Эпосы. Русские народные сказки

   – Отчего же вы с матерью не евши живете? Смотри, вырос ты большой, гляди – женишься, чем семейство прокормишь?
   Иван ему в ответ:
   – А незнамо как, дедушка! Да нету жены у меня.
   – Эко горе какое! – сказал хозяин. – А отдам-ка я свою дочь тебе в замужество. Она у меня разумница, ее ума-то вам на двоих достанет.
   Кликнул старик свою дочь. Вот является в горницу прекрасная девица. Такую красоту и не видел никто, и неизвестно было, что она есть на свете. Глянул на нее Иван, и сердце в нем приостановилось.
   Старый отец посмотрел на дочь со строгостью и сказал ей:
   – Вот тебе муж, а ты ему жена. Прекрасная дочь только взор потупила:
   – Воля ваша, батюшка. Вот поженились они и стали жить-поживать. Живут они сыто, богато, жена Ивана домом правит, а старый хозяин редко дома бывает: ходит он по миру, премудрость там среди народа ищет, а когда найдет ее, возвращается ко двору и в книгу записывает. А однажды старик принес волшебное круглое зеркальце. Принес он его издалече, от мастера-волшебника с холодных гор, – принес, да и спрятал. Мать Ивана жила теперь сыта и довольна, а жила она, как прежде, в своей избе на деревне. Сын звал ее жить к себе, да мать не захотела: не по душе ей была жизнь в доме жены Ивана, у невестки.
   – Боюсь я, сынок, – сказала матушка Ивану. – Ишь она, Еленушка, жена твоя, красавица писаная какая, богатая да знатная, – чем ты ее заслужил? Мы-то с отцом твоим в бедности жили, а ты и вовсе без судьбы родился.
   И осталась жить мать Ивана в своей старой избушке. А Иван живет и думает: правду говорит матушка; всего будто довольно у него, и жена ласковая, слова поперек не скажет, а чувствует Иван, словно всегда холодно ему. И живет он так с молодой женой вполжитья-вполбытья, а нет чтобы вовсе хорошо. Вот приходит однажды старик к Ивану и говорит:
   – Уйду я далече, далее, чем прежде ходил, вернусь я не скоро. Возьми-ко, на тебе, ключ от меня. Прежде я при себе его носил, да теперь боюсь потерять: дорога-то мне дальняя. Ты ключ береги и амбар им не отпирай. А уж пойдешь в амбар, так жену туда не веди. А коли не стерпишь и жену поведешь, так цветное платье ей не давай. Время придет, я сам ей выдам его, для нее и берегу. Гляди-ко запомни, что я тебе сказал, а то жизнь свою в смерти потеряешь!
   Сказал старик и ушел. Прошло еще время. Иван и думает:
   „А чего так! Пойду-ка я в амбар да погляжу, что там есть, а жену не поведу!“
   Пошел Иван в тот амбар, что всегда взаперти стоял, открыл его, глядит – там золота много, кусками оно лежит, и камни, как жар, горят, и еще добро было, которому Иван не знал имени. А в углу амбара еще чулан был либо тайное место, и дверь туда вела. Иван открыл только дверь в чулан и ступить туда не успел, как уже крикнул нечаянно:
   – Еленушка, жена моя, иди сюда скорее!
   В чулане том висело самоцветное женское платье. Оно сияло, как ясное небо, и свет, как живой ветер, шел по нему. Иван обрадовался, что увидел такое платье; оно как раз впору будет его жене и придется ей по нраву.
   Вспомнил было Иван, что старик не велел ему платье жене давать, да что с платьем станется, если он его только покажет! А Иван любил жену: где она улыбнется, там ему и счастье.
   Пришла жена. Увидела она это платье и руками всплеснула.
   – Ах, – говорит, – каково платье доброе!
   Вот она просит у Ивана:
   – Одень меня в это платье да пригладь, чтоб ладно сидело.
   А Иван не велит ей в платье одеваться. Она тогда и плачет:
   – Ты, – говорит, – знать, не любишь меня: доброе платье такое для жены жалеешь. Дай мне хоть руки продеть, я пощупаю, каково платье, – может, не годится. Иван велел ей:
   – Продень, – говорит, – испытай, каково тебе будет.
   Жена продела руки в рукава и опять к мужу:
   – Не видать ничего. Вели голову в ворот сунуть. Иван велел. Она голову сунула, да и дернула платье на себя, да и оболоклась вся в него. Ощупала она, что в одном кармане зеркальце лежит, вынула его и поглядела.
   – Ишь, – говорит, – какая красавица, а за бесталанным мужем живет! Стать бы мне птицей, улетела бы я отсюда далеко-далеко!
   Вскрикнула она высоким голосом, всплеснула руками, глядь – и нету ее. Обратилась она в голубицу и улетела из амбара далеко-далеко в синее небо, куда пожелала. Знать, платье она надела волшебное. Загоревал тут Иван. Да чего горевать – некогда ему было. Положил он в котомку хлеба и пошел искать жену.
   – Эх, – сказал он, – злодейка какая, отца ослушалась, с родительского двора без спросу ушла! Сыщу ее, научу уму-разуму!
   Сказал он так, да вспомнил, что сам живет бесталанным, и заплакал.
   Вот идет он путем, идет дорогой, идет тропинкой, плохо ему, горюет он по жене. Видит Иван – щука у воды лежит, совсем помирает, а в воду влезть не может.
   „Гляди-ко, – думает Иван, – мне-то плохо, а ей того хуже“. Поднял он щуку и пустил ее в воду. Щука сейчас нырнула в глубину да обратно кверху, высунула голову и говорит:
   – Я добро твое не забуду. Станет тебе горько – скажи только: „Щука, щука, вспомни Ивана!“. Съел Иван кусок хлеба и пошел дальше. Идет он, идет, а время уже к ночи.
   Глядит Иван и видит: коршун воробья поймал, в когтях его держит и хочет склевать.
   „Эх, – смотрит Иван, – мне беда, а воробью смерть!“
   Пугнул Иван коршуна, тот и выпустил из когтей воробья.
   Сел воробей на ветку, сам говорит Ивану:
   – Будет тебе нужда – покличь меня: „Эй, мол, воробей, вспомни мое добро!“.
   Заночевал Иван под деревом, а наутро пошел дальше. И уже далеко он от своего дома отошел, весь приустал и телом стал тощий, так что и одежду на себе рукой поддерживает. А идти ему было далече, и шел Иван еще целый год и полгода. Прошел он всю землю, дошел до моря, дальше идти некуда.
   Спрашивает он у жителя:
   – Чья тут земля, кто тут царь и царица?
   Житель отвечает Ивану:
   – У нас в царицах живет Елена Премудрая: она все знает – у нее книга такая есть, где все написано, и она все видит – у нее зеркало такое есть. Она и сейчас видит небось.
   И правда, Елена увидела Ивана в свое зеркальце. У нее была Дарья, прислужница. Вот Дарья обтерла рушником пыль с зеркальца, сама взглянула в него, сначала собой полюбовалась, а потом увидела в нем чужого мужика.
   – Никак, чужой мужик идет! – сказала прислужница Елене Премудрой. Издалека, видать, идет: худой да оплошалый весь, и лапти стоптал.
   Глянула в зеркальце Елена Премудрая.
   – И то, – говорит, – чужой! Это муж мой явился. Подошел Иван к царскому двору. Видит – двор тыном огорожен. А в тыне колья, а на кольях человечьи мертвые головы; только один кол пустой, ничего нету.
   Спрашивает Иван у жителя – чего такое, дескать?
   А житель ему:
   – А это, – говорит, – женихи царицы нашей, Елены Премудрой, которые сватались к ней. Царица-то наша – ты не видал ее – красоты несказанной и по уму волшебница. Вот и сватаются к ней женихи, знатные да удалые. А ей нужен такой жених, чтобы ее перемудрил, вот какой! А кто ее не перемудрит, тех она казнит смертью. Теперь один кол остался: это тому, кто еще к ней в мужья придет.
   – Да вот я к ней в мужья иду! – сказал Иван.
   – Стало быть, и кол пустой тебе, – ответил житель и пошел туда, где изба его стояла.
   Пришел Иван к Елене Премудрой. А Елена сидит в своей царской горнице, и платье на ней одето отцовское, в которое она самовольно а амбаре оболоклась.
   – Что тебе надобно? – спросила Елена Премудрая. – Зачем явился?
   – На тебя поглядеть, – Иван ей говорит, – я по тебе скучаю.
   – По мне и те вон скучали, – сказала Елена Премудрая и показала на тын за окном, где были мертвые головы.
   Спросил тогда Иван:
   – Аль ты не жена мне более?
   – Была я тебе жена, – царица ему говорит, – да ведь я теперь не прежняя. Какой ты мне муж, бесталанный мужик! А хочешь меня в жены, так заслужи меня снова! А не заслужишь, голову с плеч долой! Вон кол пустой в тыне торчит.
   – Кол пустой по мне не скучает, – сказал Иван. – Гляди, как бы ты по мне не соскучилась. Скажи: чего тебе исполнить?
   Царица ему в ответ:
   – А исполни, что я велю! Укройся от меня где хочешь, хоть на краю света, чтоб я тебя не нашла, а и нашла – так не узнала бы. Тогда ты будешь умнее меня, и я стану твоей женой. А не сумеешь в тайности быть, угадаю я тебя, – голову потеряешь.
   – Дозволь, – попросил Иван, – до утра на соломе поспать и хлеба твоего покушать, а утром я исполню твое желание.
   Вот вечером постелила прислужница Дарья соломы в сенях и принесла хлеба краюшку да кувшин с квасом. Лег Иван и думает: что утром будет? И видит он – пришла Дарья, села в сенях на крыльцо, распростерла светлое платье царицы и стала в нем штопать прореху. Штопала-штопала, зашивалазашивала Дарья прореху, а потом и заплакала. Спрашивает ее Иван:
   – Чего ты, Дарья, плачешь?
   – А как мне не плакать, – Дарья отвечает, – если завтра смерть моя будет! Велела мне царица прореху в платье зашить, а иголка не шьет его, а только распарывает: платье-то уж таково нежное, от иглы разверзается. А не зашью, казнит меня наутро царица.
   – А дай-ко я шить попробую, – говорит Иван, – может, зашью, и тебе умирать не надо.
   – Да как тебе платье такое дать? – Дарья говорит. – Царица сказывала: мужик ты бесталанный. Однако попробуй маленько, а я погляжу.
   Сел Иван за платье, взял иглу и начал шить. Видит – и правда, не шьет игла, а рвет: платье-то легкое, словно воздух, не может в нем игла приняться. Бросил Иван иглу, стал руками каждую нить с другой нитью связывать. Увидела Дарья и рассерчала на Ивана:
   – Нету в тебе уменья! Да как же ты руками все нитки в прорехе свяжешь? Их тут тыщи великие!
   – А я их с хотеньем да с терпеньем, гляди, и свяжу! – ответил Иван. А ты иди да спать ложись, к утру-то я, гляди, и отделаюсь.
   Всю ночь работал Иван. Месяц с неба светил ему, да И платье светилось само по себе, как живое, и видел он каждую его нить.
   К утренней заре управился Иван. Поглядел он на свою работу: нету больше прорехи, повсюду платье теперь цельное. Поднял он платье на руку и чувствует – стало оно словно бы тяжелым. Оглядел он платье: в одном кармане книга лежит – в нее старик, отец Елены, записывал всю мудрость, а в другом кармане – круглое зеркальце, которое старик принес от мастераволшебника из холодных гор. Поглядел Иван в зеркальце – видно в нем, да смутно; почитал он книгу – не понял ничего. Подумал тогда Иван: „Люди говорят, я бесталанный, – правда и есть“.
   Наутро пришла Дарья-прислужница, взяла она готовое платье, осмотрела его и сказала Ивану:
   – Благодарствую тебе. Ты меня от смерти спас, и я твое добро упомню.
   Вот встало солнце над землею, пора Ивану уходить в тайное место, где царица Елена его не отыщет. Вышел он во двор, видит – стог сена сложен стоит; залег он в сено, думал, что вовсе укрылся, а на него дворовые собаки брешут, и Дарья с крыльца кричит:
   – Экой бесталанный! Я и то вижу тебя, не токмо что царица! Вылезай оттуда, сено лаптями не марай!
   Вылез Иван и думает: куда ему податься? Увидел – море близко.
   Пошел он к морю и вспомнил щуку.
   – Щука, – говорит, – щука, вспомни Ивана!
   Щука высунулась из воды.
   – Иди, – говорит, – я тебя на дно моря упрячу!
   Бросился Иван в море. Утащила его щука на дно, зарыла там в песок, а воду хвостом замутила. Взяла Елена Премудрая свое круглое зеркальце, навела его на землю: нету Ивана; навела на небо: нету Ивана; навела на море на воду: и там не видать Ивана, одна вода мутная. „Я-то хитра, я-то умна, – думает царица, – да и он-то не прост, Иван Бесталанный!“ Открыла она отцовскую книгу мудрости и читает там: „Сильна хитрость ума, а добро сильнее хитрости, добро и тварь помнит“. Прочитала царица эти слова сперва по писанному, а потом по неписанному, и книга сказала ей: лежит-де Иван в песке на дне морском; кликни щуку, вели ей Ивана со дна достать, а не то, мол, поймаю тебя, щуку, и в обеде съем.
   Послала царица Дарью-прислужницу, велела ей кликнуть из моря щуку, а щука пусть Ивана со дна ведет.
   Явился Иван к Елене Премудрой.
   – Казни меня, – сказывает, – не заслужил я тебя. Одумалась Елена Премудрая: казнить всегда успеется, а они с Иваном не чужие друг другу, одним семейством жили.
   Говорит она Ивану:
   – Пойди укройся сызнова. Перехитришь ли меня, нет ли, тогда и буду казнить тебя либо миловать. Пошел Иван искать тайное место, чтобы царица его не нашла. А куда пойдешь! У царицы Елены волшебное зеркальце есть: она в него все видит, а что в зеркальце не видно, про то ей мудрая книга скажет. Кликнул Иван:
   – Эй, воробей, помнишь ли мое добро?
   А воробей уже тут.
   – Упади на землю, – говорит, – стань зернышком!
   Упал Иван на землю, стал зернышком, а воробей склевал его.
   А Елена Премудрая навела зеркальце на землю, на небо, на воду – нету Ивана. Все есть в зеркальце, а что нужно, того нет. Осерчала премудрая Елена, бросила зеркальце об пол, и оно разбилось. Пришла тогда в горницу Дарья-прислужница, собрала в подол осколки от зеркальца и унесла их в черный угол двора. Открыла Елена Премудрая отцовскую книгу. И читает там: „Иван в зерне, а зерно в воробье, а воробей сидит на плетне“.
   Велела тогда Елена Дарье позвать с плетня воробья: пусть воробей отдаст зернышко, а не то его самого коршун съест.
   Пошла Дарья к воробью. Услышал Дарью воробей, испугался и выбросил из клюва зернышко. Зернышко упало на землю и обратилось в Ивана. Стал он как был.
   Вот Иван является опять пред Еленой Премудрой.
   – Казни меня теперь, – говорит, – видно, и правда я бесталанный, а ты премудрая.
   – Завтра казню, – сказывает ему царица. – Завтрашний день я на остатний кол твою голову повешу. Лежит вечером Иван в сенях и думает, как ему быть, когда утром надо помирать. Вспомнил он тогда свою матушку. Вспомнил, и легко ему стало – так он любил ее.
   Глядит он – идет Дарья и горшок с кашей ему несет.
   Поел Иван кашу. Дарья ему и говорит:
   – Ты царицу-то нашу не бойся. Она не дюже злая. А Иван ей:
   – Жена мужу не страшна Мне бы только успеть уму-разуму ее научить.
   – Ты завтра на казнь-то не спеши, – Дарья ему говорит, – а скажи, у тебя дело есть, помирать, мол, тебе нельзя: в гости матушку ждешь.
   Вот наутро говорит Иван Елене Премудрой:
   – Дозволь еще малость пожить: я матушку свою увидеть хочу, – может, она в гости придет. Поглядела на него царица.
   – Даром тебе жить нельзя, – говорит. – А ты утаись от меня в третий раз. Не сыщу я тебя, живи, так и быть.
   Пошел Иван искать себе тайного места, а навстречу ему Дарья-прислужница.
   – Обожди, – велит она, – я тебя укрою. Я твое добро помню.
   Дунула она в лицо Ивана, и пропал Иван, превратился он в теплое дыхание женщины. Вдохнула Дарья и втянула его себе в грудь. Пошла потом Дарья в горницу, взяла царицыну книгу со стола, отерла пыль с нее да открыла ее и дунула в нее: тотчас дыхание ее обратилось в новую заглавную букву той книги, и стал Иван буквой. Сложила Дарья книгу и вышла вон. Пришла вскоре Елена Премудрая, открыла книгу и глядит в нее: где Иван. А книга ничего не говорит. А что скажет, непонятно царице; не стало, видно, смысла в книге. Не знала того царица, что от новой заглавной у буквы все слова в книге переменились.
   Захлопнула книгу Елена Премудрая и ударила ее обземь. Все буквы рассыпались из книги, а первая, заглавная буква, как ударилась, так и обратилась в Ивана.
   Глядит Иван на Елену Премудрую, жену свою, глядит и глаз отвести не может. Засмотрелась тут и царица на Ивана, а засмотревшись, улыбнулась ему. И стала она еще прекраснее, чем прежде была.
   – А я думала, – говорит она, – муж у меня мужик бесталанный, а он и от волшебного зеркала утаился, и книгу мудрости перехитрил!
   Стали они жить в мире и согласии и жили так до поры до времени. Да спрашивает однажды царица у Ивана:
   – А чего твоя матушка в гости к нам не идет. Отвечает ей Иван:
   – И то правда! Да ведь и батюшки твоего нету давно! Пойду-ка я наутро за матушкой да за батюшкой.
   А наутро чуть свет матушка Ивана и батюшка Елены Премудрой сами в гости к своим детям пришли. Батюшка-то Елены дорогу ближнюю в ее царство знал; они коротко шли и не притомились.
   Иван поклонился своей матушке, а старику так в ноги упал.
   – Худо, – говорит, – батюшка! Не соблюдал я твоего запрету. Прости меня, бесталанного!
   Обнял его старик и простил.
   – Спасибо тебе, – говорит, – сынок. В платье заветном прелесть была, в книге – мудрость, а в зеркальце – вся видимость мира. Думал я, собрал для дочери приданое, не хотел только дарить его до времени. Все я ей собирал, а того не положил, что в тебе было, – главного таланту. Пошел я было за ним далече, а он близко оказался. Видно, не кладется он и не дарится, а самим человеком добывается.
   Заплакала тут Елена Премудрая, поцеловала Ивана, мужа своего, и попросила у него прощения. С тех пор стали жить они славно – и Елена с Иваном, и родители их – и до сей поры живут.

ПО ЩУЧЬЕМУ ВЕЛЕНЬЮ

   Жил-был старик. У него было три сына: двое умных, третий – дурачок Емеля.
   Те братья работают, а Емеля целый день лежит на печке, знать ничего не хочет.
   Один раз братья уехали на базар, а бабы, невестки, давай посылать его:
   – Сходи, Емеля, за водой. А он им с печки:
   – Неохота…
   – Сходи, Емеля, а то братья с базара воротятся, гостинцев тебе не привезут.
   – Ну ладно. Слез Емеля с печки, обулся, оделся, взял ведра да топор и пошел на речку.
   Прорубил лед, зачерпнул ведра и поставил их, а сам глядит в прорубь. И увидел Емеля в проруби щуку. Изловчился и ухватил щуку в руку:
   – Вот уха будет сладка!
   Вдруг щука говорит ему человечьим голосом:
   – Емеля, отпусти меня в воду, я тебе пригожусь. А Емеля смеется:
   – На что ты мне пригодишься? Нет, понесу тебя домой, велю невесткам уху сварить. Будет уха сладка. Щука взмолилась опять:
   – Емеля, Емеля, отпусти меня в воду, я тебе сделаю все, что ни пожелаешь.
   – Ладно, только покажи сначала, что не обманываешь меня, тогда отпущу.
   Щука его спрашивает:
   – Емеля, Емеля, скажи – чего ты сейчас хочешь?
   – Хочу, чтобы ведра сами пошли домой и вода бы не расплескалась…
   Щука ему говорит:
   – Запомни мои слова: когда что тебе захочется – скажи только:
   По щучьему веленью, По моему хотенью.
   Емеля и говорит:
   – По щучьему веленью, По моему хотенью – ступайте, ведра, сами домой…
   Только сказал – ведра сами и пошли в гору. Емеля пустил щуку в прорубь, а сам пошел за ведрами. Идут ведра по деревне, народ дивится, а Емеля идет сзади, посмеивается…
   Зашли ведра в избу и сами стали на лавку, а Емеля полез на печь.
   Прошло много ли, мало ли времени – невестки говорят ему:
   – Емеля, что ты лежишь? Пошел бы дров нарубил.
   – Неохота…
   – Не нарубишь дров, братья с базара воротятся, гостинцев тебе не привезут.
   Емеле неохота слезать с печи. Вспомнил он про щуку и потихоньку говорит:
   – По щучьему веленью, По моему хотенью – поди, топор, наколи дров, а дрова – сами в избу ступайте и в печь кладитесь…
   Топор выскочил из-под лавки – и на двор, и давай дрова колоть, а дрова сами в избу идут и в печь лезут. Много ли, мало ли времени прошло невестки опять говорят:
   – Емеля, дров у нас больше нет. Съезди в лес, наруби.
   А он им с печки:
   – Да вы-то на что?
   – Как мы на что?.. Разве наше дело в лес за дровами ездить?
   – Мне неохота…
   – Ну, не будет тебе подарков.
   Делать нечего. Слез Емеля с печи, обулся, оделся. Взял веревку и топор, вышел на двор и сел в сани:
   – Бабы, отворяйте ворота!
   Невестки ему говорят:
   – Что ж ты, дурень, сел в сани, а лошадь не запряг?
   – Не надо мне лошади.
   Невестки отворили ворота, а Емеля говорит потихоньку:
   – По щучьему веленью, По моему хотенью – ступайте, сани, в лес…
   Сани сами и поехали в ворота, да так быстро – на лошади не догнать.
   А в лес-то пришлось ехать через город, и тут он много народу помял, подавил. Народ кричит: „Держи его! Лови его!“ А он знай сани погоняет. Приехал в лес:
   – По щучьему веленью, По моему хотенью – топор, наруби дровишек посуше, а вы, дровишки, сами валитесь в сани, сами вяжитесь…
   Топор начал рубить, колоть сухие дерева, а дровишки сами в сани валятся и веревкой вяжутся. Потом Емеля велел топору вырубить себе дубинку – такую, чтобы насилу поднять. Сел на воз:
   – По щучьему веленью, По моему хотенью – поезжайте, сани, домой…
   Сани помчались домой. Опять проезжает Емеля по тому городу, где давеча помял, подавил много народу, а там его уж дожидаются. Ухватили Емелю и тащат с возу, ругают и бьют.
   Видит он, что плохо дело, и потихоньку:
   – По щучьему веленью, По моему хотенью – ну-ка, дубинка, обломай им бока.
   Дубинка выскочила – давай колотить. Народ кинулся прочь, а Емеля приехал домой и залез на печь. Долго ли, коротко ли – услышал царь об Емелиных проделках и посылает за ним офицера: его найти и привезти во дворец.
   Приезжает офицер в ту деревню, входит в ту избу, где Емеля живет, и спрашивает:
   – Ты – дурак Емеля?
   А он с печки:
   – А тебе на что?
   – Одевайся скорее, я повезу тебя к царю.
   – А мне неохота…
   Рассердился офицер и ударил его по щеке.
   А Емеля говорит потихоньку:
   – По щучьему веленью, По моему хотенью – дубинка, обломай ему бока…
   Дубинка выскочила – и давай колотить офицера, насилу он ноги унес.
   Царь удивился, что его офицер не мог справиться с Емелей, и посылает самого набольшего вельможу:
   – Привези ко мне во дворец дурака Емелю, а то голову с плеч сниму.
   Накупил набольший вельможа изюму, черносливу, пряников, приехал в ту деревню, вошел в ту избу и стал спрашивать у невесток, что любит Емеля.
   – Наш Емеля любит, когда его ласково попросят да красный кафтан посулят, – тогда он все сделает, что ни попросишь.
   Набольший вельможа дал Емеле изюму, черносливу, пряников и говорит:
   – Емеля, Емеля, что ты лежишь на печи? Поедем к царю.
   – Мне и тут тепло…
   – Емеля, Емеля, у царя тебя будут хорошо кормить-поить, – пожалуйста, поедем.
   – А мне неохота…
   – Емеля, Емеля, царь тебе красный кафтан подарит, шапку и сапоги.
   Емеля подумал-подумал:
   – Ну ладно, ступай ты вперед, а я за тобой вслед буду.
   Уехал вельможа, а Емеля полежал еще и говорит:
   – По щучьему веленью, По моему хотенью – ну-ка, печь, поезжай к царю…
   Тут в избе углы затрещали, крыша зашаталась, стена вылетела, и печь сама пошла по улице, по дороге, прямо к царю.
   Царь глядит в окно, дивится:
   – Это что за чудо?
   Набольший вельможа ему отвечает:
   – А это Емеля на печи к тебе едет.
   Вышел царь на крыльцо:
   – Что-то, Емеля, на тебя много жалоб! Ты много народу подавил.
   – А зачем они под сани лезли?
   В это время в окно на него глядела царская дочь – Марья-царевна. Емеля увидал ее в окошке и говорит потихоньку:
   – По щучьему веленью, По моему хотенью – пускай царская дочь меня полюбит…
   И сказал еще:
   – Ступай, печь, домой…
   Печь повернулась и пошла домой, зашла в избу и стала на прежнее место. Емеля опять лежит-полеживает.
   А у царя во дворце крик да слезы. Марья-царевна по Емеле скучает, не может жить без него, просит отца, чтобы выдал он ее за Емелю замуж. Тут царь забедовал, затужил и говорит опять набольшему вельможе.
   – Ступай приведи ко мне Емелю живого или мертвого, а то голову – с плеч сниму.
   Накупил набольший вельможа вин сладких да разных закусок, поехал в ту деревню, вошел в ту избу и начал Емелю потчевать.
   Емеля напился, наелся, захмелел и лег спать. А вельможа положил его в повозку и повез к царю. Царь тотчас велел прикатить большую бочку с железными обручами. В нее посадили Емелю и Марьюцаревну, засмолили и бочку в море бросили. Долго ли, коротко ли – проснулся Емеля; видит – темно, тесно.
   – Где же это я?
   А ему отвечают:
   – Скучно и тошно, Емелюшка! Нас в бочку засмолили, бросили в синее море.
   – А ты кто?
   – Я – Марья-царевна.
   Емеля говорит:
   – По щучьему веленью, По моему хотенью – ветры буйные, выкатите бочку на сухой берег, на желтый песок…
   Ветры буйные подули. Море взволновалось, бочку выкинуло на сухой берег, на желтый песок. Емеля и Марья-царевна вышли из нее.
   – Емелюшка, где же мы будем жить? Построй какую ни на есть избушку.
   – А мне неохота… Тут она стала его еще пуще просить, он и говорит:
   – По щучьему веленью, По моему хотенью – выстройся каменный дворец с золотой крышей… Только он сказал – появился каменный дворец с золотой крышей. Кругом – зеленый сад: цветы цветут и птицы поют.
   Марья-царевна с Емелей вошли во дворец, сели у окошечка.
   – Емелюшка, а нельзя тебе красавчиком стать?
   Тут Емеля недолго думал:
   – По щучьему веленью, По моему хотенью – стать мне добрым молодцем, писаным красавцем… И стал Емеля таким, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
   А в ту пору царь ехал на охоту и видит – стоит дворец, где раньше ничего не было.
   – Это что за невежа без моего дозволения на моей земле дворец построил?
   И послал узнать-спросить: „Кто такие?“
   Послы побежали, стали под окошком, спрашивают. Емеля им отвечает:
   – Просите царя ко мне в гости, я сам ему скажу. Царь приехал к нему в гости. Емеля его встречает, ведет во дворец, сажает за стол. Начинают они пировать. Царь ест, пьет и не надивится:
   – Кто же ты такой, добрый молодец?
   – А помнишь дурачка Емелю – как приезжал к тебе на печи, а ты велел его со своей дочерью в бочку засмолить, в море бросить? Я – тот самый Емеля. Захочу – все твое царство пожгу и разорю.
   Царь сильно испугался, стал прощенья просить: