Эдуард Петров. Паруса в океане

   - Страх делает тебя дерзким. Могу ли я лгать? Веришь ли ты мне?
   - Я тебе верил... долго верил!.. Я не хочу умирать! Не хочу!
   - Смирись перед судьбой. Отойди в лучший мир с молитвой Повелителю жизни и...
   - О Астарт, где ты? - юноша рыдал, колотясь о стену трюма. - Только ты всегда знал, что делать... только ты выручил бы меня! А все остальные трусы, трусы, трусы...
   - Я видел сон. Безбожник стенает в лапах рефаимов. То вещий сон, ниспосланный свыше.
   - Астарт и рефаимам свернет шеи!
   Ораз, скорбно покачивая головой, сошел на берег по сходням. На него вихрем налетел Ахтой, постаревший и измученный лихорадкой.
   - Одумайся, Ораз! Как можно довериться случайности? Нельзя поворачивать назад! И отпусти парня, ведь он такой же желтокожий, как и ты! Неужели...
   - Плетей грязному шакалу! Как можно больше плетей, чтоб не смущал уши правоверных нечестивым языком!
   - Выслушай, жрец!
   Матросы, сопровождавшие Ораза, повалили мемфисца. Засвистели плети.
   - Выслушай! Ведь солнце опять у нас над головой, и тень умещается между ног! Скоро... ой звери!.. совсем скоро переместится на юг! Ведь мы уже там, где земля неарабов, только на другой стороне Ливии! Как ты не понимаешь?!..
   - Еще плетей!
   - О бедное человечество! О слепой разум!..
   Тщедушное тело египтянина сникло. Плети продолжали свое дело.
   - Не сметь! Прочь!
   Из зарослей выбежали Саркатр и Эред. Оба с серпами. В бородах застряли соломинки и колоски. С Эредом шутки плохи, поэтому палачи опустили плети, вопросительно глядя на жреца.
   Бледный, взъерошенный Нос мчался на разбирая дороги. Он судорожно вцепился в руку застонавшего Ораза:
   - Там, там с пигмеями...
   Жрец схватил левой рукой его за горло.
   - Успокойся, трусливое племя. Теперь говори.
   - Астарт!..
   Ораз побледнел еще сильнее. "Пророческие слова Мекала".
   - ...явился с толпой пигмеев!
   Громкие возгласы, топот сотен ног, лязг металла - из лесной чащи вывалило множество финикиян, и трудно было поверить, что они из флотилии Альбатроса. Матросы орали, визжали, бряцали мечами о серпы, выражая неудержимый восторг.
   Эред, как во сне, обнял друга.
   - Пропащая твоя голова! Да возможно ли такое?! - гигант залился слезами.
   - Конечно, дружище!
   Толпа расступилась, давая дорогу Ахтою. Избитый, измочаленный, он, однако, напялил невозмутимую маску философа.
   - Люди, - сказал он, подняв указательный палец, - вот чудо, предвестник будущих чудес! - его палец описал дугу и уперся в грудь Астарта. - Вот росток того немыслимого, на что будет способен свободный разум!
   Но мало кто понял его слова.
   Астарт и Ахтой обнялись. Тирянин ощутил сухой жаркий поцелуй мемфисца, пахнущий лекарственными травами.
   Астарт обернулся к Оразу:
   - Я все знаю. Я шел по вашим следам; и ливийцы говорят о твоей жестокости. Это твои люди выдирали с мясом золотые украшения, изрубили целое племя, чтобы завладеть женщинами. А в трудные дни ты принудил адмирала принести себя в жертву. Одно твое имя вселяет в прибрежных ливийцев ужас, как перед мором или сонной болезнью. И еще я услышал, что ты хочешь убить Мекала. Ты - воплощение зла. Ахтой, исцели ему руку, чтобы он смог выйти на поединок. Пусть убедится, что кровожадные боги плевать на него хотят.
   Ораз знал, чем обуздать своих людей, сраженных подвигом тирянина.
   - Боги! - воскликнул он. - Благодарение вам за то, что вы избрали нас своим карающим мечом! Сыны моря и Ханаана! Слушайте! Небо говорит моими устами: на жертвенник Астарта!
   Воцарилась долгая пауза. Только что светившиеся радостью лица посуровели. Финикияне молчали, не смея поднять глаз.
   Нос, повинуясь немому приказу жреца, подал Скорпиону смотанный для метания аркан. Кормчий раздвинул толпу, взвешивая в руке тяжесть волосяной веревки и, широко размахнувшись, метнул. Петля с плотным звуком захлестнула плечи Астарта, царапая кожу, соскользнула, сдавила горло. Но Скорпион тотчас выпустил веревку из рук и упал на колени. В животе его торчала маленькая стрела, похожая на ободранный черешок листа. Ди и вместо обычного оперения на ее конце подрагивал твердый листвяной клочок.
   - Эх, Мбонга, опять поторопился. - Астарт выдернул стрелу, Скорпион испуганно смотрел на Астарта, затем непонимающе протянул умоляюще одну руку, другой, зажимая рану.
   - Ничего тебя уже не спасет, Скорпион, яд пигмеев лучший в Ливии, и даже боги боятся их стрел, - с сожалением произнес Астарт.
   Появление Астарта не смогло предотвратить раскола. Кормчие, верные Оразу и Мелькарту, использовали все свое влияние на экипажи. И еще эта смерть хананея от стрелы чернокожего... Люди Агенора оказались окончательно изолированными. Это не особенно их обескуражило. Оптимизм Астарта и Ахтоя возродил отчаявшихся полубольных мореходов к жизни, убедительные доводы мудрецов, в пользу продолжения плавания на север, зажгли их решимостью, и приступы лихорадки уже не казались так мучительны. Лихорадкой болели буквально все, хотя и в разной мере.
   Астарт действовал быстро и смело. Явившись с вооруженными друзьями на бирему Ораза, он освободил Мекала. Братья Мбиты и все прочие чернокожие давно умерли от непосильной работы и тоски по родным берегам. Несколько самых живучих Ораз принес в жертву Мелькарту.
   Агенор и Абибал лежали на палубе с опухшими неподвижными лицами и бесформенными отекшими конечностями. Ни тот, ни другой не узнавали друзей.
   - Страшная болезнь, - пробормотал Астарт, - потом они начнут буйствовать, бессмысленно кричать и, наконец, уснут. Будут спать так долго, пока не умрут.
   - У нас человек двадцать болеют так на всех кораблях, - сказал Ахтой.
   - Я видел целые спящие деревни. Мне рассказывали колдуны гремящей радуги, что только один из тысячи выживает. Если у человека в мире осталось очень важное дело или очень сильная любовь, говорили они, то лишь в этом случае духи смерти дают отсрочку.
   На берегу перед кораблем Агенора пылали костры, гремели туземные барабаны и мелькали низкорослые подвижные фигурки. Пигмеи плясали ежедневно после захода солнца, и никакие беды и невзгоды не могли уменьшить их страсти к пляскам, которые неизменно сопровождались громкими песнями. Саркатр признал, что многие их мелодии довольно приятны.
   - Удивительный народ. - Астарт сидел в изголовье кормчего и смотрел на танцующих, - жизнерадостный, общительный свободный. К морю они вышли случайно - искали тех, кто меняет каменную соль на мясо животных. Мне повезло, они сняли меня с плота, когда я подыхал от лихорадки. Они кормили меня своими любимыми гусеницами, как ребенка, хотя я видел, что они часто ложатся спать голодными. Видите, как вздуты их животы? Это от плохой пищи. Они редко едят мясо. Но если добудут слона или жирафа, то наедаются на много дней вперед. А обычно питаются всякой мелочью, кореньями, грибами. И все потому, что не умеют жить завтрашним днем. Попытался научить их солить и коптить в расчете на голодные дни, но это для них так дико, что мы не понимали друг друга. Но самое удивительное - они понятия не имели о копье. Теперь, видите, каждый мужчина с копьем. А как они любят песни! Помнишь, Ахтой, мы слышали грустный напев в Мегиддо... Я напел его им, и несчастнее людей, чем пигмеи в тот миг, нельзя было найти во всей Ливии. Боль чужого далекого народа оказалась им понятной.
   - Пигмеи... люди величиной с кулак, - вспомнил Ахтой, - еще Гомер говорил про них, что они воюют с журавлями.
   - Вот уж сказки! Они ведь не куклы - воевать с журавлями. Журавлей, когда удается, они едят с удовольствием. Никогда ни с кем не воюют и живут в непроходимых лесах. Все остальные народы панически боятся джунглей, а для них лес - родной дом. Видели бы вы, как они тащили меня по деревьям, когда добирались к вам. По земле невозможно было продраться. Наткнулись на широкую, пошире Нила у Мемфиса, реку. Думаю, все, мои храбрые малютки повернут назад. Так они переправились на лианах, как на качелях, и перебросили меня. А ведь я для них очень тяжел, потяжелее трех взрослых пигмеев.
   - У фараонов древности были при дворах низкорослые чернокожие танцоры. Интересно, если то были пигмеи, как они проникли в Египет?
   - Они самые настоящие дикари: не знают металлов и в глаза не видели соху. Да что там соха - посуды даже не имеют. Но счастливей их я никого не видел ни в Азии, ни в пунических странах, ни в Ливии. Ничто недоступное их не интересует. Все, что им нужно, о чем они мечтают, дает им лес: огонь, листья для хижин, пищу, песни, радость.
   - Много толкований счастья встречалось мне в ученых папирусах и в словах мудрецов, - размышлял вслух мемфисец, - но о таком я не слыхивал. У нас всегда пропасть между мечтой и действительностью. А этот народ, судя по твоим словам, умудряется держать мечту и действительность в своем лесу. Выходит - умерь свои потребности - и ты будешь счастлив?
   - Не по мне такое счастье, - проворчал Астарт, - мои потребности привели меня к разрыву с небом. Заставь меня поклоняться богам, подохну...
   - Счастье пигмеев в недвижении, в постоянстве. Они расплачиваются за свое дикарское счастье своим незыблемым постоянством. Пройдут века, тысячелетия, а они все так же будут дики, жизнерадостны и счастливы. Мы же будем постоянно рваться к своей мечте, достигнув ее, придумывать новую. И, вечно неудовлетворенные, страдающие, мечтающие, будем тащиться по проклинаемой жизни, создавая будущее, совершенствуя себя и разрушая. Ты прав, отвергая идиллию пигмеев: наше счастье в движении, в разрушении, созидании. Твое счастье в бунте. Мое - в поисках истины, что тоже выливается в бунт, хотел бы я того или нет... Если я познаю абсолютную истину, движение остановится, и я лишусь мечты, своего счастья. И, значит, перестану существовать. Исчезни зло на земле - и тебя не будет...
   По трапу взбежал курчавый пигмей с тяжелым финикийским копьем в руке. Притронувшись к плечу Астарта, он быстро заговорил, взволнованно жестикулируя. Ахтой с интересом разглядывал непропорционально сложенную низкорослую фигуру. Большая голова, тонкие кисти рук, нежные, тонкие пальцы.
   - Это Мбонга, самый смелый и умный охотник, но нетерпеливый. Он напоминал мне Анада.
   - Что он говорит? - спросил Эред.
   - Ораз готовит какую-то пакость.
   Мореходы собрались у площадки кормчего, Мбонга затерялся меж высоких кряжистых фигур. Пигмей едва был по грудь Фаге, самому низкорослому финикийцу на корабле.
   На биремах Ораза рубили канаты и вталкивали в бортовые отверстия весла.
   - Эй, Астарт! Мы уходим! - послышался голос жреца. - Для нас воля Ваала - закон! Вы же все подохнете в своем безбожии! Гордыня заведет в преисподнюю!
   - Опять вещий сон про рефаимов? - засмеялся Мекал, и следом за ним захохотали и заулюлюкали остальные мореходы Агенора.
   - Жаль, Ораз, что не я сверну тебе шею! - выкрикнул Астарт, сложив ладони рупором.
   - Если ты, Астарт, поведешь своих людей за нами, я прощу и твою дерзость и глупость Мекала. Я готов молиться за вас.
   - Выходит, Мекал, остаться в живых - величайшая глупость? - Астарт обнял юношу за плечи.
   - Этот сверхосел погубит всех своих верующих, - пробормотал Ахтой, глядя вслед отчалившим кораблям.
   Фага вдруг заскулил, вцепившись в свою бороду:
   - О горе! Астарт, ведь мы остались без зернышка! Весь урожай в трюме Ораза!
   - Пусть подавится. Друзья! Наш путь - только на север. Прав мудрейший Ахтой: солнце клонится к югу. Скоро мы увидим звезду Эсхмун и созвездие Передней ноги. Клянусь, я приведу вас в Египет!
   И громкие крики, блеск поднятых мечей приветствовали слова тирянина.
   Весь следующий день готовились к выходу в океан.
   - Как ты думаешь отблагодарить пигмеев? - спросил Астарта Саркатр.
   - Ума не приложу. То, что они сделали для меня, невозможно оценить.
   - Раз еда для них самое дорогое, - подал голос разрумянившийся у жаровни Фага, - я им нажарю и напарю - запомнят на всю жизнь! Скажи, Астарт, что они больше всего любят?
   - Они любят пиво, но не умеют его варить, выменивают у других племен.
   - Не подходит, - кричал Фага, - нет зерна!
   - Еще любят соль, мед, запах мяты. Да! Их лакомство - большие лягушки. Пожалуй, самое любимое лакомство.
   - Я видел у водопада, это чуть выше по течению, лягушку величиной с курицу, - оживился Саркатр, - она ловила какую-то живность в водяной пыли. Есть чем отблагодарить твоих пузанчиков.
   И хотя гигантские лягушки отличались необыкновенной чуткостью, финикияне выловили их во всей округе.
   Пигмеи от радости громко кричали и кувыркались в траве.
   Фага отважился зажарить для себя одну лягушку, и к своему удивлению убедился, что она необыкновенно вкусна.
   - Подари вождю самый лучший лук, - посоветовал тирянину Ахтой.
   - У них нет вождей. Оставим, пожалуй, им посуду и ножи. А египетский лук непосилен для их пальцев.
   Финикияне сердечно распрощались с маленькими охотниками, вечными кочевниками непроходимых лесов.
   Корабль вышел на веслах из устья реки, минуя непролазные мангры и топкие песчаные наносы. Хлопнув на ветру, взвился громадный парус. Пигмеи стояли на верхушках деревьев и размахивали пучками ветвей.
   54. КОЛЕСНИЦА БОГОВ
   Испепеляющее солнце повисло в воздушных испарениях над тихим, уснувшим заливом, спрятавшимся от океана за редкими скалами и цепочкой коралловых рифов. Джунгли замерли в безветрии, отражаясь в гладком зеркале залива застывшими клубами зелени, многоярусными стенами, холмами.
   Разбитая штормами и прибоем бирема покоилась на рифах, задрав к небу нос с размозженной о скалы головой патэка. Такелаж и парус были сняты. Борта замерли в печальной редкозубой улыбке - так выглядели со стороны пустые отверстия для весел.
   Сухопутный тяжелый краб, невесть как попавший на корабль, вскарабкался на середину мачты и словно раздумывал, зачем он здесь.
   Жуткий вой гиены пронесся над заливом.
   - Как будто из нее жилы тянут, - не выдержал Рутуб.
   - Проклятое место, - откликнулся Фага, - даже звери воют. Да видано ли, чтоб гиена днем голос подавала?
   Мореходы пережидали в тени деревьев полуденный зной. Тут же между корявыми стволами двух раскидистых гигантов покоился на катках остов нового судна.
   Больной протяжно застонал и шевельнул распухшими ногами.
   Мемфисец склонился над телом.
   - Адон... Агенор... Астарт! Он открыл глаза!
   Мореходы столпились вокруг кормчего, но тот уже крепко спал, едва заметно дыша.
   После того как умер некогда могучий, мускулистый Абибал, всех поражала борьба хрупкого на вид Агенора с сонной болезнью. Кормчий тлел, изредка приходя в сознание. И то, что он еще дышал, было вызовом судьбе.
   ...Астарт поднял с земли изогнутый с усеченным носком клинок.
   - Раньше я такого не видел. Откуда он?
   - Остров Красной Земли. Хорошая сталь, - сказал Саркатр, - на наших глазах эта штука срубила столько голов, что фараон бы позавидовал.
   - Расскажи мне подробней. - Астарт улегся на траву рядом с Саркатром.
   - Большущий остров. Ахтой уверяет, что Египет и Ханаан вместе могут уместиться на нем. Как только мы распрощались с тобой и вышли в море, нас отнесло течением к его берегам. Пусть Ахтой дальше рассказывает: его там чуть не сожрали.
   - И не думали они меня есть. Они сильно ошиблись во мне.
   - Как так?
   - Долго рассказывать. Ладно, по порядку. Там мы встретили людей, не похожих на зинджей. У них кожа желтая, темнее хананейской, и волосы гладкие и прямые. Они пришли с востока, из-за океана. За океаном, оказывается, тоже есть земли, народы и кокосовые пальмы.
   Одинокий вопль гиены заставил мемфисца замолчать. В сердцах сплюнув, он продолжал:
   - Они, наверное, до сих пор воюют с зинджами острова, хотят стать хозяевами Красной Земли. Выйдет у них или нет, но я предвижу еще одно переселение целого народа. И хозяева и пришельцы - отличные мореходы...
   - Зинджи делают паруса из пальмовых листьев, - не вытерпел Анад, - а во время штиля и голода варят из них суп.
   - А у косоглазых пришельцев паруса из бамбуковых пластин, - добавил Фага, - однажды парус оборвался и убил всю команду.
   - Они тоже смеялись над нашими парусами, потому что мы шили из них штаны, - подал голос старшина гребцов.
   Ахтой продолжал:
   - Смейтесь над их парусами, обычаями, над чем угодно, но увидите, если зинджи прогонят их с острова, они не смирятся с жизнью на нездоровых берегах. В глубь Ливии их ничто не заманит: то морской народ. Они пойдут к берегам Аравии, и, может быть, их вскоре увидит Сабея и даже Египет. Если же пришельцы все-таки победят и останутся на острове, то на север хлынут морские зинджи. Так или иначе, Аден, пожалуй, сменит хозяев. Ведь арабы не имеют опыта больших войн. Ашшурбанипал в несколько дней покорил набатеев, имея небольшой отряд конницы. А химьяриты и сабеи умеют только плевать друг в друга да жульничать на базарах. Пришельцы же с раскосыми глазами и зинджи острова - воины с рождения. Они одинаково хорошо владеют мечом и парусом.
   - Кто же тебя хотел съесть? - спросил Астарт.
   - Не съесть! Пришельцы выкрали меня, одели в свое платье и вручили вот этот кривой меч. Когда же узнали, что я не кормчий и что мне не ведомы дороги ветров, они прогнали меня, а в награду за мои страхи оставили меч при мне.
   - Альбатрос боялся, как бы не выкрали его самого, - сказал Саркатр, поэтому мы тайком покинули те берега.
   - Неужели адмирал не захватил ни одного из пришельцев?
   - Боялся, - ответил Ахтой, - ведь у них тоже корабли, много диковинных кораблей, похожих на квадратные корыта с загнутыми краями, не поймешь, где корма и где нос. Зато позже, когда солнце вдруг перестало греть наши затылки и переместилось вправо, Альбатрос решил узнать, что ждет нас впереди, и Скорпион притащил с берега зинджа. Когда начали пытать, зиндж перекусал все, оборвал цепь и, как рассказывал Болтун, "нагло убежал". Потом побережье повернуло на север. Солнце повисло у нас на бровях. И у самого моря долго тянулась пустыня. Тогда опять поймали местного жителя, из-за этого началась война. Человек сто умерло от стрел, Оразу дубиной раздробило руку. А тут еще лихорадка, сонная болезнь, язвы по всему телу. Рутуба укусил белый паук. Анад опять провалился в ловчую яму. Все словно посходили с ума. У Ассирийца передралась вся команда.
   - Веслами дрались, - уточнил Анад.
   - Вот тогда-то устроили всеобщий молебен, с жертвоприношениями. Альбатроса принесли в жертву, как самое ценное, что у нас было...
   Зловещий вой заставил всех прислушаться.
   - Живьем грызут, что ли? - проворчал Рутуб.
   - Что-то здесь неладно, - сказал Астарт, - чувствуете, какая ненормальная тишина? И гиена...
   - Даже попугая невозможно подстрелить, - пожаловался Анад, - ни одной живой души. Мы с Мекалом весь лес обшарили.
   - Подохнем с голоду, - загрустил Фага.
   Все это очень странно, - начал Ахтой, и в этот миг сильный толчок подбросил мореходов.
   От рифов и берега к центру залива ринулись волны. По лесу прокатился густой шум.
   - Скорей! За работу! - крикнул Астарт, хватаясь за топор.
   Мореходы гурьбой побежали к остову корабля. Застучали топоры, завизжали пилы. Люди работали торопливо, с суеверным ужасом ожидая чего-то.
   - Ораз наколдовал, - уверенно заявил Мекал, и Астарт заметил, что испуга на его лице нет.
   - Астарт, посмотри! - прошептал Ахтой.
   Над высоченным конусом, подпирающим небо, поднимался столб черного дыма, превращаясь в рыхлую, растекающуюся по небосводу тучу.
   "Еще одно чудо Ливии", - подумал Астарт.
   - Ты слышал о Колеснице Богов? - шепотом спросил египтянин.
   - Нет.
   - Карфагенские мудрецы утверждают, что в Ливии есть гора, слепленная из дыма и пламени, и знойное божество разъезжает на ней по всему миру, как на колеснице. Ни один смертный не вернулся живым, взглянув на Колесницу Богов.
   К вечеру остов был обшит досками, и начали смолить днище.
   Солнце опустилось наполовину в море, когда оглушительный грохот потряс небо и землю. Мореходы попадали ниц, шепча молитвы. Лишь двое смотрели на вулкан.
   - Уходить надо, - лицо Ахтоя покрылось капельками пота.
   - Да, надо уходить. - И Астарт протяжным криком призвал всех на корабль.
   Недостроенное протекающее судно столкнули в воду. Ни мачты, ни сидений для гребцов, ни палубы, ни площадки кормчего - одно лишь днище с фонтанчиками воды сквозь щели. Гребли в неудобнейших позах, стоя или полусидя. Рутуб зажал барабан между колен и колотил рукоятками мечей в тугую кожу: свои колотушки оставил в спешке на берегу.
   - Быстрей! Быстрей! - Астарт повис на рулевом весле, тревожно оглядываясь на дымящую гору.
   Судно неуклюже выползло за рифовый барьер, и океанская вечная зыбь гостеприимно раскрыла объятия.
   Удар грома - и мгновенно выросшие волны обрушились на беглецов. Из жерла вулкана вырвались клубы пламени, пепла и газов. Начавшийся ветер потащил зловещее черное облако в глубь Ливии.
   - Колесница Богов! - восторженно вскричал Ахтой. Огненные языки поползли из кратера к подножию. Незабываемое зрелище!
   Вспыхнул лес, озарив море, судно и уплывающие облака пепла.
   Несколько гребцов побросали весла и в великом страхе вручили себя небесам. Астарт уговорами и побоями пытался образумить товарищей. Но мало кто внимал голосу рассудка. А те, кто еще гребли, втянули головы в плечи и шептали молитвы.
   С волнами творилось небывалое: они хаотически бросались в разные стороны, сшибались, взрываясь пенными шапками.
   Неожиданно запел Саркатр, и сильный мужественный голос вернул людей к веслам, хотя подземный гром не умолкал.
   Волны становились все круче и безумней. Но Астарт торжествовал: все весла дружно взлетали и опускались, повинуясь окрепшему ритму Рутуба.
   Колесница Богов раскаленным шипом вонзалась в ночное небо. Лес горел не только у подножия, но и на всем побережье, подожженный раскаленными валунами, сыпавшимися с неба.
   Постепенно море клокотавшего огня осталось далеко позади. И только широкое светлое зарево, полыхавшее за горизонтом, да светящаяся звезда, жерло вулкана, продолжали подгонять мореходов.
   55. ЛИКС
   Холодное встречное течение принесло прохладу. Дышалось непривычно легко. Тиски влажного зноя, сжимающие грудь и выматывающие все силы, теперь лишь неприятные воспоминания. Корабль, достроенный и полностью оснащенный, пробирался вдоль пустынной нескончаемой полосы песчаных отмелей, борясь со встречным постоянным ветром и течением.
   Новые воды - новые неожиданности. Однажды мореходы попали в окружение странных существ: яркие фиолетовые и розовые пузыри с роскошными гребнями усеяли поверхность моря далеко вокруг.
   Анад прыгнул в их гущу, намереваясь заполучить необыкновенный охотничий трофей. Но, заорав не своим голосом, стремглав взлетел по осклизлому веслу и упал на палубу. Все тело юноши покрылось багровыми полосами ожогов. Рутуб подцепил на весло один пузырь, и все увидели пучки тонких длинных щупалец, похожих на водоросли.
   Анад сильно болел после ожогов. Прислушиваясь к его бреду, многие думали, что еще один хананей не ступит на земли обетованные. Анад выжил, но на всю жизнь потерял любовь к розовому и фиолетовому.
   И вот наступил день, когда радостный вопль впередсмотрящего взбудоражил всех:
   - Вижу трирему!
   Трирема в Ливии?!
   Парус быстро приближался. Рутуб сбился с ритма и оставил барабан в покое. Весла беспечно опустились. Мореходы столпились, погрузив нос корабля по самые ноги патэка.
   Неясные очертания эмблемы на ослепительно белом парусе постепенно вырисовывались в контуры змеи, обвившей шест.
   - Братцы, - заплакал Фага, - это же знак Эшмуна!
   - Хананеи!
   - Свои!
   - Хвала небу!
   - Хвала Мелькарту!
   - Принесу в жертву быка!
   - Двух быков!
   Люди плясали, плакали, кричали, обнимались, целовались, пели песни и молитвы.
   Трирема круто развернулась, парус убрали. На палубе стояли бронзовые от загара бородатые люди. Большинство полуголые, в матросских набедренных повязках. Некоторые в белых, торжественных, одеждах. Все были вооружены мечами и круглыми щитами.
   - Клянусь всеми богами - это карфагеняне! - воскликнул неестественно тонким голосом Рутуб. - Здесь земли, подвластные Карфагену!
   Трирема неуклюже ткнулась в борт биремы, сломав половину своих и чужих весел. С борта на борт метнулись абордажные дорожки и крючья.
   - Сдавайтесь, - объявил толстый важный пуниец с крупной серьгой в ухе и золотой массивной цепью на животе, - не то будем резать.
   - Вот теперь я узнаю своих, - сказал Астарт, лучезарно улыбаясь.
   Царь ливифиникийского города Ликс сидел на троне из слоновой кости и задумчиво смотрел на реку того же названия. Чернокожие рабы с опахалами и зонтами суетились вокруг него. Кучка обросших, почти нагих пленников изнывала под палящими лучами солнца на площади перед троном, чужеземцы перебрасывались друг с другом редкими словами.
   Рабы бегом принесли паланкин, второй, третий... Весь государственный совет спешил по зову монарха.
   Верховный жрец и первый визирь заняли свои места на верхней ступеньке у трона, вытирая подолами мантий мокрые подмышки.
   - Визирь прокашлялся и начал, полузакрыв глаза:
   - Посмотри, о Владыка Ливии, эти шакалы, не принесшие тебе ни подарка, а нам - законной пошлины, искусно изображают на лицах своих одухотворенную радость и...
   - Одухотворенную? - задумался владыка.
   - О! Твои уста, Повелитель, - ласково произнес долговязый верховный жрец, - как всегда источают мудрость и...
   - Мудрость? - царь вновь погрузился в размышления.
   - Твои слова, о Наместник неба и Карфагена, - воскликнул визирь, вселяют в покорных советников твоих святые желания целовать твои стопы и...