Страница:
Уже упоминавшаяся здесь глокая куздра, введенная в лексический оборот российским академиком Л.В.Щербой, иллюстрирует именно эту же мысль. Ведь в его получившей едва ли не всеобщую известность искусственной фразе ни одно слово не означает собой вообще ничего. Больше того, все слова подбирались с таким умыслом, чтобы никакое из них не фигурировало бы ни в одном из известных ему иноязычных словарей. И тем не менее каким-то таинственным образом общий смысл этой невнятной фразы мгновенно схватывается каждым. Казалось бы, полная семантическая бессмыслица - и вдруг целое море подробностей, изложение которых не вместилось бы, наверное, и в стопе бумаги.
Но стоит ли удивляться, если на деле любой знак обладает теми же самыми свойствами, что и эти, рожденные изощренным умом выдающегося лингвиста слова.
Подлинное значение любого знака вполне может быть уподоблено абсолютному вакууму, из которого, по предположению физиков, рождается сама материя (вернее сказать вещество Вселенной, ибо все-таки это не одно и то же). Абсолютная пустота, вмещающая в себя все тайны Вселенной, гегелевское ничто, из которого в конечном счете возникает все сущее, математический нуль, концентрирующий в себе весь числовой ряд, яркий солнечный свет, поддающийся разложению на миллионы разнообразных цветовых оттенков, - вот безупречно точная аллегория слова.
Иоанн уподобил Слово - Богу, но если человек и в самом деле именно Его образ и подобие, его слово - образ и подобие именно этого Первоначала.
Здесь уже не один раз знак уподоблялся зеркалу, глядясь в которое каждый из нас видит что-то свое, но, как оказывается, все то, что мы видим на его поверхности, каким-то таинственным образом порождается в глубинах нашего собственного духа. Поэтому действительный состав и объем его значения - это не имманентная характеристика знака, взятого самого по себе, безотносительно к нашему сознанию, но главным - и единственным - образом характеристика нашего собственного духа.
12
Таким образом, формируемый в каждом человеке способ дешифрации всех сигналов внешнего мира несет на себе отпечаток многих начал. Во-первых, непосредственно окружающей его природной среды, в которой происходило формирование всех структур и функций его организма, во-вторых, его собственного тела, адаптированного именно к этой среде и ко всем отличительным ее особенностям, наконец, в-третьих, той (региональной, этнической, цеховой, половозрастной) культуры в которую от самого своего рождения все глубже и глубже погружался каждый из нас. Поэтому тайна постижения того, что именно адресует нам вся окружающая нас реальность, и как именно происходит дешифрация всех ее информационных посылов, требует раскрытия не только тонких деталей механизма нашей психики, но и всех уходящих на субклеточный уровень тайн скрытой биомеханики составляющих целостный организм структур.
Впрочем, и сам внешний мир отнюдь не так прост, как это может показаться на первый взгляд.
Мы видели, что кроме естественно-природных объектов, явлений, процессов, сюда включается так же и полная совокупность всех искусственно создаваемых человеком вещей. Больше того - именно эти вещи сегодня образуют собой ближайшее непосредственное окружение человека, его надстроечный надкожный покров, дополнительную защитную оболочку: собственно природа, то есть природа, существующая как бы сама по себе, независимо от человека, "отодвинута" ими от нас. Они встают между нею и нами и контакт становится возможным уже только при их помощи и посредничестве. Собственно, это было подмечено еще философией К.Маркса, которая утверждала, во-первых, то, что опыт человека - это отнюдь не пассивное созерцательное, но прежде всего действенное практическое отношение к миру, во-вторых, то, что его практика никак не сводится к той роли, которую играют органы наших чувств, но имеет всеобщий орудийный характер. Поэтому, строго говоря, и пресловутое субъект-объектное (S-O) отношение на поверку анализом оказывается лишь сокращенной формой представления нашего опыта практического освоения окружающего мира, ибо в действительности содержит в себе еще одно важное звено, которое не может быть игнорировано, - искусственно созданный человеком предмет, средство (S-O-O).
Между тем искусственно созданный человеком предмет образует собой нечто отличное от любого естественно-природного образования. Мудрец заметил, что уже самое примитивное рубило, созданное рукой дикаря, выше самых совершенных созданий природы. И это действительно так, ибо в нем в концентрированной форме воплотилось все до того порожденное ею. В сущности именно это орудие и предстает как своеобразный пик глобального эволюционного процесса, развертывающегося не только на нашей планете, но в сушности и во всей вселенной (или во всяком случае в той неопределенной ее области, в которой высшей формой организации оказывается человеческая цивилизация). Однако дело не только в том, что выделившееся из царства животных существо теперь начинает создавать какие-то новые, ранее немыслимые в природе вещи,- здесь возникает совершенно новое - нематериальное - измерение самой действительности.
Мы уже обращались к первому тому "Капитала", где со всей доказательностью показывается, что любое создаваемое руками человека образование (потребительная стоимость, товар) скрывает под своей вещественной оболочкой всю систему господствующих общественных отношений. Подобно биологической клетке, несущей в себе всю генетическую информацию о том организме, частью которого она является, любой товар сохраняет в себе все конкретно-исторические особенности устройства того общества, в рамках которого он производится. И как бы мы сегодня ни относились к Марксу, этот его вывод предсталяет собой одно из завоеваний общечеловеческой мысли, которое, по-видимому, уже не может быть поколеблено никакими политическими пристрастиями, предвзятостями или, если угодно, философскими предрассудками.
При этом действительное содержание, качественная определенность вскрытых К.Марксом общественных отношений совершенно не зависит от собственных свойств и материальной структуры производимых нами вещей. Все они представляют собой совершенно особый тип реальности, ибо при несомненной своей объективности они в принципе вневещественны, нематериальны, эти начала решительно не поддаются никакой физической регистрации с помощью органов чувств человека или каким-либо другим - инструментальным - путем.
Между тем даже полная совокупность общественных отношений, концентрируемая всеми искусственно создаваемыми человеком вещами, это только малая часть того нового внематериального измерения объективной реальности, которое начинает формироваться с завершением антропогенетического процесса и стремительно усложняется с появлением развитых форм человеческого сознания. Более же полное содержание возникающего здесь нового измерения может быть вмещено только интегральной культурой общества.
Но именно эта - внефизическая - сторона всех искусственно производимых человеком предметов и представляет собой то главное, что образует собой их подлинное существо. Собственно же предметный, то есть прикладной функциональный утилитарный аспект на деле носит лишь служебную, вспомогательную роль, в большинстве случаев сводящуюся к простому опосредованию обменного взаимодействия человека с окружающим его миром. Ведь само это взаимодействие всегда подчинено какой-то определенной, часто возвышенной цели, то есть цели, не сводящейся к тому или иному аспекту простого жизнеобеспечения, а значит, именно она образует собой то, что в действительности стоит над таким взаимодействием, направляет его и руководит им. При этом, как существо общественных отношений не может быть выведено материала и назначения вещей, сама цель не может быть выведена ни из внутреннего содержания, ни из полной структуры этого взаимодействия. Поэтому подлинное значение тех процессов, которые опосредуются искусственно создаваемыми вещами (а значит, и собственное назначение самих этих вещей) не может быть понято вне скрытой надматериальной сущности всего искусственно создаваемого человеком предметного мира.
Трудно сказать, что здесь является более важным, трудно построить какую-то иерархию всех этих сложно переплетающихся начал, определить, что и в какой степени подчинено другому. Скорее всего, каждое из них - и окружающая природная среда, и типические особенности собственного организма, и основные характеристики того социального окружения и той интегральной культуры, в которой осуществляется бытие субъекта,- способно играть первенствующую роль в разных контекстных условиях. Поэтому поиск каких-то незыблемых отношений между ними, которые действовали бы при любых обстоятельствах, как кажется, вообще не имеет смысла. Но как бы ни относились друг к другу эти стихии, формирующие самый способ дешифрации, вернее сказать, творческого воссоздания полного значения всех воспринимаемых нами знаков, в любом отдельно взятом акте обменного информационного процесса необходимо видеть сложное их переплетение и взаимодействие. Поэтому никакой знаковый посыл ни при каких обстоятельствах не может быть сведен к одному лишь указанию на тот или иной предмет, как это нередко представляется нам при поверхностном взгляде на вещи.
Пусть это и не всегда осознается нами, но любое произносимое или воспринимаемое нами слово всегда вызывает собой указание на тот способ структуризации и всей окружающей нас действительности (тотема ли, сотворенного ли по Слову Божию мира, или получающей первоначальный взрывной импульс в таинственной точке сингулярности вселенной), который свойствен именно нашей культуре, и всех тех структур, которые составляют наш собственный организм. В любом произносимом или воспринимаемом нами слове всегда - пусть и незримо присутствуют указания и на особенности той природной среды, что окружает нас, и на характеристики того искусственного вещного мира, что опосредует наш обмен с нею, и на ключевые детали устройства того общества, членами которого мы являемся, и, наконец, на черты тех идолов и идеалов, которым оно поклоняется. Но все это многообразие как бы преломлено через призму сугубо индивидуальной организации каждого отдельного субъекта, призму его и только его личного опыта, индивидуализированной именно им культуры.
(Добавим к тому же, что на все это содержание каждый раз накладывает свой - наверное самый отчетливый и яркий, способный заслонить от нашего внимания все остальное, - отпечаток и та контекстная ситуация, в которой каждый данный момент растворяется бытие человека. Поэтому даже для одного и того же индивида один и тот же знаковый посыл всякий раз будет раскрывать что-то свое, отличное не только от чужого восприятия, но и от его собственного прежнего опыта.)
Ключевые звенья всего того, что отличает наше непосредственное природное окружение, особенности нашей собственной "биологии", наконец, особенности социального устройства и сложившейся в обществе культуры, в конечном счете и закрепляются в формируемом каждым социумом этотипе. Поэтому и его интегральная культура и лежащий в ее основании этотип, в свою очередь, представляют собой гораздо более фундаментальные и сложные начала, чем это может показаться на первый невзыскательный взгляд. Словом, подлинные основания всего того, что созидается творческим духом человека, в конечном счете кроются на субклеточном уровне его организма, самые же глубокие истоки всех тех различий, которые содержат в себе разъединяющие нас культуры, нисходят к особенностям природных и биологических факторов, формирующих этотип каждой общности.
Но важно понять и то, что культура любой общности не только определяется особенностями организации тех процессов, которые на всех уровнях строения живой ткани регулируют наше жизнеобеспечение. Она образует собой некое активное начало, которое само оказывается в состоянии едва ли не всецело подчинять их себе. Иначе говоря, именно ее законам в конечном счете становятся подвластны не только поведение индивида или образ его мысли, то есть не только то, что относится к "социальности", но и - в определенной мере - вся уходящая на субклеточный уровень движения его "биология". Правда, одновременно справедливо и обратное утверждение, согласно которому конкретная определенность всего того, что составляет "биологию" человека, равно как и определенность его непосредственного природного окружения, незримо пронизывает и формирует собой всю создаваемую им культуру. Сегодня это взаимоопределяющие друг друга начала, развитие каждого из которых уже немыслимо вне постоянного воздействия другого. Но если в способности базисных биологических процессов определять основные характеристики всех "надстроечных" над ними формирований, наверное, нет ничего удивительного, то в обратном воздействии того вообще внематериального мира, который в конечном счете порождается здесь, на собственный физико-химический и биологический фундамент кроются ранее неведомые природе законы. В сущности здесь скрывается, может быть, самый поразительный парадокс, ибо эта обратная детерминация представляет собой не что иное, как прямое подчинение следствиям своих собственных причин.
Наверное, не было бы преувеличением сказать, что становление культуры образует собой своеобразный качественный рубеж, за которым принципиально меняется сам механизм поступательного развития живой природы, действовавший на протяжении нескольких миллиардов лет.
Обратимся к тому, о чем уже говорилось выше.
Согласно сегодняшним научным представлениям о развитии жизни на Земле, в основе процесса биологического видообразования лежит механизм дискретных мутационных изменений, претерпеваемых на протяжении индивидуальной жизни каждым отдельным организмом. Но если на заре эволюции любая мутация могла рассматриваться как чисто случайное - и уж во всяком случае абсолютно ненаправленное - явление, то с становлением ритуальных форм коммуникации такое положение начинает меняться.
Действительно, там, где темпы эволюционного изменения уже сложившихся или появления каких-то новых форм жизнеобеспечения сравнительно невысоки и сопоставимы с темпами изменения непосредственно окружающей среды, скорость и интенсивность накопления всех вызываемых мутационным давлением изменений практически всецело зависит от чисто внешних природных причин. Но там, где преобразование единых алгоритмов совместного бытия начинает заметно опережать темпы изменения окружающей природы, именно динамика этотипа эволюционирующей общности биологических субъектов становится главенствующим и определяющим фактором их развития. Там, где ключевые параметры окружающей среды остаются сравнительно константными, а способ жизнеобеспечения продолжает претерпевать какие-то перемены, накопление мутаций по большей части начинает подчиняться основным закономерностям именно этой динамики. Сам отбор оказывается стихийно ориентированным на закрепление именно таких новообразований, которые обеспечивают эффективное освоение новых форм деятельности.
Резкое же расхождение темпов изменения среды и форм жизнеобеспечения обитающих в ней организмов, как уже говорилось, начинается именно там, где возникает систематическое применение орудий, где происходит формирование развитого орудийного фонда и становление первых - ритуальных - форм информационного обмена.
Между тем известно, что характеристики любой функции и особенности обеспечивающего ее выполнение органа нерасторжимо связаны между собой, взаимно обусловливают и определяют друг друга. Но если так, то любое изменение старой или становление какой бы то ни было новой функции абсолютно немыслимо без определенных структурных изменений в организме. Иначе говоря, без формирования каких-то дополнительных или совершенствования уже существующих органов и систем живого тела совершенно невозможно становление никаких новых функций. Появление же орудий и формирование развитого орудийного фонда означает, что в результате скрытого действия каких-то - еще неясных сегодня - объективных факторов биологическое тело обретает способность к образованию принципиально нового для себя способа связи со своей средой. Способа, который к тому же сопровождается и становлением такого радикально нового для всей природы начала, как технология. Поэтому можно предположить, что все это вызывает и большую предрасположенность генотипа к накоплению именно тех мутационных изменений, которые обеспечивают максимальное приспособление анатомических и психофизиологических структур организма именно к данному - орудийному способу жизнеобеспечения. Словом, до некоторой степени справедливо утверждать, что, уже с момента своего появления сама технология начинает выступать как сильнодействующий мутагенный фактор. Собственные параметры технологии становятся в один ряд с такими формообразующими факторами окружающей среды, как ее физические, химические и тому подобные свойства.
Поступательное развитие и совершенствование орудийного фонда, резкое усложнением тех технологических связей, которым начинает подчиняться деятельность индивидов, вызывает потребность в фундаментальных изменениях ее структуры. Иначе говоря, вызывает потребность в качественном преобразовании этотипа той биологической общности, самое существование которой оказывается зависимым от орудий. Понятно, что наиболее вероятным в развитии и фенотипической, и генотипической определенности этой общности будет именно то направление, в котором обеспечивается максимальное приспособление именно к ним. А это значит, что со временем развитие самого генотипа становится производным уже не только от ненаправленного давления мутагенных факторов окружающей среды, но и от вполне ориентированного изменения этотипической определенности вида.
Между тем основным способом освоения и новых орудий и тех принципиально новых для всей живой природы технологических связей, которые появляются вместе с ними, является, как уже говорилось здесь, первая предзнаковая система коммуникации - ритуал. Именно он обеспечивает как резкое ускорение эволюционного развития, так и качественное преобразование сложившихся форм жизнеобеспечения организмов. Поэтому можно заключить, что с последующим развитием и совершенствованием ритуальной коммуникации миллионолетиями формировавшаяся взаимосвязь между такими уровнями организации живой материи, как генотип, фенотип, этотип, начинает радикально меняться. Под воздействием ритуала то, что поначалу тяготело к ряду причин, теперь сдвигается в сторону следствий, в свою очередь, следствия со временем все отчетливей и отчетливей выступают в роли перводвижителя всех изменений.
Словом, там, где последовательное усложнение и расширение общего спектра взаимодействия живых тел со средой своего обитания переходит какие-то критические пределы, именно универсализация и совершенствование их деятельности становится основным, определяющим развитие всего вида фактором. Отсюда следует, что если на иерархически низших ступенях биологической систематики эволюционный процесс еще и может рассматриваться как абсолютно стихийный и ненаправленный, то с восхождением к вершинным формам своей организации генеральное движение живой материи начинает входить в какое-то определенное, строго ориентированное русло, едва ли не принудительно выводящее ее к обогащенным сознанием формам бытия. Поэтому телеологические представления о всеобщем развитии, то есть представления о том, что оно имеет некую заданность, вовсе не лишены смысла. Более того, они легко и непротиворечиво интегрируются со сложившимися научными представлениями.
Но вместе с тем необходимо признать, что все сказанное здесь о взаимодействии генотипической и этотипической определенности биологического субъекта с той культурой, которая в конечном счете порождается им, представляет не более чем попытку объяснения внутреннего механизма становления и развития новых, возникающих над биологией, форм движения с помощью логических схем, привычных для чисто рационального, традиционалистского взгляда, где безраздельно господствует только один закон - закон причинно-следственной связи. То есть с помощью парадигм, применимых только для того уровня организации живой материи, который предшествует возникновению сознания. Иначе говоря, это попытка средствами простой арифметики объяснить вещи, разрешимые лишь с помощью высшей математики. Уже сама возможность детерминации чисто материальных структур какими-то принципиально вневещественными - идеальными - началами заставляет предположить, что эта попытка в действительности никакое не объяснение, но лишь первое робкое приближение к нему. Вероятно, сама логика нашего мышления должна претерпеть какие-то глубокие изменения, для того чтобы понять подлинное существо всех тех потаенных процессов, благодаря которым и становится возможным выделение человека из животного царства. Таким образом, в развитых здесь представлениях содержится скорее только постановка проблемы, чем даже намек на ее разрешение.
То обстоятельство, что по преодолении какого-то количественного рубежа эволюционное развитие становится строго ориентированным и принудительным, делает вполне допустимым предположение о том, что любой биологический вид, при том, разумеется, условии, что его деятельность аккумулировала бы в себе все новые и новые орудия, по прехождении какого-то количественного предела их накопления был бы обречен на выделение из животного царства и одухотворение.
Все сказанное позволяет заключить о том, что качественным рубежом для глобального эволюционного процесса предстает формирование уже такого начала, как технология. Там, где начинается систематическое применение разнообразных функционально связанных друг с другом орудий, уже не мутационное давление окружающей среды, но динамика развивающегося уклада совместного бытия, совместно организованной деятельности становится основным движителем эволюционного процесса. Стихийное расширение интегрального орудийного фонда сообщества и совершенствование используемых в совместной деятельности орудий (а значит, и постоянное изменение структуры движения тех исполнительных органов, которые управляют ими) становится теперь основным фактором отбора. Но вот мы видим, что с переходом от первичных чисто ритуальных форм информационного обмена к собственно знаковым системам общения и с становлением сознания над технологией начинает формироваться еще более сложное и грандиозное новообразование - культура. А это значит, что и всеобщее развитие восходит на какую-то новую ступень, его характер претерпевает поистине революционное изменение. Ведь если уже технология вносила весьма заметные, более того, качественные изменения в действие его механизмов, то теперь тем более невозможно объяснить законы этого развития действием одних только природных факторов.
Становление сознания и формирование культуры обусловливают надстраивание над действовавшими на протяжении миллиардолетий каких-то новых приводных механизмов всеобщего развития живой материи. Механизмов, которые основаны на все усложняющемся взаимодействии генофонда и этотипической определенности каждого социума, ибо теперь во взаимодействие между ними в качестве решающего фактора вмешиваются еще и те - внематериальные - начала, о которых говорилось здесь.
Мы уже видели, что любая дешифровка любых знаковых посылов всегда накладывает свой отпечаток на уже сложившийся этотип. Пусть и микроскопические, его изменения происходят постоянно, ибо накапливаемый любым индивидом опыт обогащает содержание без исключения всех уже освоенных им знаков. Между тем никакие изменения индивидуального опыта, которые накапливаются в процессе знакового общения с себе подобными, не проходят бесследно ни для самого индивида, ни для его социума в целом.
Уже ритуальная коммуникация являлась одним из основных (если не главным) условий выживания и целостного сообщества, и каждого отдельно взятого его члена. Ни один из них уже не был способен к самостоятельному существованию вне этой коммуникации, ибо с ее формированием все ключевые алгоритмы жизнеобеспечения могли быть почерпнуты только в ритуале. Тем более жесткой и общеобязательной оказывается связь между совместным выживанием и собственно знаковым общением индивидов. Постоянный знаковый обмен - это единственное условие нормального формирования и развития как каждого члена сообщества, так и всего сообщества в целом. Но если каждым индивидом каждый раз вносится что-то новое, свое в содержание каждого отдельного знакового посыла, то и общее достояние интегрального сознания рода, в свою очередь, оказывается подверженным непрерывному изменению.
Но стоит ли удивляться, если на деле любой знак обладает теми же самыми свойствами, что и эти, рожденные изощренным умом выдающегося лингвиста слова.
Подлинное значение любого знака вполне может быть уподоблено абсолютному вакууму, из которого, по предположению физиков, рождается сама материя (вернее сказать вещество Вселенной, ибо все-таки это не одно и то же). Абсолютная пустота, вмещающая в себя все тайны Вселенной, гегелевское ничто, из которого в конечном счете возникает все сущее, математический нуль, концентрирующий в себе весь числовой ряд, яркий солнечный свет, поддающийся разложению на миллионы разнообразных цветовых оттенков, - вот безупречно точная аллегория слова.
Иоанн уподобил Слово - Богу, но если человек и в самом деле именно Его образ и подобие, его слово - образ и подобие именно этого Первоначала.
Здесь уже не один раз знак уподоблялся зеркалу, глядясь в которое каждый из нас видит что-то свое, но, как оказывается, все то, что мы видим на его поверхности, каким-то таинственным образом порождается в глубинах нашего собственного духа. Поэтому действительный состав и объем его значения - это не имманентная характеристика знака, взятого самого по себе, безотносительно к нашему сознанию, но главным - и единственным - образом характеристика нашего собственного духа.
12
Таким образом, формируемый в каждом человеке способ дешифрации всех сигналов внешнего мира несет на себе отпечаток многих начал. Во-первых, непосредственно окружающей его природной среды, в которой происходило формирование всех структур и функций его организма, во-вторых, его собственного тела, адаптированного именно к этой среде и ко всем отличительным ее особенностям, наконец, в-третьих, той (региональной, этнической, цеховой, половозрастной) культуры в которую от самого своего рождения все глубже и глубже погружался каждый из нас. Поэтому тайна постижения того, что именно адресует нам вся окружающая нас реальность, и как именно происходит дешифрация всех ее информационных посылов, требует раскрытия не только тонких деталей механизма нашей психики, но и всех уходящих на субклеточный уровень тайн скрытой биомеханики составляющих целостный организм структур.
Впрочем, и сам внешний мир отнюдь не так прост, как это может показаться на первый взгляд.
Мы видели, что кроме естественно-природных объектов, явлений, процессов, сюда включается так же и полная совокупность всех искусственно создаваемых человеком вещей. Больше того - именно эти вещи сегодня образуют собой ближайшее непосредственное окружение человека, его надстроечный надкожный покров, дополнительную защитную оболочку: собственно природа, то есть природа, существующая как бы сама по себе, независимо от человека, "отодвинута" ими от нас. Они встают между нею и нами и контакт становится возможным уже только при их помощи и посредничестве. Собственно, это было подмечено еще философией К.Маркса, которая утверждала, во-первых, то, что опыт человека - это отнюдь не пассивное созерцательное, но прежде всего действенное практическое отношение к миру, во-вторых, то, что его практика никак не сводится к той роли, которую играют органы наших чувств, но имеет всеобщий орудийный характер. Поэтому, строго говоря, и пресловутое субъект-объектное (S-O) отношение на поверку анализом оказывается лишь сокращенной формой представления нашего опыта практического освоения окружающего мира, ибо в действительности содержит в себе еще одно важное звено, которое не может быть игнорировано, - искусственно созданный человеком предмет, средство (S-O-O).
Между тем искусственно созданный человеком предмет образует собой нечто отличное от любого естественно-природного образования. Мудрец заметил, что уже самое примитивное рубило, созданное рукой дикаря, выше самых совершенных созданий природы. И это действительно так, ибо в нем в концентрированной форме воплотилось все до того порожденное ею. В сущности именно это орудие и предстает как своеобразный пик глобального эволюционного процесса, развертывающегося не только на нашей планете, но в сушности и во всей вселенной (или во всяком случае в той неопределенной ее области, в которой высшей формой организации оказывается человеческая цивилизация). Однако дело не только в том, что выделившееся из царства животных существо теперь начинает создавать какие-то новые, ранее немыслимые в природе вещи,- здесь возникает совершенно новое - нематериальное - измерение самой действительности.
Мы уже обращались к первому тому "Капитала", где со всей доказательностью показывается, что любое создаваемое руками человека образование (потребительная стоимость, товар) скрывает под своей вещественной оболочкой всю систему господствующих общественных отношений. Подобно биологической клетке, несущей в себе всю генетическую информацию о том организме, частью которого она является, любой товар сохраняет в себе все конкретно-исторические особенности устройства того общества, в рамках которого он производится. И как бы мы сегодня ни относились к Марксу, этот его вывод предсталяет собой одно из завоеваний общечеловеческой мысли, которое, по-видимому, уже не может быть поколеблено никакими политическими пристрастиями, предвзятостями или, если угодно, философскими предрассудками.
При этом действительное содержание, качественная определенность вскрытых К.Марксом общественных отношений совершенно не зависит от собственных свойств и материальной структуры производимых нами вещей. Все они представляют собой совершенно особый тип реальности, ибо при несомненной своей объективности они в принципе вневещественны, нематериальны, эти начала решительно не поддаются никакой физической регистрации с помощью органов чувств человека или каким-либо другим - инструментальным - путем.
Между тем даже полная совокупность общественных отношений, концентрируемая всеми искусственно создаваемыми человеком вещами, это только малая часть того нового внематериального измерения объективной реальности, которое начинает формироваться с завершением антропогенетического процесса и стремительно усложняется с появлением развитых форм человеческого сознания. Более же полное содержание возникающего здесь нового измерения может быть вмещено только интегральной культурой общества.
Но именно эта - внефизическая - сторона всех искусственно производимых человеком предметов и представляет собой то главное, что образует собой их подлинное существо. Собственно же предметный, то есть прикладной функциональный утилитарный аспект на деле носит лишь служебную, вспомогательную роль, в большинстве случаев сводящуюся к простому опосредованию обменного взаимодействия человека с окружающим его миром. Ведь само это взаимодействие всегда подчинено какой-то определенной, часто возвышенной цели, то есть цели, не сводящейся к тому или иному аспекту простого жизнеобеспечения, а значит, именно она образует собой то, что в действительности стоит над таким взаимодействием, направляет его и руководит им. При этом, как существо общественных отношений не может быть выведено материала и назначения вещей, сама цель не может быть выведена ни из внутреннего содержания, ни из полной структуры этого взаимодействия. Поэтому подлинное значение тех процессов, которые опосредуются искусственно создаваемыми вещами (а значит, и собственное назначение самих этих вещей) не может быть понято вне скрытой надматериальной сущности всего искусственно создаваемого человеком предметного мира.
Трудно сказать, что здесь является более важным, трудно построить какую-то иерархию всех этих сложно переплетающихся начал, определить, что и в какой степени подчинено другому. Скорее всего, каждое из них - и окружающая природная среда, и типические особенности собственного организма, и основные характеристики того социального окружения и той интегральной культуры, в которой осуществляется бытие субъекта,- способно играть первенствующую роль в разных контекстных условиях. Поэтому поиск каких-то незыблемых отношений между ними, которые действовали бы при любых обстоятельствах, как кажется, вообще не имеет смысла. Но как бы ни относились друг к другу эти стихии, формирующие самый способ дешифрации, вернее сказать, творческого воссоздания полного значения всех воспринимаемых нами знаков, в любом отдельно взятом акте обменного информационного процесса необходимо видеть сложное их переплетение и взаимодействие. Поэтому никакой знаковый посыл ни при каких обстоятельствах не может быть сведен к одному лишь указанию на тот или иной предмет, как это нередко представляется нам при поверхностном взгляде на вещи.
Пусть это и не всегда осознается нами, но любое произносимое или воспринимаемое нами слово всегда вызывает собой указание на тот способ структуризации и всей окружающей нас действительности (тотема ли, сотворенного ли по Слову Божию мира, или получающей первоначальный взрывной импульс в таинственной точке сингулярности вселенной), который свойствен именно нашей культуре, и всех тех структур, которые составляют наш собственный организм. В любом произносимом или воспринимаемом нами слове всегда - пусть и незримо присутствуют указания и на особенности той природной среды, что окружает нас, и на характеристики того искусственного вещного мира, что опосредует наш обмен с нею, и на ключевые детали устройства того общества, членами которого мы являемся, и, наконец, на черты тех идолов и идеалов, которым оно поклоняется. Но все это многообразие как бы преломлено через призму сугубо индивидуальной организации каждого отдельного субъекта, призму его и только его личного опыта, индивидуализированной именно им культуры.
(Добавим к тому же, что на все это содержание каждый раз накладывает свой - наверное самый отчетливый и яркий, способный заслонить от нашего внимания все остальное, - отпечаток и та контекстная ситуация, в которой каждый данный момент растворяется бытие человека. Поэтому даже для одного и того же индивида один и тот же знаковый посыл всякий раз будет раскрывать что-то свое, отличное не только от чужого восприятия, но и от его собственного прежнего опыта.)
Ключевые звенья всего того, что отличает наше непосредственное природное окружение, особенности нашей собственной "биологии", наконец, особенности социального устройства и сложившейся в обществе культуры, в конечном счете и закрепляются в формируемом каждым социумом этотипе. Поэтому и его интегральная культура и лежащий в ее основании этотип, в свою очередь, представляют собой гораздо более фундаментальные и сложные начала, чем это может показаться на первый невзыскательный взгляд. Словом, подлинные основания всего того, что созидается творческим духом человека, в конечном счете кроются на субклеточном уровне его организма, самые же глубокие истоки всех тех различий, которые содержат в себе разъединяющие нас культуры, нисходят к особенностям природных и биологических факторов, формирующих этотип каждой общности.
Но важно понять и то, что культура любой общности не только определяется особенностями организации тех процессов, которые на всех уровнях строения живой ткани регулируют наше жизнеобеспечение. Она образует собой некое активное начало, которое само оказывается в состоянии едва ли не всецело подчинять их себе. Иначе говоря, именно ее законам в конечном счете становятся подвластны не только поведение индивида или образ его мысли, то есть не только то, что относится к "социальности", но и - в определенной мере - вся уходящая на субклеточный уровень движения его "биология". Правда, одновременно справедливо и обратное утверждение, согласно которому конкретная определенность всего того, что составляет "биологию" человека, равно как и определенность его непосредственного природного окружения, незримо пронизывает и формирует собой всю создаваемую им культуру. Сегодня это взаимоопределяющие друг друга начала, развитие каждого из которых уже немыслимо вне постоянного воздействия другого. Но если в способности базисных биологических процессов определять основные характеристики всех "надстроечных" над ними формирований, наверное, нет ничего удивительного, то в обратном воздействии того вообще внематериального мира, который в конечном счете порождается здесь, на собственный физико-химический и биологический фундамент кроются ранее неведомые природе законы. В сущности здесь скрывается, может быть, самый поразительный парадокс, ибо эта обратная детерминация представляет собой не что иное, как прямое подчинение следствиям своих собственных причин.
Наверное, не было бы преувеличением сказать, что становление культуры образует собой своеобразный качественный рубеж, за которым принципиально меняется сам механизм поступательного развития живой природы, действовавший на протяжении нескольких миллиардов лет.
Обратимся к тому, о чем уже говорилось выше.
Согласно сегодняшним научным представлениям о развитии жизни на Земле, в основе процесса биологического видообразования лежит механизм дискретных мутационных изменений, претерпеваемых на протяжении индивидуальной жизни каждым отдельным организмом. Но если на заре эволюции любая мутация могла рассматриваться как чисто случайное - и уж во всяком случае абсолютно ненаправленное - явление, то с становлением ритуальных форм коммуникации такое положение начинает меняться.
Действительно, там, где темпы эволюционного изменения уже сложившихся или появления каких-то новых форм жизнеобеспечения сравнительно невысоки и сопоставимы с темпами изменения непосредственно окружающей среды, скорость и интенсивность накопления всех вызываемых мутационным давлением изменений практически всецело зависит от чисто внешних природных причин. Но там, где преобразование единых алгоритмов совместного бытия начинает заметно опережать темпы изменения окружающей природы, именно динамика этотипа эволюционирующей общности биологических субъектов становится главенствующим и определяющим фактором их развития. Там, где ключевые параметры окружающей среды остаются сравнительно константными, а способ жизнеобеспечения продолжает претерпевать какие-то перемены, накопление мутаций по большей части начинает подчиняться основным закономерностям именно этой динамики. Сам отбор оказывается стихийно ориентированным на закрепление именно таких новообразований, которые обеспечивают эффективное освоение новых форм деятельности.
Резкое же расхождение темпов изменения среды и форм жизнеобеспечения обитающих в ней организмов, как уже говорилось, начинается именно там, где возникает систематическое применение орудий, где происходит формирование развитого орудийного фонда и становление первых - ритуальных - форм информационного обмена.
Между тем известно, что характеристики любой функции и особенности обеспечивающего ее выполнение органа нерасторжимо связаны между собой, взаимно обусловливают и определяют друг друга. Но если так, то любое изменение старой или становление какой бы то ни было новой функции абсолютно немыслимо без определенных структурных изменений в организме. Иначе говоря, без формирования каких-то дополнительных или совершенствования уже существующих органов и систем живого тела совершенно невозможно становление никаких новых функций. Появление же орудий и формирование развитого орудийного фонда означает, что в результате скрытого действия каких-то - еще неясных сегодня - объективных факторов биологическое тело обретает способность к образованию принципиально нового для себя способа связи со своей средой. Способа, который к тому же сопровождается и становлением такого радикально нового для всей природы начала, как технология. Поэтому можно предположить, что все это вызывает и большую предрасположенность генотипа к накоплению именно тех мутационных изменений, которые обеспечивают максимальное приспособление анатомических и психофизиологических структур организма именно к данному - орудийному способу жизнеобеспечения. Словом, до некоторой степени справедливо утверждать, что, уже с момента своего появления сама технология начинает выступать как сильнодействующий мутагенный фактор. Собственные параметры технологии становятся в один ряд с такими формообразующими факторами окружающей среды, как ее физические, химические и тому подобные свойства.
Поступательное развитие и совершенствование орудийного фонда, резкое усложнением тех технологических связей, которым начинает подчиняться деятельность индивидов, вызывает потребность в фундаментальных изменениях ее структуры. Иначе говоря, вызывает потребность в качественном преобразовании этотипа той биологической общности, самое существование которой оказывается зависимым от орудий. Понятно, что наиболее вероятным в развитии и фенотипической, и генотипической определенности этой общности будет именно то направление, в котором обеспечивается максимальное приспособление именно к ним. А это значит, что со временем развитие самого генотипа становится производным уже не только от ненаправленного давления мутагенных факторов окружающей среды, но и от вполне ориентированного изменения этотипической определенности вида.
Между тем основным способом освоения и новых орудий и тех принципиально новых для всей живой природы технологических связей, которые появляются вместе с ними, является, как уже говорилось здесь, первая предзнаковая система коммуникации - ритуал. Именно он обеспечивает как резкое ускорение эволюционного развития, так и качественное преобразование сложившихся форм жизнеобеспечения организмов. Поэтому можно заключить, что с последующим развитием и совершенствованием ритуальной коммуникации миллионолетиями формировавшаяся взаимосвязь между такими уровнями организации живой материи, как генотип, фенотип, этотип, начинает радикально меняться. Под воздействием ритуала то, что поначалу тяготело к ряду причин, теперь сдвигается в сторону следствий, в свою очередь, следствия со временем все отчетливей и отчетливей выступают в роли перводвижителя всех изменений.
Словом, там, где последовательное усложнение и расширение общего спектра взаимодействия живых тел со средой своего обитания переходит какие-то критические пределы, именно универсализация и совершенствование их деятельности становится основным, определяющим развитие всего вида фактором. Отсюда следует, что если на иерархически низших ступенях биологической систематики эволюционный процесс еще и может рассматриваться как абсолютно стихийный и ненаправленный, то с восхождением к вершинным формам своей организации генеральное движение живой материи начинает входить в какое-то определенное, строго ориентированное русло, едва ли не принудительно выводящее ее к обогащенным сознанием формам бытия. Поэтому телеологические представления о всеобщем развитии, то есть представления о том, что оно имеет некую заданность, вовсе не лишены смысла. Более того, они легко и непротиворечиво интегрируются со сложившимися научными представлениями.
Но вместе с тем необходимо признать, что все сказанное здесь о взаимодействии генотипической и этотипической определенности биологического субъекта с той культурой, которая в конечном счете порождается им, представляет не более чем попытку объяснения внутреннего механизма становления и развития новых, возникающих над биологией, форм движения с помощью логических схем, привычных для чисто рационального, традиционалистского взгляда, где безраздельно господствует только один закон - закон причинно-следственной связи. То есть с помощью парадигм, применимых только для того уровня организации живой материи, который предшествует возникновению сознания. Иначе говоря, это попытка средствами простой арифметики объяснить вещи, разрешимые лишь с помощью высшей математики. Уже сама возможность детерминации чисто материальных структур какими-то принципиально вневещественными - идеальными - началами заставляет предположить, что эта попытка в действительности никакое не объяснение, но лишь первое робкое приближение к нему. Вероятно, сама логика нашего мышления должна претерпеть какие-то глубокие изменения, для того чтобы понять подлинное существо всех тех потаенных процессов, благодаря которым и становится возможным выделение человека из животного царства. Таким образом, в развитых здесь представлениях содержится скорее только постановка проблемы, чем даже намек на ее разрешение.
То обстоятельство, что по преодолении какого-то количественного рубежа эволюционное развитие становится строго ориентированным и принудительным, делает вполне допустимым предположение о том, что любой биологический вид, при том, разумеется, условии, что его деятельность аккумулировала бы в себе все новые и новые орудия, по прехождении какого-то количественного предела их накопления был бы обречен на выделение из животного царства и одухотворение.
Все сказанное позволяет заключить о том, что качественным рубежом для глобального эволюционного процесса предстает формирование уже такого начала, как технология. Там, где начинается систематическое применение разнообразных функционально связанных друг с другом орудий, уже не мутационное давление окружающей среды, но динамика развивающегося уклада совместного бытия, совместно организованной деятельности становится основным движителем эволюционного процесса. Стихийное расширение интегрального орудийного фонда сообщества и совершенствование используемых в совместной деятельности орудий (а значит, и постоянное изменение структуры движения тех исполнительных органов, которые управляют ими) становится теперь основным фактором отбора. Но вот мы видим, что с переходом от первичных чисто ритуальных форм информационного обмена к собственно знаковым системам общения и с становлением сознания над технологией начинает формироваться еще более сложное и грандиозное новообразование - культура. А это значит, что и всеобщее развитие восходит на какую-то новую ступень, его характер претерпевает поистине революционное изменение. Ведь если уже технология вносила весьма заметные, более того, качественные изменения в действие его механизмов, то теперь тем более невозможно объяснить законы этого развития действием одних только природных факторов.
Становление сознания и формирование культуры обусловливают надстраивание над действовавшими на протяжении миллиардолетий каких-то новых приводных механизмов всеобщего развития живой материи. Механизмов, которые основаны на все усложняющемся взаимодействии генофонда и этотипической определенности каждого социума, ибо теперь во взаимодействие между ними в качестве решающего фактора вмешиваются еще и те - внематериальные - начала, о которых говорилось здесь.
Мы уже видели, что любая дешифровка любых знаковых посылов всегда накладывает свой отпечаток на уже сложившийся этотип. Пусть и микроскопические, его изменения происходят постоянно, ибо накапливаемый любым индивидом опыт обогащает содержание без исключения всех уже освоенных им знаков. Между тем никакие изменения индивидуального опыта, которые накапливаются в процессе знакового общения с себе подобными, не проходят бесследно ни для самого индивида, ни для его социума в целом.
Уже ритуальная коммуникация являлась одним из основных (если не главным) условий выживания и целостного сообщества, и каждого отдельно взятого его члена. Ни один из них уже не был способен к самостоятельному существованию вне этой коммуникации, ибо с ее формированием все ключевые алгоритмы жизнеобеспечения могли быть почерпнуты только в ритуале. Тем более жесткой и общеобязательной оказывается связь между совместным выживанием и собственно знаковым общением индивидов. Постоянный знаковый обмен - это единственное условие нормального формирования и развития как каждого члена сообщества, так и всего сообщества в целом. Но если каждым индивидом каждый раз вносится что-то новое, свое в содержание каждого отдельного знакового посыла, то и общее достояние интегрального сознания рода, в свою очередь, оказывается подверженным непрерывному изменению.