Страница:
Ревность по-прежнему лежала возле кровати и тихонько повизгивала. Алан погладил собаку, и она затихла. Лавастин отошел вместе с Таллией к окну, и они завели тихий разговор. Алан подозвал слугу и сказал:
— Кристоф, вчера вечером во дворец прибыла «орлица» по имени Лиат. Пошли за ней и попроси ее прийти ко мне.
Слуга неохотно повиновался, причем сначала он посмотрел на графа. Слишком поздно Алан вспомнил, что Кристоф был еще и самым заядлым сплетником.
— Я знаю, о ком вы говорите, милорд, — сказал он и вышел.
Когда он вернулся, следом за ним в комнату вошла Лиат. Как только она ступила на порог, собаки вскочили, залаяли и сбились вокруг Лавастина, как перепуганные щенки. Ревность тоже попыталась поднять голову.
— Тихо! — прикрикнул Лавастин. Гончие жались к его ногам и не собирались отходить ни на шаг.
— Ваше высочество, — произнесла Лиат, увидев Таллию. Хотя она и удивилась, но вежливо поздоровалась со всеми. — Милорд граф. Лорд Алан, я прибыла по вашему приказанию.
— Алан? — произнес Лавастин, пристально глядя на Лиат. — Что все это значит?
Алан не мог подняться, потому что как раз положил голову Ревности себе на колени. К тому же Лиат была простой «орлицей», а он — наследником графа, так что их нельзя было назвать равными по положению. На мгновение он задумался — что ответить? Потом увидел устремленный на него взгляд Таллии — неужели она и вправду ревнует или это всего лишь плод его воображения? Все выжидающе смотрели на него.
— Я помню о том, как эта «орлица» служила нам в Генте, — наконец решительно произнес он. — И хочу наградить ее за службу.
Лавастин шагнул вперед, Ужас ухватил его за рукав, пытаясь удержать на месте. Граф раздраженно отдернул руку.
— Ресуэлто, — тихо произнес он и посмотрел на Лиат как человек, только что обнаруживший истинное происхождение женщины, доселе от него скрытое. — Ресуэлто, — повторил он, теперь уже глядя на слуг.
— Серый жеребец? — переспросили они, не веря своим ушам. Неужели граф действительно собирается отдать одного из своих любимых коней простой «орлице»?
— И сбрую, — добавил он. — И седельные сумки. А еще пояс, изготовленный мастером Хозелем, тот, на котором вышиты саламандры и слова из Святого Писания: «Если ты пойдешь сквозь огонь, он не опалит тебя».
— Прими и мой дар, — торопливо произнес Алан, желая отвлечь внимание от графа, который, казалось, собирался взять Лиат под руку, словно родственницу. — Колчан со стрелами и… — Он хотел спросить, объяснить ей… Но не мог этого сделать при всех. Взгляд Алана упал на одно из колец, украшавших его пальцы, — золотой обод с ярким синим камнем. — Пусть это кольцо защитит тебя от всякого зла, —сказал он, протягивая перстень. — И знай, что ты найдешь у нас защиту, если понадобится.
— Благодарю вас, милорд граф. Лорд Алан. Выражение ее лица говорило гораздо больше, чем любые слова. Алан видел, что она по-прежнему боится чего-то. Неужели лорд Хью снова преследует ее? Он не мог спросить, тем более что в эту минуту к ним подошел слуга.
— Прошу прощения, милорд граф, — сказал он, обращаясь к Лавастину. — Снаружи стоит «орлица» со срочным сообщением для своей подруги от короля.
Лиат посмотрела на Алана и вышла. Как только она ушла, гончие встали и разбрелись по комнате.
— Милорд граф, я пришел, как вы приказывали. — На пороге появился королевский конюший, и Лавастин дал ему знак приблизиться, хотя тот опасливо поглядывал на гончих. Псы тихонько зарычали, но позволили человеку войти.
Конюший осмотрел Ревность и озадаченно подергал себя за бороду.
— Обычно в здешних краях не встречается ни гадюк, ни других ядовитых змей, — пояснил он. — Но я, конечно, пошлю человека проверить кусты и предупредить короля.
— Пойдем, сын. — Лавастин надел перчатки и опоясался мечом. — Надо идти к королю. — Алан заколебался. — Я сделаю, что смогу, чтобы помочь девушке, — мягко добавил граф.
— Прошу тебя, отец, позволь мне остаться с Ревностью.
Лавастин посмотрел на Таллию, которая все еще стояла у окна, и коротко кивнул.
— Она странная, — сказала Таллия. — Я встречалась с ней раньше, когда мы ехали в Кведлинхейм.
— Она сражалась в Генте вместе с нами.
— Ты и твой отец достойно наградили ее. Люди будут говорить о вашей щедрости и богобоязненности.
Ревность повернула голову у Алана на коленях, и он постарался усесться так, чтобы ей было удобнее. Впрочем, он понимал, что само его присутствие успокаивает собаку.
— Бедняжка, — пробормотала Таллия. — Я буду молиться чтобы она поправилась. — Она опустилась на колени, склонила голову и погрузилась в молитву.
В комнату заглянули несколько молодых дворян, чтобы узнать о здоровье собаки, — у всех были собственные гончие, о которых они очень заботились. Такое проявление внимания тронуло Алана. И хотя они звали его идти вместе искать гадюку, он не мог оставить Ревность одну. Ее лапа, казалось, медленно превращается в камень.
— Милорд принц! — шепотом произнес один из «львов». Но он и сам слышал, как по тропинке к реке спускаются король и его свита.
— Принц Санглант. — Этому «льву» когда-то в сражении отрубили кусок уха, и теперь на месте мочки виднелся лишь светлый шрам. — Если позволите… ваша одежда…
Только сейчас он посмотрел на себя. Рубашка перепачкана и измята, сапоги лежат в стороне вместе с поясом. Два «льва» подошли и быстро привели его в порядок, так что к тому времени, как из-за скалы, стоящей в конце тропинки, вышел король, Санглант выглядел уже вполне прилично. Короля сопровождали шесть «львов», четверо слуг, Гельмут Виллам и сестра Росвита.
Генрих прищурился — восходящее солнце било прямо ему в глаза.
— Санглант.
Принц покорно опустился на колени, король положил руку ему на голову:
— Вчера вечером ты не вернулся на пир.
— Я спал не во дворце.
Генрих отнял руку. Санглант поднял взгляд и увидел, что король жестом отослал слуг и «львов».
— Мы должны поговорить, сын, прежде чем я устрою аудиенцию. Пойдем со мной.
Санглант поднялся. Хотя он был почти на голову выше отца, тот никогда не казался ему маленьким — такова была сила личности короля.
Генрих повел его к реке, подальше от свиты.
— Ты слышал, о чем вчера говорил Вулфер? Оба правителя Аосты мертвы. Осталась единственная наследница — принцесса Адельхейд.
Санглант пожал плечами. Он ничего не слышал — как только в зал вошла Лиат, для него исчезло все остальное. Она очень изменилась — привыкла ездить верхом и носить оружие, ходить уверенно и спокойно. Он и сейчас видел ее, всю целиком — от темных волос, собранных пучком на затылке, до стройных ног. А когда он пошел вслед за ней, она его поцеловала. И этот поцелуй разбудил в нем желание…
— Санглант! Ты меня не слушаешь!
Он очнулся и вспомнил, где находится. Принц сорвал ветку, сломал ее пополам, а потом еще пополам. Только так он мог отвлечься от мыслей о Лиат.
— Ты поведешь армию в Аосту. Там ты возведешь леди Адельхейд на трон и женишься на ней. На твоей стороне будет сила, и аостанские герцоги не решатся тебе противостоять. Ты станешь править Аостой вместе с королевой, как равный ей. Никто не станет сомневаться в твоих правах: аостанский трон слишком часто доставался своим владельцам благодаря силе их армий. А как только ты утвердишься на троне и произведешь на свет ребенка, доказав, что ты способен к деторождению, я смогу объявить тебя своим наследником — будущим правителем Вендара и Варре. И кто посмеет протестовать против возрождения Даррийской империи? Ты будешь править Аостой, а я смогу отправиться на юг и короноваться как император, а ты станешь моим наследником.
Ветка, изодранная в щепки, валялась у ног Сангланта. Под холмом текла река, и он слышал плеск волн, слышал шелест каждой песчинки, которую волны выбрасывали на берег, а потом снова слизывали и уносили вниз по течению. Внезапно на него навалилась усталость. Генриху, как и этой реке, невозможно противостоять.
— Лиат. — Только это он и сумел произнести.
— Виллам меня предупреждал, — фыркнул Генрих. — Могу поклясться, что Вулфер подсунул ее, чтобы сокрушить меня и справиться с тобой.
Король, нахмурившись, уставился на реку, а Санглант смотрел на него. Правители уверены, что весь мир вращается вокруг них, и Генрих отнюдь не исключение. На фоне серебристых струй его профиль казался темным, в волосах стала заметна седина, да и в бороде виднелась светлая полоса. Санглант прикоснулся к своей безбородой щеке, но это движение снова привлекло к нему внимание отца.
— Ладно, — Генрих не скрывал раздражения, — возьми ее в любовницы, если уж тебе это так нужно. Как известно, у императора Тейлефера было немало любовниц, особенно когда он не был женат. Но…
— Я не хочу жениться на принцессе Адельхейд. Я хочу, чтобы моей женой стала Лиат.
— Жениться на простолюдинке? — Генрих расхохотался.
— У родственников ее отца — поместья в Ботфельде.
— Ботфельд? — Генрих всегда обладал замечательной памятью, и сейчас он вспомнил, что требовалось. — Леди Ботфельд прислала всего двадцать солдат, когда мы потребовали поддержки. Вряд ли семья с таким благосостоянием может рассчитывать на то, чтобы выдать девушку замуж за человека твоего положения. И это тем более смешно, если она незаконнорожденная.
— Все к лучшему, — саркастически сказал Санглант. — Для такого, как я, — в самый раз. Как ты не понимаешь! Я не хочу становиться королем, зная, что мне в глотку каждую минуту готова вцепиться дюжина врагов. Я так жил целый год. Я просто хочу кусок земли, Лиат и покоя.
— Покоя! Кто может думать о покое, когда на наши северные земли нападают эйка, а на восточные — куманы? С каких это пор принцы королевской крови позволяют себе размышлять о такой роскоши, как покой? Даже леди, владеющая крохотным поместьем и десятком слуг, думает о том, как защитить свои земли от поползновений соседей. Если мы будем жить по заветам блаженного Дайсана, то наши души обретут покой в Палатах Света, но не раньше.
Генрих подошел к реке, на берегу лежали отшлифованные водой камешки. Он поднял один из них и кинул в воду, тот булькнул и исчез в глубине. Король вздохнул. Санглант не видел его лица. На короле была утренняя накидка — темно-синего цвета, на вороте и рукавах — золотые львы и пурпурные восьмиконечные звезды — память о тихой, умной Софии, которая так любила роскошь и которая умерла три года назад.
— Ты еще не пришел в себя после плена, — наконец произнес король, не отрывая взгляда от воды. — Когда ты отправишься, то пожалеешь о своих необдуманных словах и поймешь, какой замечательный план я тебе предлагаю. Сапиентия — отважная и храбрая, но Господь не наградил ее качествами, необходимыми королеве. Теофану — возможно, если она, конечно, выживет… — Он помолчал, сжал кулаки и продолжил: — Но она слишком рассудительна и не сумеет повести солдат за собой на битву. А Эккехард, — король пожал плечами, — он слишком молод и глуп. К тому же он обещан церкви, и единственное, что он умеет, это возносить Господу молитвы красивым голосом. Так что остаешься только ты. — Генрих повернулся и посмотрел сыну в глаза. — Ты можешь стать королем, Санглант, у тебя всегда были необходимые для этого качества. Ты рожден повелевать, солдаты готовы пойти за тобой в огонь и воду. Они доверяют тебе и восхищаются тобой. После меня королем должен стать именно ты.
— Я не хочу быть королем. Или наследником. Или императором. Как мне заставить тебя понять это?
Король покраснел — надвигался один из его знаменитых приступов ярости, но Санглант смотрел на отца совершенно спокойно. Ярость короля его уже не пугала: никакое наказание не сравнится с тем, что он пережил в плену у Кровавого Сердца. Превратив принца в цепного пса, вождь эйка освободил его от цепей повиновения воле отца.
— Ты сделаешь то, что я скажу!
— Нет.
Только теперь Генрих удивился, удивился настолько, что его гнев улетучился. Но это продолжалось лишь мгновение. Потом из отца, изумленного неповиновением сына, Генрих превратился в короля, которому противится его подданный.
— Я лишу тебя наследства! У тебя не будет ничего, даже меча, который ты носишь на поясе! Ни лошади. Ни даже одежды!
— А разве раньше у меня это было? То, что мужчина получает в наследство, дается ему матерью.
— Она оставила тебя. — Генрих дотронулся до груди, Санглант знал, что там лежит окровавленный кусочек ткани — единственное напоминание о его матери, которая покинула Генриха и земли людей много лет назад. — И не оставила тебе ничего.
— Кроме чар, лежащих на мне, — прошептал Санглант.
— Она не могла жить здесь, на нашей земле, — произнес Генрих.
Отец и сын смотрели друг на друга — двое покинутых мужчин. Санглант упал на колени, Генрих положил руку на темноволосую макушку своего первенца.
— О Владычица, — прошептал Санглант, — я так устал от сражений. Я просто хочу отдохнуть.
Генрих ничего не ответил, его рука легонько поглаживала волосы Сангланта. Стояла тишина, но обостренный слух Сангланта улавливал слова стоящих в отдалении людей из свиты.
— Все-таки мне кажется, что это неразумно, — раздался голос сестры Росвиты.
— Возможно, — послышался голос Виллама. — Но думаю, гораздо разумнее ударить по Аосте сейчас, когда она слаба, и никто не усомнится, что армию должен возглавлять принц. А уж что произойдет потом, когда Аоста окажется в наших руках и Генрих станет императором… Мы не умеем предвидеть будущее, так что придется действовать вслепую. Не стоит недооценивать той поддержки, которую окажут Сангланту другие принцы и дворяне, если они не будут полностью посвящены в планы Генриха.
— А вы слышали о гадюке?
Санглант узнал голос одного из слуг короля.
— Нет. Гадюка? Где? — насторожился один из «львов».
— Ах да. Вы же не знаете. Вчера она укусила одну из гончих Лавастина и исчезла. Конюший послал людей обшаривать все кусты и окуривать любую нору, но местные жители говорят, что многие годы не видели тут змей. А в то, что крыса решилась напасть на собаку, и вовсе трудно поверить.
Санглант ощутил тревогу. Он вскочил на ноги, немало удивив этим короля, и резко спросил:
— Что это за разговоры о гадюке и о гончей Лавастина?
— Что? А, да. — Генрих скрыл удивления, горе, печаль и все прочие чувства под маской невозмутимости и быстро пересказал известные ему факты: — Это случилось на рассвете. Люди уже осмотрели территорию, прилегающую к дворцу, но сюда, на берег реки, они не заходили. Да и что толку? Эта тварь уже давно спряталась в каком-нибудь укромном месте, и никто ее не отыщет.
— Если этим не займусь я. — Санглант откинул голову назад и принюхался. В воздухе носились самые разнообразные запахи: пота, мертвой рыбы, лаванды и календулы, растущих на противоположном берегу, конюшни, дворцовой кухни.
— Ну, пойдем, — заторопился король, — отошли «львов», они и так сторожили тебя всю ночь, пусть пришлют кого-нибудь другого. Куда ты пойдешь?
— Надо посмотреть здесь, под скалой. Эта тварь могла уползти через кусты.
— Смотри, чтобы и тебя не укусили.
— Даже если и так, что с того? — произнес Санглант с горечью. — Ни одна из существующих тварей не может мне навредить.
— Ступай, сын.
Но Санглант уже начал охоту и не обратил внимания на поспешное отступление отца.
— Тебя зовет король. — Ханна поцеловала ее, обняла, а потом критически осмотрела подругу. — Кажется, все в порядке.
— Король?
— Лиат! — Строгий тон Ханны заставил Лиат подскочить от неожиданности. — Если хочешь, можешь сбежать, конечно, но лучше встретить опасность лицом к лицу. От того, как ты поведешь себя перед королем, зависит его решение — в твою пользу или отца Хью.
Разумеется, совет был хорош, но Лиат казалось, что ее горло стиснула чья-то рука, и она не в силах выдавить из себя ни слова.
Пока они проходили через двор, им навстречу попалось несколько «львов», в том числе и ее знакомый, Тиабольд. Он подмигнул Лиат и сказал:
— Если мы тебе понадобимся, ты знаешь, где нас найти, друг.
Все уже знают или просто подозревают о том, что произошло? Впрочем, слухи о той сцене, свидетелями которой вчера стало множество людей, уже могли дойти до ушей короля. А то, что Хью до вчерашнего дня так успешно скрывал свой интерес к ней, доказывало, насколько он хитер.
— Они тебя уважают, — пояснила Ханна, — ведь в Аугенсбурге ты спасла множество «львов».
А убила еще больше.
Сейчас было позднее утро. Трон короля вынесли во двор и установили в тени, Генрих сидел, а перед ним на коленях стояли Хью и Вулфер. Хью — ближе к королю, что подчеркивало его более высокое положение. Вулфер коротко взглянул на нее, и Лиат сразу почувствовала прилив раздражения, Хью остался недвижим. Ханна вышла вперед вместе с ней, но потом отодвинулась и встала за спиной принцессы Сапиентии. Генрих внимательно осмотрел Лиат с ног до головы, когда она встала на колени позади Вулфера и Хью. Дворяне стояли за троном Генриха: Сапиентия, Виллам, Джудит, сестра Росвита и другие, чьих лиц она не могла различить из-за волнения. Толпа гудела и жужжала, как гнездо потревоженных пчел.
Она не видела Сангланта.
Лиат сжала на пальце кольцо Алана.
— Итак, ты та самая «орлица», появление которой взволновало весь мой двор. Тебя зовут Лиатано. Аретузское имя… — Генрих поигрывал перстнями, рассматривая Лиат. — И что же мне с тобой делать?
— Прошу вас, ваше величество, — начал Хью. — Эта женщина — моя рабыня. Она стала моей, потому что ее отец умер, оставив после себя долги. Она унаследовала их, но не смогла оплатить…
— Я бы оплатила их, если бы ты не украл книги отца!
— Тихо! — сказал король, не повышая голоса. — Продолжайте, отец Хью.
Лиат сжала руки. Хью склонил голову.
— Как его единственная наследница она унаследовала его долги, но не смогла их оплатить, а поскольку их оплатил я, то она перешла в мою собственность. Я очень хорошо знал, что молодая женщина, оставшаяся без защиты родных, может подвергнуться разным опасностям, особенно на севере. Поэтому я сделал все что мог, чтобы спасти ее.
— О каких книгах идет речь? — поинтересовался Генрих.
Хью пожал плечами:
— У церкви есть право конфисковать книги, которые могут оказаться опасными. — И тут он потребовал поддержки с неожиданной стороны: — Ведь это так, сестра Росвита? Ориалльский совет утвердил такое правило, верно?
— Церковь берет подобные книги, — кивнула та, нахмурившись.
— Как приходский священник, служитель Господа, я счел эти книги опасными и изъял их. Я поступил так, поскольку считал это единственно верным. Так или иначе, я вообще сомневаюсь, действительно ли они принадлежали ее отцу.
— Это неправда!
— Я не позволял тебе говорить, — сказал Генрих, не взглянув на Лиат. — Но обвинение в краже — вещь серьезная, отец Хью.
Тот печально вздохнул и нахмурился:
— Конечно, ваше величество. Но ведь и мое обвинение столь же серьезно: я заплатил за нее долги отца, и она стала моей рабыней. Я посвящен церкви, и было бы странным утверждать, что я поступил с этой женщиной бесчестно. — На мгновение в его голос прорвался настоящий гнев несправедливо обвиненного человека. На Лиат он не смотрел. Она отвела взгляд от Хью и обнаружила, что все присутствующие смотрят только на них двоих. Что выражает ее лицо? Наверняка гораздо больше, чем лицо Хью. Он продолжал: — А что касается книг, то кому она собиралась их продать? И за какую цену? Крестьянину, который сжег бы их в печке зимой? Должен сказать, что после того как распродали все имущество, принадлежавшее ее отцу, долг составил еще две номизмы…
— Две номизмы! — поднялся ропот в толпе. Все перешептывались, показывая пальцами на Лиат. — Две номизмы за рабыню! Да за такие деньги жеребца можно купить!
Лиат краем глаза заметила, что во дворе появился граф Лавастин, окруженный толпой придворных.
— В действительности, ваше величество, — вкрадчиво продолжал Хью, — она не смогла бы заплатить долги с книгами или без них, и совершенно не важно, что она думает по этому поводу. Я дал ей кров, пищу, одежду, и как же мне отплатили за мою доброту? Ваш «орел» Вулфер просто украл ее у меня, без моего согласия и, похоже, без вашего тоже.
— Прошу прощения, ваше величество! — начал Вулфер. — Можно мне говорить?
Король раздумывал некоторое время, потом согласно кивнул.
Вулфер решительно сказал:
— Лиат попала ко мне законным путем. Я заплатил отцу Хью ту цену, которую он сам отдал за эту молодую женщину, — две номизмы. Свидетелем передачи был староста Людольф из деревни Хартс-Рест, а скреплено это было вашей печатью, которая дается тем, кто состоит на службе вашего королевского величества, на службе Вендара и Варре. Как известно, те, кто служит короне, имеют право брать то, что им понадобится, и тогда, когда им это нужно. В тот момент у меня возникла необходимость в помощниках, в такое тревожное время «орлов» не хватает. И я принял в наши ряды Лиат и Ханну, поскольку в Генте я потерял двух «орлов», один из которых был моим собственным учеником. Так что я забрал их не по собственному капризу, а только из необходимости. Эта женщина честно служила вам, ваше величество, и я прошу оставить ее на службе.
— Но ее отобрали у меня без моего согласия, — возразил Хью. — Я не взял денег, которые он мне предлагал, и не соглашался на ее уход от меня.
— Ты что, отказываешь мне в такой малости, как эта девушка? — Генрих пошевелился на троне и уставился прямо на Хью.
— Вовсе нет, ваше величество, — быстро отозвался тот. — Мне просто неприятно, что она позорит ряды «орлов», поскольку «орлами» должны служить лишь свободные люди.
— Свободнорожденные, — уточнил Вулфер. — Лиат не виновата в том, что ее отец умер, оставив после себя долги. Но родилась она свободной.
— Откуда нам знать? — возразил Хью.
— Я могу поклясться на Святом Писании, что мои родители были свободнорожденными! — воскликнула Лиат.
— Тихо! — произнес король, и она потупилась, проклиная собственную несдержанность. Ну почему она не может просто постоять тихо? Вмешиваясь в разговор, не обретешь благоволения короля. Генрих внимательно рассматривал стоящих перед ним Вулфера и Хью, но никто бы не догадался, о чем он думает. Наконец он перевел взгляд на сестру Росвиту. — Вы хотите что-то сказать, сестра?
— Только одно, ваше величество. Я бы посоветовала вам отправить эту «орлицу» в монастырь святой Валерии.
Генрих изумился:
— Я начинаю думать, что здесь скрыто гораздо больше, чем кажется на первый взгляд! Монастырь святой Валерии… Что ей там делать? Разве что узнать, почему так задержалась Теофану?
— Почему бы и нет, ваше величество? Это отлично послужит вашим целям.
— Вы говорите загадками, мой добрый советник. Может, есть еще что-нибудь?
Росвита заколебалась. У Лиат сердце забилось так сильно, что она испугалась, что его удары услышат все. Росвита знала, что хранит в себе Книга Тайн, и ее свидетельство могло погубить Лиат.
— Нет, ваше величество, — наконец сказала сестра. — Больше нет ничего такого, о чем бы я хотела сказать перед столь высоким собранием.
По толпе пробежал шепоток. Хью исподлобья злобно посмотрел на монахиню, но быстро взял себя в руки и снова покорно склонил голову. У него это так хорошо получалось: улыбался и хмурился он всегда к месту, на его лице выражалось именно то чувство, которое подобало выразить в той или иной ситуации.
Генрих усмехнулся.
— Кто-нибудь еще хочет что-то сказать? — спросил он.
Все молчали. Никто не решался высказать свое мнение в такой тишине.
И тут вперед выступил граф Лавастин, мигом приковавший к себе внимание всей аудитории.
— По всей видимости, эта «орлица», ваше величество, стала причиной недоразумений в вашей свите. Но она отлично служила в Генте. И если вы пожелаете от нее избавиться, я с удовольствием приму ее к себе на службу.
— Неужели? — Король удивленно приподнял бровь, скорее раздосадованный, чем довольный неожиданным предложением. — Хотелось бы знать, почему столько людей выказывают такой интерес к простой «орлице». — Его тон не предвещал ничего хорошего, и, словно почувствовав ее испуг, Генрих посмотрел прямо на Лиат. — Ты хочешь что-нибудь добавить, «орлица»?
— Где Санглант? — вырвалось у нее прежде, чем она успела подумать.
— Сангланта здесь нет, потому что я так приказал. Больше говорить было не о чем, и она покорно склонила голову. А что еще ей оставалось делать?
— Вулфер сегодня же отправляется на юг, в Аосту, — продолжал Генрих, — ты хорошо послужила мне, Лиатано.
От того, как король произнес ее имя, Лиат вздрогнула. Отец говорил: «Избегай внимания сильных мира сего. Если они не знают о твоем существовании, то могут и не заметить тебя». Но король теперь знал о ее существовании. Он знал ее имя, а имя — это власть над человеком. Лиат замерла, сжимая на пальце кольцо Алана и горячо молясь, чтобы оно ее защитило.
— Кристоф, вчера вечером во дворец прибыла «орлица» по имени Лиат. Пошли за ней и попроси ее прийти ко мне.
Слуга неохотно повиновался, причем сначала он посмотрел на графа. Слишком поздно Алан вспомнил, что Кристоф был еще и самым заядлым сплетником.
— Я знаю, о ком вы говорите, милорд, — сказал он и вышел.
Когда он вернулся, следом за ним в комнату вошла Лиат. Как только она ступила на порог, собаки вскочили, залаяли и сбились вокруг Лавастина, как перепуганные щенки. Ревность тоже попыталась поднять голову.
— Тихо! — прикрикнул Лавастин. Гончие жались к его ногам и не собирались отходить ни на шаг.
— Ваше высочество, — произнесла Лиат, увидев Таллию. Хотя она и удивилась, но вежливо поздоровалась со всеми. — Милорд граф. Лорд Алан, я прибыла по вашему приказанию.
— Алан? — произнес Лавастин, пристально глядя на Лиат. — Что все это значит?
Алан не мог подняться, потому что как раз положил голову Ревности себе на колени. К тому же Лиат была простой «орлицей», а он — наследником графа, так что их нельзя было назвать равными по положению. На мгновение он задумался — что ответить? Потом увидел устремленный на него взгляд Таллии — неужели она и вправду ревнует или это всего лишь плод его воображения? Все выжидающе смотрели на него.
— Я помню о том, как эта «орлица» служила нам в Генте, — наконец решительно произнес он. — И хочу наградить ее за службу.
Лавастин шагнул вперед, Ужас ухватил его за рукав, пытаясь удержать на месте. Граф раздраженно отдернул руку.
— Ресуэлто, — тихо произнес он и посмотрел на Лиат как человек, только что обнаруживший истинное происхождение женщины, доселе от него скрытое. — Ресуэлто, — повторил он, теперь уже глядя на слуг.
— Серый жеребец? — переспросили они, не веря своим ушам. Неужели граф действительно собирается отдать одного из своих любимых коней простой «орлице»?
— И сбрую, — добавил он. — И седельные сумки. А еще пояс, изготовленный мастером Хозелем, тот, на котором вышиты саламандры и слова из Святого Писания: «Если ты пойдешь сквозь огонь, он не опалит тебя».
— Прими и мой дар, — торопливо произнес Алан, желая отвлечь внимание от графа, который, казалось, собирался взять Лиат под руку, словно родственницу. — Колчан со стрелами и… — Он хотел спросить, объяснить ей… Но не мог этого сделать при всех. Взгляд Алана упал на одно из колец, украшавших его пальцы, — золотой обод с ярким синим камнем. — Пусть это кольцо защитит тебя от всякого зла, —сказал он, протягивая перстень. — И знай, что ты найдешь у нас защиту, если понадобится.
— Благодарю вас, милорд граф. Лорд Алан. Выражение ее лица говорило гораздо больше, чем любые слова. Алан видел, что она по-прежнему боится чего-то. Неужели лорд Хью снова преследует ее? Он не мог спросить, тем более что в эту минуту к ним подошел слуга.
— Прошу прощения, милорд граф, — сказал он, обращаясь к Лавастину. — Снаружи стоит «орлица» со срочным сообщением для своей подруги от короля.
Лиат посмотрела на Алана и вышла. Как только она ушла, гончие встали и разбрелись по комнате.
— Милорд граф, я пришел, как вы приказывали. — На пороге появился королевский конюший, и Лавастин дал ему знак приблизиться, хотя тот опасливо поглядывал на гончих. Псы тихонько зарычали, но позволили человеку войти.
Конюший осмотрел Ревность и озадаченно подергал себя за бороду.
— Обычно в здешних краях не встречается ни гадюк, ни других ядовитых змей, — пояснил он. — Но я, конечно, пошлю человека проверить кусты и предупредить короля.
— Пойдем, сын. — Лавастин надел перчатки и опоясался мечом. — Надо идти к королю. — Алан заколебался. — Я сделаю, что смогу, чтобы помочь девушке, — мягко добавил граф.
— Прошу тебя, отец, позволь мне остаться с Ревностью.
Лавастин посмотрел на Таллию, которая все еще стояла у окна, и коротко кивнул.
— Она странная, — сказала Таллия. — Я встречалась с ней раньше, когда мы ехали в Кведлинхейм.
— Она сражалась в Генте вместе с нами.
— Ты и твой отец достойно наградили ее. Люди будут говорить о вашей щедрости и богобоязненности.
Ревность повернула голову у Алана на коленях, и он постарался усесться так, чтобы ей было удобнее. Впрочем, он понимал, что само его присутствие успокаивает собаку.
— Бедняжка, — пробормотала Таллия. — Я буду молиться чтобы она поправилась. — Она опустилась на колени, склонила голову и погрузилась в молитву.
В комнату заглянули несколько молодых дворян, чтобы узнать о здоровье собаки, — у всех были собственные гончие, о которых они очень заботились. Такое проявление внимания тронуло Алана. И хотя они звали его идти вместе искать гадюку, он не мог оставить Ревность одну. Ее лапа, казалось, медленно превращается в камень.
4
Санглант проснулся на рассвете. После того как он целых двадцать девять дней спал на мягких кроватях, его тело уже успело привыкнуть к комфорту. И теперь, поднимаясь с земли, он чувствовал, что у него затекли и руки и ноги. Но это не важно. Боль свободы — ничто по сравнению с болью рабства.— Милорд принц! — шепотом произнес один из «львов». Но он и сам слышал, как по тропинке к реке спускаются король и его свита.
— Принц Санглант. — Этому «льву» когда-то в сражении отрубили кусок уха, и теперь на месте мочки виднелся лишь светлый шрам. — Если позволите… ваша одежда…
Только сейчас он посмотрел на себя. Рубашка перепачкана и измята, сапоги лежат в стороне вместе с поясом. Два «льва» подошли и быстро привели его в порядок, так что к тому времени, как из-за скалы, стоящей в конце тропинки, вышел король, Санглант выглядел уже вполне прилично. Короля сопровождали шесть «львов», четверо слуг, Гельмут Виллам и сестра Росвита.
Генрих прищурился — восходящее солнце било прямо ему в глаза.
— Санглант.
Принц покорно опустился на колени, король положил руку ему на голову:
— Вчера вечером ты не вернулся на пир.
— Я спал не во дворце.
Генрих отнял руку. Санглант поднял взгляд и увидел, что король жестом отослал слуг и «львов».
— Мы должны поговорить, сын, прежде чем я устрою аудиенцию. Пойдем со мной.
Санглант поднялся. Хотя он был почти на голову выше отца, тот никогда не казался ему маленьким — такова была сила личности короля.
Генрих повел его к реке, подальше от свиты.
— Ты слышал, о чем вчера говорил Вулфер? Оба правителя Аосты мертвы. Осталась единственная наследница — принцесса Адельхейд.
Санглант пожал плечами. Он ничего не слышал — как только в зал вошла Лиат, для него исчезло все остальное. Она очень изменилась — привыкла ездить верхом и носить оружие, ходить уверенно и спокойно. Он и сейчас видел ее, всю целиком — от темных волос, собранных пучком на затылке, до стройных ног. А когда он пошел вслед за ней, она его поцеловала. И этот поцелуй разбудил в нем желание…
— Санглант! Ты меня не слушаешь!
Он очнулся и вспомнил, где находится. Принц сорвал ветку, сломал ее пополам, а потом еще пополам. Только так он мог отвлечься от мыслей о Лиат.
— Ты поведешь армию в Аосту. Там ты возведешь леди Адельхейд на трон и женишься на ней. На твоей стороне будет сила, и аостанские герцоги не решатся тебе противостоять. Ты станешь править Аостой вместе с королевой, как равный ей. Никто не станет сомневаться в твоих правах: аостанский трон слишком часто доставался своим владельцам благодаря силе их армий. А как только ты утвердишься на троне и произведешь на свет ребенка, доказав, что ты способен к деторождению, я смогу объявить тебя своим наследником — будущим правителем Вендара и Варре. И кто посмеет протестовать против возрождения Даррийской империи? Ты будешь править Аостой, а я смогу отправиться на юг и короноваться как император, а ты станешь моим наследником.
Ветка, изодранная в щепки, валялась у ног Сангланта. Под холмом текла река, и он слышал плеск волн, слышал шелест каждой песчинки, которую волны выбрасывали на берег, а потом снова слизывали и уносили вниз по течению. Внезапно на него навалилась усталость. Генриху, как и этой реке, невозможно противостоять.
— Лиат. — Только это он и сумел произнести.
— Виллам меня предупреждал, — фыркнул Генрих. — Могу поклясться, что Вулфер подсунул ее, чтобы сокрушить меня и справиться с тобой.
Король, нахмурившись, уставился на реку, а Санглант смотрел на него. Правители уверены, что весь мир вращается вокруг них, и Генрих отнюдь не исключение. На фоне серебристых струй его профиль казался темным, в волосах стала заметна седина, да и в бороде виднелась светлая полоса. Санглант прикоснулся к своей безбородой щеке, но это движение снова привлекло к нему внимание отца.
— Ладно, — Генрих не скрывал раздражения, — возьми ее в любовницы, если уж тебе это так нужно. Как известно, у императора Тейлефера было немало любовниц, особенно когда он не был женат. Но…
— Я не хочу жениться на принцессе Адельхейд. Я хочу, чтобы моей женой стала Лиат.
— Жениться на простолюдинке? — Генрих расхохотался.
— У родственников ее отца — поместья в Ботфельде.
— Ботфельд? — Генрих всегда обладал замечательной памятью, и сейчас он вспомнил, что требовалось. — Леди Ботфельд прислала всего двадцать солдат, когда мы потребовали поддержки. Вряд ли семья с таким благосостоянием может рассчитывать на то, чтобы выдать девушку замуж за человека твоего положения. И это тем более смешно, если она незаконнорожденная.
— Все к лучшему, — саркастически сказал Санглант. — Для такого, как я, — в самый раз. Как ты не понимаешь! Я не хочу становиться королем, зная, что мне в глотку каждую минуту готова вцепиться дюжина врагов. Я так жил целый год. Я просто хочу кусок земли, Лиат и покоя.
— Покоя! Кто может думать о покое, когда на наши северные земли нападают эйка, а на восточные — куманы? С каких это пор принцы королевской крови позволяют себе размышлять о такой роскоши, как покой? Даже леди, владеющая крохотным поместьем и десятком слуг, думает о том, как защитить свои земли от поползновений соседей. Если мы будем жить по заветам блаженного Дайсана, то наши души обретут покой в Палатах Света, но не раньше.
Генрих подошел к реке, на берегу лежали отшлифованные водой камешки. Он поднял один из них и кинул в воду, тот булькнул и исчез в глубине. Король вздохнул. Санглант не видел его лица. На короле была утренняя накидка — темно-синего цвета, на вороте и рукавах — золотые львы и пурпурные восьмиконечные звезды — память о тихой, умной Софии, которая так любила роскошь и которая умерла три года назад.
— Ты еще не пришел в себя после плена, — наконец произнес король, не отрывая взгляда от воды. — Когда ты отправишься, то пожалеешь о своих необдуманных словах и поймешь, какой замечательный план я тебе предлагаю. Сапиентия — отважная и храбрая, но Господь не наградил ее качествами, необходимыми королеве. Теофану — возможно, если она, конечно, выживет… — Он помолчал, сжал кулаки и продолжил: — Но она слишком рассудительна и не сумеет повести солдат за собой на битву. А Эккехард, — король пожал плечами, — он слишком молод и глуп. К тому же он обещан церкви, и единственное, что он умеет, это возносить Господу молитвы красивым голосом. Так что остаешься только ты. — Генрих повернулся и посмотрел сыну в глаза. — Ты можешь стать королем, Санглант, у тебя всегда были необходимые для этого качества. Ты рожден повелевать, солдаты готовы пойти за тобой в огонь и воду. Они доверяют тебе и восхищаются тобой. После меня королем должен стать именно ты.
— Я не хочу быть королем. Или наследником. Или императором. Как мне заставить тебя понять это?
Король покраснел — надвигался один из его знаменитых приступов ярости, но Санглант смотрел на отца совершенно спокойно. Ярость короля его уже не пугала: никакое наказание не сравнится с тем, что он пережил в плену у Кровавого Сердца. Превратив принца в цепного пса, вождь эйка освободил его от цепей повиновения воле отца.
— Ты сделаешь то, что я скажу!
— Нет.
Только теперь Генрих удивился, удивился настолько, что его гнев улетучился. Но это продолжалось лишь мгновение. Потом из отца, изумленного неповиновением сына, Генрих превратился в короля, которому противится его подданный.
— Я лишу тебя наследства! У тебя не будет ничего, даже меча, который ты носишь на поясе! Ни лошади. Ни даже одежды!
— А разве раньше у меня это было? То, что мужчина получает в наследство, дается ему матерью.
— Она оставила тебя. — Генрих дотронулся до груди, Санглант знал, что там лежит окровавленный кусочек ткани — единственное напоминание о его матери, которая покинула Генриха и земли людей много лет назад. — И не оставила тебе ничего.
— Кроме чар, лежащих на мне, — прошептал Санглант.
— Она не могла жить здесь, на нашей земле, — произнес Генрих.
Отец и сын смотрели друг на друга — двое покинутых мужчин. Санглант упал на колени, Генрих положил руку на темноволосую макушку своего первенца.
— О Владычица, — прошептал Санглант, — я так устал от сражений. Я просто хочу отдохнуть.
Генрих ничего не ответил, его рука легонько поглаживала волосы Сангланта. Стояла тишина, но обостренный слух Сангланта улавливал слова стоящих в отдалении людей из свиты.
— Все-таки мне кажется, что это неразумно, — раздался голос сестры Росвиты.
— Возможно, — послышался голос Виллама. — Но думаю, гораздо разумнее ударить по Аосте сейчас, когда она слаба, и никто не усомнится, что армию должен возглавлять принц. А уж что произойдет потом, когда Аоста окажется в наших руках и Генрих станет императором… Мы не умеем предвидеть будущее, так что придется действовать вслепую. Не стоит недооценивать той поддержки, которую окажут Сангланту другие принцы и дворяне, если они не будут полностью посвящены в планы Генриха.
— А вы слышали о гадюке?
Санглант узнал голос одного из слуг короля.
— Нет. Гадюка? Где? — насторожился один из «львов».
— Ах да. Вы же не знаете. Вчера она укусила одну из гончих Лавастина и исчезла. Конюший послал людей обшаривать все кусты и окуривать любую нору, но местные жители говорят, что многие годы не видели тут змей. А в то, что крыса решилась напасть на собаку, и вовсе трудно поверить.
Санглант ощутил тревогу. Он вскочил на ноги, немало удивив этим короля, и резко спросил:
— Что это за разговоры о гадюке и о гончей Лавастина?
— Что? А, да. — Генрих скрыл удивления, горе, печаль и все прочие чувства под маской невозмутимости и быстро пересказал известные ему факты: — Это случилось на рассвете. Люди уже осмотрели территорию, прилегающую к дворцу, но сюда, на берег реки, они не заходили. Да и что толку? Эта тварь уже давно спряталась в каком-нибудь укромном месте, и никто ее не отыщет.
— Если этим не займусь я. — Санглант откинул голову назад и принюхался. В воздухе носились самые разнообразные запахи: пота, мертвой рыбы, лаванды и календулы, растущих на противоположном берегу, конюшни, дворцовой кухни.
— Ну, пойдем, — заторопился король, — отошли «львов», они и так сторожили тебя всю ночь, пусть пришлют кого-нибудь другого. Куда ты пойдешь?
— Надо посмотреть здесь, под скалой. Эта тварь могла уползти через кусты.
— Смотри, чтобы и тебя не укусили.
— Даже если и так, что с того? — произнес Санглант с горечью. — Ни одна из существующих тварей не может мне навредить.
— Ступай, сын.
Но Санглант уже начал охоту и не обратил внимания на поспешное отступление отца.
5
Ханна ждала, пока Лиат выйдет из комнаты графа Лавастина. А Лиат была просто ошеломлена пролившимся на нее дождем подарков. Господи, неужели Лавастин действительно подарил ей лошадь? Она сжала кольцо Алана и молча посмотрела на Ханну.— Тебя зовет король. — Ханна поцеловала ее, обняла, а потом критически осмотрела подругу. — Кажется, все в порядке.
— Король?
— Лиат! — Строгий тон Ханны заставил Лиат подскочить от неожиданности. — Если хочешь, можешь сбежать, конечно, но лучше встретить опасность лицом к лицу. От того, как ты поведешь себя перед королем, зависит его решение — в твою пользу или отца Хью.
Разумеется, совет был хорош, но Лиат казалось, что ее горло стиснула чья-то рука, и она не в силах выдавить из себя ни слова.
Пока они проходили через двор, им навстречу попалось несколько «львов», в том числе и ее знакомый, Тиабольд. Он подмигнул Лиат и сказал:
— Если мы тебе понадобимся, ты знаешь, где нас найти, друг.
Все уже знают или просто подозревают о том, что произошло? Впрочем, слухи о той сцене, свидетелями которой вчера стало множество людей, уже могли дойти до ушей короля. А то, что Хью до вчерашнего дня так успешно скрывал свой интерес к ней, доказывало, насколько он хитер.
— Они тебя уважают, — пояснила Ханна, — ведь в Аугенсбурге ты спасла множество «львов».
А убила еще больше.
Сейчас было позднее утро. Трон короля вынесли во двор и установили в тени, Генрих сидел, а перед ним на коленях стояли Хью и Вулфер. Хью — ближе к королю, что подчеркивало его более высокое положение. Вулфер коротко взглянул на нее, и Лиат сразу почувствовала прилив раздражения, Хью остался недвижим. Ханна вышла вперед вместе с ней, но потом отодвинулась и встала за спиной принцессы Сапиентии. Генрих внимательно осмотрел Лиат с ног до головы, когда она встала на колени позади Вулфера и Хью. Дворяне стояли за троном Генриха: Сапиентия, Виллам, Джудит, сестра Росвита и другие, чьих лиц она не могла различить из-за волнения. Толпа гудела и жужжала, как гнездо потревоженных пчел.
Она не видела Сангланта.
Лиат сжала на пальце кольцо Алана.
— Итак, ты та самая «орлица», появление которой взволновало весь мой двор. Тебя зовут Лиатано. Аретузское имя… — Генрих поигрывал перстнями, рассматривая Лиат. — И что же мне с тобой делать?
— Прошу вас, ваше величество, — начал Хью. — Эта женщина — моя рабыня. Она стала моей, потому что ее отец умер, оставив после себя долги. Она унаследовала их, но не смогла оплатить…
— Я бы оплатила их, если бы ты не украл книги отца!
— Тихо! — сказал король, не повышая голоса. — Продолжайте, отец Хью.
Лиат сжала руки. Хью склонил голову.
— Как его единственная наследница она унаследовала его долги, но не смогла их оплатить, а поскольку их оплатил я, то она перешла в мою собственность. Я очень хорошо знал, что молодая женщина, оставшаяся без защиты родных, может подвергнуться разным опасностям, особенно на севере. Поэтому я сделал все что мог, чтобы спасти ее.
— О каких книгах идет речь? — поинтересовался Генрих.
Хью пожал плечами:
— У церкви есть право конфисковать книги, которые могут оказаться опасными. — И тут он потребовал поддержки с неожиданной стороны: — Ведь это так, сестра Росвита? Ориалльский совет утвердил такое правило, верно?
— Церковь берет подобные книги, — кивнула та, нахмурившись.
— Как приходский священник, служитель Господа, я счел эти книги опасными и изъял их. Я поступил так, поскольку считал это единственно верным. Так или иначе, я вообще сомневаюсь, действительно ли они принадлежали ее отцу.
— Это неправда!
— Я не позволял тебе говорить, — сказал Генрих, не взглянув на Лиат. — Но обвинение в краже — вещь серьезная, отец Хью.
Тот печально вздохнул и нахмурился:
— Конечно, ваше величество. Но ведь и мое обвинение столь же серьезно: я заплатил за нее долги отца, и она стала моей рабыней. Я посвящен церкви, и было бы странным утверждать, что я поступил с этой женщиной бесчестно. — На мгновение в его голос прорвался настоящий гнев несправедливо обвиненного человека. На Лиат он не смотрел. Она отвела взгляд от Хью и обнаружила, что все присутствующие смотрят только на них двоих. Что выражает ее лицо? Наверняка гораздо больше, чем лицо Хью. Он продолжал: — А что касается книг, то кому она собиралась их продать? И за какую цену? Крестьянину, который сжег бы их в печке зимой? Должен сказать, что после того как распродали все имущество, принадлежавшее ее отцу, долг составил еще две номизмы…
— Две номизмы! — поднялся ропот в толпе. Все перешептывались, показывая пальцами на Лиат. — Две номизмы за рабыню! Да за такие деньги жеребца можно купить!
Лиат краем глаза заметила, что во дворе появился граф Лавастин, окруженный толпой придворных.
— В действительности, ваше величество, — вкрадчиво продолжал Хью, — она не смогла бы заплатить долги с книгами или без них, и совершенно не важно, что она думает по этому поводу. Я дал ей кров, пищу, одежду, и как же мне отплатили за мою доброту? Ваш «орел» Вулфер просто украл ее у меня, без моего согласия и, похоже, без вашего тоже.
— Прошу прощения, ваше величество! — начал Вулфер. — Можно мне говорить?
Король раздумывал некоторое время, потом согласно кивнул.
Вулфер решительно сказал:
— Лиат попала ко мне законным путем. Я заплатил отцу Хью ту цену, которую он сам отдал за эту молодую женщину, — две номизмы. Свидетелем передачи был староста Людольф из деревни Хартс-Рест, а скреплено это было вашей печатью, которая дается тем, кто состоит на службе вашего королевского величества, на службе Вендара и Варре. Как известно, те, кто служит короне, имеют право брать то, что им понадобится, и тогда, когда им это нужно. В тот момент у меня возникла необходимость в помощниках, в такое тревожное время «орлов» не хватает. И я принял в наши ряды Лиат и Ханну, поскольку в Генте я потерял двух «орлов», один из которых был моим собственным учеником. Так что я забрал их не по собственному капризу, а только из необходимости. Эта женщина честно служила вам, ваше величество, и я прошу оставить ее на службе.
— Но ее отобрали у меня без моего согласия, — возразил Хью. — Я не взял денег, которые он мне предлагал, и не соглашался на ее уход от меня.
— Ты что, отказываешь мне в такой малости, как эта девушка? — Генрих пошевелился на троне и уставился прямо на Хью.
— Вовсе нет, ваше величество, — быстро отозвался тот. — Мне просто неприятно, что она позорит ряды «орлов», поскольку «орлами» должны служить лишь свободные люди.
— Свободнорожденные, — уточнил Вулфер. — Лиат не виновата в том, что ее отец умер, оставив после себя долги. Но родилась она свободной.
— Откуда нам знать? — возразил Хью.
— Я могу поклясться на Святом Писании, что мои родители были свободнорожденными! — воскликнула Лиат.
— Тихо! — произнес король, и она потупилась, проклиная собственную несдержанность. Ну почему она не может просто постоять тихо? Вмешиваясь в разговор, не обретешь благоволения короля. Генрих внимательно рассматривал стоящих перед ним Вулфера и Хью, но никто бы не догадался, о чем он думает. Наконец он перевел взгляд на сестру Росвиту. — Вы хотите что-то сказать, сестра?
— Только одно, ваше величество. Я бы посоветовала вам отправить эту «орлицу» в монастырь святой Валерии.
Генрих изумился:
— Я начинаю думать, что здесь скрыто гораздо больше, чем кажется на первый взгляд! Монастырь святой Валерии… Что ей там делать? Разве что узнать, почему так задержалась Теофану?
— Почему бы и нет, ваше величество? Это отлично послужит вашим целям.
— Вы говорите загадками, мой добрый советник. Может, есть еще что-нибудь?
Росвита заколебалась. У Лиат сердце забилось так сильно, что она испугалась, что его удары услышат все. Росвита знала, что хранит в себе Книга Тайн, и ее свидетельство могло погубить Лиат.
— Нет, ваше величество, — наконец сказала сестра. — Больше нет ничего такого, о чем бы я хотела сказать перед столь высоким собранием.
По толпе пробежал шепоток. Хью исподлобья злобно посмотрел на монахиню, но быстро взял себя в руки и снова покорно склонил голову. У него это так хорошо получалось: улыбался и хмурился он всегда к месту, на его лице выражалось именно то чувство, которое подобало выразить в той или иной ситуации.
Генрих усмехнулся.
— Кто-нибудь еще хочет что-то сказать? — спросил он.
Все молчали. Никто не решался высказать свое мнение в такой тишине.
И тут вперед выступил граф Лавастин, мигом приковавший к себе внимание всей аудитории.
— По всей видимости, эта «орлица», ваше величество, стала причиной недоразумений в вашей свите. Но она отлично служила в Генте. И если вы пожелаете от нее избавиться, я с удовольствием приму ее к себе на службу.
— Неужели? — Король удивленно приподнял бровь, скорее раздосадованный, чем довольный неожиданным предложением. — Хотелось бы знать, почему столько людей выказывают такой интерес к простой «орлице». — Его тон не предвещал ничего хорошего, и, словно почувствовав ее испуг, Генрих посмотрел прямо на Лиат. — Ты хочешь что-нибудь добавить, «орлица»?
— Где Санглант? — вырвалось у нее прежде, чем она успела подумать.
— Сангланта здесь нет, потому что я так приказал. Больше говорить было не о чем, и она покорно склонила голову. А что еще ей оставалось делать?
— Вулфер сегодня же отправляется на юг, в Аосту, — продолжал Генрих, — ты хорошо послужила мне, Лиатано.
От того, как король произнес ее имя, Лиат вздрогнула. Отец говорил: «Избегай внимания сильных мира сего. Если они не знают о твоем существовании, то могут и не заметить тебя». Но король теперь знал о ее существовании. Он знал ее имя, а имя — это власть над человеком. Лиат замерла, сжимая на пальце кольцо Алана и горячо молясь, чтобы оно ее защитило.