на груди. На мгновение он поднял глаза, и его взгляд был таким горячим и жаждущим, что она застыла.
— Продолжай, — хрипло прошептал он. Она скинула жакет. Отороченная кружевами блузка сидела на ней великолепно, подчеркивая ее изумительные формы, и Сторм захотелось, чтобы он сорвал ее. Она расстегнула верхнюю пуговку на горле и еще две на шее и посмотрела на него.
— Бретт, — умоляюще вырвалось у нее. Он сделал к ней шаг и остановился, прижав кулаки к бокам, едва сдерживая себя.
— Сними все, Сторм. Для меня, — хрипло сказал он.
Она расстегнула блузку, сняла ее, потом стянула юбку с разрезом и осталась в одних панталонах, сапожках и тонкой прозрачной сорочке. Она поразилась, что совершенно не стесняется. Наоборот, она чувствовала себя соблазнительницей, каждое ее движение казалось чувственным и возбуждающим. Она медленно подняла глаза и увидела, что он замер. Ее внимание привлекла твердая длинная толстая линия в его бриджах. Его ноздри раздувались.
Она наклонилась, предоставив ему возможность видеть ее роскошную грудь и отвердевшие соски, и по очереди сняла сапожки, потом выпрямилась, держа подол сорочки,
— Ты меня нарочно дразнишь, — пробормотал он.
Она бросила на пего чувственный взгляд и стянула сорочку через голову. Он издал почти неслышный стон. Она гордо, обнаженная, встала перед ним.
Она улыбнулась, взялась за косу, подчеркнуто медленно распустила ее, встряхивая локонами, и снова посмотрела на него.
Мгновение он пожирал ее взглядом, задержавшимся на полных, крепких грудях и треугольнике в низу живота,
— Ты такая красивая, — срывающимся голосом сказал он, делая шаг в ее сторону.
В следующее мгновение их губы слились, его руки оказались повсюду: они гладили и ласкали, скользили по рукам и плечам, обхватывали и сжимали груди, потягивали соски. Он нежно проводил жесткими ладонями по ее бедрам, возвращаясь, чтобы погладить и помять ягодицы. Он притянул ее к себе, вызывающе потираясь о нее. Сторм тоненько застонала.
— Моя, — прошептал ей Бретт на ухо, легонько покусывая его, потом лизнул жарким языком. По ее телу прошла дрожь.
Его рука нашла роскошную грудь и принялась поглаживать и играть с ней.
— Моя, моя, — повторил он, и его жесткий настойчивый рот прижался к ее рту.
Придерживая ее одной рукой, он скользнул другой ладонью между ее бедер, исследуя чувственные местечки, пока она не задрожала, постанывая от желания. С торжествующим смехом он поднял ее и понес на одеяло. Все еще не снимая одежды, он опустился на колени между ее ног, мечтательно разглядывая каждый дюйм того, что она ему предлагала.
— О, Сторм! Я хочу тебя, и я возьму тебя прямо сейчас, и еще, и еще, пока ты не взмолишься о пощаде.
— Бретт, — простонала она, обхватив в его плечи. — Пожалуйста.
— Скажи мне, как ты меня хочешь? — безжалостно потребовал он.
— Да, — прошептала она, дрожа всем телом. — Я хочу тебя… Бретт… пожалуйста.
Он томно ласкал рукой внутреннюю сторону ее бедра, пока она не начала дрожать, задыхаясь и вжимаясь в его ладонь.
— Скажи, — требовательно произнес он.
— Бретт, я умру, если ты не возьмешь меня сейчас же!
— Может быть, я возьму тебя вот так, — сказал хрипло он и, опустив голову, раздвинул складки влажной розовой плоти, целуя и пробуя глубину языком. Она тут же вцепилась ему в волосы, снова и снова прерывисто выкрикивая его имя.
Он засмеялся от удовольствия, желания и ощущения своего могущества. То, что она с такой страстной готовностью хотела его, переполняло его восторгом победителя. С безжалостной решимостью он возобновил чувственную пытку ртом и языком. Он никак не мог ею насытиться.
— Сладенькая, — бормотал он, прижимаясь к ее влажной плоти. — Какая сладенькая.
— Бретт, — выдохнула она. — Я хочу тебя в себе. Пожалуйста, Бретт.
Он приподнялся над ней, единым движением высвобождая свою твердую набухшую плоть, и чуть вжался в нее, дразня. Она, протестуя, вскрикнула; он ухмыльнулся торжествующе и, опустив голову, втянул ее сосок, нежно сжимая его губами, толкаясь в нее кончиком своего копья, доводя ее до исступления.
Она судорожно металась под ним. Наконец он, не в силах более сдерживаться, мучительно медленно скользнул в нее. У нее вырвалось рыдание. Он вышел из нее, почти полностью, и она вонзила ногти в его спину, протестующе вскрикивая и издавая прерывистые стоны. Тогда он бешено вонзился, проникая глубже, сильнее, и она выгнулась навстречу ему так же неистово. Она обвила ногами его талию, вскрикивая и вжимаясь в него, и он судорожно извергся в нее, выкрикивая ее имя.
Придя в себя, он нежно обнял ее, машинально поглаживая по талии. Он встретился с ее взглядом, и, к его изумлению, она вспыхнула. Он усмехнулся:
— Дикая маленькая распутница, вот ты кто.
— Тебе это нравится, — нашлась она, еще больше краснея.
— Конечно, chere. — Он улыбнулся, не зная, что еще сказать. Его переполняли рвущиеся наружу чувства, и он не мог больше не обращать на них внимания. Он знал слишком много женщин, чтобы не понимать, что радость и нежность, испытываемы им по отношению к Сторм, были единственными в своем роде. Все еще лениво поглаживая ее, он услышал свой негромкий голос: — Ты счастлива со мной, chere?
Она перевернулась на бок, прижимаясь к нему, и положила голову ему на грудь. От последовавшего молчания сердце его упало, и его охватило гневное чувство огромного разочарования. Но тут так тихо, что он едва расслышал, она сказала лишь одно слово:
— Да.
Он повернулся лицеи к ней и приподнял ей ладонью подбородок, заглядывая в огромные сапфировые глаза. От сиявшей в них нежности у него перехватило дыхание. Ему хотелось спросить, что она чувствует теперь по поводу их брака, но вместо этого хмыкнул и сказал:
— Этот брак состоялся, и его невозможно аннулировать.
Потом испытующе посмотрел на нее.
Возражения не последовало. Она лежала совершенно неподвижно, чуть приоткрыв губы, не сводя с него взгляда. В ее глазах не было бунтарства, а только обожание и надежда. У него снова перехватило дыхание.
— Ты любишь меня, chere?
Она не медлила ни секунды:
— Да.
Он задрожал и навалился на нее.
— О Сторм, — начал он и смолк, не в силах выразить остальное, таким огромным и неизведанным было это чувство. Вместо этого он нежно прижался губами к ее губам.
— Чего ты хочешь, Диего? — небрежно развалясь в кресле, спросил Бретт.
— Мы и дюжиной слов с тобой не обменялись, — улыбнулся Диего. — Что странного в том, что я хочу поговорить со своим кузеном?
— Странного мало, — пожал плечами Бретт. Он подумал о Сторм, ждущей его в постели, и почувствовал досаду.
— Бренди? — спросил Диего, наливая вторую рюмку.
— Спасибо. — Бретт взял предложенную ему сигару и с « удовольствием затянулся. Усевшийся в соседнее кресло Диего наблюдал за ним с задумчивой улыбкой. — Ну? Диего ухмыльнулся:
— Расскажи мне о своей жизни в Сан-Франциско.
— Тут не о чем особенно рассказывать, — проговорил Бретт, отпивая бренди.
— Я слышал, ты очень богат.
— А! — Бретт сверкнул холодной невыразительной улыбкой. — Хочешь занять денег?
— Очень смешно, — обиженно отозвался Диего.
— Отстоять права твоей семьи на землю обошлось недешево, — сказал Бретт. — Тяжбы разорили многих калифорнио, и твоя семья не первая.
— Проклятые американцы! — вскипел Диего. — Украли то, что по праву принадлежит нам!
Бретт не мог не согласиться — это была чистая правда.
— Ничего не поделаешь.
— Всего несколько лет назад мы были богаты, — сказал Диего. — Скот продавался по пятьдесят-шестьдесят долларов за голову. А теперь — вот. — Он махнул рукой: — Поселенцы и тяжбы. Все крупные ранчо растащены по кусочкам. Нищета там, где раньше было богатство. И все же, — глаза его сверкнули, — твой почтенный папаша не вечен.
— Это верно.
— Тебе это безразлично, да? — не выдержал Диего. — Дон Фелипе выиграл в суде и сохранил свое богатство. В один прекрасный день все достанется тебе, а тебя это нисколько не волнует.
— Да, — сказал Бретт, наклоняясь, чтобы налить себе еще бренди. — Тебе сегодня не пьется, Диего? — спросил он, заметив, что кузен не отпил ни глотка. Он зевнул, внезапно охваченный неодолимой сонливостью.
Диего промолчал, не сводя с него оценивающего взгляда.
Внезапно Бретт почувствовал вялость и головокружение. На него наваливалась тяжесть. Он посмотрел на кузена и увидел только расплывчатое пятно, попытался встать и не смог. В последний момент, перед тем как провалиться в беспросветное забытье, он понял, что его опоили.
Наверху Сторм встала с постели и вышла на балкон. На ней были лишь тончайшая шифоновая сорочка и полупрозрачный пеньюар из тонкого голубого шелка. Перила были прохладными на ощупь; легкий ветерок овевал ее лицо. Ночное небо сияло слоновой костью и серебром, ониксами и бриллиантами. Она со вздохом закрыла глаза, вдыхая сладкий аромат жимолости и магнолий.
Бретт, подумала она, и негромко повторила: «Бретт». Она улыбнулась, вспоминая, как он любил ее — так самозабвенно, так необузданно. Для него занятие любовью редко бывало нежным — и всегда самозабвенным. Нежнейшие ласки сменялись необузданной страстью, и ее способность встречать глубину этой страсти собственной необузданностью не переставала поражать ее. Он высвободил нечто темное, развратное и примитивное, таившееся в ней. Как она наслаждалась этим! Как она упивалась им!
После буйства их любви он так нежно, так ласково обнимал ее. Знал ли он, что его нежные, чувственные руки говорили за него? И сегодня днем он снова сказал, что любит се. При воспоминании об этих словах она вся затрепетала от возбуждения. Был ли он искренним в этот момент? Она не хотела обманывать себя. Эти слова прозвучали в пылу страсти, совсем как в первый раз, за несколько мгновений до того, как они оба достигли освобождающего экстаза. Мог ли он их сказать по зрелом размышлении? Действительно ли он любил ее?
Ей так отчаянно хотелось услышать от него это признание!
Начиная испытывать нетерпение, она вернулась в комнату, удивляясь, куда он пропал. Она ушла спать час назад, а Бретт пошел с Диего в библиотеку выпить стаканчик бренди. Она со вздохом решила, что ведет себя просто глупо, ведь они провели вместе весь день. И все же она жаждала его присутствия не менее, чем его прикосновений.
Она улеглась в кровать и стала ждать. Минута тянулась за минутой, и ее стало клонить в сон. Она не заметила, как уснула, и проснулась, раздумывая, долго ли проспала, и удивляясь, почему Бретта нет рядом. С осознанием этою сон как рукой сняло. Она зажгла лампу у кровати:
— Бретт!
Она встала и увидела, что ею нет ни в гостиной, ни в смежной гардеробной. По его карманным часам было два часа ночи. Внезапно ее охватил озноб. Где он? Все еще внизу, с Диего? К этому времени они должны были вдребезги напиться. Сторм поколебалась, раздумывая, пойти за ним или лучше не стоит, и сообразила, что это ему не понравится. Она поежилась. Ее несколько разочаровало, что он предпочел общество кузена ее объятиям, но она строго сказала себе, что это несправедливо. Бретт и Диего десять лет не видели друг друга. И хотя она знала, что они вовсе не были дружны, но, может быть, теперь, став более взрослыми и опытными, они начинают ценить один другого. Эта мысль обрадовала ее, и она снова забралась в постель, но он не шел.
Двумя часами позже она подумала, что Бретт, возможно, напился до такой степени, что уснул в библиотеке. Наверняка Диего проводил бы его наверх. Но если Диего и сам был хорош?
Она набросила на плечи более плотную накидку и, взяв свечу, беззвучно спустилась вниз. В библиотеке никого не было. Где же он?
В полном смятении Сторм мерила шагами комнату. Где он может быть?
Возможно, Диего знает. Неважно, что пойти в его комнату было бы верхом неприличия. Комнаты Диего, Софии и их родителей были расположены в южном крыле дома, примыкающем к тому крылу, где расположились они с Бреттом. Сторм решительно вышла из библиотеки и, ступая мягко, как научил ее отец, прошла по коридору, поднялась по лестнице и остановилась в начале длинного коридора. Бра освещали оба его конца, но холл посредине был погружен во тьму. Какая из комнат Диего? Она и понятия не имела. Это просто сумасшествие!
Ясно, что Бретт с Диего пить кончили. Что если они вместе пошли к женщинам? На гасиенде достаточно молодых женщин, и некоторые из них весьма привлекательны. Ее охватил ужас. Понимая, что это безумие, нелепость, она подошла к первой двери справа, очень-очень тихо повернула ручку и приоткрыла дверь.
Серый предрассветный свет уже проникал в окно, так что Сторм сумела узнать спящего Эммануэля. Значит, следующая дверь по коридору — это комната Елены. Сторм попятилась и беззвучно закрыла дверь.
Она пересекла холл. Первая дверь с этой стороны была приоткрыта, что заметно упрощало ее задачу. Она взялась за ручку и распахнула дверь. Петли заскрипели. Она замерла в ожидании, но из комнаты не донеслось ни звука. Она открыла дверь достаточно широко, чтобы проскользнуть внутрь, и не сумела сдержать вскрика.
На стоявшей напротив двери большой кровати в роскошной наготе раскинулась София. Бретт, также обнаженный, лежал на животе, одной рукой обхватив ее чуть пониже груди. Его голова уткнулась ей в плечо, а ее белая нога была перекинута через его ногу.
Ошеломленная, Сторм закрыла глаза в надежде, что, когда откроет их, увидит совершенно иное, потом снова их открыла и зажала рот рукой не только чтобы сдержать крик, а еще и потому, что внезапно ощутила тошноту. Она попятилась и уперлась в чье-то крепкое тело.
Не сдержав рыдания, Сторм повернулась, чтобы бежать отсюда, но сильные руки удержали ее. Она стала вырываться, колотя куда попало.
— Пустите меня! — крикнула она в отчаянии.
— Cara, — прошептал Диего.
Сторм вырвалась и побежала, спотыкаясь и соскальзывая по ступенькам, потом упала и скатилась до самого низу. Не в силах шевельнуться, она лежала на полу, издавая дикие, нечеловеческие стоны, подобно смертельно раненому зверю.
— Cara! — воскликнул Диего, бросаясь вниз по лестнице и опускаясь перед ней на колени. — Сторм! С вами все в порядке?
Она посмотрела на него и снова застонала, потом обхватила себя руками и принялась раскачиваться.
Она почти не сознавала, что он поднял ее на руки и обнимает, прижавшись губами к виску и волосам, не чувствовала успокоительного поглаживания его ладоней, не слышала голоса, шептавшего ласковые испанские слова. Она прижалась к нему и разразилась прерывистыми, всхлипывающими рыданиями.
Бретт предал ее.
Он никогда не любил ее. Он был вчера в саду вместе с Софией, но уговорил Сторм не верить собственным глазам. Но в том, что она увидела сейчас, ошибиться было невозможно, и этому не могло быть ни объяснения, ни оправдания. Она была все себя от горя, как будто оплакивала смерть любимого человека.
— Мне очень жаль, Cara, очень жаль, что вы вот так узнали об этом, — говорил Диего.
Сторм наконец поняла, где она и с кем.
— Я ненавижу его, — прошептала она, глядя в искренне озабоченное лицо Диего, и ее глаза снова заволокли слезы.
— Он недостоин вас, Cara.
— Помогите мне, — воскликнула Сторм, хватая его за отвороты халата. — Помогите мне убежать, Диего. Помогите добраться до Техаса.
Он посмотрел на нее.
— Пожалуйста, — умоляла она, — пожалуйста, помогите мне, пожалуйста!
Глава 19
София засмеялась:
— Присаживайся, — и похлопала по кровати возле себя, — а потом мы можем еще поразвлечься.
Он вздохнул: никогда он не встречал более красивой и возбуждающей желание женщины — и более ненасытной. Вдобавок она его сестра. Такому волнующему сочетанию он был не в силах противиться. Он сел:
— Что у тебя на уме?
— Бретт д'Арченд, — не раздумывая ответила она.
— Еще одна победа?
— Нет пока.
— Нет? — Он удивился. — Сторм сказала мне совсем другое. Она видела вас вдвоем сегодня.
— Удачней не придумаешь, Диего. — Она рассмеялась низким, грудным смехом.
— И что же? Если ты хочешь его, так соблазни. Это совсем не трудно.
— Я хочу, чтобы он стал только моим. Чтобы она не мешала. — Она многозначительно посмотрела на него.
— Что ты имеешь в виду?
— Я знаю, ты хочешь ее, — лукаво произнесла она. — По-моему, нам стоит вместе заняться этим.
От возбуждения у Диего все сжалось внутри. Он улыбнулся:
— Каким образом?
— Я затащу Бретта в свою постель, и она узнает. Ты увезешь ее, и Бретт подумает, что вы сбежали вместе. Он так разозлится, что откажется от нее.
— А если она не поедет?
— Заставишь. — Она посмотрела на него: — Почему бы тебе не увезти ее ко мне? На этом заброшенном ранчо нет никого, кроме пеонов. Тебе никто не помешает делать все, что хочется.
При мысли о том, что она будет там с ним наедине, хотя бы и против воли, он почувствовал напряжение в паху. Она может кричать сколько угодно — никто не услышит. Она станет сопротивляться. У него застучало в ушах.
— А если Бретт за ней приедет? — Он даже подумать не мог, что сестре не удастся соблазнить Бретта.
— Не приедет. Завтра папе нужно ехать в Сан-Диего, так что он не помешает. Мама, вероятно, воспользуется случаем, чтобы исчезнуть с этим пастухом, с которым она сейчас спит. Фелипе — это не проблема. Я собираюсь усыпить Бретта завтра после ужина — дать ему немного опия. И продержу его в сонном состоянии весь завтрашний день. Когда он сможет погнаться за тобой — если захочет, — вас и след простынет.
— Почему бы тебе не продержать его в сонном состоянии несколько дней?
— Диего, подумай сам. Бретт не такой уж дурак. Я сумею убедить его, что он напился, провел всю ночь со мной, а потом проспал,
— Столько хлопот, чтобы затащить мужчину к себе в постель!
Она засмеялась:
— Затащить в постель? Я хочу большего, Диего, гораздо большего. Да, Бретт красив, но он еще и богат, действительно богат. Он может увезти меня отсюда. Неужели ты и вправду думаешь, что я собираюсь выйти замуж за еще одного калифорнио только потому, что наш чертов дядя мне прикажет? Провести остаток жизни на Богом забытой гасиенде, рожая сыновей какому-нибудь олуху? Ну нет! — Она страстно посмотрела на Диего: — Но мне необходимо избавиться от нее. Бретт должен увезти меня от этой унылой жизни, которой мы здесь живем. Сан-Франциско! — У нее загорелись глаза. — Шелковые платья, драгоценности, прекрасные рестораны, театр, балы… Вот чего я хочу!
— Когда папа узнает, что ты натворила…
— Он не сможет мне помешать. Меня уже не будет здесь. Если бы у меня был хоть грош, Диего, я бы уехала одна, прямо сейчас. Но мы все так чертовски бедны, кроме этого проклятого дона Фелипе. И кто знает? Может быть, когда-нибудь Бретт женится на мне. Я сплету вокруг него такую сеть, что ему будет не вырваться! — У нее блестели глаза, отчего она выглядела немыслимо красивой.
Диего ощутил укол ревности.
— Я не могу понять, София, чего тебе больше хочется затащить Бретта в свою постель и прибрать его к рукам или уехать отсюда.
— Я хочу его, — просто сказала она. — Я захотела его, еще когда впервые увидела его с мамой, но он отказался. Я все еще хочу его, а я всегда получаю то, чего мне хочется. — Ома откинулась на подушки, полная уверенности и довольная собой. — И, Диего, когда она тебе надоест, покончи с ней.
От удивления у него округлились глаза.
— Убить ее? Ну знаешь, это уж чересчур!
— Тогда продай ее на юг, через границу. Только устрой так, чтобы она никогда не вернулась и чтобы ее нельзя было отыскать.
В Диего шевельнулось было чувство вины, но желание разожгло его решимость. Ему даже не надо будет избавляться от нее, решил он; он сможет держать ее там сколько угодно и навещать, когда вздумается. Он улыбнулся.
Он почувствовал прикосновение руки Софии и, глянув вниз, увидел, что она ласкает его восставшую плоть.
— Что тебя возбуждает больше, саго? — прошептала она — Мысль о том, как ты сейчас вонзишь в меня это могучее оружие или как изнасилуешь ее потом?
Он со стоном навалился на нее.
— Как здесь красиво, Бретт, — воскликнула Сторм, глядя с каменистых утесов на синий-пресиний залив.
— Да, красиво, — пробормотал он, восхищенно глядя на нее.
Она взглянула на него и вспыхнула.
Бретт усмехнулся, чувствуя дрожь возбуждения во всем теле. Никогда еще женщина не вызывала в нем такого желания, Оно увеличивалось с каждым разом их близости, с каждым взлядом на нее. «Должно быть, я влюбился», — подумал он, ошарашенный таким чудовищным предположением.
— Идем, — сказал он, снова улыбаясь ей.
Сторм последовала за ним, слыша биение собственного сердца, потому что отлично знала, что означает его взгляд. Этот голодный взгляд, словно он вот-вот готов потерять власть над собой и наброситься на нее. Она содрогнулась в предвкушении. Ей даже в голову не могло прийти, что мужчина способен делать то, что делал с ней он. Она никогда не думала, что мужчина сможет заполнить не только ее мысли, но и сны тоже, что от одного его взгляда у нее будут слабеть колени, от одного его вида душа ее готова будет воспарить.
Они рысью проехали по зеленому лугу, усыпанному розовыми и желтыми полевыми цветами. Бретт спешился, и Сторм последовала его примеру. Они стреножили лошадей, потом Бретт достал одеяло и корзинку с едой.
Сторм поймала себя на том, что разглядывает его большие, сильные руки. Они были очень сильными, она знала это, но также и нежными и чувственными. Изящно и непринужденно он расстелил одеяло и встал на колени, разбирая содержимое корзинки.
С замиранием сердца она вспоминала его прикосновения прошлой ночью и возникшее ощущение немыслимо приятной, но отчаянной потребности. И как он удовлетворил эту жажду. Она вскрикивала так громко, что ему пришлось прикрыть ей рот ладонью. Откуда в ней взялась эта страстность?
Она смотрела на орлиный профиль Бретта. Он выглядел безжалостным — у него были суровые, почти жесткие черты лица, но при этом он был невероятно красив, и справедливости ради она должна была признать, что уже с той первой встречи на пороге дядиной библиотеки ее тянуло к нему, как железо к магниту. Сейчас, когда Бретт, одетый в высокие сапоги, бриджи и полотняную рубашку, нагнулся, его бедра напряглись, а мышцы спины перекатывались под тонкой тканью. Он взглянул на нее.
Она не покраснела. Она ощущала сладкую боль между ног, и она хотела его сейчас же. Его глаза вспыхнули темным пламенем, и она не отвела взгляда.
— Интересно, известно ли тебе, как ты на меня смотришь? — сказал он.
Его реакция вызвала в ней опьяняющее ощущение могущества, и она с чувственным наслаждением решила проверить это ощущение.
— Как жарко, — пробормотала она, не спеша снимая свой стетсон. Ее волосы были заплетены в одну длинную косу, но несколько выбившихся прядей облепили лицо. С чувством, что она самка животного, заигрывающая с самцом, она откинула эти пряди, потом неторопливо расстегнула верхние пуговки жакета.
Она видела, что он не может оторвать от нее взгляда. Он не сводил глаз с ее рук, теперь расстегивавших пуговицы на груди. На мгновение он поднял глаза, и его взгляд был таким горячим и жаждущим, что она застыла.
— Продолжай, — хрипло прошептал он. Она скинула жакет. Отороченная кружевами блузка сидела на ней великолепно, подчеркивая ее изумительные формы, и Сторм захотелось, чтобы он сорвал ее. Она расстегнула верхнюю пуговку на горле и еще две на шее и посмотрела на него.
— Бретт, — умоляюще вырвалось у нее. Он сделал к ней шаг и остановился, прижав кулаки к бокам, едва сдерживая себя.
— Сними все, Сторм. Для меня, — хрипло сказал он.
Она расстегнула блузку, сняла ее, потом стянула юбку с разрезом и осталась в одних панталонах, сапожках и тонкой прозрачной сорочке. Она поразилась, что совершенно не стесняется. Наоборот, она чувствовала себя соблазнительницей, каждое ее движение казалось чувственным и возбуждающим. Она медленно подняла глаза и увидела, что он замер. Ее внимание привлекла твердая длинная толстая линия в его бриджах. Его ноздри раздувались.
Она наклонилась, предоставив ему возможность видеть ее роскошную грудь и отвердевшие соски, и по очереди сняла сапожки, потом выпрямилась, держа подол сорочки,
— Ты меня нарочно дразнишь, — пробормотал он.
Она бросила на пего чувственный взгляд и стянула сорочку через голову. Он издал почти неслышный стон. Она гордо, обнаженная, встала перед ним.
Она улыбнулась, взялась за косу, подчеркнуто медленно распустила ее, встряхивая локонами, и снова посмотрела на него.
Мгновение он пожирал ее взглядом, задержавшимся на полных, крепких грудях и треугольнике в низу живота,
— Ты такая красивая, — срывающимся голосом сказал он, делая шаг в ее сторону.
В следующее мгновение их губы слились, его руки оказались повсюду: они гладили и ласкали, скользили по рукам и плечам, обхватывали и сжимали груди, потягивали соски. Он нежно проводил жесткими ладонями по ее бедрам, возвращаясь, чтобы погладить и помять ягодицы. Он притянул ее к себе, вызывающе потираясь о нее. Сторм тоненько застонала.
— Моя, — прошептал ей Бретт на ухо, легонько покусывая его, потом лизнул жарким языком. По ее телу прошла дрожь.
Его рука нашла роскошную грудь и принялась поглаживать и играть с ней.
— Моя, моя, — повторил он, и его жесткий настойчивый рот прижался к ее рту.
Придерживая ее одной рукой, он скользнул другой ладонью между ее бедер, исследуя чувственные местечки, пока она не задрожала, постанывая от желания. С торжествующим смехом он поднял ее и понес на одеяло. Все еще не снимая одежды, он опустился на колени между ее ног, мечтательно разглядывая каждый дюйм того, что она ему предлагала.
— О, Сторм! Я хочу тебя, и я возьму тебя прямо сейчас, и еще, и еще, пока ты не взмолишься о пощаде.
— Бретт, — простонала она, обхватив в его плечи. — Пожалуйста.
— Скажи мне, как ты меня хочешь? — безжалостно потребовал он.
— Да, — прошептала она, дрожа всем телом. — Я хочу тебя… Бретт… пожалуйста.
Он томно ласкал рукой внутреннюю сторону ее бедра, пока она не начала дрожать, задыхаясь и вжимаясь в его ладонь.
— Скажи, — требовательно произнес он.
— Бретт, я умру, если ты не возьмешь меня сейчас же!
— Может быть, я возьму тебя вот так, — сказал хрипло он и, опустив голову, раздвинул складки влажной розовой плоти, целуя и пробуя глубину языком. Она тут же вцепилась ему в волосы, снова и снова прерывисто выкрикивая его имя.
Он засмеялся от удовольствия, желания и ощущения своего могущества. То, что она с такой страстной готовностью хотела его, переполняло его восторгом победителя. С безжалостной решимостью он возобновил чувственную пытку ртом и языком. Он никак не мог ею насытиться.
— Сладенькая, — бормотал он, прижимаясь к ее влажной плоти. — Какая сладенькая.
— Бретт, — выдохнула она. — Я хочу тебя в себе. Пожалуйста, Бретт.
Он приподнялся над ней, единым движением высвобождая свою твердую набухшую плоть, и чуть вжался в нее, дразня. Она, протестуя, вскрикнула; он ухмыльнулся торжествующе и, опустив голову, втянул ее сосок, нежно сжимая его губами, толкаясь в нее кончиком своего копья, доводя ее до исступления.
Она судорожно металась под ним. Наконец он, не в силах более сдерживаться, мучительно медленно скользнул в нее. У нее вырвалось рыдание. Он вышел из нее, почти полностью, и она вонзила ногти в его спину, протестующе вскрикивая и издавая прерывистые стоны. Тогда он бешено вонзился, проникая глубже, сильнее, и она выгнулась навстречу ему так же неистово. Она обвила ногами его талию, вскрикивая и вжимаясь в него, и он судорожно извергся в нее, выкрикивая ее имя.
Придя в себя, он нежно обнял ее, машинально поглаживая по талии. Он встретился с ее взглядом, и, к его изумлению, она вспыхнула. Он усмехнулся:
— Дикая маленькая распутница, вот ты кто.
— Тебе это нравится, — нашлась она, еще больше краснея.
— Конечно, chere. — Он улыбнулся, не зная, что еще сказать. Его переполняли рвущиеся наружу чувства, и он не мог больше не обращать на них внимания. Он знал слишком много женщин, чтобы не понимать, что радость и нежность, испытываемы им по отношению к Сторм, были единственными в своем роде. Все еще лениво поглаживая ее, он услышал свой негромкий голос: — Ты счастлива со мной, chere?
Она перевернулась на бок, прижимаясь к нему, и положила голову ему на грудь. От последовавшего молчания сердце его упало, и его охватило гневное чувство огромного разочарования. Но тут так тихо, что он едва расслышал, она сказала лишь одно слово:
— Да.
Он повернулся лицеи к ней и приподнял ей ладонью подбородок, заглядывая в огромные сапфировые глаза. От сиявшей в них нежности у него перехватило дыхание. Ему хотелось спросить, что она чувствует теперь по поводу их брака, но вместо этого хмыкнул и сказал:
— Этот брак состоялся, и его невозможно аннулировать.
Потом испытующе посмотрел на нее.
Возражения не последовало. Она лежала совершенно неподвижно, чуть приоткрыв губы, не сводя с него взгляда. В ее глазах не было бунтарства, а только обожание и надежда. У него снова перехватило дыхание.
— Ты любишь меня, chere?
Она не медлила ни секунды:
— Да.
Он задрожал и навалился на нее.
— О Сторм, — начал он и смолк, не в силах выразить остальное, таким огромным и неизведанным было это чувство. Вместо этого он нежно прижался губами к ее губам.
— Чего ты хочешь, Диего? — небрежно развалясь в кресле, спросил Бретт.
— Мы и дюжиной слов с тобой не обменялись, — улыбнулся Диего. — Что странного в том, что я хочу поговорить со своим кузеном?
— Странного мало, — пожал плечами Бретт. Он подумал о Сторм, ждущей его в постели, и почувствовал досаду.
— Бренди? — спросил Диего, наливая вторую рюмку.
— Спасибо. — Бретт взял предложенную ему сигару и с « удовольствием затянулся. Усевшийся в соседнее кресло Диего наблюдал за ним с задумчивой улыбкой. — Ну? Диего ухмыльнулся:
— Расскажи мне о своей жизни в Сан-Франциско.
— Тут не о чем особенно рассказывать, — проговорил Бретт, отпивая бренди.
— Я слышал, ты очень богат.
— А! — Бретт сверкнул холодной невыразительной улыбкой. — Хочешь занять денег?
— Очень смешно, — обиженно отозвался Диего.
— Отстоять права твоей семьи на землю обошлось недешево, — сказал Бретт. — Тяжбы разорили многих калифорнио, и твоя семья не первая.
— Проклятые американцы! — вскипел Диего. — Украли то, что по праву принадлежит нам!
Бретт не мог не согласиться — это была чистая правда.
— Ничего не поделаешь.
— Всего несколько лет назад мы были богаты, — сказал Диего. — Скот продавался по пятьдесят-шестьдесят долларов за голову. А теперь — вот. — Он махнул рукой: — Поселенцы и тяжбы. Все крупные ранчо растащены по кусочкам. Нищета там, где раньше было богатство. И все же, — глаза его сверкнули, — твой почтенный папаша не вечен.
— Это верно.
— Тебе это безразлично, да? — не выдержал Диего. — Дон Фелипе выиграл в суде и сохранил свое богатство. В один прекрасный день все достанется тебе, а тебя это нисколько не волнует.
— Да, — сказал Бретт, наклоняясь, чтобы налить себе еще бренди. — Тебе сегодня не пьется, Диего? — спросил он, заметив, что кузен не отпил ни глотка. Он зевнул, внезапно охваченный неодолимой сонливостью.
Диего промолчал, не сводя с него оценивающего взгляда.
Внезапно Бретт почувствовал вялость и головокружение. На него наваливалась тяжесть. Он посмотрел на кузена и увидел только расплывчатое пятно, попытался встать и не смог. В последний момент, перед тем как провалиться в беспросветное забытье, он понял, что его опоили.
Наверху Сторм встала с постели и вышла на балкон. На ней были лишь тончайшая шифоновая сорочка и полупрозрачный пеньюар из тонкого голубого шелка. Перила были прохладными на ощупь; легкий ветерок овевал ее лицо. Ночное небо сияло слоновой костью и серебром, ониксами и бриллиантами. Она со вздохом закрыла глаза, вдыхая сладкий аромат жимолости и магнолий.
Бретт, подумала она, и негромко повторила: «Бретт». Она улыбнулась, вспоминая, как он любил ее — так самозабвенно, так необузданно. Для него занятие любовью редко бывало нежным — и всегда самозабвенным. Нежнейшие ласки сменялись необузданной страстью, и ее способность встречать глубину этой страсти собственной необузданностью не переставала поражать ее. Он высвободил нечто темное, развратное и примитивное, таившееся в ней. Как она наслаждалась этим! Как она упивалась им!
После буйства их любви он так нежно, так ласково обнимал ее. Знал ли он, что его нежные, чувственные руки говорили за него? И сегодня днем он снова сказал, что любит се. При воспоминании об этих словах она вся затрепетала от возбуждения. Был ли он искренним в этот момент? Она не хотела обманывать себя. Эти слова прозвучали в пылу страсти, совсем как в первый раз, за несколько мгновений до того, как они оба достигли освобождающего экстаза. Мог ли он их сказать по зрелом размышлении? Действительно ли он любил ее?
Ей так отчаянно хотелось услышать от него это признание!
Начиная испытывать нетерпение, она вернулась в комнату, удивляясь, куда он пропал. Она ушла спать час назад, а Бретт пошел с Диего в библиотеку выпить стаканчик бренди. Она со вздохом решила, что ведет себя просто глупо, ведь они провели вместе весь день. И все же она жаждала его присутствия не менее, чем его прикосновений.
Она улеглась в кровать и стала ждать. Минута тянулась за минутой, и ее стало клонить в сон. Она не заметила, как уснула, и проснулась, раздумывая, долго ли проспала, и удивляясь, почему Бретта нет рядом. С осознанием этою сон как рукой сняло. Она зажгла лампу у кровати:
— Бретт!
Она встала и увидела, что ею нет ни в гостиной, ни в смежной гардеробной. По его карманным часам было два часа ночи. Внезапно ее охватил озноб. Где он? Все еще внизу, с Диего? К этому времени они должны были вдребезги напиться. Сторм поколебалась, раздумывая, пойти за ним или лучше не стоит, и сообразила, что это ему не понравится. Она поежилась. Ее несколько разочаровало, что он предпочел общество кузена ее объятиям, но она строго сказала себе, что это несправедливо. Бретт и Диего десять лет не видели друг друга. И хотя она знала, что они вовсе не были дружны, но, может быть, теперь, став более взрослыми и опытными, они начинают ценить один другого. Эта мысль обрадовала ее, и она снова забралась в постель, но он не шел.
Двумя часами позже она подумала, что Бретт, возможно, напился до такой степени, что уснул в библиотеке. Наверняка Диего проводил бы его наверх. Но если Диего и сам был хорош?
Она набросила на плечи более плотную накидку и, взяв свечу, беззвучно спустилась вниз. В библиотеке никого не было. Где же он?
В полном смятении Сторм мерила шагами комнату. Где он может быть?
Возможно, Диего знает. Неважно, что пойти в его комнату было бы верхом неприличия. Комнаты Диего, Софии и их родителей были расположены в южном крыле дома, примыкающем к тому крылу, где расположились они с Бреттом. Сторм решительно вышла из библиотеки и, ступая мягко, как научил ее отец, прошла по коридору, поднялась по лестнице и остановилась в начале длинного коридора. Бра освещали оба его конца, но холл посредине был погружен во тьму. Какая из комнат Диего? Она и понятия не имела. Это просто сумасшествие!
Ясно, что Бретт с Диего пить кончили. Что если они вместе пошли к женщинам? На гасиенде достаточно молодых женщин, и некоторые из них весьма привлекательны. Ее охватил ужас. Понимая, что это безумие, нелепость, она подошла к первой двери справа, очень-очень тихо повернула ручку и приоткрыла дверь.
Серый предрассветный свет уже проникал в окно, так что Сторм сумела узнать спящего Эммануэля. Значит, следующая дверь по коридору — это комната Елены. Сторм попятилась и беззвучно закрыла дверь.
Она пересекла холл. Первая дверь с этой стороны была приоткрыта, что заметно упрощало ее задачу. Она взялась за ручку и распахнула дверь. Петли заскрипели. Она замерла в ожидании, но из комнаты не донеслось ни звука. Она открыла дверь достаточно широко, чтобы проскользнуть внутрь, и не сумела сдержать вскрика.
На стоявшей напротив двери большой кровати в роскошной наготе раскинулась София. Бретт, также обнаженный, лежал на животе, одной рукой обхватив ее чуть пониже груди. Его голова уткнулась ей в плечо, а ее белая нога была перекинута через его ногу.
Ошеломленная, Сторм закрыла глаза в надежде, что, когда откроет их, увидит совершенно иное, потом снова их открыла и зажала рот рукой не только чтобы сдержать крик, а еще и потому, что внезапно ощутила тошноту. Она попятилась и уперлась в чье-то крепкое тело.
Не сдержав рыдания, Сторм повернулась, чтобы бежать отсюда, но сильные руки удержали ее. Она стала вырываться, колотя куда попало.
— Пустите меня! — крикнула она в отчаянии.
— Cara, — прошептал Диего.
Сторм вырвалась и побежала, спотыкаясь и соскальзывая по ступенькам, потом упала и скатилась до самого низу. Не в силах шевельнуться, она лежала на полу, издавая дикие, нечеловеческие стоны, подобно смертельно раненому зверю.
— Cara! — воскликнул Диего, бросаясь вниз по лестнице и опускаясь перед ней на колени. — Сторм! С вами все в порядке?
Она посмотрела на него и снова застонала, потом обхватила себя руками и принялась раскачиваться.
Она почти не сознавала, что он поднял ее на руки и обнимает, прижавшись губами к виску и волосам, не чувствовала успокоительного поглаживания его ладоней, не слышала голоса, шептавшего ласковые испанские слова. Она прижалась к нему и разразилась прерывистыми, всхлипывающими рыданиями.
Бретт предал ее.
Он никогда не любил ее. Он был вчера в саду вместе с Софией, но уговорил Сторм не верить собственным глазам. Но в том, что она увидела сейчас, ошибиться было невозможно, и этому не могло быть ни объяснения, ни оправдания. Она была все себя от горя, как будто оплакивала смерть любимого человека.
— Мне очень жаль, Cara, очень жаль, что вы вот так узнали об этом, — говорил Диего.
Сторм наконец поняла, где она и с кем.
— Я ненавижу его, — прошептала она, глядя в искренне озабоченное лицо Диего, и ее глаза снова заволокли слезы.
— Он недостоин вас, Cara.
— Помогите мне, — воскликнула Сторм, хватая его за отвороты халата. — Помогите мне убежать, Диего. Помогите добраться до Техаса.
Он посмотрел на нее.
— Пожалуйста, — умоляла она, — пожалуйста, помогите мне, пожалуйста!
Глава 19
Сон отпускал Бретта постепенно, то сгущаясь, то редея подобно туману. Постепенно появились смутные неприятные ощущения — жажда и слабая головная боль. Он чувствовал себя таким усталым, словно вовсе не спал, а Сторм рядом с ним была такой теплой и пышной, что он не испытывал ни малейшего желания открыть глаза и встать с постели. Он крепче обхватил ее, уткнув лицо в шелковистую кожу. Она повернулась к нему, и ее роскошные груди окутали его лицо, а рука чувственно скользнула по его боку.
Он вздохнул, уткнулся в два полных полушария и провел рукой по ее ягодицам. Отвердевший сосок прижался к его щеке, и он потерся о него лицом. Она вздохнула, передвинула ладонь от его ягодицы ниже, умело поглаживая, почти, но все же не касаясь мягкого мешочка между его ног. Его плоть начала отвердевать, и он принялся ласкать дразнящий бугорок, поймав его губами.
Жадно посасывая и еще окончательно не проснувшись, он подумал, что это уж точно самый великолепный способ просыпаться, и ахнул, когда она умелыми, энергичными движениями стала поглаживать его фаллос. Все еще не открывая глаз, все еще ощущая себя странно вялым и заторможенным, он перекатился на нее, обхватил руками и крепко прижал к своему телу.
Она была такой скользкой, теплой и готовой.
Мгновением позже где-то в глубине его разума появилось осознание чего-то странного. Щекотавшие его лицо волосы показались ему другими, более грубыми, не такими шелковистыми. Губы под его губами казались мягче, не такими плотными, а талия не обхватывалась ладонями…
Он приподнял голову и открыл глаза.
На мгновение, когда его взгляд уперся в молочно-белое лицо Софии, он решил, что это ему снится, и вдруг понял, что действительно видит перед собой Софию. Он замер, и только его фаллос продолжал пульсировать на ее набухшей плоти. Он ошарашенно уставился на нее.
Она обхватила его бедра и выгнулась к нему,
Бретт вырвался от нее как ошпаренный.
Что он наделал?
Она жалобно застонала:
— Нет, не оставляй меня. Еще, еще!
Что, черт возьми, он делает в постели Софии, если он лег спать со своей женой? Бретт с трудом уселся, глядя на нее со смесью отвращения и презрения. Его обуяла ненависть к самому себе. Потом возникла мысль: Боже милостивый, а где же Сторм?
Он вздохнул, уткнулся в два полных полушария и провел рукой по ее ягодицам. Отвердевший сосок прижался к его щеке, и он потерся о него лицом. Она вздохнула, передвинула ладонь от его ягодицы ниже, умело поглаживая, почти, но все же не касаясь мягкого мешочка между его ног. Его плоть начала отвердевать, и он принялся ласкать дразнящий бугорок, поймав его губами.
Жадно посасывая и еще окончательно не проснувшись, он подумал, что это уж точно самый великолепный способ просыпаться, и ахнул, когда она умелыми, энергичными движениями стала поглаживать его фаллос. Все еще не открывая глаз, все еще ощущая себя странно вялым и заторможенным, он перекатился на нее, обхватил руками и крепко прижал к своему телу.
Она была такой скользкой, теплой и готовой.
Мгновением позже где-то в глубине его разума появилось осознание чего-то странного. Щекотавшие его лицо волосы показались ему другими, более грубыми, не такими шелковистыми. Губы под его губами казались мягче, не такими плотными, а талия не обхватывалась ладонями…
Он приподнял голову и открыл глаза.
На мгновение, когда его взгляд уперся в молочно-белое лицо Софии, он решил, что это ему снится, и вдруг понял, что действительно видит перед собой Софию. Он замер, и только его фаллос продолжал пульсировать на ее набухшей плоти. Он ошарашенно уставился на нее.
Она обхватила его бедра и выгнулась к нему,
Бретт вырвался от нее как ошпаренный.
Что он наделал?
Она жалобно застонала:
— Нет, не оставляй меня. Еще, еще!
Что, черт возьми, он делает в постели Софии, если он лег спать со своей женой? Бретт с трудом уселся, глядя на нее со смесью отвращения и презрения. Его обуяла ненависть к самому себе. Потом возникла мысль: Боже милостивый, а где же Сторм?