Эмблер Эрик. Грязная история

   – Дженсон-три отвечает, Полевой. Рад слышать. Прием. Голос был слегка гортанный.
   Это все, что я понял из передачи. Уилленс начал говорить на языке, который я никогда прежде не слышал, ответы следовали на том же языке. Он был немножко похож по звучанию на голландский, и я решил, что это, наверное, африкаанс. После первых коротких обменов фразами большей частью говорил Дженсон-три. Похоже, Уилленсу передавались какие-то инструкции. Они следовали одна за другой.
   Потом я услышал, как Уилленс сказал «Прием окончен», и вой генератора внезапно смолк.
   – Пошли, – сказал он. – Нам не понадобится машина, но придется порядочно пройтись.
   Он уже пробирался между грузовиков к воротам двора, я двинулся вслед за ним. Чтобы пройти к воротам, нужно было миновать заднюю дверь префектуры. Как только Уилленс с ней поравнялся, кто-то ее открыл и вышел с фонариком.
   Уилленс в то мгновение был на открытом месте, и луч фонаря упал на него. Он остановился.
   Я тоже остановился, но в нескольких шагах позади, скрытый кузовом грузовика. Мне не было видно, кто светит фонариком, я мог только слышать.
   Мгновение царила тишина, затем человек с фонарем сказал: «Ну-ну» – и фыркнул.
   Это был Гутар.
   Уилленс промолчал.
   – Где он? Он здесь? – Луч света забегал по сторонам.
   – О ком это ты говоришь? – спросил Уилленс.
   – О маленьком Артуре, конечно. О ком еще? Кинк желает его видеть. Ваш радист раскололся. Теперь они хотят услышать, что будет болтать Артур.
   – Если они его найдут.
   – Они его найдут. Кто-нибудь из нас найдет этого жирного олуха. Небось он накладывает сейчас себе в штаны где-нибудь в уголке. Далеко он не уйдет.
   – А это тебя не тревожит, Гутар?
   – Меня? – Гутар опять фыркнул. – Что этот макака может обо мне сказать, кто ему поверит? Я сжег твою расписку давным-давно. Я даже и близко не подходил к рации. Вот тебе-то, по-моему, стоит тревожиться.
   Он придвинулся ближе к Уилленсу, и я попятился назад за грузовик.
   – Я не тревожусь, – сказал Уилленс. – Я отбываю.
   – Сколько будет стоить, чтобы я позволил тебе отбыть?
   – Как это ты собираешься меня остановить?
   – Вернувшись назад и подняв тревогу. – Свет его фонарика презрительно скользнул по «Узи» в руках Уилленса. – Эту штучку ты в ход не пустишь. На звук выстрелов они прибегут быстрее, чем на мой зов. Сколько у тебя денег? Сколько наличных?
   – Ничего, что бы тебя устроило. Я оставил почти все жене. Наступила небольшая пауза. Когда Гутар снова заговорил, его тон изменился. Он начал заводиться.
   – Лучше подумай еще, Уилленс. Откровенно говоря, ты уже должен мне тысячу долларов. Я возьму половину во франках. Ты так влип, что это по-божески. По-божески, – повторил он.
   Мысленно я мог себе представить, как на его физиономии появился оскал.
   – Умерь свой пыл, – отвечал Уилленс. – У меня нет с собой таких денег.
   – Аааа! – тот же клекочущий звук. Я знал, что в любой момент он может потерять контроль над собой, и тут мне будет крышка.
   Я только что обогнул грузовик и стоял совсем близко у него за спиной.
   – Брось пичкать меня дерьмом! – рявкнул он. – Выкладывай монету!
   Теперь мне было видно их обоих, Уилленс стоял лицом ко мне, перед грузовиком, а Гутар – спиной, он светил фонарем в лицо Уилленсу.
   – Выкладывай! – ревел он. – Выкладывай!
   Я был в полном отчаянии. Можно было сделать только одно, чтобы заткнуть ему глотку. Я скинул с плеча «Узи», сделал три быстрых шага вперед и со всей силы трахнул его автоматом по голове.
   Гутар услышал меня раньше, чем я его настиг, и рывком повернулся. Но, хотя он меня и увидел, он не успел остановить. «Узи» весит четыре кило, и я вложил в удар всю силу.
   Он упал на колени. Тут Уилленс поддал его ногой, и он свалился совсем.
   Я стоял разинув рот; мне никак не верилось, что все это действительно случилось.
   – Быстро! – цыкнул Уилленс. – Помоги мне оттащить его за грузовик.
   Мы схватили его за руки и отволокли в промежуток между двумя грузовиками, где его никто, при поверхностном осмотре, не увидел бы. Затем бросились к воротам.
   Ворота были закрыты изнутри на засов, но не заперты на замок. Через несколько секунд мы уже очутились на территории речного порта и зашагали поспешно на юг, в сторону от площади. Впереди пылал огонь пожара.
   – Куда мы идем? – спросил я.
   – На другой берег, если получится. За нами пришлют моторку из Чанги.
   – Это там Дженсон-три?
   – Да. Нас подберут где-нибудь за городской чертой. Главное теперь – туда добраться. Перед тем как снять с себя командование, Кинк перевел всю нашу группу к речному порту. Если мы наткнемся на патруль, придется блефовать, чтобы проскочить. Впрочем, если повезет, они будут слишком пьяны, чтобы остановить нас.
   Большинство из них действительно надрались вдрызг, но нам пришлось пережить пару поганых моментов.
   Самый худший случился на пожаре. Горел портовый склад, который патрули, по всей видимости, ранее разграбили. Огонь освещал всю округу, и хотя мы старались держаться подальше, прикрытия не было, а обойти никак не удавалось. Солдаты скакали по дороге перед огнем, как психи, и палили в пылающее строение из своих винтовок. Тут один из них заметил нас и заорал другим.
   Некоторые немедленно повернулись и открыли по нам стрельбу. Это были те самые солдаты, которыми мы командовали несколько часов назад. Не знаю, узнали они нас или нет. Возможно, нет. Они были готовы стрелять во все, что двигается.
   Уилленс дал по ним очередь из своего «Узи», и мы рванули вперед. Он никого не задел. Очередь он дал для того, чтобы они услышали звук автоматического оружия. Он был теперь им хорошо знаком, и никто за нами не погнался.
   Следующей шайкой, на которую мы нарвались, командовал офицер из черномазых, и в отличие от других они не были пьяны. Они перегородили дорогу бензиновыми бочками и готовили пищу на костре, разведенном на берегу реки. Это было недалеко от того места, где бревна, привозимые с холмов, перегружали на баржи. Поодаль справа находился бетонный причал с большим краном.
   Офицер уставился на нас мутными глазами, а двое его солдат угрожающе наставили свои штыки.
   Уилленс не обращал на них внимания. Его взор был прикован к офицеру.
   – Все в порядке? – спросил он на своем ломаном французском.
   Офицер помялся. Уилленс продолжал шагать.
   – Хорошо, – сказал он. – Скоро прибудет комендант, чтобы проверить ваш пост.
   Когда мы проходили мимо, офицер вроде даже ответил на небрежное приветствие Уилленса.
   Мы очутились за пределами города Амари.
   Мы прошли еще с полкилометра. Дорога теперь пошла в гору, а затем начинала уходить в сторону от реки. По ней к порту спускались лесовозы, и если бы мы продолжали двигаться вдоль нее дальше, то дошли бы до пересечения с главной дорогой у пивоварни.
   Уилленс остановился и достал свой фонарь.
   Справа от дороги вниз к берегу реки вел крутой откос, покрытый скользкой на вид растительностью.
   – Спуск не из приятных, – сказал Уилленс, – но другого пути нет.
   Он начал спускаться, я двинулся за ним, скользя на спине, натыкаясь в темноте ногами на кусты, вслепую хватаясь за всякие ветки, обдиравшие мне руки. Веткой сшибло мою шляпу, но я и не попытался поднять ее. Было слышно, как Уилленс где-то впереди меня отборно сквернословит. Потом он окликнул меня.
   – Придержись! Не так быстро, а то очутишься в трясине!
   Я судорожно хватался за ветки. Ремень от сумки закрутился вокруг шеи. И тут я оказался в трясине, во всяком случае, по колено. Что сверху казалось берегом реки, было на самом деле полосой болота. Оно чертовски воняло.
   Уилленс тоже увяз в нем. Он опять достал свой фонарь, и я увидел, как он вскарабкался на гниющий ствол дерева. Когда я до него добрался, он начал подавать фонарем сигналы на другой берег.

Глава II

   Наконец подошла моторка. Человек за рулем сбавил ход и пытался подвести ее к берегу. На носу сидел еще один человек с автоматом. Уилленс окликнул его:
   – Это ты, Джен?
   – Да. Все в порядке?
   – О'кей. Не подходите ближе. Тут густые водоросли. Мы будем пробираться к вам.
   У меня хватило ума держать свою сумку сухой над головой, пока мы брели по грудь в воде к лодке, но у меня не было сил в нее забраться. Уилленсу и этому Джену пришлось меня в нее втаскивать.
   Думается, я на некоторое время потерял сознание.
   Я помню, как лодка развернулась, громче заработал мотор, а больше ничего, пока Уилленс не начал тыкать меня в плечо.
   – Давай, Артур, – говорил он, – подержись еще немного. Подожди спать. Мы уже почти на месте.
   Я открыл глаза.
   Лодка шла полным ходом, подпрыгивая на струях быстрого течения посредине реки, по направлению к ленточке огоньков на далеком берегу.
   – Чанга? – спросил я.
   – Чанга. – Он поднял руку и отстегнул со своей рубашки значок офицера Республики Махинди. – Мы теперь в Угази, – сказал он. – Лучше избавиться от этих побрякушек. Они нам больше не понадобятся.
   Он швырнул значок за борт.
   Я свой тоже снял, но не выбросил, а положил в карман. Никогда нельзя угадать, когда та или иная вещь может пригодиться. А потом все-таки это был офицерский значок.
   Огни приблизились, и моторка слегка изменила курс.
   – А что с этими? – я показал на «Узи».
   – Лучше оставить их в лодке. – Я видел, как он ухмыльнулся. – К счастью, я напомнил тебе его прихватить. Он пришелся как нельзя кстати.
   Вот и вся благодарность за то, что я спас его от Гутара.
   Я не очень-то переживал. Как говаривал мой отец, «когда человек говорит, что он тебе благодарен, держи ухо остро. Значит, подлюга намерен опять объявиться».
   Действительно имело значение лишь то, что белый макака, «жирный дурачок», не «накладывал себе в штаны где-нибудь в уголке», а, когда настал решительный момент, встретил его с оружием в руках и набрался духу пустить оружие в ход.
   Теперь у Робинзона была шишка на голове, а Пятница обрел свободу.

Глава III

   Я провел неделю в отеле в Чанге.
   Город был забит угазийскими войсками, и они все прибывали и прибывали. Некоторые были вооружены автоматами, появилось даже несколько бронетранспортеров. Но ничего не случилось, что могло бы изменить ситуацию. Не было ни перемирия, ни отправки пленных, как предсказывал Кинк. Гарнизон Амари оставался в казармах, а другие угазийские войска – на своем берегу реки. Как предугадал Веле, Угази перекрыла движение барж СММАК из Матендо. Две баржи потопили орудийным огнем, один буксир был поврежден. После этого баржи оставались в Матендо, а вагонетки с рудой из Кавайды перестали циркулировать. И Угази, и Махинди обратились в Совет Безопасности. Дело, похоже, зашло в тупик.
   Уилленс устроил так, что УМАД оплачивал мое проживание в отеле, но его долговая расписка оставалась у меня. Когда я ему об этом напомнил, он с легкостью сказал, что, пока не прояснится вся ситуация, ничего нельзя уладить.
   Я расценил это так, что, если УМАД выиграет, мне могут и заплатить, а если СММАК удержит захваченный кусок, мне наверняка ничего не обломится.
   Поначалу ему вообще было не до меня. Он был слишком занят проблемой заполучить обратно свою жену. Не знаю точно, как ему этого удалось добиться, но кой-какие догадки у меня есть. В Чанге объявились один или два корреспондента информационных агентств, и я полагаю, он сумел передать Кинку, что, если его жену не переправят к нему немедленно, он расскажет всю историю с подробностями. Для СММАК, которая в данный момент была легко уязвима перед лицом мирового общественного мнения и старалась приукрасить дело так, чтобы от нее несло на версту розами, такая угроза кое-что да значила.
   Какие бы каналы ни были пущены в ход, дело выгорело. Барбара Уилленс появилась через три дня. Ее переправили через зону «Б», эвакуация которой еще не была завершена.
   Именно от нее я получил в конце недели урок этики большого бизнеса, который, возможно, перевернул всю мою жизнь.
   Ее муж отправился на совещание в столицу, а мы сидели с легкой выпивкой на веранде отеля. Я был впервые наедине с ней с той ночи в подготовительном лагере.
   – Жаль, что не все получилось так, как планировалось, Артур, – сказала она.
   – Я старался, как мог, миссис Уилленс.
   – Адриан мне так и сказал. Жалко, вышло не так уж хорошо.
   Мне ее тон показался слишком прохладным. В конце концов, именно она говорила, что мои дела могут здорово поправиться.
   – Очень жалко, – сухо сказал я. – Если бы я сделал меньше или совсем ничего, я бы сейчас был на стороне, которая выиграла.
   – По их условиям – да. – Она приятно улыбнулась. – Вы не часто выигрывали, Артур, не так ли?
   Что за вопрос мужчине!
   – Я выжил.
   Ответ, казалось, ее позабавил.
   – Что же, можно полагать, это тоже своего рода выигрыш. Но если это вам принесет утешение, знайте: вы и сейчас не потеряли ничего.
   – Не считая моей работы на СММАК.
   – Ну, в любом случае ее хватило бы ненадолго. Вы ведь, наверное, знаете, что будет дальше?
   – Скорее всего, Угази и Махинди вступят в войну. Она покачала головой.
   – Ничего подобного. Воевать уже не за что. Игра закончена. УМАД и СММАК пришли к соглашению.
   – К соглашению! – Мне подумалось, что она шутит.
   – Для согласования деталей на переговорах в Женеве может понадобиться некоторое время, но в принципе дело решенное. Этот кусочек земли с редкими рудами компании будут разрабатывать совместно. Угази и Махинди получат каждая свою долю отчислений. В качестве компенсации УМАД примет участие в операциях СММАК по перевозке руды.
   – А как же правительство Угази?
   – Кого интересует правительство Угази? Оно потеряло маленький клочок земли и приобрело такой же. Кто может изменить ситуацию? Вооруженные силы Угази? Они бессильны. Организация Объединенных Наций? Про нее и вспоминать нечего. Международный суд в Гааге? Между Венесуэлой и бывшей Британской Гвианой вот уже больше полсотни лет продолжается пограничный спор из-за залежей полезных ископаемых. Международный суд не смог его решить. А этот спор не продолжится и пятидесяти дней. И все очень просто. Так решили УМАД и СММАК.
   – Да какое право они имеют решать? – После всего, что я пережил, от одной мысли, что эти паразиты спокойно сидят в Женеве и решают, как поделить награбленное, у меня все закипело внутри.
   – А кому еще решать?
   – Этот клочок земли с редкой рудой принадлежит Угази. Его у нее украли.
   Она терпеливо вздохнула.
   – Мы говорим о бизнесменах, Артур, а не о бойскаутах. УМАД принадлежало кое-что, приглянувшееся СММАК. Эта компания сделала нечто вроде заявки, которая выгорела. Она загребла свой клочок земли и теперь имеет все основания быть довольной. Поначалу угазийцы могут поворчать, но когда они начнут получать свою долю отчислений, то тоже останутся довольны. Что здесь плохого?
   – Ничего, миссис Уилленс, – сказал я сухо. – Этак можно оправдать любой грабеж среди бела дня.
   Она рассмеялась.
   – Оказывается, вы моралист, Артур, – сказала она. – Не заказать ли еще по стаканчику?
   Меня в свое время называли по-разному, но только не моралистом. Я не был уверен, нравится ли мне такое прозвище. Я почувствовал себя несколько глуповато.

Глава IV

   Со мной иногда случаются странные вещи. Когда меня заставляет чувствовать себя глуповато женщина, особенно смазливая, я начинаю задумываться всерьез и составлять планы. Не в том смысле, чтобы отыграться на ней, а в том, чтобы отыграться на окружающем мире и поправить свои делишки.
   Любопытно, что на деловую мысль меня навела пачка паспортов в моей походной сумке.
   Я начал задавать сам себе кой-какие вопросы.
   Например: если я стяну бумажник в умывальнике, это воровство, меня тут же схватят за шиворот. Но если СММАК и УМАД сперли кусочек земли с рудой на пару сотен миллионов долларов, это называется «приобретением участка», и все помалкивают. Почему?
   Как это сходит им с рук?
   И как бы мне сошло с рук что-либо подобное?
   Конечно, мне не приходило в голову орудовать в подобных масштабах – миллионы мне не нужны, – но какое-нибудь дельце для человека, умеющего крутиться, вроде меня, и вроде меня мечтающего, чтобы полиция не сидела у него на хвосте, оказалось бы весьма кстати.
   Сначала я рассматривал паспорта как просто потенциальный источник некоторого дохода. Естественно, я обдумывал возможность возвращения их в Амари, но не видел никакого пути для воплощения такой идеи в жизнь. Кроме того, я знал, что люди из УМАД имеют возможность запросить новые паспорта у своих консулов. Я никого не ставил под удар.
   Само ощущение паспортов в руках, всех шестнадцати, их внешний вид навели меня на мысль рассматривать их не просто как источник некоторого дохода, а как капитал.
   В основе своей они были одинаковы – книжечки в цветных обложках с вытисненными или напечатанными геральдическими знаками. У некоторых внутри были замысловатые изображения и страницы с водяными знаками, но в основном они были сделаны довольно просто. На внутренней стороне задней обложки двух из них было напечатано мелким шрифтом название типографии. Это была фирма во Франкфурте, Западная Германия, хотя паспорта не были западногерманскими.
   Идея о подделке, конечно, мне и в голову не приходила. Люди, заправляющие СММАК или УМАД, могут выходить сухими из воды, потому что они стоят вне или выше закона и нет такого полицейского, который мог бы сидеть у них на хвосте. И если я хочу выходить сухим из воды, мне следовало брать с них пример.
   Что в особенности заинтересовало меня в этих паспортах, помимо их возможной стоимости на черном рынке, – их удивительная схожесть, хотя они принадлежали шести различным государствам. Два из них были даже практически одного цвета.
   А затем я начал размышлять о всех этих странах с новыми названиями – вроде Ботсваны, или Лесото, или Малагаси, или Руанды, о которых большинство людей и слыхом не слыхали. Да и если обозначить их прежними названиями – Бечуаналенд, Базутоленд, Мадагаскар, Руанда-Урунди, – и тогда мало кто поймет, о чем идет речь.
   Все это множество новых государств, о которых никто никогда не слышал, выпускает паспорта. Это одна из привилегий суверенного государства – оно может выпускать свои паспорта.
   Я задал себе еще несколько вопросов.
   В сегодняшнем мире насчитывается более полутора сотен независимых, суверенных государств. Почему бы не появиться еще одному государству, о котором никто никогда не слышал? И почему бы ему не выпускать паспорта?
   Что происходит, когда иммиграционный чиновник рассматривает паспорт?
   Сначала он смотрит, похожа ли хотя бы отдаленно приклеенная внутри фотография на ваше лицо. Потом он проверяет, действителен ли и не просрочен ли паспорт. Если вы въезжаете в страну, где требуется виза, он проверяет ее наличие. И наконец, если он один из тех паскудин с черной книгой под рукой на столе, он смотрит, нет ли вас в этом списке.
   Вот и все. Он не расспрашивает вас о вашей стране. Если вы прибыли из Бурунди, или Бутана, или Малави, или Габона, он не скажет, что никогда о них не слышал, и не поинтересуется, входит ли она в ООН. Ему наплевать. У вас паспорт, похожий на действительный. Его дело проштемпелевать его, что он и делает.
   К тому времени, когда Уилленс вернулся из столицы, у меня все было более или менее разложено по полочкам.
   – Мне надоело торчать в этой богом проклятой дыре, – сказал я ему. – Мне нужно проветриться. Если УМАД купит мне билет на самолет, я готов позабыть о долговой расписке.
   На лице его отразилось облегчение вперемежку с подозрением.
   – Билет на самолет куда?
   – В Танжер.
   Он скупо улыбнулся.
   – В Танжере теперь не так легко и привольно, как бывало в доброе старое время его свободы, как ты должен понимать. Многое переменилось с того времени, когда его забрали марокканцы.
   – Мне подойдет, – сказал я. – Мне нужно сменить обстановку.
   Двумя днями позже я покинул Республику Угази.

Глава V

   Я был прав в отношении Танжера. Не так уж он, в конце концов, переменился. Мне удалось продать одиннадцать из шестнадцати паспортов, притом за хорошую цену.
   Завтра я вылетаю во Франкфурт.
   У меня теперь есть цель в жизни.
   В мире еще много людей, не имеющих гражданства не по своей вине.
   Уж я-то знаю.
   Я хочу помочь этим людям.
   Я глубоко убежден, что создание государства, выпускающего паспорта исключительно с целью помочь людям без гражданства обрести формальное признание и облегчить их борьбу против власть имущих, давно запоздало. По очевидным причинам название его должно в настоящий момент остаться тайной; но, создавая такое государство, я, несомненно, оказываю услугу человечеству. Если, когда пройдут годы, Артура Абделя Симпсона будут вспоминать как человека, который помогал отверженным собратьям по племени, я буду доволен.
   Нынешняя цена паспорта Панлибгонко в Афинах – тысяча двести американских долларов.
   Я полагаю, это бессовестный грабеж.
   Цена моего нового паспорта за штуку будет всего пятьсот американских долларов или их эквивалент в любой конвертируемой валюте.
   Я думаю, это было бы по-божески.