Энтони Пирс. Огр! Огр!

Пирс Энтони
Огр! Огр!

Глава 1
Ночная кобылица

   Танди пыталась уснуть, но это давалось ей тяжело. Демон пока еще ни разу не проникал в ее спальню, но она опасалась, что однажды ночью он все же сделает это. Нынешней ночью она оставалась одна, а потому ей было тревожно.
   Ее отец Кромби был грубым солдатом, не питавшим дружеских чувств к демонам. Но большую часть времени он проводил, охраняя короля в замке Ругна. Когда Кромби находился дома, это было замечательно; но дома он бывал редко. Он делал вид, что ненавидит всех женщин, но женился на нимфе и вмешательства других особей мужского пола не терпел. Танди оставалась в его глазах ребенком. Его рука немедленно оказалась бы в опасной близости от рукояти меча, заподозри он хоть на минуту, что какой-то демон ей докучает... если бы только он был здесь.
   Последнее время ее мать Самоцветик занималась подготовкой гнезда оранжевых сапфиров у поверхности земли. Это было не близко, а потому она поехала на землерое, который мог прокладывать тоннели сквозь скалу, не оставляя отверстий. Они вернутся после полуночи. Это означало еще несколько часов одиночества, и Танди было страшно.
   Она перевернулась на живот, закуталась в карамельно-полосатое одеяло, сбивавшееся в неудобный ком, и накрыла голову розовой подушкой. Это не помогло — она по-прежнему боялась демона. Его звали Бошир, и он умел дематериализовыватъся по желанию. Проще говоря, это значило, что он может проходить сквозь стены.
   Чем больше Танди думала об этом, тем меньше она доверяла стенам своей комнаты. Она боялась, что любая стена, оставшаяся без наблюдения, может послужить входом демону. Она снова перевернулась, села и уставилась на стены. Демон не появлялся.
   Бошира Танди встретила всего несколько недель назад — по несчастной случайности. Она играла большими круглыми синими рубинами — брак в работе ее матушки, рубинам полагалось быть красными, — и один из них покатился вниз по дорожке к подозрительным ромовым разработкам демонов — по слухам, эти существа занимались контрабандой спиртных напитков, и связываться с ними не стоило. Танди побежала за рубином — и угодила прямо в логово демона. Она боялась, что демон рассердится, а он вместо этого многозначительно посмотрел на нее, сдержанно улыбаясь, — что было гораздо хуже. С тех пор демон попадался ей на глаза раздражающе часто, глядя на нее так, словно у него на уме было что-то демонически особенное.
   Она была не настолько наивна, чтобы не догадываться о природе этих мыслей. Нимфе, конечно, это польстило бы — но Танди была человеком и не искала демонических любовников.
   Танди встала и подошла к зеркалу. Волшебный фонарь засветился ярче при ее приближении, так что теперь она могла рассмотреть себя. Ей было девятнадцать, но в ночной рубашке и шлепанцах она выглядела совсем ребенком — пряди каштановых волос в полном беспорядке от постоянных тревог, голубые глаза смотрят настороженно. Ей хотелось бы более походить на мать, но, разумеется, обычной женщине далеко до нимф с их прекрасными лицами и сногсшибательными фигурами. В сущности, нимфы хотят только привлекать людей вроде Кромби, считающих, что женщины годятся лишь для одного. А в этом одном нимфы не знают себе равных. Обычные женщины, конечно, тоже неплохи, но им приходится прилагать гораздо больше усилий. Они только портят все дело, придавая ему гораздо большее значение, чем нимфы, а потому оказываются неспособными продолжить начатое, полностью предавшись радостям и наслаждению. Проклятием женщин всегда было то, что они могут предвидеть последствия.
   Танди вгляделась в свое отражение внимательнее, попыталась привести в порядок волосы, отбросила их назад, расправила ночную рубашку, выпрямилась. Она уже не ребенок, что бы ни думал ее отец. Однако особенно пышными формами она тоже не отличалась. От отца-человека она унаследовала острый ум и душу — в ущерб влекущей красоте и чувственности. Ее лицо, как она решила после некоторого размышления, было вполне привлекательным — дерзко вздернутый носик и полные губки, — но этого ведь недостаточно, чтобы сравняться с нимфой...
   Демон Бошир, однако, полагал, что она вполне сойдет. Возможно, он просто не понимал, что ее человеческая составляющая делает ее не таким уж хорошим развлечением. Может, решил поискать экзотических приключений, сменить, так сказать, обстановку и попробовать что-нибудь интригующее своей новизной после сумрачных демонесс, способных принимать любое обличье — в том числе и животного. Говорят, они вполне могут выкинуть такое в самый интересный момент, но предполагалось, что ни одна обычная женщина даже представить себе такого не в состоянии. Танди облик изменять не умела, будь то в постели или вне ее, и, разумеется, вовсе не желала привлекать внимания демонов. Только как бы объяснить это Боширу...
   Делать нечего — оставалось лишь снова попытаться заснуть. Придет ли демон, нет ли — повлиять на это Танди не могла. А значит, незачем и волноваться понапрасну, верно ведь?
   Танди лежала среди хаоса, в который превратилась ее постель, и волновалась. Она закрыла глаза и замерла, притворяясь спящей, но чутко прислушиваясь. Может, через некоторое время удастся уговорить себя уснуть по-настоящему.
   У противоположной стены что-то вспыхнуло. Танди заметила это сквозь почти сомкнутые веки, и ее маленькое тело застыло. Это был демон; он действительно пришел.
   Через мгновение Бошир полностью материализовался в комнате. Он был большим, мускулистым и широким, с толстыми рожками, растущими изо лба, и нечесаной бородой, придававшей ему сходство с козлом. Ноги оканчивались копытами; хвост был не слишком длинный, с заостренным концом. Было в его внешности нечто сумрачное, выдававшее его демоническую природу, какой бы облик он ни принял. Глаза его походили на пластины дымчатого кварца, сквозь которые можно было увидеть, как течет бесконечная река лавы. Когда что-либо привлекало внимание демона, сумрачное багровое пламя в глазах разгоралось ярче. По дьявольским стандартам он был достаточно привлекателен, и многие нимфы дорого бы дали за то, чтобы оказаться на месте Танди.
   Танди надеялась, что, увидев ее спящей и в столь встрепанном виде, Бошир уберется восвояси, но понимала, что этого не произойдет. Он счел ее привлекательной — или по меньшей мере доступной, — и ее отрицательный ответ не возымел никакого действия. Демоны привыкли к отказам — от отказов они прямо-таки расцветают. Говорят, если демонам предложить выбор между совращением и изнасилованием, они предпочтут второе. Демонессы тоже. Разумеется, им самим такое не грозит: если демонессе не понравится подобное обращение, она просто растворится в воздухе. Что, кстати, могло быть еще одной причиной интереса Бошира к Танди: уж она-то не могла дематериализоваться! Изнасилование было возможно.
   Может быть, если бы она старалась привлечь его, он оставил бы ее в покое. Ему, по всей вероятности, надоели податливые женщины. Но Танди не могла заставить себя прибегнуть к этой уловке: что станет с ней, если хитрость не сработает?
   Бошир, нехорошо ухмыляясь, приблизился к постели. Танди ждала по-прежнему почти с закрытыми глазами. Что делать, если он до нее дотронется? Она была уверена, что крики и сопротивление только воодушевят демона, заставят его глаза загореться противоестественным вожделением, — но что ей еще оставалось?..
   Бошир остановился, склонившись над девушкой, — пузо выпячено, из узких щелей-глаз вырываются молнии.
   — Славненький лакомый кусочек, — пробормотал он; вместе со словами из пасти демона вылетел клуб дыма. — Ну же, трепещи, слабая плоть человеческая! Твой демон-любовник наконец здесь! Дай-ка мне посмотреть на тебя целиком. — И с этими словами он стащил с девушки покрывало.
   Танди швырнула в него подушкой и соскочила с кровати; ее ужас превратился в гнев.
   — Убирайся вон, гнусный призрак! — взвизгнула она.
   — А-а, сладенький кусочек, мы проснулись и приветствуем гостя! Восхитительно! — Демон подобрался ближе, облизнув тонкие губы кончиком раздвоенного синего языка. Хвост его подергивался.
   Танди с отвращением и вс_ возрастающим гневом отшатнулась: — Ты мне противен! Пошел вон!
   — Ну-ну, не все сразу, — ответил Бошир; хвост его поднимался, напрягаясь. — Пусть твоя страсть дойдет до высшей точки, ибо я хочу ощутить всю ее глубину.
   Он попытался дотянуться до Танди; его рога, казалось, светились, отражая огонь глаз.
   В отчаянии Танди прибегла к последнему средству. Она дала волю гневу. Тело ее напряглось, лицо покраснело, она зажмурилась и направила вспышку гнева прямо в широкую грудь демона.
   Вспышка достигла цели, произведя взрывной эффект. Демона буквально разорвало на части, его руки, ноги и голова полетели в разные стороны. Хвост приземлился на кровать и остался лежать там, подергиваясь, как обезглавленная змея.
   Танди закусила дрожащую губу. Она действительно не хотела этого. Вспышки ее гнева были губительны, и ей не следовало давать им волю. Теперь вот она уничтожила демона, и платить придется много. И как она сможет ответить перед адом за убийство?
   Останки демона истаяли дымом. Дым слился в облако — и Бошир явился снова, целый, невредимый и ошеломленный.
   — Вот это дивный поцелуй, — сказал он и, пошатываясь, вышел сквозь стену.
   Танди немного успокоилась. В конце концов, Бошира она все же не убила, и он ушел. Лучший выход из ситуации... или нет? Ушел-то он наверняка не насовсем, и они оба теперь знают, что ее вспышки гнева демона не остановят. Так что проблемы она не решила, только получила отсрочку.
   Тем не менее теперь она могла заснуть. Этой ночью, Танди знала, неприятностей больше не произойдет, а несколько следующих ночей будет дома мать. При всем нахальстве по отношению к одинокой жертве Бошир вряд ли останется таким же настойчивым, когда поблизости есть кто-то способный прийти на помощь.
   На следующий день Танди попыталась поговорить с матерью, хотя была почти уверена, что это не поможет.
   — Мама, помнишь Бошира, того демона, который работает на очистке рома? Он...
   — О да, демоны — такие милые существа, — ответила Самоцветик, издавая запах слегка разогретой серы. Такова была ее магия: ее настроения выражались запахами. — Особенно Борегар, работающий над своим научным трудом...
   — ...который он начал писать еще до моего рождения. Да, он очень милый демон. Но Бошир — Бошир совсем другое дело. Он...
   — Они никогда не причиняют мне хлопот, если нужно поместить в их пещерах драгоценные камни. Демоны — прекрасные соседи. — Запах серы усилился, заставляя морщить нос.
   — По большей части да, мама...
   Само собой, демоны не беспокоили Самоцветик: не будь ее, не было бы и драгоценных камней, а демоны всегда были падки на такие безделушки.
   — Но этот не похож на других демонов. Он...
   — Разумеется, дорогуша, все в чем-то друг на друга не похожи. Это-то и делает Ксанф таким интересным местом. — Теперь от нее пахло едва распустившимися оранжевыми розами.
   — Возможно, «не похож» — не совсем то, что я имела в виду. Он приходит по ночам в мою комнату...
   — О нет, он на это не способен! Это было бы неправильно.
   Невозможность подобной мысли выразилась в запахе перезрелого плода сороканедужника. Даже недозрелые, такие плоды-пилюли неприятно пахли болезнью, а со временем эффект только усиливался.
   — Но именно это он и сделал! Прошлой ночью...
   — Тебе, должно быть, это приснилось, дорогая, — веско произнесла Самоцветик, и запах падали, подобный тому, который распространяет умеренно сытый дракон, показал, сколь отвратительным она считает такое предположение. — Эти кобылки-страшилки иногда привозят совершенно безответственные сны, впрочем, они тоже за это не в ответе.
   Танди осознала, что мать вовсе не испытывает желания узнать правду. Самоцветик была нимфой и до сих пор, несмотря на тяжкий опыт, навязанный ей замужеством и материнством, сохраняла большинство черт, присущих этому роду существ. Она не способна была до конца понять зло. Для нее люди и прочие существа, включая демонов, были в большинстве своем добрыми соседями. И в самом деле, демоны вели себя вполне терпимо... до тех пор, пока Бошир не начал проявлять интерес к Танди.
   Ее отец Кромби, вот кто понял бы Танди. Кромби был не просто человеком, он был военным человеком и прекрасно знал все привычки мужчин. Но свободного времени у него выдавалось немного, и Танди не имела возможности обратиться к нему сейчас за советом; помочь ей он не мог.
   Подумав об отце, Танди внезапно поняла, что Самоцветик не может позволить себе не верить людям, потому что тогда ей пришлось бы поставить под вопрос верность Кромби. Это могло только разрушить ее жизнь.
   Очевидно, мысли Самоцветика в какой-то мере соответствовали мыслям Танди, поскольку в воздухе повис запах горящего овсяного поля.
   Итак, Танди не удалось обсудить это с матерью. Нужно было бы поговорить с отцом с глазу на глаз. А значит, ей придется самой добраться до него, поскольку отец не сможет приехать домой вовремя, чтобы разобраться с Боширом. Правда, говорили, что ни один человек не выстоит в бою против демона. Но Кромби не просто человек — он ее отец. И Танди должна до него добраться.
   Это было проблемой само по себе. Танди никогда не бывала в замке Ругна. Более того, она никогда не ступала на поверхность Ксанфа. Раз покинув пещеры, она мгновенно заблудилась бы. По чести сказать, она и попытаться-то боялась. Как же ей одной добраться до места, где несет службу отец? Приемлемого ответа она не могла найти.
   На следующую ночь демон не появился. Вместо него пришли кобылки-страшилки. Каждый раз, едва она засыпала, они рысью врывались в комнату, обступали ее кровать — поблескивают подковы, уши прижаты, — выдыхая отдающие жутью испарения — кошмарные сны, которые они приносили с собой. Танди просыпалась в ужасе, и кобылки-страшилки исчезали — лишь затем, чтобы вернуться, едва она снова уснет. Таков уж обычай этих существ.
   В конце концов, Танди пришла в такое отчаяние, что направила на одну из них свой гнев. Вспышка гнева опалила бок кобылицы. Та издала короткое ржание, полное боли и изумления, задние ноги ее подкосились, а ее подруги рванулись прочь.
   Танди мгновенно раскаялась, как бывало всегда, когда она давала выход своему гневу. Она знала, что темная лошадка только исполняла свой долг и не заслуживала наказания за это. Танди окончательно проснулась со слезами на глазах и намерением помочь несчастному животному, но лошадь, разумеется, уже исчезла. Бодрствуя, увидеть ночную кобылицу почти невозможно.
   Танди осмотрела место, где стояла кобылица. Пол здесь был оцарапан, и на нем виднелось несколько капель крови. Танди надеялась, что кобылица благополучно добралась домой. Много ночей пройдет, прежде чем она снова будет способна приступить к своей ночной работе. Так ранить невинное существо, сколь бы назойливым оно ни было, — что может быть ужаснее! Танди решила, что больше подобного не повторится.
   Засыпая в очередной раз, она уже поджидала ночных кобылиц, пытаясь разыскать среди них ту, которую ранила. Но они явились не скоро — похоже, теперь они побаивались Танди, и, честно говоря, девушке не в чем было их упрекнуть. Но все же, наконец, они пришли, ибо их долг — исполнять свою работу, даже если она сопряжена с опасностью для них самих. Они робко приблизились к ней со своими ношами снов — сны теперь касались лошадиных ран. Итак, ее заставляли расплачиваться за содеянное! Но той, раненой, Танди ни разу не видела, а оттого чувство вины все усиливалось. Девушка была уверена, что эта кобылица больше никогда и близко к ней не подойдет. Может, несчастное животное сейчас лежит в стойле — или куда там они скрываются днем — и жестоко страдает... Ах, ну что ей стоило сдержаться!..
   Работа ночных кобылиц в том и заключалась, чтобы доставлять спящим дурные сны — в соответствии с расписанием, разумеется, — точно так же, как работой Самоцветик, скажем, было помещать драгоценные камни, которые людям суждено найти, в строго определенные места. Поскольку сны были столь безобразными, вряд ли кобылки-страшилки занимались этим с радостью. Тем не менее ночные кобылицы пользовались скверной репутацией, в отличие от невидимых дневных кобылиц, доставлявших по назначению приятные послеполуденные грезы. Люди стараются избегать кошмарных снов, что только усложняет лошадям работу. Танди не знала, что случится, если дурные сны не доставят по назначению, но была твердо уверена: ни к чему хорошему это не приведет. Вообще лучше не нарушать естественный порядок вещей... Любопытно, а какие сны видят сами ночные кобылицы?
   Несколько дней спустя, когда Танди собиралась лечь, демон Бошир явился снова. Он прошел прямо сквозь стену с похотливой ухмылкой на физиономии: — Вылезай, милашка. Я пришел исполнить твои сокровеннейшие желания и утолить глубочайшие из твоих страстей! — Его стоящий торчком хвост нетерпеливо подергивался.
   На миг Танди оцепенела, не в силах вымолвить ни слова. Раньше это существо просто раздражало ее. Теперь она была охвачена ужасом. Как загипнотизированная, она следила за его приближением.
   Бошир возвышался над ней, глаза его горели двумя красными звездами.
   — Ляг, расслабься и устройся поудобнее, — с затаенным торжеством проговорил он. — Увидишь, это превзойдет все твои ожидания. — Он протянул к ней когтистую дьявольскую лапу.
   Танди завизжала. В эту ночь Самоцветик оставалась дома; она ворвалась в комнату с намерением выяснить, что стряслось. Но демон тихо удалился сквозь стену до ее появления, и Танди пришлось возложить всю вину за свой вопль на кобылок-страшилок. Это лишь усилило чувство вины — ночные кобылицы здесь были, разумеется, ни при чем.
   Танди сознавала, что нужно что-то предпринять. Бошир совсем осмелел, и, если он таки застанет ее одну, это будет хуже всех ночных кобылиц и кошмаров вместе взятых. Он уже доказал, что вспышки ее гнева не причиняют ему никакого вреда, следовательно, она перед ним беззащитна. И скоро, скоро ей придется отправиться к отцу. Но как?
   И тут ее осенило. Почему бы ни поймать одну из этих ночных кобылиц и не добраться до замка Ругна на ней? Разумеется, эти существа знают дорогу — кобылицы знают о местонахождении всех, кто спит.
   Но одновременно с решением возникли и новые проблемы. Наездница Танди никакая. Иногда, правда, она ездила на землерое, сидя позади своей матери, путешествуя на окраины Ксанфа, где требовалось разместить изумруды, опалы и бриллианты, — но это ведь совсем другое дело! Землерой продвигался вперед медленно и равномерно, пробираясь сквозь скалы, в то время как кто-нибудь напевал одну из его любимых мелодий. Ночные кобылицы же, по убеждению Танди, скакали стремительно и порывисто. Как же поймать одну из них, да еще и удержаться на ней?
   Танди была проворной и ловкой. Она облазила все пещеры, перелетая через пропасти на канатах-лозах, протискиваясь в невероятно узкие трещины, — ей, безусловно, повезло, что она такая миниатюрная! — переплывая ледяные реки, легко взбираясь по оползням на склонах, отгоняя случайно попавшихся на пути гоблинов. Это давало уверенность, что, если ночная кобылица подойдет достаточно близко, Танди сумеет прыгнуть ей на спину и вцепиться в развевающуюся гриву. Конечно, поездка будет не из приятных, но стерпеть можно. Итак, единственной проблемой оставался первый пункт плана, а именно: как поймать кобылицу.
   Дело в том, что ночные кобылицы появляются только во сне. Танди могла, конечно, притвориться спящей, но сомневалась, что это их обманет. А кроме того, если ей и удастся поймать одну из них, бодрствуя, кобылица, вероятнее всего, растворится в воздухе, подобно демонам, оставив по себе лишь смутное воспоминание. Собственно, эти ночные кобылицы как раз и являлись одной из разновидностей демонов и могли дематериализовываться точно так же, как Бошир, и так же проходили сквозь самые прочные стены, добираясь даже до тех спящих, которые считали себя в полной безопасности. Танди предполагала, что кобылицы вообще способны воплощаться только в присутствии спящего.
   Итак, придется скакать на ночной кобылице во сне — только это может заставить кобылицу обрести плоть, или же, наоборот, Танди дематериализуется вместе с ней.
   Танди начала готовиться к исполнению своего плана с завидным усердием. Не то чтобы перспектива такой поездки радовала ее, скорее ею руководил страх перед тем, что демон снова протянет к ней лапы — или что еще там, — если она не умчится отсюда. Итак, она соорудила из двух стульев и диванного валика нечто отдаленно напоминающее лошадь и приступила к тренировкам. Некоторое время она лежала на постели, словно спящая, затем внезапно вскакивала, взлетала на изображавший спину лошади валик, сжимала его коленями и вцеплялась в кисточки — «гриву». Она снова и снова повторяла это, доводя свои движения до автоматизма. Девушка вымоталась, ноги у нее болели и саднили, но она продолжала упражняться до тех пор, пока не почувствовала, что сможет повторить все это, не просыпаясь. Во всяком случае она надеялась, что сможет.
   Приготовления заняли несколько дней. Танди практиковалась по большей части в то время, когда мать покидала дом, дабы избежать лишних вопросов. Днем демон, по счастью, ее не беспокоил, так что удавалось еще и вздремнуть несколько часов.
   Когда результаты тренировок стали наконец ее удовлетворять и когда медлить дальше сделалось уже невозможно — Бошир совсем осмелел, а мать к тому же собиралась оставить ее одну на всю ночь (надо было разместить алмазы в большой кимберлитовой трубке, что было работой не из легких), — Танди приступила к решительным действиям.
   Она написала матери записку, где объясняла, что ей нужно навестить отца, и просила не волноваться. Нимфы вообще-то не слишком склонны к волнениям — с этим все будет в порядке. Она вытащила несколько сонных пилюль из укромных уголков, где те обычно спали, рассовала их по карманам и легла. Одной пилюли обычно хватало на несколько часов сна — потом пилюля просыпалась, но у Танди их было несколько штук; пока они спят вместе, будет спать и она, а это продлится всю ночь.
   Но когда магия пилюль начала действовать, погружая Танди в дремоту, она с тревогой подумала: а вдруг ночные кобылицы не посетят ее в эту ночь? Вдруг вместо них явится Бошир, а она, скованная дремотой, не сможет даже сопротивляться? Эта мысль так встревожила ее, что первая ночная кобылица влетела к ней, как по сигналу тревоги, стоило ей только заснуть.
   Во сне Танди могла отчетливо разглядеть это существо: лошадь полуночной масти со слабо мерцающими — признак демонов! — глазами, блестяще-черной гривой и хвостом цвета черного дерева; даже копыта были сумеречно-темными. Однако, несмотря на темную окраску, кобылица была прекрасным животным с великолепной мускулатурой и идеальными пропорциями. Чистый изгиб гордой шеи, настороженные уши, раздувающиеся черные ноздри — Танди видела, что перед ней превосходный скакун.
   «Я сплю, — напомнила она себе. — Это сон». Это и был сон, скверный, полный подводных течений и гротескно-огромных волн страха, стыда и ужаса, заставлявший ее чувствовать себя беспомощной и несчастной. Танди попыталась справиться с этим чувством, напряглась и бросила свое тело вперед.
   Удача! Утомительные тренировки не пропали даром. Она опустилась на спину лошади, вцепилась в шелковистую гриву и охватила ногами мощное тело.
   На мгновение кобыла застыла в изумлении — Танди было знакомо это ощущение, — а затем сорвалась с места. Она галопом проскакала сквозь стену, словно той и не было. Ощущение было точно таким же — они дематериализовались. Магия ночной кобылицы распространилась на ее всадницу подобно тому, как сила сонных пилюль распространялась на тех, кто носил их при себе. Танди продолжала спать, во сне приникнув к своему скакуну...
   Скачка была наполнена ужасом. Словно в безумном полете, стены проносились мимо тенями, открытые пространства — вспышками дневного света. Танди вцепилась в гриву, не замечая, что ее пряди жестоко режут пальцы, — она слишком боялась разжать руки. Если силы покинут ее, каким будет падение, где она окажется? Этот сон был хуже всех прежних, и сонные пилюли не позволяли проснуться.
   Они были уже далеко от уютного обиталища ее матери. Пролетали быстрее ветра через скалы и пещеры, огонь и воду и убежища крупных и мелких чудовищ. Они проскакали через стол, за которым шесть демонов играли в покер, и демоны замерли на мгновение, словно охваченные внезапным сомнением, хотя и не увидели кобылицы. Они скользнули мимо тайного сборища гоблинов, замышляющих очередное грязное дело, и те также смешались на миг, когда тень недоброго видения коснулась их. Ночная кобылица мелькнула глубоко под землей, где в убежище Мозговитый Коралл хранил живые артефакты Ксанфа, и артефакты беспокойно зашевелились, не сознавая, что их потревожило. Танди поняла, что, пролетая мимо тех, кто не спит, ночная кобылица вызывает краткую скверную мысль; полную же силу эти мысли обретают только во сне.
   Теперь у Танди появилась новая проблема: нужно было как-то управлять скакуном, а как — она не знала. А если бы и знала, что с того? Дорога к замку Ругна была ей неизвестна. И как же она раньше об этом не подумала!
   Что ж, ведь это сон, а во сне логика вовсе не обязательна.
   — Вези меня в замок Ругна! — крикнула она. — Там я отпущу тебя!
   Ночная кобылица издала короткое ржание и изменила направление. И что, это все? Танди пришло в голову, что ее скакун напуган не меньше ее самой. Ночные кобылицы вовсе не предназначены для таких скачек! Так, может, кобылица поможет своей всаднице, хотя бы чтобы избавиться от нее?