Эхерн Джерри. Западня

   Дэвид Холден безвольно повис на веревках, стягивающих его запястья.
   Рот широко открылся, и только еле вздымающаяся грудь говорила о том, что он еще жив.
   – Мистер Джонсон, – повернулся к Борзому стоящий рядом с ним Хэмфри Ходжес, – прикажите снять его, иначе бедняга сейчас умрет. Он же все-таки человек. Сделайте же что-нибудь!
   – Конечно, мы его там не оставим, мой великодушный друг, – прищурившись, кивнул тот. – Я не позволю ему так легко умереть…

Глава двадцатая

   Мими Бейкер с радостью вызвалась помочь. На голову Рози водрузили тот самый светлый парик, который она надевала, переодевшись медсестрой, когда впервые встречалась с Лютером Стилом для обсуждения союза между «Патриотами» и ФБР. По злой иронии судьбы, теперь ей предстояло увидеться с Рудольфом Серильей, чтобы просить его о помощи, хотя сейчас их союз почти распался.
   Весь этот маскарад был необходим для того, чтобы ее не узнали во время какой-нибудь случайной полицейской проверки на улице. Шеперд также необходимо было поговорить с директором ФБР. Она уже звонила ему и условилась о встрече. Он тоже выразил горячее нетерпение побеседовать с ней.
   Это ее обеспокоило еще сильнее.
   С помощью Мими она наложила на лицо столько грима, что в других условиях его хватило бы ей на неделю, и даже приклеила искусственные ногти, так как ее собственные всегда были обломаны об оружие или обо что-нибудь еще.
   Под широченное платье, в которое свободно поместились бы две женщины, подвязали подушку, чтобы придать Рози вид беременной. Подобрали сумочку под цвет туфель.
   С пистолетом пришлось на время расстаться.
   Шеперд не могла себе позволить, чтобы при возможном обыске у нее обнаружили оружие и узнали в ней одного из «патриотов».
   Вся в напряжении от страха, она вела одолженный «Форд» по городу в направлении управления ФБР, где ее должен был ожидать Серилья. По дороге встретились два полицейских дорожных блок-поста.
   Она проехала оба, не вызвав подозрений.
   В назначенное время она стояла в вестибюле нужного ей административного здания и демонстративно массажировала поясницу, как посоветовала ей опытная Бейкер, всем своим видом показывая прохаживающимся охранникам, как тяжело быть беременной. Живот вспотел под подушкой, а бинт, которым она была примотана, нещадно сдавливал бока.
   Наконец, минут через десять открылась дверь лифта, расположенного за столом дежурного офицера, оттуда вышел незнакомый ей человек и оглянулся по сторонам.
   – Вы случайно не меня ищите? – шагнула к нему Рози.
   Он как-то странно посмотрел на нее.
   – Мне нужна миссис Канингэм.
   – Я миссис Канингэм.
   Человек недоверчиво уставился на нее.
   – Канингэм – это я, – повторила Шеперд, подходя вплотную к нему.
   Он пожал плечами, пропустил ее в лифт и нажал кнопку. Дверь закрылась, и лифт начал подниматься.
   – Шеф сказал мне, что он ждет брюнетку. И он ничего не упомянул о том, что вы в положении…
   – Очень быстрая беременность, – вздохнула Рози. – Так резко наступила, что сама не ожидала… А волосы я покрасила.
   – Понятно.
   Лифт остановился. Указателя этажей в нем не было. Шеперд вышла, прижимая сумочку к подушке.
   – Сюда, мадам.
   Сопровождающий показал на деревянную дверь, на которой не было ни номера, ни фамилии. Он постучал в нее, дверь распахнулась, и в ней показался охранник с «Узи».
   – Кто это? – с удивлением протянул он.
   – Ладно, хватит ломать комедию! – резко бросила Рози. – Скажите Серилье, что я пришла. И побыстрее, у меня нет времени.
   Она шагнула к двери, и охранник отступил в сторону, явно не зная, как поступить с беременной дамой. Шеперд подумала, что у беременности есть такие преимущества, о которых она раньше и не догадывалась.
   – Мистер Серилья! – крикнула она в сторону двери в другом конце приемной.
   Через пару секунд дверь открылась и из нее вышел Рудольф Серилья, с забинтованной головой и рукой на перевязи.
   Рози подавила улыбку.
   – Только не говорите, что вы меня не узнаете, – она похлопала себя по огромному животу и добавила, – после всего того, что между нами было.
   У охранника с автоматом отвисла челюсть.
   – Парень, закрой рот, – повернулась к нему Шеперд. – А не то переловишь всех мух.
   – Заходите, – кивнул ей директор ФБР.
   Он пропустил ее в кабинет и закрыл за ней дверь.
   – Садитесь, детектив Шеперд, – проговорил он.
   Она присела на краешек стоящего напротив стола стула и серьезно посмотрела на него.
   – Мне нужна ваша помощь.
   Серилья отвел взгляд.
   – Боюсь, что я уже вряд ли смогу кому-нибудь помочь. Слушали программу последних новостей? Меня сместили с должности на время расследования причин плохого обеспечения моей Службой безопасности злополучной конференции. Кроме этого, еще подняли вопрос о моем сотрудничестве с «Патриотами». Никто теперь не поверит, если я скажу, что действую по указаниям президента, который, к тому же, может умереть в любую минуту. Кому мне приказывать? Лютеру Стилу? А какое я имею право разрушать его карьеру, его жизнь? Так что спасения от меня не ждите, но обещаю, что помогу хоть немного, если смогу. Вы думаете, Холден жив?
   – Да! – не раздумывая, ответила Рози.
   – Вы в этом так уверены?
   – Я сердцем чувствую, что он не умер, – прошептала она.
   Серилья улыбнулся.
   – Ну хорошо. Только где его искать? Мы пока не обнаружили другой базы ФОСА, кроме той, на Седар Ридж.
   – Может, допросить еще раз Чарли Ланга? – задала она наивный вопрос, заранее зная ответ на него. – Вдруг он знает, куда они могли упрятать Дэвида…
   – Толку из этого не будет. Если террористы действительно не убили его сразу, а где-то удерживают, то они выбрали такое место, о котором Ланг и не догадывается.
   – Это я понимаю, – вздохнула Шеперд и поправила сползающую на колени подушку.
   – Единственное, что вам не хватает, – засмеялся Рудольф Серилья, – так это распухших лодыжек.
   – Что?
   – В качестве окончательного штриха к вашему маскарадному костюму. Очень часто у беременных распухают ноги…
   – Ладно, – кивнула она, – в следующий раз я подложу что-нибудь в чулки.
   – А вы не пробовали проследить, от кого поступила информация по поводу того, что террористы якобы прячут ракетную установку на том проклятом аэродроме?
   – Да. Я говорила с Лемом Пэрришом. Ему об этом сообщил человек по имени Буч Сидовски, бродяга и пьяница, но Лем говорит, что он не продался бы «Фронту» за всю выпивку в мире. Видимо, ему специально дали подслушать разговор межу террористами в баре, чтобы он передал нам эту дезинформацию. И самое главное – Буч уже мертв. Его сбил и переехал в темном переулке какой-то грузовик. Причем переехал два раза.
   – Ничего себе, – грустно покачал головой Серилья. – Ну что же, скажу тогда своим, чтобы они допросили еще разок Чарли Ланга. Попытка – не пытка. Может, удастся на след напасть.
   Рози показалось, что в его голосе было больше сомнения, чем в ее собственном.
   – У меня есть еще одна мысль, – продолжала она. – По поводу «Фронта». У них все главари – иностранцы? Как Борзой – Джонсон?
   Директор ФБР посмотрел на нее, задумался, затем кивнул.
   – Похоже, что так. Но если вы думаете, что в этом деле можно ожидать помощи от ЦРУ или от других разведслужб, то глубоко ошибаетесь. Они сейчас не подойдут ко мне и на пушечный выстрел.
   – Я говорю о другом. Вы слышали когда-нибудь о Томасе Эшбруке? – спросила Шеперд.
   Серилья сел в кресло и потер виски.
   – Фамилия вроде знакомая, где-то мне приходилось ее встречать пару месяцев назад…
   – Это тесть Дэвида, отец Элизабет. Холден рассказывал мне о нем. Ему пришлось из-за чего-то там срочно уехать из Штатов, и теперь он живет в Швейцарии. Дело в том, что Эшбрук довольно богат… Думаю, что нам помогли бы его деньги.
   – Вы хотите, чтобы я нашел его и связал с вами?
   – А вы сможете это сделать?
   – И что потом?
   – Дэвид жив. Я должна найти его. Это самое главное. Без него «Патриоты» Метроу просто распадутся, ведь это он сделал из нас реальную силу. А как только в газетах появятся сообщения о том, что прекратилось единственно серьезное сопротивление террористам, то вскоре исчезнут «Патриоты» и в других городах. Так что вам он тоже нужен.
   – Мисс Шеперд, – Серилья улыбнулся, встал из-за стола, подошел к Рози и взял ее за руку. – Вот что я хочу вам сказать. Я знаю, что вы любите Дэвида, и, скажу откровенно, он того заслуживает. Обещаю, что постараюсь вам помочь, чем только смогу. Расскажите мне все, что вы знаете о Томасе Эшбруке, и я отдам приказ своим верным людям найти его. Кроме того, я свяжусь с теми, кто допрашивает Чарли Ланга, и распоряжусь сделать кое-что еще. Если мне удастся помочь вернуть вам Дэвида – Господи, помоги мне это сделать, – то вам обоим будет лучше сразу же уехать за границу. Теперь я совсем не уверен в судьбе нашей страны.
   – Что вы имеете в виду? – спросила она, поднимаясь со стула.
   Серилья на секунду смежил веки, потом открыл их и посмотрел Рози прямо в глаза.
   – Если президент умрет, как говорят врачи, то Роман Маковски может править Штатами в течение нескольких лет. И уж он-то постарается превратить эту страну в социалистический рай. Такие американцы, как вы или я, – а нас большинство – не смирятся с этим, и разразится гражданская война, по сравнению с которой террористические акты ФОСА покажутся детскими забавами. Запомните мои слова.
   Шеперд поразило зловещее звучание последней фразы.
   – Я помогу вам вернуть Дэвида, – продолжил директор ФБР, – не только потому, что вы любите его, но и из-за того, что Америке он может понадобиться намного больше, чем вы себе представляете. Намного больше.
   Как ни старалась сдержаться Шеперд, из ее глаз хлынули слезы.

Глава двадцать первая

   – Холден! Ты слышишь меня?
   Дэвид на мгновение подумал, что ослеп, потому что, когда открыл глаза, ничего не увидел перед собой. Он часто задышал и почувствовал, как ко рту прилипла ткань – его голову закрывало подобие капюшона. Он потряс головой, пытаясь сбросить его, но от движения мозг стиснули болевые спазмы.
   Ему стало холодно.
   Руки и ноги затекли и отказывались повиноваться.
   – Узнаешь, кто с тобой говорит?
   Он попробовал сказать что-нибудь, но воспаленный язык не двигался в пересохшем горле.
   Дэвид почувствовал, как с его головы срывают капюшон, и закрыл глаза от яркого света, бьющего прямо в лицо.
   Через несколько секунд он снова поднял веки.
   Над головой раскачивалась голая лампочка. Он опустил глаза.
   Одежда была изорвана в клочья, на ногах не было ни туфель, ни носков.
   Он сидел на стуле, но не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Связан?
   Опять раздался голос, но Холден сумел рассмотреть лишь фигуру говорящего, ничего больше.
   – Я давно ждал возможности поговорить с тобой. Жалко, что нам не пришлось встретиться раньше в такой обстановке. Тебе интересно, что я имею в виду? Ничего, сейчас узнаешь…
   Голос был ровным, почти приятным, но в нем сквозило что-то, напоминающее безумие.
   Он продолжал:
   – Некоторое время ты был для меня просто надоедливой помехой, не больше. Как прилипчивая муха, которая отвлекает от работы. Я просто хотел прихлопнуть тебя – и все. Но после нашей первой встречи мне захотелось большего. Если ты не понял до сих пор, к чему я веду, то скоро поймешь. Мне стало мало твоей смерти. Но тут вдруг вмешались непредвиденные обстоятельства – та ценная информация, которой ты обладаешь. Фамилии руководителей «Патриотов» в Метроу и других городах, подробности соглашения между вами и директором ФБР Серильей, местонахождение ячеек и баз твоих сообщников. Все важные данные. Вот они-то и мешают мне расправиться с тобой так, как хочу этого я. Но все-таки я не оставляю надежду хоть немного отплатить тебе за нашу последнюю встречу.
   Дэвид попытался ответить, но с разбитых губ не слетело ни единого слова.
   – Жалко, что допросы должны вестись в определенных рамках, чтобы при необходимости мы могли показать тебя живого и якобы невредимого. Вскоре – хотя тебе это время покажется несравненно длиннее – мы вывезем тебя за границу. Для тебя не имеет значения – куда, но ты потеряешь последнюю надежду на помощь. Там тобой займутся знающие специалисты, с самым современным оборудованием и медицинскими препаратами. Ты сам будешь умолять, чтобы они послушали твои признания, ты разговоришься так, что тебя будет невозможно остановить. Ты станешь одним из наших средств для будущей победы в Америке и во всем мире. Кто знает – возможно, когда-нибудь мы станем коллегами. Однако не будем тратить драгоценное время на пустые разговоры. До твоей отправки за границу у меня есть несколько часов, в течение которых ты находишься в моем полном распоряжении. Очень жаль, что нельзя причинять тебе видимые увечья, иначе я сделал бы с тобой такое, о чем ты даже не догадываешься. Но все равно эти часы будут преследовать тебя неописуемыми ужасными снами всю оставшуюся жизнь. Так что думай, что я – твой самый страшный кошмар.
   – Кто… – сумел прохрипеть Холден.
   – Ты не узнаешь мой голос? Действительно, нам мало довелось поговорить во время последней встречи. Я ведь был занят той шлюхой, которую ты трахал каждую ночь. Какая жалость, что не удалось сбросить ее в океан… А ты проявил чудеса героизма и победил меня. Но только временно. Как видишь, я не погиб. Всего лишь переломал ноги, но раны уже заживают. Да, ты был настоящим героем, когда спасал свою стерву. Посмотрим, каким героем ты будешь теперь. Закричишь? Взмолишься о пощаде? Нет, я не хочу этого. Покажи свое геройство, чтобы воодушевить меня. Мне сейчас так не хватает воодушевления.
   К Дэвиду постепенно возвращалось зрение, и очертания сидящей перед ним на стуле фигуры становились более отчетливыми. Рядом, у стены, стояли два костыля.
   Борзой – Джонсон! Холден узнал лицо, которое он видел сквозь плексиглас вертолетной кабины, узнал это сатанинское выражение. Он не забыл его, оно навсегда осталось в памяти.
   – Сначала я расскажу, что собираюсь делать с тобой. Надеюсь, у тебя сильное сердце, не подведет? Мне очень не хотелось бы, чтобы ты сразу отдал концы. Так вот – мои ребята сейчас окунут тебя в ледяную воду, ты начнешь захлебываться, она попадет в легкие и живот. Но это была бы слишком легкая смерть. Мы вытащим тебя, положим на холодный бетонный пол и немного поработаем палками, чтобы ты вырвал всю воду, которой успел наглотаться. Но и это еще не все. Затем мы прикрепляем провода от аккумуляторов к, скажем так, определенным чувствительным местам. Например, к мошонке. Или соскам.
   Борзой засмеялся.
   – Не надо забывать, что и у мужчин есть соски. К языку тоже неплохо. После электрического шока процедура повторяется – вода, палки и так далее. Ее главная отличительная черта – бесконечность. Жертва понимает, что удары током прекратились, но впереди его ожидает купание, рвота и опять ужасный ток. Ну, на этом я заканчиваю вступительную часть.
   Дэвид ничего не ответил. Его тело тряслось, но не столько от холода, сколько от предчувствия неизбежного кошмара.
   – Итак, сначала – водные процедуры. Держись веселее, Холден!
   Дэвида схватили сзади за волосы, сорвали со стула, протащили несколько шагов и утопили голову в чане с обжигающей водой, на поверхности которой плавали кубики льда.
   Он едва успел вдохнуть в легкие побольше воздуха.

Глава двадцать вторая

   Лайонел Моррисон отстегнул ремень и задвинул откидной столик в спинку переднего сиденья. Джеффри Керни закурил, как только погасла запрещающая надпись.
   По проходу между сиденьями шла стюардесса. Она поравнялась с Керни и улыбнулась ему.
   – Не вовремя разбился этот Борзой, – сказал Моррисон. – Он мог бы дать тебе какую-нибудь зацепку.
   Джеффри смотрел вслед стюардессе. У нее были очень стройные ноги.
   – Знаете, инспектор, – проговорил он, – у меня есть теория по поводу того, что мужчины, когда смотрят на привлекательные женские ножки, думают совсем не об их красоте, а о том месте, к которому они ведут. Что же касается Борзого – если это настоящая фамилия – он или до сих пор жив, или ФБР преувеличивало его заслуги по части организации террористических актов «Фронта». Лично я склоняюсь к первому варианту.
   – Вы думаете, что он остался в живых после падения с вертолета в море?
   – Да, если он сразу не пошел под воду и не утонул. Как долго вы, например, можете оставаться на плаву?
   – Ну, я не такой уж непревзойденный пловец, но, думаю, что с час продержался бы.
   – Предположим, что Борзой плавает лучше вас. Он оказался в воде всего в нескольких милях от берега, пусть даже сильно ударившись о поверхность. Он знал, в какой стороне находится остров и куда плыть, так как часто летал над той частью океана на вертолете, когда подбирал иностранцев с корабля или подводной лодки. Кроме того, что немаловажно, как раз было время прилива.
   В салоне раздался голос командира экипажа, который объявил о том, что он приветствует пассажиров, что рад и счастлив вести самолет, прозвучали и прочие дежурные фразы, которые всегда говорятся в таких случаях. Керни потушил сигарету. Появилась другая стюардесса – у этой ноги были похуже – и предложила им напитки. Моррисон взял виски, Джеффри – американское вино «Шабли Бланко».
   – Я консультировался с ребятами из береговой охраны, – продолжал Джеффри, когда стюардесса прошла дальше. – И они сказали, что в то время, когда Борзой упал в море, был сильный прилив. Короче говоря, если он сумел продержаться на поверхности некоторое время, его могло просто вынести волнами на берег. А кто бы мог пройти мимо незнакомого человека, если бы нашел его там в таком состоянии? Его наверняка подобрали и выходили бы. Теперь, инспектор, я собираюсь предпринять вот что, – он сделал глоток вина. – Взять необходимые мне вещи, вернуться на Седар Ридж и постараться найти тех, кто подобрал Борзого на берегу, если моя гипотеза верна. Если эта версия окажется тупиковой, придется придумывать что-то другое. Но пока у меня есть все основания подозревать, что Борзой жив и все еще руководит ФОСА.
   – И что будет, если вы действительно его найдете? – шепотом спросил Моррисон.
   Керни отхлебнул еще вина.
   – Конечно, в наших общих интересах было бы прикончить его как можно быстрее – и делу конец. Но тогда мы не узнаем, кто стоит за всей бандитской деятельностью ФОСА. Наши советские друзья, которые на весь мир ратуют за разрядку, или какой-то другой союз дьявольских стран, о котором мы и не подозреваем? Если удастся заставить Борзого признаться, на кого он работает, – отлично. Нет – я пристрелю его лично. Как говорится, буду действовать по обстоятельствам, инспектор.
   И Джеффри залпом осушил пластиковый стаканчик.

Глава двадцать третья

   Дэвид открыл глаза и почувствовал, что его держат чьи-то руки. Все начиналось снова.
   Он понял, что терял сознание.
   Зрение до сих пор не пришло в норму.
   Руки и ноги исчезли, теперь эти слова превратились в ничего не значащие понятия. Он не мог даже чувствовать боль в них.
   Вот его снова куда-то тянут по полу.
   Он ощутил дрожь в голом теле.
   Вода.
   Плавающие на ее поверхности кусочки льда.
   Он сделал вдох, и легкие едва не лопнули от боли.
   Голову с силой погрузили в воду.
   Рука, вцепившаяся в затылок, надавливала вниз, вода попала в нос, уши… Холден не смог долго держать рот закрытым, вода ворвалась в него, и он стал захлебываться. В следующую секунду, когда спасительное избавление в виде очередной потери сознания было так близко, его выдернули из воды и бросили на пол. Голова со стуком ударилась о бетон, и тело сжали спазмы – и от рвоты, и от холода.
   Перед замутненным взором мелькнуло лицо Борзого – Джонсона. А затем обрушились удары палками. Дэвид стонал и захлебывался одновременно. Удары следовали один за другим по животу и груди до тех пор, пока уже было нечем рвать.
   Снова руки.
   Бросок на стул.
   Аккумулятор.
   Металлический привкус провода, засунутого в рот.
   Руки, сующие второй провод в пах.
   Он попытался закричать, но услышал только животный стон.
   Удар током.
   Падение со стула.
   Кто-то пнул его ногой и выругался. Затем руки в резиновых перчатках водрузили его обратно на стул.
   Еще один электрический разряд.
   Боль начиналась во рту и в паху, затем заполняла все тело, которое содрогалось и пульсировало от нее.
   Он снова упал со стула и скорчился на холодном полу. Ток продолжал бить.
   Темнота.
   Вода.
   На этот раз он не закрывал рот, надеясь умереть. Чернота.
   Боль в воспаленном горле, от которой он очнулся, и его опять вырвало.
   Стул.
   Провода.
   Больше он боли не ощущал…

* * *

   Дэвид лежал на бетоне и не хотел открывать глаза.
   – Холден, что же ты молчишь? Неужели ничего не хочешь мне сказать? Язык откусил?
   Если он умрет, то не сможет отомстить Борзому.
   Его подняли, отцепили провода, и перед тем, как голову погрузили в чан с водой, он успел глубоко вдохнуть…

* * *

   Он смотрел в окно, как к зданию подъезжает «Мерседес».
   «Мерседес» остановился.
   Из здания вышел Косяк, подошел к машине и заговорил с человеком, выбравшимся из-за руля.
   Вот они вошли внутрь, и Борзой повернулся в сторону двери, выходящей в коридор, скользнув взглядом по стоящему рядом столику. На нем лежали сигареты, зажигалка, пепельница и наплечная кобура, снятая с Холдена. Кобура была снабжена двумя карманчиками для запасных обойм и ножнами с не совсем обычным ножом.
   Распахнулась дверь, и в комнату шагнул Инносентио Эрнандес.
   – Дмитрий! Рад тебя видеть.
   – И я рад тебя видеть, Инносентио, – кивнул Борзой.
   Лицо стоящего рядом Косяка выразило удивление – наверное, из-за того, что Инносентио назвал Борзого по имени, которое тот слышал в первый раз.
   – Вам что-нибудь нужно, мистер Джонсон? – обратился он к нему.
   – Нет, Косяк, спасибо. Ты ничего не хочешь, Инносентио?
   – Пива не найдется?
   – Конечно, найдется.
   Косяк улыбнулся и вышел из комнаты. Эрнандес пересек ее в три шага и уселся на диванчике напротив Борзого. Это был крупный человек более шести футов роста, весом фунтов двести пятьдесят, темноволосый, гладко выбритый, с улыбающимися глазами. Борзому он всегда казался огромным ребенком.
   Вернулся Косяк, он принес бутылку пива, которое протянул Инносентио, и тихо вышел из комнаты.
   – Как тут наш гость? – спросил тот добродушным тоном, откупоривая бутылку.
   – Живой. Я обещал только это.
   – Ты должен думать сначала о деле, а потом уже об удовольствии, – засмеялся Эрнандес.
   – Да, удовольствие было огромное, – усмехнулся Борзой. – Жалко только, что мало.
   Его собеседник пожал плечами.
   – Какой с него будет толк, если мы его покалечим и у него отобьет память? Надеюсь, ты не переусердствовал?
   – Нет, к сожалению…
   – Да ладно, хватит тебе. Теперь он будет посговорчивее.
   – Надеюсь. Я несколько раз даже прекращал э-э-э… процедуры, потому что боялся, что он умрет. Цени мое великодушие.
   – Ценю, – Инносентио отхлебнул из бутылки и поставил ее на пол рядом со своими кроссовками неправдоподобно большого размера. – Мне сказали, что мы должны любым способом заставить его выступить и заклеймить правительство США. Это, с одной стороны, внесет смятение в ряды «Патриотов», а с другой, вызовет резкие меры к ним со стороны правительства. Вот повезло этому кретину Маковски, правда? Так легко прийти к власти…
   Борзой просто кивнул, не имея желания разговаривать на эту тему.
   – А где он?
   – Холден? В гараже. Отдыхает. Ты хочешь перегрузить его в багажник?
   – Да. Как ты думаешь, инъекция его не прикончит? Не хочу, чтобы он очнулся по дороге.
   Борзой задумался.
   – Думаю, выдержит. Что ты собираешься ему вколоть? Пентатол?
   – Да, – кивнул Эрнандес. – А что это на столе?
   – Его вещи, – сказал Борзой, взглянув на кобуру.
   Инносентио встал и подошел к столику.
   – Можно?
   – Конечно.
   Эрнандес поднял кобуру.
   – Для «Беретты»?
   – Да.
   Он вынул из ножен нож и восхищенно присвистнул.
   – Ух ты, вот это оружие. «Защитник», – прочитал он надпись на лезвии. – Ручная работа?
   – Наверное.
   Инносентио взмахнул, им и клинок со свистом рассек воздух.
   – Отличный нож, – вздохнул он. – Уж я-то в них разбираюсь. Esta bien^[1]. Продай, Дмитрий. И нож, и кобуру. Я ведь тоже иногда ношу «Беретту».
   Борзой сам хотел оставить эти трофеи себе, чтобы они напоминали ему о том, что когда-то принадлежали одному из главных врагов, с которым он справился, – Дэвиду Холдену, но Инносентио был старым товарищем, в чьих услугах он еще нуждался.
   – Ладно, пусть это будет моим подарком тебе, Эрнандес. Пусть нож послужит тебе в боях с капиталистами, и я буду доволен этим.
   – Ты настоящий друг, Дмитрий! – воскликнул Инносентио, вгоняя нож в ножны.
   – Только пообещай, что глаз не будешь спускать с Холдена, – сказал Борзой.
   – Даю тебе честное слово, amigo! – засмеялся тот.

Глава двадцать четвертая

   Дэвид очнулся.
   Ему было тепло и приятно.
   Он лежал в кровати и был укрыт легким одеялом. Комнату ярко освещал солнечный свет, проникающий сквозь прозрачные шторы.