Сторм вспыхнула. Эта стерва. Что еще она рассказала?
   Кому еще? О Боже! Она уставилась в пол, желая провалиться сквозь него.
   — Иди в свою комнату, — сказал он, не глядя на нее. — Мне нужно подумать.
   Огромным усилием воли Сторм удержалась, чтобы не выбежать из кабинета. Только оказавшись на лестнице, она бросилась в свою комнату, словно в поисках убежища. Но убежать от своих мыслей было невозможно. В голове все перемешалось, она была слишком возбуждена, чтобы спать, слишком поражена собственным поведением. Ей не верилось, что она могла превратиться в дрожащую, стонущую потаскушку.
   Она знала, что ее с позором отправят домой, и при этой мысли чуть не разразилась слезами. Родители будут так разочарованы в ней. Она не представляла себе, как сможет взглянуть им в глаза, особенно отцу. Она представила себе его лицо, выражающее неприятие полученных сведений, — видела, как неверие затем сменяется огромным, полным упрека разочарованием.
   Она была уверена, что Пол объяснит в письме, почему он отсылает ее домой. Единственная надежда — отправить собственное письмо, в котором попытаться объяснить нес со своей точки зрения. Сложность состояла в том, что она не находила оправдания происшедшему, сознавая себя чересчур охотливым участником его.
   Но хотя бы она поедет домой. Она вообще не хотела приезжать сюда, это было чудовищной ошибкой, катастрофой, с самого первого дня. Чем скорее она уедет, тем лучше. Она знала, что репутация ее погублена, что ее никогда больше никуда не пригласят, будут избегать. Одна мысль о том, чтобы проехать в экипаже на виду у всех, приводила ее в ужас. Люди будут показывать на нее пальцами, глазеть и перешептываться. Всем будет известно, чем она занималась и до чего она бесстыдная.
   Потом она со страхом сообразила, что пройдет месяца Два, пока Дерек сможет приехать за ней. Месяц потребуется, чтобы письмо дошло до него, и даже если он отправится немедленно, еще почти месяц уйдет у него на дорогу. Два месяца! Что, скажите на милость, будет она делать два месяца в городе, где все знают о ее падении?
   Она не сможет никому взглянуть в лицо — ни знакомым, ни кузену, ни Марси, ни Бретту… Бретт. Одна мысль о нем приглушила ее страх, вызвав прилив теплоты, заставив ее кровь бежать быстрее, — теперь она понимала почему. Она вспомнила его губы, нежные, требовательные, вспомнила свою собственную необузданную реакцию и вспыхнула от смущения. Она думала о том, как он солгал о происшествии на берегу, чтобы защитить ее; как она еще не успела сообразить, что происходит, а он уже заслонил ее собой, словно щитом, когда Элен Сен-Клер наткнулась на них. И несколькими мгновениями позже заслонил ее своим сильным телом от Пола и всех остальных…
   Но он не мог защитить ее от последствий ее собственных действий. Никто не мог.
   «Мне очень жаль», — сказал он, и теперь она вспомнила огонь в его глазах, притягивавших ее словно магнитом.
   Она думала, что ненавидит его. Неужели это было правдой? Сторм положила руку на грудь, словно желая сдержать переполнявшие сердце чувства, в которых была не в силах разобраться.
   Отец будет так разочарован.
   Бретт, отец; отец, Бретт, отец… Мысли об этих двух мужчинах вызывали в ней мучительную боль. А потом совершенно неожиданно, когда уже рассветало, ей пришла в голову ужасающая мысль. Папа убьет Бретта!
   Она села, нисколько не сомневаясь в том, что, хотя она сама тоже виновата, Дерек захочет отомстить Бретту и застрелит его за осквернение дочери. Непременно. При этой мысли Сторм стало плохо.
   Она встала с постели и принялась расхаживать по комнате, теперь уже действительно перепуганная. Она должна остановить его. Но как? Что бы она ни говорила, чтобы ни делала — ничто не сможет удержать Дерека от мщения. Она должна предупредить Бретта! За эти два месяца она должна убедить его уехать из города и держаться подальше, когда Дерек приедет за ней. Она заставит его послушаться. Обязательно.
   Охваченная дрожью, она откинулась на подушку. Она не видела выхода из положения. Если она уедет из Сан-Франциско, то никогда больше не увидит Бретта. Казалось, эта мысль не должна бы ее волновать, но тем не менее волновала.
   «Но ведь он даже не нравится мне, — думала она, окончательно запутавшись в своих чувствах. — Даже если я не пыталась остановить его, ему-то следовало бы знать. Ему следовало остановиться. Это он во всем виноват. А теперь меня отправят домой, и я никогда больше не увижу этого похотливого ублюдка».
   Она заплакала.
   Что еще ей оставалось? Она была опозорена, погублена, против своей воли увлечена высокомерным игроком, она застряла здесь еще на два месяца, — два месяца до того момента, как придется предстать перед отцом, который попытается убить Бретта… Хуже просто быть не могло.
 
   Бретт налил себе двойную порцию бренди и в два глотка осушил половину. Отставив в сторону бокал и закрыв лицо руками, он рухнул в кресло. Что, черт побери, с ним творится?
   Он никогда не забывался до такой степени. Никогда. Он почти лишил юную женщину девственности, почти погубил се, не задумываясь о последствиях. Он все еще понятия не имел, как это могло случиться. Он отчетливо вспомнил, как хотел остановиться и не смог. Как его захлестнула безумная страсть, отчаянное желание. И как она тоже хотела его, подгоняла, не пытаясь остановить. Боже милостивый!
   Он закрыл глаза; голова его раскалывалась. Он все еще видел ее, полуодетую, выгнувшуюся к нему, ее полные роскошные груди, высвобожденные из платья, ее приглашающе раскинутые ноги. Она была такой влажной, такой готовой. Он слегка застонал, вспомнив, как довел ее до быстрого, потрясающего оргазма.
   Проклятие! В саду Синклеров!
   Он встал и, расхаживая по комнате, прикончил бренди. Ему пришло в голову, что Сторм, возможно, не была невинной; быть может, она — одна из тех юных леди из почтенных семейств, что притворяются невинными, а сами тайком встречаются с мужчинами. От этой мысли он окаменел, слепо глядя в ночь, пытаясь решить, не могло ли это быть правдой. Это казалось невозможным.
   Но он ведь помнил, как безумно она поощряла его. Ни одна настоящая леди не стала бы этого делать.
   Он вспомнил, как она выглядела, когда он впервые увидел ее, одетую, словно дикарка, в оленью кожу, совсем не осознающую, что она женщина. Но может быть, пользуясь полной свободой, она с юных лет отдавалась разным техасским Ленни Уиллисам. Проклятие! Он не знал, что и думать!
   Если это не так, почему она поощряла его? В сущности, это не имело никакого значения. Ее репутация была погублена. И это он погубил ее.
   Бретт не удивился, когда часом позже ему принесли записку. Пол Лангдон требовал, чтобы он был у него в восемь утра. Бретт мрачно скомкал записку и бросил в камин. Он не хотел жениться на ней, но ничего другого ему не оставалось.
   Он провел беспокойную ночь, мечась и ворочаясь, и ровно в восемь прибыл в дом Лангдона. Барт провел его в кабинет и объявил о его приходе. Пол Лангдон неподвижно стоял среди плюшевой мебели. Он мрачно кивнул:
   — Входите, Бретт.
   — Спасибо. — Бретт подошел ближе и внимательно вгляделся в суровое лицо друга: — Доброе утро.
   Не отвечая, Пол только окинул его мрачным взглядом.
   — Пол, мне очень жаль, — искренне сказал Бретт. Он испытывал пронзительное чувство вины за то, что предал друга почти соблазнив его кузину. Однако, уже смирившись с карой, которую должен был принять, он чувствовал себя немного лучше.
   — Мне тоже, — сказал Пол. — Вы один из моих ближайших друзей. Я доверил се вам. Скажите, ваши поездки верхом были невинными?
   Лицо Бретта исказилось.
   — Проклятие! Вы прекрасно знаете, что да!
   — Вы женитесь на ней, — тоном, не допускающим возражений, произнес Пол.
   Лицо Бретта потемнело. Хотя от уже знал, что дело идет к этому, Пол даже не давал ему возможности самому совершить достойный поступок. Это раздражало его, и он застыл, выжидая.
   — Я отвечаю за нее, — тяжело вздохнул Пол. — Я не смог бы с позором отправить ее домой, тем более что скомпрометирована она из-за моей небрежности и моим другом.
   — Я не лишил ее девственности, — сказал Бретт, сверкнув глазами. Делая это заявление, он с осторожностью подбирал слова: ведь он все еще не был уверен в невинности Сторм. Он никогда не забудет проявленной ею страсти и своей неуправляемой реакции.
   — В следующую субботу, — сказал Пол. — Сделаем все скромно и тихо, только позовем Фарлейнов в свидетели.
   До следующей субботы оставалась неделя. Бретт пришел в ярость:
   — Насколько я понимаю, невеста согласна?
   — Конечно.
   Бретт прошел к камину и встал спиной к Полу. Не было ли все это ловушкой с самого начала? Конечно, Сторм не прочь выйти за него замуж — он самый завидный жених в Сан-Франциско. С какой стати ей отличаться от всех этих жеманных юных леди, которые с радостью пошли бы на то, чтобы их застали с ним в неприличных обстоятельствах и он был бы вынужден жениться? Ему следовало знать.
   — Скажите, — слегка обернувшись, холодно спросил он, — это идея Сторм или ваша?
   — Это не имеет значения, — так же холодно ответил Пол. — Вы женитесь на ней, Бретт.
   Бретт рассвирепел на себя, на нее, и его нежелание жениться превозмогло недавно взятое на себя обязательство поступить порядочно.
   — Уверен, что найдется достаточно молодых людей, которые с радостью женятся на мисс Брэг.
   — Я разорю вас, — тихо произнес Пол. Бретт уставился на него:
   — Что? — Он слышал, но не верил своим ушам.
   — Я разорю вас, — резко повторил Пол. — Я не стану продлевать ваши займы. Я закрою вам кредит. У вас нет наличных, Бретт, и вы слишком размахнулись. Вам придется ликвидировать половину ваших владений.
   Бретт лихорадочно размышлял. Он моментально понял, что, если Пол настроится против него, он — банкрот. Он не станет бедняком, но будет долго ползти туда, где находится сейчас, и на этот раз может и не получиться.
   — Вы занесете меня в черный список.
   — Совершенно верно.
   — Ну что ж, — сказал Бретт, — это упрощает решение. Пришлите кого-нибудь сказать, в какое время мне следует явиться на мою свадьбу. — Широкими, с трудом сдерживаемыми шагами он направился к двери и вышел.
   Он не собиратся из-за какой-то глупой девчонки терять ни своей империи, ни своей репутации, заработанных таким тяжким трудом. Он не позволит мимолетной страсти все разрушить. Он женится на Сторм Брэг.
 
   Сторм завтракала поздно, уже в полдень. Она вела себя как трусиха, не решаясь сейчас никого видеть, даже слуг. После восхода солнца ей удалось поспать несколько часов, но она чувствовала себя не только не отдохнувшей, но еще более усталой. Она почти не могла есть, и это было необычным для нее состоянием. Ее тошнило от страха, пока она ожидала приказа явиться. Наконец ее вызвали.
   Она спустилась вниз в простой юбке с блузкой, заплетя волосы в длинную косу. Пол сидел в кабинете, просматривая бумаги. Увидев ее, он улыбнулся, чем чрезвычайно удивил Сторм.
   — Входи, пожалуйста, и закрой дверь. У меня хорошие новости.
   Она даже представить себе не могла, что он подразумевает под новостями, к тому же неопределенность была ей невыносима. Она закрыла дверь и устало оперлась на нее.
   — Пол… мне очень жаль.
   — Это не твоя вина, — сказал Пол. — Бретт — опытный распутник. Я не виню тебя, У тебя не было никакой возможности устоять.
   Сторм почувствовала, что на глазах выступили слезы облегчения.
   — Он был здесь сегодня утром, — сказал Пол.
   — Что?
   — Он согласился, что есть только один выход. Сторм смутилась:
   — Вы написали отцу?
   — Да. Я не считал уместным входить в подробности и просто подчеркнул, что Бретт — лучший улов в городе и что любой отец этим гордился бы.
   — Что? — Она не поняла. — Лучший улов?
   — Свадьба состоится ровно через неделю, в следующую субботу. Мы сделаем ее скромной. — Он просиял: — Я знаю, что девушки обычно мечтают не о таких ухаживаниях, но Бретт хороший человек, разве только кровь у него чересчур бурлит. Он будет тебе хорошим мужем.
   — Мужем! — Она была ошеломлена. Бретт… ее мужем? — И… он захотел жениться на мне?
   — Конечно. Бретт человек порядочный.
   Сторм рухнула в кресло. Через некоторое время к ней вернулась способность соображать.
   — Но я не могу выйти за него замуж! Пол, я считала, что вы отправите меня домой.
   — Сторм, так лучше, право же. У тебя будет отличный, преуспевающий, красивый муж. Почему ты предпочитаешь с позором вернуться домой?
   — Он мне даже не нравится. Я не хочу быть его женой!
   — Слишком поздно. Бретт должен исправить содеянное, и он это знает. Я не могу отправить тебя домой погубленной. И вряд ли ты найдешь лучшего мужа.
   — Я не хочу выходить замуж, — неуверенно сказала Сторм. — Ни теперь, ни никогда! Пол нахмурился:
   — Сторм, ты хочешь уехать с погубленной репутацией или все-таки предпочтешь удачно выйти замуж?
   Сторм замерла. Если она выйдет замуж за Бретта, возможно, родители никогда не узнают правды, они будут гордиться этой партией, гордиться ею… Слезы подступили к ее глазам.
   — Пол? Вы сообщили им подробности?
   — Я решил, что предоставлю решать тебе.
   Сторм сглотнула. У нее был выбор, и внезапно оказалось, что выход только один. Как могла она подвести свою семью? Вместо этого она притворится безумно влюбленной, и родители страшно обрадуются, особенно потому, что Бретт — хороший улов.
   Она никогда больше не будет жить со своей семьей. Никогда не будет снова жить в Техасе. Но она сможет их навещать. Жена Бретта… Ей не придется уехать и расстаться с ним навсегда…
   — Он действительно хочет жениться на мне? — спросила она сквозь слезы. Пол подошел к ней:
   — Ну, ну, — и похлопал ее по плечу. — Я знаю, что прошедшие недели нелегко тебе дались. Многие люди женятся, испытывая друг к другу гораздо меньше влечения, чем вы двое. Сторм, ты ворвалась в город и захватила холостяка, за которым несколько лет гонялись все женщины. И все это за две недели!
   Сторм постаралась улыбнуться. Это действительно походило на достижение. Но она все еще не могла представить себе, что Бретт согласился жениться на ней: он был таким чертовски сокрушительным, таким высокомерным, таким властным…
   — Должен признаться, — со смущенной улыбкой сказал Пол, — я немного похвастал в письме твоим родителям.
   Это решило дело. Они подумают, что они с Бреттом страстно влюбились друг в друга всего за несколько недель, к тому же он — самый завидный жених в городе.
   — Я согласна, — сказала она.

Глава 8

   Марси навещала ее каждый день, помогая готовить приданое, а вот Бретта до свадьбы Сторм так ни разу и не увидела. Он не прислал ни записки, ни единого сообщения — ничего. Сторм показалось это странным, словно все это выдумка, словно никакой свадьбы на самом деле не будет. Они принимали других визитеров, заезжавших ее поздравить, мрачных поклонников, в том числе и Рандольфа, который откровенно осведомился, действительно ли она любит Брегта. Не в состоянии ответить, Сторм вспыхнула. Что могла она сказать? Рандольф воспринял это как утвердительный ответ, печально пожелал ей всего наилучшего и ушел. Ни одна молодая леди не нанесла ей визита.
   В четверг, за два дня до свадьбы, Сторм не выдержала и решилась заговорить о своем женихе.
   — Марси!
   — Великолепно! — воскликнула Марси, рассматривая Сторм в свадебном платье. — Сидит великолепно.
   — Вы видели Бретта?
   Мадам Ламот велела Сторм поднять руки, а Марси нахмурилась:
   — Да, конечно же видела.
   Сторм опустила руки, и мадам заявила, что платье можно снять. Ловкие пальцы принялись расстегивать крючки.
   — Марси, — дрожащим голосом произнесла Сторм, когда мадам ушла.
   — Давайте поговорим, — предложила Марси, подводя ее к маленькому диванчику.
   Сторм набрала в грудь побольше воздуха:
   — Я просто не могу поверить в то, что происходит! Или ничего не происходит? Может, он передумал? За всю неделю я не получила от него ни одной весточки. Если он сбежит от меня перед самым алтарем, я умру. Еще одного позора я не перенесу, просто не перенесу.
   Марси обняла ее:
   — Он не сбежит, Сторм. Он твердо намерен жениться на вас.
   — Да? Он так сказал?
   — Да.
   Марси не собиралась вдаваться в детали. Они с Грантом , знали все подробности. Бретт был в ярости, что его шантажировали, они никогда не видели его в таком гневе. Она была уверена, что он не показывался именно поэтому, да еще потому, что, кроме влечения, не испытывал к Стром никаких чувств. Во всяком случае так он сказал.
   Марси не знала, что и думать. Она беспокоилась за Сторм, но в то же время они с Бреттом казались такой подходящей парой, оба такие красивые, яркие. Но при этом оба горды и упрямы; это будет брак грома с молнией. Она откровенно сказала Бретту, что надеется, он будет хорошо относиться к Сторм. Он только рассмеялся. Этот смех почти испугал Марси, но она знала, что Сторм, как бы уязвима она ни была, все же в состоянии постоять за себя. Как бы Бретт не оказался у нее под каблуком, В конце концов, она никак не могла поверить, что Бретт скомпрометировал Сторм просто так. У него были любовницы, и он не из тех мужчин, кто способен погубить порядочную девушку. То, что Сторм заставила его потерять и власть над собой, и здравый смысл, хороший признак.
   — Не знаю, Марси, — сказала Сторм. — Какое-то время мне казалось, что, может быть, Пол все это выдумал — то, что Бретт хочет жениться на мне.
   Марси предусмотрительно удержалась от того, чтобы раскрыть обман Пола. Девушка как на иголках, и ей вовсе ни к чему знать, что Бретт против этого брака. Она погладила Сторм по волосам:
   — Возможно, всю эту неделю Бретт был очень занят, так же как и вы.
   Сторм посмотрела на свои руки:
   — Как бы мне хотелось, чтобы всего этого не случилось. И зачем только я приехала в Сан-Франциско!
   — Это просто глупо, — резко ответила Марси, поднимаясь. — Что сделано, то сделано. Идем одеваться. По-моему, на сегодня достаточно. Как насчет мороженого?
   Сторм едва заметно улыбнулась. Если бы только она не нервничала и не боялась так сильно. Она все еще не могла отделаться от ощущения, что Бретт сбежит от нее перед самым алтарем. Подобная мысль приводила ее в ужас. Прошлой ночью ей это приснилось, жуткий кошмар. Она содрогнулась.
   Она написала родителям. Большая часть письма была выдумкой, предназначенной для того, чтобы их порадовать. Она написала, что ей понравился Сан-Франциско, что у нее появились друзья, что вечеринки просто великолепны. Она расписывала свой новый гардероб так, словно любила элегантные платья. Она похвастала своими шестерыми поклонниками. А потом бросила бомбу, сообщив, что выходит замуж за Бретта.
   Написать следующую строчку было труднее всего, — что они влюблены друг в друга. Ха! Они едва переносят один другого! Потом она описала Бретта, и тут ей не пришлось подыскивать слова.
   «Он такой же высокий, как папа, чрезвычайно смуглый, черноволосый и черноглазый. Возможно, он самый красивый мужчина в Калифорнии. Он не только высокий, но и очень сильный, элегантен, но без фатовства. Он в самом деле нечто вроде испанского аристократа, креол. Все молодые дамы хотели бы его поймать в сети, но без толку. Он преуспевающий бизнесмен, владелец самой немыслимой гостиницы, вы такой не видели никогда! У всей середины нет крыши! Комнаты расположены на галерее вокруг центра, и все отделано белым с золотом! Колонны, кажется, мраморные. Я никогда не видела такого великолепия, это похоже на дворец. Бретт сам придумал все это. Марси отвезла меня туда на ленч во второй день моего пребывания в городе. Я познакомилась с Бреттом вечером в день приезда. Ты помнишь его, папа? Это тот, что был в черном и поцеловал мне руку. В тот день, у него в гостинице, он прислал к нашему столу бутылку французского шампанского. Марси сказала, что это в мою честь. Конечно, я ей не поверила…»
   Сторм перечитала письмо и изумилась, обнаружив, что все выглядит так, словно она действительно влюблена в Бретта. Она даже не подозревала, что может лгать с такой легкостью. Она, по сути, восхваляла его, но решила не переписывать письмо. В конце концов, она сумела создать такое впечатление, какое хотела. Ее письмо и письмо Пола, также расхваливающего жениха, были отправлены вместе.
 
   В субботу утром в Большом Зале состоялось бракосочетание, единственными свидетелями были Марси и Грант. Музыки не было. Пол просто провел Сторм в зал, держа ее под руку — Вполоборота к священнику стоял Бретт. Грант, выступавший в роли шафера, рядом с ним, а Марси — напротив. Все повернулись, глядя на приближавшуюся Сторм. Щеки ее горели. Последним взглянул на нее Бретт.
   Сторм видела только его.
   В черном костюме с красной гвоздикой в петлице он, конечно же, выглядел невероятно красивым и мужественным; на лице непроницаемая маска. Подходя, Сторм заглянула ему в глаза и испытала мгновенный страх: глаза были, суровы и холодны, и Сторм на миг показалось, что в них мелькнуло презрение. Это так потрясло ее, что она споткнулась, но Пол удержал ее. Потом взгляд Бретта изменился, глаза вспыхнули, и ее пронзило чувство облегчения: она поняла, что означает этот свет, блеснувший столь ненадолго и уже тускнеющий, — пламя неистового желания. У нее закружилась голова.
   Пол вручил ее Бретту, который, снова глядя ей в глаза, взял ее руку, и тут Сторм почувствовала, что он в ярости. Она ничего не понимала и так сконфузилась, что еле устояла на ногах, голова кружилась; ей стало нехорошо. Она даже не слышала слов, которые им говорили. Державший ее руку мужчина заглушил все другие чувства, кроме ощущения его могучего, возбуждающего присутствия.
   Ладонь Бретта была горячей, твердой и жесткой, она излучала жар, от которого сердце Сторм забилось сильнее; от него исходил очень мужской, мускусный запах. Она неотрывно смотрела на его резкий профиль с плотно сжатыми губами.
   И вот уже она повторяет обет нежным и неуверенным голосом, голос же Бретта звучит сильно, с едва заметной насмешкой. Грант протянул ему простое кольцо светлого золота, и Бретт надел его ей на палец. Сторм слепо глядела на кольцо сквозь заливавшие глаза слезы.
   Неожиданно он приподнял ей подбородок, их взгляды встретились: ее — робкий, уязвимый, его — холодный и равнодушный, а потом — удивленный и с проблеском жалости, но и только. Его губы завладели ее губами, грубо, жестоко, безжалостно. Если он пытался сделать ей больно, ему это удалось. Когда с недобрым блеском в глазах он оторвался от нее, Сторм едва могла дышать. Она вся дрожала.
   Первой ее поцеловала в щеку Марси, у которой был обеспокоенный вид.
   — Поздравляю, милая.
   Сторм моргнула — говорить она не могла.
   Горничная подала бокалы с шампанским, и Грант провозгласил тост:
   — За новобрачных. Великолепная пара. Похоже, он говорил искренно.
   — За их счастье, — добавила Марси дрогнувшим голосом.
   — За их плодотворный союз, — сказал Пол, явно довольный.
   Прежде чем кто-либо успел выпить, Бретт поднял свой бокал.
   — За мою прекрасную невесту, — насмешливо проговорил он. — И за женитьбу под дулом револьвера. — Он выпил.
   «Под дулом револьвера». Сторм повернулась, чтобы взглянуть на него. Она была столь ошеломлена горечью, прозвучавшей в его голосе, что не заметила, как восприняли это остальные, — кто был поражен, кто рассержен. Неприятно улыбаясь, Бретт посмотрел ей в глаза.
   — Боюсь, мы не можем остаться, — сказал он, допивая вино, и взял Сторм за локоть. — Спасибо, что пришли, — поблагодарил он полным сарказма голосом.
   — Бретт, — предупреждающе произнесла Марси. Он приподнял бровь:
   — Львица защищает львенка. Не бойтесь, вашего детеныша не побьют. Я не из тех. А передумывать уже немного поздно.
   Сторм последовала за ним, как во сне, к поджидавшему экипажу. Под дулом револьвера. Он был рассержен. Очень, очень озлоблен… Он не хотел жениться на ней. Они солгали. Его каким-то образом заставили… Она обнаружила, что сидит в экипаже напротив Бретта, который не сводит с нее глаз. Она задрожала и поспешно отвернулась к окну, чтобы он не заметил навернувшихся на глаза слез.
   Он прервал молчание:
   — Почему вы не сияете от счастья? Вы получили то, что хотели.
   Он говорил легко и беззаботно.
   — Почему? — Она сморгнула слезу.
   Он вопросительно посмотрел на нее.
   — Почему, Бретт? Почему вы согласились жениться на мне?
   — Это очень просто, дорогая, — сказал он. — Ваш кузен пригрозил, что разорит меня.
   Она судорожно вдохнула и поспешно отвернулась, чтобы не видеть его сурового, холодного лица. Ее провели, ей лгали. Бретт ненавидит ее. Он не хотел поступать благородно, не собирался жениться на ней. Может быть, где-то в глубине души она верила, что он и вправду хочет этого брака, что он любит ее.
   — Это ужасная ошибка, — запинаясь, неуверенно выговорила она.
   Он засмеялся:
   — Теперь уже поздновато говорить об этом, любовь моя.
   Вдруг она поняла, что боится человека, за которого только что вышла замуж.
 
   Остаток пути они проехали молча. Сторм не могла смотреть на него, он же упорно не сводил с нее глаз. У нее безумно колотилось сердце. Это никуда не годится, она как-то должна выпутаться из этой ситуации.
   У входа в свой дом, построенный в викторианском стиле из кирпича и дерева, с башенками на крыше, он помог ей выйти из экипажа и провел ее внутрь.
   — Это Питер, мой дворецкий и камердинер. Питер вам покажет ваши комнаты. Вашей камеристкой будет Бетси. Питер, пошлите Бетси к Сторм, чтобы она помогла ей раздеться и позаботилась обо всем, что ей нужно. Я вернусь позже.