(Инструкция для зондеркоманд. Запись в лабораторной тетради.)
   - Впрочем, перед трудностями королева-мать не останавливается, продолжал парфюмер, - но что позволено Юпитеру... Я, во всяком случае, стараюсь избегать подобных экспериментов. Они кончаются плохо. Вспомните хотя бы печальную судьбу Жиля де Лавеля барона де Рэ, прозванного Синей бородой. А ведь он был маршалом Франции! Что же остается делать мне, простому парфюмеру? Понятно, что я вынужден прибегать к более доступным, хотя зачастую и не очень эффективным методам получения информации... Но зачем я рассказываю вам обо всем этом? - Рэне схватил пожелтевший от времени свиток и тут же отшвырнул его.
   "Голов я исследовал сотни, в том числе на месте казни".
   (Запись в лабораторной тетради: древнеегипетский папирус, так называемый "папирус Эберса". Резонансная флюктуация.)
   Он подошел к Вольдемару и заглянул ему в глаза. Взгляд чуть сонных маслянистых зрачков длился и длился. Вольдемар почувствовал легкую дремоту. Сознание его заволокло каким-то нежно-пурпурным паром, в котором метались черные причудливые фигурки. Непонятное беспокойство, которое последние дни теснило ему сердце, внезапно растаяло, стало удивительно легко и свободно. Казалось, грудь расширилась и превратилась в бестелесную оболочку, способную объять весь мир. И только в каком-то отдалении притягивали и поблескивали две чуточку запыленные оливки. Они не отпускали в свободный полет, которого так хотела душа, к которому уже приготовилось ставшее невесомым тело.
   И вдруг тайное неведомо как накопленное знание сублимировалось, выпало в осадок и проявило себя.
   - Готов ли ты пройти посвящение и стать рыцарем? - голос доносился откуда-то изнутри и вместе с тем издалека.
   - Да, мессир, - не отводя глаз, прошептал Вольдемар, не замечая того, что впервые титулует так парфюмера.
   - Во имя Молоха, Астарота, Баал-Зебуба и Люцифера!
   - Во имя вечного пламени, которым обновляется природа, - все так же тихо произнес Вольдемар условную формулу, которую никогда ранее не слышал.
   - Готовься пройти посвящение в подземном храме. Будет оно в ночь, когда Собачья звезда закатится за горизонт. Выйди из дома, когда закричит сова, и найди дорогу внутри себя. А сейчас забудь обо всем и проснись.
   - Простите меня, мэтр, я позволил себе уснуть в этом кресле, смущенно извинился Вольдемар, разминая оцепеневшие плечи.
   - Не стоит извиняться, друг мой. Вы еще не совсем оправились после ранения. Лучше подымитесь к себе и немного отдохните.
   Вольдемар чувствовал себя настолько хорошо, что готовился уже в ближайшие дни покинуть гостеприимный кров парфюмера. В нем постепенно нарастало раздражение против черной философии Рэне и мрачных мистических атрибутов, которыми была переполнена его обитель. Даже странная и манящая внешность парфюмера внушала теперь легкую неприязнь. Он смутно чувствовал, что Рэне отнял у него нечто почти несуществующее и вместе с тем жизненно важное, дав взамен нечистое золото, которое вот-вот обратится в золу. Вольдемару почему-то трудно стало говорить о боге, креститься, даже всуе употреблять имя господне. Никогда не был он человеком религиозным, скорее склонялся к легкому просвещенному атеизму, а тут вдруг почувствовал в себе тяжелую и тупую ненависть ко всему небесному. Чувство это не было ему в тягость и проявлялось больше чисто подсознательно, но виделось в нем что-то чужое, навязанное извне, и он все активнее противился такому давлению.
   По ночам ему стали сниться падшие ангелы с темными лицами, носившие грозные имена забытых халдейских богов. Являлся ему и сам Люцифер и долго чаровал грустными зелеными глазами своими. В такие минуты Вольдемар просыпался и ловил на себе сонный и пристальный взгляд Рэне. Все это стало надоедать ему. И он дал себе слово покинуть дом парфюмера на этой же неделе. Избегая встреч с Рэне, он подолгу гулял во внутреннем дворике, а когда кончался день, отправлялся в библиотеку, в которой засиживался далеко за полночь. У Рэне было превосходное собрание древних манускриптов по всем отраслям тайных наук.
   В этот вечер Вольдемар был занят греческой рукописью, приписываемой Зосиме Панополитану. Одно место ее никак не удавалось расшифровать. И не то чтобы рукопись оказалась более запутанной, нежели другие алхимические сочинения. Просто Вольдемар все не мог отыскать конкретного примера, которым можно было бы подкрепить логику автора.
   "Вот тайна, - говорилось в рукописи, - змея, пожирающая свой хвост, состав, поглощенный и расплавленный, растворенный и превращенный брожением..."
   Каждое звено здесь было совершенно ясно для Вольдемара, однако целостной картины не получилось. Ничего не выходило. "Может быть, действительно нужно знать некоторые приемы магии, - размышлял Вольдемар, и парфюмер совершенно прав, говоря, что только магия способна вывести алхимика из философского лабиринта?"
   В упорной работе и бесплодных сомнениях он упускал одну весьма существенную подробность. Дело в том, что сам парфюмер обратил его внимание на рукопись Зосимы.
   Вольдемар сменил свечу в подсвечнике и бросил оплывший огарок в камин. Выписал непонятное место в специальную тетрадь, которую недавно завел, и направился в свою комнату, где оставил одно любопытное сочинение Фомы Аквинского. В нем надеялся он отыскать разгадку таинственного превращения, о котором писал Зосима Панополитан.
   Было уже довольно поздно, когда вышел он в длинный коридор, держа перед собой свечу. Тускловатый свет скользил по черному дереву дверей, сгонял с насиженных мест глубокие тени и угрюмо поблескивал на потемневших от времени латах.
   Внезапно Вольдемар услышал странный звук. Словно открывали старый, порядком проржавевший замок. Он быстро оглянулся. На одной металлической фигуре медленно приподымалось заостренное решетчатое забрало. Наконец оно с жалобным скрипом откинулось, и из черной пустоты шлема послышалось какое-то царапанье, непонятные мягкие удары, от которых латы низко загудели.
   Вольдемар не удивился и, пожалуй, не испугался. За то время, которое он жил у Рэне, ему пришлось ко многому привыкнуть. Выставив вперед руку с подсвечником, направился он к латам. Но не успел сделать и двух шагов, как в них что-то захлопало, застучало и оттуда вылетела небольшая сова. Ее огромные, словно налитые желтым оливковым маслом глаза ошалело глядели на пламя свечи. Она полетела вдоль длинного коридора, отчаянно хлопая крыльями о потолок. Но, прежде чем пропасть в кромешной теми, дважды прокричала.
   Как только крик ее достиг Вольдемара, тот сразу же сделался другим человеком. Он потерял себя, многое забыл из бурной жизни своей, обретя взамен тайно созревшую внутри него иную сущность.
   Он быстро прошел к себе в комнату. Переоделся в дорожный костюм, закутался в плащ и вышел во внутренний дворик. Там уже дожидалась оседланная лошадь...
   ...Мокрый ветер бил прямо в глаза. Черные в дымчатой пене валы облаков накрывали луну, которая неслась к воротам Сен-Дени, поливая брусчатку улиц и площадей зеленым воском. Стремительная тень летела рядом с лошадью. Кавалер де Мирабо скакал, низко склонив голову, и плащ его полоскался, как сорванный парус. Подскакав к реке, кавалер спрыгнул с лошади и, поглубже надвинув шляпу, заспешил вниз. Увлажненные комья глины с шелестом срывались из-под ног и скатывались с обрыва. Полынь и чертополох царапали сапоги. Тихим ржанием проводила его брошенная лошадь.
   У самого берега он нашел привязанный челнок. Распутал канат и, оттолкнув лодку от берега, прыгнул. Нащупал весло. Тихо выгреб на фосфористую гладь. Ласковый пар подымался с реки. Сонно бормотала глубина, жирно плескались рыбы. Ветер внезапно утих. Полная луна блаженствовала в напоенном светом разрыве. Но разогнанные ветром, измочаленные по краям тучи все еще неслись куда-то, тревожно и грозово неслись.
   На том берегу начинался пустырь. Пробудившиеся и редкие пока порывы вздымали колючую пыль.
   Теплый яростный запах трав. Красноватые отсветы приближающейся бури.
   Вольдемар тихо смеялся, так ему было хорошо. Он почти бежал к смутно угадываемой цели. Повиновался тайному проводнику своему. Не задумывался, не удивлялся.
   Ветвистые молнии все чаще растрескивали черный купол. Но гром еще запаздывал. Кавалер де Мирабо спешил. Иногда мертвенный, чуть лиловатый свет долго дрожал в небе. Тогда можно было различить высоченный шпиль и зубчатые развалины какого-то уединенного аббатства. Вольдемар шел именно туда, хотя не знал еще, где закончится его ночной поход, напоминающий полет на шабаш.
   Небесный огонь, почти не затухая, мигал над сожженным в лихих феодальных войнах аббатством. Казалось, гроза крутилась над чудом уцелевшей колокольней, притянутая нахально поблескивающей медной иглой. Этот страшный шпиль уходил высоко в небо, которое вот уже сколько лет безуспешно пытался проткнуть.
   Вольдемар уверенно прыгал по заросшим бурьяном камням, ловко огибал драконовы гребни закопченных останков кладки. Там, где когда-то была пышная базилика, огляделся, нашел гору пыльного щебня, взобрался на нее и поднял голову вверх. Холодный огонь скользнул по его лицу. Он сорвал шляпу, расстегнул пряжку у самого горла, и ветер подхватил и понес его плащ. Первые тяжелые капли ударили по глазам. Улыбка на озаренном лице сделалась еще пьянее. Он полной грудью вдохнул хмельной электрический воздух и вдруг закричал:
   - Хемен-этан. Эль, Ати, Титейн, Хин, Тев, Миневль, Ахадон, вай, воо, эйе, ааа, эксе, а, эль, хи, хау, ва, хавиот, айе, сарайе! - Чудные слова сами собой срывались с языка. Он никогда не знал их, но они выкатывались одно за другим, как волна за волной на пустынный берег памяти, волна за волной. - Айе, сарайе!
   - Айе, сарайе... - отозвалась неистовая жаждущая ночь.
   - Пер Элоим! - закричал кавалер, ловя руками молнию над головой.
   - Рабур, Батхос, - ответила гроза.
   Заскрипел песок. Зашуршал щебень. Тяжелые, проросшие в стыках травой плиты зашевелились. Одна из них сдвинулась вдруг, и красный отсвет столбом поднялся из-под земли.
   - Откуда ты пришел? - спросил замогильный голос.
   - Из вечного пламени!
   - Куда идешь?
   - В вечное пламя!
   Секретный люк отворился, и замогильный голос скорбно прорыдал:
   - Войди в неведомое, пришелец из внешнего мира, если пришел ты на отправление таинств в подземном храме.
   - Я пришел за этим! - ответил кавалер и скользнул в геенну огненную по железным скобам...
   - ...Чужеземцы из Внешнего Мира! - провозгласил Клэдд. - Вы являетесь кандидатами для перехода в подданство Невидимой Империи Рыцарей Ку-клукс-клана! До того как вы вступите в сказочное Клоролевство* нашего Братства, я приказываю тем из вас, кто знает, что в глубине сердца у него есть какие-то скрытые мысли и что он не будет лояльным по отношению ко всем обязанностям и долгу Братства, - тем я приказываю отойти в сторону и не делать дальше ни шагу!
   _______________
   * Ритуал клана требует замены буквы "к" на "кл".
   Неоновый крест в руках Клэдда окрашивал белые балахоны в невинный розовый цвет.
   Никто не вышел из строя, никто и слова не произнес. Крест на горе полыхал, с треском лопались банки с мазутом. Воспаленными сигаретными огоньками дрожали их отражения в автомобильном лаке там, на опушке леса.
   - Вперед марш! - скомандовал Клэдд и повел неофитов к почти неразличимому в ночи каре Черных рыцарей клана. Процессию замыкал Ночной Ястреб. Из рук его исходил колючий малиновый луч. И был то фонарь, украденный с заднего вагона трансконтинентального экспресса "Кентукки".
   - Кто ищет входа сюда? - спросила их ночь.
   - Чужеземцы из Внешнего Мира Тьмы, ищущие подданства в Невидимой Империи Рыцарей Ку-клукс-клана! - хрипло отозвался Клэдд.
   - Всегда ли они были верны своему богу, стране, расе и очагу?
   - Да, так о них было сказано.
   - Знают ли они пароль?
   - Они его не знают, но я знаю, и я уполномочен говорить от их имени.
   - Пройдите же, Клэдд и кандидаты на получение подданства Невидимой Империи!
   Каре разомкнулось, и Клэдд ввел своих малость напуганных цыплят внутрь четырехугольника. Они обогнули его весь, слева направо. В середине каждой его стороны возвышались алтари из необтесанных камней, у которых и чадили те самые мазутные кресты. В самом центре четырехугольника тоже возвышался алтарь, но тщательно сложенный из черных керамических плит. По одну сторону алтаря стоял незажженный крест, по другую - мачта со звезднополосатым флагом.
   Клэдд остановил неофитов у правого алтаря. Он поставил их в три шеренги, чтобы все они смогли уместиться у передового форпоста Невидимой Империи, где встретил их с молитвенно сложенными ладонями Клапеллан в синем балахоне.
   - А доказали ли они свою преданность принципам подлинного американизма, протестантской христианской церкви и идее превосходства белых? - сурово спросил он.
   - С того момента, когда на них впервые воззрились испытующие очи Невидимых, говорят, что они достойны, - ответил Клэдд.
   - Честь тем, кто заслуживает чести! Продвижение тем, кто заслуживает продвижения! Проведи их к Клокарду клана.
   И они развернулись змеей, сложились снова в одну цепочку и подошли к другому алтарю, где стоял в зеленом балахоне Клокард. Он спрашивал, и Клэдд отвечал ему прокуренным голосом.
   - Всегда ли они были лояльными белыми христианами и американцами? спросил их новый сановник у нового алтаря. Назывался он Клалифом вице-президентом клана, и балахон ему полагался золотистый, как копченая макрель.
   - Насколько нам известно, среди них нет ни одного, кто когда-либо хотя бы в малейшей степени был предателем.
   - Хорошо сказано, - кивнул Клалиф, - так как измена является преступлением, перед которым бледнеют все остальные! Вы можете проводить вашу паству к алтарю Его Величества Мага Империи!
   И опять побрели они против часовой стрелки вдоль молчаливого строя черных балахонов. Небо над ними переливалось звездами. Влажный ночной лес благоухал хвоей и успокаивал тихим шелестом.
   Они остановились у последнего алтаря перед одетым в пурпурную мантию Магом.
   - Ваше Величество! Представляю вам кандидатов, желающих стать рыцарями Ку-клукс-клана. По пути сюда они подверглись испытующим взорам очей Клапеллана, Клокарда и Клалифа, которые сочли их достойными!
   - Готов ли каждый из вас принести торжественную четырехусловную клятву верности, которая навеки свяжет вас с Невидимой Империей? вопросил Маг.
   - Да! - тихо шепнул сзади Ночной Ястреб.
   - Да, - нестройно повторили мужчины и женщины, пришедшие принять рыцарство клана.
   Глядя поверх пришельцев, отстранясь от земных забот, позабыв обо всем на свете:
   - Мои Вампиры и Ужасы, каково наказание за предательство, за разглашение тайн клана? - спросил Маг.
   - Смерть, смерть от руки брата! - протяжно отозвались черные балахоны, и окружающее их море белых балахонов тихим эхом печально простонало вослед:
   - От руки брата...
   - И, зная это, вы все еще хотите вступить в клан? - вскричал Маг, возвращаясь на грешную землю.
   - Да, хотим, - как было приказано, ответили кандидаты.
   - Верный Клэдд! - опустив голову, сказал Маг. - Проведи их к Священному Алтарю. - И острым лакированным носком он швырнул в общую кучу отобранного в начале церемонии оружия случайно отделившийся полицейский револьвер.
   Высокий черный алтарь, как стол скатертью, был накрыт мятежным флагом южан-конфедератов. Лежала на нем небольшая библия в темном переплете, которую можно купить где угодно за 4 доллара и 95 центов. Маг и следом за ним остальные сановники покинули свои алтари и стали по углам расстеленного знамени конфедератов. Клалиф, в руках которого оказалась вдруг кавалерийская сабля, вышел вперед, осторожно приподнял нижний правый угол полотнища и накрыл им библию. Потом он коснулся саблей незажженного креста, вновь развернул флаг и возвратился на свое место.
   Ночной Ястреб взял у одного из черных балахонов зажженный факел и подпалил крест. Мазут вспыхнул, и дымные красные языки полетели к побледневшим вдруг звездам.
   Клапеллан поднял левую руку и начал читать молитву:
   - Господь наших отцов, прими нашу благодарность за этих высоких, увенчанных солнцем людей, которые готовятся стать рыцарями Ку-клукс-клана. Да живут они так, как подобает клансменам: всегда чтя Бога своего, Страну свою и Братьев-рыцарей. Этих Благодатей просим мы во имя Иисуса Христа, жизнь которого - пример для каждого клансмена. Аминь!
   И в ответ на кощунственные слова эти грянул клановский гимн, который пели почему-то на мотив песенки "Со снежных гор Гренландии".
   Мы встречаемся, сердечно приветствуя друг друга,
   Здесь в нашей священной кложе,
   Чтобы вновь поклясться в верности нашему союзу
   Чистыми и храбрыми сердцами.
   Союз верных клансменов,
   Рыцарей Ку-клукс-клана!
   Мы будем вместе
   Навсегда, навсегда!
   - На колени, кандидаты! - повелел Маг.
   Нестройно они опустились в пыль. Чуть прибитая ночной сыростью, она липла к ногам, щекотала в горле и пахла чем-то далеким и милым, как детство. И была она глиной, из которой сотворилась плоть. Так легко, так хорошо возвращаться обратно. Назад к истокам. В первозданную глину. К первобытному зверю. Во тьму. В инстинкт.
   - Приносите ли вы клятву, что всегда будете верны богу, сыну его Иисусу Христу и догматам христианской религии?
   - Да! - все слаженней, все дружней отвечали неофиты.
   - Приносите ли вы торжественную клятву, что всегда будете высоко держать флаг и уважать конституцию Соединенных Штатов?
   - Приносим!
   - Верите ли вы в то, что наша страна - это страна Белых людей и должна оставаться всегда такой?
   - Верим!
   - Сделаете ли вы все, что в ваших силах, для поддержания принципов превосходства Белых и непорочности белых женщин?
   - Да!
   - Приносите ли вы торжественную клятву, что всегда будете верны клану и друг другу, что при любых обстоятельствах придете на помощь братьям-клансменам, за исключением убийства?
   - Клянемся!
   - Леди и джентльмены, все ли вы, принося перед этим Священным Алтарем четырехусловную клятву клансмена, клялись без всяких, даже мысленных, оговорок?
   - Да!
   - Ты! - внезапно закричал Маг. Глаза его остановились на Вольдемаре. - Встань и подойди к алтарю!..
   (Запись в лабораторной тетради: пересечение континуумов.)
   Как во сне прошел Вольдемар весь обряд неведомого посвящения. Он не знал, какие клятвы и на верность кому приносил. Не раздумывал над этим. Говорил и делал так, как подсказывали встретившие его здесь люди. Но теперь он очнулся от сна наяву и с удивлением осмотрелся кругом. Недоумевал, как попал сюда. Забыл вдруг, зачем тут находится. Он хорошо помнил, как только что расшифровывал тайное алхимическое сочинение в библиотеке Рэне. На сем память кончалась.
   Будто по ветру перенесла его нечистая сила в подземный храм.
   Смятение его было настолько заметно, что стоящий перед ним огненно-рыжий человек в черном испанском костюме пристально поглядел среди настороженной тишины на кавалера де Мирабо и тихо спросил:
   - Вы что, не расслышали?
   - Простите, сударь, но...
   - Называйте его "мессир", - услышал он чей-то гневный накаленный шепот. - Или "гроссмейстер"!
   - Какой-то внезапный провал в голове, мессир. Извините...
   Рыжий гроссмейстер ничего не ответил и отвернулся. Потом он подался назад и исчез между колонн.
   - Приступайте ко второму туру посвящения, - донеслось до кавалера де Мирабо.
   Словно по волшебству возле него оказались два пажа в коротких огненных плащах и крохотных шапочках с длинными тонкими перьями. Они подхватили его под руки и повели.
   Спертым сырым воздухом слегка повеяло в лицо.
   Вели его темными и запутанными коридорами. Все время предупреждали, когда нужно нагнуться, чтобы почти на четвереньках проползти по ослизлой каменной трубе. Потом забрезжил свет и вольнее стало дышать. Пажи проводили его до самого входа. Молча поклонились и оставили одного. Он вошел в длинный зал с двойной колоннадой по обе стороны. В овальных нишах между колонн горели светильники.
   Каждый шаг отдавался протяжным вздохом, нехотя замиравшим в каменных сводах. Полосатые тени ложились под ноги и сейчас же убегали во тьму. В конце зала колоннада плавно переходила в круглый неф. Стоял там крылатый козел со страшной мордой и бычьими, гневно раздутыми ноздрями. Между крутыми могучими рогами горел факел, и свет его собирался в серебряной пятилучевой звезде на лбу. Грудь у козла была человечья, женская, а живот, как у гада, чешуйчатый и зеленый. Правой рукой указывал он на висевший меж колонн белый рог месяца, левая, опущенная, уткнулась когтистым перстом в черный рог. Чресла чудовища были задрапированы огненной юбкой, спускавшейся до вывороченных колен. Твердо, уверенно стояли на земле козлиные ноги, попирали ее раздвоенными копытами. Черно-белые крылья почти целиком закрывали неф. Лишь между распущенных перьев проблескивали какие-то письмена, молнии и стрелы всевозможные, Нептунов трезубец и прочие символы темного могущества.
   Справа от козла стоял обвитый пифоном столб с золотым треугольником на вершине. От треугольника исходили колючие лучи, а внутри его словно застыло в вечном удивлении широко раскрытое око с зеленым зрачком. Слева же подымался на хвосте ушастый бронзовый змей. Как зачарованный глядел он на удивительного козла, и злой огонь переливался в его рубиновых глазах.
   Сразу догадался Вольдемар, что это и есть тот козлоногий Бафомет, о котором - кто и когда? - столько нашептывал ему по ночам. И сразу же сделалось нехорошо, точно сбылись самые худшие ожидания и предано все и потеряно безвозвратно.
   - Изида? - услышал он откуда-то условный пароль и, тихо вздохнув, отозвался, как учили:
   - Озирис!
   Тут же послышалось грустное, хватающее за душу пение. И густой дьяконский бас трижды протяжно возгласил:
   - Баал-Зебуб! Баал-Зебуб! Баал-Зебуб!
   И понял вдруг кавалер, что этот Баал-Зебуб вовсе не забытый халдейский демон, а попросту Вельзевул.
   И, словно подтверждая беспощадную догадку, бас перекрыл нежные переливы литургии:
   - Igne Natura Renovatur Integra*, - пропел он и тут же зачастил, повторяя аббревиатуру заклинания. - Inti, Inti, Inti!
   _______________
   * Огнем природа обновляется (латин.).
   - Inti, - печально отозвался хор.
   И узнал кавалер де Мирабо, что была это жуткая пародия на голгофскую надпись надкрестную "INRI". Тут все в нем оборвалось, силы покинули его, и сполз он бессильной грудой костей и сухожилий на пол, прямо к мерзким раздвоенным копытам. Хоть и не очень верил в бога, а невыносимо тошно стало, когда продал его дьяволу.
   Но Люцифер - тот же бог, а подземные капища его - та же церковь. Вместо пасхи - шабаш, вместо мессы - черная месса. Люцифериты ничем не хуже и не лучше отцов иезуитов, охраняющих веру Христову ножом да ядом, перед которым знаменитая aqua tofana Борджиа - просто рвотное зелье.
   Еще царствует Генрих III - последний из Валуа, а Генрих король Наваррский сидит в своем кукольном королевстве за кубком вина с какой-нибудь спелой огненной девкой. Но уже грядет вскормленный отцами иезуитами Равальяк, который вскочит на ступеньку кареты и раз, раз, еще раз... Даже не попытается бежать после, уверенный, что сделался вдруг невидимым. Но это потом, потом... А пока Генрих III воюет с лигистами. Распутывает козни Гизов. Опасается Беарнца. Бережется иезуитов. И не ведает, что войдут невидимо в Париж рыцари Розы и Креста, что в подземных храмах справляют дьявольские мистерии люцифериты - тайные последователи распущенного ордена Храма, смертельные враги католической церкви.
   И все они бьются за правое дело! Не останавливаются перед средствами, которые, как известно, оправдывают цель. А приглядеться - клубок шипящих змей. И не знаешь, какая из них хуже, опаснее. У каждой с загнутых иголок зубов стекает яд нетерпимости.
   Начался для кавалера де Мирабо третий тур посвящения. Пути назад не было. Дьяволопоклонники, впрочем, как и верные слуги божьи, не любят, когда разглашают их тайны. Мертвый не выдаст. Либо соучастник, либо труп.
   Святая служба, Орден иезуитов, кложа Ку-клукс-клана, черный орден СС, жреческие коллеги Древнего Египта, братья-люцифериты и пр. и пр. полностью сходились в том, что "мертвый не выдаст!" (Запись на полях лабораторной тетради.)
   Было Вольдемару де Мирабо от роду 22 года, и он не хотел становиться трупом. Надеялся, что потом как-нибудь сумеет развязаться с братьями во Люцифере. И не столько страшно было то, что проклинают бога они, а то, что дьявол их такой же мелочный и скучный мещанский бог, что гроссмейстер их так же непогрешим, как и папа.
   Гнусный замкнутый круг: налево пойдешь - в зловонное болото попадешь, направо пойдешь - в болото зловонное попадешь. Будь же самим собой, Homo sapiens, не сотвори себе кумира!
   Так думал кавалер де Мирабо, представ перед очередным кумиром. На сей раз то был сам Светозарный. Печальный ангел с прекрасным лицом, затененным гордым размахом крыл. Отлили его из чистого золота в тайных подземных мастерских. Сам Бенвенуто Челлини умер бы от зависти, узрев этот скорбный лик и смелый размах плеч, эти юношеские ноги и узкие бедра. Целомудренные ядовитые губы его. Византийские глаза со вставленными в них изумрудами.
   Вольдемар никак не мог припомнить, где он уже видел однажды и скорбный лик, и улыбку неповторимую, и незабвенные зеленые глаза. В правой руке Люцифер держал зажженный факел, и жаркие тени метались по его казавшемуся влажным от духоты лбу. Левая рука несла рог изобилия, рассыпавший округлые плоды и неизвестные причудливые цветы. Ногой князь тьмы попирал чудовище с тремя крокодильими головами. Одну оскаленную башку увенчивала королевская корона, другую - папская тиара, третья держала в остроклинных зубах обоюдоострый меч.