Сэнди помрачнел и надолго задумался. Наконец, он сказал:
– Мне кажется, я тебя понимаю. Но я пришел сказать тебе вот что: Гил был женат на Коррине.
– Женат?! Но ведь они говорили....
– Они поженились шесть лет назад в маленьком городке в Калифорнии.
– Так вот где ты был...
Он кивнул:
– Как тебе известно, Диана со своим апломбом и тупым упрямством изо всех сил торопила и судебный процесс, и процесс рассмотрения апелляции. У нас не хватило то ли времени, то ли доверия к Диане, чтобы поглубже копнуть прошлое Гила. Я уже говорил тебе, что нутром чувствовал: Ди невиновна! Так или иначе, я поехал на родину Гила, покопался в архивах – и нашел запись о бракосочетании. В тех же краях жил отец Коррины, нефтепромышленник. У него было весьма приличное состояние, – голос Сэнди стал суше, – а Гил к моменту женитьбы на Коррине, судя по всему, не имел за душой ни цента. Но когда он переехал в Нью-Йорк – примерно в то же время, как Коррина впервые покорила Бродвей, – у него уже водились кое-какие деньги. Я попросил Хейли расследовать, откуда они взялись; выяснилось, что регулярно, первого числа каждого месяца, на счет Гила поступал чек, подписанный Корриной. Короче говоря, похоже, что она его содержала. Конечно, Гил кое-что зарабатывал, но совсем немного. Коррина небогата, но она получает большой доход с аренды отцовских нефтяных сооружений...
Он пошарил в кармане, затем вынул руку, но Эмми поняла его жест и подвинула пепельницу:
– Кури, если хочешь.
– Спасибо. – Сэнди достал трубку, легко и даже изящно разжег ее и продолжал: – Я могу понять, почему Гил скрывал, что он женат. Похоже, что Коррина устала от него; это ей, а не ему, хотелось скрыть свое семейное положение. Не знаю, почему они не развелись. Но догадываюсь, почему она платила ему: это был способ заставить его молчать и держать на расстоянии.
– Да! Однажды Коррина сказала мне, что она была гораздо нужнее Гилу, чем он ей – или что-то в этом роде. И что для нее важней всего ее работа. Знаешь, Сэнди, это действительно ее работа. Она великолепная актриса. Кстати, она живет в роскошных апартаментах, в очень дорогом доме; я еще удивлялась, откуда у нее деньги на это. Теперь ясно. И мне вполне понятно ее желание сохранить свой брак в тайне; ей хотелось сначала сделать себе имя. Более того, – добавила она с недоброй усмешкой, – я, кажется, понимаю и то, почему Гил выдавал себя за холостяка. Перспективный жених; много приглашений...
Сэнди прищурился:
– Может быть. Так или иначе, эти двое решили – одному Богу известно, почему, – возобновить свои отношения, но при этом не признаваться никому, что они давно женаты. Возможно, это была идея Гила – чтобы не лишиться расположения тех девушек, с которыми он общался, включая Диану.
– Никто не знает, – медленно произнесла Эмми, – почему человек совершает тот или иной поступок.
– А если и знает, то не всегда понимает. Естественно, Коррина и в зале суда не открыла истину. Кстати, она исчезла – никто не знает, куда. Нет-нет, Эмми, успокойся...
Эмми инстинктивно сжала кулаки и подалась вперед – в голове ее молнией пронеслась мысль об очередном убийстве.
– Она уехала вполне старым, консервативным способом, – продолжал Сэнди, – взяла с собой багаж, оставила распоряжение покрасить ее квартиру и сменить плиту. Так сказал управляющий домом. Нет-нет, она вернется. В любом случае, я не вижу, каким образом информация о ее браке с Гилом может нам пригодиться – в смысле, помочь Диане. Напротив, я боюсь, как бы это не сыграло против Дианы. Логика может быть такой: она считала Гила холостяком, имела на него виды и, узнав, что он ее обманул... Что-то в таком духе. Я хотел бы поговорить с Корриной, конечно... но пока я не вижу, как это реально может нам помочь...
– Пожалуй, никак, – рассудительно сказала Эмми. – Дианы это совсем не касается...
В салоне появилась маленькая мисс Симпсон и дрожащим голосом сообщила, что миссис Ван Сейдем возражает против курения трубки в доме.
– Скажите ей, что это мой дом, – отрезала Эмми.
Сиделка со страхом попятилась. Сэнди начал было выбивать наполовину выкуренную трубку, но Эмми остановила его.
– Ладно, – обратилась она к сиделке. – Я сама ей скажу. А вы только сообщите миссис Ван Сейдем, что передали мне ее слова.
Мисс Симпсон позволила себе едва заметную ухмылку и храбро двинулась вниз по лестнице.
– Что она тут делает? – спросил Сэнди, явно имея в виду тетушку Медору.
– Насколько я понимаю, блюдет мою нравственность. И сражается с Джастином. А уезжать отказывается.
Сэнди задумчиво прикоснулся к фигурке золотой танцовщицы:
– Я рад, что она тебе нравится... – Он встал. – Ты хочешь сказать, что твоя тетка возражает против Дуга?
– Да. Но, Сэнди...
Он не дал ей договорить:
– Это твое личное дело. Если будут какие-то новости, я сразу дам тебе знать.
Эмми проводила его к выходу:
– Сэнди, есть ли вероятность... точнее, есть ли какие-то свидетельства, которые могли бы привести к пересмотру решения суда?
– Нужно, чтобы с нее полностью сняли обвинение, чтобы ее оправдали публично. Это может сделать губернатор – если мы найдем веские доказательства.
– И что ты намерен делать?
– Не знаю, – сказал Сэнди и вышел, плотно закрыв за собой дверь.
После его ухода тетушка Медора довольно неубедительно изображала сердечный приступ, вызванный запахом дыма; но тотчас "поправилась", как только подали обед. Она поглощала пищу огромными кусками, точно боясь, как бы Джастин не оставил ее голодной... Эмми внезапно подумала о Томасе Такере. Вот кто должен знать, куда уехала Коррина!
Скорее всего, разговор с Корриной не принесет никаких плодов. Ну, признается она, что была замужем за Гилом и содержала его, чтобы он не мешал ее карьере, – что с того? Но Эмми была полна решимости хвататься за любую соломинку. Она открыла телефонный справочник и сразу поняла, что и за неделю не обзвонит всех Такеров. Что же делать? Обратиться к театральному агенту? Но Томас совсем молодой актер; у него никак не может быть своего агента. На всякий случай она позвонила Дугу, но того не оказалось дома. Тогда Эмми решила позвонить в кассы театра, где прежде шла пьеса Дуга – и по чистой случайности выяснила, чем теперь занимается Томас. Приветливый мужской голос сказал ей, что мистер Такер заходил накануне в кассы:
– Этот мальчишка без театра жить не может. Говорит, что работает в брокерской конторе и ненавидит ее всеми фибрами души.
– А в какой конторе, не говорил? – со слабой надеждой спросила Эмми.
К ее изумлению, кассир ответил:
– Говорил. Высмеивал ее название. Что-то вроде "Черепочек". Он сказал, ему так слышится.
– "Черри и Почер". Очень солидная фирма. Спасибо вам большое!
Эмми нашла адрес конторы, быстро надела пальто и снова тайно выскользнула из дому через десятый этаж.
В красивом, со вкусом обставленном офисе брокерской фирмы она спросила мистера Такера. Юноша появился, подавленный и грустный, но, увидев Эмми, просиял:
– Мисс Ван Сейдем! – Он протянул ей руку; пальцы были выпачканы чернилами. – Как я рад вас видеть! Хорошо отдохнули? А спектакль закрыли – какая досада, верно? Помните, я вам говорил? Я нигде не смог найти другую роль; и тогда мой папа... В общем, вот я здесь. – Он уныло развел руками. – Надеюсь, вы-то ничего не желаете купить или продать? Если желаете, то я позову кого-нибудь другого...
– Нет, я пришла к вам. Есть какое-нибудь место, где мы можем поговорить?
– Ну... – он растерялся, затем снова просветлел: – Идемте! Тут есть одно местечко... пока это для меня запретная территория, но когда я скажу им, кто вы такая... Вот мы и пришли. – Он провел Эмми в небольшую, изысканно обставленную комнату. – Расскажите же, как прошла ваша поездка. Я не видел Дуга с того самого дня, как спектакль закрыли.
– Я пришла поговорить о Коррине. Говорят, она уехала, и я хотела узнать, куда.
– Я не знаю, куда она уехала. Здесь жарко, мисс Ван Сейдем. Вы позволите мне помочь вам снять пальто?
Он аккуратно повесил ее пальто на спинку стула, повернулся к Эмми – и в одно мгновение выражение его лица совершенно изменилось. Эмми чуть не вскрикнула: "Что случилось?"
Томас побледнел; лицо его стало совсем другим – настолько другим, что Эмми глазам своим не верила. Он тихо произнес:
– Боюсь, что ничем не могу вам помочь. Я ничего не знаю о Коррине.
Видно было, что слова даются ему с трудом, и он избегал взгляда Эмми. Он сунул руки в карманы и прокашлялся.
Эмми попыталась растопить внезапно появившийся лед:
– Вы были совершенно правы, когда говорили мне, что Гил и Коррина разговаривали между собой так, словно знали друг друга давным-давно – как если бы они были мужем и женой. Знаете, они ведь действительно были женаты. Они поженились несколько лет назад, а потом расстались.
Такер отвернулся и уставился на великолепную гравюру Ван Гога на стене. Он снова прокашлялся и хрипло произнес:
– Я так полагаю, вас интересует, не она ли убила Гила Сэнфорда.
Снова он попал в точку, подумала Эмми. Этот мальчик невероятно проницателен.
– Так я не ставила вопрос, – честно призналась Эмми, – но, видимо, все-таки думала об этом, когда захотела найти ее.
– Лучше пусть она сидит за решеткой, чем ваша сестра?
– Томми! То есть, Томас... Что вы говорите?! Вас как подменили... – Она встала. – Я просто хочу знать правду.
Такер даже не повернулся к ней; его плечи, обтянутые безукоризненным – в оксфордском стиле – серым пиджаком, казались каменными. Интересно, что он сделал со своими любимыми бусами, подумала Эмми.
– Извините, что побеспокоила вас, – сказала она. – Спасибо.
Юноша рывком повернулся к Эмми и, к ее изумлению, схватил ее за руки:
– Мисс Ван Сейдем... – сдавленным голосом проговорил он. Лицо его исказилось; умные глаза были полны болью – Мисс Ван Сейдем...
Наконец, Томас справился с собой. Он подал Эмми пальто, проводил через огромные стеклянные двери на улицу и поймал для нее такси. Было холодно; он поднял воротник и втянул голову в плечи. Эмми силилась что-то сказать; ей хотелось спросить его, в чем причина столь внезапной перемены; но суровое лицо юноши было непроницаемо. Она села в машину.
– До свидания, – церемонно произнес Томас и поспешил назад, в огромное здание, где уже зажгли свет – день был чересчур серым и мрачным.
Что я такого сделала, думала Эмми. Что я не так сказала?
Видимо, преданный Коррине Томас решил, что она, Эмми, намерена переложить вину за убийство Гила на плечи актрисы. Иначе не объяснить этой внезапной перемены.
Подъехав к дому, Эмми увидела, что какой-то невысокий человечек в длинном пальто разговаривает со швейцаром. Человек обернулся – блеснули стекла огромных очков – и быстро зашагал по улице.
– Кто это? – спросила Эмми швейцара; сердце ее отчаянно колотилось едва ли не в горле.
Швейцар пожал плечами:
– Он попросил закурить. По-моему, он живет где-то по соседству. По крайней мере, летом я его видел частенько. Я месяц был в отпуске, стало быть, в последнее время он не попадался мне; но, по-моему, беспокоиться не о чем, мисс Ван Сейдем.
И все же человечек в огромных очках был для Эмми словно кошмарный сон – смутный, но неуклонно повторяющийся. Она твердо решила рассказать о нем Сэнди.
Она поднялась на десятый этаж и прошла сразу в салон, на ходу снимая пальто. В плетеном кресле, спиной к свету, сидел Сэнди.
Эмми выронила пальто и бросилась к нему:
– Сэнди! Что, есть новости?
– В некотором роде... На второй вечер после вашего отъезда к дому подъехала машина. Агнес ждала ее и уехала на ней.
15
– Мне кажется, я тебя понимаю. Но я пришел сказать тебе вот что: Гил был женат на Коррине.
– Женат?! Но ведь они говорили....
– Они поженились шесть лет назад в маленьком городке в Калифорнии.
– Так вот где ты был...
Он кивнул:
– Как тебе известно, Диана со своим апломбом и тупым упрямством изо всех сил торопила и судебный процесс, и процесс рассмотрения апелляции. У нас не хватило то ли времени, то ли доверия к Диане, чтобы поглубже копнуть прошлое Гила. Я уже говорил тебе, что нутром чувствовал: Ди невиновна! Так или иначе, я поехал на родину Гила, покопался в архивах – и нашел запись о бракосочетании. В тех же краях жил отец Коррины, нефтепромышленник. У него было весьма приличное состояние, – голос Сэнди стал суше, – а Гил к моменту женитьбы на Коррине, судя по всему, не имел за душой ни цента. Но когда он переехал в Нью-Йорк – примерно в то же время, как Коррина впервые покорила Бродвей, – у него уже водились кое-какие деньги. Я попросил Хейли расследовать, откуда они взялись; выяснилось, что регулярно, первого числа каждого месяца, на счет Гила поступал чек, подписанный Корриной. Короче говоря, похоже, что она его содержала. Конечно, Гил кое-что зарабатывал, но совсем немного. Коррина небогата, но она получает большой доход с аренды отцовских нефтяных сооружений...
Он пошарил в кармане, затем вынул руку, но Эмми поняла его жест и подвинула пепельницу:
– Кури, если хочешь.
– Спасибо. – Сэнди достал трубку, легко и даже изящно разжег ее и продолжал: – Я могу понять, почему Гил скрывал, что он женат. Похоже, что Коррина устала от него; это ей, а не ему, хотелось скрыть свое семейное положение. Не знаю, почему они не развелись. Но догадываюсь, почему она платила ему: это был способ заставить его молчать и держать на расстоянии.
– Да! Однажды Коррина сказала мне, что она была гораздо нужнее Гилу, чем он ей – или что-то в этом роде. И что для нее важней всего ее работа. Знаешь, Сэнди, это действительно ее работа. Она великолепная актриса. Кстати, она живет в роскошных апартаментах, в очень дорогом доме; я еще удивлялась, откуда у нее деньги на это. Теперь ясно. И мне вполне понятно ее желание сохранить свой брак в тайне; ей хотелось сначала сделать себе имя. Более того, – добавила она с недоброй усмешкой, – я, кажется, понимаю и то, почему Гил выдавал себя за холостяка. Перспективный жених; много приглашений...
Сэнди прищурился:
– Может быть. Так или иначе, эти двое решили – одному Богу известно, почему, – возобновить свои отношения, но при этом не признаваться никому, что они давно женаты. Возможно, это была идея Гила – чтобы не лишиться расположения тех девушек, с которыми он общался, включая Диану.
– Никто не знает, – медленно произнесла Эмми, – почему человек совершает тот или иной поступок.
– А если и знает, то не всегда понимает. Естественно, Коррина и в зале суда не открыла истину. Кстати, она исчезла – никто не знает, куда. Нет-нет, Эмми, успокойся...
Эмми инстинктивно сжала кулаки и подалась вперед – в голове ее молнией пронеслась мысль об очередном убийстве.
– Она уехала вполне старым, консервативным способом, – продолжал Сэнди, – взяла с собой багаж, оставила распоряжение покрасить ее квартиру и сменить плиту. Так сказал управляющий домом. Нет-нет, она вернется. В любом случае, я не вижу, каким образом информация о ее браке с Гилом может нам пригодиться – в смысле, помочь Диане. Напротив, я боюсь, как бы это не сыграло против Дианы. Логика может быть такой: она считала Гила холостяком, имела на него виды и, узнав, что он ее обманул... Что-то в таком духе. Я хотел бы поговорить с Корриной, конечно... но пока я не вижу, как это реально может нам помочь...
– Пожалуй, никак, – рассудительно сказала Эмми. – Дианы это совсем не касается...
В салоне появилась маленькая мисс Симпсон и дрожащим голосом сообщила, что миссис Ван Сейдем возражает против курения трубки в доме.
– Скажите ей, что это мой дом, – отрезала Эмми.
Сиделка со страхом попятилась. Сэнди начал было выбивать наполовину выкуренную трубку, но Эмми остановила его.
– Ладно, – обратилась она к сиделке. – Я сама ей скажу. А вы только сообщите миссис Ван Сейдем, что передали мне ее слова.
Мисс Симпсон позволила себе едва заметную ухмылку и храбро двинулась вниз по лестнице.
– Что она тут делает? – спросил Сэнди, явно имея в виду тетушку Медору.
– Насколько я понимаю, блюдет мою нравственность. И сражается с Джастином. А уезжать отказывается.
Сэнди задумчиво прикоснулся к фигурке золотой танцовщицы:
– Я рад, что она тебе нравится... – Он встал. – Ты хочешь сказать, что твоя тетка возражает против Дуга?
– Да. Но, Сэнди...
Он не дал ей договорить:
– Это твое личное дело. Если будут какие-то новости, я сразу дам тебе знать.
Эмми проводила его к выходу:
– Сэнди, есть ли вероятность... точнее, есть ли какие-то свидетельства, которые могли бы привести к пересмотру решения суда?
– Нужно, чтобы с нее полностью сняли обвинение, чтобы ее оправдали публично. Это может сделать губернатор – если мы найдем веские доказательства.
– И что ты намерен делать?
– Не знаю, – сказал Сэнди и вышел, плотно закрыв за собой дверь.
После его ухода тетушка Медора довольно неубедительно изображала сердечный приступ, вызванный запахом дыма; но тотчас "поправилась", как только подали обед. Она поглощала пищу огромными кусками, точно боясь, как бы Джастин не оставил ее голодной... Эмми внезапно подумала о Томасе Такере. Вот кто должен знать, куда уехала Коррина!
Скорее всего, разговор с Корриной не принесет никаких плодов. Ну, признается она, что была замужем за Гилом и содержала его, чтобы он не мешал ее карьере, – что с того? Но Эмми была полна решимости хвататься за любую соломинку. Она открыла телефонный справочник и сразу поняла, что и за неделю не обзвонит всех Такеров. Что же делать? Обратиться к театральному агенту? Но Томас совсем молодой актер; у него никак не может быть своего агента. На всякий случай она позвонила Дугу, но того не оказалось дома. Тогда Эмми решила позвонить в кассы театра, где прежде шла пьеса Дуга – и по чистой случайности выяснила, чем теперь занимается Томас. Приветливый мужской голос сказал ей, что мистер Такер заходил накануне в кассы:
– Этот мальчишка без театра жить не может. Говорит, что работает в брокерской конторе и ненавидит ее всеми фибрами души.
– А в какой конторе, не говорил? – со слабой надеждой спросила Эмми.
К ее изумлению, кассир ответил:
– Говорил. Высмеивал ее название. Что-то вроде "Черепочек". Он сказал, ему так слышится.
– "Черри и Почер". Очень солидная фирма. Спасибо вам большое!
Эмми нашла адрес конторы, быстро надела пальто и снова тайно выскользнула из дому через десятый этаж.
В красивом, со вкусом обставленном офисе брокерской фирмы она спросила мистера Такера. Юноша появился, подавленный и грустный, но, увидев Эмми, просиял:
– Мисс Ван Сейдем! – Он протянул ей руку; пальцы были выпачканы чернилами. – Как я рад вас видеть! Хорошо отдохнули? А спектакль закрыли – какая досада, верно? Помните, я вам говорил? Я нигде не смог найти другую роль; и тогда мой папа... В общем, вот я здесь. – Он уныло развел руками. – Надеюсь, вы-то ничего не желаете купить или продать? Если желаете, то я позову кого-нибудь другого...
– Нет, я пришла к вам. Есть какое-нибудь место, где мы можем поговорить?
– Ну... – он растерялся, затем снова просветлел: – Идемте! Тут есть одно местечко... пока это для меня запретная территория, но когда я скажу им, кто вы такая... Вот мы и пришли. – Он провел Эмми в небольшую, изысканно обставленную комнату. – Расскажите же, как прошла ваша поездка. Я не видел Дуга с того самого дня, как спектакль закрыли.
– Я пришла поговорить о Коррине. Говорят, она уехала, и я хотела узнать, куда.
– Я не знаю, куда она уехала. Здесь жарко, мисс Ван Сейдем. Вы позволите мне помочь вам снять пальто?
Он аккуратно повесил ее пальто на спинку стула, повернулся к Эмми – и в одно мгновение выражение его лица совершенно изменилось. Эмми чуть не вскрикнула: "Что случилось?"
Томас побледнел; лицо его стало совсем другим – настолько другим, что Эмми глазам своим не верила. Он тихо произнес:
– Боюсь, что ничем не могу вам помочь. Я ничего не знаю о Коррине.
Видно было, что слова даются ему с трудом, и он избегал взгляда Эмми. Он сунул руки в карманы и прокашлялся.
Эмми попыталась растопить внезапно появившийся лед:
– Вы были совершенно правы, когда говорили мне, что Гил и Коррина разговаривали между собой так, словно знали друг друга давным-давно – как если бы они были мужем и женой. Знаете, они ведь действительно были женаты. Они поженились несколько лет назад, а потом расстались.
Такер отвернулся и уставился на великолепную гравюру Ван Гога на стене. Он снова прокашлялся и хрипло произнес:
– Я так полагаю, вас интересует, не она ли убила Гила Сэнфорда.
Снова он попал в точку, подумала Эмми. Этот мальчик невероятно проницателен.
– Так я не ставила вопрос, – честно призналась Эмми, – но, видимо, все-таки думала об этом, когда захотела найти ее.
– Лучше пусть она сидит за решеткой, чем ваша сестра?
– Томми! То есть, Томас... Что вы говорите?! Вас как подменили... – Она встала. – Я просто хочу знать правду.
Такер даже не повернулся к ней; его плечи, обтянутые безукоризненным – в оксфордском стиле – серым пиджаком, казались каменными. Интересно, что он сделал со своими любимыми бусами, подумала Эмми.
– Извините, что побеспокоила вас, – сказала она. – Спасибо.
Юноша рывком повернулся к Эмми и, к ее изумлению, схватил ее за руки:
– Мисс Ван Сейдем... – сдавленным голосом проговорил он. Лицо его исказилось; умные глаза были полны болью – Мисс Ван Сейдем...
Наконец, Томас справился с собой. Он подал Эмми пальто, проводил через огромные стеклянные двери на улицу и поймал для нее такси. Было холодно; он поднял воротник и втянул голову в плечи. Эмми силилась что-то сказать; ей хотелось спросить его, в чем причина столь внезапной перемены; но суровое лицо юноши было непроницаемо. Она села в машину.
– До свидания, – церемонно произнес Томас и поспешил назад, в огромное здание, где уже зажгли свет – день был чересчур серым и мрачным.
Что я такого сделала, думала Эмми. Что я не так сказала?
Видимо, преданный Коррине Томас решил, что она, Эмми, намерена переложить вину за убийство Гила на плечи актрисы. Иначе не объяснить этой внезапной перемены.
Подъехав к дому, Эмми увидела, что какой-то невысокий человечек в длинном пальто разговаривает со швейцаром. Человек обернулся – блеснули стекла огромных очков – и быстро зашагал по улице.
– Кто это? – спросила Эмми швейцара; сердце ее отчаянно колотилось едва ли не в горле.
Швейцар пожал плечами:
– Он попросил закурить. По-моему, он живет где-то по соседству. По крайней мере, летом я его видел частенько. Я месяц был в отпуске, стало быть, в последнее время он не попадался мне; но, по-моему, беспокоиться не о чем, мисс Ван Сейдем.
И все же человечек в огромных очках был для Эмми словно кошмарный сон – смутный, но неуклонно повторяющийся. Она твердо решила рассказать о нем Сэнди.
Она поднялась на десятый этаж и прошла сразу в салон, на ходу снимая пальто. В плетеном кресле, спиной к свету, сидел Сэнди.
Эмми выронила пальто и бросилась к нему:
– Сэнди! Что, есть новости?
– В некотором роде... На второй вечер после вашего отъезда к дому подъехала машина. Агнес ждала ее и уехала на ней.
15
У Эмми подкосились колени; она ухватилась за подлокотник кресла и осторожно села.
– Значит... значит, это все-таки убийство.
– Не доказано, – сказал Сэнди. – Как ты думаешь, тетушка Медора снова устроит скандал, если я закурю?
– Пусть устраивает, – неожиданно грубо ответила Эмми. – Быстрей уберется.
Сэнди хохотнул и разжег трубку.
– Ваш швейцар был в зимнем отпуске.
– Знаю. Он только что вернулся.
– Да. Так вот, он дежурил в ту ночь, когда Агнес села в машину. Если она и вернулась через служебный вход, никто этого не помнит. Конечно, портье могли и просто не обратить на это внимания; Агнес всегда так делала. Но выходить через парадную дверь – это было совсем не похоже на нее, и швейцар отметил это. Он запомнил машину. Говорит, что водителя не разглядел, не знает даже, мужчина это был или женщина, но он подумал, что это племянница Агнес. Не секрет, что служащие больших домов хорошо осведомлены о жильцах; вот и швейцар знал, что у Агнес есть племянница в Нью-Джерси. Но в этот момент он был занят, к тому же валил снег; в общем, лица того, кто был за рулем, он не видел. Единственное, в чем он уверен, – что Агнес села в машину и уехала. – Сэнди затянулся трубкой и добавил жестко: – И с тех пор ее никто не видел до того самого дня, как дети в парке нашли ее труп.
– Машину, конечно, не найти?
– Это был темный седан. Номера швейцар, естественно, не запомнил. Знает только то, что Агнес уехала в машине с водителем. Не густо, прямо скажем. Он говорит, что она некоторое время ждала в вестибюле, потом вышла – вот и все. Полиция связалась с ее племянницей; та однозначно заявила, что не выходила в тот вечер из дому; ей, говорит, и в голову не пришло бы в такую метель садиться за руль. Судя по всему, Агнес погибла до Рождества; ведь к племяннице она так и не приехала. Но та не сразу начала волноваться; она подумала, что Агнес задержала погода. Медэксперт не может точно установить дату ее смерти; но день ее исчезновения, благодаря швейцару, известен. Эмми, скажи, Агнес хоть раз намекала, что знает, или хотя бы подозревает, что-то об убийстве Гила?
– Нет, я же говорила тебе. Но она в тот день была неподалеку от дома Дианы и видела там Джастина.
Сэнди уставился на нее:
– Джастина?
Эмми объяснила. Сэнди молча слушал ее, куря трубку. Сиделка Медоры неслышно поднялась по лестнице, испуганно глянула на них и удалилась. Старухе опять неймется, устало подумала Эмми. Ну и ладно.
– Но Агнес могла увидеть и еще что-нибудь, – сказал Сэнди. – Зачем она вообще туда приходила?
Эмми объяснила и это; затем сказала:
– Агнес, как и я, была уверена, что Диана не убивала Гила – до той самой минуты, пока не услышала эту самую записку. Записка убедила ее в виновности Ди – но, видимо, лишь на время. Наверное, она снова и снова прокручивала в голове всю эту историю, и в результате поняла, что Диана вполне могла написать такую записку, но это еще ничего не значит. Агнес было свойственно подолгу думать, взвешивать все "но" и "если", прежде чем принять решение. Но если уж она что-то решала, ничто на свете не могло поколебать ее. Особенно если речь шла о том, что она считала своим долгом.
– Да, я знал ее достаточно хорошо и обратил на это внимание. Беда в том, что, пока Агнес не примет решение, она никому и слова не скажет о том, что знает или подозревает.
– Сэнди, как я жалею о том, что нас не было с ней! Я любила ее; более того, я ей полностью доверяла и полагалась на нее. И Ди тоже. Она помогала нам всю жизнь... О ее делах позаботились?
– Она сама все устроила. У племянницы есть экземпляр завещания. Агнес все оставила ей.
– А не может быть так, что за рулем той машины сидела Коррина?
Сэнди вздрогнул и выпрямился:
– Коррина? Почему ты так подумала?
– Только потому, что она была женой Гила. Судя по всему, она не очень-то любила его. Может быть, ей надоело его содержать... Вдруг она последовала за ним к Диане – или даже пришла с ним вместе – и застрелила его?
Сэнди обдумал это; серо-зеленые глаза его были холодны:
– Из пистолета Ди?
– Я не знаю. Я... я вообще не могу никого обвинять в убийстве. Но в тот день репетиция шла перерывом. И если бы Коррина хотела сделать это, то времени ей хватало. Сэнди, когда ты сказал, что она уехала из города, я решила выяснить, куда, и нашла Томаса Такера...
– Томаса Такера? – тупо переспросил Сэнди.
– Это актер, он играл в пьесе Дуга – правда, совсем маленькую роль. Очень милый мальчик. Сейчас он работает в брокерской фирме "Черри и Почер". Но он, как выяснилось, тоже ничего не знает.
– Коррина – прекрасная актриса, это верно, и главное в ее жизни – работа. Я не думаю, чтобы она пошла за Гилом к Диане и убила его из ревности. Она могла бы сделать это, потому что он страшно ей надоел, и она не хотела, чтобы он всю жизнь сидел у нее на шее... И все же... – Сэнди встал, прошел к окну и, глядя в серое небо, произнес: – Я не сдамся до тех пор, пока сам не поверю, что его убила Диана.
– Она не убивала!
– Но суд признал ее виновной... Ладно. Мне пора.
– Подожди, Сэнди. Тот субъект в больших очках опять объявился.
– Что-о? Где?
– Я долго его не видела. Все лето. Но сегодня я вернулась от мистера Такера – а он тут как тут, маячит перед входом. Просил у швейцара закурить. Увидел меня и ушел. Но больно уж часто он мне попадается. Я должна, наконец, выяснить, кто он. Полицейский в штатском? Если да, то, может быть, полицию тоже не полностью удовлетворил приговор?
– Я не знаю, что думает полиция. После пропажи браслетов у них, по-моему, сложилось впечатление, что кража их как-то связана с убийством Гила. По крайней мере, Хейли до сих пор проявляет интерес к этому делу. Он честный человек. Ему нужна правда – неважно, какая. Если бы Диана не торопила следствие... мы могли бы чего-то добиться. Теперь что касается этого типа в очках. Джастин не мог снова ввязаться в какие-то дела с ростовщиками?
Эмми охватила тревога:
– Нет! По крайней мере, я так не думаю...
– Мне просто пришло в голову, что нашего очкарика мог подослать именно ростовщик. Но ведь он ошивался и около дома Дианы, верно?
Эмми вспомнила ту ночь в мае, когда она ответила на телефонный звонок и обнаружила, что Джастин уже снял трубку:
– Однажды был один нехороший звонок. Тогда, в мае. Еще до того, как Джастин расплатился с ростовщиком.
– До того, как ты расплатилась с ростовщиком, – неодобрительно поправил Сэнди.
– Кто-то угрожал по телефону. Я услышала что-то вроде: "Попробуй только заяви в полицию – пожалеешь". Видимо, этот человек обращался к Джастину. Потом он бросил трубку. Я спросила Джастина, с кем он говорил, а он сказал, что мне это все приснилось, и он вообще не брал трубку.
– Но ты считаешь, что брал.
– А больше было некому! Потом мы заплатили ростовщику, и, насколько мне известно, телефонные угрозы прекратились. Но тот голос мне сильно не понравился.
– Это не был знакомый голос?
– О Господи, нет. Он был тихий, вкрадчивый, почти женский – но очень страшный. Мне кажется, это был тот самый, в очках.
– Мы выясним, кто он такой и что ему нужно, – сказал Сэнди и угрюмо добавил: – Может быть. Но, Эмми, если Джастин снова влез в долги, надеюсь, у тебя хватит здравого смысла оставить его вариться в собственном соку?
– Я не думаю, чтобы он снова пошел на это.
– Ну ладно. Я спрошу у Хейли, что ему известно о человеке в очках. Счастливо, – небрежно простился он и ушел.
Перед ужином, когда повалил густой снег, – на фоне ночного неба он казался еще белей, – появился Дуг.
Тетушка Медора незамедлительно воздела руки к потолку:
– Вы опять здесь?!
Как обычно, реплика Медоры подействовала на Эмми, как красная тряпка на быка:
– Он имеет право приходить сюда, когда пожелает. Он – мой гость.
– Если бы у тебя была хоть капля ума, ты бы не принимала его. Что же касается вас, молодой человек, вы должны отдавать себе отчет в том, что делаете Эмми мишенью для сплетен. А я этого не потерплю!
– Ладно, – сказал Дуг, – я ухожу.
– Никуда ты не уходишь! – взъярился Джастин, всегда готовый вступить в перепалку с Медорой. Он похож, невольно подумала Эмми, на бойцового петуха, распушившего хвост перед огромной... она не смогла подобрать иного образа, кроме как "перед огромной слонихой", и закусила губу, чтобы не ухмыльнуться.
Но Медора заметила скрытую усмешку:
– Все говорят, Эмми, что в с Дианой – как черное и белое. Но теперь я вижу, что это неправда. В душе вы совершенно одинаковы. И всегда были. Ты – такая же дерзкая, такая же упрямая, как твоя сестрица. Тебе непременно нужно встречаться с этим... с этим человеком, в то время как жена его сидит в тюрьме!
Дуг сказал, что он уходит немедленно и больше не придет, – но Эмми остановила его:
– Нет. Ты – муж Дианы и можешь приходить сюда, когда хочешь. Если его присутствие неприятно вам, тетя Медора, он может подняться ко мне в салон. Идем, Дуг. – И она решительно направилась к лестнице.
– Я не хочу, чтобы из-за меня тут такое творилось, – нервно сказал Дуг, когда они поднялись в салон.
– Успокойся, – сухо сказала Эмми. – Сегодня на ужин камбала и фазан, а на десерт – ромовое суфле. После этого ее настроение заметно улучшится.
– Бедняга Джастин, кажется, ее ненавидит...
– А по-моему, он только рад случаю повздорить с ней. Хоть какое-то да занятие.
Дуг сел на диванчик рядом с Эмми и пристально посмотрел на нее:
– А ты изменилась. Или я обольщался, когда думал, что хорошо тебя знаю. Ты и вправду бываешь очень... очень...
– Жесткой? – рассмеялась Эмми. – Я просто трезво смотрю на вещи. Должно быть, тетушка Медора как в воду глядела: мы с Дианой очень похожи.
– Эмми, твоя тетка права. Я не должен был приезжать в Ниццу. Я не должен... – Взгляд его упал на брошку – четырехлиственный клевер, – по-прежнему приколотую к платью Эмми. – Я не должен был дарить тебе эту брошку. – Дуг протянул руку, чтобы отстегнуть ее.
Эмми рассмеялась:
– Ты хочешь ее забрать?
Дуг продолжал возиться с брошью:
– Я не отказываюсь ни от единого своего слова, Эмми. Но... как бы это сказать...
– Я сама скажу. Тебе было одиноко, и потому тебя потянуло ко мне. Ты был потрясен всем, что случилось... Давай забудем об этом!
Он все еще неуклюже пытался отстегнуть брошку, бормоча:
– У тебя столько драгоценностей... а я с этой дурацкой побрякушкой...
Голос его звучал так жалко и потерянно, что Эмми крикнула:
– Но она мне нравится! И я не собираюсь возвращать ее тебе!
Она рассмеялась, оттолкнула его руки и, чтобы сменить тему, добавила:
– Я, правда, думаю, что у Дианы есть шанс.
– Может быть. – Дуг закрыл лицо ладонями и глухо произнес: – Я хотел поговорить с тобой, Эмми.
– Я понимаю. Вы с Дианой действительно любите друг друга. Тебя потянуло ко мне, но это не любовь.
Несносная Медора опять оказалась права! Даже Дуг признал это. Волшебная завеса, окружившая Эмми в тот вечер, в горах над Ниццей, рухнула в одно мгновение. Даже романтическое чувство к Дугу, которое Эмми испытывала до его женитьбы на Диане, сейчас казалось ей призрачным.
– Ты не должен был говорить с Сэнди о разводе, – резко сказала она.
Дуг сгорбился:
– Да. Но... пойми... как тебе объяснить...
Видя его неподдельную печаль, Эмми смягчилась:
– Не нужно ничего объяснять. Пусть моя брошка будет нашей тайной. А когда Диану освободят, мы все вместе посмеемся над этим!.. Сэнди говорил тебе, что Коррина и Гил были женаты?
– Да. Теперь понятно, почему она живет на широкую ногу. Сэнди сказал, она куда-то уехала. Наверное, на отдых.
Эмми силилась придумать безопасную тему, чтобы сбить пафос и отвлечь Дуга:
– Какая жалость, что спектакль так быстро закрыли...
Она попала в точку. Дуг засунул руки в карманы и уставился в пространство:
– Мы продержались, сколько смогли.
– Вам удалось рассчитаться с теми, кто вас финансировал? И заплатить актерам?
– Актерам пришлось заплатить, – сказал Дуг. – А финансирование – что ж, это всегда риск. Эти люди знают, на что идут.
– А кто они?
– Всегда находятся люди, готовые субсидировать постановку. А если спектакль проваливается, они платят меньше налогов.
– Диана вкладывала деньги в пьесу?
– Я думал, ты лучше знаешь Диану! Нет, она считала, что нельзя вкладывать деньги в сценарий, если его автор – член твоей семьи. Кажется, она оказалась права.
– В следующий раз все будет иначе, Дуг. У каждого сценариста бывают неудачи.
Эмми хотелось его утешить, и Дуг это понял:
– Вот теперь я слышу прежнюю Эмми. Ладно, мне пора. Спасибо за... за все.
Он встал, наклонился, поцеловал ее и вышел.
Значит, вот как все обернулось, насмешливо думала Эмми: призрачные чувства, впустую потраченные эмоции... Она хорошо сделала, сказав Дугу, что ей нравится брошка; он стыдился своего подарка – Дуг, у которого никогда не было денег на богатые дары. Эмми отколола брошку и положила на туалетный столик.
На следующий день к Эмми пришла племянница Агнес – забрать ее одежду и другие вещи.
– Я хотела бы увидеть ее комнату, – решительно заявила она.
– Конечно, – сказала Эмми и проводила ее.
Племянница была молода, сухопара, с жесткими чертами лица. Когда она переступила порог комнаты Агнес, глаза ее расширились от изумления:
– Господи! – Она обернулась к Эмми. – Да она жила, как королева! Конечно, не все эти вещи принадлежали ей?
Эмми стало не по себе:
– Ну да... не все. Но мы хотели, чтобы ей было уютно.
– Боже правый. Диван, телевизор, большие кресла... а ковер-то, ковер!
– Значит... значит, это все-таки убийство.
– Не доказано, – сказал Сэнди. – Как ты думаешь, тетушка Медора снова устроит скандал, если я закурю?
– Пусть устраивает, – неожиданно грубо ответила Эмми. – Быстрей уберется.
Сэнди хохотнул и разжег трубку.
– Ваш швейцар был в зимнем отпуске.
– Знаю. Он только что вернулся.
– Да. Так вот, он дежурил в ту ночь, когда Агнес села в машину. Если она и вернулась через служебный вход, никто этого не помнит. Конечно, портье могли и просто не обратить на это внимания; Агнес всегда так делала. Но выходить через парадную дверь – это было совсем не похоже на нее, и швейцар отметил это. Он запомнил машину. Говорит, что водителя не разглядел, не знает даже, мужчина это был или женщина, но он подумал, что это племянница Агнес. Не секрет, что служащие больших домов хорошо осведомлены о жильцах; вот и швейцар знал, что у Агнес есть племянница в Нью-Джерси. Но в этот момент он был занят, к тому же валил снег; в общем, лица того, кто был за рулем, он не видел. Единственное, в чем он уверен, – что Агнес села в машину и уехала. – Сэнди затянулся трубкой и добавил жестко: – И с тех пор ее никто не видел до того самого дня, как дети в парке нашли ее труп.
– Машину, конечно, не найти?
– Это был темный седан. Номера швейцар, естественно, не запомнил. Знает только то, что Агнес уехала в машине с водителем. Не густо, прямо скажем. Он говорит, что она некоторое время ждала в вестибюле, потом вышла – вот и все. Полиция связалась с ее племянницей; та однозначно заявила, что не выходила в тот вечер из дому; ей, говорит, и в голову не пришло бы в такую метель садиться за руль. Судя по всему, Агнес погибла до Рождества; ведь к племяннице она так и не приехала. Но та не сразу начала волноваться; она подумала, что Агнес задержала погода. Медэксперт не может точно установить дату ее смерти; но день ее исчезновения, благодаря швейцару, известен. Эмми, скажи, Агнес хоть раз намекала, что знает, или хотя бы подозревает, что-то об убийстве Гила?
– Нет, я же говорила тебе. Но она в тот день была неподалеку от дома Дианы и видела там Джастина.
Сэнди уставился на нее:
– Джастина?
Эмми объяснила. Сэнди молча слушал ее, куря трубку. Сиделка Медоры неслышно поднялась по лестнице, испуганно глянула на них и удалилась. Старухе опять неймется, устало подумала Эмми. Ну и ладно.
– Но Агнес могла увидеть и еще что-нибудь, – сказал Сэнди. – Зачем она вообще туда приходила?
Эмми объяснила и это; затем сказала:
– Агнес, как и я, была уверена, что Диана не убивала Гила – до той самой минуты, пока не услышала эту самую записку. Записка убедила ее в виновности Ди – но, видимо, лишь на время. Наверное, она снова и снова прокручивала в голове всю эту историю, и в результате поняла, что Диана вполне могла написать такую записку, но это еще ничего не значит. Агнес было свойственно подолгу думать, взвешивать все "но" и "если", прежде чем принять решение. Но если уж она что-то решала, ничто на свете не могло поколебать ее. Особенно если речь шла о том, что она считала своим долгом.
– Да, я знал ее достаточно хорошо и обратил на это внимание. Беда в том, что, пока Агнес не примет решение, она никому и слова не скажет о том, что знает или подозревает.
– Сэнди, как я жалею о том, что нас не было с ней! Я любила ее; более того, я ей полностью доверяла и полагалась на нее. И Ди тоже. Она помогала нам всю жизнь... О ее делах позаботились?
– Она сама все устроила. У племянницы есть экземпляр завещания. Агнес все оставила ей.
– А не может быть так, что за рулем той машины сидела Коррина?
Сэнди вздрогнул и выпрямился:
– Коррина? Почему ты так подумала?
– Только потому, что она была женой Гила. Судя по всему, она не очень-то любила его. Может быть, ей надоело его содержать... Вдруг она последовала за ним к Диане – или даже пришла с ним вместе – и застрелила его?
Сэнди обдумал это; серо-зеленые глаза его были холодны:
– Из пистолета Ди?
– Я не знаю. Я... я вообще не могу никого обвинять в убийстве. Но в тот день репетиция шла перерывом. И если бы Коррина хотела сделать это, то времени ей хватало. Сэнди, когда ты сказал, что она уехала из города, я решила выяснить, куда, и нашла Томаса Такера...
– Томаса Такера? – тупо переспросил Сэнди.
– Это актер, он играл в пьесе Дуга – правда, совсем маленькую роль. Очень милый мальчик. Сейчас он работает в брокерской фирме "Черри и Почер". Но он, как выяснилось, тоже ничего не знает.
– Коррина – прекрасная актриса, это верно, и главное в ее жизни – работа. Я не думаю, чтобы она пошла за Гилом к Диане и убила его из ревности. Она могла бы сделать это, потому что он страшно ей надоел, и она не хотела, чтобы он всю жизнь сидел у нее на шее... И все же... – Сэнди встал, прошел к окну и, глядя в серое небо, произнес: – Я не сдамся до тех пор, пока сам не поверю, что его убила Диана.
– Она не убивала!
– Но суд признал ее виновной... Ладно. Мне пора.
– Подожди, Сэнди. Тот субъект в больших очках опять объявился.
– Что-о? Где?
– Я долго его не видела. Все лето. Но сегодня я вернулась от мистера Такера – а он тут как тут, маячит перед входом. Просил у швейцара закурить. Увидел меня и ушел. Но больно уж часто он мне попадается. Я должна, наконец, выяснить, кто он. Полицейский в штатском? Если да, то, может быть, полицию тоже не полностью удовлетворил приговор?
– Я не знаю, что думает полиция. После пропажи браслетов у них, по-моему, сложилось впечатление, что кража их как-то связана с убийством Гила. По крайней мере, Хейли до сих пор проявляет интерес к этому делу. Он честный человек. Ему нужна правда – неважно, какая. Если бы Диана не торопила следствие... мы могли бы чего-то добиться. Теперь что касается этого типа в очках. Джастин не мог снова ввязаться в какие-то дела с ростовщиками?
Эмми охватила тревога:
– Нет! По крайней мере, я так не думаю...
– Мне просто пришло в голову, что нашего очкарика мог подослать именно ростовщик. Но ведь он ошивался и около дома Дианы, верно?
Эмми вспомнила ту ночь в мае, когда она ответила на телефонный звонок и обнаружила, что Джастин уже снял трубку:
– Однажды был один нехороший звонок. Тогда, в мае. Еще до того, как Джастин расплатился с ростовщиком.
– До того, как ты расплатилась с ростовщиком, – неодобрительно поправил Сэнди.
– Кто-то угрожал по телефону. Я услышала что-то вроде: "Попробуй только заяви в полицию – пожалеешь". Видимо, этот человек обращался к Джастину. Потом он бросил трубку. Я спросила Джастина, с кем он говорил, а он сказал, что мне это все приснилось, и он вообще не брал трубку.
– Но ты считаешь, что брал.
– А больше было некому! Потом мы заплатили ростовщику, и, насколько мне известно, телефонные угрозы прекратились. Но тот голос мне сильно не понравился.
– Это не был знакомый голос?
– О Господи, нет. Он был тихий, вкрадчивый, почти женский – но очень страшный. Мне кажется, это был тот самый, в очках.
– Мы выясним, кто он такой и что ему нужно, – сказал Сэнди и угрюмо добавил: – Может быть. Но, Эмми, если Джастин снова влез в долги, надеюсь, у тебя хватит здравого смысла оставить его вариться в собственном соку?
– Я не думаю, чтобы он снова пошел на это.
– Ну ладно. Я спрошу у Хейли, что ему известно о человеке в очках. Счастливо, – небрежно простился он и ушел.
Перед ужином, когда повалил густой снег, – на фоне ночного неба он казался еще белей, – появился Дуг.
Тетушка Медора незамедлительно воздела руки к потолку:
– Вы опять здесь?!
Как обычно, реплика Медоры подействовала на Эмми, как красная тряпка на быка:
– Он имеет право приходить сюда, когда пожелает. Он – мой гость.
– Если бы у тебя была хоть капля ума, ты бы не принимала его. Что же касается вас, молодой человек, вы должны отдавать себе отчет в том, что делаете Эмми мишенью для сплетен. А я этого не потерплю!
– Ладно, – сказал Дуг, – я ухожу.
– Никуда ты не уходишь! – взъярился Джастин, всегда готовый вступить в перепалку с Медорой. Он похож, невольно подумала Эмми, на бойцового петуха, распушившего хвост перед огромной... она не смогла подобрать иного образа, кроме как "перед огромной слонихой", и закусила губу, чтобы не ухмыльнуться.
Но Медора заметила скрытую усмешку:
– Все говорят, Эмми, что в с Дианой – как черное и белое. Но теперь я вижу, что это неправда. В душе вы совершенно одинаковы. И всегда были. Ты – такая же дерзкая, такая же упрямая, как твоя сестрица. Тебе непременно нужно встречаться с этим... с этим человеком, в то время как жена его сидит в тюрьме!
Дуг сказал, что он уходит немедленно и больше не придет, – но Эмми остановила его:
– Нет. Ты – муж Дианы и можешь приходить сюда, когда хочешь. Если его присутствие неприятно вам, тетя Медора, он может подняться ко мне в салон. Идем, Дуг. – И она решительно направилась к лестнице.
– Я не хочу, чтобы из-за меня тут такое творилось, – нервно сказал Дуг, когда они поднялись в салон.
– Успокойся, – сухо сказала Эмми. – Сегодня на ужин камбала и фазан, а на десерт – ромовое суфле. После этого ее настроение заметно улучшится.
– Бедняга Джастин, кажется, ее ненавидит...
– А по-моему, он только рад случаю повздорить с ней. Хоть какое-то да занятие.
Дуг сел на диванчик рядом с Эмми и пристально посмотрел на нее:
– А ты изменилась. Или я обольщался, когда думал, что хорошо тебя знаю. Ты и вправду бываешь очень... очень...
– Жесткой? – рассмеялась Эмми. – Я просто трезво смотрю на вещи. Должно быть, тетушка Медора как в воду глядела: мы с Дианой очень похожи.
– Эмми, твоя тетка права. Я не должен был приезжать в Ниццу. Я не должен... – Взгляд его упал на брошку – четырехлиственный клевер, – по-прежнему приколотую к платью Эмми. – Я не должен был дарить тебе эту брошку. – Дуг протянул руку, чтобы отстегнуть ее.
Эмми рассмеялась:
– Ты хочешь ее забрать?
Дуг продолжал возиться с брошью:
– Я не отказываюсь ни от единого своего слова, Эмми. Но... как бы это сказать...
– Я сама скажу. Тебе было одиноко, и потому тебя потянуло ко мне. Ты был потрясен всем, что случилось... Давай забудем об этом!
Он все еще неуклюже пытался отстегнуть брошку, бормоча:
– У тебя столько драгоценностей... а я с этой дурацкой побрякушкой...
Голос его звучал так жалко и потерянно, что Эмми крикнула:
– Но она мне нравится! И я не собираюсь возвращать ее тебе!
Она рассмеялась, оттолкнула его руки и, чтобы сменить тему, добавила:
– Я, правда, думаю, что у Дианы есть шанс.
– Может быть. – Дуг закрыл лицо ладонями и глухо произнес: – Я хотел поговорить с тобой, Эмми.
– Я понимаю. Вы с Дианой действительно любите друг друга. Тебя потянуло ко мне, но это не любовь.
Несносная Медора опять оказалась права! Даже Дуг признал это. Волшебная завеса, окружившая Эмми в тот вечер, в горах над Ниццей, рухнула в одно мгновение. Даже романтическое чувство к Дугу, которое Эмми испытывала до его женитьбы на Диане, сейчас казалось ей призрачным.
– Ты не должен был говорить с Сэнди о разводе, – резко сказала она.
Дуг сгорбился:
– Да. Но... пойми... как тебе объяснить...
Видя его неподдельную печаль, Эмми смягчилась:
– Не нужно ничего объяснять. Пусть моя брошка будет нашей тайной. А когда Диану освободят, мы все вместе посмеемся над этим!.. Сэнди говорил тебе, что Коррина и Гил были женаты?
– Да. Теперь понятно, почему она живет на широкую ногу. Сэнди сказал, она куда-то уехала. Наверное, на отдых.
Эмми силилась придумать безопасную тему, чтобы сбить пафос и отвлечь Дуга:
– Какая жалость, что спектакль так быстро закрыли...
Она попала в точку. Дуг засунул руки в карманы и уставился в пространство:
– Мы продержались, сколько смогли.
– Вам удалось рассчитаться с теми, кто вас финансировал? И заплатить актерам?
– Актерам пришлось заплатить, – сказал Дуг. – А финансирование – что ж, это всегда риск. Эти люди знают, на что идут.
– А кто они?
– Всегда находятся люди, готовые субсидировать постановку. А если спектакль проваливается, они платят меньше налогов.
– Диана вкладывала деньги в пьесу?
– Я думал, ты лучше знаешь Диану! Нет, она считала, что нельзя вкладывать деньги в сценарий, если его автор – член твоей семьи. Кажется, она оказалась права.
– В следующий раз все будет иначе, Дуг. У каждого сценариста бывают неудачи.
Эмми хотелось его утешить, и Дуг это понял:
– Вот теперь я слышу прежнюю Эмми. Ладно, мне пора. Спасибо за... за все.
Он встал, наклонился, поцеловал ее и вышел.
Значит, вот как все обернулось, насмешливо думала Эмми: призрачные чувства, впустую потраченные эмоции... Она хорошо сделала, сказав Дугу, что ей нравится брошка; он стыдился своего подарка – Дуг, у которого никогда не было денег на богатые дары. Эмми отколола брошку и положила на туалетный столик.
На следующий день к Эмми пришла племянница Агнес – забрать ее одежду и другие вещи.
– Я хотела бы увидеть ее комнату, – решительно заявила она.
– Конечно, – сказала Эмми и проводила ее.
Племянница была молода, сухопара, с жесткими чертами лица. Когда она переступила порог комнаты Агнес, глаза ее расширились от изумления:
– Господи! – Она обернулась к Эмми. – Да она жила, как королева! Конечно, не все эти вещи принадлежали ей?
Эмми стало не по себе:
– Ну да... не все. Но мы хотели, чтобы ей было уютно.
– Боже правый. Диван, телевизор, большие кресла... а ковер-то, ковер!