Страница:
— Будь ты проклят, Рейф Трублад, за то что украл мою жизнь, — пробормотала Динни, сжимая руку в кулак. — Но ты за все заплатишь, — поклялась она. — Я буду смеяться последней.
И причинишь боль Броди.
Эти слова вспыхнули пламенем в мозгу Динни, но она отбросила их подальше вместе с чувством вины. Броди Трублад — уже большой мальчик и может сам о себе позаботиться. Она не позволит, чтобы какая-то дурацкая жалость помешала ей достичь желаемого. Разве Броди жалел ее, когда он и его семья отобрали у нее дом?
Она въехала на холм и заметила вдали папину времянку, частично скрытую за деревьями.
Тоска навалилась снова, и девушка смахнула слезу со щеки. Не вздумай, — упрекнула она себя, но тяжесть в груди стала еще сильнее.
Динни пересекла тоненький ручеек и проехала по ряду гладких, плоских камней. Грузовичок Броди прекрасно подходил для этой скалистой местности. Пикап был совсем новенький, этого года выпуска, и снабжен всеми возможными примочками. Электрические окна и двери, дорогая магнитола и проигрыватель для компакт-дисков, просторная кабина, кожаные сиденья. Вряд ли эта машина предназначена для работы. Очевидно, Броди не нуждается в деньгах, раз использует такой замечательный автомобиль для каждодневных поездок.
И я получу половину его состояния при разводе.
Динни нахмурилась. Эта мысль не доставила ей удовольствия. Ей не нужны деньги Броди. Он заработал их своим трудом, и она оставит ему все до последнего цента. Коров и овец пусть тоже забирает. Все, что нужно Динни, это ее «Ивовый ручей».
Остановившись, Динни несколько секунд сидела в машине, собираясь с духом. Ее взгляд ощупывал окружающую местность. Клочок земли, который ее прабабушка использовала под огород, зарос сорняками. Динни представила себе налившиеся соком помидоры, твердые початки молодой кукурузы и сладкий горошек. У нее потекли слюнки. Купленные в магазине овощи никогда не сравнятся с выращенными дома.
Дверь времянки держалась на одной петле, старые сельскохозяйственные инструменты ржавели рядом с ветхим курятником, давно уже не использовавшимся по назначению. Древний ручной насос стоял над желобом для воды сбоку от домика, рядом с ним лежал кусок белой соли. Две доски в ограде загона, по-видимому, недавно заменили, яркая коричневая древесина резко выделялась на сером, блеклом фоне.
Заглушив двигатель, Динни глубоко вздохнула и вылезла из грузовика. Из-под кактуса выскочил кролик, шевельнул длинными ушками и пулей рванул в степь. Динни споткнулась и попятилась, выругавшись про себя. Надо было надеть сапоги вместо босоножек. А если бы это оказался не кролик, а гремучая змея?
Она взглянула на часы. Без десяти девять. Броди скоро подъедет.
Вынув свои припасы из грузовика, Динни направилась к времянке по дорожке, выложенной камнями. Пытаясь не уронить швабру, веник, ведро, мыло и моющее средство, она толкнула дверь ногой. Единственная петля скрипнула в знак протеста.
Волна затхлого запаха накатилась на девушку, когда она вошла во времянку. Все было покрыто толстым слоем пыли — картонные коробки, накрытая газетами мебель, мешки из пергаментной бумаги. Крошечный домик был доверху набит всяким хламом. Похоже, Броди использовал времянку как склад.
Ну и ну. Динни уперлась руками в бока и оглядела открывшийся перед ней беспорядок. Естественно, работы им хватит надолго.
— Ну и как тебе этот бардак?
От голоса Броди Трублада ее бросило в дрожь. Но она не знала, было ли это дрожью желания, тревоги или затаенного страха. Девушка свалила на пол свою ношу и повернулась к нему.
Заметно было, что он не выспался. Темные круги под глазами, впалые щеки. Он держался скованно, словно боялся расслабиться в ее присутствии.
Но даже уставший, он казался ей самым привлекательным мужчиной на свете. У него не было той изысканной, безупречной красоты кинозвезд. Нет. Красота Броди заключалась не только в его внешности. Она сквозила в его походке, манере поведения. Голос, сильный и глубокий, подчеркивал его мужественность. А лицо с не совсем правильными чертами было гораздо более интересным, чем любые смазливые личики.
— Я не услышала, как ты приехал, — сказала Динни, нервно проведя рукой по волосам.
— Я приехал верхом на Рейнджере.
— А.
Оба замолчали. Взгляд девушки блуждал по комнате, отчаянно пытаясь найти что-то, за что можно было зацепиться. Что-то, что отвлекло бы ее от Броди и его волнующих карих глаз. Умных глаз, смотрящих ей прямо в душу.
Динни воспрянула духом. Главное — не забывать о своей цели, обольщении Броди. Девушка знала, что ее внешние данные вполне для этого подходят, но вынуждена была действовать осторожно. Броди будет начеку. Ей придется искать к нему особые подходы. Любое резкое движение может его спугнуть.
Динни, подумай, что волнует Броди? Ферма «Ивовый ручей», Энджел и Бастер, Пэтси Энн, старший брат, дом и семья. Вот ее поле деятельности. Если она хочет завоевать его сердце, нужно сыграть на его любви к земле и тяге к семейным корням.
— Лучше бы нам взяться за дело. — Краткое замечание Броди отвлекло девушку от ее мыслей.
— С чего начнем? — спросила Динни, ошеломленная предстоящим объемом работы.
— Я перетащу эти коробки и ящики в спальню. Тогда здесь освободится место.
— А как же спальня?
— Кенни может спать на раскладушке.
— По-моему, — мягко сказала Динни, — то, что ты делаешь для брата, просто замечательно. — Может, она и подлизывалась к нему, но не лгала. Она и вправду считала Броди удивительным человеком.
Тогда почему ты так упорно стремишься его обмануть?
Потому что у нее нет другой возможности вернуть «Ивовый ручей». Черт, как плохо, когда есть совесть! К своему огромному сожалению, Динни не обладала жестокостью Рейфа Трублада. Вся беда была в том, что Рейф умер, и она не смогла разобраться с ним лично, оставив Броди в стороне.
Хватит наконец пересматривать свой план обольщения! Динни должна сосредоточиться на достижении цели и не отвлекаться, заглядываясь на Броди. Ей нужно относиться к результату своей аферы как к подведению черты, выплате долга пятнадцатилетней давности. Только так она сможет довести игру до конца.
Броди не ответил. Вместо этого он поднял коробку и направился в дальнюю комнату. Не зная, что делать дальше, Динни взяла два бумажных мешка и последовала за ним, взметнув по пути целую тучу пыли.
Спальня была маленькой и почти такой же загроможденной, как жилая комната. Здесь стояли две узкие кровати, заваленные всякой всячиной. В пестрой куче хламья особенно выделялись новогодние украшения: разноцветные гирлянды, два пластмассовых Деда Мороза, зеленый и красный «дождик» для елки; еще здесь были груды и груды разнообразных тканей, вылинявших и изъеденных молью, и огромная коллекция книг в мягких обложках: от вестернов Луиса Ламура до любовных романов.
— Кидай, где захочешь, — сказал Броди, махнув рукой.
— Откуда это барахло? — спросила Динни, наморщив нос и пытаясь не чихнуть.
— Большей частью осталось от прежних владельцев.
Динни замерла, ее пальцы все еще сжимали мешок. Здесь может быть что-то из ее вещей!
— Кое-что принадлежало моей матери…
Броди уставился на какой-то предмет в углу, и его голос сорвался. Динни проследила за его взглядом и заметила музыкальную шкатулку, стоящую на дубовом комоде.
Броди стремительно пересек комнату. Он протянул руки к шкатулке и взял ее очень бережно. В этот миг Динни поняла, как много значила для него мама.
Его пальцы казались слишком толстыми и неуклюжими, когда он поворачивал крохотный ключик. Броди завел механизм до конца и вновь поставил шкатулку на комод. Динни заметила, что он затаил дыхание и его руки слегка задрожали.
Шкатулка ожила, игрушечные лошадки поехали по кругу, словно в танце, зазвучала музыка. Динни склонила голову, пытаясь вспомнить, что это за мелодия.
— «Вальс конькобежцев».
Завораживающие печальные звуки, наполнившие комнату, эхом отдались в сердце девушки.
Броди засунул руки в карманы, глядя на гарцующих лошадок.
— Моя мама любила эту шкатулку, — мягко сказал он. — Я купил это ей к Рождеству, когда мне исполнилось двенадцать. Я стриг газоны все лето и убирал листья осенью, чтобы скопить денег на подарок.
Признание Броди позволило девушке глубже заглянуть в его душу. Это очень важная информация, которая может пригодиться Динни в дальнейшем. Именно мать удержала Броди на верном пути. От нее он унаследовал свой твердый характер. Их очевидно близкие отношения не позволили Броди покатиться по наклонной плоскости вслед за Рейфом и Кенни.
Динни кашлянула.
— Твоя мама много для тебя значила.
В его глазах появилось отсутствующее выражение.
— Мы были близки.
— От чего она умерла?
— От рака. Ей было всего сорок два года.
— Как жаль.
Броди поднял голову и взглянул на девушку. Она видела боль в его глазах, глубокую, неизбывную.
— Я сделал из «Ивового ручья» то, что здесь есть сейчас, ради нее, — сказал он. — Теперь понимаешь, почему это место так много для меня значит?
Если бы ты знал, как много это место значит для меня!
— Да, — ответила Динни. — Понимаю. Моя мама умерла, когда мне было семь лет.
— От чего?
Прошлой ночью Броди запретил ей лгать, но что она могла сделать? Если Динни скажет, что ее мама убилась, упав с лошади, он тут же вспомнит про гибель жены Джила Холлиса и обо всем догадается. Броди уже начал ее подозревать, а он ведь далеко не дурак.
— У нее тоже был рак, — соврала Динни.
— Значит, ты понимаешь мои чувства. — В его глазах светилось сострадание.
Динни отвернулась, не в силах выносить сочувствие Броди.
Странно, что «Ивовый ручей» сыграл такую важную роль в жизни их обоих. Переезд на ферму дал Броди чувство цели, стремление чего-то добиться, в то время как изгнание наделило Динни равным по силе желанием вернуть себе свою собственность.
Пройдя через захламленную комнатушку, Динни положила руку ему на плечо.
— Думаю, твоя мама очень гордилась бы тем, что ты сделал в «Ивовом ручье».
Их взгляды встретились. Какая-то искра проскочила между ними. Они были связаны пониманием, для которого не нужны слова.
— У нас нет времени на болтовню, — внезапно сказал Броди, сбросив ее руку. — Давай займемся делом.
— Хорошо, — ответила Динни, удивленная и задетая резкой сменой его настроения.
— По-моему, тебе лучше взяться за уборку. А я буду таскать тяжести.
— Ладно, — согласилась она, чувствуя, что с ним лучше не спорить.
Броди вышел из комнаты, оставив недоумевающую девушку размышлять, чем же она могла его обидеть.
Он не должен был допустить такого резкого развития событий. Он почти ничего о ней не знает, а то, что знает, говорит не в ее пользу.
— Успокойся, Трублад, — беззвучно пробормотал Броди. — У тебя впереди куча времени. Не спеши.
Тогда почему он готов наломать дров всякий раз, когда рядом оказывается Динни? Почему мысли о ней не дают ему спать по ночам? Почему он продолжает мечтать об этих сладких розовых губках, прекрасно понимая, чем это может ему грозить?
Да, рассудок ему твердил: спокойней, спокойней, спокойней. А сердце кричало: сейчас, сейчас, сейчас.
Броди поставил коробку в ряд с остальными, уперся руками в поясницу и потянулся.
По-видимому, причина в том, что именно в этот момент своей жизни Броди оказался наиболее уязвимым. Его отец недавно умер, и хотя между ними никогда не было настоящей близости, какая-то часть его прошлого ушла навсегда.
Кроме того, Броди унаследовал «Ивовый ручей». На его плечи свалился груз ответственности за судьбу фермы. Теперь ему приходится содержать не только себя, но и семью Кенни.
Ему требовалось что-то изменить в своей жизни, удовлетворить некоторые свои желания, которые давно уже его грызли. Желание найти себе женщину, создать семью и нарожать наследников. Какой смысл вкладывать душу в ферму, если ее некому будет оставить?
Броди закусил нижнюю губу. Он мечтал о возможности стать для своих отпрысков лучшим отцом, чем Рейф. Вырастив счастливых, здоровых детей, он хотя бы частично загладит грехи своего отца.
— Забудь. Подумаешь об этом позже, — шепнул он себе.
— Ты что-то сказал? — спросила Динни, когда Броди вернулся в жилую комнату. Она подняла голову, сметая с пола кучи пыли.
В лучах утреннего солнца, заливающих времянку, ее ярко-рыжие волосы вспыхнули пламенем. Она казалась похожей на ангела в сиянии огненных кудрей, обрамляющих лицо, и с нежной улыбкой на губах.
У Броди все внутри перевернулось при виде этой улыбки.
— Ничего, — пробормотал он.
В комнате пахло мылом и хлоркой. Броди решил, что этот запах вполне мог вызвать у него приступ головокружения. Он не хотел и думать, что причиной была близость Динни.
Она продолжала подметать, ее гибкое тело двигалось в размеренном ритме.
Шших, шших, шших. Веник шуршал по деревянному полу.
Броди только сейчас заметил, что одеты они одинаково. На обоих были белые хлопчатобумажные футболки, теперь уже в грязных разводах, и светлые голубые джинсы. Единственное различие заключалось в том, что Броди надел сапоги, а Динни — старые босоножки. Казалось, они даже думают одинаково. Как будто Динни такая же, как он, только женского пола.
Нет. Она совсем не похожа на тебя. Вспомни, ты встретил ее в баре. Она из той же породы, что Кенни или Рейф.
Но несмотря на собственные возражения, Броди не мог избавиться от чувства, что Динни — его зеркальное отражение. Его вторая половина.
Он смотрел на Динни, зачарованный ее гибкими движениями. Она выглядела очень соблазнительно, поношенные джинсы туго обтягивали ее хорошенькую попку, а на лице не было ни капли косметики. Ему пришлось напрячь все свои силы, чтобы не стиснуть ее в объятиях и не поцеловать.
Броди не знал, как долго он еще сможет противостоять этому искушению. Как долго он сможет сохранять дистанцию, прежде чем попросит Динни уехать, чтобы сохранить остатки рассудка? Да, она ничего не делала нарочно. Она не виновата, что вызывает в нем такую реакцию. Броди не может вышвырнуть ее на улицу. Если он так поступит, и Динни вернется к азартным играм, шатанию по барам и, бог знает, к чему еще, ответственность за это ляжет на него. Черт возьми, он уже не мальчишка и должен справляться с разыгравшимися гормонами. Чтобы ей не пришлось страдать из-за его слабости.
— Вот, — сказала Динни, отряхивая ладони. — Начало положено.
— А? — Броди вздрогнул, обрадовавшись, что она не может читать его мысли.
— Теперь я займусь кухней. У меня остается один час, а потом надо будет возвращаться домой и готовить обед.
Динни заложила за ухо прядь волос, и при виде этого совершенно невинного жеста у Броди возникло жгучее желание укусить ее за нежную мочку.
— С тобой все в порядке? — Она покосилась на Броди.
— Да. Все прекрасно. — Ничего особенного, если не считать того, что он чуть не разрывается от страсти. — Наверное, от запаха хлорки голова закружилась, — ответил Броди, ухватившись за первое подходящее оправдание. — Думаю, я лучше выйду и глотну свежего воздуха.
— Да, тут душно, — согласилась Динни. — Может, мне выйти с тобой?
— Нет, — выкрикнул Броди. Выражение обиды на лице девушки задело его за живое. — То есть, меня что-то тошнит, и я не хотел бы, чтоб ты это видела.
С этим трогательным объяснением он выскочил за дверь.
Как ни странно, ему и вправду было не по себе. Но он подозревал, что это связано не столько с запахом хлорки, сколько с присутствием Динни МакКеллан.
Почему его так тянет к ней? Это что-то большее, чем просто физическое влечение. Броди за двадцать девять лет своей жизни встречал множество красивых женщин, и ни одна не действовала на него так, как Динни. Может, причина в их схожем прошлом? У обоих отцы были игроками, оба рано остались без матери. Может ли простое сопереживание привести к такому взрыву чувств?
Или это что-то большее? То необъяснимое, о чем поэты слагают стихи, а художники пишут картины? Бывает ли любовь с первого взгляда, и не это ли произошло с ними?
От таких раздумий у Броди заныло сердце.
Покачав головой, он подошел к загону, где стоял привязанный Рейнджер. Мерин заржал в знак приветствия.
Броди почесал Рейнджера за ухом. Общение с лошадью помогло ему вернуться к реальности. Фермерство было делом всей его жизни, а «Ивовый ручей» — домом. Он вложил столько труда в эту землю, что не мог рисковать ею ради первой встречной юбки. Но сопротивляться неотразимому обаянию Динни оказалось намного труднее, чем он мог себе вообразить.
Броди взглянул через плечо на домик. Динни отошла от двери, и он ощутил странное чувство потери. Как получилось, что она стала так много для него значить за такое короткое время?
Когда Броди рассказывал ей о маме, Динни слушала его молча, с печальной задумчивостью. Она была такой восприимчивой, казалось, с ней можно говорить о чем угодно. Одного этого было достаточно, чтоб напугать Броди до чертиков. Он всегда был замкнутым и привык скрывать свои мысли. Но Динни не только вызвала его на откровенность, она заставила его проявить чувства, которые он не показывал никому.
Черт возьми! Хватит думать о ней. Наверное, прогулка верхом поможет проветрить мозги.
Броди вскочил в седло и направил Рейнджера на запад. Солнце, стоящее высоко в небе, заливало землю ярким, жарким светом. Броди надвинул шляпу на глаза.
Было не слишком-то любезно с его стороны оставить Динни одну убираться в домике, но Броди сейчас не мог находиться с ней рядом. Только не наедине. Один взгляд ее холодных голубых глаз, и он пропал.
Подарок. Он должен что-то ей подарить, чтоб загладить вину.
Рейнджер кивнул головой, словно соглашаясь. Броди пришпорил мерина, пустив его рысью.
Лошадь затрусила вперед, распугивая кузнечиков. Броди погнал Рейнджера к западу от времянки вдоль берега.
Броди часто приходил сюда, когда его семья переехала в «Ивовый ручей». Эта времянка у воды, окруженная ивами, была местом, где он мог спрятаться от Рейфа. Во время сегодняшней поездки по дну ручья, когда длинные ивовые ветви легонько хлестали по ногам, к Броди вернулось былое чувство безопасности.
Копыта Рейнджера взметали тучу брызг, намочив лицо Броди и остудив пожар, зажженный в нем Динни МакКеллан.
— Хей-я! — крикнул Броди, подхлестнув мерина.
Рейнджер перешел в галоп. К этому моменту они почти объехали домик по кругу. Не удержавшись, Броди снова взглянул на дверь.
И увидел ее.
Не обращая на него внимания, Динни отмывала окно изнутри. От усердия она высунула кончик розового языка, между бровями у нее залегла тонкая морщинка.
Броди обалдел.
Динни пыталась достать до верхних стекол. Ее грудки, упругие и дерзкие, с твердыми как камешки сосками, торчали вперед, натягивая хлопчатобумажную ткань футболки.
Это зрелище вызвало в Броди немедленную реакцию. Внезапно джинсы показались ему слишком тесными.
Разинув рот, он схватился за луку седла и выронил поводья.
Рейнджер выбрался на берег, его копыта зацокали по камням. Прежде чем Броди успел что-то сделать, ветка хлестнула его по лицу, и он потерял равновесие.
Броди вылетел из седла.
Его руки взметнулись вверх, пальцы сжались в воздухе. Он успел схватить полные пригоршни ивовых листьев и грохнулся на задницу.
В заросли кактусов.
— А-а-а-й! — заорал Броди.
Шляпа слетела с его головы и упала где-то сзади. Сапоги угодили в жидкую грязь, каблуки совсем увязли. Броди попытался встать на ноги, но от этой возни иголки впились еще глубже. Он замер, задыхаясь от боли.
— Броди! — окликнула его Динни. Она распахнула дверь и бросилась к нему.
Как ни странно, при появлении девушки боль слегка утихла. Броди тупо смотрел, как она мчится, не разбирая дороги. Ее глаза были испуганными, а грудь вздымалась от резкого, тяжелого дыхания.
— Я видела, как ты упал, — объявила Динни, подбежав к нему. — С тобой все в порядке?
— Если не считать кактуса в заднице, все прекрасно.
— О господи! — Динни широко раскрыла глаза, обнаружив, куда приземлился Броди.
Броди протянул ей руку.
— Помоги, пожалуйста.
Кивнув, Динни взяла его руку.
Поморщившись от боли, он оттолкнулся, и Динни помогла ему встать.
Она робко шагнула к нему и посмотрела на нижнюю часть его тела.
— Боже мой, — прошептала она. — Ты весь утыкан колючками.
— И это ты мне говоришь, — пробормотал Броди.
Динни подняла глаза, на ее лице застыло сочувствующее выражение.
— Что нам делать?
— В пикапе есть аптечка. Надеюсь, там найдется пинцет.
Броди сделал шаг вперед. Сотни мелких иголок проткнули его кожу. Он глубоко вздохнул, внезапно осознав весь стыд этой ситуации. Динни придется извлекать шипы из его задницы.
Застонав, скорее от этой мысли, чем от боли, Броди сделал еще один шаг.
— Господи. — Динни испуганно прижала ладони к щекам. — Я не могу смотреть на тебя.
— Фигня, — сказал он. — Бывало и хуже.
Прекращай скулить, Трублад, и иди к дому, — мысленно выругал себя Броди. Еще не хватало выставить себя нытиком перед Динни.
Стараясь не обращать внимания на боль, он изобразил непроницаемое лицо. Шагая к дому с высоко поднятой головой и чувствуя, как при каждом движении джинсы трутся об утыканную колючками кожу, Броди выругался сквозь зубы.
— Я принесу аптечку, — предложила Динни и побежала к грузовику.
Хлопнула дверь пикапа, и подошвы Динни захлопали по выложенной камнями дорожке.
— Вот, — сказала она.
Броди кивнул, сейчас он не был расположен к разговорам.
— И где мы этим займемся? — спросила Динни, войдя в домик. Броди моргнул, очутившись в полумраке после яркого наружного света, и почувствовал, что его бросило в дрожь.
Зажмурившись, Броди сглотнул. Действительно, где?
— На кушетке, — ответил он, удивившись, каким сдавленным был его голос. Он не смог бы сказать, было ли это от боли или от предчувствия того, что должно произойти.
Динни сжала в руках аптечку и поморщилась.
— А как мы снимем с тебя штаны?
— А их обязательно снимать?
— Броди, как, по-твоему, я буду вынимать эти иглы через джинсовку?
А она права. Броди вздохнул.
— Я не хотел бы раздеваться перед тобой, — сказал он. — То есть, тебе не следует смотреть на голого мужчину. — Господи, как глупо.
— Я знаю, что в этом приятного мало, но кроме меня этим некому заняться. Конечно, ты можешь влезть на Рейнджера или вернуться домой на грузовике. Представляешь, каково будет трястись на ухабах в твоем состоянии?
Броди скрипнул зубами. Нет, это невозможно.
— Ладно, я попытаюсь снять джинсы.
— Пока ты этим займешься, я поищу в аптечке пинцет.
— Хорошая мысль. — Чувствуя себя полнейшим идиотом, Броди повернулся к девушке спиной.
Динни посмотрела на аптечку. Ее взгляд остановился на огромном красном кресте в центре белой пластмассовой крышки. Во рту у нее пересохло.
Она не должна была глаз сводить с этой аптечки, но ее уши чутко ловили каждый шорох, издаваемый Броди Трубладом с другого конца комнаты. Безумные, соблазнительные звуки раздевания.
От звяканья пряжки у Динни мурашки пробежали по спине. Она слышала, как ремень выскальзывает из шлевок. Затем был щелчок. Для чувствительного слуха девушки он показался громким, как треск поленьев в очаге. Замочек молнии, скользящий вниз, издавал шуршащий звук, отдававшийся в ее ушах как шум океана. Динни бросило в жар. Она уже готова была повернуться и увидеть голый зад Броди Трублада во всей его красе.
Боже, боже, боже. Во что она влипла? Если честно, она никогда раньше не видела голого мужчину. Это будет для нее впервые.
Пальцы Динни нащупали замок аптечки. Эта проклятая штуковина не поддавалась. Руки девушки были влажными, по ее щекам потекли струйки пота, капая на футболку.
Остынь, успокойся. Не смей все испортить, Динна Рене Холлис. Это наилучшая возможность втереться ему в доверие. Помнишь старую басню про воробья и льва? Воробей вынул колючку из пасти льва и заслужил его вечную благодарность.
— Ты нашла пинцет? — спросил Броди.
— Э… у меня не получается ее открыть. А ты уже все?
— Я как раз стягиваю джинсы.
Представив себе эту картину, Динни резко дернула замочек. Ящик распахнулся; бинты, инструменты и лекарства разлетелись по всей комнате. Опустившись на четвереньки, чтобы собрать рассыпанные принадлежности, девушка в конце концов обнаружила пинцет, выглядывающий из-под кушетки.
— Нашла, — Динни помахала пинцетом.
— Тогда давай займемся этим, — сказал Броди тоном человека, обреченного на смерть в газовой камере.
Динни упорно не поворачивалась, пока Броди со всеми возможными предосторожностями стаскивал джинсы. Он застонал пару раз, но все же девушка решила, что он переносит боль достаточно терпеливо.
— Я готов.
Она обернулась и обнаружила, что Броди лежит на животе поперек кушетки. Трусы он не снял. Вернее, плавки, совсем узенькие и ярко-красного цвета. Динни пришлось зажать рот ладонью, чтобы не рассмеяться. Она и вообразить не могла, что такой пуританин, как Броди Трублад, может носить узкие плавки. Тем более красные. Очевидно, она не подозревала о какой-то скрытой, чувственной стороне его натуры.
И причинишь боль Броди.
Эти слова вспыхнули пламенем в мозгу Динни, но она отбросила их подальше вместе с чувством вины. Броди Трублад — уже большой мальчик и может сам о себе позаботиться. Она не позволит, чтобы какая-то дурацкая жалость помешала ей достичь желаемого. Разве Броди жалел ее, когда он и его семья отобрали у нее дом?
Она въехала на холм и заметила вдали папину времянку, частично скрытую за деревьями.
Тоска навалилась снова, и девушка смахнула слезу со щеки. Не вздумай, — упрекнула она себя, но тяжесть в груди стала еще сильнее.
Динни пересекла тоненький ручеек и проехала по ряду гладких, плоских камней. Грузовичок Броди прекрасно подходил для этой скалистой местности. Пикап был совсем новенький, этого года выпуска, и снабжен всеми возможными примочками. Электрические окна и двери, дорогая магнитола и проигрыватель для компакт-дисков, просторная кабина, кожаные сиденья. Вряд ли эта машина предназначена для работы. Очевидно, Броди не нуждается в деньгах, раз использует такой замечательный автомобиль для каждодневных поездок.
И я получу половину его состояния при разводе.
Динни нахмурилась. Эта мысль не доставила ей удовольствия. Ей не нужны деньги Броди. Он заработал их своим трудом, и она оставит ему все до последнего цента. Коров и овец пусть тоже забирает. Все, что нужно Динни, это ее «Ивовый ручей».
Остановившись, Динни несколько секунд сидела в машине, собираясь с духом. Ее взгляд ощупывал окружающую местность. Клочок земли, который ее прабабушка использовала под огород, зарос сорняками. Динни представила себе налившиеся соком помидоры, твердые початки молодой кукурузы и сладкий горошек. У нее потекли слюнки. Купленные в магазине овощи никогда не сравнятся с выращенными дома.
Дверь времянки держалась на одной петле, старые сельскохозяйственные инструменты ржавели рядом с ветхим курятником, давно уже не использовавшимся по назначению. Древний ручной насос стоял над желобом для воды сбоку от домика, рядом с ним лежал кусок белой соли. Две доски в ограде загона, по-видимому, недавно заменили, яркая коричневая древесина резко выделялась на сером, блеклом фоне.
Заглушив двигатель, Динни глубоко вздохнула и вылезла из грузовика. Из-под кактуса выскочил кролик, шевельнул длинными ушками и пулей рванул в степь. Динни споткнулась и попятилась, выругавшись про себя. Надо было надеть сапоги вместо босоножек. А если бы это оказался не кролик, а гремучая змея?
Она взглянула на часы. Без десяти девять. Броди скоро подъедет.
Вынув свои припасы из грузовика, Динни направилась к времянке по дорожке, выложенной камнями. Пытаясь не уронить швабру, веник, ведро, мыло и моющее средство, она толкнула дверь ногой. Единственная петля скрипнула в знак протеста.
Волна затхлого запаха накатилась на девушку, когда она вошла во времянку. Все было покрыто толстым слоем пыли — картонные коробки, накрытая газетами мебель, мешки из пергаментной бумаги. Крошечный домик был доверху набит всяким хламом. Похоже, Броди использовал времянку как склад.
Ну и ну. Динни уперлась руками в бока и оглядела открывшийся перед ней беспорядок. Естественно, работы им хватит надолго.
— Ну и как тебе этот бардак?
От голоса Броди Трублада ее бросило в дрожь. Но она не знала, было ли это дрожью желания, тревоги или затаенного страха. Девушка свалила на пол свою ношу и повернулась к нему.
Заметно было, что он не выспался. Темные круги под глазами, впалые щеки. Он держался скованно, словно боялся расслабиться в ее присутствии.
Но даже уставший, он казался ей самым привлекательным мужчиной на свете. У него не было той изысканной, безупречной красоты кинозвезд. Нет. Красота Броди заключалась не только в его внешности. Она сквозила в его походке, манере поведения. Голос, сильный и глубокий, подчеркивал его мужественность. А лицо с не совсем правильными чертами было гораздо более интересным, чем любые смазливые личики.
— Я не услышала, как ты приехал, — сказала Динни, нервно проведя рукой по волосам.
— Я приехал верхом на Рейнджере.
— А.
Оба замолчали. Взгляд девушки блуждал по комнате, отчаянно пытаясь найти что-то, за что можно было зацепиться. Что-то, что отвлекло бы ее от Броди и его волнующих карих глаз. Умных глаз, смотрящих ей прямо в душу.
Динни воспрянула духом. Главное — не забывать о своей цели, обольщении Броди. Девушка знала, что ее внешние данные вполне для этого подходят, но вынуждена была действовать осторожно. Броди будет начеку. Ей придется искать к нему особые подходы. Любое резкое движение может его спугнуть.
Динни, подумай, что волнует Броди? Ферма «Ивовый ручей», Энджел и Бастер, Пэтси Энн, старший брат, дом и семья. Вот ее поле деятельности. Если она хочет завоевать его сердце, нужно сыграть на его любви к земле и тяге к семейным корням.
— Лучше бы нам взяться за дело. — Краткое замечание Броди отвлекло девушку от ее мыслей.
— С чего начнем? — спросила Динни, ошеломленная предстоящим объемом работы.
— Я перетащу эти коробки и ящики в спальню. Тогда здесь освободится место.
— А как же спальня?
— Кенни может спать на раскладушке.
— По-моему, — мягко сказала Динни, — то, что ты делаешь для брата, просто замечательно. — Может, она и подлизывалась к нему, но не лгала. Она и вправду считала Броди удивительным человеком.
Тогда почему ты так упорно стремишься его обмануть?
Потому что у нее нет другой возможности вернуть «Ивовый ручей». Черт, как плохо, когда есть совесть! К своему огромному сожалению, Динни не обладала жестокостью Рейфа Трублада. Вся беда была в том, что Рейф умер, и она не смогла разобраться с ним лично, оставив Броди в стороне.
Хватит наконец пересматривать свой план обольщения! Динни должна сосредоточиться на достижении цели и не отвлекаться, заглядываясь на Броди. Ей нужно относиться к результату своей аферы как к подведению черты, выплате долга пятнадцатилетней давности. Только так она сможет довести игру до конца.
Броди не ответил. Вместо этого он поднял коробку и направился в дальнюю комнату. Не зная, что делать дальше, Динни взяла два бумажных мешка и последовала за ним, взметнув по пути целую тучу пыли.
Спальня была маленькой и почти такой же загроможденной, как жилая комната. Здесь стояли две узкие кровати, заваленные всякой всячиной. В пестрой куче хламья особенно выделялись новогодние украшения: разноцветные гирлянды, два пластмассовых Деда Мороза, зеленый и красный «дождик» для елки; еще здесь были груды и груды разнообразных тканей, вылинявших и изъеденных молью, и огромная коллекция книг в мягких обложках: от вестернов Луиса Ламура до любовных романов.
— Кидай, где захочешь, — сказал Броди, махнув рукой.
— Откуда это барахло? — спросила Динни, наморщив нос и пытаясь не чихнуть.
— Большей частью осталось от прежних владельцев.
Динни замерла, ее пальцы все еще сжимали мешок. Здесь может быть что-то из ее вещей!
— Кое-что принадлежало моей матери…
Броди уставился на какой-то предмет в углу, и его голос сорвался. Динни проследила за его взглядом и заметила музыкальную шкатулку, стоящую на дубовом комоде.
Броди стремительно пересек комнату. Он протянул руки к шкатулке и взял ее очень бережно. В этот миг Динни поняла, как много значила для него мама.
Его пальцы казались слишком толстыми и неуклюжими, когда он поворачивал крохотный ключик. Броди завел механизм до конца и вновь поставил шкатулку на комод. Динни заметила, что он затаил дыхание и его руки слегка задрожали.
Шкатулка ожила, игрушечные лошадки поехали по кругу, словно в танце, зазвучала музыка. Динни склонила голову, пытаясь вспомнить, что это за мелодия.
— «Вальс конькобежцев».
Завораживающие печальные звуки, наполнившие комнату, эхом отдались в сердце девушки.
Броди засунул руки в карманы, глядя на гарцующих лошадок.
— Моя мама любила эту шкатулку, — мягко сказал он. — Я купил это ей к Рождеству, когда мне исполнилось двенадцать. Я стриг газоны все лето и убирал листья осенью, чтобы скопить денег на подарок.
Признание Броди позволило девушке глубже заглянуть в его душу. Это очень важная информация, которая может пригодиться Динни в дальнейшем. Именно мать удержала Броди на верном пути. От нее он унаследовал свой твердый характер. Их очевидно близкие отношения не позволили Броди покатиться по наклонной плоскости вслед за Рейфом и Кенни.
Динни кашлянула.
— Твоя мама много для тебя значила.
В его глазах появилось отсутствующее выражение.
— Мы были близки.
— От чего она умерла?
— От рака. Ей было всего сорок два года.
— Как жаль.
Броди поднял голову и взглянул на девушку. Она видела боль в его глазах, глубокую, неизбывную.
— Я сделал из «Ивового ручья» то, что здесь есть сейчас, ради нее, — сказал он. — Теперь понимаешь, почему это место так много для меня значит?
Если бы ты знал, как много это место значит для меня!
— Да, — ответила Динни. — Понимаю. Моя мама умерла, когда мне было семь лет.
— От чего?
Прошлой ночью Броди запретил ей лгать, но что она могла сделать? Если Динни скажет, что ее мама убилась, упав с лошади, он тут же вспомнит про гибель жены Джила Холлиса и обо всем догадается. Броди уже начал ее подозревать, а он ведь далеко не дурак.
— У нее тоже был рак, — соврала Динни.
— Значит, ты понимаешь мои чувства. — В его глазах светилось сострадание.
Динни отвернулась, не в силах выносить сочувствие Броди.
Странно, что «Ивовый ручей» сыграл такую важную роль в жизни их обоих. Переезд на ферму дал Броди чувство цели, стремление чего-то добиться, в то время как изгнание наделило Динни равным по силе желанием вернуть себе свою собственность.
Пройдя через захламленную комнатушку, Динни положила руку ему на плечо.
— Думаю, твоя мама очень гордилась бы тем, что ты сделал в «Ивовом ручье».
Их взгляды встретились. Какая-то искра проскочила между ними. Они были связаны пониманием, для которого не нужны слова.
— У нас нет времени на болтовню, — внезапно сказал Броди, сбросив ее руку. — Давай займемся делом.
— Хорошо, — ответила Динни, удивленная и задетая резкой сменой его настроения.
— По-моему, тебе лучше взяться за уборку. А я буду таскать тяжести.
— Ладно, — согласилась она, чувствуя, что с ним лучше не спорить.
Броди вышел из комнаты, оставив недоумевающую девушку размышлять, чем же она могла его обидеть.
* * *
Вопреки своим лучшим намерениям, он все-таки подпустил Динни МакКеллан слишком близко. Броди взвалил на плечи еще одну коробку и отнес ее в спальню.Он не должен был допустить такого резкого развития событий. Он почти ничего о ней не знает, а то, что знает, говорит не в ее пользу.
— Успокойся, Трублад, — беззвучно пробормотал Броди. — У тебя впереди куча времени. Не спеши.
Тогда почему он готов наломать дров всякий раз, когда рядом оказывается Динни? Почему мысли о ней не дают ему спать по ночам? Почему он продолжает мечтать об этих сладких розовых губках, прекрасно понимая, чем это может ему грозить?
Да, рассудок ему твердил: спокойней, спокойней, спокойней. А сердце кричало: сейчас, сейчас, сейчас.
Броди поставил коробку в ряд с остальными, уперся руками в поясницу и потянулся.
По-видимому, причина в том, что именно в этот момент своей жизни Броди оказался наиболее уязвимым. Его отец недавно умер, и хотя между ними никогда не было настоящей близости, какая-то часть его прошлого ушла навсегда.
Кроме того, Броди унаследовал «Ивовый ручей». На его плечи свалился груз ответственности за судьбу фермы. Теперь ему приходится содержать не только себя, но и семью Кенни.
Ему требовалось что-то изменить в своей жизни, удовлетворить некоторые свои желания, которые давно уже его грызли. Желание найти себе женщину, создать семью и нарожать наследников. Какой смысл вкладывать душу в ферму, если ее некому будет оставить?
Броди закусил нижнюю губу. Он мечтал о возможности стать для своих отпрысков лучшим отцом, чем Рейф. Вырастив счастливых, здоровых детей, он хотя бы частично загладит грехи своего отца.
— Забудь. Подумаешь об этом позже, — шепнул он себе.
— Ты что-то сказал? — спросила Динни, когда Броди вернулся в жилую комнату. Она подняла голову, сметая с пола кучи пыли.
В лучах утреннего солнца, заливающих времянку, ее ярко-рыжие волосы вспыхнули пламенем. Она казалась похожей на ангела в сиянии огненных кудрей, обрамляющих лицо, и с нежной улыбкой на губах.
У Броди все внутри перевернулось при виде этой улыбки.
— Ничего, — пробормотал он.
В комнате пахло мылом и хлоркой. Броди решил, что этот запах вполне мог вызвать у него приступ головокружения. Он не хотел и думать, что причиной была близость Динни.
Она продолжала подметать, ее гибкое тело двигалось в размеренном ритме.
Шших, шших, шших. Веник шуршал по деревянному полу.
Броди только сейчас заметил, что одеты они одинаково. На обоих были белые хлопчатобумажные футболки, теперь уже в грязных разводах, и светлые голубые джинсы. Единственное различие заключалось в том, что Броди надел сапоги, а Динни — старые босоножки. Казалось, они даже думают одинаково. Как будто Динни такая же, как он, только женского пола.
Нет. Она совсем не похожа на тебя. Вспомни, ты встретил ее в баре. Она из той же породы, что Кенни или Рейф.
Но несмотря на собственные возражения, Броди не мог избавиться от чувства, что Динни — его зеркальное отражение. Его вторая половина.
Он смотрел на Динни, зачарованный ее гибкими движениями. Она выглядела очень соблазнительно, поношенные джинсы туго обтягивали ее хорошенькую попку, а на лице не было ни капли косметики. Ему пришлось напрячь все свои силы, чтобы не стиснуть ее в объятиях и не поцеловать.
Броди не знал, как долго он еще сможет противостоять этому искушению. Как долго он сможет сохранять дистанцию, прежде чем попросит Динни уехать, чтобы сохранить остатки рассудка? Да, она ничего не делала нарочно. Она не виновата, что вызывает в нем такую реакцию. Броди не может вышвырнуть ее на улицу. Если он так поступит, и Динни вернется к азартным играм, шатанию по барам и, бог знает, к чему еще, ответственность за это ляжет на него. Черт возьми, он уже не мальчишка и должен справляться с разыгравшимися гормонами. Чтобы ей не пришлось страдать из-за его слабости.
— Вот, — сказала Динни, отряхивая ладони. — Начало положено.
— А? — Броди вздрогнул, обрадовавшись, что она не может читать его мысли.
— Теперь я займусь кухней. У меня остается один час, а потом надо будет возвращаться домой и готовить обед.
Динни заложила за ухо прядь волос, и при виде этого совершенно невинного жеста у Броди возникло жгучее желание укусить ее за нежную мочку.
— С тобой все в порядке? — Она покосилась на Броди.
— Да. Все прекрасно. — Ничего особенного, если не считать того, что он чуть не разрывается от страсти. — Наверное, от запаха хлорки голова закружилась, — ответил Броди, ухватившись за первое подходящее оправдание. — Думаю, я лучше выйду и глотну свежего воздуха.
— Да, тут душно, — согласилась Динни. — Может, мне выйти с тобой?
— Нет, — выкрикнул Броди. Выражение обиды на лице девушки задело его за живое. — То есть, меня что-то тошнит, и я не хотел бы, чтоб ты это видела.
С этим трогательным объяснением он выскочил за дверь.
Как ни странно, ему и вправду было не по себе. Но он подозревал, что это связано не столько с запахом хлорки, сколько с присутствием Динни МакКеллан.
Почему его так тянет к ней? Это что-то большее, чем просто физическое влечение. Броди за двадцать девять лет своей жизни встречал множество красивых женщин, и ни одна не действовала на него так, как Динни. Может, причина в их схожем прошлом? У обоих отцы были игроками, оба рано остались без матери. Может ли простое сопереживание привести к такому взрыву чувств?
Или это что-то большее? То необъяснимое, о чем поэты слагают стихи, а художники пишут картины? Бывает ли любовь с первого взгляда, и не это ли произошло с ними?
От таких раздумий у Броди заныло сердце.
Покачав головой, он подошел к загону, где стоял привязанный Рейнджер. Мерин заржал в знак приветствия.
Броди почесал Рейнджера за ухом. Общение с лошадью помогло ему вернуться к реальности. Фермерство было делом всей его жизни, а «Ивовый ручей» — домом. Он вложил столько труда в эту землю, что не мог рисковать ею ради первой встречной юбки. Но сопротивляться неотразимому обаянию Динни оказалось намного труднее, чем он мог себе вообразить.
Броди взглянул через плечо на домик. Динни отошла от двери, и он ощутил странное чувство потери. Как получилось, что она стала так много для него значить за такое короткое время?
Когда Броди рассказывал ей о маме, Динни слушала его молча, с печальной задумчивостью. Она была такой восприимчивой, казалось, с ней можно говорить о чем угодно. Одного этого было достаточно, чтоб напугать Броди до чертиков. Он всегда был замкнутым и привык скрывать свои мысли. Но Динни не только вызвала его на откровенность, она заставила его проявить чувства, которые он не показывал никому.
Черт возьми! Хватит думать о ней. Наверное, прогулка верхом поможет проветрить мозги.
Броди вскочил в седло и направил Рейнджера на запад. Солнце, стоящее высоко в небе, заливало землю ярким, жарким светом. Броди надвинул шляпу на глаза.
Было не слишком-то любезно с его стороны оставить Динни одну убираться в домике, но Броди сейчас не мог находиться с ней рядом. Только не наедине. Один взгляд ее холодных голубых глаз, и он пропал.
Подарок. Он должен что-то ей подарить, чтоб загладить вину.
Рейнджер кивнул головой, словно соглашаясь. Броди пришпорил мерина, пустив его рысью.
Лошадь затрусила вперед, распугивая кузнечиков. Броди погнал Рейнджера к западу от времянки вдоль берега.
Броди часто приходил сюда, когда его семья переехала в «Ивовый ручей». Эта времянка у воды, окруженная ивами, была местом, где он мог спрятаться от Рейфа. Во время сегодняшней поездки по дну ручья, когда длинные ивовые ветви легонько хлестали по ногам, к Броди вернулось былое чувство безопасности.
Копыта Рейнджера взметали тучу брызг, намочив лицо Броди и остудив пожар, зажженный в нем Динни МакКеллан.
— Хей-я! — крикнул Броди, подхлестнув мерина.
Рейнджер перешел в галоп. К этому моменту они почти объехали домик по кругу. Не удержавшись, Броди снова взглянул на дверь.
И увидел ее.
Не обращая на него внимания, Динни отмывала окно изнутри. От усердия она высунула кончик розового языка, между бровями у нее залегла тонкая морщинка.
Броди обалдел.
Динни пыталась достать до верхних стекол. Ее грудки, упругие и дерзкие, с твердыми как камешки сосками, торчали вперед, натягивая хлопчатобумажную ткань футболки.
Это зрелище вызвало в Броди немедленную реакцию. Внезапно джинсы показались ему слишком тесными.
Разинув рот, он схватился за луку седла и выронил поводья.
Рейнджер выбрался на берег, его копыта зацокали по камням. Прежде чем Броди успел что-то сделать, ветка хлестнула его по лицу, и он потерял равновесие.
Броди вылетел из седла.
Его руки взметнулись вверх, пальцы сжались в воздухе. Он успел схватить полные пригоршни ивовых листьев и грохнулся на задницу.
В заросли кактусов.
— А-а-а-й! — заорал Броди.
Шляпа слетела с его головы и упала где-то сзади. Сапоги угодили в жидкую грязь, каблуки совсем увязли. Броди попытался встать на ноги, но от этой возни иголки впились еще глубже. Он замер, задыхаясь от боли.
— Броди! — окликнула его Динни. Она распахнула дверь и бросилась к нему.
Как ни странно, при появлении девушки боль слегка утихла. Броди тупо смотрел, как она мчится, не разбирая дороги. Ее глаза были испуганными, а грудь вздымалась от резкого, тяжелого дыхания.
— Я видела, как ты упал, — объявила Динни, подбежав к нему. — С тобой все в порядке?
— Если не считать кактуса в заднице, все прекрасно.
— О господи! — Динни широко раскрыла глаза, обнаружив, куда приземлился Броди.
Броди протянул ей руку.
— Помоги, пожалуйста.
Кивнув, Динни взяла его руку.
Поморщившись от боли, он оттолкнулся, и Динни помогла ему встать.
Она робко шагнула к нему и посмотрела на нижнюю часть его тела.
— Боже мой, — прошептала она. — Ты весь утыкан колючками.
— И это ты мне говоришь, — пробормотал Броди.
Динни подняла глаза, на ее лице застыло сочувствующее выражение.
— Что нам делать?
— В пикапе есть аптечка. Надеюсь, там найдется пинцет.
Броди сделал шаг вперед. Сотни мелких иголок проткнули его кожу. Он глубоко вздохнул, внезапно осознав весь стыд этой ситуации. Динни придется извлекать шипы из его задницы.
Застонав, скорее от этой мысли, чем от боли, Броди сделал еще один шаг.
— Господи. — Динни испуганно прижала ладони к щекам. — Я не могу смотреть на тебя.
— Фигня, — сказал он. — Бывало и хуже.
Прекращай скулить, Трублад, и иди к дому, — мысленно выругал себя Броди. Еще не хватало выставить себя нытиком перед Динни.
Стараясь не обращать внимания на боль, он изобразил непроницаемое лицо. Шагая к дому с высоко поднятой головой и чувствуя, как при каждом движении джинсы трутся об утыканную колючками кожу, Броди выругался сквозь зубы.
— Я принесу аптечку, — предложила Динни и побежала к грузовику.
Хлопнула дверь пикапа, и подошвы Динни захлопали по выложенной камнями дорожке.
— Вот, — сказала она.
Броди кивнул, сейчас он не был расположен к разговорам.
— И где мы этим займемся? — спросила Динни, войдя в домик. Броди моргнул, очутившись в полумраке после яркого наружного света, и почувствовал, что его бросило в дрожь.
Зажмурившись, Броди сглотнул. Действительно, где?
— На кушетке, — ответил он, удивившись, каким сдавленным был его голос. Он не смог бы сказать, было ли это от боли или от предчувствия того, что должно произойти.
Динни сжала в руках аптечку и поморщилась.
— А как мы снимем с тебя штаны?
— А их обязательно снимать?
— Броди, как, по-твоему, я буду вынимать эти иглы через джинсовку?
А она права. Броди вздохнул.
— Я не хотел бы раздеваться перед тобой, — сказал он. — То есть, тебе не следует смотреть на голого мужчину. — Господи, как глупо.
— Я знаю, что в этом приятного мало, но кроме меня этим некому заняться. Конечно, ты можешь влезть на Рейнджера или вернуться домой на грузовике. Представляешь, каково будет трястись на ухабах в твоем состоянии?
Броди скрипнул зубами. Нет, это невозможно.
— Ладно, я попытаюсь снять джинсы.
— Пока ты этим займешься, я поищу в аптечке пинцет.
— Хорошая мысль. — Чувствуя себя полнейшим идиотом, Броди повернулся к девушке спиной.
Динни посмотрела на аптечку. Ее взгляд остановился на огромном красном кресте в центре белой пластмассовой крышки. Во рту у нее пересохло.
Она не должна была глаз сводить с этой аптечки, но ее уши чутко ловили каждый шорох, издаваемый Броди Трубладом с другого конца комнаты. Безумные, соблазнительные звуки раздевания.
От звяканья пряжки у Динни мурашки пробежали по спине. Она слышала, как ремень выскальзывает из шлевок. Затем был щелчок. Для чувствительного слуха девушки он показался громким, как треск поленьев в очаге. Замочек молнии, скользящий вниз, издавал шуршащий звук, отдававшийся в ее ушах как шум океана. Динни бросило в жар. Она уже готова была повернуться и увидеть голый зад Броди Трублада во всей его красе.
Боже, боже, боже. Во что она влипла? Если честно, она никогда раньше не видела голого мужчину. Это будет для нее впервые.
Пальцы Динни нащупали замок аптечки. Эта проклятая штуковина не поддавалась. Руки девушки были влажными, по ее щекам потекли струйки пота, капая на футболку.
Остынь, успокойся. Не смей все испортить, Динна Рене Холлис. Это наилучшая возможность втереться ему в доверие. Помнишь старую басню про воробья и льва? Воробей вынул колючку из пасти льва и заслужил его вечную благодарность.
— Ты нашла пинцет? — спросил Броди.
— Э… у меня не получается ее открыть. А ты уже все?
— Я как раз стягиваю джинсы.
Представив себе эту картину, Динни резко дернула замочек. Ящик распахнулся; бинты, инструменты и лекарства разлетелись по всей комнате. Опустившись на четвереньки, чтобы собрать рассыпанные принадлежности, девушка в конце концов обнаружила пинцет, выглядывающий из-под кушетки.
— Нашла, — Динни помахала пинцетом.
— Тогда давай займемся этим, — сказал Броди тоном человека, обреченного на смерть в газовой камере.
Динни упорно не поворачивалась, пока Броди со всеми возможными предосторожностями стаскивал джинсы. Он застонал пару раз, но все же девушка решила, что он переносит боль достаточно терпеливо.
— Я готов.
Она обернулась и обнаружила, что Броди лежит на животе поперек кушетки. Трусы он не снял. Вернее, плавки, совсем узенькие и ярко-красного цвета. Динни пришлось зажать рот ладонью, чтобы не рассмеяться. Она и вообразить не могла, что такой пуританин, как Броди Трублад, может носить узкие плавки. Тем более красные. Очевидно, она не подозревала о какой-то скрытой, чувственной стороне его натуры.