Ефремов Валерий. А этот пусть живет

   Но именно эта проклятая "малая земля" стала серьезным препятствием для их дальнейших отношений. Раиса в истерике называла Костю "тряпкой", в нем, мол, "не осталось ничего мужского", раз он не может утрясти такую "пустяковую проблему", а "еще в милиции служит, бандитов ловит".
   Что и говорить, интеллект у его подруги - далеко не выдающийся. Костю особенно поражало, что здоровая практичность в этой молодой женщине уживается с удивительной инфантильностью именно в некоторых деловых вопросах. Все-таки сказывается ее специфическое воспитание - гремучая смесь деревни с городом.
   Но он понимал, что Раю следует воспринимать такой, какая она есть. Идеальных баб не существует. Как, впрочем, и идеальных мужиков.
   И тогда пару дней назад Митин, подгадав время, скатал все же в Купцово к тому самому земельному начальнику. Думал, вдруг да повезет!? Но нет, чуда не произошло, и после короткого разговора Митин покинул кабинет местного шишкаря с тоскою во взоре.
   Рае он ничего о своей неудавшейся миссии не сказал, боялся ее реакции. Но она так наседала на него, что Костя в конце концов официально взял отгул - якобы съездить в Купцово. Прокатится он, конечно, сегодня куда-нибудь, а что потом скажет Рае, Митин еще не придумал.
   И вдруг его тягостные размышления прервал телефонный звонок. Он бросил короткий взгляд на Раю. Звонок ее разбудил. Сна в глазах девушки как ни бывало, они стали настороженными и даже сердитыми.
   Костя понимал чувства Раи - она боялась, что его вызовут на службу по срочному делу и предполагаемая поездка в Купцово накроется. Старший лейтенант, наоборот, как никогда ранее, надеялся, что это звонок с работы и проблему с земельным комитетом удастся оттянуть на неопределенное время.
   Он осторожно снял трубку.
   - Митин? Это дежурный по отделу капитан Реутов. Тебя полковник срочно вызывает.
   - Но у меня же отгул, - вяло, но с едва сдерживаемой радостью отозвался Костя, кося виноватые глаза на подругу.
   Та сразу же вскочила с кровати и быстро проследовала в ванную.
   - Приказ есть приказ, Митин. Какой еще отгул! - недовольно буркнул капитан. - Полковник сказал: немедленно!
   - Хорошо, сейчас буду.
   Из ванной послышался звук включаемого душа, и Костя стал готовить кофе.
   Наконец появилась Рая.
   - Поездка отменяется, - смущенно промямлил Митин.
   Девушка, проигнорировав его сообщение, начала молча одеваться. Приведя себя в порядок, так же, без слов, стала укладывать в большую хозяйственную сумку привезенные с собой из дома личные вещи.
   - Приказ есть приказ, - нарочито вздохнув, повторил старший лейтенант фразу дежурного по РУВД.
   Рая запихнула в сумку свою последнюю тряпку и только тогда удостоила Костю ответом.
   - Трубку мог бы и не поднимать, - сквозь зубы произнесла она. - А мобильника у тебя нет. Так что если б захотел, тебя бы на службу не вызвали. - И тут девушка резко повысила голос: - Но ты же как будто ждал этого звонка! Лишь бы не ехать в Купцово! Может, специально кого-нибудь подговорил, чтобы тебе позвонили? Слюнтяй! - Она легко подхватила двухпудовую сумку и двинулась к двери. Здесь Рая остановилась и обернулась всем своим богатым на сексуальные эффекты телом. Ее незаурядный бюст, который особенно привлекал Костю, гневно вздымался, а миловидное лицо, обрамленное русыми, до плеч, волосами, исказила по-настоящему злобная гримаса. - Я ухожу от тебя, Митин. Оставляю тебе последний шанс - ты должен добиться, чтобы мне вернули участок в Купцово. Полностью. А ты можешь мне помочь, я знаю. Но разве от тебя чего путного дождешься, пень ты обоссанный!?
   Она щелкнула замком и скрылась за дверью.
   Костя было рванулся за ней, но все-таки остался стоять на месте. Что ни говори, а слишком разные у них жизненные приоритеты, да и воспитание тоже.
   И тем не менее ее уход Митина сильно огорчил.
   6
   Окунь
   Звонок Гангута по мобильному застал Советника в гостях у своей матери. Та была наполовину парализована и с постели не вставала уже года четыре.
   Как любящий сын он обращался к лучшим врачам столицы и даже выписал некое медицинское светило из Германии. Все тщетно. Консилиум лекарей гласил: болезнь неизлечима и Анастасии Федоровне Окуневой суждено до конца дней своих оставаться недвижимой, хотя и в ясном сознании.
   Советник купил ей отдельную квартиру и за немалые деньги нанял двух сиделок. Те круглосуточно, посменно, обихаживали старушку, исполняя все прихоти больной. Окунь навещал мать каждодневно, внимательно выслушивал ее просьбы и практически всегда удовлетворял их. Так, в прошлый раз он приобрел для Анастасии Федоровны домашний кинотеатр "Сони".
   Но особую радость ей доставляли беседы с сыном. Она расспрашивала, как идут дела у него на службе, а Виктор докладывал, что бизнес в российско-американской торговой компании, в которой он работает юрисконсультом, неизменно идет в гору.
   Старушка ахала от радости, удивления и тревоги. Разве сейчас не происходит мировой экономический кризис, допрашивала свое чадо политически подкованная госпожа Окунева, не ухудшаются отношения России с Америкой, не падает курс доллара?
   Наоборот, успокаивал ее сын, индексы фондовых бирж по обе стороны океана теперь растут, полоса конфронтации между США и Россией позади, а низкий курс доллара выгоден его фирме, поскольку она занимается в основном импортными операциями.
   Счастливая старушка блаженно закрывала веки, радуясь тому, что мечты ее сбылись - Виктор стал преуспевающим, уважаемым в обществе человеком и гражданином. А ведь еще до ее болезни ходили слухи, что он связался с дурной компанией, но, слава богу, все в конце концов обошлось.
   Виктор Окунев действительно по-настоящему любил мать, причем не обычной, сыновней, любовью. Еще с детских лет он ощутил в себе то, что психоаналитики, по-видимому, называют эдиповым комплексом. Мать Витя боготворил, а отца ненавидел, и, когда тот оставил семью, мальчик был несказанно счастлив.
   Это болезненное влечение к матери отразилось на всей его жизни. Он так и остался холостяком, да и вообще жил более для матери, нежели для себя.
   И Анастасия Федоровна отвечала ему взаимностью, трепетно реагируя на каждый успех, на любую неудачу сына. В конце концов все это напрямую отразилось на ее здоровье. Именно дошедшее до нее известие о неблаговидных контактах сына с преступной средой привело ее к параличу и навсегда приковало к постели. Она ведь так хотела, можно сказать, жаждала, чтобы сын стал процветающим юристом...
   А в молодости Виктор и вправду мечтал, в пандан помыслам матери, о юридической карьере в какой-нибудь торгово-промышленной компании мирового класса и получил соответствующее образование, специализируясь в области международного экономического права. Но безалаберные девяностые годы внесли существенные коррективы в его жизненные предпочтения. Востребованы стали, в первую очередь, не правоведы-международники, а специалисты, умеющие "работать" с российскими судами и "компетентными" органами. Тогда-то, освоив уголовный кодекс, Виктор Окунев стал успешным "бандитским адвокатом", и его до того не слишком успешные финансовые дела сразу наладились.
   Но со временем он стал ощущать в своей душе иные, не проявленные до сих пор возможности. Виктор почувствовал в себе потенциал лидера, и эта его новая, неожиданная сущность требовала своей реализации.
   В результате такого вот категорического императива внимание молодого преуспевающего адвоката привлекла балаковская криминальная группировка, с которой он сотрудничал профессионально. Ее возглавлял имевший колоссальный авторитет в преступном мире вор в законе по кличке Прохор.
   Балаковцы контролировали добрую половину автомобильного бизнеса в столице, как законного, так и нелегального, имели немалую долю на бензиновом рынке и сильные позиции в банковской сфере. Группировка промышляла также золотовалютными сделками, торговлей спиртным, включая бутлеггерство, и разного рода контрабандой. Постепенно она стала вторгаться и в новый для себя бизнес - ночной досуг (в полном объеме этого понятия).
   Виктор Окунев отметил, что дела у балаковцев идут весьма успешно, а между тем они не влезают в торговлю наркотиками, человеческими органами, детскую проституцию и прочие хотя и выгодные, но чреватые фатальными последствиями для самой группировки операции.
   Если такую вот структуру, полагал Виктор, очистить от не слишком доходного и опасного криминала, вроде автомобильных подстав на дорогах, то рулить ею одно удовольствие. Кроме того, он видел немало таких возможностей для укрепления и расширения бизнеса, каких Прохор в силу ограниченности своего интеллекта и предположить не мог.
   Тогда и возникла у честолюбивого юриста идея скинуть авторитета с командного поста и занять его место. Как конкретно это сделать, Виктор придумать, правда, не мог, но считал, что надо сначала внедриться в группировку, стать своим человеком в окружении Прохора, а там видно будет.
   Этот, в общем-то, нехитрый по мысли, но достаточно сложный по исполнению план он до поры до времени с успехом воплощал в жизнь. Вытащив со скамейки подсудимых нескольких балаковских братанов и дав самому Прохору парочку бесплатных, но весьма ценных юридических советов, он постепенно стал для авторитета особо доверенным лицом, оттерев в сторону всех остальных его приближенных.
   Но всё, или, по крайней мере, очень многое, изменилось лет пять назад, когда в свите Прохора неожиданно появился некий Финк. Откуда взялся этот смазливый прощелыга, Виктор Окунев (а теперь уже Окунь и Советник) понять не мог и даже не знал, что означает само слово "Финк" - кличку или фамилию.
   Совершенно непостижимым образом новичок почти молниеносно оттеснил от трона Окуня и приобрел на Прохора исключительное влияние, а когда - при подозрительных, между прочим, обстоятельствах! - погиб в автокатастрофе кассир группировки, Финк занял его место.
   Советник, проанализировав сложившееся состояние дел, пришел к выводу, что новый хранитель общака втягивает Прохора в некие сомнительные операции, похоже, очень рискованные со всех точек зрения. Однако Виктор Окунев ситуацию уже не контролировал.
   Конечно, он пытался открыть боссу глаза, но быстро понял - себе дороже. Чего не отнимешь у Финка, так это его умения располагать к себе людей, причем, как мужской пол, так и женский. Обаяние у него - просто дъявольское!
   И вот пару недель назад произошло то, чего Окунь боялся и, одновременно, на что очень рассчитывал. Прохору как-то потребовалась крупная наличка, и он приказал Финку доставить ее к нему в офис. Однако кассир с искомой суммой так и не появился, а вскоре выяснилось, что он вообще исчез в неизвестном направлении, прихватив, видимо, немалую часть балаковского общака.
   Все службы Прохора включились в поиски Финка, но Окунь полагал, что данное мероприятие совершенно бесполезно. Ясно, что этот сукин сын уже ошивается за кордоном, откуда достать его очень нелегко, если вообще возможно.
   И вдруг звонок Гангута, причем конфиденциальный, по поводу сбежавшего кассира! Неужели бригадир каким-то образом выследил гаденыша? Но чего ради Финк остался в Москве? И почему Гангут позвонил именно ему, Советнику?
   На последний вопрос ответ, возможно, не столь сложен. Советник неоднократно и разными способами демонстрировал Гангуту свое расположение. Спасал его от гнева босса, когда бригадиру случалось проштрафиться, охотно давал ему юридические советы во всяческих житейских передрягах, подсказывал, куда выгоднее вложить свои деньги, и прочее. Возможно, такая вот политическая линия в данный момент и сработала.
   А это была именно политика. Окунь, конечно, не чувствовал к толстозадому бригадиру особой симпатии, он имел к Гангуту стратегический интерес. За этим братком стояла самая большая в группировке бригада, и при решающей в недалеком будущем, как планировал Советник, схватке за власть, он рассчитывал привлечь команду Гангута на свою сторону.
   Дело, по которому звонил Гангут, было, вероятно, довольно срочное, уж очень взволнованно он говорил по телефону, однако принять бригадира в квартире матери Окунь не мог, да и вот так, в спешке, завершать каждодневный часовой ритуал посещения больной тоже не хотелось - уж очень она впечатлительна, не стоило ее волновать.
   Со стороны это, видимо, может показаться странным, но Окунь, совсем не считая свои отношения с Анастасией Федоровной некоей патологией, тщательно скрывал от братвы, что у него имеется горячо им любимая тяжелобольная мать. Сей факт, как он считал, принижал его образ сильной личности, который Советник тщательно выстраивал и всячески демонстрировал перед балаковскими бандитами. Иначе нельзя - сожрут.
   Окунь, приехав к себе домой, с чрезвычайным волнением ожидал прибытия Гангута, но тот, появившись буквально через несколько минут, увидел перед собой, как обычно невозмутимого, холодного, уверенного в себе человека.
   Советник встретил бригадира в почти распахнутом домашнем халате, который не скрывал его жилистое, мускулистое, но сухое и стройное тело. Всем балаковским было известно, что Окунь постоянно держит себя в форме - в квартире у него находится велотренажер и он регулярно делает пробежки в близлежащем парке, чего не замечено ни за кем в группировке Прохора.
   Сам Гангут из мощного качка, каким был еще три-четыре года назад, превратился в довольно рыхлого мужика весом в центнер с четвертью, и бригадир невольно позавидовал хозяину квартиры.
   - Кофе будешь?
   - Да ладно, обойдусь. Не до того, блин.
   - Тогда рассказывай.
   Окунь сделал приглашающий жест рукой, и бригадир, расположившись в удобном кресле, полез в карман за сигаретами. Хозяин квартиры, который сам не курил, поморщился, но молча пододвинул гостю чайное блюдце вместо пепельницы.
   7
   Полковник Сбитнев
   В кабинет начальника РУВД зашел засидевшийся в коридоре старший лейтенант Фомичев.
   Это был высокий, довольно симпатичный парень, лет двадцати восьми, с наглыми, но смышлеными и выразительными глазами, в которых в данный момент играла победная улыбка.
   "Ишь, сукин сын, доволен, что случайно преступника задержал; можно сказать, походя раскрыл убийство, - с привычной ненавистью к вымогателям в мундирах подумал полковник Сбитнев. - Воображает, ему орден за это дадут. Убил бы гада".
   Фомичев двинулся было прямо к столу полковника, видимо полагая, что ему сейчас предложат присесть, но, наткнувшись на жесткий, даже свирепый взгляд начальника РУВД, спал с лица и застыл на месте.
   - Ты почему остановил эти "Жигули" с пенсионером? - почти злобно спросил Сбитнев.
   - Так там же труп был, - захлопал старший лейтенант длинными, как у девицы, ресницами.
   - Ага. И ты об этом знал? Знал заранее? - Полковник поднялся из-за стола и бросил такой подозрительный взгляд на гаишника, что тот никак не мог ответить на этот простой вопрос, судорожно хватая воздух враз пересохшим ртом. - Ну? Почему молчишь?
   - Да я... Да не... Случайно остановил... Обычная проверка...
   - Вот как! А ты разве не знаешь приказ нашего министра, что никого нельзя останавливать даже для проверки документов, если человек не нарушил правил дорожного движения или не совершил какого-либо проступка? Что такого нарушил этот водитель на "шестерке"? - не снижая тона, продолжал наседать Сбитнев на вконец опешившего гаишника.
   - Он не включил правый поворотник, - наконец нашелся тот, что соврать.
   Но начальник РУВД будто ожидал такой ответ и сразу же срезал старшего лейтенанта:
   - С улицы Раздольной, откуда выезжал задержанный тобой гражданин Козлов, правого поворота к центру города нет, только в район. А ты, как мне доложили, остановил машину в городской черте! И я знаю, почему ты ее остановил! Объяснить тебе, старший лейтенант, если ты сам это сделать не в состоянии? - Тут полковник встал из-за стола и подошел к Фомичеву вплотную, прямо глядя в его глаза.
   Лицо жадного гаишника пошло малиновыми пятнами. Из открытого рта Фомичева тихо капала слюна прямо на его красивый салатовый жилет. Глаз он, однако, не отвел, и их выражение постепенно менялось: страх уступил место злобе, а та - ненависти. Но более гаишник не проронил ни слова. Какие бы страсти ни обуревали в эти минуты его душу, он, видимо, считал, что во всех случаях лучше сейчас помалкивать.
   - Вон отсюда! - гаркнул наконец полковник, и старший лейтенант чрезвычайно быстро покинул кабинет.
   Вместо него в помещение сразу же вошел еще более молодой, чем Фомичев, человек - в штатском, среднего роста, крепко сбитый, с чернявыми волнистыми волосами и пронзительными серо-зелеными глазами. Весь его облик излучал незаурядную внутреннюю силу и исключительную уверенность в себе.
   - Здравия желаю, товарищ полковник! Лейтенант Курский по вашему приказанию прибыл, - в манере армейского строевого офицера отрапортовал он.
   - Садись, Серега. - Лицо Сбитнева мгновенно приняло добродушное и приветливое выражение. - Докладывай, что там у тебя.
   - Пока не слишком-то много.
   - Понимаю, ну давай, сколько есть.
   - Судмедэксперт считает, что мужчина убит колящим ударом в висок не слишком острым предметом, специально для убийства не приспособленным. Возможно, обычной силовой отверткой. То есть убийство, скорее всего, было непреднамеренным, являлось, например, результатом драки. Тому косвенное подтверждение - еще два кровоподтека у трупа в области лица. Антон Алексеич также предполагает, что мужчина погиб не сразу. Вначале потерял сознание, а потом через час, другой умер.
   - Когда умер?
   - Сегодня, с полвторого до полтретьего ночи. Более точное время будет известно, как обычно, после вскрытия.
   - А что мы знаем об убитом на данный момент?
   - Документов при нем не обнаружено, а фотографии этого парня в файлах МВД пока не найдено. Если он не проходил по какому-нибудь делу в качестве фигуранта, то, как вы сами понимаете, и не найдется. На вид ему лет тридцать. Внешность, скорее, славянская, но есть в нем и нечто южное. Одет в спортивный костюм фирмы "Найк", подделка, наверное...
   Лейтенант замолчал и выжидательно посмотрел на своего начальника.
   - Ну, хорошо... Тут такое дело, Сережа... Как ты относишься к Митину? - совершенно неожиданно для Курского спросил полковник.
   - Старший лейтенант Митин? Хороший товарищ, душевный такой...
   - Это все понятно. Что ты о нем думаешь как о профессиональном сыскаре?
   - Да я еще слишком мало работаю в розыске, товарищ полковник, замялся Курский.
   - Ты уже служишь полтора года, и достаточно сообразителен, чтобы сделать правильные выводы. Я все время за тобой наблюдаю. Ты знаешь, что я - человек прямой. В академиях да университетах не учат такие вот откровенные разговоры вести. Но по-другому не получится. По-другому настоящую команду не создашь.
   Полковник сунул руку в карман, вытащил пачку "Явы", закурил сам и протянул сигареты Курскому.
   Тот, конечно, баловался в юности куревом, но быстро завязал с этим делом. Сейчас же, лишь мгновение поколебавшись, он решил, что отказываться не стоит, недипломатично, и задымил вместе с начальником, стараясь не затягиваться.
   - В общем, так. - Николай Ильич рубанул по столу ребром ладони. - Ты мне, лейтенант, нравишься. У меня глаз на настоящих сыскарей верный. С тобой работать можно, а вот с Митиным - нет. Я вообще не понимаю, зачем он в милиции служит. Толку от него - ноль. Да и не любит он свою работу. Короче, Серега, решил я от него избавиться. Тем более что он твою следующую должность, старшего оперуполномоченного, занимает. Да и получил ее Митин случайно, когда я в управлении чистку кадров проводил. Теперь нужно исправить собственную ошибку.
   - Да что вы, товарищ полковник! - Курский протестующе приподнял ладонь. - Он мне очень помогает, и у него есть чему поучиться. Ведь он уже пять лет...
   - ... В управлении груши хреном околачивает, - резко перебивая, закончил начальник фразу за своего подчиненного. - Смысла нет его защищать, лейтенант, для меня с Митиным все ясно. Не ясно только, как от него отделаться. Но вот появился шанс. Во-первых, новый госкомитет по наркотикам образовался, ему кадры нужны. Под этим соусом можно хорошую чистку провести в наших рядах. А вот теперь и дельце классное подвернулось, но я чую проблем в нем не избежать. Ты, наверно, хочешь узнать, о чем я с задержанным по этому поводу говорил. Он - мой давнишний знакомый. Хочешь верь, хочешь - нет, но к расследуемому убийству данный гражданин не причастен. Не так он воспитан. Тем не менее дознание следует, конечно, провести по всей форме и установить убийцу. Я поручу это дело Митину, а тебя поставлю к нему в помощники. Но, если чего путного нароешь, Митину не говори. Всю интересную информацию сообщай непосредственно мне. А я, если что узнаю по своим каналам, сообщу только тебе. Да и вообще направлю в нужное русло. Вопросы есть?
   Курский уже привык к тому, что голову полковника Сбитнева посещают подчас весьма странные идеи. Лейтенант совершенно не представлял себе, как можно таким вот нелепым способом избавиться от нерадивого, хотя и лично симпатичного ему Кости Митина. Ну, подставит Сбитнев в данном деле старшего лейтенанта - что из того? Ведь все это Косте, как с гуся вода, наплевать да забыть. Полковник здесь, скорее, подставляет не Митина, а его, Сергея Курского, - получается так, что ему официально поручено подсидеть своего приятеля! Хорошенькое дельце! Такая блажь только Сбитневу и могла прийти в голову. Но возражать полковнику, как показывает практика, себе дороже.
   - А следователь из прокуратуры уже по этому делу назначен?
   - Какая еще прокуратура? - недовольно сдвинул брови Сбитнев. - Мы задержали подозреваемого на сорок восемь часов и можем вести самостоятельное расследование без чьей-либо санкции. Вот за эти двое суток тебе и следует найти убийцу.
   8
   Окунь и Гангут
   Советник выслушал рассказ бригадира без видимых эмоций и ни разу его не перебив. Но сдерживался он с превеликим трудом и по окончании печального повествования Гангута сразу задал особо мучавший его вопрос:
   - А почему ты мне не позвонил, когда взял Финка? Или даже еще раньше когда получил сообщение о его местонахождении?
   То, что такого звонка не последовало, Окунь квалифицировал как самое настоящее предательство. Ведь он так долго выстраивал "особые отношения" с бригадиром!
   Правда, по поводу Финка у них с Гангутом никакого соглашения не было, но бригадир и сам мог бы догадаться, что об обнаружении кассира группировки в первую очередь следовало ставить в известность своего покровителя, то есть Советника. Надо было, конечно, прямо сказать об этом туповатому Гангуту, но Окунь просто не верил, что Финка удастся отыскать.
   - Ну, я хотел все вам с Прохором в готовом виде предоставить - и Финка, и бабки в одном флаконе, - почти что откровенно ответил браток. Была у него, правда, одна потайная мысль, но потайная настолько, что он сам от себя ее прятал.
   Но эту потайную мысль тут же вытащил на свет божий Советник:
   - А может, ты хотел из Финка бабки вытряхнуть и себе прикарманить? А? - И он оглядел Гангута с головы до ног, словно пытаясь понять, куда он все эти деньги мог засунуть.
   - Да что ты, Окунь! - не слишком искренне возмутился бригадир. - Ведь со мной и братки были. Они, если что, точняка бы Прохору стукнули.
   "Братков этих, выбив из Финка бабки, ты мог бы и закопать", - подумал Советник, невольно останавливая взгляд на пижонских красных ботинках бригадира, которые настолько резко дисгармонировали с его в целом затрапезным гардеробом, что вызывали у склонного к снобизму хозяина квартиры легкое раздражение, но вслух он сказал совсем иное:
   - А где они сейчас, твои пацаны?
   - Я ж собирался Финка на хазу в Арканово везти, вот и велел им приезжать туда к часу дня. Сказал, если что изменится, я позвоню.
   - Выходит, ничего не изменилось? - усмехнулся Советник.
   Гангут взглянул на часы.
   - Блин! Из башки вылетело. - Он потянулся за сотовым.
   - Погоди, - остановил его руку Окунь. - А зачем ты вообще их туда вызывал?
   - Ну, когда бы признание из Финка выбил, то рассчитывал за бабками с пацанами ехать. Сумма-то, наверно, немалая. Как же без боевого охранения?
   Окунь погрузился в размышления. Потом взял с соседнего стола ноутбук и, перебирая пальцами по клавиатуре, спросил:
   - Тот белобрысый из "Центуриона" как-нибудь представился?
   - Не помню, - почесал в затылке бригадир.
   - Но ты ведь, когда в их контору приехал, сказал охране, с кем у тебя встреча? Так?
   - Не-а. Я назвал свою фамилию, охранник посмотрел по списку, а другой пацан проводил меня в кабинет.
   - Номер кабинета?
   - Не было там никакого номера.
   - Ну а этаж-то запомнил?
   - Второй, - радостно объявил бригадир: хоть чем-то, но он помог Советнику.
   - Подойди сюда, - сказал Окунь, вздохнув.
   Гангут поднялся и встал у него за плечом.
   - Смотри на фотографии. Если узнаешь кого из них, скажи.
   Перед бригадиром на экране ноутбука одна за другой возникли с десяток фотографий, но все лица оказались ему незнакомы.
   Советник задумчиво почесал нос.
   - Ну, ладно. Может, это и неважно. А кто у твоих пацанов за старшего? Куцый?- вдруг спросил он.