Страница:
Спрыгнула она удачно, спланировав на каркасе турнюра, и, опасливо оглядевшись, направилась прочь. Практически бегом. Только за углом наконец-то перевела дух. Вырвалась! Затем не удержалась и показала язык в ту сторону, где, по ее мнению, должна была находиться леди Маргарет. И, чтобы не искушать судьбу, запрыгнула в подоспевший кэб.
Только перед дверью дома Стивенсов задор от удачно провернутой авантюры покинул девушку. Перспективы открывались безрадостные: и Маргарет эта некстати подвернулась, теперь не отстанет; и Берта тоже как помешалась, готова ревновать к каждому столбу; да и Мастер Лондона с этим… с дурацким именем тоже оказались не самыми гостеприимными хозяевами. За секунды, промелькнувшие между стуком дверного молотка и скрипом двери, она успела представить варианты развития событий, один другого перспективнее. В самом лучшем она вплавь перебиралась через Ла-Манш.
Но вот, наконец, дверь открылась и перед ней предстала Эвике, пополневшая, но все такая же рыжая и жизнерадостная.
На появление долгожданной гостьи она отреагировала как-то странно. Не сделала книксен по старой памяти, не бросилась на шею, но прижала палец к губам и, схватив виконтессу за руку, потянула за собой. Не вверх по лестнице, а вниз, на кухню.
– Э-эвике, я тоже очень рада тебя видеть, – пробормотала Гизела, прикладывая все усилия, чтобы не налететь на неожиданно появляющиеся двери, перила и углы, – но почему бы нам не начать разговор со «Здравствуй, как дела»? И… зачем мы здесь?
– Здесь уютнее будет, – широко улыбнулась Эвике, запирая дверь на засов. – Как-никак, подвальное помещение, почти что склеп. Для тебя стараюсь. Ой, Гизела, я так рада тебя видеть!
И расцеловала названную сестру. Та кивнула, все еще не понимая, почему на кухне уютнее чем в гостиной, но решила не заострять на этом внимания. Такие мелочи ее сейчас мало волновали.
– Я тоже, – проговорила она, отступая назад. Столь восторженное приветствие бывшей горничной слегка смутило виконтессу. – Кажется, полжизни прошло, разве нет? Да и ты, я смотрю, изменилась, – улыбнулась она, глядя на живот Эвике, уже округлившийся под ситцевым, белым в красный цветочек, платьем.
– Не без этого. О, кстати, – и она прижала ладонь Гизелы к своему животу, – можешь определить, девочка будет или мальчик? Я не знаю, какого цвета занавески в детской заказывать.
– Зеленые! – быстро произнесла Гизела, отдергивая руку. – Мой любимый цвет… Эвике! Расскажи, как здесь в Англии, как ты справляешься, как тебе новая жизнь?
Со вздохом Эвике толкнула под стол плетеную корзину, полную мотков пряжи и разноцветных лоскутков, розовых и голубых.
– Все чудесно, – сдержанно отозвалась она. – Вот, мы купили дом, почитай все деньги на это угрохали. Тут принято поначалу мотаться по съемным квартирам, мол, новое жилье опасно сразу покупать. Вдруг строители напортачили – ну, там кирпич неровно положили или дверь прибили на потолок. Но я решила, что лучше сразу осесть на одном месте. То есть, мы с Уолтером так решили. Единодушно
– Но ты счастлива? Тебе все нравится, правда? У тебя чудесный муж, дом, а скоро и ребенок появится. Да и знакомыми, наверное, обзавелась? Все-таки здесь не наша Трансильвания… Интересно, как там сейчас отец, – пробормотала Гизела еле слышно.
– О да! Люди здесь что надо. Очень… деликатные. В душу не лезут. Не донимают приглашениями на разные там бесполезные мероприятия, на которые бы я все равно не пошла. Ну там приемы, суаре, дни рождения… Хотя на Рождество нас все же позвали в гости. Мой благоверный записался в один клуб, у них ежегодный обед для членов. Супруги тоже приглашены. Я в том числе.
Эвике опять расплылась в улыбке, стиснув зубы, чтобы не вырвались правдивые слова. О том, как в действительности поживает Уолтер. И с кем он спутался. И почему они забились в кухню, подальше от гостевой спальни.
– Но ты же здесь совсем недавно! И вот уже, видишь, вас пригласили на Рождество – ну, разве это не прекрасно? Ты такая милая, разве тебя можно не полюбить? Да и люди в Лондоне такие, эм, замечательные… Хотела бы я оказаться на твоем месте и хотя бы неделю никого из них не видеть! – выпалила Гизела от души и тут же вернулась к старой теме. – Если есть какие-то проблемы, можешь ко мне обращаться, пока я здесь. Правда, это ненадолго… надеюсь!
– Кого не видеть? – спросила Эвике, но тоже переключилась на свои горести, впрочем, радуясь, что вампирша не спросила про устав этого клуба. А то бы в окно выпрыгнула. – Но я теперь вся в сомнениях, что надеть, о чем разговаривать, какой вилкой есть спаржу… Ох, если б не леди Баблингбрук, я бы вообще туда не сунулась! Она мне так помогла!
С сей достопочтенной матроной Эвике была знакома лишь опосредованно, через брошюрку «Советы вдовствующей леди Баблингбрук юным женщинам, которые еще не добились этого статуса, но очень хотят». Подразумевался, разумеется, статус настоящей леди, но название звучало весьма двусмысленно. А написано сие пособие было таким тоном, что читать его сидя не представлялось возможным. Хотелось вскочить и, переворачивая каждую страницу, повторять «Да, мэм, как прикажете, мэм».
Из этой книги Эвике узнала, что вежливый ответ на приглашение звучит так: «Мистер и миссис Стивенс с величайшим удовольствием принимают приглашение доктора и миссис Элдритч». А не: «Спасибо большущее! Давайте, я принесу пирог!»
– Ой, что ж это я! – спохватилась хозяйка. – Мы тут пять минут толчемся, а ты еще пудинг мне не помешала!
Схватив с полки миску, полную хлебных крошек и сухофруктов, она сунула ее вампирше вместе с ложкой.
– Прости… что?
– Таков обычай – каждый гость должен помешать пудинг, на удачу, – на последних словах ее энтузиазм отчасти иссяк.
Что будет, если пудинг помесит нечистая сила, традиция умалчивала. Возможно, он подгорит. Во время пожара на кухне.
Гизела взяла ложку и неуверенно помешала. И еще раз. И опять. Эвике подбодрила ее улыбкой.
– Хватит?
– Нет еще. Давай мешай, у тебя хорошо получается.
Сама миссис Стивенс тем временем наведалась в кладовку и выкатила на тележке нечто масштабное, но закрытое парусиной, на которой проступили жирные пятна. С загадочным видом подмигнула гостье, словно доктор Франкенштейн, собравшийся пришить своему созданию недостающее ухо (четвертое по счету). Снова сбегала в кладовую за маслобойкой.
– Скажи, Гизела, у тебя есть хобби? – с елейной улыбочкой начала Эвике.
– Хобби? – Гизела продолжала водить ложкой из стороны в стороны, радуясь, что та хотя бы не серебряная.
Какой интересный вопрос. В замке Лютценземмерн ни на какое хобби не хватало денег, да и чем займешься в Трансильвании, кроме разведения чеснока? Теперь же деньги появились, но Гизела не могла и представить, какое хобби должно быть у вампиров. Хотя ее любимым развлечением скоро станут подвижные игры – бег и прятки от леди Маргарет.
– Хмм… Я люблю коллекционировать. Я коллекционирую шляпки! Вот, например, – она указала на необъятное сооружение на стуле. Раньше у нее, конечно, тоже были шляпки. Одна. И то мамина.
– Коллекционирование – это здорово. Это самое то для леди. А как ты относишься к изящным искусствам?
– О, замечательно! – заметно оживилась виконтесса. – Мы с Бертой побывали в галереях Милана, Флоренции, Венеции – это восхитительно. Ты хочешь что-то посоветовать мне в Лондоне? Кто твой любимый художник? Как ты относишься к Давиду? Когда я увидела его картины в Париже… Эвике? Почему ты так на меня смотришь?
– Что я имела в виду… – заговорила Эвике, но осеклась и решила начать с другого конца. С критики конкурентов. – Давид – тоже неплохо, мне Уолтер гравюру показывал. Вроде ж Микеланжело его изваял? Но мне гораздо милее японская эстетическая парадигма.
Ведь не даром Уолтер потащил ее в Британский музей на публичную лекцию. Мужа она не опозорила. Все полтора часа проспала с открытыми глазами, даже храпела шепотом. Это умение она отточила еще в деревне, во время проповедей отца Штефана. Тогда она умела храпеть на мотив «Славы в вышних».
– Парадигма? А-ах, даже так? – глаза Гизелы округлились. – И что же это?
– Понимаешь, западное искусство рассчитано на долговечность. Поэтому и скульптуры ваяют из мрамора и гранита, – Эвике повторила за Уолтером, который вкратце пересказал ей содержание лекции уже дома, за чашкой чая. – Японцы же считают, что истинная красота мимолетна. Как дуновение ветерка. Как лепестки цветущей вишни. Как ажурная снежинка, что тает на твоей ладони, прежде чем ты успеваешь как следует ее разглядеть. Как сливочное масло.
Гизеле показалось, что или она сходит с ума, или весь мир вокруг.
– Масло? Это то, которое на хлеб мажут? Масло в смысле – масло?
– Оно ведь тоже быстро исчезает. Если хорошего качества. Отвернешься – и все уже без тебя смолотили… Поэтому я тоже ваяю скульптуры. Из масла.
– Это так… необычно! – выговорила, наконец, виконтесса. – Какое прекрасное хобби! Не могла бы ты мне что-нибудь показать?
С торжественным выражением лица, Эвике сдернула парусину, скрывавшую поддон со льдом, в который был погружен другой поддон, с горой масла. Очертаниями оно напоминало Первобытный Хаос.
– Это, наверное, Уолтер? Ты его изобразила? О, так мило! И очень похоже.
– Нет, это замок Лютценземмерн! Ну, наш с тобой. Вот тут будут бастионы, это ворота. Я их еще долеплю, только у меня масло закончилась. Я его сама взбиваю, а то молочник подсунет всякую дрянь. Только уставать я что-то стала, вот и хотела тебя спросить… хотя нет! Прости, Гизела, о чем это я! – она энергично замотала головой, удивляясь собственной дерзости.
– Замок? А ведь да, и правда похоже, – и в голосе вампирши прозвучали неожиданные ей самой грустные нотки. – Но что ты хочешь спросить? Не стесняйся, спрашивай, я всегда готова помочь, что бы тебе ни понадобилось.
– У меня, конечно, ломит спину, и голова кружится, и еще мне невыносимо хочется малины в конце декабря, но… но ведь не посмею же я попросить тебя взбить мне немножко масла! Совсем чуточку нужно, но сама идея! Чтобы титулованная дама взяла в руки маслобойку! Ты ж ее сразу сломаешь.
– Сломаю? Я?! – Гизела аж подпрыгнула. – Уж не забыла ли ты, что в замке я занималась хозяйством наравне со всеми – то есть, с тобой и отцом? А ну, где тут твоя маслобойка?
– Только, если ты настаиваешь.
Покорно вздохнув, Эвике толкнула к ней маслобойку, и вампирша принялась взбивать масло, вложив в этот процесс силу двадцати мужчин. Уже неплохо. Хотя если провернуть такой трюк с Бертой Штайнберг, которая по упрямству даст фору упряжке мулов, та не только масло взобьет, но и потолок побелит. Надо принять к сведению, подумала Эвике.
– Какое… интересное… занятие. А что потом с этими скульптурами? У вас какие-нибудь выставки проходят?
– Да, вообще-то. Следующая через несколько дней, я тебе приглашение пришлю. Правда, проводится она силами местных энтузиасток. Загвоздка в том, что они… как бы это сказать… в общем, они молочницы. И бакалейщицы. И кухарки. А я ведь теперь леди, так что не бонтонно мне с ними якшаться, – она зябко повела плечами. – По крайней мере, Уолтер так думает. С недавнего времени. Как только этот повис у него на ушах.
– А знаешь в чем отличие леди от кухарки? – хитро посмотрела на нее Гизела. – Леди может позволить себе делать все, что захочет, и не будет прислушиваться к тому, что болтают у нее за спиной. Запомни это и говори всем, кто считает твое хобби недостаточно изящным. Вот, мне же оно нравится, а я ведь леди, так?
Эвике радостно заулыбалась.
– Кстати, ты о ком? Кто там на уолтеровских ушах повис?
Эвике перестала радостно улыбаться. Она подошла к Гизеле настолько близко, насколько позволял выпиравший живот.
– Нужно было сразу тебе рассказать, но я все собиралась с духом, – зашептала она. – Мы с тобой больше не должны видеться. То есть, еще как должны, но не здесь. Потому что капкан останется капканом, даже если украсить его омелой. Это все, что я могу рассказать. Просто в другой раз давай встретимся в кофейне. Или в пассаже. Или на той же выставке. Не приходи сюда, пожалуйста.
– Что? Эвике, милая, ты с ума сошла? Я не понимаю… Что-то случилось? Уолтер запрещает тебе иметь подруг? Или…
Обе одновременно повернулись к двери, в которую кто-то молотил. Прижав палец к губам, Эвике подкралась поближе и спросила.
– Друг или враг?
– Опять твои шпионские игры, – прозвучал усталый голос Уолтера.
– Ты постучался неправильно.
Слышно было, как мистер Стивенс шаркает ногами за дверью.
– Я жду.
Последовала серия коротких стуков, пауза, и снова три стука.
– Так-то лучше, – проворчала его женушка, отпирая дверь.
Уолтер был бледен, как снег. Но не как лондонский снег, который падал сероватыми хлопьями, а как свежевыпавший снежок на горных вершинах.
Особенно мистера Стивенса удручало, что Фанни с Бертой улизнули слишком быстро, а сам он не успел вытребовать обратно свой кошелек. На извозчика пришлось занимать у мисс Маллинз. Пустяк, но неприятный осадочек остался. А уж увиденное на улице и вовсе повергло его в уныние.
– Здравствуй, Гизела, – с выстраданным спокойствием он поклонился вампирше. – К тебе там посетительница. Стоит у наших ворот.
– Уолтер, я так рада тебя видеть! Неужели Берта пришла сюда? Как мило! Почему ты не позвал ее?
– Потому что это не Берта. Какая-то другая… дама. Она оторвала чугунный цветок от ограды и гадает на нем «любит-не любит». Она просила сообщить тебе, что ты восхитительна. Давай уже, иди к ней поскорее.
– Ой.
Гизела села на стул и прижала шляпу к груди.
– Могу я попросить у вас политического убежища?
– Нет. Твою подругу там кэб дожидается. Ну так вот, за это время успел поседеть не только кучер, но и лошадь. И наши соседи будут тебе очень признательны, потому что собаки воют уже у всего квартала. И кошки тоже воют. И канарейки.
– Вот именно, Гизи, нехорошо заставлять эту леди ждать, – вмешалась Эвике-перебежчица. – Лучше уходи, пока не привлекла ненужное внимание.
– Ну что ж, пожалуй, я пойду… Спасибо за гостеприимство, Эвике! Твои скульптуры изумительны. Уолтер, как жаль, что мы так и не поговорили, но, надеюсь, встретимся в другой раз. Я так скучала по вам обоим.
Она боязливо покосилась на дверь.
– Ну… Я пойду. Да, пойду. Надо. Прощайте!
Супруги дружно помахали ей вслед, но уже поднимаясь по лестнице, вампирша услышала сдавленное: «Как ты могла ее пригласить?» и в ответ шипение: «А что мне оставалось делать?»
Гизела передернула плечами. Она никак не могла понять, что же такого натворила за последнее время, раз и Уолтер, и Эвике так к ней относятся. Неужели Эвике не хочет с ней знаться, а Уолтер забыл все, чего между ними не было, но ведь могло быть?…
Впрочем, эти мысли быстро вылетели из головы. Впереди ее ждала Судьба.
Надвинув шляпу на самые глаза и закутавшись в мантилью, Гизела толкнула входную дверь в надежде, что останется не узнанной. Но у самых ворот стояла леди Маргарет, с тем самым чугунным цветком, на котором оставался последний лепесток. Увидев Гизелу, она отшвырнула его, судя по раздавшемуся звону, угодив в чье-то окно. Это обстоятельство ее ничуть не смутило.
– Доброй ночи, Жизель! Какая у тебя хорошенькая шляпка, – она с восхищением воззрилась на шляпу Гизелы, которая размерами соперничала с тропическим островом. – Подойди поближе, чтобы я разглядела как следует.
Гизела сделала шаг вперед, понимая, что сопротивление бессмысленно.
– Зачем вы пришли сюда? Не лезьте в мою жизнь.
Леди Маргарет посмотрела на нее озадаченно.
– Я приехала за тобой. Не могу, когда ты далеко. Как будто… как будто мое сердце пришито к тебе невидимыми нитками, и когда они натягиваются, оно болит. Но даже эта боль мне приятна.
Она распахнула дверь кэба и протянула девушке руку. Ее бежевые замшевые перчатки были безупречно чистыми. Наверное, носит с собой несколько пар запасных.
То было предложение, от которого невозможно отказаться, так что Гизела послушно забралась внутрь, надеясь на лучшее, но готовясь ко всему. Мало ли что ей взбредет на ум? Вдруг замкнутое пространство кареты спровоцирует ее н а… что-нибудь?
Леди Маргарет устроилась рядом и отдала Гизеле свою муфту, в которую та, исключительно чтобы избежать долгих препирательств, сразу же сунула руки. Карета тронулась, хотя лошадь, ослабевшая от страха, едва перебирала ногами. Женщины сидели молча, пока не увидели за окном прямоугольные башенки усадьбы. Лунный свет мерцал на каменных стенах и казалось, что сам дом отлит из черного матового стекла.
– Так прекрасно, – прошептала леди Маргарет у самого уха Гизелы.
– Да не то слово! – почти искренне произнесла виконтесса, понимая, что их дорога длиною в вечность почти закончилась. И где-то там есть Берта.
– А что именно прекрасно? – все же уточнила она, ведь Дарквуд Холл даже в пьяном угаре прекрасным не назовешь.
– Любить, – отозвалась вампирша и повторила, словно сама еще не до конца поверила: – Это так прекрасно. Кто бы мог подумать.
Глава 7
Только перед дверью дома Стивенсов задор от удачно провернутой авантюры покинул девушку. Перспективы открывались безрадостные: и Маргарет эта некстати подвернулась, теперь не отстанет; и Берта тоже как помешалась, готова ревновать к каждому столбу; да и Мастер Лондона с этим… с дурацким именем тоже оказались не самыми гостеприимными хозяевами. За секунды, промелькнувшие между стуком дверного молотка и скрипом двери, она успела представить варианты развития событий, один другого перспективнее. В самом лучшем она вплавь перебиралась через Ла-Манш.
Но вот, наконец, дверь открылась и перед ней предстала Эвике, пополневшая, но все такая же рыжая и жизнерадостная.
На появление долгожданной гостьи она отреагировала как-то странно. Не сделала книксен по старой памяти, не бросилась на шею, но прижала палец к губам и, схватив виконтессу за руку, потянула за собой. Не вверх по лестнице, а вниз, на кухню.
– Э-эвике, я тоже очень рада тебя видеть, – пробормотала Гизела, прикладывая все усилия, чтобы не налететь на неожиданно появляющиеся двери, перила и углы, – но почему бы нам не начать разговор со «Здравствуй, как дела»? И… зачем мы здесь?
– Здесь уютнее будет, – широко улыбнулась Эвике, запирая дверь на засов. – Как-никак, подвальное помещение, почти что склеп. Для тебя стараюсь. Ой, Гизела, я так рада тебя видеть!
И расцеловала названную сестру. Та кивнула, все еще не понимая, почему на кухне уютнее чем в гостиной, но решила не заострять на этом внимания. Такие мелочи ее сейчас мало волновали.
– Я тоже, – проговорила она, отступая назад. Столь восторженное приветствие бывшей горничной слегка смутило виконтессу. – Кажется, полжизни прошло, разве нет? Да и ты, я смотрю, изменилась, – улыбнулась она, глядя на живот Эвике, уже округлившийся под ситцевым, белым в красный цветочек, платьем.
– Не без этого. О, кстати, – и она прижала ладонь Гизелы к своему животу, – можешь определить, девочка будет или мальчик? Я не знаю, какого цвета занавески в детской заказывать.
– Зеленые! – быстро произнесла Гизела, отдергивая руку. – Мой любимый цвет… Эвике! Расскажи, как здесь в Англии, как ты справляешься, как тебе новая жизнь?
Со вздохом Эвике толкнула под стол плетеную корзину, полную мотков пряжи и разноцветных лоскутков, розовых и голубых.
– Все чудесно, – сдержанно отозвалась она. – Вот, мы купили дом, почитай все деньги на это угрохали. Тут принято поначалу мотаться по съемным квартирам, мол, новое жилье опасно сразу покупать. Вдруг строители напортачили – ну, там кирпич неровно положили или дверь прибили на потолок. Но я решила, что лучше сразу осесть на одном месте. То есть, мы с Уолтером так решили. Единодушно
– Но ты счастлива? Тебе все нравится, правда? У тебя чудесный муж, дом, а скоро и ребенок появится. Да и знакомыми, наверное, обзавелась? Все-таки здесь не наша Трансильвания… Интересно, как там сейчас отец, – пробормотала Гизела еле слышно.
– О да! Люди здесь что надо. Очень… деликатные. В душу не лезут. Не донимают приглашениями на разные там бесполезные мероприятия, на которые бы я все равно не пошла. Ну там приемы, суаре, дни рождения… Хотя на Рождество нас все же позвали в гости. Мой благоверный записался в один клуб, у них ежегодный обед для членов. Супруги тоже приглашены. Я в том числе.
Эвике опять расплылась в улыбке, стиснув зубы, чтобы не вырвались правдивые слова. О том, как в действительности поживает Уолтер. И с кем он спутался. И почему они забились в кухню, подальше от гостевой спальни.
– Но ты же здесь совсем недавно! И вот уже, видишь, вас пригласили на Рождество – ну, разве это не прекрасно? Ты такая милая, разве тебя можно не полюбить? Да и люди в Лондоне такие, эм, замечательные… Хотела бы я оказаться на твоем месте и хотя бы неделю никого из них не видеть! – выпалила Гизела от души и тут же вернулась к старой теме. – Если есть какие-то проблемы, можешь ко мне обращаться, пока я здесь. Правда, это ненадолго… надеюсь!
– Кого не видеть? – спросила Эвике, но тоже переключилась на свои горести, впрочем, радуясь, что вампирша не спросила про устав этого клуба. А то бы в окно выпрыгнула. – Но я теперь вся в сомнениях, что надеть, о чем разговаривать, какой вилкой есть спаржу… Ох, если б не леди Баблингбрук, я бы вообще туда не сунулась! Она мне так помогла!
С сей достопочтенной матроной Эвике была знакома лишь опосредованно, через брошюрку «Советы вдовствующей леди Баблингбрук юным женщинам, которые еще не добились этого статуса, но очень хотят». Подразумевался, разумеется, статус настоящей леди, но название звучало весьма двусмысленно. А написано сие пособие было таким тоном, что читать его сидя не представлялось возможным. Хотелось вскочить и, переворачивая каждую страницу, повторять «Да, мэм, как прикажете, мэм».
Из этой книги Эвике узнала, что вежливый ответ на приглашение звучит так: «Мистер и миссис Стивенс с величайшим удовольствием принимают приглашение доктора и миссис Элдритч». А не: «Спасибо большущее! Давайте, я принесу пирог!»
– Ой, что ж это я! – спохватилась хозяйка. – Мы тут пять минут толчемся, а ты еще пудинг мне не помешала!
Схватив с полки миску, полную хлебных крошек и сухофруктов, она сунула ее вампирше вместе с ложкой.
– Прости… что?
– Таков обычай – каждый гость должен помешать пудинг, на удачу, – на последних словах ее энтузиазм отчасти иссяк.
Что будет, если пудинг помесит нечистая сила, традиция умалчивала. Возможно, он подгорит. Во время пожара на кухне.
Гизела взяла ложку и неуверенно помешала. И еще раз. И опять. Эвике подбодрила ее улыбкой.
– Хватит?
– Нет еще. Давай мешай, у тебя хорошо получается.
Сама миссис Стивенс тем временем наведалась в кладовку и выкатила на тележке нечто масштабное, но закрытое парусиной, на которой проступили жирные пятна. С загадочным видом подмигнула гостье, словно доктор Франкенштейн, собравшийся пришить своему созданию недостающее ухо (четвертое по счету). Снова сбегала в кладовую за маслобойкой.
– Скажи, Гизела, у тебя есть хобби? – с елейной улыбочкой начала Эвике.
– Хобби? – Гизела продолжала водить ложкой из стороны в стороны, радуясь, что та хотя бы не серебряная.
Какой интересный вопрос. В замке Лютценземмерн ни на какое хобби не хватало денег, да и чем займешься в Трансильвании, кроме разведения чеснока? Теперь же деньги появились, но Гизела не могла и представить, какое хобби должно быть у вампиров. Хотя ее любимым развлечением скоро станут подвижные игры – бег и прятки от леди Маргарет.
– Хмм… Я люблю коллекционировать. Я коллекционирую шляпки! Вот, например, – она указала на необъятное сооружение на стуле. Раньше у нее, конечно, тоже были шляпки. Одна. И то мамина.
– Коллекционирование – это здорово. Это самое то для леди. А как ты относишься к изящным искусствам?
– О, замечательно! – заметно оживилась виконтесса. – Мы с Бертой побывали в галереях Милана, Флоренции, Венеции – это восхитительно. Ты хочешь что-то посоветовать мне в Лондоне? Кто твой любимый художник? Как ты относишься к Давиду? Когда я увидела его картины в Париже… Эвике? Почему ты так на меня смотришь?
– Что я имела в виду… – заговорила Эвике, но осеклась и решила начать с другого конца. С критики конкурентов. – Давид – тоже неплохо, мне Уолтер гравюру показывал. Вроде ж Микеланжело его изваял? Но мне гораздо милее японская эстетическая парадигма.
Ведь не даром Уолтер потащил ее в Британский музей на публичную лекцию. Мужа она не опозорила. Все полтора часа проспала с открытыми глазами, даже храпела шепотом. Это умение она отточила еще в деревне, во время проповедей отца Штефана. Тогда она умела храпеть на мотив «Славы в вышних».
– Парадигма? А-ах, даже так? – глаза Гизелы округлились. – И что же это?
– Понимаешь, западное искусство рассчитано на долговечность. Поэтому и скульптуры ваяют из мрамора и гранита, – Эвике повторила за Уолтером, который вкратце пересказал ей содержание лекции уже дома, за чашкой чая. – Японцы же считают, что истинная красота мимолетна. Как дуновение ветерка. Как лепестки цветущей вишни. Как ажурная снежинка, что тает на твоей ладони, прежде чем ты успеваешь как следует ее разглядеть. Как сливочное масло.
Гизеле показалось, что или она сходит с ума, или весь мир вокруг.
– Масло? Это то, которое на хлеб мажут? Масло в смысле – масло?
– Оно ведь тоже быстро исчезает. Если хорошего качества. Отвернешься – и все уже без тебя смолотили… Поэтому я тоже ваяю скульптуры. Из масла.
– Это так… необычно! – выговорила, наконец, виконтесса. – Какое прекрасное хобби! Не могла бы ты мне что-нибудь показать?
С торжественным выражением лица, Эвике сдернула парусину, скрывавшую поддон со льдом, в который был погружен другой поддон, с горой масла. Очертаниями оно напоминало Первобытный Хаос.
– Это, наверное, Уолтер? Ты его изобразила? О, так мило! И очень похоже.
– Нет, это замок Лютценземмерн! Ну, наш с тобой. Вот тут будут бастионы, это ворота. Я их еще долеплю, только у меня масло закончилась. Я его сама взбиваю, а то молочник подсунет всякую дрянь. Только уставать я что-то стала, вот и хотела тебя спросить… хотя нет! Прости, Гизела, о чем это я! – она энергично замотала головой, удивляясь собственной дерзости.
– Замок? А ведь да, и правда похоже, – и в голосе вампирши прозвучали неожиданные ей самой грустные нотки. – Но что ты хочешь спросить? Не стесняйся, спрашивай, я всегда готова помочь, что бы тебе ни понадобилось.
– У меня, конечно, ломит спину, и голова кружится, и еще мне невыносимо хочется малины в конце декабря, но… но ведь не посмею же я попросить тебя взбить мне немножко масла! Совсем чуточку нужно, но сама идея! Чтобы титулованная дама взяла в руки маслобойку! Ты ж ее сразу сломаешь.
– Сломаю? Я?! – Гизела аж подпрыгнула. – Уж не забыла ли ты, что в замке я занималась хозяйством наравне со всеми – то есть, с тобой и отцом? А ну, где тут твоя маслобойка?
– Только, если ты настаиваешь.
Покорно вздохнув, Эвике толкнула к ней маслобойку, и вампирша принялась взбивать масло, вложив в этот процесс силу двадцати мужчин. Уже неплохо. Хотя если провернуть такой трюк с Бертой Штайнберг, которая по упрямству даст фору упряжке мулов, та не только масло взобьет, но и потолок побелит. Надо принять к сведению, подумала Эвике.
– Какое… интересное… занятие. А что потом с этими скульптурами? У вас какие-нибудь выставки проходят?
– Да, вообще-то. Следующая через несколько дней, я тебе приглашение пришлю. Правда, проводится она силами местных энтузиасток. Загвоздка в том, что они… как бы это сказать… в общем, они молочницы. И бакалейщицы. И кухарки. А я ведь теперь леди, так что не бонтонно мне с ними якшаться, – она зябко повела плечами. – По крайней мере, Уолтер так думает. С недавнего времени. Как только этот повис у него на ушах.
– А знаешь в чем отличие леди от кухарки? – хитро посмотрела на нее Гизела. – Леди может позволить себе делать все, что захочет, и не будет прислушиваться к тому, что болтают у нее за спиной. Запомни это и говори всем, кто считает твое хобби недостаточно изящным. Вот, мне же оно нравится, а я ведь леди, так?
Эвике радостно заулыбалась.
– Кстати, ты о ком? Кто там на уолтеровских ушах повис?
Эвике перестала радостно улыбаться. Она подошла к Гизеле настолько близко, насколько позволял выпиравший живот.
– Нужно было сразу тебе рассказать, но я все собиралась с духом, – зашептала она. – Мы с тобой больше не должны видеться. То есть, еще как должны, но не здесь. Потому что капкан останется капканом, даже если украсить его омелой. Это все, что я могу рассказать. Просто в другой раз давай встретимся в кофейне. Или в пассаже. Или на той же выставке. Не приходи сюда, пожалуйста.
– Что? Эвике, милая, ты с ума сошла? Я не понимаю… Что-то случилось? Уолтер запрещает тебе иметь подруг? Или…
Обе одновременно повернулись к двери, в которую кто-то молотил. Прижав палец к губам, Эвике подкралась поближе и спросила.
– Друг или враг?
– Опять твои шпионские игры, – прозвучал усталый голос Уолтера.
– Ты постучался неправильно.
Слышно было, как мистер Стивенс шаркает ногами за дверью.
– Я жду.
Последовала серия коротких стуков, пауза, и снова три стука.
– Так-то лучше, – проворчала его женушка, отпирая дверь.
Уолтер был бледен, как снег. Но не как лондонский снег, который падал сероватыми хлопьями, а как свежевыпавший снежок на горных вершинах.
Особенно мистера Стивенса удручало, что Фанни с Бертой улизнули слишком быстро, а сам он не успел вытребовать обратно свой кошелек. На извозчика пришлось занимать у мисс Маллинз. Пустяк, но неприятный осадочек остался. А уж увиденное на улице и вовсе повергло его в уныние.
– Здравствуй, Гизела, – с выстраданным спокойствием он поклонился вампирше. – К тебе там посетительница. Стоит у наших ворот.
– Уолтер, я так рада тебя видеть! Неужели Берта пришла сюда? Как мило! Почему ты не позвал ее?
– Потому что это не Берта. Какая-то другая… дама. Она оторвала чугунный цветок от ограды и гадает на нем «любит-не любит». Она просила сообщить тебе, что ты восхитительна. Давай уже, иди к ней поскорее.
– Ой.
Гизела села на стул и прижала шляпу к груди.
– Могу я попросить у вас политического убежища?
– Нет. Твою подругу там кэб дожидается. Ну так вот, за это время успел поседеть не только кучер, но и лошадь. И наши соседи будут тебе очень признательны, потому что собаки воют уже у всего квартала. И кошки тоже воют. И канарейки.
– Вот именно, Гизи, нехорошо заставлять эту леди ждать, – вмешалась Эвике-перебежчица. – Лучше уходи, пока не привлекла ненужное внимание.
– Ну что ж, пожалуй, я пойду… Спасибо за гостеприимство, Эвике! Твои скульптуры изумительны. Уолтер, как жаль, что мы так и не поговорили, но, надеюсь, встретимся в другой раз. Я так скучала по вам обоим.
Она боязливо покосилась на дверь.
– Ну… Я пойду. Да, пойду. Надо. Прощайте!
Супруги дружно помахали ей вслед, но уже поднимаясь по лестнице, вампирша услышала сдавленное: «Как ты могла ее пригласить?» и в ответ шипение: «А что мне оставалось делать?»
Гизела передернула плечами. Она никак не могла понять, что же такого натворила за последнее время, раз и Уолтер, и Эвике так к ней относятся. Неужели Эвике не хочет с ней знаться, а Уолтер забыл все, чего между ними не было, но ведь могло быть?…
Впрочем, эти мысли быстро вылетели из головы. Впереди ее ждала Судьба.
Надвинув шляпу на самые глаза и закутавшись в мантилью, Гизела толкнула входную дверь в надежде, что останется не узнанной. Но у самых ворот стояла леди Маргарет, с тем самым чугунным цветком, на котором оставался последний лепесток. Увидев Гизелу, она отшвырнула его, судя по раздавшемуся звону, угодив в чье-то окно. Это обстоятельство ее ничуть не смутило.
– Доброй ночи, Жизель! Какая у тебя хорошенькая шляпка, – она с восхищением воззрилась на шляпу Гизелы, которая размерами соперничала с тропическим островом. – Подойди поближе, чтобы я разглядела как следует.
Гизела сделала шаг вперед, понимая, что сопротивление бессмысленно.
– Зачем вы пришли сюда? Не лезьте в мою жизнь.
Леди Маргарет посмотрела на нее озадаченно.
– Я приехала за тобой. Не могу, когда ты далеко. Как будто… как будто мое сердце пришито к тебе невидимыми нитками, и когда они натягиваются, оно болит. Но даже эта боль мне приятна.
Она распахнула дверь кэба и протянула девушке руку. Ее бежевые замшевые перчатки были безупречно чистыми. Наверное, носит с собой несколько пар запасных.
То было предложение, от которого невозможно отказаться, так что Гизела послушно забралась внутрь, надеясь на лучшее, но готовясь ко всему. Мало ли что ей взбредет на ум? Вдруг замкнутое пространство кареты спровоцирует ее н а… что-нибудь?
Леди Маргарет устроилась рядом и отдала Гизеле свою муфту, в которую та, исключительно чтобы избежать долгих препирательств, сразу же сунула руки. Карета тронулась, хотя лошадь, ослабевшая от страха, едва перебирала ногами. Женщины сидели молча, пока не увидели за окном прямоугольные башенки усадьбы. Лунный свет мерцал на каменных стенах и казалось, что сам дом отлит из черного матового стекла.
– Так прекрасно, – прошептала леди Маргарет у самого уха Гизелы.
– Да не то слово! – почти искренне произнесла виконтесса, понимая, что их дорога длиною в вечность почти закончилась. И где-то там есть Берта.
– А что именно прекрасно? – все же уточнила она, ведь Дарквуд Холл даже в пьяном угаре прекрасным не назовешь.
– Любить, – отозвалась вампирша и повторила, словно сама еще не до конца поверила: – Это так прекрасно. Кто бы мог подумать.
Глава 7
До усадьбы Берта добралась первой и довольно долго поджидала Фанни у ворот, а как только он появился, выпалила давно терзавший ее вопрос:
– В то утро, когда все произошло, ты сказал хозяину, что Фетч напугал Гизелу и она выбежала из комнаты. Откуда ты это узнал? Ты ведь не успел ее расспросить.
Вампир сбился с шага, но почти сразу ответил:
– Он со всеми гостями так поступает.
– В таком случае, почему ты нас не предупредил? И вот еще что – Гизела мне рассказала, что не закрыла за собой дверь, когда выскочила в коридор. А потом оказалось, что единственная открытая дверь ведет в покои этой вашей миссис Мастер. Стало быть, кто-то закрыл дверь за ее спиной и открыл другую. Уж не ты ли, гаденыш? Подставил нас, да?
В каждом ее зрачке полыхало по ледяной искре. Фанни в точности знал, что именно она чувствует, и хотя вампирша в любой момент могла вцепиться ему в глотку, даже успел ее пожалеть. А может, не ее, а в который раз себя. Упыри ведь не транжирят сострадание направо-налево.
Ухмыльнувшись, он попытался высокомерно посмотреть на Берту, но для этого ему пришлось бы как минимум встать на цыпочки, а то и подпрыгнуть. Посмотреть получилось всего-навсего с вызовом.
– А пусть и так. Только на ее месте должна была оказаться ты! Ты в такой же мере леди, что и Маргарет. Вы бы спелись. Но кто же знал, что ты первая в ванную заскочишь! А мисс Гизела… да, не повезло ей, но в любом случае, так авантажнее для всех нас.
– То есть, для всех вас.
– Именно! С тех самых пор, как эта женщина завлекла милорда в свои сети, он только и думает, как бы ее подчинить. Только и разговоров, что про миледи, больше ни до чего ему дела нет! Живут, как Панч и Джуди. Вечно скандалы, вечно интриги, перед соседями стыдно. Все знают, как эта выскочка его на себе женила! Ну ничего, теперь-то она не встанет между Мастером и интересами клана.
– А если я пойду и наябедничаю?
– Хозяин отходит меня осиновой тростью, – ответил Фанни с равнодушием шалуна из отчаянных, который уже протоптал дорожку в кабинет директора. – Не убьет ведь. На мне все праздничные хлопоты.
– Дружно живете, – похвалила Берта. – Раз уж нечисти все собаки чураются, Мастер завел тебя. Есть, на ком плохое настроение вымещать.
– Ну и ладно. Собаке, по крайней мере, не только пинки, но и кости перепадают. При жизни мне везло гораздо меньше.
И тут она сказала нечто такое, от чего юный вампир чуть не запнулся.
– Предатель.
– Ч-что?
– Ты ведь не станешь отрицать, что предал его. Своего господина. План у него изначально был гадкий дальше некуда, но от твоего вмешательства стало только хуже. Ты не только нас подставил, но и его подвел. Предатель и есть.
Она продолжала говорить, но ее звенящий от негодования голос слился с другими голосами, которые на разный лад повторяли одно и то же слово.
Вот только все это неправда!
Он не предатель.
Уже не предатель.
Срочно вспомнить! Фанни зарылся в воспоминания и отыскал одно из самых любимых, которое ценил, как бывший пьянчуга ценил бы костюм, купленный на первую непропитую получку.
Тысяча семьсот семьдесят первый год, Конгресс Верховных Вампиров в Париже.
Тогда лорд Рэкласт, Мастер Дублина, отвел его в сторонку и спросил, сколько новому секретарю платит хозяин. Сам он заплатит вдвое, да и место службы менять не придется. Просто Фанни время от времени должен передавать ему кое-какие сведения. В памяти вновь возникла его самодовольная улыбка и нечесаные волосы, каштановые с медным оттенком (Фанни еще удивился, ведь ирландцы обычно так и полыхают рыжиной). «Ничего не платит», – отчеканил юный вампир, а Мастер обрадовался: такую цену перебить легче легкого! Фанни выразил уверенность, что матушка Рэкласта прижила его на стороне, вне брака, но тот почему-то не обиделся. Наоборот, взорвался хохотом и смеялся долго, пока слезы на глазах не выступили. Отсмеявшись, заявил, что, между прочим, сделал Фанни предложение. Юноша заметил, что в таких случаях принято становиться на одно колено, на что Рэкласт, уже посерьезневший, обозвал его дерзким щенком и пригрозил свернуть ему шею. Однако Фанни плевать хотел на угрозы. Получилось! Мог предать, а не предал! Из-за охватившего его ликования вампиру даже почудилось, будто на губах Рэкласта тоже промелькнула улыбка.
А теперь эта девка – она и вампиром-то стала без году неделя – смеет так его оскорблять!
– Не зарывайся, Берта! Да как ты вообще… Ничего ты не понимаешь! Мне со стороны лучше видно! И это для его же блага!
Фроляйн Штайнберг мотнула головой.
– Каждый, кто отправляет сирот прямиком на фабрику, или спускает курок, целясь в голову туземцу, или выгоняет на улицу беременную горничную, которую сам же и соблазнил – думаю, каждый в этом случае повторяет то же самое. Это для их же блага.
– Твои примеры тут ни к селу, ни к городу! Я верен ему! По-настоящему! Ну не могу я смотреть, как она над ним измывается! Ведь она запретила его сиятельству охотиться на девственниц моложие пятидесяти лет! Ты хоть представляешь, как должна выглядеть женщина, если на нее за полвека никто не польстился?
Но Берта не проявила сочувствия к тяжкой доле его сиятельства, изнывающего от тоски по сорокадевятилетним девственницам, которых глаз видит, а клык неймет. Она посмотрела на секретаря с брезгливой жалостью и нахмурилась, как искусный царедворец, плетущий заковыристую интригу. Но говорить обиняками не умела, посему спросила в лоб:
– У тебя есть подруга? Или приятель, – добавила она, блеснув терпимостью.
– На что ты намекаешь?!
– А на то, что будь у тебя личная жизнь, ты не совался бы в чужую!
– Интересы Мастера – это моя личная жизнь!
Судьба оказалась к нему благосклонной: у ворот появилась Гизела под конвоем леди Маргарет, и Берта тут же переключила на них внимание. Распахнув перед дамами парадную дверь, Фанни пропустил их вперед, хотя Берта и миледи надолго застряли в дверном проходе, пытаясь наступить друг другу на кромку платья. Наконец Гизела, обозленная донельзя, растолкала их и прошествовала мимо Фанни, не удостоив его даже кивком. Но уже в фойе все четверо переглянулись, словно обитатели работного дома, которые поутру вместо вони подгорелой овсянки учуяли аромат булочек. Запах-то приятный, вот только откуда ему тут взяться? Обгоняя друг друга, вампиры взлетели по лестнице, ворвались в гостиную и застыли в недоумении. Причем Фанни удивился сильнее всех.
Ну и дела!
Лорд Марсден восседал на ампирном диване с изогнутой спинкой, а рядом с ним – так близко, что ее юбка задевала его колени – присела смертная девица в розовом платье с перламутровым отливом. Русые волосы свободно ниспадали на плечи, маленький ротик щебетал без остановки, а голубые глаза так и скользили по открыткам, разложенным на диванной подушке.
– Вот это вид на Хофбург – красиво же, правда? – а тут Шенбрунн, Ратхаус, а вот берег Дуная. Выбирайте что хотите, сэр, а можете и весь набор взять, у меня еще есть… Ой, Берта!
Вампирша встрепенулась.
Девушка явно была ее близкой знакомой.
Ведь не станешь же так орать на чужого человека.
Пока она грохотала, лорд Марсден начал медленно, но целенаправленно подбираться к кадке с пальмой, надеясь за ней укрыться. Гостья же смиренно слушала тираду.
Со слов Берты, ее звали Маванви Грин и была она распоследней дурой, у которой настолько пушистая шевелюра, что все умные мысли пружинят и отскакивают от головы. Когда Берта сделала паузу, мисс Грин вставила, что забежала в усадьбу не просто так, а по делу. Оказывается, в Вене она повстречалась с братом Берты и его супругой. В честь знакомства они распили бутылку медицинского спирта. Потом этот самый Леонард попросил Маванви передать Берте дополнительные пробирки для сбора образцов. У него же она выпытала адрес Мастера Лондона, в доме которого остановились девушки. Дарквуд Холл она считала чем-то вроде постоялого двора.
– Чудессссно, – прошипела Берта, – пробирки-то оставь, а сама сматывай удочки из этого логова. Глаза б мои тебя не видели!
Лорд Марсден, притаившийся за пальмой, вдруг очень эффектно из-за нее шагнул.
– Но мы тоже не пьем человеческую кровь! – провозгласил он и добавил с нажимом, – Так ведь, Блейк?
– Да, милорд, – лаконично ответил секретарь.
– В то утро, когда все произошло, ты сказал хозяину, что Фетч напугал Гизелу и она выбежала из комнаты. Откуда ты это узнал? Ты ведь не успел ее расспросить.
Вампир сбился с шага, но почти сразу ответил:
– Он со всеми гостями так поступает.
– В таком случае, почему ты нас не предупредил? И вот еще что – Гизела мне рассказала, что не закрыла за собой дверь, когда выскочила в коридор. А потом оказалось, что единственная открытая дверь ведет в покои этой вашей миссис Мастер. Стало быть, кто-то закрыл дверь за ее спиной и открыл другую. Уж не ты ли, гаденыш? Подставил нас, да?
В каждом ее зрачке полыхало по ледяной искре. Фанни в точности знал, что именно она чувствует, и хотя вампирша в любой момент могла вцепиться ему в глотку, даже успел ее пожалеть. А может, не ее, а в который раз себя. Упыри ведь не транжирят сострадание направо-налево.
Ухмыльнувшись, он попытался высокомерно посмотреть на Берту, но для этого ему пришлось бы как минимум встать на цыпочки, а то и подпрыгнуть. Посмотреть получилось всего-навсего с вызовом.
– А пусть и так. Только на ее месте должна была оказаться ты! Ты в такой же мере леди, что и Маргарет. Вы бы спелись. Но кто же знал, что ты первая в ванную заскочишь! А мисс Гизела… да, не повезло ей, но в любом случае, так авантажнее для всех нас.
– То есть, для всех вас.
– Именно! С тех самых пор, как эта женщина завлекла милорда в свои сети, он только и думает, как бы ее подчинить. Только и разговоров, что про миледи, больше ни до чего ему дела нет! Живут, как Панч и Джуди. Вечно скандалы, вечно интриги, перед соседями стыдно. Все знают, как эта выскочка его на себе женила! Ну ничего, теперь-то она не встанет между Мастером и интересами клана.
– А если я пойду и наябедничаю?
– Хозяин отходит меня осиновой тростью, – ответил Фанни с равнодушием шалуна из отчаянных, который уже протоптал дорожку в кабинет директора. – Не убьет ведь. На мне все праздничные хлопоты.
– Дружно живете, – похвалила Берта. – Раз уж нечисти все собаки чураются, Мастер завел тебя. Есть, на ком плохое настроение вымещать.
– Ну и ладно. Собаке, по крайней мере, не только пинки, но и кости перепадают. При жизни мне везло гораздо меньше.
И тут она сказала нечто такое, от чего юный вампир чуть не запнулся.
– Предатель.
– Ч-что?
– Ты ведь не станешь отрицать, что предал его. Своего господина. План у него изначально был гадкий дальше некуда, но от твоего вмешательства стало только хуже. Ты не только нас подставил, но и его подвел. Предатель и есть.
Она продолжала говорить, но ее звенящий от негодования голос слился с другими голосами, которые на разный лад повторяли одно и то же слово.
Вот только все это неправда!
Он не предатель.
Уже не предатель.
Срочно вспомнить! Фанни зарылся в воспоминания и отыскал одно из самых любимых, которое ценил, как бывший пьянчуга ценил бы костюм, купленный на первую непропитую получку.
Тысяча семьсот семьдесят первый год, Конгресс Верховных Вампиров в Париже.
Тогда лорд Рэкласт, Мастер Дублина, отвел его в сторонку и спросил, сколько новому секретарю платит хозяин. Сам он заплатит вдвое, да и место службы менять не придется. Просто Фанни время от времени должен передавать ему кое-какие сведения. В памяти вновь возникла его самодовольная улыбка и нечесаные волосы, каштановые с медным оттенком (Фанни еще удивился, ведь ирландцы обычно так и полыхают рыжиной). «Ничего не платит», – отчеканил юный вампир, а Мастер обрадовался: такую цену перебить легче легкого! Фанни выразил уверенность, что матушка Рэкласта прижила его на стороне, вне брака, но тот почему-то не обиделся. Наоборот, взорвался хохотом и смеялся долго, пока слезы на глазах не выступили. Отсмеявшись, заявил, что, между прочим, сделал Фанни предложение. Юноша заметил, что в таких случаях принято становиться на одно колено, на что Рэкласт, уже посерьезневший, обозвал его дерзким щенком и пригрозил свернуть ему шею. Однако Фанни плевать хотел на угрозы. Получилось! Мог предать, а не предал! Из-за охватившего его ликования вампиру даже почудилось, будто на губах Рэкласта тоже промелькнула улыбка.
А теперь эта девка – она и вампиром-то стала без году неделя – смеет так его оскорблять!
– Не зарывайся, Берта! Да как ты вообще… Ничего ты не понимаешь! Мне со стороны лучше видно! И это для его же блага!
Фроляйн Штайнберг мотнула головой.
– Каждый, кто отправляет сирот прямиком на фабрику, или спускает курок, целясь в голову туземцу, или выгоняет на улицу беременную горничную, которую сам же и соблазнил – думаю, каждый в этом случае повторяет то же самое. Это для их же блага.
– Твои примеры тут ни к селу, ни к городу! Я верен ему! По-настоящему! Ну не могу я смотреть, как она над ним измывается! Ведь она запретила его сиятельству охотиться на девственниц моложие пятидесяти лет! Ты хоть представляешь, как должна выглядеть женщина, если на нее за полвека никто не польстился?
Но Берта не проявила сочувствия к тяжкой доле его сиятельства, изнывающего от тоски по сорокадевятилетним девственницам, которых глаз видит, а клык неймет. Она посмотрела на секретаря с брезгливой жалостью и нахмурилась, как искусный царедворец, плетущий заковыристую интригу. Но говорить обиняками не умела, посему спросила в лоб:
– У тебя есть подруга? Или приятель, – добавила она, блеснув терпимостью.
– На что ты намекаешь?!
– А на то, что будь у тебя личная жизнь, ты не совался бы в чужую!
– Интересы Мастера – это моя личная жизнь!
Судьба оказалась к нему благосклонной: у ворот появилась Гизела под конвоем леди Маргарет, и Берта тут же переключила на них внимание. Распахнув перед дамами парадную дверь, Фанни пропустил их вперед, хотя Берта и миледи надолго застряли в дверном проходе, пытаясь наступить друг другу на кромку платья. Наконец Гизела, обозленная донельзя, растолкала их и прошествовала мимо Фанни, не удостоив его даже кивком. Но уже в фойе все четверо переглянулись, словно обитатели работного дома, которые поутру вместо вони подгорелой овсянки учуяли аромат булочек. Запах-то приятный, вот только откуда ему тут взяться? Обгоняя друг друга, вампиры взлетели по лестнице, ворвались в гостиную и застыли в недоумении. Причем Фанни удивился сильнее всех.
Ну и дела!
Лорд Марсден восседал на ампирном диване с изогнутой спинкой, а рядом с ним – так близко, что ее юбка задевала его колени – присела смертная девица в розовом платье с перламутровым отливом. Русые волосы свободно ниспадали на плечи, маленький ротик щебетал без остановки, а голубые глаза так и скользили по открыткам, разложенным на диванной подушке.
– Вот это вид на Хофбург – красиво же, правда? – а тут Шенбрунн, Ратхаус, а вот берег Дуная. Выбирайте что хотите, сэр, а можете и весь набор взять, у меня еще есть… Ой, Берта!
Вампирша встрепенулась.
Девушка явно была ее близкой знакомой.
Ведь не станешь же так орать на чужого человека.
Пока она грохотала, лорд Марсден начал медленно, но целенаправленно подбираться к кадке с пальмой, надеясь за ней укрыться. Гостья же смиренно слушала тираду.
Со слов Берты, ее звали Маванви Грин и была она распоследней дурой, у которой настолько пушистая шевелюра, что все умные мысли пружинят и отскакивают от головы. Когда Берта сделала паузу, мисс Грин вставила, что забежала в усадьбу не просто так, а по делу. Оказывается, в Вене она повстречалась с братом Берты и его супругой. В честь знакомства они распили бутылку медицинского спирта. Потом этот самый Леонард попросил Маванви передать Берте дополнительные пробирки для сбора образцов. У него же она выпытала адрес Мастера Лондона, в доме которого остановились девушки. Дарквуд Холл она считала чем-то вроде постоялого двора.
– Чудессссно, – прошипела Берта, – пробирки-то оставь, а сама сматывай удочки из этого логова. Глаза б мои тебя не видели!
Лорд Марсден, притаившийся за пальмой, вдруг очень эффектно из-за нее шагнул.
– Но мы тоже не пьем человеческую кровь! – провозгласил он и добавил с нажимом, – Так ведь, Блейк?
– Да, милорд, – лаконично ответил секретарь.