Эддингс Дэвид. Последняя игра (Летописи Белгариада - 5)

   - Как ты понимаешь, это было необходимо, - грустно сказал Белгарат.
   - Почему? Почему Дерник должен был умереть, дедушка? - Голос Гариона срывался от отчаяния, а в глазах его стояли слезы.
   - Потому что его смерть дала твоей тете Пол силы сопротивляться Тораку. В Предначертании всегда было одно белое пятно - возможность того, что Пол уступит. А Торак нуждался в любви хотя бы одного человека. Это могло сделать его непобедимым.
   - И что бы случилось, если бы она пошла к нему?
   - Ты проиграл бы битву. Вот почему Дерник должен был умереть. - Старик грустно вздохнул. - Хотел бы я, чтобы все случилось по-другому, но этого нельзя было избежать.
   Тело Дерника вынесли из разрушенной гробницы и осторожно положили на землю. Печальная Се'Недра присоединилась к Белгарату и Гариону. Не произнося ни слова, хрупкая девушка вложила свою руку в руку Гариона, и теперь все трое тихо стояли, наблюдая, как тетя Пол, уже без слез, нежно уложила руки Дерника по бокам и потом накрыла его своим плащом. Затем Полгара села на землю, взяла в ладони его голову, почти рассеянно погладила волосы и в немой печали склонилась над ним.
   - Не могу, - всхлипнула Се'Недра и, уткнувшись в плечо Гариона, разрыдалась.
   И вот там, где раньше была одна тьма, возник свет. Гарион увидел, как рваную тучу пронзил луч сверкающего голубого света. И когда этот луч достиг земли, все руины, казалось, начали купаться в его ярком сиянии. И к этому лучу, который подобно огромной, раскаленной добела колонне простерся к земле с ночного неба, присоединились другие лучи - красного, желтого, зеленого и других оттенков, которые Гарион не смог бы даже назвать. Подобно радуге при грозовой туче, огромные столпы света выстроились в ряд у распростертого тела Торака. И Гарион, еще неясно, ощутил, что в центре каждого стоит сверкающая фигура. Это вернулись боги, чтобы скорбеть по ушедшему брату. Гарион узнал Олдура, а потом и остальных. Мара еще плакал, а Исса с погасшими глазами, казалось, извивался подобно змее в сияющем столпе бледно-зеленого света. Лицо Недры было хитрым, а Чолдана - гордым. Белокурый Белар, бог олорнов, выглядел как дерзкий плут, хотя лицо его, так же как и лица его братьев, было скорбным из-за смерти Торака. Боги вернулись на землю, озаренные светом и сопровождаемые чудесной музыкой. Мертвенный воздух Ктол Мишрака внезапно ожил, потому что каждый столп света издавал свою ноту, и эти ноты слились в такой мелодичной гармонии, что она, казалось, отвечала на все когда-либо заданные вопросы.
   И наконец, как бы присоединяясь в другим, с неба медленно опустился ослепительно белый столп света, в центре которого стоял облаченный в белые одежды Ал, странный бог, которого Гарион видел однажды в Пролге.
   Фигура Олдура, все еще охваченная сияющим голубым ореолом, подошла к древнему богу алгосов.
   - Отец, - с грустью сказал Олдур, - наш брат, твой сын Торак, убит.
   Ослепительно белая фигура Ала, отца других богов, подошла по усыпанной обломками земле к безмолвному телу Торака.
   - Я сделал все, чтобы убедить тебя уйти с этого пути, сын мой, - мягко сказал он, и единственная слеза стекла по его щеке. Затем он повернулся к Олдуру. - Подыми тело брата своего, сын мой, и помести его в какое-нибудь более подходящее место. Мне больно смотреть, что он лежит так низко, на земле.
   Олдур и присоединившиеся к нему братья подняли тело Торака и положили его на огромную каменную плиту, лежащую среди древних руин, а затем, встав вокруг этого ложа, стали оплакивать кончину бога-Дракона энгараков.
   Как всегда, бесстрашно, и, казалось, даже, не понимая, что светящиеся существа, которые сошли с небес, не люди, Миссия совершенно спокойно подошел к сверкающей фигуре Ала. Он протянул свою маленькую руку и настойчиво начал теребить одеяние бога.
   - Отец, - сказал он. Ал посмотрел вниз.
   - Отец, - повторил Миссия, вероятно, запомнив слово, сказанное Олдуром, который тем самым раскрыл тайну, кем в действительности был бог алгосов. Отец, - снова сказал малыш. Затем повернулся и показал на неподвижное тело Дерника. - Миссия! - Каким то странным образом это звучало скорее как приказ, чем просьба.
   Лицо Ала стало строгим.
   - Это невозможно, дитя, - ответил он.
   - Отец, - настаивал малыш. - Миссия. Ал вопросительно посмотрел на Гариона, и в этом взгляде читалась неуверенность.
   - Просьба ребенка важна, - мрачно сказал он, обращаясь не к Гариону, а к тому сознанию, которое находилось в нем, - и она возлагает на меня обязательства... Но ее выполнение требует пересечения той границы, которую мы не можем переходить.
   - Границу нельзя переходить, - ответил бесстрастный голос, говоривший устами Гариона. - Твои сыновья вспыльчивы, Святой Ал, и, однажды нарушив ее, могут поддаться искушению сделать это еще раз, а это, возможно, изменит то, что не должно меняться. Давайте не будем создавать условий, при которых Судьба может еще раз пойти двумя расходящимися путями.
   Ал вздохнул.
   - Но тем не менее, - сказал голос, - не дашь ли ты и твои сыновья свои силы орудию моей воли, чтобы он мог пересечь эту границу?
   Ал был изумлен.
   - Так и граница останется неприкосновенной, и твое обязательство выполнено. Иначе это никак не может свершиться.
   - Пусть будет, как ты желаешь, - согласился Ал, затем повернулся и обменялся многозначительным взглядом со своим старшим сыном Олдуром.
   Олдур, все еще в ореоле голубого света, оторвался от скорбных раздумий о погибшем брате и повернулся к тете Пол, все еще склонявшейся над телом Дерника.
   - Успокойся, дочь моя, - сказал он ей. - Его жертва была и ради тебя, и ради всего человечества.
   - Это слабое утешение, Повелитель, - ответила она с глазами, полными слез. - Это был лучший из людей.
   - Все люди умирают, дочь моя, как лучшие, так и худшие. В своей жизни ты видела это много раз.
   - Да, Повелитель, но это совсем другое дело.
   - Что ты имеешь в виду, любезная моя Полгара? - Олдур, казалось, чего-то от нее добивается. Тетя Пол закусила губу.
   - Потому что я любила его, Повелитель, - ответила она наконец.
   На губах Олдура мелькнула едва заметная улыбка.
   - Разве это так трудно сказать фазу, дочь моя? Полгара не могла ответить и снова склонилась над безжизненным телом Дерника.
   - Хотела бы ты, чтобы мы воскресили этого человека, дочь моя? - спросил тогда Олдур. Она подняла голову.
   - Это же невозможно, Повелитель, - сказала она. - Пожалуйста, не шутите так над моим горем.
   - Давай, однако, будем считать, что это возможно, - ответил Ал. - Хотела бы ты, чтобы мы воскресили его?
   - Всем сердцем, Повелитель.
   - А зачем? Ради какой цели стоит просить о его воскрешении?
   Она опять прикусила губу.
   - Он станет моим мужем, Повелитель, - выпалила она наконец, и в голосе ее слышался вызов.
   - И это тоже было так трудно сказать? Однако уверена ли ты, что эта твоя любовь не вызвана горем и что, как только этот добрый человек будет воскрешен, ты не отвернешься от него? Ведь он, ты должна признать это, весьма зауряден.
   - Дерник никогда не был заурядным, - сказала она с неожиданной пылкостью. - Он самый лучший и самый храбрый человек в мире.
   - Я не хочу проявлять к нему неуважение, Полгара, но ведь у него нет никаких особых способностей. В нем нет силы Воли и силы Слова.
   - Разве это так важно, Повелитель?
   - Супружество должно быть единением равных, дочь моя. Как же может этот добрый, храбрый человек быть тебе мужем, пока у тебя остается твоя сила?
   Она беспомощно посмотрела на него.
   - Могла бы ты, Полгара, пожертвовать собой? Стать ему равной? С такими же способностями, как у него?
   Она посмотрела на него, поколебалась, а затем сказала одно только слово:
   - Да.
   Гарион был потрясен - и не столько согласием тети Пол, сколько требованием Олдура. Сила чародейки была основой и средоточием всего ее существования. Отнять ее значило бы оставить тетю Пол ни с чем. Кем же она будет тогда? Сможет ли она вообще жить? Это слишком жестокая цена, а ведь Гарион верил, что Олдур добрый бог.
   - Я приму эту жертву, Полгара, - говорил Олдур. - Я переговорю с моим отцом и братьями. По веским причинам мы сами отказались от воскрешения умерших, и поэтому мы все должны дать согласие на это, прежде чем кто-то из нас попытается нарушить сложившееся положение вещей. - И Олдур вернулся к скорбной группе, стоящей у смертного ложа Торака.
   - Как он только мог сделать это? - спросил Гарион у деда, все еще обнимая Се'Недру.
   - Что сделать?
   - Попросить ее отказаться от своей силы. Это убьет ее.
   - Она много сильнее, чем ты думаешь, Гарион, - заверил его Белгарат, - а доводы Олдура разумны. Ни одно супружество не выдержит такого неравенства.
   Среди светящихся богов раздался сердитый голос.
   - Нет! - Это был Мара, скорбящий бог марагов, которых больше не существовало. - Почему должен быть воскрешен один человек, когда все мои дети убиты и лежат холодные и мертвые? Разве Олдур услышал мои мольбы? Пришел ли он ко мне на помощь, когда умирали мои дети? Я не соглашусь!
   - Я и не рассчитывал на это, - пробормотал Белгарат. - Пора мне принять меры, пока дело не зашло слишком далеко. - Он пересек заваленную обломками площадку и почтительно поклонился. - Извините, что вмешиваюсь, - сказал он, но не примет ли брат моего Учителя в качестве подарка за помощь в воскрешении Дерника женщину из племени марагов?
   Слезы Мары, которые всегда текли из его глаз, внезапно высохли, а на лице появилось выражение недоверия.
   - Женщину из племени марагов? - резко спросил он. - Но их больше нет. Я бы почувствовал сердцем, если бы хоть кто-нибудь из моих детей выжил в Марагоре.
   - Ну конечно, бог Мара, - быстро согласился Белгарат. - Но что вы скажете о тех немногих, которые были вывезены из Марагора и проданы в вечное рабство?
   - Так ты знаешь хотя бы одного из них, Белгарат? - Мара задал этот вопрос со всем пылом отчаяния.
   Старик кивнул.
   - Мы нашли ее в казематах для рабов под Рэк Ктолом, бог Мара. Имя ее Таиба. Она только одна, но раса может быть восстановлена с помощью одной такой женщины - особенно если за ней будет присматривать любящий бог.
   - Где же Таиба, моя дочь?
   - На попечении Релга, одного из алгосов, - ответил Белгарат. - Кажется, они весьма привязались друг к другу, - вкрадчиво добавил он.
   Мара задумчиво посмотрел на него.
   - Раса не может быть восстановлена с помощью одной только женщины, сказал он, - даже заботами любящего бога. Для этого требуются двое. - Он повернулся к Алу. - Не отдашь ли ты мне этого алгоса, отец? Он станет прародителем моего народа.
   Ал окинул Белгарата проницательным взглядом.
   - Ты знаешь, что у Релга есть другая обязанность, которую он должен исполнять, - заметил он.
   Выражение лица Белгарата стало почти веселым.
   - Уверен, что Горим и я сумеем это уладить, Святейший, - заявил он в высшей степени самоуверенно.
   - А не забываешь ли ты кое-что, Белгарат? - робко спросил Силк, как бы не желая вмешиваться в это дело. - У Релга есть одна маленькая проблема, помнишь?
   Белгарат сурово посмотрел на драснийца.
   - Я думал, что мне надлежало упомянуть об этом, - невинно сказал Силк.
   Мара пристально посмотрел на обоих.
   - В чем дело?
   - Небольшое затруднение, бог Мара, - быстро ответил Белгарат. - Уверен, что Таиба сможет разрешить его. Я полностью доверяю ей по этой части.
   - Мне нужно знать всю правду, - твердо сказал Мара.
   Белгарат вздохнул и бросил на Силка еще один свирепый взгляд.
   - Релг - фанатик, бог Мара, - объяснил он. - По религиозным причинам он избегает некоторых... э... форм контактов между людьми.
   - Отцовство его судьба, - сказал Ал. - От него родится особый ребенок. Я объясню ему это. Он послушный человек и ради меня преодолеет свои заблуждения.
   - Значит, ты отдашь его мне, отец? - нетерпеливо спросил Мара.
   - Он твой, но с одним условием, о котором мы поговорим позже.
   - Давайте тогда посмотрим на этого отважного сендара, - сказал Мара, и все следы недавних слез теперь исчезли с его лица.
   - Белгарион, - произнес голос в голове Гариона.
   - Что?
   - Воскрешение твоего друга теперь в твоих руках.
   - Моих? Почему моих?
   - Неужели ты всегда будешь это спрашивать? Ты хочешь, чтобы Дернику вернули жизнь?
   - Конечно, но я не могу этого сделать. Я не знал бы даже, с чего начать.
   - Ты делал это раньше. Помнишь жеребенка в пещере богов?
   Гарион почти позабыл об этом.
   - Ты - мое орудие, Белгарион. Я могу удерживать тебя от ошибок, по крайней мере большую часть времени. Просто расслабься, а я покажу тебе, что делать.
   Но Гарион уже начал действовать. Он опустил руку с плеча Се'Недры и, все еще держа меч в другой руке, медленно пошел к тете Пол и телу Дерника. Она сидела, обхватив руками голову мертвеца. Взглянув в ее глаза, Гарион встал на колени рядом с телом.
   - Ради меня, Гарион, - пробормотала она.
   - Если смогу, тетя Пол, - ответил он. Затем, не зная почему, положил на землю меч райвенского короля и взялся за Око, помещенное в рукояти. Око выскользнуло из нее и легло ему в ладонь Улыбнувшись, Миссия подошел с другой стороны и тоже встал на колени, взяв в свои руки безжизненную руку Дерника. Держа Око обеими руками, Гарион потянулся и положил его на грудь мертвеца. Он едва ли отдавал себе отчет в том, что вокруг собрались боги, соединив руки ладонь к ладони и образовав неразрывный круг. Яркий свет начал пульсировать внутри этого круга, и, будто отвечая на это, Око заблестело в его руках.
   Снова перед ним, как он видел это однажды, выросла глухая стена, еще черная, непроницаемая и безмолвная. Как и тогда, в пещере богов, Гарион прикоснулся к самой сущности смерти, стремясь проникнуть в нее и вернуть своего друга обратно в мир живых.
   Но на этот раз все происходило иначе. Жеребенок, которого он вернул к жизни, никогда не жил вне тела своей матери. Смерть его была столь же непродолжительной, как и жизнь, и преграда между ними была незначительной. Дерник, однако, был взрослым человеком, и его смерть, как и его Жизнь, была гораздо более долгой. Гарион напрягся, приложив все свои силы. Он мог также чувствовать громадную силу объединенной воли богов, присоединившихся к нему в его безмолвной борьбе, но барьер не поддавался.
   - Воспользуйся Оком! - велел голос.
   На этот раз Гарион сосредоточил все силы, свои собственные и силы богов, на круглом камне, который он держал в руках. Тот замерцал, засветился, затем замерцал снова.
   - Помоги же мне! - Это приказывал уже Гарион.
   И как бы внезапно поняв, Око озарилось яркой вспышкой радужного света. Барьер стал слабеть.
   Подошел Миссия и с легкой одобрительной улыбкой положил руку на сверкавшее Око.
   Барьер сломался. Грудь Дерника дрогнула, и он кашлянул.
   С выражением почтительности на своих неземных лицах боги отошли. Тетя Пол закричала от внезапного облегчения, обняла Дерника и прижала к себе.
   - Миссия, - сказал ребенок Гариону с ноткой какого-то особого удовлетворения. Гарион поднялся, смертельно усталый, и, пошатываясь, отошел в сторону.
   - С тобой все в порядке? - спросила Се'Недра, беря его руку и кладя себе на плечо.
   Он кивнул, хотя колени его чуть ли не подгибались.
   - Обопрись на меня, - сказала она. Он хотел запротестовать, но Се'Недра прижала палец к его губам.
   - Не спорь, Гарион, - сказала она. - Ты же знаешь, что я люблю тебя и что тебе придется опираться на меня всю оставшуюся жизнь, так что можешь начать привыкать к этой мысли.
   - Я думаю, что жизнь моя теперь изменится, Повелитель, - говорил в это время Белгарат Олдуру. - В ней всегда была Пол, готовая прийти по первому моему зову, - возможно, без особой охоты, - но она приходила всегда. Теперь у нее будут другие заботы. - Он вздохнул. - Полагаю, что все наши дети растут и когда-нибудь вступают в брак.
   - Этого пока не случилось с тобой, сын мой, - сказал Олдур.
   Белгарат усмехнулся.
   - Мне никогда ничего не удавалось скрыть от вас, Повелитель, - сказал он, но затем лицо его снова стало серьезным. - К Полгаре я порой относился как к сыну, - сказал он Олдуру, - но, вероятно, пришло время позволить ей быть просто женщиной. Я слишком долго отказывал ей в этом.
   - Кажется, это самое лучшее и для тебя, сын мой, - сказал Олдур. - А теперь, прошу тебя, отойди немного и оставь нас с нашим горем. - Он посмотрел на тело Торака, лежавшее на каменном ложе, а потом на Гариона. - У меня для тебя есть еще только одно задание, Белгарион, - сказал он. - Возьми Око и положи его на грудь брата моего.
   - Да, Повелитель, - немедленно ответил Гарион. Он подошел к ложу, стараясь не смотреть на опаленное и искаженное лицо мертвого бога, протянул руку и возложил круглый голубой камень на неподвижную грудь Кол-Торака. Когда он отступил, маленькая принцесса обняла его за талию. Это не было неприятным, но у Гариона мелькнула мысль, что если она будет настаивать на таких тесных объятиях всю остальную их жизнь, то будут возникать неудобные ситуации.
   Боги снова образовали свой круг, и Око опять начало сверкать. Постепенно обожженное лицо стало меняться, его уродство исчезать. Ореол света вокруг богов усилился, блеск Ока стал нестерпимым. В последний раз увидел Гарион лицо Торака - оно было мирным, спокойным, чистым. Это было прекрасное лицо, но тем не менее - мертвое.
   А затем свет стал таким ярким, что Гарион не смог смотреть. Когда же он ослабел и Гарион опять взглянул на ложе смерти, и боги, и тело Торака исчезли. Осталось только Око, которое, слабо мерцая, лежало на голом камне.
   Так же уверенно Миссия снова подошел к ложу. Встав на цыпочки, он потянулся, чтобы взять светящийся камень Затем он принес его Гариону.
   - Миссия, Белгарион, - твердо сказал он, и когда Око переходило из рук в руки, Гарион почувствовал нечто совершенно иное, что он прежде никогда не чувствовал.
   Маленькая группа людей, которых объединяло очень многое, в молчании собралась вокруг тети Пол и Дерника. Небо на востоке начало светлеть, и розовый свет восхода коснулся немногих облаков, которые остались от тучи, скрывавшей Ктол Мишрак. События этой ужасной ночи оставили след в душе каждого, но теперь ночь почти кончилась, и они стояли вместе, не разговаривая, созерцая восход солнца.
   Буря, которая неистовствовала этой долгой ночью, прошла. В течение бесчисленных веков мир был расколот, но теперь все снова стало единым целым. Если была такая вещь, как начало, то она и была началом. Так оно и было, когда взошло солнце первого дня.
   Эпилог. ОСТРОВ ВЕТРОВ
   Глава 25
   В ночь перед своей свадьбой Белгарион спал очень беспокойно. Было бы гораздо лучше, если бы они с Се'Недрой обошлись скромной свадебной церемонией сразу после встречи с Тораком. В то время оба они - и он, и маленькая легкомысленная принцесса - были слишком утомлены и подавлены и поэтому абсолютно честны друг с другом. В те немногие короткие дни он обнаружил, что она стала совсем другой. Она наблюдала за каждым его движением с каким-то болезненным обожанием, а когда дотрагивалась до него - до его волос, лица, рук, - пальцы ее были нежными. То, как она прижималась к нему, не обращая внимания, присутствует ли кто при этом и что происходит в данный момент, и ее желание все время находиться в его объятиях было в общем-то довольно приятно.
   Но те дни, однако, продолжались недолго. Как только она убедилась, что с ним все в порядке, что он существует на самом деле, а не является плодом ее воображения, который может исчезнуть в любой момент, Се'Недра мало-помалу изменилась. Он чувствовал себя чем то вроде ее собственности. А вслед за первоначальным восхищением этой собственностью принцесса довольно осторожно принялась за осуществление давно задуманного плана.
   И вот теперь до того момента, когда все права на Гариона должны быть закреплены формально, оставались считанные часы. Сон Гариона стал прерывистым, в нем переплетались сновидения и воспоминания, и он то погружался, то выплывал из сна, подобно морской птице, низко скользящей над волнами.
   Вот он снова оказался на ферме Фолдора, и даже во сне слышал звон молотка Дерника, и чувствовал запах пряностей, доносившихся из кухни тети Пол. Там были и Рандориг, и Забретт, и Дорун, и Брилл, подкрадывающийся из-за угла. Гарион наполовину очнулся и беспокойно завертелся в королевской постели. Но это невозможно! Дорун мертв, утонул в реке Марду, а Брилл навсегда сгинул за высоченными стенами Рэк Ктола.
   А затем он очутился во дворце Стисс Тора, и сама Солмиссра - ее нагота просвечивала сквозь прозрачное платье - трогала его лицо своими холодными пальцами. Но Солмиссра больше не женщина. Он сам видел, как она превратилась в змею.
   Элдрак Грул стучал по замерзшей земле своей железной булавой, повторяя: "Иди, Грат, бейся!" - а Се'Недра испуганно кричала.
   В хаотическом мире сновидений, переплетенных с реальностью, он увидел Ктачика с искаженным от ужаса лицом, когда он превращался в ничто.
   А затем Гарион снова стоял с пылающим мечом среди покрытых плесенью руин Ктол Мишрака и смотрел, как Торак простирает руки к мечущимся тучам, видел текущие по его щекам огненные слезы, и снова слышался ему последний крик поверженного бога: "Мать!" - и привычно откликающееся эхо звезд.
   Гарион встряхнулся, как делал всегда, когда сновидение повторялось, но почти тут же снова погрузился в сон.
   Стоя на палубе корабля Бэйрека, находившегося у берегов Маллории, он слышал, как Энхег объяснял, почему Бэйрек прикован цепями к мачте.
   - Нам пришлось сделать это, Белгарат, - мрачно говорил король. - Как раз в самый разгар шторма он превратился в медведя! Он вынудил команду всю ночь грести к Маллории, а перед самым рассветом снова обернулся человеком.
   - Освободи его, Энхег, - недовольно сказал Белгарат. - Он не превратится снова в медведя - до тех пор пока Гарион в целости и сохранности.
   Гарион перекатился на спину и сел. Это было удивительным открытием: оказывается, за всеми превращениями Бэйрека скрывалась определенная цель.
   - Ты же защитник Гариона, - объяснил Белгарат этому гиганту. - Дня этого ты и родился. Каждый раз, когда Гариону угрожает смертельная опасность, ты превращаешься в медведя, чтобы защитить его.
   - Ты хочешь сказать, что я чародей? - недоверчиво спросил Бэйрек.
   - Это едва ли. Изменить облик совсем не так уж трудно, вдобавок ты не делал этого сознательно. Это делало Предначертание, а не ты.
   Гарион выбрался из высокой, стоявшей под балдахином кровати и подошел к окну. В весеннем небе над спящим Райве и темными водами моря Ветров сияли звезды. Не было и намека на приближение рассвета. Гарион вздохнул, налил себе стакан воды из графина, стоявшего на столе, и вернулся в постель к своим тревожным снам.
   Теперь он оказался у Талл Зелика, а Хеттар и Мендореллен докладывали о действиях маллорийского императора Зарата.
   - Сейчас он готовится к осаде Рэк Госки, - говорил Хеттар, черты лица которого делали его похожим на ястреба. Но лицо Хеттара значительно смягчилось с тех пор, как Гарион видел его в последний раз. Казалось, что тому была веская причина. Высокий олгар повернулся к Гариону.
   - В конечном счете придется тебе что-нибудь сделать с Заратом, - сказал он. - Не думаю, чтобы тебе хотелось, чтобы он скитался, где хочет, в этой части света.
   - Но почему я? - не задумываясь, спросил Гарион.
   - Потому что ты - Повелитель Запада, разве не понимаешь?
   И Гарион снова проснулся. Рано или поздно ему придется иметь дело с Заратом, в этом не приходилось сомневаться. Может быть, после свадьбы у него будет время решить этот вопрос. Но эта мысль, однако, заставила его задуматься. Странно, но у него нет ни малейшего представления о том, что может случиться после свадьбы. Эта проблема встала перед ним подобно огромной двери, которая вела в пространство, где он никогда не был. Придется Зарату подождать. Гариону же придется сначала узнать, что такое супружество.
   Полусонный, находясь где то средь сновидений и воспоминаний, Гарион оживил в памяти небольшой знаменательный диалог между собой и ее императорским высочеством.
   - Это же глупо, Се'Недра, - запротестовал он. - Я ведь не собираюсь ни с кем воевать, зачем же мне тогда скакать, размахивая мечом?
   - Но они заслужили того, чтобы увидеть тебя, Гарион, - объясняла она так, будто разговаривала с ребенком. - Они покинули свои дома и явились сражаться по твоему зову.
   - Я никого не призывал.
   - Это сделала я - от твоего имени. Они действительно очень хорошая армия, и я сама собрала их. Разве ты не гордишься мною?
   - Я не просил тебя этого делать.
   - Ты был слишком горд, чтобы просить. Это одна из твоих ошибок, Гарион. А ты никогда не должен быть настолько гордым, чтобы не просить о помощи любящих тебя людей. Разве так уж трудно Повелителю Запада наградить своих верных солдат маленьким проявлением благодарности? Или же ты стал слишком великим и гордым для этого?
   - Ты путаешь разные вещи, Се'Недра. И делаешь это весьма часто, что тебе известно и самой.
   Но Се'Недра продолжила разговор, как будто этот вопрос уже решен.
   - И, конечно, на тебе будет корона, а также какие-нибудь красивые доспехи. Я думаю, что подошла бы кольчуга.
   - Я не собираюсь строить из себя клоуна только для того, чтобы удовлетворить твое стремление к дешевым спектаклям.
   Глаза ее наполнились слезами, а губы задрожали.
   - Ты больше не любишь меня, - сказала она плаксивым голосом.
   Даже во сне Гарион застонал. Вот так всегда кончались их споры. С помощью искусных уловок и хитрости она разбивала все его аргументы. Гарион ведь знал, что она делает это ради того, чтобы добиться своего, но он был перед ней совершенно беспомощен. Это могло вообще не иметь никакого отношения к обсуждавшемуся вопросу, но ей удавалось повернуть дело так, чтобы можно было бросить ему убийственное обвинение, и вся надежда даже на маленькую победу у него немедленно пропадала. Где она только научилась быть такой бессердечной притворщицей?