Энтони Эвелин. Алая нить

   – Как красиво, – сказала она, восхищенно глядя из окна автомобиля на яркое море внизу, на ландшафт, простирающийся за изогнутой линией Муайенн-Корниш. Пальмы, нарядные виллы, живописные маленькие рыбацкие поселки, теснящиеся по краям портов. – Милый, я и не представляла, что тут такая красота. Я думала, здесь сухо и пыльно. Как на Сицилии.
   – А мне казалось, что тебе нравится Сицилия, – заметил Стивен.
   – Мне нравился ты, а не Сицилия, – поправила она его. – А здесь так зелено и мило.
   – Мягкий климат для мягких людей, – сказал Стивен. – Слишком много денег. Слишком много всего. Сицилийцы жесткие, потому что иначе они не смогли бы выжить.
   – Ты не жесткий, – возразила она. – За это я тебя и люблю.
   – С тобой – нет, – сказал он.
   – И с Чарли тоже, – заметила она. – Если бы я разрешила, ты бы избаловал его до предела.
   – Его не отпустили, – сказал он. – Даже на уик-энд.
   – Конечно, не отпустили. – Анжела покачала головой. – Он же только недавно вернулся в школу. Как ему могли разрешить полететь сюда, когда все остальные готовятся к экзаменам? Сам подумай, милый. Я же говорила тебе, что это невозможно, а ты все равно позвонил и спросил.
   – Не выношу этого елейного мерзавца, – сказал Стивен. – У нас дома мальчика отпустили бы на уик-энд к родителям. Ну ладно, не будем говорить об этом, дорогая. Ты-то привыкла, что такие прыщи вечно командуют. А я нет. Надеюсь, тебе понравится место, где мы будем жить. Без выкрутасов, но очень уютно. Двадцать минут езды до Монте-Карло.
   – Мы едем в казино?
   Он посмотрел в окно автомобиля. Теперь они спускались к дороге, идущей вдоль берега. «Вильфранш», – гласили дорожные указатели. Значит, уже близко.
   – Нет, – ответил он. – Не в казино. Я там бывал. Наверняка меня кто-нибудь помнит. У этих типов фотографическая память. Они никогда не забывают ни лиц, ни фамилий.
   – Как ты можешь доверять этому Мэкстону? – спросила Анжела.
   – Он не дружит с «семьями», – ответил Стивен. – В Неваде они разорили его до последнего гроша. Поэтому его приняли на службу в здешнее казино. Сюда никогда не пускали наших. Мы с ним поговорим. Если мое предложение его не устроит, я придумаю что-нибудь еще.
   – Ты мог начать и в Лондоне, – заметила она. Они спорили на эту тему, но Стивен был тверд как алмаз. Слишком много связей со Штатами. Лондон – это потом. Он не мог объяснить, что ждет сообщения Пьеро о том, что товар, как они выражались, доставлен Фабрицци.
   Она думала о Чарли; как он будет ходить в школу в Англии, а они – жить во Франции? Когда она заговорила с сыном об этом в Нью-Йорке, все казалось так легко и просто. И ему тоже. Единственное, чего ему не хотелось, – это бросить школу и ехать с ними. Но ведь есть еще каникулы, и полусеместры, и разные важные события в мальчишеской жизни – спортивные состязания и раздача наград.
   Она запретила себе думать об этом. Прежде всего она должна думать о Стивене Фалькони – о том, что он должен утвердиться и заняться делом, а главное – о его безопасности. Это было труднее всего, потому что они находились так далеко от всего, что имело отношение к его прошлому. За тысячи миль.
   Она была очарована Вильфраншем. Как будто игрушечный рыбацкий порт, с маленькими лодками, стоящими в гавани, с несколькими ресторанами, все еще открытыми для местного населения. Сезон давно кончился, и в маленькой гостинице, кроме них, не было приезжих. Это был скорее постоялый двор, где всю работу делали сам patron^[12]и его жена. Стивен уговорил их специально открыться за плату, которая была скорее подкупом.
   Они пообедали на набережной: вкусная рыба, молодое вино из местной лозы. Она собрала объедки и отдала голодным кошкам, слоняющимся по улице. Другие посетители решили, что она американка или англичанка, иначе не стала бы скармливать хорошую еду животным.
   – Здесь очень просто, – извинился Стивен, – но это ненадолго. До разговора с Мэкстоном. А потом, дорогая, я сделаю тебе сюрприз.
   – Какой же ты глупый, – сказала Анжела. – Да здесь просто чудесно. Ты забыл, что я не привыкла к роскоши и модным отелям. Для меня это настоящий рай: мы с тобой и этот милый поселок... Что еще за сюрприз? Не доверяю я тебе, Стивен.
   – И правильно делаешь, – засмеялся он. – Но думаю, ты будешь довольна. Надеюсь. Я люблю, когда у тебя счастливый вид.
   – Я очень счастлива. – Она взяла его за руку. – Я так люблю тебя. И все время по-новому. Хорошо, что ты избавился от этого обручального кольца. Я его ненавидела.
   – Что же ты не сказала? Я и сам его ненавидел. Что тебе подарить на нашу свадьбу, Анжелина?
   – Милый, – с упреком произнесла она. Он все время делал ей подарки. Норковую шубу он выбирал без нее; ее доставили в «Савой» как один из его многочисленных «сюрпризов». – У меня уже есть обручальное кольцо, шуба, всевозможная одежда, которую ты мне накупил. Мне ничего не нужно, кроме брачного свидетельства, которое узаконит наш брак для Чарли. Если бы не он и не папа, мне было бы наплевать. Я уже замужем.
   – Здорово будет, когда он сюда приедет, – сказал Стивен. – И твой отец. Он интересный человек.
   – Ты ему нравишься, – сказала она. – Это так странно. Когда мы с братом были маленькими, он был всегда резок с нами. А теперь, когда я вижу, как он привязан к Чарли, как балует его, мне не верится, что это тот же человек. А странно, правда, жениться в отделе записи?
   – Это же только ради бумажки, – сказал он. – Но мы устроим настоящий праздник. Вот увидишь.

* * *

   На следующий день она оставила его в поселке и поехала в Монте-Карло. К нему в гостиницу должен был прийти человек по имени Ральф Мэкстон. Сама того не зная, Анжела действовала по закону мафии: женщины не принимали участия в деловых разговорах.
   Монте-Карло. Она видела старые фильмы, где действие происходит в казино и голливудские герои срывают банк. Она читала о гала-вечерах и о знаменитостях. Леди Доккер стала чуть ли не национальной героиней для британцев, изголодавшихся по роскоши за время войны и послевоенной бедности. Миллионеры были редкостными созданиями, вызывавшими зависть; их жены, увешанные брильянтами и закутанные в меха, тем более. Монте-Карло – это был мир грез, мир фантазии, где правил князь, женившийся на очаровательной американской киноактрисе.
   Там было красиво, куда красивее, чем представляла себе Анжела: синие горы, увенчанные шапками облаков, и сахарно-белый дворец, возведенный на скале, выдающейся в море, казались театральной декорацией.
   Она припарковала машину и пошла пешком. Большие, очевидно океанские, яхты, стояли в гавани, их паруса трепетали от легкого бриза. Магазины были богатые, но без показной роскоши: крупнейшие французские модельеры, ювелиры, известные во всем мире, – Ван Клиф и Арпельс, Бюш Жирод, Картье, – она шла мимо сверкающих витрин, то и дело останавливаясь, чтобы полюбоваться, но не желая ничего этого для себя. Она прошла мимо великолепного фасада казино, напоминающего свадебный торт, и страшно удивилась, увидев, что двери открыты и туда валит народ. Пожилые француженки, в основном домохозяйки с хозяйственными сумками в руках, забегали на утреннюю игру в Малый салон, где ставки составляли несколько франков. И мужчины, скромно и даже бедно одетые. Их подгоняли те же демоны, что обуревали и богатых, которые придут позже. Жадность и надежда.
   Она где-то читала, что некоторых несчастных подталкивало туда неодолимое стремление к проигрышу. Ей хотелось, чтобы Стивен занялся чем-нибудь другим. Делом, не запятнанным человеческой слабостью и корыстью. По наитию она зашла в очень большой и дорогой с виду отель. Там, где она находилась, не было уличных кафе, а до гавани идти слишком далеко. Анжела устала и порядком продрогла. Это был очень красивый отель, и вежливый администратор провел ее в коктейль-бар. Он пустовал; она уже хотела повернуться и уйти, но бармен улыбнулся ей.
   – Мадам?
   – Могу ли я заказать кофе? – спросила она.
   – Кофе подается в гостиной, мадам, – ответил он.
   – Спасибо. – Она не знала, где гостиная, и почувствовала неловкость, что зашла сюда. Но потом уловила какое-то движение и поняла, что она не одна. За столиком в углу сидела женщина и раскладывала пасьянс. Притушенная лампа над головой освещала ее седые волосы. Анжела села. Бармен подошел к ее столику.
   – Джин с тоником, – сказала она первое, что пришло в голову. Он принес ей бокал и тарелку оливок и сырной соломки. Под нее был подсунут счет. Напиток был ледяной, и она начала дрожать. Выпив половину, она решила уйти. Вложила в счет пятифранковую купюру и встала. Не хотелось дожидаться сдачи. Когда она выходила из-за столика, женщина убрала свои карты и обернулась, чтобы подозвать бармена. Анжела увидела ее при ярком освещении и чуть не вскрикнула. Это было не лицо, а уродливая маска: левый глаз прикрыт повязкой; нос расплющен; вместо правой скулы глубокая вмятина. Очевидно, она попала в ужасную катастрофу, и врачи сделали с ее лицом, все, что могли.
   Ее здоровый глаз был большим и темным; острый взгляд пронзил Анжелу с головы до ног. Она подняла руку и повелительно щелкнула пальцами. Сверкнули брильянты. Бармен поспешил к ней. Он нес ведерко с бутылкой шампанского. Анжела опустила голову, стараясь не смотреть на несчастную женщину. Как ужасно, когда люди пялятся.
   На улице стало довольно прохладно. Жаль, не захватила шубу. Она очень быстрым шагом направилась к своей машине и ехала домой на большей скорости, чем намеревалась. Мэкстон, наверное, уже ушел. Ей хотелось вернуться в тепло и уют гостиницы, где ее ждет Стивен. Изуродованное лицо той женщины не выходило у нее из головы.

* * *

   – Почему вы ушли? – спросил Стивен.
   Ральф Мэкстон почти не изменился. Немного больше стал выдаваться нос, чуть поредели волосы на висках, вот и все перемены.
   – Мы не поладили. Поэтому мы с руководством решили расстаться.
   – В чем не поладили?
   Мэкстон улыбнулся. Как странно, что через столько лет ему вдруг позвонил этот гангстер, Фалькони, и сказал, что хочет встретиться с ним. И как невероятно кстати, учитывая его положение. Он посмотрел на это жесткое лицо и решил не тратить времени на ложь.
   – Я начал играть, – сказал он. – Десять лет я не касался ни карт, ни фишек, а потом однажды я дал денег приятелю и попросил сыграть за меня в рулетку. Несколько раз это сходило нам с рук, а в один прекрасный день меня вызвали и рассчитали. Сказали, что я нарушил священное правило. Проработав десять лет, я очутился на улице. Без компенсации, безо всего.
   – Вы много выиграли? – спросил Стивен.
   Мэкстон засмеялся коротким, высоким смешком, который Стивен хорошо помнил.
   – Господи, конечно, нет. Я всегда проигрывал. Дело не в этом. Дело в принципе. Я понял их, но подумал, что они могли бы проявить побольше великодушия. Я же хорошо работал на них.
   – Не сомневаюсь. И как давно это случилось?
   – Год назад. – Он сунул руку в карман и извлек пачку «Житан». За ней последовали спички. Он затянулся и вздохнул от удовольствия.
   Самые дешевые сигареты, спички... Долгий же у тебя был год, подумал Стивен. Мэкстон, словно прочитав его мысли, произнес:
   – Конечно, я не сумел найти другой работы. Здесь обо всем узнают быстро. Моя репутация оказалась запятнанной. Я занимался то одним, то другим, а в общем, слонялся без дела. Я привык здесь жить, и у меня есть хорошие друзья. Но... – Он развел руками, показывая, что смирился со своим положением. – Даже их щедрость имеет пределы. Конечно, я их не виню. Так что ваш звонок по-настоящему заинтриговал меня.
   Он много говорит, отметил Стивен, но это просто для отвода глаз. Он проницателен и умен. Он бы не продержался в казино десять лет, если бы его не считали ценным работником. За исключением одной слабости.
   Стивен решил взять быка за рога.
   – Я решил рискнуть. Я вспомнил, как познакомился с вами, когда был в Монте-Карло. Вы сказали, что занимаетесь PR. Я навел о вас справки, прежде чем позвонить.
   – Надеюсь, обо мне говорили не слишком плохо?
   – Сказали мне все, что я хотел о вас знать. Мне это подошло. И я решил кое-что предложить вам.
   Ральф Мэкстон погасил сигарету. При этом движении стало видно, что манжета его рубашки обтрепалась.
   – Мистер Фалькони, – сказал он, – прежде чем вы сделаете мне это... э-э... предложение, я хочу кое-что вам объяснить. Когда мне исполнился двадцать один год, я унаследовал немалые деньги. И я любил азартную игру. Так любил, что это вызывало неудовольствие моих родных. Мне предложили отправиться в Америку. У матери были связи в Бостоне, и шел какой-то разговор о банках и бизнесе. Меня не очень привлекала работа, но я решил, что Америка – это интересно. У меня был приятель, с которым я подружился в Нью-Йорке. Канадец, такой славный парень. Мы кончили в Лас-Вегасе. Он увяз так глубоко, что мне пришлось идти к господам, которых это касалось, и попросту умолять их отпустить его подобру-поздорову. Дело касалось небольших денег, какой-то пары тысяч долларов. Это были американцы итальянского происхождения, как вы, мистер Фалькони. Я готов был бросить двадцать тысяч английских фунтов на их грязные столики, но они и слушать не желали. Однажды ночью мой друг-канадец отправился на берег и зашел глубоко в море. – Он снова достал сигареты. – Извините, я слишком многословен. Но я не имею и не буду иметь дела с мафией. Я решил, что лучше сразу объяснить вам причину.
   – Вы очень хорошо объяснили.
   – Можно я докурю сигарету, мистер Фалькони, или уходить немедленно?
   – Как хотите, мистер Мэкстон. Но теперь послушайте меня. Я больше не имею отношения к «семьям». Можете верить мне или не верить, никаких доказательств я вам представить не могу. И не зовите меня Фалькони. Я не буду пользоваться здесь этим именем. Все, что вам следует знать, – это какую работу я вам предлагаю и сколько собираюсь платить. И держать язык за зубами, мистер Мэкстон.
   – О, что-что, а это я умею. Тогда, может быть, обсудим ваше предложение? Как говорится, я весь внимание.
   – Я хочу открыть казино здесь, на побережье. Я буду финансировать его и управлять им, но мне нужен официальный управляющий и нужен человек, который мог бы набрать подходящий штат и все организовать. Может быть, вы тот, кого я ищу, а может быть, и нет. Но мне надо с чего-то начать.
   Начать там, где тебя не знают, подумал Мэкстон. Ницца не подойдет, там уже есть казино. Монте-Карло тебя на порог не пустит. И вот ты прибегаешь к последнему средству и вытаскиваешь на свет Божий меня.
   – Звучит исключительно интересно. Хотя и не очень-то легко. Между княжеством, Ниццей и Каннами налажена большая игра по всему побережью. Есть только одно исключение.
   Он умолк. Внезапно он оставил свой слегка издевательский тон.
   – Может быть, подойдет Антиб. Это недалеко от Жуан-ле-Пэн – там прекрасные отели и много богатых клиентов. Роскошные виллы, но казино нет. Парнишки и девчонки ездят в Канны – это недалеко оттуда – или приезжают сюда. Подумайте об Антибе. Вы собираетесь строиться? Предупреждаю, на это уйдут миллионы. Да и французы устроят вам «красивую» жизнь. Они терпеть не могут, когда в их деле появляются иностранцы.
   – Я думал о покупке, – сказал Стивен. – Если бы найти подходящее помещение.
   – Нужно, чтобы оно было большое, – заметил Мэкстон. – И в центре. Поэтому старомодные эдвардианские чудовища вдалеке от берега исключаются. Вам нужно такое место, где оно будет постоянно бросаться в глаза. Вы еще ничего не подыскивали?
   – Нет еще. Собственно, отсюда я еду в Канны вместе с женой. Послезавтра.
   – Очень удачно. Передайте привет очаровательной леди.
   – Это не та. Вы можете сами ей его передать, если тоже поедете в Канны и поможете мне выбрать что-нибудь подходящее.
   – Я в восторге. Значит ли это, что я нанят?
   – Считайте, что вы уже работаете, – сказал Стивен. – Для начала пятьсот долларов. Если мы что-нибудь найдем, обговорим условия позже. Я плачу вперед.
   – Рад это слышать. Мои друзья обрадуются еще больше. Я смогу заплатить часть долгов. Как мне вас называть, если не Фалькони?
   – Стивен, – ответил он. – Это мое имя. Когда отдадите долги, купите себе новую одежду. Мы будем в «Карлтоне». Позвоните мне туда. – Он встал.
   Мэкстон не торопился. Он был хладнокровен. Да, у него ни гроша за душой; но он не выказал ни благодарности, ни уважения. Стивен никогда прежде не встречал таких людей. Он решил, что это типично английский характер. Ему это не нравилось. Но Мэкстон нужен ему. По крайней мере, поначалу.
   Он протянул руку. Это их обычай – скреплять сделку рукопожатием. Мэкстон, казалось, на секунду удивился. Рукопожатие оказалось крепким.
   – Я выпишу чек, – сказал Стивен. – Или наличными проще?
   – Наличными намного проще. Большое вам спасибо. – Мэкстон направился к двери. – Увидимся в Каннах, – сказал он.
   В воздухе остался едкий запах дешевого крепкого табака. Стивен открыл окно, чтобы он выветрился. Интересно, подумал он, увижу ли я Мэкстона снова? Игрок, вымогатель; он очень опустился за этот год. Лишь эту странную дерзость не поколебали никакие невзгоды, включая голод. Потрепанный костюм висит на нем как на вешалке. Он может взять деньги и испариться. Но Стивен знал, что этого не будет. Кем бы он ни был, или ни стал, Ральф Мэкстон был человеком слова.
   Стивен заказал лучший номер в отеле «Карлтон» в Каннах, чтобы сделать сюрприз Анжеле. В Антибе нет казино. Если он найдет помещение, зацепится там... Мэкстон разбирается в людях. Его работа в Монако состояла в том, чтобы разбираться в людях. Нужно ему приодеться... Стивен уже заглядывал вперед, взвешивал все возможности и все больше и больше воодушевлялся, как раньше, когда раздумывал о расширении интересов «семьи». Он подумал об отце, о матери, о брате. Внезапно его пронзи;!;! тоска по дому; ему стало так одиноко без них, что он застонал вслух. Они встали за него горой, когда он попросил. И ничего, что отец разозлился. Он был совершенно прав. Они были верны ему. Как бы ему хотелось отплатить им за это. Может быть, когда-нибудь... Если этот проект сдвинется с места и принесет успех, у них будут основания гордиться им. И они простят, что он отказался от единственного известного им образа жизни. И поймут, что достичь уважения и чести можно и по-другому.
   Когда Анжела вернулась, он обнял ее и был полон такой страсти, будто они встретились после долгой разлуки. А вечером они сидели в своем любимом ресторане с видом на море. Он вкратце рассказал ей о Ральфе Мэкстоне.
   – Ты увидишь его через денек-другой. Больше я ничего не скажу, а то испорчу сюрприз. Но вроде бы все хорошо, милая. Все идет как по маслу. У нас с тобой будет замечательная жизнь. С тобой и с Чарли. – Он наклонился через столик и поцеловал ее. За окном терпеливо ждали голодные кошки.

* * *

   – Это моя жена Анжела, – сказал Стивен. – Ральф Мэкстон.
   – Здравствуйте. – Он пожал Анжеле руку и едва заметно поклонился. У него была фотографическая память на имена и лица. Он помнил первую миссис Фалькони и был поражен при виде ее преемницы. Английская леди, очень хорошенькая, держится с достоинством, но довольно застенчивая. Она подарила ему очаровательную улыбку.
   – Садитесь, – предложил Фалькони. – Хотите выпить, Ральф?
   – Спасибо. С большим удовольствием.
   Они сидели в роскошном номере на первом этаже с видом на Круазетт. «Пойдемте, я вас познакомлю с женой», – сказал Стивен, когда они встретились. Мэкстон представил себе очередную знойную итальянку или, может быть, крашеную блондинку, которой удалось заарканить Фалькони. Как только он вошел в гостиную, он узнал тип женщин, к которому принадлежала Анжела. На кой дьявол, думал он, когда их знакомили, ей сдался этот Фалькони?
   – У нас было тяжелое утро, – объявил Стивен. – Но кажется, мы нашли то, что нам нужно, верно?
   – Думаю, что да, – согласился Мэкстон. – Если только мы уговорим владельца продать его.
   Анжела улыбнулась мужу. Ее чувства к нему не вызывали сомнений.
   – Прекрасная новость. Но вы что, хотите сказать, что этот дом не продается?
   – Нет, – ответил Стивен. – Но он пустой. Ральф об этом слышал. Мы были у агентов и смотрели разные помещения, но они нам не подошли. Слишком маленькие. Или далеко от центра. А это был бы идеальный вариант.
   – Как вы об этом узнали? – спросила она у Мэкстона.
   Он был очень некрасив, но через несколько минут это становилось незаметно. Манеры у него были самые располагающие. Он перенес на нее все свое внимание.
   – От друзей, миссис Фалькони. Видите ли, я уже много лет живу и работаю в Монте-Карло, а Ривьера, в сущности, деревня. Все знают друг о друге все. Перед первой мировой это здание принадлежало русскому аристократу. Он проводил здесь зимы с любовницей-француженкой. Дом был поставлен на очень широкую ногу – скорее дворец, чем вилла. Когда разразилась революция, графа прижали к ногтю, а дама приехала сюда и жила здесь до самой смерти. Потом дом продали богатому промышленнику, который сдавал его внаем, а во время войны его реквизировали немцы. Они не знали, что, собственно, с ним делать, и использовали под контору и под склад. Так что он почти не пострадал. После войны его купил торговец недвижимостью. Говорят, хотел продать под гостиницу, но из этого ничего не вышло. Слишком дорого, чтобы переоборудовать и содержать его.
   – Он, наверное, огромный, – сказала Анжела.
   – Да, – ответил Стивен. Анжела видела, что он доволен и воодушевлен. – Слишком велик, чтобы там жить, но для нас в самый раз. А какой там участок!
   – Выходит прямо на море, – объяснил Мэкстон. – Около четырех акров земли. Земля в плохом состоянии, но можно пригласить ландшафтного архитектора и навести там красоту. В нескольких метрах от входа проходит приморское шоссе.
   – Это идеальный вариант, – твердил Стивен. – Лучше не придумаешь.
   – А когда я его увижу? – спросила Анжела.
   – Когда хотите, миссис Фалькони, – сказал Мэкстон. – Мне удалось раздобыть ключ.

* * *

   Он не сумел обмануть Стивена. Они ходили по агентствам, смотрели разные неподходящие помещения ровно столько, чтобы у него разыгрался аппетит, а потом Мэкстон привел его к огромному ветхому дворцу над морем и извлек из кармана ключ.
   – Мой приятель знаком с владельцем, – чуть заметно улыбаясь, объяснил он.
   – Давайте войдем внутрь, – только и произнес Стивен.
   Двойные комиссионные. Реальные комиссионные «приятелю», кем бы он ни был, и скрытые комиссионные Мэкстону, если он провернет сделку. Ничего, это нестрашно. Когда придет время, он даст Мэкстону понять, что раскусил его махинацию. Важнее другое: что можно выжать из этого помещения. Они пробрались сквозь заглохший сад, вошли в огромный, пахнущий сыростью дом; ставни на окнах предохраняли его от вандализма. Стивен не тратил времени попусту. Он не стал подниматься на второй этаж; ему достаточно было взглянуть на лестницу, чтобы представить будущий парадный вход в salon prive^[13], куда будут стекаться богачи, чтобы проигрывать свои деньги.
   – Думаю, это мне и нужно, – сказал он Ральфу Мэкстону. – Давайте вернемся в отель. Моя жена ждет нас.
   – Милый, может быть, пойдем после второго завтрака? – обратилась Анжела к мужу.
   – Конечно. Вас это устроит, Ральф?
   Мэкстон точно знал, что больше ему идти некуда.
   – Вполне устроит, – согласился он. – Когда мне зайти?
   Анжела оказалась великодушной. Этим она понравилась ему еще больше.
   – А почему бы вам не позавтракать с нами? А потом мы бы пошли все вместе.
   – Прекрасная мысль, – добавил Стивен. Его колебание ускользнуло бы от менее проницательного человека, чем Мэкстон. Искушение длилось один миг. Нет, это неблагоразумно. Он встал.
   – Вы очень добры, – сказал он Анжеле, – но у меня назначена встреча. Если я приду, скажем, в три часа, это вас устроит?
   Анжела тоже поднялась.
   – Жаль, что вы не можете остаться. Но в следующий раз обязательно.
   Он снова слегка поклонился и ушел. Он спустился вниз в позолоченном лифте, вышел на улицу, где было прохладно и ярко светило солнце. Чудесный климат, даже в ноябре. На нем был новый костюм, приличная рубашка и пальто. Он нащупал в кармане ключ и зажал между большим и указательным пальцами, как талисман.
   – Добрый старый двоюродный дед Олег, – пробормотал он. – То-то бы ты посмеялся. – Затем он свернул с Круазетт и зашел в маленькое кафе, где заказал себе дешевый завтрак. Фалькони купит дом. Мэкстон знал людей такого сорта. Если уж они что-то надумали, то не дают отбой. Они привыкли принимать серьезные решения, связанные с большими деньгами, и привыкли добиваться своего. Мэкстон пил очень мало; выпивка не была его слабостью. Играть можно только на трезвую голову. Десять лет он держался, но все равно не пил больше одного-двух бокалов вина. Шампанское с клиентами, когда они выигрывали. А когда проигрывали, то за вино платил он и подбадривал их, чтобы снова сели за столики и испытали судьбу. Вот ведь дерьмовая жизнь. И как хорошо, в конце концов, было бы умереть. В этот скудный и голодный год он часто думал о смерти. Всем было бы наплевать, если бы он, как когда-то его несчастный друг, зашел в море и позволил ему увлечь себя в глубины. Эта мысль часто приходила ему в голову, однажды он даже бросил монету – и, к своему облегчению, увидел, что ему выпал жребий остаться жить.
   Друзья были добры к нему; две женщины поддерживали его и первые получили свою долю из его пятисот долларов. Одна говорила, что любит его, и он ей верил. Но он ее не любил. Он никогда никого не любил, потому что ненавидел сам себя.