Страница:
– Мсье Жак – известный миллионер! Мсье Жак вышел вечером погулять по Елисейским Полям, за быв, что в наше тревожное время опасно прогуливаться одному..
Тут же из-за занавеса появились злые разбойники. Они набросились на бедного мсье Жака и после короткой борьбы связали его, театрально размачивая огромными ножами. Потом несчастного миллионера ограбили, вытащив у него из карманов бумажник с деньгами, часы и разные драгоценности.
Затем размалеванные разбойники, в надвинутых на глаза шляпах, с ужасными ножами и револьверами. прошлись между столиками и раздали смеющимся посетителям драгоценности, часы, портсигар, бриллиантовые запонки, перстни, снятые с пальцев. Достали из бумажника купюры разного достоинства и тоже раздали самым разным посетителям за столиками. И каждый из разбойников, отдавая мужчинам и женщинам какую-нибудь драгоценность или деньги, негромко приговаривал:
– Спрячьте это где захотите, только одна просьба: не выносите из зала.
Посетители, смеясь и весело переговариваясь друг с другом, спрятали деньги и драгоценности.
И вот на сцене появился «сыщик» Вольф Мессинг. Голос из-за сцены сообщил, что миллионер заявил в полицию об ограблении и полиция прислала знаменитого сыщика Вольфа Мессинга, чтобы он нашел драгоценности, отнятые разбойниками.
Вольф мало походил на сыщика. В темном сюртуке, с черными волосами до плеч, в котелке, он выглядел, как вылитый художник с Монмартра или бродячий поэт-музыкант. Зрители с интересом разглядывали его, многие самодовольно улыбались, уверенные, что их тайник он уж точно не найдет.
Вольф медленно ходил между столиками, задумчиво поглядывая то на одного, то на другого посетителя… улыбался дамам, приподнимая черный котелок. И вдруг он остановился у одного столика и вежливо сказал:
– Простите, мадемуазель, не будете ли вы столь любезны достать из вашего бюстгальтера бриллиантовые запонки?
Мадемуазель смутилась, удивилась, но затем изящным жестом под аплодисменты присутствующих извлекла запонки из бюстгальтера. Однако среди смеха и одобрительных хлопков послышались и другие голоса:
– Наверняка эта дама подставная… она с ним работает…
Вольф пошел дальше, миновал пару столиков и вдруг остановился у третьего и произнес с полупоклоном:
– Простите, мсье, не достанете ли вы из кармана панталон три купюры достоинством в пятьдесят франков.
Мужчина восхищенно покачал головой и действительно вынул из кармана брюк три купюры. И снова раздались аплодисменты.
Верный своей привычке, доктор Абель наблюдал за происходящим в зале из-за занавеса, прикусив мундштук погасшей папиросы, улыбался, хмурился и снова улыбался.
– Простите, мсье, но вам придется дать распоряжение официанту, чтобы он принес золотые часы из кухни, где он их спрятал.
– А где он их там спрятал? – спросил посетитель, усмехаясь.
Официант уже подошел, и Вольф обратился уже к нему:
– Вы их спрятали в правом ботинке в шкафчике, где висит ваша одежда.
– Правильно… – Официант расплылся в улыбке. – В правый ботинок я их и положил.
– Несите сюда часы, – велел Вольф Мессинг. – Побыстрее, пожалуйста…
Официант исчез, а Вольф направился еще к одному столику и объявил с изящным полупоклоном:
– Два золотых луидора, которые вам дали, вы, мсье, передали вон тому господину за соседним столиком, а тот в свою очередь передал эти два луидора… – Вольф огляделся, прошел к самому дальнему столику и вновь поклонился: – Мадемуазель, будьте столь любезны отдать мне два луидора. Вы положили их вот в эту вазочку с мороженым.
– Браво! Шарман! Браво! – засмеялась полуголая красавица и в порыве чувств кинулась Вольфу на шею, поцеловала в щеку, успев при этом прошептать на ухо: – Господин Мессинг, у вас ведь есть свободное от ваших безумных представлений время? Буду счастлива, если мы увидимся наедине… – Полуобнаженная красавица едва уловимым движением сунула в нагрудный карман сюртука Мессинга маленькую визитную карточку и вновь шепнула: – Буду ждать и надеяться… – Затем она выпрямилась, поклонилась всему залу, потом обратилась к своему спутнику – чопорному господину средних лет в темном фраке с белой гвоздикой в лацкане: – Ты не сердишься, дорогой, что я уделила так много внимания этому чародею? Он того заслуживает…
Господин улыбнулся и кивнул в знак согласия, продолжая хлопать.
И пока зал аплодировал, официант ложечкой выудил из вазочки с растаявшим мороженым золотые монеты и показал их всему залу.
В это время появился официант с золотыми часами и с поклоном вручил их Вольфу Мессингу. Зал зааплодировал еще громче, многие вставали из-за столиков, продолжая хлопать.
Мессинг во все стороны раскланивался публике и вдруг во время очередного поклона он встретился глазами с господином Канарисом. Тот, как и все, бил в ладоши и улыбался Мессингу, даже подмигнул пару раз. Мессинг тоже улыбнулся и поклонился отдельно Канарису. А Канарис, казалось, расцвел от счастья и в свою очередь поклонился Мессингу, прикладывая руку к сердцу. Потом взял со своего столика бокал с вином, высоко поднял его, отсалютовал Мессингу и стал медленно пить. Зал взорвался новыми аплодисментами.
Лева Кобак, расположившись за небольшим столиком у двери в кабинет, что-то писал в пухлую конторскую тетрадь. Из кабинета, забыв притворить за собой дверь, вышла женщина. Слезы текли по ее щекам, она утирала их мокрым платком и комкала в другой руке исписанные листки. Она прошла мимо ряда посетителей, продолжая беззвучно плакать, и все женщины с молчаливым состраданием и нескрываемым ужасом проводили ее взглядами.
Лева Кобак встрепенулся, проговорил:
– Следующий, пожалуйста. Вы, мадам? Будьте любезны, пожалуйста.
Средних лет дама, в простеньком платье и скромной соломенной шляпке, поднялась со стула и направилась к двери в кабинет.
Вольф Мессинг сидел за столом, лицом к двери. Усилием воли он попытался прогнать с лица горечь и усталость.
– Здравствуйте, мсье Мессинг, – войдя, поздоровалась женщина. – Меня зовут Лили Пуатье. Вот фотография моего сына. Он на фронте с марта прошлого года. Он регулярно писал, но вот уже четыре месяца нет ни одного письма. Я очень волнуюсь, мсье Мессинг. Может, вы сможете мне помочь… – Она положила на стол фотографию молодого человека.
Вольф сильно потер ладонями лицо и взял фотографию. Долго смотрел. Потом перевел взгляд на посетительницу, затем снова стал смотреть на фотографию. Затем положил ее на край стола поближе к женщине, резко встал, отошел к окну и проговорил оттуда глухим измученным голосом:
– Простите, мадам Пуатье, но я вынужден сообщить вам тяжелое известие: вашего сына нет в живых.
– Его убили? – упавшим голосом спросила женщина.
– Не знаю… его нет в живых… Наверное, убили… на войне ведь убивают…
– Благодарю вас, мсье Мессинг. – Мадам Пуатье взяла фотографию, спрятала ее в небольшую расшитую бисером сумочку и встала. И вдруг резко пошатнулась и чуть не упала, но успела ухватиться рукой за спинку стула.
– Вам плохо? – резко повернулся к ней Мессинг и бросился поддержать женщину, но она усилием воли устояла на ногах и строго проговорила:
– Благодарю вас… не надо ничего… я сама… – и медленно пошла к двери.
Вольф смотрел ей вслед, и смертная мука отражалась на его лице. Мадам Пуатье вышла, но через секунду дверь отворилась и в кабинет решительно шагнул доктор Абель:
– Ты посмотри на себя – это черт знает что такое! – со злостью заговорил он. – Ты изматываешь себя до последней степени! Завтра выступление – как ты будешь вести представление, ты подумал? Ты же свалишься, и дело кончится больницей, Вольф! А представление? Если полетит контракт, знаешь, какую придется платить неустойку?
– Я не могу им отказать, как ты не понимаешь этого, а еще доктор, – устало возразил Мессинг. – У людей горе…
Ты выгляни из кабинета, посмотри, сколько их там сидит. И очередь не уменьшается, к вечеру она будет в два раза больше! Ты же с ума сойдешь от такой работы! А если ошибешься? Они же тебя растерзают – никакая полиция не защитит. Ведь вероятность ошибки при таком количестве объектов будет возрастать с каждым днем. Ты что, не понимаешь этого? Ты знаешь, сколько денег ушло на оплату твоей учебы у разных профессоров? У Владычко, Регенсбурга, Орловского, подумай! А ты работаешь бесплатно – дурацкое благородство! Ты хоть знаешь, что все страшно дорожает?
– Что дорожает? – испуганно спросил Вольф.
– Все, черт бы тебя побрал! Хлеб! Мясо! Кофе! Овощи! Молоко! А гонорары наши мизерные, неужели ты этого не понимаешь? – Абель оперся руками о стол, глядя Вольфу в глаза. – Тебе надо отдохнуть, Вольф. Иначе твои способности начнут сходить на нет… ты будешь работать все хуже и хуже… Эти чертовы фотографии, письма… Сколько можно?
– Но люди в отчаянии, – ответил Вольф. – Они ждут помощи… они надеются…
– Ждут помощи? Надеются? – зло переспросил Абель. – А кто кричал «Ура! Ура!» Кто ликовал, когда началась война? Кто бросал цветы под ноги солдатам, марширующим на фронт? Визжал от восторга! Мы покажем этим бошам! Мы покажем этим лягушатникам! Мы загоним русского медведя в берлогу! Они радовались этой войне, как Рождеству Христову! Разве я это кричал? Или ты? Или Альберт Эйнштейн это кричал? Зигмунд Фрейд это кричал? Ромен Роллан? Бернард Шоу? Это они кричали! Восторженные дамочки! Которые сейчас со скорбными физиономиями сидят в прихожей! И тычут тебе фотографии своих сыновей и мужей! Помогите, мсье Мессинг! Скажите, живой или уже мертвый мой сын, муж, брат?
В это время раздался стук в дверь, и заглянувший Лева Кобак спросил осторожно:
– Вольф, вы будете вести прием? тут огромная очередь.
– Не будет больше приема! – рявкнул разъяренный Абель и ринулся из кабинета. Следом за ним бросился Лева Кобак.
Вольф услышал из-за дверей сердитый голос доктора Абеля:
– Мсье Мессинг больше никого принимать не будет! Будьте любезны покинуть помещение! И завтра не будет! Мсье Мессинг устал! Он заболел! Вы его замучили! Вы его смерти хотите? Вы думаете, это легко?! Я повторяю вам, уважаемые дамы, мсье Мессинг никого больше принимать не будет! Прошу вас покинуть помещение! Лева, помогите мне, черт вас возьми! И не надо плакать, умоляю вас! Слезами не поможешь! Очень прошу вас, покиньте помещение!
Женщины в ответ что-то возражали, но слов было не разобрать.
Вольф сидел за столом, тупо глядя в пространство. И вдруг память обожгла вспышка воспоминания…
…Тамбур вагона, открытая дверь, и контролер стоит у этой двери, держась за поручень, и со страхом смотрит наружу, на мелькающие деревья, кустарник и телеграфные столбы. Оглушительно стучат колеса на стыках рельс. Контролер оборачивается, смотрит в глубь вагона, туда, где стоит мальчик Волик, смотрит на него, мысленно приказывает.
На лице контролера гримаса ужаса, он отпускает поручень вагона и с криком летит наружу. И отчаянный крик, как ножом, обрывает оглушительный стук колес..
…А бель вернулся в кабинет, нервными движениями достал коробку с папиросами, вынул одну, прикурил.
– Уезжать надо отсюда к чертовой матери…
– Куда уезжать? – спросил Вольф.
– Да куда угодно! Хоть к черту на рога! Вон из Европы, вон! Здесь пока крови по ноздри не нахлебаются – спокойствия не будет! Нет, нет, ехать и немедленно!
– Куда?
В кабинет вошел Лева Кобак, присел за маленький столик, платком вытер взмокшее лицо и шумно, с облегчением вздохнул.
– В Америку! Монтевидео! Рио-де-Жанейро! Замечательные города! Богатые! Беспечные! И главное, Вольф, там нет войны! Там карнавалы! Там пальмы! Там вечное солнце! Там тебя на руках будут носить!
– Как у вас все просто, доктор… – покачал головой Вольф.
– А вам видится другое? – Абель подошел к столу, пыхнул дымом. – Посмотрите на себя, Вольф. Вы же старик! Где ваша молодость? Где ваши женщины? Любовь где ваша? Вы за это время в кого-нибудь влюблялись? Вам столько пишут разные прекрасные дамы, а вы что же? Гуляете в одиночестве по Елисейским Полям?
Вольф помолчал. Потом вытащил из кармана визитную карточку, повертел в пальцах и усмехнулся.
– Кстати, Вольф, с этими посетителями я все забыл. Посыльный доставил тебе записку. – Лева Кобак поднялся и подошел к столу, положив на него небольшой конверт.
– Когда он ее доставил? – спросил Вольф, вскрывая конверт.
– Кажется, в двенадцать дня. Извини. – Лева развел руками.
Вольф развернул записку. Неровным стремительным почерком было написано:
«Наверное, это Вы внушили мне на расстоянии написать Вам. В таком случае это не очень порядочно с Вашей стороны – манипулировать несчастной женщиной. И даже жестоко. Я не хотела писать, я сопротивлялась изо всех сил, но вот села и пишу вам. Я хочу вас видеть. Я не могу без Вас. Мне кажется, я умру, если не увижу Вас сегодня в семь вечера в кафе „Черный аист» на Елисейских Полях…»
– Сколько времени? – спросил Вольф, комкая записку и поднимаясь из-за стола.
– Половина седьмого. – Абель достал часы, щелкнул крышкой. – Тебе назначили свидание? – Доктор улыбался во все лицо. – Вперед, малыш, покажи, на что ты способен!
Вольф сунул записку в карман пиджака и, не попрощавшись, почти бегом вылетел из кабинета.
Они встретились в одном из бесчисленных кафе на Елисейских Полях. Молодая женщина подкатила в открытом автомобиле. За рулем сидел шофер в большой клетчатой кепке, темных очках, клетчатых же галифе и высоких, едва ли не до локтя, кожаных крагах. Молодая женщина была в длинном платье с глубоким вырезом на груди и голубом жакете, ее личико скрывала широкополая шляпа с вуалью. Она что-то сказала шоферу, вышла из машины и застучала каблучками по мостовой, направляясь ко входу в кафе.
Прозвенел колокольчик у двери, молодая женщина вошла в маленький зал и сразу увидела Вольфа, сидящего за столиком в дальнем углу. В зале находилось еще с десяток столиков, которые были пусты, за исключением крайнего, у окна. Там сидела пожилая черноволосая женщина. Она курила сигарету, перед ней стоял стакан с абсентом.
У стойки бара на высоких стульях сидели два пожилых господина – перед ними стояли недопитые бокалы с темно-красным вином.
Молодая женщина подошла к Вольфу, присела за стол и решительно заявила:
– Меня зовут Анна Фогт… – Она улыбнулась, обнажив ряд сверкающих белизной зубов. – Остальное вы, я уверена, уже знаете.
– Почему вы так решили? – усмехнулся Вольф.
– Ну как же? Вы же видите человека насквозь… его прошлое… настоящее… и даже будущее. Разве не так? Или вы действительно ловкий иллюзионист? Шарлатан?
– Наверное, ни то и ни другое… Кое-что я о вас уже знаю…
– Замечательно, – коротко рассмеялась Анна. – Я правильно решила – с вами будет ужасно интересно. Так что же вы уже обо мне знаете?
– Вы жена очень богатого человека. Если не ошибаюсь, господин Фогт – крупный промышленник. Сталь и алюминий. Входит в финансовую группу господина Круппа, – медленно и спокойно произнес Вольф, глядя на женщину. – Я не ошибся?
– Потрясающе… – восхищенно прошептала Анна, улыбаясь и качая головой.
– Перестаньте, – вновь усмехнулся Вольф. – Как только вы назвали свою фамилию, я сразу вспомнил все, что читал в газетах о промышленнике Фогте. А пишут о вашем муже много – один из германских богов войны… Баснословное состояние, влияние, власть…
– Это все про мужа… – перебила его Анна. – Мне бы хотелось, чтобы вы сказали про меня… – Она повторила многозначительным шепотом: – Про меня… господин Мессинг…
– Что же вы хотите знать о себе? Разве вам мало того, что вы знаете сами?
– Мало, господин Мессинг, очень мало… Да и кто из людей знает о себе много? Скорей всего, ничего… Еще Сократ сказал: «Я знаю, что ничего не знаю». Ведь правда же? Ну скажите…
– Так ведь Сократ уже сказал, – засмеялся Вольф.
Подошел официант, молодой парень в белой рубашке, вопросительно уставился на Мессинга.
– Божоле, пожалуйста, – сказал Вольф и взглянул на Анну. – Вы именно божоле хотели?
– Именно божоле… – с улыбкой подтвердила Анна. – Потрясающе… вы умеете читать чужие мысли?
– Иногда получается. Эти мысли прочитать нетрудно…
Официант принес на подносе бокал темно-красного вина, поставил его перед Анной и ушел.
– А какие трудно? – тут же спросила Анна. Она буквально атаковала вопросами, улыбалась и смотрела ему прямо в лицо миндалевидными, прозрачно-зелеными глазами, в которых плясали чертики.
Вольф опустил глаза, и Анна тихо рассмеялась:
– Вы похожи на моего старшего сына. Ему всего двенадцать лет, но вы застенчивы, точно как он.
– У вас нет детей, зачем вы говорите неправду? – тихо произнес Вольф.
– Вы правы. Это дети первой жены моего мужа, но я их люблю ничуть не меньше, чем родная мать, – ответила Анна и вдруг перегнулась через стол, спросила участливо: – Вы обиделись на меня, мсье Вольф?
– Н-нет… – Он вновь поднял на нее взгляд. – Я просто прочитал ваши мысли…
– И что скажете? – Она откинулась на спинку стула, взяла бокал и отхлебнула глоток вина, не сводя глаз с Вольфа.
– Мужа не боитесь?
– А вы? – спросила в свою очередь Анна и рассмеялась, глядя прямо ему в лицо. Вдруг перестала смеяться, вновь перегнулась через стол и прошептала: – Мсье Вольф, а вы очень красивы, вы знаете об этом?
– Вы ошибаетесь, Анна…
– Нет, нет, вы похожи на художника с Монмартра… или на молодого Веласкеса… А я красивая? Как по-вашему? – она выпрямилась на стуле, чуть сдвинула шляпу на затылок, приняв эдакий бесшабашный вид, и залихватски подмигнула. – Ну, что скажете?
– Вы красивы… даже очень… – смутившись, ответил Мессинг.
– Тогда читайте мои мысли дальше… читайте, мсье Вольф, читайте… – Улыбка змеилась по ее губам, в зеленых глазах вспыхивали искорки…
Автомобиль привез их к небольшому отелю на окраине города. Уже сгустились вечерние сумерки. Из автомобиля первым выбрался Вольф, за ним вышла Анна. Вольф успел подать ей руку. Женщина надвинула шляпу на глаза и опустила темную вуаль.
Шофер, застыв словно изваяние, остался сидеть в автомобиле.
Анна и Вольф вошли в отель. Звякнул колокольчик, и дверь за ними закрылась…
…Небольшая керосиновая лампа-ночник освещала широкую кровать, смятые простыни и два обнаженных, переплетенных друг с другом тела – женщины и мужчины. Слышались тихие стоны, всхлипывания и горячий шепот:
– О, Вольф… о, милый… о, мой божественный Вольф…
Шофер сидел в автомобиле и курил папиросу, поглядывая на одно из освещенных окон на втором этаже отеля. Из дверей время от времени выходили парочки… другие парочки заходили внутрь. Звякал колокольчик, хлопала дверь. Тусклый газовый фонарь светил над входом.
Шофер докурил папиросу и выбрался из машины, прошел через тротуар к двери в отель. Он вошел внутрь. В баре было пусто. Пожилой господин дремал за столиком в углу. Перед ним стоял бокал с недопитым вином. Бармен, смуглый парень в белой рубахе и расшитой золотой арабской вязью жилетке, протирал стаканы. Шофер что-то буркнул ему и уселся на высокий стул. Бармен налил в бокал вина, поставил на стойку. Шофер отпил большой глоток, огляделся…
Они лежали обнявшись, едва прикрытые смятой простыней. Анна гладила, перебирала пальцами его спутанные длинные волосы.
– Ты думал обо мне? – спросила Анна.
– Конечно… все время…
– И мысленно внушал мне на расстоянии, чтобы я написала тебе, – усмехнулась Анна.
– Нет. Никогда, – решительно ответил Вольф. – Ты думаешь, я на это способен?
– Мужчины все негодяи. – Она поцеловала его в губы.
– Я просто все время думал о тебе… и очень хотел написать, пригласить на свидание.
– Отчего же не написал?
– Ты меня опередила… Я скоро уеду из Европы, – проговорил Вольф. – Мы поплывем в Америку… Хочешь, поплывем вместе?
– Бежать от мужа? – усмехнулась Анна. – Дорогой мой, это невозможно…
– Почему?
– Ты женишься на мне? – Она посмотрела ему в глаза.
– Конечно… – Он прижал ее к себе, поцеловал шею, щеку, губы.
– Я католичка и развестись не могу… и если муж узнает о моих увлечениях… – Она многозначительно замолчала.
Вольф спросил:
– А если твой шофер ему скажет?
– Никогда. Муж вышвырнет его на улицу – а у него такое жалованье, какое не снилось даже хозяину этого отеля. Но, мой милый Вольф, ты не сможешь содержать меня.
– Почему же? Я буду гастролировать и неплохо зарабатывать.
– Знаешь, сколько стоит автомобиль, на котором мы сюда приехали? – усмехнулась Анна. – Двести тысяч марок…
– А без такого автомобиля ты не сможешь жить?
– Не смогу… и без драгоценностей не смогу.. без прислуги… без путешествий, без праздника я жить не смогу.. – улыбаясь, проговорила Анна.
– Понимаю, ты очень дорогая женщина, – натянуто улыбнулся Вольф.
– Нет… – Она поцеловала его в кончик носа. – Я ужасно дорогая женщина… Я ведь тоже скоро уезжаю… в Германию – там дом… дети… семейная жизнь…
– Для тебя это будет самым тяжелым испытанием, – снова улыбнулся Вольф. – Долго ты не выдержишь и сбежишь…
– Куда же, интересно?
– Не знаю…
– С кем же, интересно? – кокетливо проворковала Анна.
– С новым возлюбленным, – ухмыльнулся Вольф. – Может быть, даже и со мной…
– Ах ты-ы… прорицатель… – Она обняла Вольфа и почти впилась губами в его губы. Ее темные волосы упали ему на лицо, и обнаженные тела сомкнулись и переплелись, и вновь послышался тихий стон женщины…
Шофер Анны сидел на высоком стуле за стойкой бара, и перед ним стояли уже три пустых бокала. Шофер курил папиросу, бармен меланхолично протирал бокалы. Затренькал телефонный аппарат, стоявший на полке под стойкой. Бармен снял трубку, выслушал и ответил:
– Да, мадам. Сию минуту, мадам… – Он положил трубку и с улыбкой взглянул на шофера. – Твоя хозяйка вина требует.
– Чтоб ее черти взяли, сколько они там еще кувыркаться будут? – мрачно пробурчал тот. – Тогда и мне еще налей…
Бармен налил в бокал, стоявший перед шофером, вина, усмехнулся:
– Она у тебя мужиков меняет, как перчатки… любвеобильная дамочка, даром что немка…
– У меня? – тоже усмехнулся шофер. – Да если б у меня такая была, я б ее придушил давно.
Бармен достал поднос, поставил на него бутылку, два бокала, налил в стаканы сок из высокого графина, тоже поставил на поднос и вышел из-за стойки.
У тротуара напротив отеля, почти вплотную к машине, на которой приехали Анна и Вольф, с визгом затормозил еще один автомобиль, крытый, с небольшими боковыми окнами. Дверцы с обеих сторон отворились, оттуда выскочили двое молодых людей в темных костюмах и шляпах и быстрым спортивным шагом направились в отель.
Они прошли мимо бара, и шофер, сидевший за стойкой, вздрогнул, увидев их, и со страхом посмотрел им вслед. Молодые люди быстро поднимались по лестнице.
Из машины, стоявшей у отеля, выбрался третий пассажир среднего возраста, в легком пальто из тонкой шерсти, повязанный белым шарфом, в котелке и лакированных ботинках.
Он медленно направился к двери в отель.
Молодые люди остановились перед дверью в номер, и один, повыше ростом, громко постучал. Никто не отозвался. Тогда он отошел на два шага и с размаху саданул ногой в дверь. Звякнула сорванная щеколда, дверь распахнулась, и тут же из глубины номера, освещенного лампой-ночником, раздался женский крик.
На кровати лежали Анна и Вольф, едва прикрытые смятой простыней. Вольф вскочил и, как был голый, бросился с кулаками на молодых людей. Парень повыше с ходу ударил Вольфа в челюсть. Тот только ойкнул и рухнул на пол.
– Одевайтесь, мадам, – сухо проговорил второй молодой человек. – Герр Пауль ожидает в машине.
– Негодяи… шпионы… – с ненавистью прошептала Анна, торопливо одеваясь.
Вольф приподнялся на полу, сплюнул кровь изо рта. И в это время в номер медленно вошел Пауль Фогт. Он окинул спокойным взглядом комнату, подошел к сидевшему на полу голому Вольфу. Молча постоял над ним.
Между тем Анна оделась, встала у окна и проговорила дрожащим голосом:
– Я никуда не пойду. Я не хочу с вами никуда идти. Слышите? Вы мне осточертели! Я ненавижу вас! Никуда. С вами не хочу!
Молодые люди молча подошли к Анне, крепко взяли ее под руки с обеих сторон и почти вынесли из номера. Носки туфель женщины едва касались пола.
Они остались в номере одни. Фогт помолчал, глядя, как Вольф медленно поднимается. Потом сказал холодно и размеренно:
– Если я еще раз узнаю, что вы встречались, вам никакая телепатия не поможет, господин Мессинг. Я просто уничтожу вас… Физически… – Фогт повернулся и медленно пошел прочь. В дверях он остановился. – Вы, кажется, собираетесь уехать… далеко из Европы… Это для вас был бы наилучший выход. Видите, я тоже умею читать чужие мысли… – Он захлопнул дверь номера, из коридора донеслись громкие твердые шаги…
Тут же из-за занавеса появились злые разбойники. Они набросились на бедного мсье Жака и после короткой борьбы связали его, театрально размачивая огромными ножами. Потом несчастного миллионера ограбили, вытащив у него из карманов бумажник с деньгами, часы и разные драгоценности.
Затем размалеванные разбойники, в надвинутых на глаза шляпах, с ужасными ножами и револьверами. прошлись между столиками и раздали смеющимся посетителям драгоценности, часы, портсигар, бриллиантовые запонки, перстни, снятые с пальцев. Достали из бумажника купюры разного достоинства и тоже раздали самым разным посетителям за столиками. И каждый из разбойников, отдавая мужчинам и женщинам какую-нибудь драгоценность или деньги, негромко приговаривал:
– Спрячьте это где захотите, только одна просьба: не выносите из зала.
Посетители, смеясь и весело переговариваясь друг с другом, спрятали деньги и драгоценности.
И вот на сцене появился «сыщик» Вольф Мессинг. Голос из-за сцены сообщил, что миллионер заявил в полицию об ограблении и полиция прислала знаменитого сыщика Вольфа Мессинга, чтобы он нашел драгоценности, отнятые разбойниками.
Вольф мало походил на сыщика. В темном сюртуке, с черными волосами до плеч, в котелке, он выглядел, как вылитый художник с Монмартра или бродячий поэт-музыкант. Зрители с интересом разглядывали его, многие самодовольно улыбались, уверенные, что их тайник он уж точно не найдет.
Вольф медленно ходил между столиками, задумчиво поглядывая то на одного, то на другого посетителя… улыбался дамам, приподнимая черный котелок. И вдруг он остановился у одного столика и вежливо сказал:
– Простите, мадемуазель, не будете ли вы столь любезны достать из вашего бюстгальтера бриллиантовые запонки?
Мадемуазель смутилась, удивилась, но затем изящным жестом под аплодисменты присутствующих извлекла запонки из бюстгальтера. Однако среди смеха и одобрительных хлопков послышались и другие голоса:
– Наверняка эта дама подставная… она с ним работает…
Вольф пошел дальше, миновал пару столиков и вдруг остановился у третьего и произнес с полупоклоном:
– Простите, мсье, не достанете ли вы из кармана панталон три купюры достоинством в пятьдесят франков.
Мужчина восхищенно покачал головой и действительно вынул из кармана брюк три купюры. И снова раздались аплодисменты.
Верный своей привычке, доктор Абель наблюдал за происходящим в зале из-за занавеса, прикусив мундштук погасшей папиросы, улыбался, хмурился и снова улыбался.
– Простите, мсье, но вам придется дать распоряжение официанту, чтобы он принес золотые часы из кухни, где он их спрятал.
– А где он их там спрятал? – спросил посетитель, усмехаясь.
Официант уже подошел, и Вольф обратился уже к нему:
– Вы их спрятали в правом ботинке в шкафчике, где висит ваша одежда.
– Правильно… – Официант расплылся в улыбке. – В правый ботинок я их и положил.
– Несите сюда часы, – велел Вольф Мессинг. – Побыстрее, пожалуйста…
Официант исчез, а Вольф направился еще к одному столику и объявил с изящным полупоклоном:
– Два золотых луидора, которые вам дали, вы, мсье, передали вон тому господину за соседним столиком, а тот в свою очередь передал эти два луидора… – Вольф огляделся, прошел к самому дальнему столику и вновь поклонился: – Мадемуазель, будьте столь любезны отдать мне два луидора. Вы положили их вот в эту вазочку с мороженым.
– Браво! Шарман! Браво! – засмеялась полуголая красавица и в порыве чувств кинулась Вольфу на шею, поцеловала в щеку, успев при этом прошептать на ухо: – Господин Мессинг, у вас ведь есть свободное от ваших безумных представлений время? Буду счастлива, если мы увидимся наедине… – Полуобнаженная красавица едва уловимым движением сунула в нагрудный карман сюртука Мессинга маленькую визитную карточку и вновь шепнула: – Буду ждать и надеяться… – Затем она выпрямилась, поклонилась всему залу, потом обратилась к своему спутнику – чопорному господину средних лет в темном фраке с белой гвоздикой в лацкане: – Ты не сердишься, дорогой, что я уделила так много внимания этому чародею? Он того заслуживает…
Господин улыбнулся и кивнул в знак согласия, продолжая хлопать.
И пока зал аплодировал, официант ложечкой выудил из вазочки с растаявшим мороженым золотые монеты и показал их всему залу.
В это время появился официант с золотыми часами и с поклоном вручил их Вольфу Мессингу. Зал зааплодировал еще громче, многие вставали из-за столиков, продолжая хлопать.
Мессинг во все стороны раскланивался публике и вдруг во время очередного поклона он встретился глазами с господином Канарисом. Тот, как и все, бил в ладоши и улыбался Мессингу, даже подмигнул пару раз. Мессинг тоже улыбнулся и поклонился отдельно Канарису. А Канарис, казалось, расцвел от счастья и в свою очередь поклонился Мессингу, прикладывая руку к сердцу. Потом взял со своего столика бокал с вином, высоко поднял его, отсалютовал Мессингу и стал медленно пить. Зал взорвался новыми аплодисментами.
***
Вся комната и коридор перед кабинетом Мессинга были заполнены людьми – главным образом пожилыми дамами и молодыми женщинами. Они сидели на стульях вдоль стены, некоторые стояли, и вид у всех был скорбный.Лева Кобак, расположившись за небольшим столиком у двери в кабинет, что-то писал в пухлую конторскую тетрадь. Из кабинета, забыв притворить за собой дверь, вышла женщина. Слезы текли по ее щекам, она утирала их мокрым платком и комкала в другой руке исписанные листки. Она прошла мимо ряда посетителей, продолжая беззвучно плакать, и все женщины с молчаливым состраданием и нескрываемым ужасом проводили ее взглядами.
Лева Кобак встрепенулся, проговорил:
– Следующий, пожалуйста. Вы, мадам? Будьте любезны, пожалуйста.
Средних лет дама, в простеньком платье и скромной соломенной шляпке, поднялась со стула и направилась к двери в кабинет.
Вольф Мессинг сидел за столом, лицом к двери. Усилием воли он попытался прогнать с лица горечь и усталость.
– Здравствуйте, мсье Мессинг, – войдя, поздоровалась женщина. – Меня зовут Лили Пуатье. Вот фотография моего сына. Он на фронте с марта прошлого года. Он регулярно писал, но вот уже четыре месяца нет ни одного письма. Я очень волнуюсь, мсье Мессинг. Может, вы сможете мне помочь… – Она положила на стол фотографию молодого человека.
Вольф сильно потер ладонями лицо и взял фотографию. Долго смотрел. Потом перевел взгляд на посетительницу, затем снова стал смотреть на фотографию. Затем положил ее на край стола поближе к женщине, резко встал, отошел к окну и проговорил оттуда глухим измученным голосом:
– Простите, мадам Пуатье, но я вынужден сообщить вам тяжелое известие: вашего сына нет в живых.
– Его убили? – упавшим голосом спросила женщина.
– Не знаю… его нет в живых… Наверное, убили… на войне ведь убивают…
– Благодарю вас, мсье Мессинг. – Мадам Пуатье взяла фотографию, спрятала ее в небольшую расшитую бисером сумочку и встала. И вдруг резко пошатнулась и чуть не упала, но успела ухватиться рукой за спинку стула.
– Вам плохо? – резко повернулся к ней Мессинг и бросился поддержать женщину, но она усилием воли устояла на ногах и строго проговорила:
– Благодарю вас… не надо ничего… я сама… – и медленно пошла к двери.
Вольф смотрел ей вслед, и смертная мука отражалась на его лице. Мадам Пуатье вышла, но через секунду дверь отворилась и в кабинет решительно шагнул доктор Абель:
– Ты посмотри на себя – это черт знает что такое! – со злостью заговорил он. – Ты изматываешь себя до последней степени! Завтра выступление – как ты будешь вести представление, ты подумал? Ты же свалишься, и дело кончится больницей, Вольф! А представление? Если полетит контракт, знаешь, какую придется платить неустойку?
– Я не могу им отказать, как ты не понимаешь этого, а еще доктор, – устало возразил Мессинг. – У людей горе…
Ты выгляни из кабинета, посмотри, сколько их там сидит. И очередь не уменьшается, к вечеру она будет в два раза больше! Ты же с ума сойдешь от такой работы! А если ошибешься? Они же тебя растерзают – никакая полиция не защитит. Ведь вероятность ошибки при таком количестве объектов будет возрастать с каждым днем. Ты что, не понимаешь этого? Ты знаешь, сколько денег ушло на оплату твоей учебы у разных профессоров? У Владычко, Регенсбурга, Орловского, подумай! А ты работаешь бесплатно – дурацкое благородство! Ты хоть знаешь, что все страшно дорожает?
– Что дорожает? – испуганно спросил Вольф.
– Все, черт бы тебя побрал! Хлеб! Мясо! Кофе! Овощи! Молоко! А гонорары наши мизерные, неужели ты этого не понимаешь? – Абель оперся руками о стол, глядя Вольфу в глаза. – Тебе надо отдохнуть, Вольф. Иначе твои способности начнут сходить на нет… ты будешь работать все хуже и хуже… Эти чертовы фотографии, письма… Сколько можно?
– Но люди в отчаянии, – ответил Вольф. – Они ждут помощи… они надеются…
– Ждут помощи? Надеются? – зло переспросил Абель. – А кто кричал «Ура! Ура!» Кто ликовал, когда началась война? Кто бросал цветы под ноги солдатам, марширующим на фронт? Визжал от восторга! Мы покажем этим бошам! Мы покажем этим лягушатникам! Мы загоним русского медведя в берлогу! Они радовались этой войне, как Рождеству Христову! Разве я это кричал? Или ты? Или Альберт Эйнштейн это кричал? Зигмунд Фрейд это кричал? Ромен Роллан? Бернард Шоу? Это они кричали! Восторженные дамочки! Которые сейчас со скорбными физиономиями сидят в прихожей! И тычут тебе фотографии своих сыновей и мужей! Помогите, мсье Мессинг! Скажите, живой или уже мертвый мой сын, муж, брат?
В это время раздался стук в дверь, и заглянувший Лева Кобак спросил осторожно:
– Вольф, вы будете вести прием? тут огромная очередь.
– Не будет больше приема! – рявкнул разъяренный Абель и ринулся из кабинета. Следом за ним бросился Лева Кобак.
Вольф услышал из-за дверей сердитый голос доктора Абеля:
– Мсье Мессинг больше никого принимать не будет! Будьте любезны покинуть помещение! И завтра не будет! Мсье Мессинг устал! Он заболел! Вы его замучили! Вы его смерти хотите? Вы думаете, это легко?! Я повторяю вам, уважаемые дамы, мсье Мессинг никого больше принимать не будет! Прошу вас покинуть помещение! Лева, помогите мне, черт вас возьми! И не надо плакать, умоляю вас! Слезами не поможешь! Очень прошу вас, покиньте помещение!
Женщины в ответ что-то возражали, но слов было не разобрать.
Вольф сидел за столом, тупо глядя в пространство. И вдруг память обожгла вспышка воспоминания…
…Тамбур вагона, открытая дверь, и контролер стоит у этой двери, держась за поручень, и со страхом смотрит наружу, на мелькающие деревья, кустарник и телеграфные столбы. Оглушительно стучат колеса на стыках рельс. Контролер оборачивается, смотрит в глубь вагона, туда, где стоит мальчик Волик, смотрит на него, мысленно приказывает.
На лице контролера гримаса ужаса, он отпускает поручень вагона и с криком летит наружу. И отчаянный крик, как ножом, обрывает оглушительный стук колес..
…А бель вернулся в кабинет, нервными движениями достал коробку с папиросами, вынул одну, прикурил.
– Уезжать надо отсюда к чертовой матери…
– Куда уезжать? – спросил Вольф.
– Да куда угодно! Хоть к черту на рога! Вон из Европы, вон! Здесь пока крови по ноздри не нахлебаются – спокойствия не будет! Нет, нет, ехать и немедленно!
– Куда?
В кабинет вошел Лева Кобак, присел за маленький столик, платком вытер взмокшее лицо и шумно, с облегчением вздохнул.
– В Америку! Монтевидео! Рио-де-Жанейро! Замечательные города! Богатые! Беспечные! И главное, Вольф, там нет войны! Там карнавалы! Там пальмы! Там вечное солнце! Там тебя на руках будут носить!
– Как у вас все просто, доктор… – покачал головой Вольф.
– А вам видится другое? – Абель подошел к столу, пыхнул дымом. – Посмотрите на себя, Вольф. Вы же старик! Где ваша молодость? Где ваши женщины? Любовь где ваша? Вы за это время в кого-нибудь влюблялись? Вам столько пишут разные прекрасные дамы, а вы что же? Гуляете в одиночестве по Елисейским Полям?
Вольф помолчал. Потом вытащил из кармана визитную карточку, повертел в пальцах и усмехнулся.
– Кстати, Вольф, с этими посетителями я все забыл. Посыльный доставил тебе записку. – Лева Кобак поднялся и подошел к столу, положив на него небольшой конверт.
– Когда он ее доставил? – спросил Вольф, вскрывая конверт.
– Кажется, в двенадцать дня. Извини. – Лева развел руками.
Вольф развернул записку. Неровным стремительным почерком было написано:
«Наверное, это Вы внушили мне на расстоянии написать Вам. В таком случае это не очень порядочно с Вашей стороны – манипулировать несчастной женщиной. И даже жестоко. Я не хотела писать, я сопротивлялась изо всех сил, но вот села и пишу вам. Я хочу вас видеть. Я не могу без Вас. Мне кажется, я умру, если не увижу Вас сегодня в семь вечера в кафе „Черный аист» на Елисейских Полях…»
– Сколько времени? – спросил Вольф, комкая записку и поднимаясь из-за стола.
– Половина седьмого. – Абель достал часы, щелкнул крышкой. – Тебе назначили свидание? – Доктор улыбался во все лицо. – Вперед, малыш, покажи, на что ты способен!
Вольф сунул записку в карман пиджака и, не попрощавшись, почти бегом вылетел из кабинета.
Они встретились в одном из бесчисленных кафе на Елисейских Полях. Молодая женщина подкатила в открытом автомобиле. За рулем сидел шофер в большой клетчатой кепке, темных очках, клетчатых же галифе и высоких, едва ли не до локтя, кожаных крагах. Молодая женщина была в длинном платье с глубоким вырезом на груди и голубом жакете, ее личико скрывала широкополая шляпа с вуалью. Она что-то сказала шоферу, вышла из машины и застучала каблучками по мостовой, направляясь ко входу в кафе.
Прозвенел колокольчик у двери, молодая женщина вошла в маленький зал и сразу увидела Вольфа, сидящего за столиком в дальнем углу. В зале находилось еще с десяток столиков, которые были пусты, за исключением крайнего, у окна. Там сидела пожилая черноволосая женщина. Она курила сигарету, перед ней стоял стакан с абсентом.
У стойки бара на высоких стульях сидели два пожилых господина – перед ними стояли недопитые бокалы с темно-красным вином.
Молодая женщина подошла к Вольфу, присела за стол и решительно заявила:
– Меня зовут Анна Фогт… – Она улыбнулась, обнажив ряд сверкающих белизной зубов. – Остальное вы, я уверена, уже знаете.
– Почему вы так решили? – усмехнулся Вольф.
– Ну как же? Вы же видите человека насквозь… его прошлое… настоящее… и даже будущее. Разве не так? Или вы действительно ловкий иллюзионист? Шарлатан?
– Наверное, ни то и ни другое… Кое-что я о вас уже знаю…
– Замечательно, – коротко рассмеялась Анна. – Я правильно решила – с вами будет ужасно интересно. Так что же вы уже обо мне знаете?
– Вы жена очень богатого человека. Если не ошибаюсь, господин Фогт – крупный промышленник. Сталь и алюминий. Входит в финансовую группу господина Круппа, – медленно и спокойно произнес Вольф, глядя на женщину. – Я не ошибся?
– Потрясающе… – восхищенно прошептала Анна, улыбаясь и качая головой.
– Перестаньте, – вновь усмехнулся Вольф. – Как только вы назвали свою фамилию, я сразу вспомнил все, что читал в газетах о промышленнике Фогте. А пишут о вашем муже много – один из германских богов войны… Баснословное состояние, влияние, власть…
– Это все про мужа… – перебила его Анна. – Мне бы хотелось, чтобы вы сказали про меня… – Она повторила многозначительным шепотом: – Про меня… господин Мессинг…
– Что же вы хотите знать о себе? Разве вам мало того, что вы знаете сами?
– Мало, господин Мессинг, очень мало… Да и кто из людей знает о себе много? Скорей всего, ничего… Еще Сократ сказал: «Я знаю, что ничего не знаю». Ведь правда же? Ну скажите…
– Так ведь Сократ уже сказал, – засмеялся Вольф.
Подошел официант, молодой парень в белой рубашке, вопросительно уставился на Мессинга.
– Божоле, пожалуйста, – сказал Вольф и взглянул на Анну. – Вы именно божоле хотели?
– Именно божоле… – с улыбкой подтвердила Анна. – Потрясающе… вы умеете читать чужие мысли?
– Иногда получается. Эти мысли прочитать нетрудно…
Официант принес на подносе бокал темно-красного вина, поставил его перед Анной и ушел.
– А какие трудно? – тут же спросила Анна. Она буквально атаковала вопросами, улыбалась и смотрела ему прямо в лицо миндалевидными, прозрачно-зелеными глазами, в которых плясали чертики.
Вольф опустил глаза, и Анна тихо рассмеялась:
– Вы похожи на моего старшего сына. Ему всего двенадцать лет, но вы застенчивы, точно как он.
– У вас нет детей, зачем вы говорите неправду? – тихо произнес Вольф.
– Вы правы. Это дети первой жены моего мужа, но я их люблю ничуть не меньше, чем родная мать, – ответила Анна и вдруг перегнулась через стол, спросила участливо: – Вы обиделись на меня, мсье Вольф?
– Н-нет… – Он вновь поднял на нее взгляд. – Я просто прочитал ваши мысли…
– И что скажете? – Она откинулась на спинку стула, взяла бокал и отхлебнула глоток вина, не сводя глаз с Вольфа.
– Мужа не боитесь?
– А вы? – спросила в свою очередь Анна и рассмеялась, глядя прямо ему в лицо. Вдруг перестала смеяться, вновь перегнулась через стол и прошептала: – Мсье Вольф, а вы очень красивы, вы знаете об этом?
– Вы ошибаетесь, Анна…
– Нет, нет, вы похожи на художника с Монмартра… или на молодого Веласкеса… А я красивая? Как по-вашему? – она выпрямилась на стуле, чуть сдвинула шляпу на затылок, приняв эдакий бесшабашный вид, и залихватски подмигнула. – Ну, что скажете?
– Вы красивы… даже очень… – смутившись, ответил Мессинг.
– Тогда читайте мои мысли дальше… читайте, мсье Вольф, читайте… – Улыбка змеилась по ее губам, в зеленых глазах вспыхивали искорки…
Автомобиль привез их к небольшому отелю на окраине города. Уже сгустились вечерние сумерки. Из автомобиля первым выбрался Вольф, за ним вышла Анна. Вольф успел подать ей руку. Женщина надвинула шляпу на глаза и опустила темную вуаль.
Шофер, застыв словно изваяние, остался сидеть в автомобиле.
Анна и Вольф вошли в отель. Звякнул колокольчик, и дверь за ними закрылась…
…Небольшая керосиновая лампа-ночник освещала широкую кровать, смятые простыни и два обнаженных, переплетенных друг с другом тела – женщины и мужчины. Слышались тихие стоны, всхлипывания и горячий шепот:
– О, Вольф… о, милый… о, мой божественный Вольф…
Шофер сидел в автомобиле и курил папиросу, поглядывая на одно из освещенных окон на втором этаже отеля. Из дверей время от времени выходили парочки… другие парочки заходили внутрь. Звякал колокольчик, хлопала дверь. Тусклый газовый фонарь светил над входом.
Шофер докурил папиросу и выбрался из машины, прошел через тротуар к двери в отель. Он вошел внутрь. В баре было пусто. Пожилой господин дремал за столиком в углу. Перед ним стоял бокал с недопитым вином. Бармен, смуглый парень в белой рубахе и расшитой золотой арабской вязью жилетке, протирал стаканы. Шофер что-то буркнул ему и уселся на высокий стул. Бармен налил в бокал вина, поставил на стойку. Шофер отпил большой глоток, огляделся…
Они лежали обнявшись, едва прикрытые смятой простыней. Анна гладила, перебирала пальцами его спутанные длинные волосы.
– Ты думал обо мне? – спросила Анна.
– Конечно… все время…
– И мысленно внушал мне на расстоянии, чтобы я написала тебе, – усмехнулась Анна.
– Нет. Никогда, – решительно ответил Вольф. – Ты думаешь, я на это способен?
– Мужчины все негодяи. – Она поцеловала его в губы.
– Я просто все время думал о тебе… и очень хотел написать, пригласить на свидание.
– Отчего же не написал?
– Ты меня опередила… Я скоро уеду из Европы, – проговорил Вольф. – Мы поплывем в Америку… Хочешь, поплывем вместе?
– Бежать от мужа? – усмехнулась Анна. – Дорогой мой, это невозможно…
– Почему?
– Ты женишься на мне? – Она посмотрела ему в глаза.
– Конечно… – Он прижал ее к себе, поцеловал шею, щеку, губы.
– Я католичка и развестись не могу… и если муж узнает о моих увлечениях… – Она многозначительно замолчала.
Вольф спросил:
– А если твой шофер ему скажет?
– Никогда. Муж вышвырнет его на улицу – а у него такое жалованье, какое не снилось даже хозяину этого отеля. Но, мой милый Вольф, ты не сможешь содержать меня.
– Почему же? Я буду гастролировать и неплохо зарабатывать.
– Знаешь, сколько стоит автомобиль, на котором мы сюда приехали? – усмехнулась Анна. – Двести тысяч марок…
– А без такого автомобиля ты не сможешь жить?
– Не смогу… и без драгоценностей не смогу.. без прислуги… без путешествий, без праздника я жить не смогу.. – улыбаясь, проговорила Анна.
– Понимаю, ты очень дорогая женщина, – натянуто улыбнулся Вольф.
– Нет… – Она поцеловала его в кончик носа. – Я ужасно дорогая женщина… Я ведь тоже скоро уезжаю… в Германию – там дом… дети… семейная жизнь…
– Для тебя это будет самым тяжелым испытанием, – снова улыбнулся Вольф. – Долго ты не выдержишь и сбежишь…
– Куда же, интересно?
– Не знаю…
– С кем же, интересно? – кокетливо проворковала Анна.
– С новым возлюбленным, – ухмыльнулся Вольф. – Может быть, даже и со мной…
– Ах ты-ы… прорицатель… – Она обняла Вольфа и почти впилась губами в его губы. Ее темные волосы упали ему на лицо, и обнаженные тела сомкнулись и переплелись, и вновь послышался тихий стон женщины…
Шофер Анны сидел на высоком стуле за стойкой бара, и перед ним стояли уже три пустых бокала. Шофер курил папиросу, бармен меланхолично протирал бокалы. Затренькал телефонный аппарат, стоявший на полке под стойкой. Бармен снял трубку, выслушал и ответил:
– Да, мадам. Сию минуту, мадам… – Он положил трубку и с улыбкой взглянул на шофера. – Твоя хозяйка вина требует.
– Чтоб ее черти взяли, сколько они там еще кувыркаться будут? – мрачно пробурчал тот. – Тогда и мне еще налей…
Бармен налил в бокал, стоявший перед шофером, вина, усмехнулся:
– Она у тебя мужиков меняет, как перчатки… любвеобильная дамочка, даром что немка…
– У меня? – тоже усмехнулся шофер. – Да если б у меня такая была, я б ее придушил давно.
Бармен достал поднос, поставил на него бутылку, два бокала, налил в стаканы сок из высокого графина, тоже поставил на поднос и вышел из-за стойки.
У тротуара напротив отеля, почти вплотную к машине, на которой приехали Анна и Вольф, с визгом затормозил еще один автомобиль, крытый, с небольшими боковыми окнами. Дверцы с обеих сторон отворились, оттуда выскочили двое молодых людей в темных костюмах и шляпах и быстрым спортивным шагом направились в отель.
Они прошли мимо бара, и шофер, сидевший за стойкой, вздрогнул, увидев их, и со страхом посмотрел им вслед. Молодые люди быстро поднимались по лестнице.
Из машины, стоявшей у отеля, выбрался третий пассажир среднего возраста, в легком пальто из тонкой шерсти, повязанный белым шарфом, в котелке и лакированных ботинках.
Он медленно направился к двери в отель.
Молодые люди остановились перед дверью в номер, и один, повыше ростом, громко постучал. Никто не отозвался. Тогда он отошел на два шага и с размаху саданул ногой в дверь. Звякнула сорванная щеколда, дверь распахнулась, и тут же из глубины номера, освещенного лампой-ночником, раздался женский крик.
На кровати лежали Анна и Вольф, едва прикрытые смятой простыней. Вольф вскочил и, как был голый, бросился с кулаками на молодых людей. Парень повыше с ходу ударил Вольфа в челюсть. Тот только ойкнул и рухнул на пол.
– Одевайтесь, мадам, – сухо проговорил второй молодой человек. – Герр Пауль ожидает в машине.
– Негодяи… шпионы… – с ненавистью прошептала Анна, торопливо одеваясь.
Вольф приподнялся на полу, сплюнул кровь изо рта. И в это время в номер медленно вошел Пауль Фогт. Он окинул спокойным взглядом комнату, подошел к сидевшему на полу голому Вольфу. Молча постоял над ним.
Между тем Анна оделась, встала у окна и проговорила дрожащим голосом:
– Я никуда не пойду. Я не хочу с вами никуда идти. Слышите? Вы мне осточертели! Я ненавижу вас! Никуда. С вами не хочу!
Молодые люди молча подошли к Анне, крепко взяли ее под руки с обеих сторон и почти вынесли из номера. Носки туфель женщины едва касались пола.
Они остались в номере одни. Фогт помолчал, глядя, как Вольф медленно поднимается. Потом сказал холодно и размеренно:
– Если я еще раз узнаю, что вы встречались, вам никакая телепатия не поможет, господин Мессинг. Я просто уничтожу вас… Физически… – Фогт повернулся и медленно пошел прочь. В дверях он остановился. – Вы, кажется, собираетесь уехать… далеко из Европы… Это для вас был бы наилучший выход. Видите, я тоже умею читать чужие мысли… – Он захлопнул дверь номера, из коридора донеслись громкие твердые шаги…