Энтони Эвелин. Алая нить

   – Чарли нужно в школу, – сказала она. – Мы же обещали, что он вернется к концу недели. Может быть, поедем на рождественские каникулы?
   – Ты же знаешь, как там холодно зимой. Нет, дорогая. Я хотел сейчас, пока погода хорошая. Это лучшее время года. Несколько дней никому не повредят. Я покажу тебе Этну ночью. На это стоит посмотреть. Ну скажи «да», милая.
   – Ну если тебе так хочется, поедем, – сказала она.
   – Неудивительно, что я так обожаю тебя, – пробормотал он. – А в школу я позвоню и все улажу. Им, кажется, нужны пожертвования на плавательный бассейн? Значит, я беру билеты на конец недели.
   Возвращаясь на виллу, Анжела спросила:
   – А что мы скажем Чарли? Почему Сицилия?
   – Потому что я там родился. Однажды он узнает, что я его отец, и ему будет что вспомнить. Пойдем посмотрим, не вернулся ли он с прогулки.

* * *

   Это началось с шепотка, что шелестел по барам и тратториям, по кухням и гостиным Малой Италии. Шепоток среди маленьких людей, простых солдат в могущественном полку мафии. Дон Фабрицци разговаривает о делах с дочерью. Началось все с кузины Джины, она рассказала своему отцу, что Дон запирается вдвоем с Кларой и беседует с ней на запретные для женщин темы, в то время как мать Клары и Джина заняты на кухне. Кузина ненавидела Клару за то, что та держалась с ней так холодно и высокомерно. Луиза Фабрицци ей нравилась.
   Отец, выслушав, только присвистнул и не поверил ей. Но сказал кому-то словечко-другое, и, словно легкая зыбь на спокойной воде, слухи покатились волной. Рой Джамбино и его брат Виктор тоже прослышали об этом, и, хотя не очень-то поверили, но их любопытство было задето. Они пригласили будущего жениха и за основательным обедом с большим количеством вина поздравили его с удачей и спросили о невесте. Они слышали, что она умная девка. Папина любимица. Он нашел себе подходящую штучку.
   Польщенный Бруно разговорился. Он хвастался людям, которые были его боссами с того времени, как он служил на побегушках.
   Он трахал ее хорошо и часто, и она ходит у него на поводу. Да, конечно, Дон ей обо всем рассказывает. И это хорошо, вызывающе сказал он. Хорошо для него, когда он женится. Тогда-то он сам станет просматривать бухгалтерские книги.
   – Как, она контролирует книги, счета, цифры? – спросил Виктор.
   От вина Бруно сделался агрессивным. Да, он злился, когда от него запирались или отсылали его, потому что Кларе требовалось поговорить с отцом. Но когда он женится, убеждал он их, он ей покажет ее место. Приятели смеялись и отпускали грубые шуточки, и он, пошатываясь, отправился домой, довольный собой.
   Джамбино действовали независимо; они возглавляли небольшую, но активную «семью» в Вест-Сайде. Они содержали публичные дома и брали дань со всех маленьких предприятий в своем районе. У них была прочная связь с «семьей» Лючано из Чикаго.
   После ухода Бруно Рой сказал Виктору:
   – Похоже, это правда. Мать твою так! Она ревизует бухгалтерские книги!
   Виктор не торопился с ответом. Это был крупный, медлительный человек, но соображал он быстро.
   – Все сходится, – сказал он наконец. – Зачем бы после такого мужика, как Фалькони, выбирать в зятья заведомую жопу? Думаешь, Фабрицци хочет, чтобы Бруно занял место Фалькони после его смерти? Как бы не так! У него другое на уме, Рой. Бруно – это для отвода глаз.
   – Не может быть, – заявил Рой. – Это же безумие. Фабрицци свихнулся, если думает, что может поставить бабу на место мужчины.
   – Это может расколоть все «семьи», – сказал Виктор. – У нас тут все поделено. Черт возьми, а банды из Детройта, из Чикаго – им только скажи! Они услышат об этом и все заявятся сюда. За территорию Фабрицци начнется война – ирлашки, жиды, фрицы, вся чертова шайка-лейка постарается отхватить себе куски. Это надо остановить.
   Его брат кивнул и уплатил по счету.
   – Нам понадобится помощь. Самим нам с Фабрицци не справиться. Но держу пари, его люди не знают, что он затеял. Во всяком случае, главари.
   – Значит, кто-то должен им сказать, – предложил Виктор.
   Встречи проводились с большой осторожностью. Каждый дал клятву о молчании. Только пятеро из восьми главарей «семьи» Фабрицци захотели разговаривать с Роем и Виктором, но это были очень важные люди, по своему могуществу и влиянию лишь немного уступавшие дону Альдо. Они выслушали Джамбино и ни словом не обмолвились о своем плане убрать Луку Фалькони и его людей. Клятва молчать об этом была такой же священной, как та, которую они дали при встрече с Роем и Виктором. Все сошлись на том, что нужно что-то делать, если все это действительно так. Легче всего было убедить тех, кто знал Бруно Сальвиатти. Он может быть жеребцом для дочки, но не наследником для Альдо.
   Кто-то предложил, и все согласились, что в дом дона Альдо нужно запустить лазутчика. Человека, который мог бы проверить, правдивы ли рассказы о еженедельных совещаниях Клары с отцом. Один из самых доверенных и давних приятелей и приспешников Альдо предложил устроить это. Ему хотелось, объяснил он, поскорее доказать, что эти слухи – только дурацкие сплетни. Он попросит дона Альдо приютить на несколько недель молоденькую родственницу. Как глава семьи, Дон не откажет в помощи.

* * *

   – И долго она еще будет здесь торчать? – вопросила Клара.
   Мать ответила примирительным тоном:
   – Всего неделю или около того. Она хорошая девочка, помогает мне. А тебе вовсе не мешает.
   Луиза с опаской присматривалась к дочери. Сейчас с ней стало особенно трудно. У нее такой красивый мужчина, скоро свадьба, новая жизнь; но Кларе, казалось, нет до этого никакого дела.
   Она вела с отцом разговоры наедине, и даже за семейным столом они сидели отдельно от женщин. Луиза смотрела на дочь и дивилась происшедшей в ней перемене. Похоже, она совсем не уважает Бруно и не считается с ним. Как бы тот ни хорохорился, Луизу не обманешь. Она, может быть, не такая умная, как Клара, но уж мужчин-то она знает и видит, что парню не по себе. И обидно. Если Клара не изменит отношения к нему, брак не будет счастливым.
   Но Луиза не смела ничего сказать. Она была рада, что у них гостит Николь. Конечно, Альдо согласился приютить ее, пока не утрясутся домашние проблемы. Он добрый человек и знает обязанности по отношению к своим людям. Отец девушки сидит в тюрьме. Она убежала от ухажера своей матери, чтобы сохранить добродетель. Если она будет жить под крылом у дона Альдо, мать с ухажером не посмеют требовать, чтобы она вернулась. А потом родственники ее отца уладят дело, и она уйдет.
   Николь была тихой и застенчивой. И Луиза привязалась к ней всем своим добрым от природы сердцем. Клара сделалась чужой. Луиза радовалась возможности позаботиться о ком-то, попавшем в беду. Она была счастлива, что в ней нуждались. Клара-то теперь думает только о себе.
   Клара закурила. Ее злило, что под родительским кровом живет чужая девчонка. Она без особого сочувствия отнеслась к истории бедствий Николь. Если отец считает нужным приютить ее, она, конечно, не станет спорить. Но она не разделяла мнения матери об этой девушке. Клара считала, что она хитра и вовсе не такая оскорбленная невинность, какой прикидывается. Клара невзлюбила Николь и не скрывала этого. Почему бы каким-нибудь другим родственникам не взять ее к себе, вопросила она, когда две недели растянулись на месяц, а девица и не думала уезжать.
   – Только твой отец достаточно могуществен, чтобы обеспечить ей безопасность, – объяснила Луиза. – Мать живет с плохим человеком, очень плохим. С настоящим хулиганом. Он хотел соблазнить бедную девочку. Он бьет ее мать.
   Кларе было наплевать, что он там вытворял с ними обеими. Ей было не по себе оттого, что за дверью постоянно находится Николь, но она не могла объяснить отцу этого чувства.
   Она оставляла Бруно в доме, когда ей этого хотелось. От их отношений в постели она получала жестокое удовольствие. Для него это была единственная возможность утвердиться, но она легко противостояла в этом. Содрогания плоти ни разу не вызвали в ней ни тени нежного чувства. Похоть, а не страсть. Она удовлетворяла свою похоть; страсть она испытывала только к Стивену. Для Клары страсть означала любовь, со всей ее уязвимостью и болью. Она никогда не думала о Бруно Сальвиатти в другом плане, кроме постели. Груб, необразован, тщеславен и глуп. Она не замечала его хороших качеств, потому что они ее не интересовали. Он был верным, по-своему великодушным, любил детей. Он был отважен. Роя и Виктора Джамбино не очень интересовали его мозги, но за его храбрость они могли поручиться. Клара совсем не проявляла к нему внимания и если покупала для него дорогую одежду, то лишь потому, что ее бесило его безвкусие.
   Альдо был доволен. Бруно полон уважения к нему. И, кажется, хорошо относится к Кларе. Луиза одобряла его. Со Стивеном Фалькони она всегда чувствовала себя неловко. А отец с дочерью с головой ушли в план некоего предприятия, придуманного Кларой.
   Она воспользовалась своим опытом найма частных сыщиков для слежки за Стивеном. Почему бы не основать собственное агентство, а потом целую сеть по всем Штатам? Это могло дать им материал и поле деятельности для неограниченного шантажа. Политики, общественные деятели, кинозвезды – она составила список потенциальных прибыльных клиентов. Это долгосрочный проект, лет на пять, и главное, агентство нужно контролировать самим. Чем богаче и уязвимее клиенты, тем выше должна быть плата, настаивала она, помня, как обирали ее самое. Альдо был доволен и заинтересован. Умная девочка, и идеи у нее умные. Он еще лучше, чем она, видел, какую власть может дать такая организация человеку, стоящему во главе ее. Он попросил Клару найти подходящую контору: они начнут с того, что зарегистрируют агентство.
   Клара с головой погрузилась в работу. Отец начал полагаться на нее как на свою ближайшую помощницу. Он советовался с ней по всем вопросам, начиная с мелких расхождений в квартальной смете и кончая характером и способностями людей, которых собирался повысить в должности.
   Она стала его советницей и поверенной. И, естественно, случилось так, что они потеряли осторожность. Не всегда плотно закрывали дверь, не следили за телефонными разговорами, а однажды Николь вошла в комнату, когда они вместе перепроверяли какие-то счета.
   За девушкой приехал ее родственник. Альдо радушно встретил старого друга, старый друг расцеловал его в обе щеки и подарил ящик лучшего коньяка и коробку гаванских сигар. Луизе Фабрицци они поднесли изящнейшую викторианскую стеклянную вазу. Николь может ехать домой. Ее мать раскаялась, этот мужчина больше не будет портить жизнь ни той, ни другой. Они навеки в долгу у дона Альдо.
   Дон Альдо был удовлетворен. Он любил оказывать услуги, любил, когда им восхищались как патриархом.
   – Могли бы и мне что-нибудь привезти, – ядовито заметила Клара. – Она достаточно долго действовала мне на нервы. – Потом она и думать забыла о Николь.
   Она нашла маленькое сыскное агентство в Ньюпорте, штат Нью-Джерси, которое показалось ей подходящим. Два партнера, оба ушли из нью-йоркской полиции – один по инвалидности, из-за огнестрельного ранения, другой – ввиду прибавления семейства. У обоих хорошие репутации, чистые лицензии. И не слишком много денег. Агентство существовало всего два года, и Клара выяснила, что у семейного партнера заложен дом, что его очень беспокоило.
   Она поехала на автомобиле в Ньюпорт. Это был утомительный, но интересный день. Притворившись возможной клиенткой, она увидела обоих компаньонов фирмы и составила о них мнение. Сыскное агентство «Ас». Есть ли пределы у дурного вкуса? – думала она, обмениваясь рукопожатием с бывшим фараоном, которому при задержании всадили три пули в живот. Он был тощ и глядел настороженно; Кларе это не понравилось. Еще слишком полицейский, слишком скучает по жизни в участке. Тот, у которого жена, дети и заложенный дом, был постарше. Он больше соответствовал намерениям Клары. Подтянутый, быстроглазый. Не успела она достать сигарету, как у него уже оказались наготове зажигалка и пепельница. Он задержал взгляд на портсигаре: золотой и дорого стоит. Он почуял богатую клиентку, а его партнер – интересное дело.
   Она стала говорить о своем муже, плетя привычную историю о предполагаемой измене, и при этом заметила, кому из них стало скучно, а кто делал вид, что ему интересно. Ей не пришлось испытать разочарования. Она ушла, не договорившись наверняка, но обещала позвонить, когда что-нибудь надумает.
   Фамилия женатого была О'Халлорен. У другого итальянская – Пачеллино, и это насторожило ее с самого начала. Когда итальянцы становятся фараонами, они относятся к своим соплеменникам беспощаднее, чем евреи или ирландцы. Он отпадает. Если все пойдет по ее плану, они от него откупятся. И тогда О'Халлорен найдет себе нового напарника – женщину, единственным требованием которой будет иметь доступ к его документации, а ее вкладом в фирму – неограниченные денежные средства и новехонькая контора на окраине Нью-Йорка.
   Она поехала к себе. Скоро должен прийти Бруно. Клара никогда не стряпала, и обедать с ним дома ей было скучно. Она заказала обед в новом китайском ресторане на Сорок третьей улице. Приняла душ, переоделась, прокручивая в голове события дня. На улице резко похолодало. Она выбрала костюм из темно-красного бархата, потом налила себе виски и стала ждать Бруно.
   Он никогда не опаздывал. Пришел ровно в восемь, лощеный и подтянутый, как боксер, в новом костюме в тонкую полоску, который она купила ему; на плечи он набросил тяжелое пальто из верблюжьей шерсти. Красивый как картинка, равнодушно подумала она, разрешая ему обнять себя и поцеловать в губы. Когда он начал задирать ей юбку, она оттолкнула его руку.
   – Ты что, крошка? – запротестовал он.
   – Я голодна. А этот костюм стоит триста долларов, – огрызнулась она. – Хватит меня лапать. Пойдем.
   Он направился к подносу с бутылками. Клара не видела выражения его лица, да это ее и не интересовало.
   – Хочу выпить виски, – сказал он.
   – Выпьешь у Чжоу. Мы пропустим обед.
   Она зашла в свою комнату и тут же вышла, накинув длинное норковое манто с капюшоном. Бруно пил из полного бокала. Клара зло посмотрела на него.
   – Я сказала, что мы опаздываем. – Она повысила голос.
   Бруно не двинулся с места.
   – Когда мы поженимся, обедать будем дома. Я предпочитаю, чтобы мой обед и виски были на столе тогда, когда я захочу.
   Она не приняла этот вызов всерьез. Он часто пытался доказать свою независимость, и она прекрасно знала, как с этим бороться. Она отбросила полу манто, уперла руку в обтянутое бархатом бедро и сказала:
   – Когда мы поженимся, босс, я стану твоей карманной женушкой. А сейчас я иду обедать. Хочешь остаться – пожалуйста!
   Он догнал ее уже за дверью.

* * *

   Ночью, когда Клара уснула рядом с ним, Бруно Сальвиатти лежал без сна. Ему не нравилась китайская еда. После нее он чувствовал себя голодным. Весь вечер он был скучный и сонный, потому что внутри у него все кипело, но он не мог показать, как он зол. Он занимался с ней любовью, поскольку ей этого захотелось, а она умела возбудить так, что он забывал обо всем на свете. Но после этого у него остался во рту кислый осадок. Он чувствовал себя дрессированным животным, от которого требуют все новых и новых трюков. Она его околдовала, захомутала, заманила перспективой брака, но сейчас, лежа бок о бок с Кларой, он думал, как же он ее ненавидит. Она глубоко уязвила его гордость. Это было труднее всего стерпеть. Она унижала его как мужчину. Другие женщины тоже покупали ему одежду и делали подарки, но он принимал это как должное. Он любил, когда женщины заботились о нем, в ответ был великодушен и добр к ним: А эта пользовалась им и презирала его.
   Еще до встречи с ней он был готов жениться, растить детей. Он преуспевал, имел хорошую репутацию. Рой Джамбино поручил ему участок. Потом он увидел ее на праздновании годовщины и приударил за ней. Он хотел выпендриться перед теми сопляками.
   Казалось бы, это замечательная возможность пробиться наверх – жениться на дочери Дона, не имеющего ни сыновей, ни внуков, которые бы наследовали ему. Теперь он так не думал.
   Когда наутро он проснулся, Клара еще спала. Он не стал ее будить. На кухне хозяйничала горничная. Она сварила ему кофе и яйца. Он смотрел, как она шаркает вокруг него, и думал: вот она, моя жизнь. Моя домашняя жизнь. Он выскочил из дома, не доев завтрак и не попрощавшись с Кларой.

* * *

   Бывшему сыщику сержанту Майку О'Халлорену было около сорока. Свои сбережения он вложил в агентство, которое основал вместе со своим приятелем Пачеллино, и в первый год его жена была счастлива. Счастлива, что ему не грозит опасность, что он приходит домой в одно и то же время и может побыть с детьми. Она помолодела на десять лет, и их супружество процветало. Так процветало, что они оглянуться не успели, как она забеременела.
   Четверо детей плюс заложенный новый дом. После этого все покатилось под откос. Маленькие долги выросли в большие; агентство в первый год несколько месяцев не приносило прибыли, и счета от доктора для жены и ребенка доставляли немало неприятностей. Он жалел, что поддался ее уговорам и ушел из полиции. Она пилила его, и он стал терять самообладание.
   Их агентство провернуло несколько удачных дел, но работа была нерегулярной. Мелочевка, за которую платили гроши. Обычная слежка в связи с делами о разводах, потом посещения суда, которые занимали много времени.
   Пачеллино был холостяком, ему жилось легче. Он обитал в маленькой наемной квартире и имел подружку, которая работала в торговле недвижимостью. О'Халлорен нес главную нагрузку. Когда прошло два дня, а богатая стерва из Нью-Йорка все не подавала признаков жизни, он скис. Ему показалось, что там есть чем поживиться. Но потом она позвонила лично и пригласила его на ленч. О'Халлорен не поверил удаче. Он даже согласился на ее просьбу сохранить их встречу в тайне. Чтобы знали только он и она. У нее к нему есть предложение.
   Он ничего не сказал Пачеллино. Просто ушел на обеденный перерыв и поехал в мотель, который она назвала. Она уже сидела в кафетерии, перед ней на столе стоял стакан виски. Он извинился, на случай, если заставил ее ждать. Она была совершенно спокойна. Приподняла рукав, показала часы, так что он успел быстро взглянуть на них, и попросила сесть. Он нутром чуял, что дело тут вовсе не в заблудшем муже.

* * *

   В тот день мысли О'Халлорена витали далеко от текущего расследования. Он сидел в машине, наблюдая за женой клиента, которая вошла в дом, чтобы провести время со своим дружком, и думал о предложении той женщины. Она хотела иметь собственное сыскное агентство, но не желала, чтобы об этом знали. Она подчеркнула необходимость держать все в полной тайне и повторила это тоном, в котором слышался оттенок угрозы. Красивая, сексапильная дамочка, признал О'Халлорен, но дотронуться до нее – все равно что сунуть руку в клетку тигра в городском зоопарке. Когда она упомянула о капиталовложении, он постарался, чтобы его лицо не дрогнуло. Если дело будет процветать, добавила она, можно будет открыть филиалы в больших городах.
   – Тогда через несколько лет у нас будет целая сеть, – сказала она, и он с готовностью кивнул.
   Что-то здесь было не так, и он это знал: инстинкт посылал ему предупреждения, они вспыхивали как неоновые огни; но он продолжал сидеть и слушать – очень уж убедительно она говорила. Агентство переедет в Нью-Йорк, она уже присмотрела подходящее помещение. Он наберет надежных сотрудников. Связи в полиции должны ему помочь. Конечно, согласился он. У агентства должна быть широкая реклама, предлагающая клиентам всестороннее обслуживание и призывающая к деловому сотрудничеству корпорации.
   Тут О'Халлорен перебил ее:
   – Леди, я прослужил двадцать лет в полиции, дослужился до сержанта, но о корпорациях мне ничего не известно!
   – Вам и не нужно о них знать, – возразила она. – За это буду отвечать я. А вы будете делать, что потребуется и когда потребуется. Идет?
   – Идет, – сказал он и погасил предупреждающе вспыхивающие огни. Он нуждался в деньгах; ему предлагают богатство при условии, что он будет выполнять ту же работу, какую выполняет сейчас за гроши. Он сможет отправить детей в хорошие школы, купить жене красивую одежду, автомобиль. Он наклонился к ней и сказал:
   – Поскольку все в рамках закона, мне кажется, что это отличная сделка.
   Сидя сгорбившись на сиденье автомобиля, выслеживая еще одну неверную женушку, он вдруг вспомнил ее улыбку. Это была странная улыбка, в какой-то миг почти дружелюбная. Он дал ей то, чего она хотела, и она была им довольна. В основе их партнерства лежала ложь: он солгал и она ответила таким же враньем.
   – Все будет в рамках закона, – сказала она. – Я обещаю. Итак, решено, мистер О'Халлорен?
   – Решено, – сказал он.
   Она торжественно пожала ему руку. Он настоял, что по счету уплатит он. Она поблагодарила. У нее были красивые черные глаза. Она купила его; это было ясно из того, как она на него смотрела. Его слегка мучила совесть из-за Пачеллино с продырявленным животом.
   – Вы уверены, что вам не нужен Тони?
   – Абсолютно, – был ответ. – Я основываю новую контору, и вы должны порвать с ним. Позвоните мне, когда будете готовы переехать. И постарайтесь сделать это поскорее.
   У него в кармане лежала ее карточка. Миссис Клара Фалькони и адрес в Ист-Сайде, от которого так и разило богатством.
   Он отметил время, когда из дома вышла блудная жена, и поехал в агентство отметиться. Партнера не было на месте. Он огляделся. Тесно, грязно, неуютно. Он помедлил несколько минут, борясь с искушением позвонить кое-кому в Нью-Йорк и попросить последить за одной дамой. Он даже протянул руку к телефону. Но не поднял трубку. Он не хотел знать ответа. Не хотел знать наверняка то, о чем догадывался.
   Он напечатал отчет о работе за день и пошел домой. Дома он устроил переполох, сообщив жене и детям, что получил предложение основать новое агентство в Нью-Йорке.

* * *

   Стивен оказался прав, расхваливая сентябрь на Сицилии. Было чудесно. Яростная августовская жара сменилась постоянным приятным теплом, по вечерам дул легкий ветерок.
   Они отправились в путь из Мессины и по вьющимся горным дорогам выехали на побережье. Стивен показывал им греческие развалины и римские амфитеатры, две тысячи лет назад брошенные на произвол солнца и ветра. Они бродили втроем по горным селеньям, где улицы так узки, что даже расписные повозки, запряженные грустными осликами, не могли проехать по ним. Видели огромные замки старой аристократии, в основном заброшенные, – их владельцы переехали в Палермо или в континентальную Италию, где жить гораздо легче. Стивен понемногу рассказывал сыну о Сицилии, и слово «мафия» естественным образом появилось в его рассказах.
   Чарли слушал, и ему передавался страстный интерес Стивена к этой странной, выжженной солнцем стране с такой бурной историей. Этому способствовало и то, что Стивен был прирожденный рассказчик. Древние развалины и ветхие здания оживали в его словах, а Чарли охотно задавал вопросы и хотел знать еще и еще.
   Для Анжелы это стало паломничеством в страну воспоминаний. Они нахлынули по пути в Палермо. Когда приехали в город, она показала Чарли Тремоли, место, где стоял их госпиталь. На его месте построили четырехэтажную гостиницу.
   – Я работала здесь медсестрой, – сказала она. – Моя лучшая подруга, Кристина, погибла во время бомбежки госпиталя. Теперь от него ничего не осталось.
   Чарли взял ее под руку.
   – Не расстраивайся, мам. Это же было давно. Давай лучше пойдем посмотрим то место, где ты венчалась с папой. Ты говорила, это где-то здесь, в горах?
   Он не заметил, как она быстро взглянула на Стивена, а тот кивнул в знак согласия.
   Она улыбнулась.
   – Почему бы и нет? Это было в маленькой деревне под названием Альтофонте. Как ты думаешь, милый, ты найдешь туда дорогу?
   – Конечно, найду, – сказал Стивен. – Я тоже хочу взглянуть на это место.
   Там мало что изменилось. Верный обещанию, данному священнику, Стивен обеспечил неприкосновенность деревне и ее жителям. Они не платили дани и не страдали под игом мафии. Деревня была солнечной и сонной. Краска на стенах выцвела и облупилась, герани по-прежнему цвели в яростном изобилии, выстиранное белье развевалось, как знамена бедности, над темными узкими улочками между домами. Церковь оказалась меньше, чем в воспоминаниях Анжелы, внутри стало как будто еще темнее.
   – Странная это, наверно, была свадьба, мам. Тут как-то мрачно, – заметил сын.
   Они прошли по проходу к позолоченному раскрашенному алтарю, где стояли статуи святых, в настоящей одежде, с увядшими букетами цветов у ног. Над ними горел красный глаз лампы в сакристии.
   – Это была чудесная свадьба, – сказала Анжела и сжала руку Стивена.
   Дверь сакристии открылась. Молодой священник вышел к ним, на ходу застегивая сутану.
   Стивен заговорил с ним на диалекте. Священник улыбнулся им всем по очереди. Анжела и Чарли пожали ему руку, не понимая, что он говорит.
   – Мы поженились здесь в войну, падре, – объяснил Стивен. – Это моя жена и сын. Вы новый приходский священник?
   – Я отец Альберто. Старый священник умер три года назад. Вы здешний?
   – Да, – ответил Стивен. – Стефано Фалькони.