Елисеева Ольга. Нежная королева

   Перевал был совершенно пустынен. Лишь слабая снежная взвесь в воздухе, колеблемая ветром, предвещала скорый буран. Деми опустил поводья и машинально упокоил ладонь на рукоятке меча. На свежем снегу перед ним ясно виднелись одинокие следы копыт. Это не были подковы Кайлота. Узкие чашеобразные отпечатки иноходца заметались белой порошей. Их Харвей узнал бы из тысячи. Следы Пенки уходили вверх по склону и обрывались, словно конь взлетел прямо с перевала или исчез, найдя дверь в другой мир.
   Принц погрузился в размышления, его пальцы рассеянно теребили круглую рукоятку меча. Эмаль приятно ласкала кожу, это был подарок лорда Монтаньяра, его древнее оружие для борьбы с "могильщиками". Неожиданно Харвея обожгла догадка. Он с силой потянул клинок из ножен и, вытащив его на белый свет, вскинул над головой. Сталь сверкнула серой молнией в сгущающейся снеговой завесе, словно разрубила ее пополам. Пелена с глаз всадника спала. Меч хозяина Монтаньяра открыл ему путь в светлую обитель. Замок точно парил над склоном, его ворота были закрыты, мост над пропастью окутан клубами тумана.
   Пустив Кайлота шагом, Деми въехал на мост, прекрасно понимая, что сейчас в замке его не ждут и не хотят видеть, а значит в любой момент камни под копытами коня могут растаять в воздухе, и он окажется глубоко в ущелье, дна которого не было видно. Но клинок хранил будущего короля Гранара, как талисман. Ведь вместе с Харвеем вниз полетел бы и меч.
   На башнях не было часовых. Не пели трубы, как в первый раз. Веселые, беспечные обитатели Монтаньяра не встречали гостя. Замок словно насторожился и замер, ожидая грубой атаки смертного. Деми рукояткой меча постучал в дубовые ворота. Они отворились сами собой, с тяжелым натужным скрипом.
   Опять пустота. Слабое, как вздох, дуновение, и перед Харвеем возник молчаливый бесплотный страж, поманивший его за собой. От чего высохли все сады Монтаньяра? Лишь колючие ветки хрустели под ногами консорта да позвякивала лошадиная уздечка.
   -- Ты видишь, во что превратился мой прекрасный дом от печали по раннему уходу Хельви? -- Исполненная милосердной грусти улыбка лорда Монтаньяра остановила Харвея. - Спасибо, что ты пришел вернуть мне меч прямо сюда. - хозяин горной обители кивнул с невыразимой благостью, но Деми не позволил себе подчиниться его мягкой, придавливающей воле.
   -- Я пришел сюда вовсе не для того, чтоб вернуть твой меч. поклонился консорт. - А для того, чтоб забрать свою жену. Ты сам сказал, что ей рано уходить!
   -- Но она устала. - спокойно возразил лорд Монтаньяра. - Мы взвалили на ее плечи слишком непосильный груз, - он вздохнул, -- И Хельви его вынесла. В мире бывают такие светлые души... Вынесла и упала. Теперь место королевы здесь.
   -- Ее место рядом со мной! - закричал Деми. - Я не уеду без нее.
   Вместо ответа хозяин Монтаньяра сделал гостю знак следовать за ним. Они поднялись в светлые покои, где когда-то Харвей уже побывал. Великий король Рэдрик и его нежная супруга встретили и проводили гостей к окну. Там неподвижно сидела их дочь с открытой книгой на коленях, ветер перелистывал страницы, но она не читала. Взгляд Хельви был устремлен куда-то вдаль, а лицо дышало невыразимым покоем. Кроме покоя, была усталость -- полная, не оставляющая места для жизни, затаившаяся в опущенных уголках губ, в безвольно лежащих на подлокотниках кресла белых руках. У Харвея чуть не разорвалось сердце от жалости.
   Он бросился к ней, упал на колени, пытался обнять, прижать к себе. Ответа не было. Опущенные ресницы королевы даже не дрогнули.
   -- Она не хочет уходить с тобой. - строго сказал лорд Монтаньяра. Хельви приехала к нам сама, по своей воле. Ее раны при родах не страшнее, чем у любой женщины, но она умирает, потому что не хочет жить.
   На мгновение Харвею показалось, что тонкие брови его супруги надломила боль.
   -- Ее место среди людей. - воскликнул он. - У нее сын, она должна...
   -- Она никому больше ничего не должна. - укоризненно произнес король Рэдрик, вставая за спиной у дочери и кладя руки ей на плечи. - Ты был рядом, почему ты не защитил ее от такой тяжелой ответственности?
   -- Я сделал все, что мог, - в отчаянии простонал Деми, - и я заберу ее отсюда во что бы то ни стало.
   -- Это тебе не по силам, -- покачал головой лорд Монтаньяра, -- надо было ловить ее в мире живых, пока она еще не добралась сюда, а здесь мои законы.
   -- И ты не хочешь отпустить ее обратно к людям? - взвыл, сжимая кулаки Харвей.
   -- Нет, -- вздохнул хозяин волшебного замка, -- она сама пришла сюда и пока еще вольна уйти. Но она не хочет.
   Консорт снова перевел растерянный взгляд на жену.
   -- Почему она молчит? - спросил он. - Как будто не видит меня.
   -- Она все видит и слышит, - отозвался король Рэдрик, -- но не может разговаривать, до тех пор пока из ее тела в Гранаре не утекла последняя капля жизни. Хельви приехала вчера. Если в течение трех дней она произнесет здесь хоть одно слово, ей придется вернуться.
   Принц вновь упал к ногам жены. Он звал ее самыми нежными именами, целовал безответные руки, говорил, как любит ее, заклинал родившимся ребенком. Королева осталась безучастна. Лишь опустила веки, из-под которых катились крупные слезы, но губы Хельви даже не шевельнулись.
   Под конец Харвей чуть не разрыдался сам.
   -- Неужели вы ни чем не можете ему помочь? - раздался в комнате новый голос, от которого консорт вздрогнул и обернулся.
   -- Отец?
   Лорд Деми-старший в белых с золотом одеждах смотрел на него от двери.
   -- Ты вырос, мальчик. - улыбнулся он, протянув сыну руки.
   Но принц не осмелился обнять герцога Алейна, который при последней в их жизни встрече так откровенно показал сыну, что, хотя Харвей и поступил правильно, но для него, истинного воина за свободу Сальвы, он отныне предатель.
   -- Отец, - повторил принц, целуя руку знаменитого Дести, -- я счастлив, что вы, наконец, обрели покой в Монтаньяре.
   -- Покой? - Алейн Деми расхохотался также заразительно, как когда-то в детстве Харвея. - Да, малыш, вы с Хельви, пожалуй, подарили нам здесь много покоя. - его лицо стало серьезным. - Я обрел достойное меня место среди светлых сальвских владык, и этим обязан тебе. Тому, что ты вернулся в Гранар сам, а сейчас вернул туда всю Белую Сальву. - лорд потянул сына за руки, поднял его с колен и прижал к себе. - Я еще немного обязан этой бессердечной гордячке, которая все-таки вышла за тебя замуж, -- он улыбнулся, -- и поэтому спрашиваю: неужели всесильный, благой и пресветлый лорд Монтаньяра ничем не может им помочь?
   В покое повисла тишина. Было слышно, как горный ветер, залетая в окно, позвякивает сережками в ушах герцогини Белор, которая тоже вошла в комнату и сзади обняла сына.
   -- Я знаю свою дочь. - подала тихий голос королева Айлиль. - Она может быть очень сильной и очень мужественной. Но то, что она сделала сейчас, сделано от слабости. Из жалости к себе. На самом деле Хельви не хочет умирать.
   -- И тем не менее ее величество приехала сюда, -- покачал головой хозяин замка. - Существуют законы Монтаньяра, которые даже я не в силах нарушить. Как вы знаете, я многим обязан Хельви, и я не могу отказать ее душе в убежище. Если б молодой Деми сумел, вопреки всему, добиться ее любви, это чувство одно способно было бы удержать королеву на земле. А теперь у него есть только один, рискованный путь.
   Харвей положил руку на меч и поклонился лорду.
   -- Я согласен на любые условия.
   -- Это легче сказать, чем сделать. - сдержанной улыбнулся хозяин. Для начала верни мне меч.
   Деми без возражений протянул хозяину тяжелый клинок, с которым ему уже нелегко было расставаться.
   -- Завтра последний день, когда Хельви может покинуть Монтаньяр. Я, как хозяин этих счастливых мест, буду сражаться с тобой за ее душу. Если победишь ты, что вряд ли, королева уедет с тобой даже против своей воли. Если же победу одержу я, -- лорд помедлил, -- то мир живых покинет не только она, но и ты. Готов ли ты к такому исходу?
   Харвей кивнул.
   -- Не соглашайся, сынок! - схватил его за руку Алейн Деми. - Нельзя победить Время и Смерть!
   -- Это не моя прихоть. - с грустью улыбнулся лорд. - Я всего лишь Страж одной из светлых обителей, копящих силы для Великой Битвы. Не я устанавливаю здесь законы, но я их исполняю. - он повернулся к Харвею и протянул ему руку. - Утешься, даже если проиграешь, ты навсегда останешься со своей Хельви и разделишь радости беззаботной жизни Монтаньяра. Вы скоро забудете о земле.
   Деми пожал протянутую ладонь своего завтрашнего противника, но покачал головой.
   -- Там, в Гранаре, у нас остался сын. Я назвал его Рэдрик-Алейн, но Хельви об этом даже не узнает. Разве можно о нем забыть?
   -- На земле мы всегда оставляем половину своего сердца. - вздохнул хозяин светлого замка. - До завтра, молодой Днми. Мне будет жаль убивать тебя там, где все уже по ту сторону смерти.
   До рассвета Харвей просидел возле безучастной Хельви. Он больше ничего не говорил, просто держал ее руку в своей и молчал. Она и так все знает. Надо дать ей возможность подумать. Иногда по щекам королевы вновь начинали бежать слезы. Устав и ничего не ев в дороге, консорт испытывал адский голод. На подоконнике возле Хельви стояло целое блюдо зеленых груш, но когда Деми протянул руку за одной из них, молодая женщина ударила его по пальцам. Она ничего не сказала, только отрицательно покачала головой. Харвей вспомнил, что в первый свой приезд в Монтаньяр, они тоже ничего не ели. Танцевали, слушали музыку, но не прикасались ни к одному из кушаний пища мертвых была не для них. По жесту Хельви консорт понял две вещи: она боится за его жизнь и не хочет, чтоб муж оставался с ней здесь, в Монтаньяре.
   На утро все обитатели замка радости собрались посмотреть на редкое для них зрелище: турнирный поединок между хозяином обители и его смертным гостем, пришедшим за своей женой. Трибуны, украшенные алым бархатом, не были убраны ни одной цветочной гирляндой. Все благоуханные сады Монтаньяра увяли, а беспечные жители замка, давно переболевшие своими земными страстями, только вздыхали и роняли слезы из-за того, что их светлый дом стал местом столь скорбных событий.
   Лорд Монтаньяра на белом коне, в белых развевающихся одеждах, хлопая, как сияющим плащом, мощными ангельскими крыльями, несся с одной стороны ристалища. Будущий король Гранара, молодой герцог Деми - с другой. Они сошлись на середине, копья разлетелись в щепки, Харвей не удержался в седле и со всего размаха рухнул на белый речной песок, усыпавший камни двора. Еще никогда в жизни консорт не испытывал на себе такого сильного и неотвратимого удара, словно и правда сама Смерть дрожала на конце пики лорда Монтаньяра.
   Противник тоже спрыгнул с седла и обнажил меч. Это было клинок, еще недавно защищавший и оберегавший Деми. Лорд приближался к Харвею, который едва выпутал ногу из стремени и пытался встать. Его собственное оружие застряло в ножнах и не выдергивалось, а когда консорт, наконец, справился, то был потрясен при виде в одно мгновение заржавевшей и рассыпавшейся в прах стали. "Нельзя победить Время и Смерть!" -- вспыхнули у него в голове слова отца.
   Сияющий меч лорда Монтаньяра, как огненные клинки архангелов в день Гнева Господня, взметнулся над его головой, перечеркнув небо...
   -- Нет! - услышал Харвей громкий истошный вопль и с трудом узнал в нем голос жены. - Нет, умоляю, не убивай его! Он не заслужил!
   Забыв обо всех своих обетах и отбросив оцепенение, Хельви бежала по ристалищу к сражающимся. Она обхватила ноги хозяина обители радости и припала к ним в мольбе.
   -- Не надо. Я уйду с ним. Я люблю его.
   -- Слово произнесено. - лорд опустил меч и с лязгом вложил его в ножны. - Ты нарушила молчание, а третий день еще не истек.
   Королева поднялась и низко поклонилась хозяину замка.
   -- Простите меня за те беспокойства, которые я принесла вам.
   Лорд улыбнулся ей, осторожно взяв пальцами за подбородок.
   -- За чем же было обманывать меня? Ты еще не готова. Твое место среди людей. - он наклонился к Хельви и поцеловал ее в лоб. Затем протянул руку Харвею, помогая подняться с земли. - Согласитесь, дорогие мои, что Монтаньяр не место для выяснения семейных отношений. - лорд снова улыбнулся. - Я провожу вас за стены замка, чтоб обитель радости выпустила своих гостей. И вот еще что, -- хранитель Монтаньяра отстегнул от пояса меч и протянул его Харвею. - Я снова отдаю его тебе. Храни до дня Великой Битвы. Ты вполне достоин стать его новым хозяином в земной жизни.
   Деми повернулся к Хельви.
   -- Поедим?
   Она кивнула.
   Конскорт усадил жену перед собой в седло, сзади прикрутил повод призрачного Пенки и, простившись с близкими, навечно остававшихся в Монтаньяре, двинулся в обратный путь. Хозяин замка под уздцы вывел Кайлота с его седоками за ворота, провел по каменному мосту над пропастью и помахал рукой, когда Харвей и его спутница вновь оказались на грешной земле.
   -- Прощайте. - сказал он. - Я не буду гасить образ Монтаньяра на перевале до тех пор, пока вы не съедете вниз, чтоб, обернувшись, вы всегда могли увидеть обитель радости и ободрить свою душу.
   Так и случилось. Сколько бы раз Харвей не оглядывался назад, он неизменно видел мощные, окутанные вечерним туманом башни и бойницы Монтаньяра и белую, залитую золотыми лучами уходящего солнца фигуру хранителя светлого замка.
   Прозрачная, как дымка, душа королевы дремала у Деми на груди. За всю свою жизнь он не держал в руках ноши драгоценнее и роднее. Лорд послал им в спину попутный ветер, и Харвей сам не знал, как им удалось потратить на обратный путь всего одни сутки. Вечером следующего дня они уже были у городских стен Гранара.
   Консорт внес Хельви в тот самый зал, где ее бездыханное тело покоилось на ложе, уже убранном цветами.
   -- Ты опоздал. - с безнадежной печатью обратился к нему Босуорт, продолжавший молиться у изголовья королевы, и вдруг осекся. Его опухшие красные глаза широко открылись от удивления и вспыхнули безумной надеждой.
   Харвей понял, что Дерлок, в отличие от других стоявших в зале людей, тоже, как и он, может видеть душу Хельви. Деми впервые от чистого сердца улыбнулся Босуорту.
   -- Нет, я приехал во время. И не один.
   Харвей склонился над ложем королевы и опустил свою священную ношу на тело Хельви. Прошло три долгих секунды, прежде чем молодая женщина вздохнула.
   ЭПИЛОГ
   Пасха в конце апреля обернулась для жителей столицы еще двумя великолепными торжествами - коронацией короля Харвея Алейна Деми I и крестинами новорожденного наследника. Все три праздника слились в одну бесконечную цепь, и гранрацы, любившие веселиться и, что греха таить, не любившие работать, уже не знали, что именно отмечают.
   Окончание долгого поста всегда приносит радость, а когда угощение оказывается втрое богаче обычного, да еще и выставлено королевской семьей есть повод погулять! Весь город был заставлен столами под открытым небом, бочками с добрым вином, телегами со снедью, улицы перегорожены так, что не нашлось бы дороги ни прохожему, ни проезжему.
   Глядя из окна на затянувшееся веселье, Харвей думал, что сейчас столицу модно брать голыми руками.
   -- Хорошо, что ты выставил кордоны на дорогах к городу. -- улыбнулась королева.
   Она всегда угадывала его мысли, но это не тревожило Деми: Хельви ведь не старалась проникнуть в тайны супруга, просто думала в унисон. Да и были ли у него теперь тайны?
   -- Смотри, как они радуются. А ты хотела сбежать! - мягко упрекнул он.
   -- Может быть, я хотела, чтоб ты меня вернул. - засмеялась женщина.
   -- Будем считать, что так. - Харвей склонился и с долгой нежностью поцеловал ее в порозовевшие губы.
   Он подхватил жену на руки и посадил на широкий подоконник, чтоб она сверху могла посмотреть на город. Но Хельви, кажется, не слишком интересовали картины внизу. Ее ладони так и остались на плечах мужа, они сжались еще плотнее и сплелись за его шеей.
   -- Все, что я могу пообещать, -- с неожиданной хрипотцой в голосе сказала королева, -- это то, что в следующий раз в Монтаньяр мы поедим вместе, и только оставив Гранар в надежных руках.
   -- Хорошая мысль, ее надо закрепить. - Харвей снова поднял Хельви и ногой распахнул дверь в спальню.
   Стайка горничных, застилавших недавно покинутую молодыми государями постель, исчезла, торопливо шурша платьями по полу.
   -- Харвей, наше поведение вызывающе, -- с легкой укоризной произнесла жена.
   -- Пусть не вертятся под ногами. - возразил Деми. - Или ты думаешь, что одного наследника нам достаточно?
   -- Ты хочешь меня уморить? - она слабо отбивалась от его быстрых легких поцелуев.
   -- Я хочу прожить с тобой до глубокой старости и крестить штук десять-двенадцать внуков.
   -- Прекрасно, но я...
   Он закрыл ей рот ладонью. Королева запрокинула голову и увидела на полу с другой стороны кровати громадную корзину ландышей. Белые гости, появлявшиеся в Гранаре лишь на излете мая, не удивили ее. Она знала, с каких горних вершин спустились эти цветы, как по мановению волшебной палочки попавшие в ее спальню. Точно такую же корзину, но полную точеных матовых лилий, Хельви увидела у своих ног, когда открыла глаза после возвращения из Монтаньяра. В обители радости снова цвели сады.
   Коронация Харвея произошла спустя несколько дней. Как только ее величество снова смогла ходить. Это было пышное и торжественное зрелище. В соборе св. Брана корону на склоненную голову Деми возложил епископ Сальвский. Звучали тягучие гимны, заоблачно и высоко пел орган. В миг, когда золотой обруч с тяжелыми квадратными зубцами коснулся волос мужа, королева, вопреки своим прежним терзаниям, испытала необъяснимое торжество. В ее сердце зажглась и до сих пор не угасала горделивая радость. Какого короля она подарила Гранару!
   Все присутствовавшие в соборе преклонили колени. Затем вереница поздравляющих двинулась мимо августейших супругов. По случаю праздника королевская чета щедрой рукой раздавала пожалования, поэтому каждый, подходивший с поклоном к их величествам, уносил от ступеней трона нежданную радость.
   Хельви поискала глазами лорда Босуорта, почему-то мявшегося у колонны, и сделала ему знак подойти. Когда она умирала, Дерлок, растолкав всех, неотлучно торчал возле нее, готов был подавать лекарства и поправлять подушки, а теперь вдруг смутился и жался позади других. Королева не могла этого допустить.
   -- Лорд Босуорт, -- строго сказала она, протягивая вперед руку для поцелуя, -- ваше место здесь, рядом с нами. - Хельви ободряюще улыбнулась. - Как было прежде.
   -- И как будет всегда. - подтвердил король. Вместо милостивого жеста, приглашавшего подданного облобызать кончики пальцев монарха, Деми крепко пожал руку человека, объяснившего ему, что душу Хельви надо искать в Монтаньяре.
   Рядом с Дерлоком в низком реверансе присела красивая черноволосая женщина, одетая с невероятным для прежней Феоны Мак Финн богатством.
   -- Разрешите представить Вашим Величествам мою супругу леди Босуорт, -- со смущением в голосе произнес горец и обернулся к жене. При этом его глаза зажглись такой теплотой, что Хельви сразу поняла: Дерлок женился вовсе не для того, чтоб отомстить ей. - Мы обвенчались в поместье Босуорт, месяц назад, и еще никому не говорили. - пояснил лорд.
   -- В таком случае вы должны принять наши поздравления. - ласково обратилась к молодым королева. При взгляде на сияющее счастьем лицо Феоны ее сердце на мгновение кольнула слабая иголочка ревности, и тут же отпустила, как только муж мягко сжал ее опущенную руку.
   Леди Босуорт отошла от августейшей четы статс-дамой. Ожидая гнева королевы, она никак не могла понять, за что взыскана такой милостью. Но еще удивительнее было пожалование ее мужа.
   Сразу после возложения венца молодой государь зачитал прямо в соборе заранее подготовленный им список новых назначений. Кто бы мог подумать, что король вспомнит в нем о Дерлоке - бывшем фаворите своей жены! Таким обычно готовят дорогу в изгнание, а не к вершинам власти. Но, согласно указу Харвея, лорд Босуорт стал коннетаблем и наместником Верхней Сальвы, как отныне назывались горные районы страны.
   Весь Гранар был поделен на четыре части: Северную Сальву, Южную (бывший Южный Гранар), Верхнюю и вновь присоединенную Белую. Сам король соединил в своем титуле достоинство герцога Белой и Северной Сальвы. Наместником Южной остался д' Орсини, он же получил завидную для многих вельмож должность воспитателя наследника престола и негласно был назначен начальником секретной службы королевства.
   Епископ Сальвский Робер, носивший теперь прозвание Благочестивый, стал канцлером и председателем Королевского Совета, который пополнился несколькими видными гранарскими канониками и богословами. Ламфа, с каждым днем все больше старевший и, к великому огорчению королевы, слепший на глазах, получил особую милость, о которой давно мечтал, но не осмеливался просить. Его возлюбленный зять, муж старшей дочери Энид, милейший и честнейший Линцей Петерс, уже несколько месяцев помогавший казначею в делах, получил должность секретаря Совета и был приведен к двойной присяге: на верность Гранару и на не разглашение государственной тайны.
   Объявление всех этих милостей привело собравшихся в восторг. Под сводами старого храма раздались приветственные крики и рукоплескания, что, конечно, было не вполне пристойно, и отец Робер сделал придворным знак угомониться.
   Стоявший на помосте одной ступенькой ниже государей Босуорт в полголоса обратился к Харвею.
   -- Раз уж мы больше не враги, то не отдашь ли ты мне, по старинному обычаю, на воспитание сына?
   В первый момент Деми не понял, о чем он говорит, и Дерлок явно смутился.
   -- Очень уж мне полюбился твой парень, - засопел он, -- Персиваль, я говорю. Мы с ним вместе выручали Феону, и ему сейчас уже семь - пора на лошадь сажать, и на рыбалку с ним в самый раз. Словом, нуждается в мужских руках, а я всегда хотел иметь сынишку... и, -- он замялся, -- у меня, к несчастью, своих не будет. Так что это правильно, что Хельви выбрала тебя.
   Харвей с удивлением вскинул на горца глаза. Тот смутился еще сильнее, но продолжал:
   -- Нам с Феоной и двоих хватит, а, если ты оставишь Персиваля у меня, то я сделаю его своим наследником. Могу поклясться, что он полюбил горы. Ну так как?
   В глазах Босуорта мелькнула почти несбыточная надежда.
   Харвею стало стыдно за себя. Он, отец Персиваля, завел себе другого ребенка - настоящего принца, наследника престола - и не далее как сегодня утром говорил Хельви, что желает еще детей от нее. А его первый сын растет заброшенный, и чужой человек, стесняясь своей нежности к его ребенку, должен говорить Деми, что мальчику уже нужна мужская рука! Он ведь даже ни разу не сходил с Персивалем в лес, не посадил его верхом, не подарил лошадку на день рожденья.
   Король снова посмотрел на Дерлока. Как это может быть? Такой воин и такой любовник... Оказывается, он не может иметь детей. И он уже два месяца возится с сыном своего соперника как со своим!
   Харвей вдруг спохватился, подумав, чего Босуорту стоило сказанное, и что молчание короля, тем более его отказ может больно задеть горца.
   -- Я почту за честь и буду искренне рад, если мой мальчик останется у тебя. - король обнял Дерлока за плечо. - Наверное, я был плохим отцом, но я все же хотел бы спросить его самого.
   Феона заботливо подвела к королю за руку сына. Деми с грустью заметил, как Персиваль робеет в его присутствии и совсем иначе, по-дружески, посматривает на Босуорта.
   Горец ободряюще подмигнул мальчику.
   -- Перси, ты хочешь остаться в горах с Феоной и Дерлоком? - ласково спросил Харвей.
   Лицо мальчика осветилось неожиданной радостью.
   -- А можно? Я хотел сказать... - он осекся.
   -- Можно, сынок. - улыбнулся король. - Только не забывай, что у тебя в столице тоже есть родня.
   Мальчик засмеялся и первый раз от всего сердца обнял отца.
   Крестины маленького принца Рэдрика Алейна произошли через пару дней после коронации отца. Что бы совершить обряд, из Альбици специально приехал сам папа. Но это был уже не Гильдебрант VII, чей визит мог бы только оскорбить гранарских владык. Вскоре после отбытия королевы Хельви из вечного города страшные и таинственные события потрясли святой престол.
   Рано утром в саду папского дворца вдруг необычайно громко запели птицы, а по заполыхавшей яркими цветами траве прошли Синий Лев, Золотой Грифон и Белый Единорог. Невиданные звери поднялись по белым мраморным ступеням в покои наместника Божьего, а стража в оцепенении даже не попыталась помешать им.
   При виде чудесных гостей, окруживших его ложе, Гильдебрант онемел от ужаса, пал на колени и стал молить Господа о спасении, хотя посланцы горнего мира еще не сделали ему ничего дурного. Начертив дрожащей рукой на паркете меловой круг, папа опустился лицом вниз и вскоре испустил дух со словами: "Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя".
   Папские гвардейцы, окутанные глубоким, похожим на обморок сном, при котором они могли видеть все происходившее вокруг, но ничего не могли поделать, рассказывали потом, как волшебные звери возвращались через сад, а вслед за ними исчезало, подобно скатываемому ковру, буйное неземное цветение и согласное пение птиц.
   Как бы то ни было, но раб рабов Божьих лежал в своих покоях мертвый, и на его левом запястье монахи, обряжавшие тело к отпеванию, с ужасом обнаружили огненную саламандру, кусавшую себя за хвост.
   Простолюдины на рынках болтали, будто небесные звери явились из самого Монтаньяра, сказочной страны, которой не видел почти никто из смертных. Просвещенные же разъедающим душу скепсисом милагрийских университетов кардиналы только качали головами и повторяли, что рассказы гвардейцев - нелепые басни, сочиненные необразованными вояками только для того, чтоб оправдать свою нерадивость при охране папы. Но все сходились во мнении, что смерть Гильдебранта за молитвой - знак Божий. Святой престол осиротел и надо искать кандидатов на земное место св. Петра.