А Хабури продолжал грести, хотя плохо.
– Не круглым концом, а плоским, не круглым, а плоским!– раздалось сверху.
Хабури поднял глаза: это пролетевшая утка учила грести. Он взялся за другой конец весла, и они поплыли быстрее.
А лягушка все плакала на берегу. Появился муж ее дочери и дал теще медовые соты.
– У тебя во рту горечь, пососи этот мед!– сказала лягушкина дочь.
Мать послушалась, но из сот потекла какая-то черная жидкость. Настала ночь. Лягушка сосала соты и плакала:
– Вах, вах, вах!
Вскоре она превратилась в настоящую древесную лягушку.
Между тем, Хабури и две женщины продолжали свое путешествие. Охотясь на птиц, юноша наткнулся на череп. Тот взглянул на Хабури пару раз, что-то промолвил, а затем подпрыгнул и приклеился к шее человека. Видя, что добром череп не слезет, Хабури сбросил его на тропу и побежал. Череп покатился следом. Из кустов выскочил заяц-агути. «Вот он, поймал!»– подумал череп и впился зайчику в шею. «Пересчитаю-ка я ему пальцы,– решил череп, осматривая убитую дичь.– Раз, два, все? Значит не человек!». Череп оставил зайца и продолжал погоню. Снова хвать! Зубы впились в горло, кровь брызжет в стороны. Череп опять считает и надо же, снова только два пальца! К этому времени Хабури успел перебраться на другой берег реки. Череп бросился в воду и стал крокодилом.
Дальше Хабури повстречался с Верной Рукой.
– Птиц постреляем?– спросил тот.
– Давай,– отвечал Хабури.
Верная Рука убил птицу, а Хабури промахнулся. Он стал искать стрелу, но ее нигде не было.
– Вот ведь, хорошая стрела,– бормотал Хабури, озираясь, и тут оба увидели: упав на землю, стрела пробила ее насквозь.
Ножами люди расширили отверстие и заглянули вниз. Там виднелась земля, росли пальмы. В листве одной из них и застряла стрела. Между пальмами бродили стада диких свиней.
– Друзья!– воскликнул Хабури.– Я вижу землю и она изобильна едой!
– Он видит землю!– отозвались хором собравшиеся вокруг Хабури индейцы.– Спустимся же туда!
Призывы спуститься слышались отовсюду, даже старики были готовы отправиться вместе со всеми. Через отверстие просунули веревочную лестницу и люди один за другим полезли вниз. Одна беременная женщина опустила ноги в дырку и застряла. Уж ее и тянули назад и толкали вперед все напрасно, ее плотно заклинило в небосводе. То, что мы называем Утренней Звездой, есть на самом деле зад беременной женщины. Так и мерцает с тех пор. По ее вине половина индейцев осталась на небе и среди них все самые сильные шаманы. Жаль, что так случилось. Не сумевшие спуститься вредят теперь индейцам варрау.
Дела на земле вначале шли лучше, чем ныне. Под пальмой индейцы нашли кусочек крахмала. Пальму срубили, вернулись на пятый день на том месте стоит большая корзина готовой муки. Надрали лыка гамак сплелся сам. А звери? Черепаха в те дни бегала быстро, зато тапир и кабан медленно. Люди выкопали ров и погнали к нему животных. Черепаха свалилась, а тапир и кабан перепрыгнули и убежали. На этом хорошие дни закончились, все изменилось, все стало таким, как сейчас.
128. Черная краска и красная краска
129. Как черно-белый мир стал цветным
130. Конец света
– Не круглым концом, а плоским, не круглым, а плоским!– раздалось сверху.
Хабури поднял глаза: это пролетевшая утка учила грести. Он взялся за другой конец весла, и они поплыли быстрее.
А лягушка все плакала на берегу. Появился муж ее дочери и дал теще медовые соты.
– У тебя во рту горечь, пососи этот мед!– сказала лягушкина дочь.
Мать послушалась, но из сот потекла какая-то черная жидкость. Настала ночь. Лягушка сосала соты и плакала:
– Вах, вах, вах!
Вскоре она превратилась в настоящую древесную лягушку.
Между тем, Хабури и две женщины продолжали свое путешествие. Охотясь на птиц, юноша наткнулся на череп. Тот взглянул на Хабури пару раз, что-то промолвил, а затем подпрыгнул и приклеился к шее человека. Видя, что добром череп не слезет, Хабури сбросил его на тропу и побежал. Череп покатился следом. Из кустов выскочил заяц-агути. «Вот он, поймал!»– подумал череп и впился зайчику в шею. «Пересчитаю-ка я ему пальцы,– решил череп, осматривая убитую дичь.– Раз, два, все? Значит не человек!». Череп оставил зайца и продолжал погоню. Снова хвать! Зубы впились в горло, кровь брызжет в стороны. Череп опять считает и надо же, снова только два пальца! К этому времени Хабури успел перебраться на другой берег реки. Череп бросился в воду и стал крокодилом.
Дальше Хабури повстречался с Верной Рукой.
– Птиц постреляем?– спросил тот.
– Давай,– отвечал Хабури.
Верная Рука убил птицу, а Хабури промахнулся. Он стал искать стрелу, но ее нигде не было.
– Вот ведь, хорошая стрела,– бормотал Хабури, озираясь, и тут оба увидели: упав на землю, стрела пробила ее насквозь.
Ножами люди расширили отверстие и заглянули вниз. Там виднелась земля, росли пальмы. В листве одной из них и застряла стрела. Между пальмами бродили стада диких свиней.
– Друзья!– воскликнул Хабури.– Я вижу землю и она изобильна едой!
– Он видит землю!– отозвались хором собравшиеся вокруг Хабури индейцы.– Спустимся же туда!
Призывы спуститься слышались отовсюду, даже старики были готовы отправиться вместе со всеми. Через отверстие просунули веревочную лестницу и люди один за другим полезли вниз. Одна беременная женщина опустила ноги в дырку и застряла. Уж ее и тянули назад и толкали вперед все напрасно, ее плотно заклинило в небосводе. То, что мы называем Утренней Звездой, есть на самом деле зад беременной женщины. Так и мерцает с тех пор. По ее вине половина индейцев осталась на небе и среди них все самые сильные шаманы. Жаль, что так случилось. Не сумевшие спуститься вредят теперь индейцам варрау.
Дела на земле вначале шли лучше, чем ныне. Под пальмой индейцы нашли кусочек крахмала. Пальму срубили, вернулись на пятый день на том месте стоит большая корзина готовой муки. Надрали лыка гамак сплелся сам. А звери? Черепаха в те дни бегала быстро, зато тапир и кабан медленно. Люди выкопали ров и погнали к нему животных. Черепаха свалилась, а тапир и кабан перепрыгнули и убежали. На этом хорошие дни закончились, все изменилось, все стало таким, как сейчас.
128. Черная краска и красная краска
Две сестры заглянули в хижину. Молодого хозяина не было дома, девушек встретила его мать.
Сын отправился воевать. Он у меня храбрец и красавец. Скоро вернется и непременно возьмет вас в жены, обещала она.
Девушки остались. Осмотревшись, они решили, что будущий муж человек достойный, умеющий хорошо и красиво жить. По стенам были развешаны браслеты и ожерелья, на полу стояли расписные горшки и кувшины. Одна беда: куда подевался жених?
– Скоро, скоро придет,– уверяла мать,– быть может, он уже на пути к дому!
Все это было сплошное притворство. Нантатай и не собирался никуда уходить, а сидел в большом сосуде на помосте под крышей. В первую ночь, едва девушки заснули, мать достала сосуд, вынула сына, сняла с него рубашку и вымыла. Затем посадила на скамеечку и стала кормить. Кормила и приговаривала:
– Нантатай-тай-тай!
Он ей отвечал то же и ничего больше. Затем показала лежанку, где спали девушки.
–Вот твои жены,– объяснила она.
– А что с ними делать?– спросил сынок.
Мать подробным образом объяснила, что и как должен мужчина делать с женщинами. Тогда Нантатай приблизился к лежанке.
Пенис у Нантатая был большой, черный, пугающего размера: он носил его, закинув через плечо. Да и весь Нантатай был уродлив и отвратителен. Но так как сочетался он с женами исключительно ночью, те не имели представления о его облике.
– Кто наш муж и почему свекровь до сих пор делает вид, что сын не вернулся с войны?– размышляли сестры.
Однажды они притворились, будто спят, а сами стали подсматривать. Вот мать достала сосуд, вынула сына, направила его к лежанке. Нантатай подошел, дергаясь и гримасничая, а женщины пихнули его в грудь ногами.
– Они меня не хотят, потому что я сразу двоих обнимаю,– пробурчал сын, а мать поскорее запихала его обратно в сосуд и вернула на полку.
– Удивительное дело,– обменивались впечатлениями молодые женщины,– мать так гордится сыночком, а ведь он карлик, урод и ничего больше!
Отныне по утрам женщины с восторгом рассказывали свекрови, какого красавца видели во сне это ведь был твой сын, не правда ли? А ночью пинали беднягу ногами. Глупая мать верила невесткам и соглашалась: сын мой воистину смел и хорош собой!
– Послушай,– предложили сестры,– давай наловим рыбы на случай, если твой сын сегодня придет: угостим его, как положено!
Мать, конечно же, согласилась. По дороге к реке женщины спрятались, пропустили мимо хозяйку, а сами побежали назад. Обыскали весь дом безрезультатно.
Тут вспомнили и крикнули:
– Нантатай-тай-тай!
– Нантатай-тай-тай!– откликнулся дурачок из сосуда на полке.
Сестры достали сосуд, вынули затычку: Нантатай сидел, как обычно гримасничая и нелепо размахивая ручонками.
Женщины тут же поставили на огонь воду. Они сняли с Нантатая его рубашку, а самого бросили в кипяток. Он затрепыхался, но скоро затих. Сестры его выудили, подсушили, надели рубашку снова и водворили на полку, а сами побежали на реку.
Возвращаясь, сестры еще издали услышали всхлипыванья: мать Нантатая оплакивала сыночка.
– Несчастье, несчастье случилось,– встретила она женщин,– сын мой пал в битве с врагом!
– Какой ужас!– поддакивали те.
– Что нам делать теперь?– спросили они утром.
– Идите к Наяпу, здесь вам больше не за кого идти замуж. Этот Наяп мил и умен, да и рыбу умеет отлично ловить. Он вас возьмет с удовольствием.
Сестры вышли на тропу. Вот и развилка, о которой предупреждала мать Нантатая.
Тропа направо выведет вас к дому Наяпа, на ней лежат перья из хвоста попугая. Тропа налево выведет к дому опоссума Цуны, на ней лежат перья из хвоста дикой курочки.
Все было бы хорошо, но только Цуна подслушал этот разговор и подменил перья. Сестры свернули налево и пришли к опоссуму, полагая, что это Наяп. Обманщики и соблазнители женщин и в наши дни поступают подобно Цуне, он первый увел невест из под носа у жениха.
Когда сестры подошли, опоссума дома не было. Их встретила мать хозяина и его приятель обезьяна-капуцин.
– Вы пока принесите воды, мой сын скоро вернется с охоты, будем готовить ужин,– сказала старушка.
Цуна явился в полночь. Сестры уже легли спать. С важным видом опоссум стал вынимать из сумки какие-то листья и приговаривать:
– Вот жирный лесной индюк! А вот и еще один, и еще!
Порезав листья, он поставил горшок на огонь. Когда суп был готов, Цуна вытащил черенок листа и торжественно протянул матери:
– Индюшачью спинку отдай, пожалуйста, моим женам!
Сестры поднялись и подошли к огню. Черенок они выбросили, попробовали бульон – гнилая вода! Цуна и его мать не могли нахвалиться ужином, а женщины отправились спать голодными. Цуна лег между ними.
Та же история стала повторяться ежевечерне. Сестер разбирало любопытство, почему муж уходит так рано и возвращается поздно, всегда в темноте. Дело же было в том, что у Цуны гноились глаза и он стеснялся их показывать. Мать собирала гной и делала из него что-то вроде паштета, а другим говорила, будто кушанье готовится из арахиса. Сам Цуна паштет и ел.
Однажды жены незадолго перед рассветом затеяли с Цуной любовные игры. Все трое утомились и проспали до позднего утра. Тут-то сестры и увидели, наконец, лицо мужа, его маленькие гноящиеся глазки.
– Ой, как мне стыдно!– закричал Цуна, выскакивая на улицу.
Он так смутился, что даже забыл свой колчан. Уже на краю леса обернулся и стал просить:
– Эй, капуцин, захвати мой колчан!
Капуцин принес колчан, а Цуна ему говорит:
– Сверни трубочки из коры, чтобы можно было натянуть на них кишки этих женщин: потроха ведь чистить придется!
Капуцин все понял и вернувшись в дом стал свертывать трубочки. Сестры допытывались, чем это он занимается, но капуцин отмалчивался.
– Иди за водой,– велела старшая сестра младшей.– Если останусь одна, он будет поразговорчивее.
Женщина без долгих церемоний предложила обезьяне свою любовь, правда та обезьяна еще не была настоящей, но и вполне человеческими ее повадки трудно было назвать. Обезьяньи ласки пришлись старшей сестре не слишком по вкусу, но цель оказалась достигнута: капуцин признался, что Цуна замыслил съесть своих жен. Когда вернулась младшая сестра, пришлось и ей лечь с обезьяной.
Узнав, что им грозит, сестры спешно покинули дом. Хозяин вернулся и сразу же понял, кто разболтал секрет. Он, однако, не стал выяснять отношения с другом, а схватил топор и погнался за женщинами.
Сестры добежали до дома дятла, и тот спрятал их внутри огромного сигнального барабана. Появился Цуна, а дятел ему кричит:
– Эй, приятель, давай отсюда подальше, а то знаешь поверье: если кто недавно женат и взглянет на барабан, инструмент трещину даст; а у тебя две молодые жены!
Цуна послушался и пробежал мимо. Сестры снова пустились в путь, и тогда Цуна опять напал на их след. В этот раз женщины попросили крокодила помочь им. Крокодил спрятал обеих у себя во рту и перевязал пасть, будто зуб болит. Взгляд новобрачного преумножает зубную боль, поэтому Цуне пришлось удалиться.
Теперь на пути оказалась река. Паук-водомерка обещал женщинам их переправить, но с середины вернулся. Превратившись в букашку, он забрался на камень, а сестры не знали, что делать. К счастью, подошел человек-жаба: красивый, сильный, уверенный в себе парень, густо раскрашенный черной краской. Женщины ухватили его одна за правую, другая за левую ногу и вскоре были на другом берегу.
– Вы бы хоть одежду свою постирали, посоветовал человек-жаба, а то от вас до сих пор опоссумом пахнет!
– А можно к тебе пойти?
– Что вы, у меня слишком мокро. И так чуть не захлебнулись, пока я вас на тот берег тащил. Ищите Наяпа, вот кто для вас подходящий муж!
Тут к берегу подбежал Цуна. Увидев на камне паука-водомерку, он начал махать топором. Увертываясь, паук оправдывался: мол, через реку женщин перевозил не он. Потом опоссум долго бегал вдоль берега, ища переправы, но пришлось ему вернуться ни с чем.
Так и сейчас: стоит женщине убежать от мужа, всегда найдутся приятели, готовые ей помочь.
И вот сестры пришли, наконец, к дому Наяпа-ласточки. Хозяин показал им лежанку: спите здесь, пока из вас вонь не выветрится! К ужину Наяп приволок большущий кукан рыбы, вручил матери, а мать женщинам. С тех пор сестры каждый день ели столько жареной рыбы, сколько душе угодно.
Однажды Наяп велел:
– Вернется мать с огорода выкупайте ее. Но только следите, чтобы вода была не слишком горячей!
Сестры поставили воду греться, а сами начали прибирать в доме. То да се, вода успела закипеть. Пришла свекровь, и невестка, не проверив, годится ли ванна, опустили старушку в чан. Мать Наяпа была сделана из пчелиного воска, поэтому мгновенно растаяла. Впрочем чего там: невестки свекровь специально сварили. Ведь им не нравилось, что та отбирает себе самых жирных и вкусных рыбок. «Теперь, думали они, нам достанется все, что Наяпа наловит!».
Их образ мыслей не удивителен: отношения между невесткой и свекровью и в наши дни редко бывают хорошими. Случается, муж принесет дичь, а жена чуть не плачет, если надо и матери отрезать кусок. Воистину, прежде чем замуж идти, женщины должны хорошенько подумать.
– А где моя мама?– поинтересовался Наяп, вернувшись с рыбалки.
– Еще с поля не пришла.
– Что такое? Она в жизни так не задерживалась!
Наяп побежал, обыскал огород – никого!
– Может, вы убили ее?– догадался он, но жены все отрицали.
Тогда Наяп встал посреди пола и крикнул:
– Мама!
Женщины тщательно собрали весь воск, однако крохотный кусочек завалился под скамейку.
– Шии!– раздалось оттуда.
Наяп стал прислушиваться, нагнулся.
– Вы уморили мою мамочку!– завопил он, сжимая в кулаке кусочек воска.
Наяп бросился к лежанке в углу; занавесился разными тряпками, достал запас воска, хранившийся на полке, и вылепил мать заново. Старуха вышла из-за занавески.
– Твои скверные жены меня губили!– произнесла свекровь, указывая на невесток.
Наяп метнул в них копье, но оно не задело женщин, вонзившись в столб. Сестры бросились к лесу.
– Не вздумайте сюда еще раз прийти!– неслось им вслед.
Женщины опять побрели неизвестно куда и шли, не останавливаясь, до самого жилища человека-белки.
Хозяин их принял любезно. Некоторое время сестры бездельничали, а затем человек-белка отправил их за кукурузой.
– Но не забудьте,– предупредил он.– Сорвите лишь три початка, а сверху положите цветок. Затем поставьте корзины на землю и обойдите поле вокруг. Только потом несите корзины домой.
Белкин огород находился у большого упавшего дерева.
– Что это за участок такой?– удивились сестры, дойдя до полянки.– Тут всего-то три кукурузины. Соберем все, что есть!
Обойдя поле, как им велели, сестры с удивлением уставились на оставленные корзины: кукурузы стало больше, чем было, початки пересыпались через край. По дороге домой кукуруза продолжала вываливаться. Корзины то и дело лопались. Женщины их едва тащили и проклинали белку. Хозяин слышал ругательства и сразу же догадался, что женщины не сделали так, как он их просил.
– Я вашей кукурузы не хочу, можете обезьяне отдать!– обиженно проговорил он.
Обезьяне так обезьяне. За едой обезьяна-ревун корчил смешные рожи, сестры давились от смеха, а человек-белка сидел, насупившись, и прял пряжу. На все предложения присоединиться к трапезе отвечал отказом.
– Как вы меня назвали? Тупой зуб? Вот-вот, я тупой зуб, некрасивый урод, а ревун красивый его и кормите!
Солнце зашло. Хозяин вышел из дома и стал рыться в земле у столбов, на которых держалась крыша жилища.
– Что ты здесь делаешь?– спросили женщины.
– Ищу семена, которые еще дедушка мой посеял!
В действительности человек-белка колдовал. Когда все уснули, он велел столбам шагать прочь. Дом пришел в движение и переместился на другой берег реки, а вокруг лежанки, где спали сестры, выросла густая крапива. Хлынул дождь, но сестры даже не смогли встать – боялись обжечься.
С трудом дождавшись рассвета, женщины принялись думать, во что бы им превратиться.
– В камни?
– Ни в коем случае: люди станут ходить, а мы им мешать вот стыдно-то будет!
– Тогда в большую поросшую лесом равнину!
– Еще чего выдумала! Начнется охота с собаками и люди заблудятся.
– В две реки!
– Которые будет трудно переплыть, люди станут ругать нас!
– В две горы!
– Но ведь на них будет трудно подняться, опять один вред!
Наконец, счастливая мысль: мы персоны не столь уж значительные, превращаться в леса и горы нам неприлично. Лучше стать чем-то таким, что служит для украшения.
– Представляешь, как будет великолепно, когда на празднике отрубленных и сушеных голов-трофеев мужчины станут разрисовывать себе лица красными и черными пятнышками!
– А если черной краской смазать волосы, как они хороши!
Сестры пришли в восторг от своего решения и превращение началось.
Одна сестра вытянулась вверх, раздалась вширь и превратилась в огромное дерево генипу, из плодов которой индейцы делают черную краску. Женщина не ожидала, что станет такой высокой, и даже заплакала.
– Ты лучше встань на колени,– посоветовала она сестре,– а то просто страшно, какая я теперь высоченная!
Сестра послушалась и превратилась в куст ачиоте, из плодов которого делают красную краску.
Вокруг генипы и ачиоте немедленно собрался народ. Паукообразная обезьяна полезла на генипу, а та вымазала ей морду и превратила в животное. Потом человек-белка полез. Его тоже вымазали и спустили вниз. Он пытался что-то сказать, да не мог, белкой стал. Явился Наяп.
И ты здесь теперь? А где ты был раньше, почему довел нас до того, что нам пришлось стать деревьями?
Наяп сделался ласточкой. Потом пришла обезьяна-ревун. И ее раскрасили, превратив в обезьяну. А муж-солнце благословил метаморфозы и говорил:
Пусть отныне все сохраняют свое новое обличье!
Так мужчины превратились в зверей, а две сестры в генипу и ачиоте.
Сын отправился воевать. Он у меня храбрец и красавец. Скоро вернется и непременно возьмет вас в жены, обещала она.
Девушки остались. Осмотревшись, они решили, что будущий муж человек достойный, умеющий хорошо и красиво жить. По стенам были развешаны браслеты и ожерелья, на полу стояли расписные горшки и кувшины. Одна беда: куда подевался жених?
– Скоро, скоро придет,– уверяла мать,– быть может, он уже на пути к дому!
Все это было сплошное притворство. Нантатай и не собирался никуда уходить, а сидел в большом сосуде на помосте под крышей. В первую ночь, едва девушки заснули, мать достала сосуд, вынула сына, сняла с него рубашку и вымыла. Затем посадила на скамеечку и стала кормить. Кормила и приговаривала:
– Нантатай-тай-тай!
Он ей отвечал то же и ничего больше. Затем показала лежанку, где спали девушки.
–Вот твои жены,– объяснила она.
– А что с ними делать?– спросил сынок.
Мать подробным образом объяснила, что и как должен мужчина делать с женщинами. Тогда Нантатай приблизился к лежанке.
Пенис у Нантатая был большой, черный, пугающего размера: он носил его, закинув через плечо. Да и весь Нантатай был уродлив и отвратителен. Но так как сочетался он с женами исключительно ночью, те не имели представления о его облике.
– Кто наш муж и почему свекровь до сих пор делает вид, что сын не вернулся с войны?– размышляли сестры.
Однажды они притворились, будто спят, а сами стали подсматривать. Вот мать достала сосуд, вынула сына, направила его к лежанке. Нантатай подошел, дергаясь и гримасничая, а женщины пихнули его в грудь ногами.
– Они меня не хотят, потому что я сразу двоих обнимаю,– пробурчал сын, а мать поскорее запихала его обратно в сосуд и вернула на полку.
– Удивительное дело,– обменивались впечатлениями молодые женщины,– мать так гордится сыночком, а ведь он карлик, урод и ничего больше!
Отныне по утрам женщины с восторгом рассказывали свекрови, какого красавца видели во сне это ведь был твой сын, не правда ли? А ночью пинали беднягу ногами. Глупая мать верила невесткам и соглашалась: сын мой воистину смел и хорош собой!
– Послушай,– предложили сестры,– давай наловим рыбы на случай, если твой сын сегодня придет: угостим его, как положено!
Мать, конечно же, согласилась. По дороге к реке женщины спрятались, пропустили мимо хозяйку, а сами побежали назад. Обыскали весь дом безрезультатно.
Тут вспомнили и крикнули:
– Нантатай-тай-тай!
– Нантатай-тай-тай!– откликнулся дурачок из сосуда на полке.
Сестры достали сосуд, вынули затычку: Нантатай сидел, как обычно гримасничая и нелепо размахивая ручонками.
Женщины тут же поставили на огонь воду. Они сняли с Нантатая его рубашку, а самого бросили в кипяток. Он затрепыхался, но скоро затих. Сестры его выудили, подсушили, надели рубашку снова и водворили на полку, а сами побежали на реку.
Возвращаясь, сестры еще издали услышали всхлипыванья: мать Нантатая оплакивала сыночка.
– Несчастье, несчастье случилось,– встретила она женщин,– сын мой пал в битве с врагом!
– Какой ужас!– поддакивали те.
– Что нам делать теперь?– спросили они утром.
– Идите к Наяпу, здесь вам больше не за кого идти замуж. Этот Наяп мил и умен, да и рыбу умеет отлично ловить. Он вас возьмет с удовольствием.
Сестры вышли на тропу. Вот и развилка, о которой предупреждала мать Нантатая.
Тропа направо выведет вас к дому Наяпа, на ней лежат перья из хвоста попугая. Тропа налево выведет к дому опоссума Цуны, на ней лежат перья из хвоста дикой курочки.
Все было бы хорошо, но только Цуна подслушал этот разговор и подменил перья. Сестры свернули налево и пришли к опоссуму, полагая, что это Наяп. Обманщики и соблазнители женщин и в наши дни поступают подобно Цуне, он первый увел невест из под носа у жениха.
Когда сестры подошли, опоссума дома не было. Их встретила мать хозяина и его приятель обезьяна-капуцин.
– Вы пока принесите воды, мой сын скоро вернется с охоты, будем готовить ужин,– сказала старушка.
Цуна явился в полночь. Сестры уже легли спать. С важным видом опоссум стал вынимать из сумки какие-то листья и приговаривать:
– Вот жирный лесной индюк! А вот и еще один, и еще!
Порезав листья, он поставил горшок на огонь. Когда суп был готов, Цуна вытащил черенок листа и торжественно протянул матери:
– Индюшачью спинку отдай, пожалуйста, моим женам!
Сестры поднялись и подошли к огню. Черенок они выбросили, попробовали бульон – гнилая вода! Цуна и его мать не могли нахвалиться ужином, а женщины отправились спать голодными. Цуна лег между ними.
Та же история стала повторяться ежевечерне. Сестер разбирало любопытство, почему муж уходит так рано и возвращается поздно, всегда в темноте. Дело же было в том, что у Цуны гноились глаза и он стеснялся их показывать. Мать собирала гной и делала из него что-то вроде паштета, а другим говорила, будто кушанье готовится из арахиса. Сам Цуна паштет и ел.
Однажды жены незадолго перед рассветом затеяли с Цуной любовные игры. Все трое утомились и проспали до позднего утра. Тут-то сестры и увидели, наконец, лицо мужа, его маленькие гноящиеся глазки.
– Ой, как мне стыдно!– закричал Цуна, выскакивая на улицу.
Он так смутился, что даже забыл свой колчан. Уже на краю леса обернулся и стал просить:
– Эй, капуцин, захвати мой колчан!
Капуцин принес колчан, а Цуна ему говорит:
– Сверни трубочки из коры, чтобы можно было натянуть на них кишки этих женщин: потроха ведь чистить придется!
Капуцин все понял и вернувшись в дом стал свертывать трубочки. Сестры допытывались, чем это он занимается, но капуцин отмалчивался.
– Иди за водой,– велела старшая сестра младшей.– Если останусь одна, он будет поразговорчивее.
Женщина без долгих церемоний предложила обезьяне свою любовь, правда та обезьяна еще не была настоящей, но и вполне человеческими ее повадки трудно было назвать. Обезьяньи ласки пришлись старшей сестре не слишком по вкусу, но цель оказалась достигнута: капуцин признался, что Цуна замыслил съесть своих жен. Когда вернулась младшая сестра, пришлось и ей лечь с обезьяной.
Узнав, что им грозит, сестры спешно покинули дом. Хозяин вернулся и сразу же понял, кто разболтал секрет. Он, однако, не стал выяснять отношения с другом, а схватил топор и погнался за женщинами.
Сестры добежали до дома дятла, и тот спрятал их внутри огромного сигнального барабана. Появился Цуна, а дятел ему кричит:
– Эй, приятель, давай отсюда подальше, а то знаешь поверье: если кто недавно женат и взглянет на барабан, инструмент трещину даст; а у тебя две молодые жены!
Цуна послушался и пробежал мимо. Сестры снова пустились в путь, и тогда Цуна опять напал на их след. В этот раз женщины попросили крокодила помочь им. Крокодил спрятал обеих у себя во рту и перевязал пасть, будто зуб болит. Взгляд новобрачного преумножает зубную боль, поэтому Цуне пришлось удалиться.
Теперь на пути оказалась река. Паук-водомерка обещал женщинам их переправить, но с середины вернулся. Превратившись в букашку, он забрался на камень, а сестры не знали, что делать. К счастью, подошел человек-жаба: красивый, сильный, уверенный в себе парень, густо раскрашенный черной краской. Женщины ухватили его одна за правую, другая за левую ногу и вскоре были на другом берегу.
– Вы бы хоть одежду свою постирали, посоветовал человек-жаба, а то от вас до сих пор опоссумом пахнет!
– А можно к тебе пойти?
– Что вы, у меня слишком мокро. И так чуть не захлебнулись, пока я вас на тот берег тащил. Ищите Наяпа, вот кто для вас подходящий муж!
Тут к берегу подбежал Цуна. Увидев на камне паука-водомерку, он начал махать топором. Увертываясь, паук оправдывался: мол, через реку женщин перевозил не он. Потом опоссум долго бегал вдоль берега, ища переправы, но пришлось ему вернуться ни с чем.
Так и сейчас: стоит женщине убежать от мужа, всегда найдутся приятели, готовые ей помочь.
И вот сестры пришли, наконец, к дому Наяпа-ласточки. Хозяин показал им лежанку: спите здесь, пока из вас вонь не выветрится! К ужину Наяп приволок большущий кукан рыбы, вручил матери, а мать женщинам. С тех пор сестры каждый день ели столько жареной рыбы, сколько душе угодно.
Однажды Наяп велел:
– Вернется мать с огорода выкупайте ее. Но только следите, чтобы вода была не слишком горячей!
Сестры поставили воду греться, а сами начали прибирать в доме. То да се, вода успела закипеть. Пришла свекровь, и невестка, не проверив, годится ли ванна, опустили старушку в чан. Мать Наяпа была сделана из пчелиного воска, поэтому мгновенно растаяла. Впрочем чего там: невестки свекровь специально сварили. Ведь им не нравилось, что та отбирает себе самых жирных и вкусных рыбок. «Теперь, думали они, нам достанется все, что Наяпа наловит!».
Их образ мыслей не удивителен: отношения между невесткой и свекровью и в наши дни редко бывают хорошими. Случается, муж принесет дичь, а жена чуть не плачет, если надо и матери отрезать кусок. Воистину, прежде чем замуж идти, женщины должны хорошенько подумать.
– А где моя мама?– поинтересовался Наяп, вернувшись с рыбалки.
– Еще с поля не пришла.
– Что такое? Она в жизни так не задерживалась!
Наяп побежал, обыскал огород – никого!
– Может, вы убили ее?– догадался он, но жены все отрицали.
Тогда Наяп встал посреди пола и крикнул:
– Мама!
Женщины тщательно собрали весь воск, однако крохотный кусочек завалился под скамейку.
– Шии!– раздалось оттуда.
Наяп стал прислушиваться, нагнулся.
– Вы уморили мою мамочку!– завопил он, сжимая в кулаке кусочек воска.
Наяп бросился к лежанке в углу; занавесился разными тряпками, достал запас воска, хранившийся на полке, и вылепил мать заново. Старуха вышла из-за занавески.
– Твои скверные жены меня губили!– произнесла свекровь, указывая на невесток.
Наяп метнул в них копье, но оно не задело женщин, вонзившись в столб. Сестры бросились к лесу.
– Не вздумайте сюда еще раз прийти!– неслось им вслед.
Женщины опять побрели неизвестно куда и шли, не останавливаясь, до самого жилища человека-белки.
Хозяин их принял любезно. Некоторое время сестры бездельничали, а затем человек-белка отправил их за кукурузой.
– Но не забудьте,– предупредил он.– Сорвите лишь три початка, а сверху положите цветок. Затем поставьте корзины на землю и обойдите поле вокруг. Только потом несите корзины домой.
Белкин огород находился у большого упавшего дерева.
– Что это за участок такой?– удивились сестры, дойдя до полянки.– Тут всего-то три кукурузины. Соберем все, что есть!
Обойдя поле, как им велели, сестры с удивлением уставились на оставленные корзины: кукурузы стало больше, чем было, початки пересыпались через край. По дороге домой кукуруза продолжала вываливаться. Корзины то и дело лопались. Женщины их едва тащили и проклинали белку. Хозяин слышал ругательства и сразу же догадался, что женщины не сделали так, как он их просил.
– Я вашей кукурузы не хочу, можете обезьяне отдать!– обиженно проговорил он.
Обезьяне так обезьяне. За едой обезьяна-ревун корчил смешные рожи, сестры давились от смеха, а человек-белка сидел, насупившись, и прял пряжу. На все предложения присоединиться к трапезе отвечал отказом.
– Как вы меня назвали? Тупой зуб? Вот-вот, я тупой зуб, некрасивый урод, а ревун красивый его и кормите!
Солнце зашло. Хозяин вышел из дома и стал рыться в земле у столбов, на которых держалась крыша жилища.
– Что ты здесь делаешь?– спросили женщины.
– Ищу семена, которые еще дедушка мой посеял!
В действительности человек-белка колдовал. Когда все уснули, он велел столбам шагать прочь. Дом пришел в движение и переместился на другой берег реки, а вокруг лежанки, где спали сестры, выросла густая крапива. Хлынул дождь, но сестры даже не смогли встать – боялись обжечься.
С трудом дождавшись рассвета, женщины принялись думать, во что бы им превратиться.
– В камни?
– Ни в коем случае: люди станут ходить, а мы им мешать вот стыдно-то будет!
– Тогда в большую поросшую лесом равнину!
– Еще чего выдумала! Начнется охота с собаками и люди заблудятся.
– В две реки!
– Которые будет трудно переплыть, люди станут ругать нас!
– В две горы!
– Но ведь на них будет трудно подняться, опять один вред!
Наконец, счастливая мысль: мы персоны не столь уж значительные, превращаться в леса и горы нам неприлично. Лучше стать чем-то таким, что служит для украшения.
– Представляешь, как будет великолепно, когда на празднике отрубленных и сушеных голов-трофеев мужчины станут разрисовывать себе лица красными и черными пятнышками!
– А если черной краской смазать волосы, как они хороши!
Сестры пришли в восторг от своего решения и превращение началось.
Одна сестра вытянулась вверх, раздалась вширь и превратилась в огромное дерево генипу, из плодов которой индейцы делают черную краску. Женщина не ожидала, что станет такой высокой, и даже заплакала.
– Ты лучше встань на колени,– посоветовала она сестре,– а то просто страшно, какая я теперь высоченная!
Сестра послушалась и превратилась в куст ачиоте, из плодов которого делают красную краску.
Вокруг генипы и ачиоте немедленно собрался народ. Паукообразная обезьяна полезла на генипу, а та вымазала ей морду и превратила в животное. Потом человек-белка полез. Его тоже вымазали и спустили вниз. Он пытался что-то сказать, да не мог, белкой стал. Явился Наяп.
И ты здесь теперь? А где ты был раньше, почему довел нас до того, что нам пришлось стать деревьями?
Наяп сделался ласточкой. Потом пришла обезьяна-ревун. И ее раскрасили, превратив в обезьяну. А муж-солнце благословил метаморфозы и говорил:
Пусть отныне все сохраняют свое новое обличье!
Так мужчины превратились в зверей, а две сестры в генипу и ачиоте.
129. Как черно-белый мир стал цветным
Васулумани живет на четвертом небе. С ним были там одни старички, которые вечно мерзнут. Только Васулумани и способен их немного согреть. Васулумани Красный Попугай, такой ослепительно яркий, что на него невозможно смотреть. А если выстрелить в Васулумани, из его продырявленного живота выльются все небесные и земные огни и мир исчезнет в языках пламени. В те времена, когда солнце с луной еще не было, лишь от Красного Попугая исходил единственный в мире свет.
Все предметы тогда были белыми или черными. Зеленый, синий, желтые цвета оскорбляли достоинство Васулумани, который не терпел пестроты и безвкусицы. И сейчас еще мудрый индеец не станет раскрашивать тело в кричащие тона или обвешиваться пестрыми перьями. Лишь тот, чей строгий наряд состоит из одних только белых и черных перьев, приятен Красному Попугаю.
Черно-белый мир существовал уже долго, так что земля переполнилась и больше людей не вмещала. Ее обитатели совсем забыли правила пристойного доведения, пренебрегая заветом Васулумани. Они пошли в лес и настреляли там множество птиц самой чудовищной, яркой расцветки. А вернувшись, принялись исполнять священный танец охоты. Ноги и головы, спины и грудь, руки и бедра охотников сплошь покрывали роскошные блестящие украшения. Небо и лес засияли радужным светом, разноцветные блики заиграли в кронах деревьев, отразились в водах ручьев. Красный Попугай долго смотрел на все это и думал: они нарочно хотят меня оскорбить, ведь знают же, что подобные краски мне отвратительны!
И Васулумани не выдержал. Он спустился в лес, сел на ветку и спросил проходивших мимо охотников:
– А что, табак у вас есть?
– Да, возьми!– любезно отвечали мужчины.
И как бы издеваясь над Попугаем, они принялись накладывать друг другу на спину все новые тушки убитых птиц, превращаясь в переливающиеся всеми цветами горы перьев. Васулумани молчал, а внутри у него все кипело.
Глядя вслед охотникам, Васулумани долго и медленно жевал свой табак. Наконец, взмахнул крыльями и полетел на запад. Уже почти скрывшись из глаз наблюдавших за ним людей, Красный Попугай веером выпустил из-под хвоста струи помета и выплюнул из клюва табак.
– Слышите!– разнеслось по земле.
Охотники остановились в тревоге, следя за брызгами, которые рассеивались от горизонта до горизонта. Везде, где капли помета достигали земли, начинало бушевать пламя, так как вещество, исходящее из чрева Васулумани, горячее любого человеческого огня. Раскаленные частицы опускались на деревья и хижины, пожар занимался с разных концов. Через несколько минут мир сгорел.
Лишь два человека избежали собственной смерти: Поотили и его супруга Ваипили-шома. Поотили не стрелял на охоте в многоцветных птиц, не украшал себя пестрыми перьями. Увидев несущийся на них вал огня, индеец с женой юркнул в нору броненосца. Жар настиг бы их и здесь, не успей броненосец замазать отверстие глиной.
Огонь отбушевал, пожрав все вокруг, гул его стих. Запас воздуха под землей тоже иссяк. Не в силах больше терпеть, Поотили и Ваипили-шома выскочили наружу, но не нашли облегчения: смрадный дым поднимался до неба, волны горячих газов перехватили дыхание. Среди головешек и обугленных стволов валялись остовы людей и животных, источавшие запахи жженой кости и паленого мяса.
Вдруг грянул гром, сверкнула молния, тучи закрыли небо. Хлынул ливень, реки забурлили и вышли из берегов. Это рыба сахели взмахнула хвостом, заметалась и отворила плотины, ограждавшие запасы мировых вод. Уже по колено в воде, под струями дождя, Поотили сумел связать плот и побросать на него лесные плоды, принесенные мутным потоком. А его жена побежала к высокой горе. В правой руке она держала тлеющую головешку, в левой мешочек с плодами. Вода же все поднималась и вскоре покрыла вершину горы. На ней росло дерево уйван священное дерево индейских шаманов, которого не уничтожить ни огню, ни воде. Вечно зелены его листья, они не сохнут и не опадают. Ваипили-шома вскарабкалась по стволу, забралась в дупло и замазала отверстие глиной.
А поток бушевал. Вот уже дупло и нижние ветви дерева ушли под воду. В тот момент, когда лишь самая последняя веточка еще оставалась над поверхностью моря, на нее сел лесной петушок паухиль, птица индейских шаманов. Он опустил в воду хвост и запел. Его пронзительный крик разнесся по всему миру. Как только бурлящие струи коснулись перьев, поток успокоился, вода начала убывать. Все больше гор выступало над поверхностью моря, все больше птиц летало над ними. Птицы кричали и пели, а на земле вновь вырастали леса, расцветали цветы, наливались плоды, появлялись животные.
Плот Поотили опустился у подножья священного дерева. Индеец поднял голову и увидел дупло. Оттуда доносился голос жены. Выломав перемычку из глины, Поотили выпустил Ваипили-шома наружу.
Жизнь потекла своим чередом, у мужчины и женщины родились сын и дочь. Они выросли, поженились, от них произошли все индейцы. Но случиться такое могло лишь однажды, в начале времен. Если брат и сестра поженятся когда-нибудь снова, потоп и пожар опять уничтожат мир.
Красный Попугай все реже спускается на землю со своего четвертого неба. В мире появился новый свет, исходящий от солнца и от луны. Черно-белые предметы стали цветными. Но хотя цвет разрешен, не злоупотребляйте терпением Красного Попугая!
Все предметы тогда были белыми или черными. Зеленый, синий, желтые цвета оскорбляли достоинство Васулумани, который не терпел пестроты и безвкусицы. И сейчас еще мудрый индеец не станет раскрашивать тело в кричащие тона или обвешиваться пестрыми перьями. Лишь тот, чей строгий наряд состоит из одних только белых и черных перьев, приятен Красному Попугаю.
Черно-белый мир существовал уже долго, так что земля переполнилась и больше людей не вмещала. Ее обитатели совсем забыли правила пристойного доведения, пренебрегая заветом Васулумани. Они пошли в лес и настреляли там множество птиц самой чудовищной, яркой расцветки. А вернувшись, принялись исполнять священный танец охоты. Ноги и головы, спины и грудь, руки и бедра охотников сплошь покрывали роскошные блестящие украшения. Небо и лес засияли радужным светом, разноцветные блики заиграли в кронах деревьев, отразились в водах ручьев. Красный Попугай долго смотрел на все это и думал: они нарочно хотят меня оскорбить, ведь знают же, что подобные краски мне отвратительны!
И Васулумани не выдержал. Он спустился в лес, сел на ветку и спросил проходивших мимо охотников:
– А что, табак у вас есть?
– Да, возьми!– любезно отвечали мужчины.
И как бы издеваясь над Попугаем, они принялись накладывать друг другу на спину все новые тушки убитых птиц, превращаясь в переливающиеся всеми цветами горы перьев. Васулумани молчал, а внутри у него все кипело.
Глядя вслед охотникам, Васулумани долго и медленно жевал свой табак. Наконец, взмахнул крыльями и полетел на запад. Уже почти скрывшись из глаз наблюдавших за ним людей, Красный Попугай веером выпустил из-под хвоста струи помета и выплюнул из клюва табак.
– Слышите!– разнеслось по земле.
Охотники остановились в тревоге, следя за брызгами, которые рассеивались от горизонта до горизонта. Везде, где капли помета достигали земли, начинало бушевать пламя, так как вещество, исходящее из чрева Васулумани, горячее любого человеческого огня. Раскаленные частицы опускались на деревья и хижины, пожар занимался с разных концов. Через несколько минут мир сгорел.
Лишь два человека избежали собственной смерти: Поотили и его супруга Ваипили-шома. Поотили не стрелял на охоте в многоцветных птиц, не украшал себя пестрыми перьями. Увидев несущийся на них вал огня, индеец с женой юркнул в нору броненосца. Жар настиг бы их и здесь, не успей броненосец замазать отверстие глиной.
Огонь отбушевал, пожрав все вокруг, гул его стих. Запас воздуха под землей тоже иссяк. Не в силах больше терпеть, Поотили и Ваипили-шома выскочили наружу, но не нашли облегчения: смрадный дым поднимался до неба, волны горячих газов перехватили дыхание. Среди головешек и обугленных стволов валялись остовы людей и животных, источавшие запахи жженой кости и паленого мяса.
Вдруг грянул гром, сверкнула молния, тучи закрыли небо. Хлынул ливень, реки забурлили и вышли из берегов. Это рыба сахели взмахнула хвостом, заметалась и отворила плотины, ограждавшие запасы мировых вод. Уже по колено в воде, под струями дождя, Поотили сумел связать плот и побросать на него лесные плоды, принесенные мутным потоком. А его жена побежала к высокой горе. В правой руке она держала тлеющую головешку, в левой мешочек с плодами. Вода же все поднималась и вскоре покрыла вершину горы. На ней росло дерево уйван священное дерево индейских шаманов, которого не уничтожить ни огню, ни воде. Вечно зелены его листья, они не сохнут и не опадают. Ваипили-шома вскарабкалась по стволу, забралась в дупло и замазала отверстие глиной.
А поток бушевал. Вот уже дупло и нижние ветви дерева ушли под воду. В тот момент, когда лишь самая последняя веточка еще оставалась над поверхностью моря, на нее сел лесной петушок паухиль, птица индейских шаманов. Он опустил в воду хвост и запел. Его пронзительный крик разнесся по всему миру. Как только бурлящие струи коснулись перьев, поток успокоился, вода начала убывать. Все больше гор выступало над поверхностью моря, все больше птиц летало над ними. Птицы кричали и пели, а на земле вновь вырастали леса, расцветали цветы, наливались плоды, появлялись животные.
Плот Поотили опустился у подножья священного дерева. Индеец поднял голову и увидел дупло. Оттуда доносился голос жены. Выломав перемычку из глины, Поотили выпустил Ваипили-шома наружу.
Жизнь потекла своим чередом, у мужчины и женщины родились сын и дочь. Они выросли, поженились, от них произошли все индейцы. Но случиться такое могло лишь однажды, в начале времен. Если брат и сестра поженятся когда-нибудь снова, потоп и пожар опять уничтожат мир.
Красный Попугай все реже спускается на землю со своего четвертого неба. В мире появился новый свет, исходящий от солнца и от луны. Черно-белые предметы стали цветными. Но хотя цвет разрешен, не злоупотребляйте терпением Красного Попугая!
130. Конец света
Жрецы говорят о неизбежной гибели мира. Они неоднократно обсуждали свои опасения и пришли к выводу, что о приближении ужасного конца свидетельствует рост преступности. От чиновников неоднократно требовали взять положение под контроль, но их усилия ни к чему не приводили. Жрец из селения Сан-Франсиско выразил мнение, будто мир и раньше бывал близок к концу, однако человечество все же выжило. Тем не менее большинство жрецов полагает, что на сей раз разрушение станет необратимым. Скорее всего, мир утонет, медленно погрузится в пучину. Последние обитатели соберутся на высочайших горных вершинах, но и те затем канут в ничто.