Страница:
Когда он произнес слово «был», я сломал спинку своего стула. Долфин заметил:
— Ну и дела!
Я выдохнул:
— Заканчивай.
Частный детектив заговорил медленно и спокойно, как будто он задабривал кобру.
— Его убили. Порубили на куски топором. Какие-то сопляки его нашли. Они залезли к нему в дом и нашли там труп. Один из них пошел и рассказал все полиции, чтобы на них не повесили это убийство. Васкес сказал им, чтобы они никому больше об этом не рассказывали, и дал им денег и некоторые вещи, которые принадлежали Бланчарду. После этого труп похоронили за городом. Я узнал, что никаких денег в его доме не нашли. Поэтому я решил здесь остаться, понимая, что Бланчард был преступником. Я знал, что рано или поздно его начнет разыскивать какой-нибудь американский полицейский. Когда вы появились на станции и начали рассказывать сказки про вашу работу в столичной полиции, я понял, что этот полицейский — вы.
Я попытался все отрицать, но мои губы отказывались шевелиться. Долфин завершил рассказ:
— Может быть, это сделали местные, может быть, та женщина или ее друзья. Может быть, кто-то из них взял его деньги, а может быть, и нет, и тогда это можем сделать мы. Вы ведь знали Бланчарда, вы могли бы узнать кто...
Я вскочил и ударил его спинкой от стула; удар пришелся по шее, и он снова рухнул на ковер. Я наставил свой револьвер ему в затылок; горе-сыщик застонал и начал умолять:
— Послушайте, я не знал, что это так вас заденет. Я его не убивал и я вам не помощник, если вы хотите поймать того, кто это сделал. Пожалуйста, Блайкерт, черт возьми!
Я простонал в ответ:
— Как я узнаю, что это правда?
— Недалеко от пляжа есть песчаный котлован. Местная полиция сбрасывает туда трупы. Один мальчишка сказал мне, что он видел, как несколько полицейских закапывали там большого белого мужчину. Это произошло как раз где-то в то время, когда Бланчард был убит. Черт побери, это правда!
Я опустил револьвер.
— Тогда показывай.
Кладбище находилось в десяти милях южнее Энсинады, сразу же за дорогой, ведущей на побережье, на обрыве, возвышавшемся над океаном. Оно было отмечено большим горящим крестом. Долфин подъехал к нему и заглушил двигатель.
— Это не то, что вы думаете. Местные жители зажигают эти штуки потому, что не знают, кто здесь захоронен и у многих из них есть родственники, которые пропали без вести. Это своего рода ритуал. Они жгут кресты, и полиция не мешает им, это как часовые с ружьем, отпугивающие голытьбу. Кстати, вы не спрячете свою пушку?
Мой револьвер был наставлен ему в живот; я подумал, что, видимо, уже давно держу его на прицеле.
— Нет. У тебя есть инструменты? Долфин сглотнул комок в горле.
— Только садовый инвентарь. Послушайте...
— Нет. Ты отведешь меня к тому месту, про которое говорил мальчишка, и мы будем копать.
Долфин вышел из машины и открыл багажник. Я последовал за ним и увидел, как он достал большую штыковую лопату. Отблески от горящего креста освещали сыщика и его старенький «додж»-купе; заметив в багажнике несколько деревянных колышков и обрезков ткани, лежавших рядом с запасным колесом, я засунул за пояс револьвер и, сделав из них два факела, зажег их от креста. Протянув один Долфину, я сказал:
— Иди впереди меня.
Мы спускались в котлован, двое изгоев с горящими тряпками на палках. Песок замедлял движение; свет от факела позволял мне разглядеть то, что лежало на разбросанных то тут, то там холмиках: небольшие букеты цветов и статуэтки святых. Долфин все это время твердил о том, что гринго были захоронены в дальней части котлована; я чувствовал, как у меня под ногами хрустят чьи-то кости. Мы дошли до особенно высокого песчаного холма, и Долфин, махнув факелом в сторону лежащего на песке разорванного американского флага, сказал:
— Здесь. Мальчишка сказал, рядом с флагом, эль баннеро.
Я откинул флаг в сторону; под ним оказался целый рой насекомых.
Долфин завизжал:
— Твари! — и стал лупить их своим факелом.
Из воронки под нашими ногами повеяло гнилью.
— Копай, — сказал я.
Долфин принялся за дело; ожидая, пока лопата стукнется о кости, я думал о привидениях — Бетти Шорт и Лори Бланчарде. Когда лопата попала в кость первый раз, я начал повторять псалом, который выучил когда-то под давлением своего отца; во второй раз я принялся напевать одну патриотическую песенку, которую, бывало, пел мой спарринг-партнер Дэнни Бойлан перед нашими с ним тренировками. Когда Долфин сказал: «Морячок. Я вижу его матросскую рубаху», не умея разобраться, чего мне больше хотелось, чтобы Ли был, пусть и печален, я оттолкнул Долфина в сторону и принялся копать сам.
Первым же ударом лопаты я попал в череп моряка, вторым — по его рубахе, отделив торс от остальной части скелета. Ноги трупа были полностью раздроблены; я стал окапывать их, погружая лопату в песок, с поблескивающей на солнце слюдой. Показались скопище личинок и кишки, а затем окровавленная жесткая ткань куртки, снова песок, кости, опять песок — и потом загоревшая розовая кожа и белокурые брови со следами от шрамов, которые показались мне знакомыми. А затем показался и сам Ли, улыбающийся, как Орхидея. Из его рта выползали черви, а вместо глаз зияли два пустых отверстия.
Я бросил лопату и побежал. Мне вдогонку раздался крик Долфина:
— Деньги!
Я рванул в сторону горящего креста, думая, что это я нанес Ли шрамы, что это моих рук дело. Добежав до машины, я запрыгнул внутрь и дав задний ход, снес крест, затем, переключившись на третью передачу, понесся вперед. Выезжая на прибрежную дорогу, ведущую на север, я услышал, как Долфин вопит: «Моя машина! Деньги!» Не обращая внимания, я принялся искать на приборной панели переключатель сирены и почти раздолбал ее, когда до меня дошло, что у гражданских машин никаких сирен не было.
Я помчался в сторону Энсенады со скоростью, чуть ли не в два раза превышающую допустимую. Бросив «додж» на улице перед гостиницей, я поспешил к своей машине — но замедлил бег, увидев трех мужчин. Засунув руки в карманы своих курток, они направлялись в мою сторону.
Мой «шевроле» был всего в пяти ярдах; в мужчине посередине я опознал капитана Васкеса. Двое других начали обходить меня с обеих сторон. Единственным местом, где можно было укрыться, была телефонная будка рядом с первой дверью при выезде из двора. Баки Блайкерт теперь тоже мог стать трупом и запросто присоединиться к своему лучшему другу, лежавшему в мексиканском песке. Я решил подпустить Васкеса поближе, а затем вышибить ему мозги, но тут из двери вышла белая женщина и для меня забрезжила надежда.
Я подбежал к ней и схватил за горло. Она завопила. Рукой я закрыл ей рот. Женщина замахала руками, а затем вцепилась в меня. Я достал свой револьвер и приставил ей к виску.
Местные стали приближаться с большей осторожностью, опустив свои пушки. Я начал заталкивать женщину в телефонную будку, нашептывая ей в ухо: «Завопишь, и ты — труп, завопишь, и ты — труп». Оказавшись в будке, я прижал ее к стене коленкой и отпустил свою руку; она тихо застонала. Чтобы ее стоны оставались такими же тихими, я приставил револьвер к ее рту. Свободной рукой схватил трубку, прижал к уху, бросил в прорезь монетку и набрал "О". Васкес к этому времени уже подошел к будке и стоял прямо передо мной побагровевший и пахнущий дешевым американским одеколоном. Оператор на другом конце спросил по-испански:
— Кё?
Я выпалил:
— Хабла инглез?
— Да, сэр.
Зажав трубку между плечом и подбородком, я побросал в прорезь все свои монетки; мой револьвер по-прежнему оставался у лица женщины. Когда все мои песо провалились в автомат, я сказал:
— Федеральное бюро расследований. Офис в Сан-Диего. Срочно.
Оператор пробормотала:
— Да, сэр.
Я услышал, как она соединяет. Женщина в будке от страха стала стучать зубами. Васкес попробовал меня подкупить:
— Бланчард был очень богат, мой друг. Мы можем найти его деньги. Ты сможешь жить здесь безбедно. Ты...
— ФБР, специальный агент Райс.
Я бросил на Васкеса испепеляющий взгляд.
— Это сержант Дуайт Блайкерт, полицейское управление Лос-Анджелеса. Я сейчас в Энсинаде. У меня проблемы с местными полицейскими. Они собираются убить меня ни за что, и я надеюсь, вы сможете отговорить капитана Васкеса от подобной затеи.
— Какого...
— Сэр, я действительно полицейский из Лос-Анджелеса, и надо, чтобы вы как можно быстрей поговорили с этим мексиканцем.
— Лапшу мне вздумал вешать, сынок?
— Черт побери, вам нужны доказательства? Я работал в Отделе по раскрытию убийств вместе с Рассом Миллардом и Гарри Сирзом. Я работал в Отделе судебных приставов при окружной прокуратуре. Я работал...
— Дай мне этого типа, сынок.
Я передал трубку Васкесу. Тот взял ее и наставил свой автомат на меня; я держал свой пистолет направленным на женщину. Время шло, противостояние продолжалось, босс местных легавых, слушая фэбээровца, становился все бледнее и бледнее. Наконец он повесил трубку и опустил автомат.
— Иди домой, шутник. Убирайся из моего города и из моей страны.
Положив в кобуру револьвер, я выбрался из телефонной будки, женщина при этом начала визжать. Васкес дал знак своим людям, чтобы меня пропустили. Я запрыгнул в машину и дал газу. Я мчался как угорелый и, только въехав на американскую территорию, вспомнил о пределах допустимой скорости — и это случилось тогда, когда не стало Ли.
— И все такое прочее.
Это была эпитафия, которую я не хотел слышать. Внутри я поразился необычному порядку в гостиной.
— Ли погиб? — спросила Кэй.
Впервые сев в его любимое кресло, я ответил:
— Местные легавые, или какая-то мексиканка, или ее друзья убили его. О, крошка, я...
Назвав ее «крошкой», я вздрогнул. Потому что так обращался к ней Ли. Я посмотрел на освещенную полоской света Кэй, стоящую возле двери.
— Он нанял местных, чтобы замочить Де Витта, но это еще ничего не значит. Нам нужно, чтобы этим делом занялся Расс Миллард и несколько честных мексиканских полицейских.
Заметив на столе телефон, я замолчал и начал набирать домашний номер падре. Кэй остановила меня.
— Нет. Сначала я хочу с тобой поговорить.
Я пересел из кресла на кровать; Кэй присела рядом.
— Если ты сейчас начнешь рубить с плеча — только ему навредишь. И тогда я понял, что она ожидала подобного развития событий; именно тогда я понял, что она знала гораздо больше меня. — Мертвым уже ничем нельзя навредить.
— О, еще как можно, крошка.
— Не называй меня так! Это его обращение. — Кэй пододвинулась ближе и коснулась моей щеки. — Ты можешь навредить ему и нам.
Я отстранился от ее ласк.
— Объясни как, крошка.
Кэй поправила поясок на платье и холодно на меня посмотрела.
— Я познакомилась с Ли не на процессе Де Витта, — начала она, — а до этого. Мы подружились, и я ему соврала про мое место жительства, я не хотела, чтобы он знал про Бобби. Но он сам об этом узнал, и тогда я рассказала, насколько мне было там плохо, и Ли сказал, что у него сейчас появилось хорошенькое дельце, но не стал рассказывать подробности, затем Бобби арестовали за ограбление банка, и все полетело кувырком.
Ограбление спланировал Ли. Еще трое ему помогали. Отдав все деньги, которые он заработал на ринге, он выкупил свой контракт у Бена Сигела. Во время налета на банк двоих убили, один убежал в Канаду, а четвертым был Ли. Он то и подставил Бобби за его отношение ко мне. Бобби не знал, что мы с Ли встречаемся, и мы представили дело таким образом, как будто встретились друг с другом только на суде. Бобби знал, что его подставил кто-то из полицейских, но не подозревал в этом Ли.
Ли хотел дать мне дом, и он мне его дал. Со своей долей награбленного он был очень осторожен, и, чтобы начальство не заподозрило его в жизни не по средствам, совершая какую-нибудь крупную покупку, он всякий раз говорил, что она сделана на деньги, которые он скопил, выступая на ринге, или выиграл на тотализаторе. Он повредил своей карьере, став жить с женщиной, хотя мы и не жили с ним в общепринятом смысле слова. Это была своего рода сказка, которая закончилась осенью прошлого года, сразу после того, как вы с Ли стали напарниками.
Я потянулся к ней, потрясенный историей о самом дерзком полицейском-воре в истории.
— Я знал, что он способен на многое.
Кэй отодвинулась от меня.
— Дай закончить, прежде чем ты ударишься в сентиментальность. Когда Ли узнал о раннем освобождении Бобби, он пошел к Бену Сигелу и попытался уговорить того убить Де Витта. Он боялся, что Бобби станет болтать обо мне и испоганит нашу сказку неприятными подробностями, касающимися твоей покорной слуги. Сигел отказался, а я сказала Ли, что освобождение Бобби ничего не значит, что есть только мы втроем и правда не может нам повредить. Потом, прямо перед Новым годом, объявился третий участник ограбления. Зная, что Бобби Де Витта досрочно освобождают, он стал шантажировать Ли, поставив условие: если Ли не заплатит ему десять тысяч долларов, он расскажет Бобби, что это Ли организовал ограбление, а потом его подставил.
Последним сроком оплаты шантажист поставил дату освобождения Бобби.
Ли отделался от него и пошел к Бену Сигелу, чтобы занять эту сумму у него. Сигел отказал, и тогда Ли стал умолять его, чтобы он прикончил того парня. Сигел снова отказал. Ли узнал, что этот шантажист постоянно общался с какими-то неграми, торгующими марихуаной, и он...
Я понял, что последует дальше, в голове уже появились аршинные заголовки и слова Кэй, как примечание мелким шрифтом:
— Того парня звали Бакстер Фитч. Сигел отказался помочь Ли, поэтому он взял тебя. Те люди были вооружены, поэтому с точки зрения законности ты действовал правильно, вдобавок повезло, что никто не стал копаться в этом деле. Это единственное, чего я не могу ему простить, и до сих пор корю себя за то, что позволила этому случиться. Все еще сентиментальничаешь, стрелок?
Я не смог ей ответить; Кэй сделала это за меня.
— Не думаю. Сейчас закончу и ты скажешь, жаждешь ли ты по-прежнему мести.
Потом произошло убийство этой девчонки Шорт, и Ли зацепился за него, чтобы отомстить за свою сестру и, кто его знает, по какой еще причине. Он очень боялся того, что Фитч уже рассказал Бобби, что Бобби знает о подставе. Он хотел убить Де Витта или нанять кого-нибудь для убийства, а я просила и умоляла его оставить все как есть, говорила, что Бобби все равно никто не поверит и чтобы он никого не трогал. Если бы не эта проклятая девчонка, я бы его убедила. Но расследование переместилось в Мексику, туда же отправились Бобби, Ли и ты. Я знала, что сказке пришел конец. Так оно и случилось.
"ОГОНЬ И ЛЕД НОКАУТИРУЮТ
ЧЕРНЫХ БАНДИТОВ"
"ПЕРЕСТРЕЛКА В САУТСАЙДЕ -
ПОЛИЦИЯ: 4, БАНДИТЫ: 0"
"ПОЛИЦЕЙСКИЙ-БОКСЕР
В КРОВАВОЙ СХВАТКЕ
УБИВАЕТ ЧЕТЫРЕХ НАРКОМАНОВ"
Чувствуя себя совершенно разбитым, я попытался встать; но Кэй ухватила меня за ремень и усадила обратно.
— Нет! В этот раз тебе не удастся гордо удалиться, «как всегда коронное отступление Баки Блайкерта»! Бобби снимал меня с животными, а Ли положил этому конец. Де Витт подкладывал меня под своих приятелей и бил меня ремнем с острой бляшкой, а Ли положил этому конец. Он хотел любить меня, а не трахать. Хотел, чтобы мы были вместе. И если бы ты так всецело не покорился ему, то увидел бы это. Мы не должны поливать его имя грязью. Мы должны покончить с былыми обидами и простить его, продолжать жить вдвоем и...
Но прежде чем она смогла разрушить то, что осталось от нашей троицы, я поспешил удалиться в другую комнату.
Марионетка.
Никчемный детектив, неспособный увидеть, как его вовлекают в преступную аферу.
Слабое звено в сказочном треугольнике.
Лучший друг полицейского-грабителя банков, а теперь и хранитель его секретов.
«Покончить с былыми обидами».
Следующую неделю я просидел у себя дома, проведя остаток своего «отпуска» впустую. Я колотил грушу, прыгал через скакалку и слушал музыку; я сидел на крыльце и, составив из пальцев пистолет, целился в вертящихся на бельевой веревке, которую повесила моя хозяйка. Я осудил Ли за четыре убийства, совершенные во время ограбления банка, и простил из-за пятого — убийства самого себя. Беспрестанно думал о Бетти Шорт и Кэй, пока они не сливались в единое целое; я представлял теперь наше с Ли партнерство как взаимное совращение и выяснил, что хотел Орхидею оттого, что понял ее душу, а любил Кэй за то, что она поняла мою.
Я восстановил в памяти события прошедших шести месяцев и увидел, что все совпадало: деньги, которые Ли тратил в Мексике, были, возможно, взяты из заначки, которую он оставил после ограбления банка.
В новогоднюю ночь я слышал его рыдания; а за несколько дней до этого его шантажировал Бакстер Фитч.
Осенью того года Ли искал встречи с Бенни Сигелом всякий раз, когда мы ходили на бокс в Олим-пик; во время этих встреч он пытался уговорить Сигела убить Бобби Де Витта.
Прямо перед перестрелкой Ли разговаривал по телефону с осведомителем — якобы о Джуниоре Нэше. Но на самом деле осведомитель опознал Фитча и негритосов, поэтому Ли так переменился в лице, возвращаясь после разговора к машине. Через десять минут было убито четыре человека.
В ту ночь, когда я встречался с Мадлен Спрейг, во время перебранки с Ли Кэй прокричала: «После всего, что может случиться» — зловещие слова, возможно, предвещавшие катастрофу с Бобби Де Виттом. Во время нашей работы над делом Орхидеи Кэй выглядела угрюмой и нервной, она переживала за Ли, однако же принимала его неадекватное поведение. Я думал, что она расстраивалась из-за той одержимости, с какой Ли расследовал убийство Бетти Шорт, но она всего лишь пыталась отдалить финальную сцену нашей сказочной жизни.
Все так и было.
«Покончить с былыми обидами».
Когда мой холодильник опустел, я пошел затариваться. Войдя в магазин, я увидел, как мальчик, принимающий на хранение сумки, читает утренний выпуск «Геральд», на первой странице которого в самом низу была помещена фотография Джонни Фогеля. Заглянув мальчику через плечо, я прочитал, что Джонни уволили из управления за взяточничество и сокрытие улик. В другой статье мое внимание привлекло упоминание Эллиса Лоу — Биво Минс цитировал его слова: «Расследование убийства Элизабет Шорт больше не является для меня самым главным делом — появились дела и поважней».
В школе была перемена. Кэй стояла посреди школьного двора и следила за детьми, резвящимися в песочнице. Какое-то время я наблюдал за ней из машины, после чего подошел.
Первыми меня заметили дети. Я показал им мои зубы, детишки начали смеяться, заставив Кэй обернуться. Я сказал:
— Коронное наступление Баки Блайкерта.
— Дуайт, — произнесла Кэй, дети смотрели на нас во все глаза, словно знали, что настал решительный момент. Секунду спустя она оправилась от замешательства. — Ты пришел сказать мне что-то важное?
Я засмеялся, дети прыснули со смеху, снова увидев мои зубы.
— Да. Я решил положить этому конец. Ты выйдешь за меня замуж?
Она невозмутимо произнесла:
— И мы похороним все остальное? И эту чертову покойницу?
— Да. И ее тоже.
Кэй бросилась в мои объятия.
— Тогда, да.
Мы обнялись. Дети радостно закричали:
— А у мисс Лейк есть жених, а у мисс Лейк есть жених!
Часть третья
Глава 25
— Ну и дела!
Я выдохнул:
— Заканчивай.
Частный детектив заговорил медленно и спокойно, как будто он задабривал кобру.
— Его убили. Порубили на куски топором. Какие-то сопляки его нашли. Они залезли к нему в дом и нашли там труп. Один из них пошел и рассказал все полиции, чтобы на них не повесили это убийство. Васкес сказал им, чтобы они никому больше об этом не рассказывали, и дал им денег и некоторые вещи, которые принадлежали Бланчарду. После этого труп похоронили за городом. Я узнал, что никаких денег в его доме не нашли. Поэтому я решил здесь остаться, понимая, что Бланчард был преступником. Я знал, что рано или поздно его начнет разыскивать какой-нибудь американский полицейский. Когда вы появились на станции и начали рассказывать сказки про вашу работу в столичной полиции, я понял, что этот полицейский — вы.
Я попытался все отрицать, но мои губы отказывались шевелиться. Долфин завершил рассказ:
— Может быть, это сделали местные, может быть, та женщина или ее друзья. Может быть, кто-то из них взял его деньги, а может быть, и нет, и тогда это можем сделать мы. Вы ведь знали Бланчарда, вы могли бы узнать кто...
Я вскочил и ударил его спинкой от стула; удар пришелся по шее, и он снова рухнул на ковер. Я наставил свой револьвер ему в затылок; горе-сыщик застонал и начал умолять:
— Послушайте, я не знал, что это так вас заденет. Я его не убивал и я вам не помощник, если вы хотите поймать того, кто это сделал. Пожалуйста, Блайкерт, черт возьми!
Я простонал в ответ:
— Как я узнаю, что это правда?
— Недалеко от пляжа есть песчаный котлован. Местная полиция сбрасывает туда трупы. Один мальчишка сказал мне, что он видел, как несколько полицейских закапывали там большого белого мужчину. Это произошло как раз где-то в то время, когда Бланчард был убит. Черт побери, это правда!
Я опустил револьвер.
— Тогда показывай.
Кладбище находилось в десяти милях южнее Энсинады, сразу же за дорогой, ведущей на побережье, на обрыве, возвышавшемся над океаном. Оно было отмечено большим горящим крестом. Долфин подъехал к нему и заглушил двигатель.
— Это не то, что вы думаете. Местные жители зажигают эти штуки потому, что не знают, кто здесь захоронен и у многих из них есть родственники, которые пропали без вести. Это своего рода ритуал. Они жгут кресты, и полиция не мешает им, это как часовые с ружьем, отпугивающие голытьбу. Кстати, вы не спрячете свою пушку?
Мой револьвер был наставлен ему в живот; я подумал, что, видимо, уже давно держу его на прицеле.
— Нет. У тебя есть инструменты? Долфин сглотнул комок в горле.
— Только садовый инвентарь. Послушайте...
— Нет. Ты отведешь меня к тому месту, про которое говорил мальчишка, и мы будем копать.
Долфин вышел из машины и открыл багажник. Я последовал за ним и увидел, как он достал большую штыковую лопату. Отблески от горящего креста освещали сыщика и его старенький «додж»-купе; заметив в багажнике несколько деревянных колышков и обрезков ткани, лежавших рядом с запасным колесом, я засунул за пояс револьвер и, сделав из них два факела, зажег их от креста. Протянув один Долфину, я сказал:
— Иди впереди меня.
Мы спускались в котлован, двое изгоев с горящими тряпками на палках. Песок замедлял движение; свет от факела позволял мне разглядеть то, что лежало на разбросанных то тут, то там холмиках: небольшие букеты цветов и статуэтки святых. Долфин все это время твердил о том, что гринго были захоронены в дальней части котлована; я чувствовал, как у меня под ногами хрустят чьи-то кости. Мы дошли до особенно высокого песчаного холма, и Долфин, махнув факелом в сторону лежащего на песке разорванного американского флага, сказал:
— Здесь. Мальчишка сказал, рядом с флагом, эль баннеро.
Я откинул флаг в сторону; под ним оказался целый рой насекомых.
Долфин завизжал:
— Твари! — и стал лупить их своим факелом.
Из воронки под нашими ногами повеяло гнилью.
— Копай, — сказал я.
Долфин принялся за дело; ожидая, пока лопата стукнется о кости, я думал о привидениях — Бетти Шорт и Лори Бланчарде. Когда лопата попала в кость первый раз, я начал повторять псалом, который выучил когда-то под давлением своего отца; во второй раз я принялся напевать одну патриотическую песенку, которую, бывало, пел мой спарринг-партнер Дэнни Бойлан перед нашими с ним тренировками. Когда Долфин сказал: «Морячок. Я вижу его матросскую рубаху», не умея разобраться, чего мне больше хотелось, чтобы Ли был, пусть и печален, я оттолкнул Долфина в сторону и принялся копать сам.
Первым же ударом лопаты я попал в череп моряка, вторым — по его рубахе, отделив торс от остальной части скелета. Ноги трупа были полностью раздроблены; я стал окапывать их, погружая лопату в песок, с поблескивающей на солнце слюдой. Показались скопище личинок и кишки, а затем окровавленная жесткая ткань куртки, снова песок, кости, опять песок — и потом загоревшая розовая кожа и белокурые брови со следами от шрамов, которые показались мне знакомыми. А затем показался и сам Ли, улыбающийся, как Орхидея. Из его рта выползали черви, а вместо глаз зияли два пустых отверстия.
Я бросил лопату и побежал. Мне вдогонку раздался крик Долфина:
— Деньги!
Я рванул в сторону горящего креста, думая, что это я нанес Ли шрамы, что это моих рук дело. Добежав до машины, я запрыгнул внутрь и дав задний ход, снес крест, затем, переключившись на третью передачу, понесся вперед. Выезжая на прибрежную дорогу, ведущую на север, я услышал, как Долфин вопит: «Моя машина! Деньги!» Не обращая внимания, я принялся искать на приборной панели переключатель сирены и почти раздолбал ее, когда до меня дошло, что у гражданских машин никаких сирен не было.
Я помчался в сторону Энсенады со скоростью, чуть ли не в два раза превышающую допустимую. Бросив «додж» на улице перед гостиницей, я поспешил к своей машине — но замедлил бег, увидев трех мужчин. Засунув руки в карманы своих курток, они направлялись в мою сторону.
Мой «шевроле» был всего в пяти ярдах; в мужчине посередине я опознал капитана Васкеса. Двое других начали обходить меня с обеих сторон. Единственным местом, где можно было укрыться, была телефонная будка рядом с первой дверью при выезде из двора. Баки Блайкерт теперь тоже мог стать трупом и запросто присоединиться к своему лучшему другу, лежавшему в мексиканском песке. Я решил подпустить Васкеса поближе, а затем вышибить ему мозги, но тут из двери вышла белая женщина и для меня забрезжила надежда.
Я подбежал к ней и схватил за горло. Она завопила. Рукой я закрыл ей рот. Женщина замахала руками, а затем вцепилась в меня. Я достал свой револьвер и приставил ей к виску.
Местные стали приближаться с большей осторожностью, опустив свои пушки. Я начал заталкивать женщину в телефонную будку, нашептывая ей в ухо: «Завопишь, и ты — труп, завопишь, и ты — труп». Оказавшись в будке, я прижал ее к стене коленкой и отпустил свою руку; она тихо застонала. Чтобы ее стоны оставались такими же тихими, я приставил револьвер к ее рту. Свободной рукой схватил трубку, прижал к уху, бросил в прорезь монетку и набрал "О". Васкес к этому времени уже подошел к будке и стоял прямо передо мной побагровевший и пахнущий дешевым американским одеколоном. Оператор на другом конце спросил по-испански:
— Кё?
Я выпалил:
— Хабла инглез?
— Да, сэр.
Зажав трубку между плечом и подбородком, я побросал в прорезь все свои монетки; мой револьвер по-прежнему оставался у лица женщины. Когда все мои песо провалились в автомат, я сказал:
— Федеральное бюро расследований. Офис в Сан-Диего. Срочно.
Оператор пробормотала:
— Да, сэр.
Я услышал, как она соединяет. Женщина в будке от страха стала стучать зубами. Васкес попробовал меня подкупить:
— Бланчард был очень богат, мой друг. Мы можем найти его деньги. Ты сможешь жить здесь безбедно. Ты...
— ФБР, специальный агент Райс.
Я бросил на Васкеса испепеляющий взгляд.
— Это сержант Дуайт Блайкерт, полицейское управление Лос-Анджелеса. Я сейчас в Энсинаде. У меня проблемы с местными полицейскими. Они собираются убить меня ни за что, и я надеюсь, вы сможете отговорить капитана Васкеса от подобной затеи.
— Какого...
— Сэр, я действительно полицейский из Лос-Анджелеса, и надо, чтобы вы как можно быстрей поговорили с этим мексиканцем.
— Лапшу мне вздумал вешать, сынок?
— Черт побери, вам нужны доказательства? Я работал в Отделе по раскрытию убийств вместе с Рассом Миллардом и Гарри Сирзом. Я работал в Отделе судебных приставов при окружной прокуратуре. Я работал...
— Дай мне этого типа, сынок.
Я передал трубку Васкесу. Тот взял ее и наставил свой автомат на меня; я держал свой пистолет направленным на женщину. Время шло, противостояние продолжалось, босс местных легавых, слушая фэбээровца, становился все бледнее и бледнее. Наконец он повесил трубку и опустил автомат.
— Иди домой, шутник. Убирайся из моего города и из моей страны.
Положив в кобуру револьвер, я выбрался из телефонной будки, женщина при этом начала визжать. Васкес дал знак своим людям, чтобы меня пропустили. Я запрыгнул в машину и дал газу. Я мчался как угорелый и, только въехав на американскую территорию, вспомнил о пределах допустимой скорости — и это случилось тогда, когда не стало Ли.
* * *
Над Голливудскими холмами занимался рассвет, когда я постучал в дверь Кэй. Дрожа от холода, я стоял на крыльце. Над головой собрались грозовые тучи, сквозь которые проглядывали слабые лучи солнца — глаза бы мои на них не глядели. Внутри послышались звуки открываемых задвижек и мое имя. После чего появился второй, оставшийся участник триады Бланчард / Блайкерт / Лейк, со словами:— И все такое прочее.
Это была эпитафия, которую я не хотел слышать. Внутри я поразился необычному порядку в гостиной.
— Ли погиб? — спросила Кэй.
Впервые сев в его любимое кресло, я ответил:
— Местные легавые, или какая-то мексиканка, или ее друзья убили его. О, крошка, я...
Назвав ее «крошкой», я вздрогнул. Потому что так обращался к ней Ли. Я посмотрел на освещенную полоской света Кэй, стоящую возле двери.
— Он нанял местных, чтобы замочить Де Витта, но это еще ничего не значит. Нам нужно, чтобы этим делом занялся Расс Миллард и несколько честных мексиканских полицейских.
Заметив на столе телефон, я замолчал и начал набирать домашний номер падре. Кэй остановила меня.
— Нет. Сначала я хочу с тобой поговорить.
Я пересел из кресла на кровать; Кэй присела рядом.
— Если ты сейчас начнешь рубить с плеча — только ему навредишь. И тогда я понял, что она ожидала подобного развития событий; именно тогда я понял, что она знала гораздо больше меня. — Мертвым уже ничем нельзя навредить.
— О, еще как можно, крошка.
— Не называй меня так! Это его обращение. — Кэй пододвинулась ближе и коснулась моей щеки. — Ты можешь навредить ему и нам.
Я отстранился от ее ласк.
— Объясни как, крошка.
Кэй поправила поясок на платье и холодно на меня посмотрела.
— Я познакомилась с Ли не на процессе Де Витта, — начала она, — а до этого. Мы подружились, и я ему соврала про мое место жительства, я не хотела, чтобы он знал про Бобби. Но он сам об этом узнал, и тогда я рассказала, насколько мне было там плохо, и Ли сказал, что у него сейчас появилось хорошенькое дельце, но не стал рассказывать подробности, затем Бобби арестовали за ограбление банка, и все полетело кувырком.
Ограбление спланировал Ли. Еще трое ему помогали. Отдав все деньги, которые он заработал на ринге, он выкупил свой контракт у Бена Сигела. Во время налета на банк двоих убили, один убежал в Канаду, а четвертым был Ли. Он то и подставил Бобби за его отношение ко мне. Бобби не знал, что мы с Ли встречаемся, и мы представили дело таким образом, как будто встретились друг с другом только на суде. Бобби знал, что его подставил кто-то из полицейских, но не подозревал в этом Ли.
Ли хотел дать мне дом, и он мне его дал. Со своей долей награбленного он был очень осторожен, и, чтобы начальство не заподозрило его в жизни не по средствам, совершая какую-нибудь крупную покупку, он всякий раз говорил, что она сделана на деньги, которые он скопил, выступая на ринге, или выиграл на тотализаторе. Он повредил своей карьере, став жить с женщиной, хотя мы и не жили с ним в общепринятом смысле слова. Это была своего рода сказка, которая закончилась осенью прошлого года, сразу после того, как вы с Ли стали напарниками.
Я потянулся к ней, потрясенный историей о самом дерзком полицейском-воре в истории.
— Я знал, что он способен на многое.
Кэй отодвинулась от меня.
— Дай закончить, прежде чем ты ударишься в сентиментальность. Когда Ли узнал о раннем освобождении Бобби, он пошел к Бену Сигелу и попытался уговорить того убить Де Витта. Он боялся, что Бобби станет болтать обо мне и испоганит нашу сказку неприятными подробностями, касающимися твоей покорной слуги. Сигел отказался, а я сказала Ли, что освобождение Бобби ничего не значит, что есть только мы втроем и правда не может нам повредить. Потом, прямо перед Новым годом, объявился третий участник ограбления. Зная, что Бобби Де Витта досрочно освобождают, он стал шантажировать Ли, поставив условие: если Ли не заплатит ему десять тысяч долларов, он расскажет Бобби, что это Ли организовал ограбление, а потом его подставил.
Последним сроком оплаты шантажист поставил дату освобождения Бобби.
Ли отделался от него и пошел к Бену Сигелу, чтобы занять эту сумму у него. Сигел отказал, и тогда Ли стал умолять его, чтобы он прикончил того парня. Сигел снова отказал. Ли узнал, что этот шантажист постоянно общался с какими-то неграми, торгующими марихуаной, и он...
Я понял, что последует дальше, в голове уже появились аршинные заголовки и слова Кэй, как примечание мелким шрифтом:
— Того парня звали Бакстер Фитч. Сигел отказался помочь Ли, поэтому он взял тебя. Те люди были вооружены, поэтому с точки зрения законности ты действовал правильно, вдобавок повезло, что никто не стал копаться в этом деле. Это единственное, чего я не могу ему простить, и до сих пор корю себя за то, что позволила этому случиться. Все еще сентиментальничаешь, стрелок?
Я не смог ей ответить; Кэй сделала это за меня.
— Не думаю. Сейчас закончу и ты скажешь, жаждешь ли ты по-прежнему мести.
Потом произошло убийство этой девчонки Шорт, и Ли зацепился за него, чтобы отомстить за свою сестру и, кто его знает, по какой еще причине. Он очень боялся того, что Фитч уже рассказал Бобби, что Бобби знает о подставе. Он хотел убить Де Витта или нанять кого-нибудь для убийства, а я просила и умоляла его оставить все как есть, говорила, что Бобби все равно никто не поверит и чтобы он никого не трогал. Если бы не эта проклятая девчонка, я бы его убедила. Но расследование переместилось в Мексику, туда же отправились Бобби, Ли и ты. Я знала, что сказке пришел конец. Так оно и случилось.
"ОГОНЬ И ЛЕД НОКАУТИРУЮТ
ЧЕРНЫХ БАНДИТОВ"
"ПЕРЕСТРЕЛКА В САУТСАЙДЕ -
ПОЛИЦИЯ: 4, БАНДИТЫ: 0"
"ПОЛИЦЕЙСКИЙ-БОКСЕР
В КРОВАВОЙ СХВАТКЕ
УБИВАЕТ ЧЕТЫРЕХ НАРКОМАНОВ"
Чувствуя себя совершенно разбитым, я попытался встать; но Кэй ухватила меня за ремень и усадила обратно.
— Нет! В этот раз тебе не удастся гордо удалиться, «как всегда коронное отступление Баки Блайкерта»! Бобби снимал меня с животными, а Ли положил этому конец. Де Витт подкладывал меня под своих приятелей и бил меня ремнем с острой бляшкой, а Ли положил этому конец. Он хотел любить меня, а не трахать. Хотел, чтобы мы были вместе. И если бы ты так всецело не покорился ему, то увидел бы это. Мы не должны поливать его имя грязью. Мы должны покончить с былыми обидами и простить его, продолжать жить вдвоем и...
Но прежде чем она смогла разрушить то, что осталось от нашей троицы, я поспешил удалиться в другую комнату.
* * *
Пособник убийцы.Марионетка.
Никчемный детектив, неспособный увидеть, как его вовлекают в преступную аферу.
Слабое звено в сказочном треугольнике.
Лучший друг полицейского-грабителя банков, а теперь и хранитель его секретов.
«Покончить с былыми обидами».
Следующую неделю я просидел у себя дома, проведя остаток своего «отпуска» впустую. Я колотил грушу, прыгал через скакалку и слушал музыку; я сидел на крыльце и, составив из пальцев пистолет, целился в вертящихся на бельевой веревке, которую повесила моя хозяйка. Я осудил Ли за четыре убийства, совершенные во время ограбления банка, и простил из-за пятого — убийства самого себя. Беспрестанно думал о Бетти Шорт и Кэй, пока они не сливались в единое целое; я представлял теперь наше с Ли партнерство как взаимное совращение и выяснил, что хотел Орхидею оттого, что понял ее душу, а любил Кэй за то, что она поняла мою.
Я восстановил в памяти события прошедших шести месяцев и увидел, что все совпадало: деньги, которые Ли тратил в Мексике, были, возможно, взяты из заначки, которую он оставил после ограбления банка.
В новогоднюю ночь я слышал его рыдания; а за несколько дней до этого его шантажировал Бакстер Фитч.
Осенью того года Ли искал встречи с Бенни Сигелом всякий раз, когда мы ходили на бокс в Олим-пик; во время этих встреч он пытался уговорить Сигела убить Бобби Де Витта.
Прямо перед перестрелкой Ли разговаривал по телефону с осведомителем — якобы о Джуниоре Нэше. Но на самом деле осведомитель опознал Фитча и негритосов, поэтому Ли так переменился в лице, возвращаясь после разговора к машине. Через десять минут было убито четыре человека.
В ту ночь, когда я встречался с Мадлен Спрейг, во время перебранки с Ли Кэй прокричала: «После всего, что может случиться» — зловещие слова, возможно, предвещавшие катастрофу с Бобби Де Виттом. Во время нашей работы над делом Орхидеи Кэй выглядела угрюмой и нервной, она переживала за Ли, однако же принимала его неадекватное поведение. Я думал, что она расстраивалась из-за той одержимости, с какой Ли расследовал убийство Бетти Шорт, но она всего лишь пыталась отдалить финальную сцену нашей сказочной жизни.
Все так и было.
«Покончить с былыми обидами».
Когда мой холодильник опустел, я пошел затариваться. Войдя в магазин, я увидел, как мальчик, принимающий на хранение сумки, читает утренний выпуск «Геральд», на первой странице которого в самом низу была помещена фотография Джонни Фогеля. Заглянув мальчику через плечо, я прочитал, что Джонни уволили из управления за взяточничество и сокрытие улик. В другой статье мое внимание привлекло упоминание Эллиса Лоу — Биво Минс цитировал его слова: «Расследование убийства Элизабет Шорт больше не является для меня самым главным делом — появились дела и поважней».
В школе была перемена. Кэй стояла посреди школьного двора и следила за детьми, резвящимися в песочнице. Какое-то время я наблюдал за ней из машины, после чего подошел.
Первыми меня заметили дети. Я показал им мои зубы, детишки начали смеяться, заставив Кэй обернуться. Я сказал:
— Коронное наступление Баки Блайкерта.
— Дуайт, — произнесла Кэй, дети смотрели на нас во все глаза, словно знали, что настал решительный момент. Секунду спустя она оправилась от замешательства. — Ты пришел сказать мне что-то важное?
Я засмеялся, дети прыснули со смеху, снова увидев мои зубы.
— Да. Я решил положить этому конец. Ты выйдешь за меня замуж?
Она невозмутимо произнесла:
— И мы похороним все остальное? И эту чертову покойницу?
— Да. И ее тоже.
Кэй бросилась в мои объятия.
— Тогда, да.
Мы обнялись. Дети радостно закричали:
— А у мисс Лейк есть жених, а у мисс Лейк есть жених!
* * *
Три дня спустя, 2 мая 1947 года, мы поженились. Все прошло на одном дыхании. Клятвы принял протестантский священник полицейского управления, а сама церемония проходила во дворе дома Ли Бланчарда. На Кэй было розовое платье — словно в насмешку над отсутствием девственности; на мне — синяя полицейская форма. Шафером был Расс Миллард, а гостем Гарри Сирз. Он начал свою речь ужасно заикаясь, но именно на свадьбе я заметил, что его заикание исчезает после четвертой рюмки. Я привез из дома для престарелых своего отца, который совершенно не понимал, кто я такой, но все-таки веселился от души — прикладываясь к фляжке Гарри, подначивая Кэй и прыгая под музыку из радиоприемника. Стол был завален всякими сэндвичами и заставлен самой разнообразной выпивкой, предназначенной для нас шестерых. Но постепенно к нам стали присоединяться и просто прохожие, услышавшие наш громкий смех и веселую музыку. И уже к вечеру во дворе собралась целая толпа народу, которого я не знал, и Гарри Сирзу пришлось бегать в магазин, чтобы купить еще еды и выпивки. Я разрядил свой пистолет и отдал его поиграть каким-то незнакомцам в штатском, а Кэй танцевала польку с капелланом. Когда спустилась темнота, я не хотел, чтобы все прекращалось, и поэтому одолжил у соседей рождественские гирлянды и развесил их во дворе, набросив на бельевую веревку и на любимую юкку Ли. Мы продолжали есть и веселиться под искусственным созвездием из красных, голубых и желтых звездочек. Около двух ночи из клубов на Сансет-стрип потянулись группы подвыпивших гуляк. Даже Эррол Флинн какое-то время побыл с нами, набросив на свой смокинг мою куртку с полицейским жетоном. Если бы не гроза, все это веселье могло бы продолжаться бесконечно — я этого и хотел. Но толпа стала потихоньку расходиться. Прощаясь, все страстно друг друга целовали и обнимали. Расс отвез моего старика в его пристанище. А мы с Кэй Лейк Блайкерт уединились в спальне и занялись любовью. Хоть я оставил включенным радио, чтобы не думать про Бетти Шорт, но это было лишним — я о ней так ни разу и не вспомнил.
Часть третья
Кэй и Мадлен
Глава 25
Прошло какое-то время. Мы с Кэй изображали молодую супружескую пару и продолжали работать.
После короткого медового месяца, проведенного в Сан-Франциско, я вернулся к моей полицейской карьере. Тад Грин поговорил со мной начистоту: он восхищался тем, как я поступил с Фогелями, но считал, что в роли патрульного я буду бесполезен — меня возненавидела большая часть простых полицейских, и поэтому мое присутствие там могло привести к печальным последствиям для всех. Но поскольку в колледже у меня были отличные отметки по химии и математике, он определил меня в Отдел определения улик в качестве криминального эксперта.
Работа была почти гражданская — халат в лаборатории и серый костюм на месте преступлений. Я классифицировал образцы крови, анализировал отпечатки пальцев и писал баллистические отчеты; брал на пробу штукатурку со стен помещений, в которых были совершены преступления и потом рассматривал ее под микроскопом, после чего делал заключения для отдела по раскрытию убийств. Это была работа с пробирками и мензурками и с запекшейся кровью — близкое соприкосновение со смертью, к которому я так и не смог привыкнуть; постоянное напоминание о том, что я никудышный детектив, что мне нельзя доверить проведение расследований.
С разных расстояний я наблюдал за друзьями и врагами, которыми наделило меня дело Орхидеи.
Расс и Гарри сохранили комнату с досье в «Эль Нидо» и продолжали в свободные от дежурств часы проводить расследование по делу Шорт. У меня тоже был ключ от этой комнаты, но я им не пользовался — пообещав Кэй наконец-то «похоронить эту... девчонку». Иногда я обедал с падре и интересовался, как идут дела; но он всегда отвечал, что медленно, и я знал, что он никогда не найдет убийцу и никогда не прекратит свои поиски.
В июне 1947 года в квартире своей подруги в Беверли-Хиллз был застрелен Бен Сигел. А в начале 1948 года на углу Уоттс-стрит расстреляли Билла Кенига, который после самоубийства Фрици Фогеля, работал на участке 77-й стрит. Оба убийства остались нераскрытыми. В июне 48-го Эллис Лоу потерпел поражение на первичных выборах в республиканской партии, и я отметил это событие стаканом самогона, который я выгнал на своей газовой горелке, при этом чуть не спалив половину лаборатории.
Во время всеобщих выборов 1948 года я снова услышал о Спрейгах. Демократическая партия выдвигала нескольких своих кандидатов в городскую администрацию и Наблюдательный совет под девизом «Новое градостроительство». Они заявляли, что по всему Лос-Анджелесу были понастроены десятки зданий, небезопасных для проживания, и призывали начать судебные разбирательства в отношении тех подрядчиков, которые возводили эти самые дома во время строительного бума 20-х годов. Желтая пресса включилась в эту кампанию и стала публиковать скандальные статьи про «строительных баронов» — среди прочих упоминались Майк Сеннет, Эммет Спрейг, и их приятели в бандитском сообществе. Журнал «Конфиденшнл» напечатал целую серию репортажей про участок земли в Голливудлэнде, который застраивал Сеннет, а также про то, как Торгово-промышленная палата Голливуда хотела убрать буквы Л-Э-Н-Д из огромной надписи «ГОЛЛИВУДЛЭНД», расположенной на горе Ли, приводились также фотографии режиссера фильма про «Кистоунских копов», стоящего рядом с невысоким коренастым мужчиной, за которым виднелась симпатичная маленькая девочка. Я не мог сказать точно, были ли это Эммет и Мадлен, но все равно вырезал статьи из журнала.
После короткого медового месяца, проведенного в Сан-Франциско, я вернулся к моей полицейской карьере. Тад Грин поговорил со мной начистоту: он восхищался тем, как я поступил с Фогелями, но считал, что в роли патрульного я буду бесполезен — меня возненавидела большая часть простых полицейских, и поэтому мое присутствие там могло привести к печальным последствиям для всех. Но поскольку в колледже у меня были отличные отметки по химии и математике, он определил меня в Отдел определения улик в качестве криминального эксперта.
Работа была почти гражданская — халат в лаборатории и серый костюм на месте преступлений. Я классифицировал образцы крови, анализировал отпечатки пальцев и писал баллистические отчеты; брал на пробу штукатурку со стен помещений, в которых были совершены преступления и потом рассматривал ее под микроскопом, после чего делал заключения для отдела по раскрытию убийств. Это была работа с пробирками и мензурками и с запекшейся кровью — близкое соприкосновение со смертью, к которому я так и не смог привыкнуть; постоянное напоминание о том, что я никудышный детектив, что мне нельзя доверить проведение расследований.
С разных расстояний я наблюдал за друзьями и врагами, которыми наделило меня дело Орхидеи.
Расс и Гарри сохранили комнату с досье в «Эль Нидо» и продолжали в свободные от дежурств часы проводить расследование по делу Шорт. У меня тоже был ключ от этой комнаты, но я им не пользовался — пообещав Кэй наконец-то «похоронить эту... девчонку». Иногда я обедал с падре и интересовался, как идут дела; но он всегда отвечал, что медленно, и я знал, что он никогда не найдет убийцу и никогда не прекратит свои поиски.
В июне 1947 года в квартире своей подруги в Беверли-Хиллз был застрелен Бен Сигел. А в начале 1948 года на углу Уоттс-стрит расстреляли Билла Кенига, который после самоубийства Фрици Фогеля, работал на участке 77-й стрит. Оба убийства остались нераскрытыми. В июне 48-го Эллис Лоу потерпел поражение на первичных выборах в республиканской партии, и я отметил это событие стаканом самогона, который я выгнал на своей газовой горелке, при этом чуть не спалив половину лаборатории.
Во время всеобщих выборов 1948 года я снова услышал о Спрейгах. Демократическая партия выдвигала нескольких своих кандидатов в городскую администрацию и Наблюдательный совет под девизом «Новое градостроительство». Они заявляли, что по всему Лос-Анджелесу были понастроены десятки зданий, небезопасных для проживания, и призывали начать судебные разбирательства в отношении тех подрядчиков, которые возводили эти самые дома во время строительного бума 20-х годов. Желтая пресса включилась в эту кампанию и стала публиковать скандальные статьи про «строительных баронов» — среди прочих упоминались Майк Сеннет, Эммет Спрейг, и их приятели в бандитском сообществе. Журнал «Конфиденшнл» напечатал целую серию репортажей про участок земли в Голливудлэнде, который застраивал Сеннет, а также про то, как Торгово-промышленная палата Голливуда хотела убрать буквы Л-Э-Н-Д из огромной надписи «ГОЛЛИВУДЛЭНД», расположенной на горе Ли, приводились также фотографии режиссера фильма про «Кистоунских копов», стоящего рядом с невысоким коренастым мужчиной, за которым виднелась симпатичная маленькая девочка. Я не мог сказать точно, были ли это Эммет и Мадлен, но все равно вырезал статьи из журнала.