Эдуард Петров. Паруса в океане

   - Проклятье, - сказал Астарт, остывая. - Почему боги любят пустые казаны? Дальше звук разносится?
   Мем поплевал в разные стороны, очищая себя от скверны, и произнес с чувством:
   - Господи, Ваал небесный, не слушай этого человека. Его язык - не наш язык, его речи - не наши речи... - Мем бесконечно сожалел, что Астарта выбрали шофетом.
   По грязным, заплеванным плитам ползал крошечный младенец с расцарапанными в кровь щеками.
   - Чей? - недовольно произнес Астарт, указывая на него.
   Мем подхватил малыша на руки, погладил его редковолосую голову жесткой, натруженной ладонью. Лицо Мема сразу обмякло, стало простым и домашним.
   - Этот отрок - сын почтенного раба-египтянина по имени Хнумабра, сказал он.
   Астарт вспомнил этого раба, узкогрудого, пожилого и сутулого, который, прожив в Тире большую часть жизни, так и не научился говорить по-финикийски. Хнумабра был знаменит - это он открыл ворота крепости, впустив ночью бунтовщиков.
   - Унесите его куда-нибудь, - проворчал Астарт. - Начнется беготня, раздавит какой-нибудь безголовый и не заметит.
   И словно в ответ на его слова на разные голоса закричали часовые:
   - Идут! Идут!
   Густые волны копий, шлемов, щитов, поднятых над головами мечей хлынули внезапно из-за примыкающих к площади строений. Ударили невидимые катапульты. Тяжелые валуны с грохотом обрушились в крепость. Дворец визиря представлял собой мощную крепость, выстроенную в классическом хеттском стиле бит-хилани - толстые стены, неуклюжие, приземистые башни, массивные кованые ворота.
   - Гвоздь! - крикнул Астарт. - Возьми своих молодцов и проберись в их тыл. Чтоб ни одна катапульта не уцелела!
   - Все сделаю, шофет! - Глаза раба сверкали свирепым восторгом.
   Начался приступ по всем правилам военного искусства - со штурмовыми лестницами, стрелками прикрытия и воплями устрашения.
   Наконец осаждавшие, потеряв много убитыми и ранеными, откатились в гущу торговых кварталов.
   - Жарко! - Астарт отбросил утыканные стрелами щиты. - Будет шторм.
   Он посмотрел в сторону гавани и увидел неподвижные верхушки мачт. Неслышно появилась Ларит. Она хотела убедиться, что Астарт жив, что с ним ничего не случилось.
   - Купцы размышляют, - сказал Астарт. - На второй приступ они не пойдут: не привыкли проливать свою кровь. Торговать они умеют, а вот брать крепости не научились.
   Астарт проследил, чтобы расставили часовых, и вместе с Ларит спустился вниз. Свита Хромого провела их в апартаменты визиря. В большом полутемном зале, устланном коврами и циновками, Эред пытал скифа, своего бывшего хозяина.
   - Я его поймал еще вчера, да не было времени развести жаровню. - Эред поднес к лицу скифа раскаленный металлический прут.
   - Я все рассказал, видят боги, - завизжал старик.
   Глаза Ларит округлились в ужасе:
   - Эред? Как ты можешь?!
   - Могу, - мрачно ответил тот, - он выдал нас, хотя мы его поили и кормили. Лежал на циновке будто пьяный, а сам все подслушивал. За это он получил десять дебенов и Агарь... - Он склонился к старику: - Где Агарь? Отвечай, шакал...
   - Продал! - зарыдал скиф. - Сразу продал!
   - Кому?
   - Разве я знаю! Иностранец какой-то взял ее на корабль.
   - Какой иностранец? Как он выглядел?
   - Бедная девушка, - прошептала Ларит. Астарт увел ее в другой зал, там обосновался второй шофет с десятком собственных рабынь, бывших жен и родственниц визиря.
   - Гвоздь не вернулся, - сказал Хромой, оттолкнув рабыню, омывающую ему ноги, - но катапульты навек замолчали. Смелый был парень. И те, кто был с ним... Как говорил мой друг-привратник, кровь героя не проливается впустую.
   В сумерках через стену крепости забросили головы тех, кто был послан поднимать рабов других финикийских городов-государств: ведь в одиночку знали все - невозможно было победить.
   - Одни. Как скорпион, обложенный огнем, одни. И неоткуда ждать помощи. - Хромой сник, поскучнел Астарт, рабы разбрелись по всему дворцу, но крики часовых вновь заставили взяться за мечи.
   На стены карабкались люди в рубищах или совсем нагие: воя и дико вскрикивая, они взывали к милости восставших. Их подгоняли остриями длинных копий тиряне-ополченцы.
   Защитники крепости столпились на стенах, не зная, что делать.
   - Пощадите! - неслось из многочисленных глоток.
   - Мы тоже прокляты богами!
   - Помогите!
   Астарт взбежал на башню и остановился, пораженный открывшейся картиной. Тиряне решились на какую-то хитрость, но какую? Переодетые воины?
   Он спустился на стену и крикнул:
   - Факелы сюда! Больше факелов!
   И стало светло как днем.
   Скрипели лестницы, надсадно и хрипло дышали люди, торопливо взбиравшиеся по ним.
   Первая голова показалась над гребнем стены - и все оцепенели от ужаса: вместо лица - страшная безносая маска с чудовищными наплывами разлагающегося мяса и кожи.
   Вначале у Астарта мелькнуло, что это рабы пурпурокрасилен. Но ведь они все перебиты - жрецы опасались, что восставшие освободят их и тем самым узнают тайну пурпура.
   Люди, оглашая все вокруг стонами, рыданиями, хрипом, заслонили стены. Рабы шарахнулись прочь, напуганные их видом. Лица-маски были сплошь усеяны пятнами, опухолями и зияющими язвами, разъедающими мягкие ткани и обнажающими кости. У многих волосы давно выпали, и с голов сыпалась шелуха. Кто-то кого-то тащил на спине. Кто-то дергался от страшной боли, рискуя свалиться вниз. Высокая мужская фигура, не понятно было, старик то или юноша, поднял над головой свои пугающие руки с выпавшими из суставов костями и не то завыл, не то запел что-то непонятное.
   - Прокаженные! - пронеслось по стенам.
   Рабы посыпались внутрь крепости.
   - По местам! - закричал Астарт. - Это уловка купцов! Кто с копьями сюда!
   ...Прокаженных загнали в один из залов дворца и наглухо заперли, оставив им пищу, вино, воду.
   Из-за стен доносились голоса тирян:
   - Мы вас трогать не будет! Сами передохнете от проказы!
   - Удирайте, пока не поздно!
   Ночью около трети рабов перебежало к тирянам. Их перебили, а трупы тут же сожгли, зарыв прах и кости глубоко в землю, чтоб зараза не расползалась по стране.
   Наступило утро. Астарт, Хромой и Ларит стояли на башне и вглядывались в просыпающийся город. Отовсюду к дворцу визиря спешили люди с копьями, мечами, дубинками. Отсюда, с крепости, они казались игрушечными - трудно было поверить, что они несут смерть.
   - Силой нас не взяли, - сказал Астарт, - и страхом мало чего добились, уговоры и подкуп не помогли. Что же еще придумает тирский купец?
   - Еще жрецы не появлялись, - Ларит высказала то, чего боялась с самого начала.
   Над крепостными постройками поднялись клубы черного, зловещего дыма.
   - Что такое? - закричал Астарт и побежал вниз по лестнице, увлекая за собой остальных.
   Когда он добрался до увитых плющом ворот небольшого храма, приютившегося в глубине сада, в котором любил прогуливаться визирь, то едва не столкнулся с Мемом. Тот шел во главе процессии рабов-богомольцев, бледный, сосредоточенный, в мятой и порванной жреческой тунике. От него несло запахами гари, смолы, благовонных масел. В вытянутых, заметно дрожащих руках он держал большой глиняный кувшин, из горловины которого торчали чьи-то обугленные останки.
   Астарт все понял.
   Процессия молча проследовала мимо Астарта, Хромого, замеревшей в ужасе Ларит. Двое молодых рабов бережно поддерживали под локти пожилого раба-египтянина, потерянно шагавшего за Мемом.
   - Зачем ты согласился? - закричал Астарт ему. - Зачем ты отдал им ребенка?
   Раб замычал что-то нечленораздельное, повернул к Астарту страшное, искаженное болью лицо. Астарт отшатнулся.
   Верховных жрец Мем-Молитва не удостоил Астарта ни словом, ни взглядом, проследовал до угла храма, под которым уже была вырыта яма.
   - Мем! - крикнул Астарт. - Тебе мало скифа, которого вы вчера принесли в жертву?
   Мем резко обернулся, не выпуская кувшин из рук.
   - Ты нарушаешь порядок. Уйди! - И опять глаза его зло сверкнули, он движением головы показал куда-то поверх крепостной стены. - Тиряне тоже приносят жертвы, много жертв. Они отдают богу первенцев самых уважаемых семейств... Каждый смертный волен отправить свое чадо Ваалу на небо через огонь, а у нас больше нет младенцев... Уйди и смирись, несчастный!
   - Ну, Мем! - яростно прошептал Астарт.
   За спиной верховного жреца тотчас схватились за мечи рабы-богомольцы.
   Рабы нестройно запели гимн Мелькарту. Мем подошел к яме, встал на колени и бережно опустил кувшин на дно... Яму зарыли голыми руками, потом продолжали славить бога, умоляя его принять жертву. Вместе со всеми пел египтянин, сжимая в кулаке горсть земли и вглядываясь в небо, словно надеясь увидеть там свое чадо.
   Астарт запрокинул голову и зашептал в ужасе:
   - Господин мой Мелькарт... зачем тебе это...
   ...На площади в звенящей тишине стояли тысячи вооруженных тирян, царских дружинников и ополченцев - к осажденной крепости приблизилась сухопарая фигурка жреца в лиловом пурпуре. И рабы, и тиряне затаили дыхание: перед восставшими стоял Верховный жрец Тира, имя которого писали на папирусах и кедровых дощечках и поклонялись им, как чудодейственным святым мощам, способным воскресить умершего и покарать самого могущественного врага.
   Над площадью прозвучал сильный голос, отдавшись многократным эхом в затаившихся кварталах:
   - Проклинаю всякого раба, поднявшего меч на господина! Отныне ни днем ни ночью не знать вам покоя! И мучиться всякому по ту сторону стены от страшных язв, ниспосланных Владыкой Моря, Неба и Пылающего Светила!
   Жрец взмахнул широкими рукавами, закрепив ужасающим магическим жестом страшное проклятие.
   Первым отбросил меч, словно он был раскаленным, раб по прозвищу Мем-Молитва. Он залился покаянными слезами и бросился вниз головой со стены.
   Хромой протяжно застонал.
   - Все кончено! Все пропало! О боги...
   Эред молился, подняв к небу бледное, искаженное страхом лицо, и меч валялся у его ног.
   Паника захлестнула весь гарнизон осажденной крепости: рабы Тира всегда были набожнее своих господ.
   - Астарт... - прошептала Ларит, прижавшись к его плечу, - как же мы...
   Астарт грубо оттолкнул женщину и, подняв меч Эреда, стремительно сбежал вниз. С желваками ярости на скулах растолкал он охрану у ворот, вырвал из скоб окованное бревно-запор, мощным напором плеча приоткрыл тяжело заскрипевшую створку и вышел из тени арки.
   Ослепительное солнце заставило на мгновение зажмуриться. Шаг, второй, третий...
   Жрец напряженно вглядывался в его лицо. В бесцветных глазах Верховного жреца мелькнул страх! И страх нарастал.
   - Уйди, богохульник! Проклинаю!
   Жрец закрылся обеими руками. Из-под рукавов выглядывал дрожащий старческий подбородок, покрывшийся испариной.
   Астарт, готовый ко всему, молил, чтобы боги запоздали с карами, чтобы он успел совершить то, что задумал. Он застыл на миг с занесенным над головой бурым от вчерашней крови мечом.
   И меч опустился. Жрец рухнул.
   "Медлят боги!" - Астарт повернулся и медленно вошел в крепость. Весь Тир ждал небесного грома.
   - Это не бог, - сказал Астарт, стараясь владеть собой, - это жрец.
   Вокруг - гипсовые лица и застывшие глаза.
   - Это жрец! - крикнул он. - Теперь все вы можете спастись! Бегите в гавань! Слышите! Никто вас не тронет!..
   Тишина, пробирающая до костей.
   Он протянул руку Ларит.
   - Ты не останешься с ними. Они уже мертвы.
   В сердце женщины боролись страх и бунтарская гордость за любимого. Но Астарт - богоотступник! Ее Астарт восстал не только против людей, но и богов!.. "Ибо крепка, как смерть... И пусть нас поразит вдвоем!"
   Она шагнула к нему, крепко сжала его твердую ладонь.
   Эред оглянулся - ни одного живого взгляда, словно кто-то собрал в одну толпу десятки мумий и каменных изваяний. Остаться с ними - еще страшнее, чем последовать за Астартом. И, сорвав с пояса ближайшего раба меч вместе с ножнами, догнал Астарта и Ларит.
   Хромой было выбежал из ворот вслед за Астартом, но, оглянувшись, остановился, потоптался на месте и вернулся в крепость.
   Неожиданно от толпы мудрецов и звездочетов, пришедших на созерцание триумфа Слова Всевышнего, отделился тощий человечек в гигантском парике и раззолоченных одеждах, состоящих из нескольких юбок. При полном молчании он присоединился к Астарту и его друзьям, решительно шагавшим сквозь разверзшуюся толпу. От них шарахались, как от прокаженных, боялись их взгляда, прикосновения, звука, слетавшего с их уст...
   Забравшись в первое попавшее суденышко, Астарт окинул суровым взглядом своих спутников и с трудом узнал Ахтоя.
   Египтянин не посчитал святотатством убийство жреца. Убитый служитель Мелькарта, а по новой теории Ахтоя Мелькарт - не воплощение Осириса, как считалось испокон веков, ибо Царь Мертвых, Осирис, не может пожирать живых людей, как это делает тирский Молох-Мелькарт.
   - Провались этот мир купцов с их законами, напялившими на жреца истины конский хвост! - Ахтой сорвал с головы парик и швырнул в воду. На гладкой лысине отразилось солнце. Как ни тревожно было на душе, Эред улыбнулся и тут же испуганно посмотрел на Астарта. Неожиданно Астарт тоже улыбнулся, на глазах Ларит навернулись слезы, она рассмеялась нервным смехом.
   Сильный шквал с севера возвестил о приближении шторма. Чайки, перебирая тонкими лапками, расхаживали по затянутой в камень набережной. Парус оглушительно полоснул на ветру. Лодка помчалась навстречу шторму. Тир молчал.
   ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ОХОТА ЗА БОГАМИ
   16. ЕГИПЕТ
   "Вратами северных стран" оказалась невзрачная таможенная крепостица не берегу одного из рукавов Дельты Нила. В обычной для порта сутолоке, в толпах матросов, чиновников, купцов можно было разглядеть и киренских наемников в медных доспехах, и жрецов-исиаков в леопардовых шкурах, заклинателей змей, парасхитов, чернобородых греков в белых одеждах, и финикийских мореходов в коротких юбках. Египет чувствовался во всем: в возгласах водоносов и призывных криках сандальщиков, в согнутых спинах прачек-мужчин, стирающих на берегу Нила, в сладковатом аромате свежих лепешек из семян лотоса, в расписных пилонах храма, в знойном дыхании пустынь, сдавивших узкую долину с обеих сторон.
   Астарт лихо врезался в гущу лодок, унирем, парусных галер, ткнувшись резной физиономией патека на носу суденышка в осклизлый причал под гвалт разноязычной ругани кормчих, треск бортов и весел. Тотчас, словно в сказке о чудовищах-невидимках, возникла фигура таможенного чиновника в традиционном парике.
   - Кто, откуда, зачем? - выпалил он на трех языках.
   - Достопочтенный, скажи что-нибудь на языке, которым тебя снабдили боги. Страсть, как соскучился по родному слову, - попросил Ахтой, завязывая свой знаменитый мешок.
   - Египтянин?
   - Конечно!
   - И ты знаешься с этими... с погаными? - чиновник покосился на Ларит. - Гм... платите въездную пошлину, а также пошлину за право торговли с правоверными и пошлину на право торговли с неверными.
   - Мы не торговать, - возразил Астарт, - у нас нет товаров. Мы посетим Мемфис, чтобы поклониться гробнице Имхотепа, и покинем Египет. Мы спешим в Иберию.
   - Мои уши не хотят ничего слышать.
   Получив несколько медных слитков, чиновник черкнул что-то на счетной доске, сунул ее под мышку и побежал к следующему судну.
   По причалу бродил увешанный лентами глашатай. Он бил в тимпан и кричал, перекрывая все звуки гавани:
   - Номарх Иму-Хента, властитель Бубастиса, князь, хранитель печати, единственный семер, великий в должности, высокий в чине, стоящий во главе людей нома, губернатор "Врат северных стран", могущественный вельможа Схотепигор объявляет всем врачам, врачевателям и лекарям, прибывшим из других стран: кто излечит от дурной болезни красавицу наложницу, будет радоваться жизни до конца дней своих...
   У Ахтоя загорелись глаза. "Сами боги толкают испытать мое открытие!"
   - Эй, - крикнул он к неудовольствию друзей, - уважаемый, прикрой горло и подойди сюда...
   Ахтой отправился в Бубастис на княжеской повозке, запряженной мулами.
   Эред не мог забыть свою Агарь, он поклялся обойти все невольничьи рынки Вселенной, но отыскать ее.
   Бубастис, куда поехал Ахтой, - один из старейших центров торговли рабами в Египте. Поэтому Эред присоединился к Ахтою.
   Во дворце номарха друзей приветливо встретили, Эред остался в саду, а лекаря провели в покои князя.
   Властитель нома оказался хилым, лысым стариком. На его затылке, за ушами чудом уцелели пучки тонких, как паутина, седых волос. Номарх скорбно покачивался в кресле, закрыв лицо пожухлыми ладонями.
   - "Поздно, - догадался Ахтой, - нет уже бедной женщины".
   - Вот мой господин, любимый богами, - благоговейно прошептал евнух, сопровождающий лекаря, и, упав на живот, ящерицей скользнул к креслу.
   Евнух с чувством облобызал ремешки на сандалиях номарха. Князь от неожиданности вскрикнул и стал судорожно хватать воздух широко открытым ртом, обнажив редкие, гнилые зубы. Евнух перепугался, схватил опахало и принялся обмахивать старика. Постепенно дряблые щеки вельможи приобрели живой цвет, его дыхание стало ровнее.
   - Болят? - спросил мемфисец.
   - Что? - очнулся вельможа.
   - Зубы болят?
   - Давно уже, - князь обреченно махнул рукой и, сняв со стены плеть, отстегал евнуха.
   - Могу вылечить.
   - Ты лекарь?
   Ахтой мог бы свободно и безболезненно заговорить хоть тридцать два больных зуба, но пару уцелевших клыков номарха он решил лечить по своему новому методу. Осмотрев зубы, он бегом спустился в сад. Нужно иметь колоссальное воображение, чтобы в распустившемся венчике строфана разглядеть сходство с больным зубом. О Ахтой, где твои хваленые познания трав, где твой многолетний опыт? Но первооткрыватели - увлекающиеся натуры...
   Ахтой нарвал целую горсть бледно-фиолетовых цветков и заставил князя разжевать, а кашицу положить не больные зубы. Номарх, морщась от горечи, добросовестно все перемолол. В тот же миг он схватился за сердце, кашица потекла по сморщенному подбородку. Не произнеся ни звука, номарх скончался.
   Ахтой стоял над мертвым потрясенный. И даже то, что по законам Египта лекарю, умертвившему пациента, уготована та же участь, его не волновало.
   - Мой милый господин, ты ничего не замечаешь?
   - Никого и ничего не хочу видеть. Сейчас - только ты.
   - Нет, во мне ничего не замечаешь?
   - У тебя лукавый вид.
   - У меня есть тайна. Если не будешь больше ругать меня за недосоленное мясо и прокисшее молоко, я, может быть, расскажу...
   По доскам причала загрохотали конские копыта. Испуганный таможенный чиновник бежал впереди всадников и что-то говорил, показывая в сторону суденышка друзей.
   - Вы приехали с лекарем по имени Ахтой? - спросил один из всадников, осадив коня у самого края дощатого настила.
   Астарт кивнул, стараясь угадать, откуда ждать беды.
   - Взять их! Они соучастники убийства великого князя!
   17. АСТАРТ В БУБАСТИСЕ
   - Еще в тюремных ямах мы не кисли, - недовольно бормотал Астарт, разглядывая толстую металлическую решетку, прикрывавшую тюрьму сверху.
   Избитый Ахтой сплевывал кровью. Эред, которому тоже досталось, молча сидел рядом с ним на истлевшем соломе, слежавшейся в пласты вроде глины. Обитатели тюрьмы - мелкие воришки, ионийские купцы, промышлявшие шкурами и мускусом крокодилов, девушка-египтянка, обвинявшаяся в том, что зналась с "поганым" эллином, - негромко переговаривались в ожидании приговоров. Им грозили не более чем публичные экзекуции. Правда, ионийцы, посягнувшие на жизнь и честь священных животных Египта, должны были по закону поплатиться головами, но их друзья и Навкратиса внесли в Саисский храм бога Себека столь солидный куш, что правосудие выразило готовность сделать исключение.
   Ахтой, перестав сплевывать, собрал вокруг себя друзей и сообщил шепотом:
   - Один из нас может спастись.
   - Ну да! - усомнился Эред.
   - У меня в мешке остался кусочек дурманящего корня. Если его разжевать и проглотить, то человек какое-то время будет выглядеть мертвее покойника.
   - Кто же должен спастись? - спросил Астарт.
   - Конечно, ты. Только ты можешь выручить нас всех. Эред нечего не сделает при всей его силе. Я тоже не смогу. Здесь нужен такой пройдоха, как ты.
   - Как же я вас вытащу отсюда?
   - Пусть боги подскажут, ты их любимец, раз они простили тебе все твои смертные грехи. Со иной они молчаливы.
   Ларит обвила руками шею Астрата и зашептала в самое ухо:
   - Помнишь, я говорила про тайну? Мой милый господин, ты будешь отцом...
   Астарт лежал на узком, ничем не покрытом каменном столе. Два лысоголовых парасхита готовились бальзамировать финикийца, получив за это перстень Ларит.
   - Мертвец-то как живой, - сказал один парасхит, с кряхтением подтащив к столу каменный сосуд с текстами заупокойных молитв на стенах.
   Астарт приоткрыл глаза. На крышке сосуда красовалась статуэтка Анубиса с головой шакала. "Канопа, - догадался он, - черепок для внутренностей". И почувствовал, как ладони стали липкими.
   Судя по канопе, Астарта ожидал неплохой саркофаг, а затем и гробница, не глинобитная, конечно, а высеченная в скале, как у богача: перстень Ларит с невзрачным камнем-сердоликом, был оценен неожиданно высоко. Сердолик почитался в Бубастисе как священный камень.
   Второй парасхит и рассказал довольно затасканный анекдот о пьянчуге, который так нализался, что перепутал дом и вместо своего ложа улегся на стол парасхита, а тот, ничего не подозревая, распорол ему живот. Астарту вдруг стало смешно, что эта парочка жизнерадостных потрошителей может в любой момент грохнуться в обморок, стоит ему только чихнуть или шевельнуть пальцем. Он решил пока не пугать их.
   Но один парасхит вдруг захлебнулся на высокой ноте. Потом начал пятиться, выпучив в ужасе глаза, и наконец свалился в раскрытый саркофаг. Другой уставился на улыбающегося покойника, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой, и уронил на ногу бронзовый нож, которым потрошат трупы. Но и глубокая рана на заставила его шелохнуться. Из саркофага неслось громкое икание.
   Астарт медленно сел, свесив ноги со стола.
   - Я за вами, - сказал он, в загробном мире вас ждут. Кого-то вы скверно просмолили и на вас точат бо-ольшой зуб.
   Парасхит прислонился к стене, чтобы не упасть. "Придется просидеть здесь до темноты", - решил Астарт и закрыл низкую дверь на засов.
   ...Наследственный князь Иму-Хента, восемнадцатого нижнеегипетского нома, возлежал на мягких подушках. Несколько женщин играли на систрах, лютнях и арфах. Наследник совсем не походил на убитого горем сына. Ел пригоршнями плоды земляничного дерева и шутил с музакантшами. Он был молод, умен, самоуверен, умел обращать любое обстоятельство, даже неблагоприятное, себе на пользу. Чтобы не потерять права наследства, он выбился в чиновники: после реформ Саисской династии во главе номов Египта встали люди чиновничьего сословия. Отпрыск редкого номарха получал по наследству скипетр нома. Этот получил.
   Неожиданно женщины с визгом бросились из зала. Молодой номарх поперхнулся и зашелся кашлем. Лопнули, застонали струны - кто-то наступил на арфу.
   В оконном проеме мелькнула гибкая фигура. Опустившись на руках, человек спрыгнул прямо на подушки и оказался симпатичным финикийцем в одной небедренной повязке без оружия.
   - Извини, господин, я нарушил твой покой. Вот мой выкуп за сидящих в яме. - Астарт протянул самый дорогой и красивый последний перстень Ларит.
   Лицо номарха приняло обычный розовый оттенок. Он взвесил на ладони перстень.
   - Просишь за лекаря, который убил моего отца?
   - И за невинных его спутников.
   - Но они убили моего отца!
   Два молодых человека пристально смотрели друг другу в глаза.
   "Но ты рад этому убийству", - говорил взгляд финикийца. "Но ты можешь принести более того, что принес", - отвечали глаза египтянина.
   В зал ворвались вооруженные слуги. Номарх властным жестом выгнал их вон.
   - Ты поступаешь разумно, обращаясь ко мне. Здесь только я властен даровать жизнь и смерть.
   - Я наслышан о твоем добром сердце, господин, - нагло солгал Астарт.
   - Я добр. Но не люблю воров. Этот красивый перстень принадлежит царю Библа. Его знает весь просвещенный мир, и я обязан отослать его хозяину.
   Перстень никогда не принадлежал царю Библа. Это знали оба.
   - Но...
   - Хватит! Я устал от твоего голоса. Я согласен выпустить убийц моего отца за скромный выкуп: один талант серебра за голову. Сегодня - начало разлива Большого Хапи. Через год - с новым восходом Песьей звезды - я прикажу их умертвить.
   - Я принесу выкуп. Но отпусти женщину. Он беременна.
   Номарх дружелюбно улыбнулся:
   - Женщины размягчают волю и ослабляют разум. Если ее не будет с тобой, ты наверняка успеешь к сроку. А теперь прощай! Пусть Тифон светит тебе. Эй! Кто там! Проводите господина!
   18. ОХОТНИК ЗА КРОКОДИЛАМИ
   До самой зимы Астарт бил крокодилов, продавал грекам шкуры и мускус, но нужной суммы не мог собрать: приходилось поддерживать силы узников передачами, многое требовала также скрытная охота, хотя Астарт словно с частицей жизни расставался с каждым дебеном. Экономил на всем: ночевал в зарослях Нила под хохот гиен и вопли шакалов, питался семенами лотосов и рыбой. Пробовал есть мясо крокодилов, но несколько дней не мог найти места от мучительной рвоты.
   Он возненавидел Египет, Нил, крокодилов, заросли папирусов и вкус лотоса. Его убивала одна мысль, что Ларит рожает в тюрьме. В минуты ярости он бросался в гущу спящих крокодилов и колотил по лопающимся панцирям единственным своим оружием - бронзовым ножом парасхита.