Страница:
– Не ищите, милые сестрицы! Улетайте домой; я сама виновата – недосмотрела, сама и отвечать буду. Сестрицы – красные девицы ударились о сыру землю, сделались голубицами, взмахнули крыльями и полетели прочь. Осталась одна девица, осмотрелась кругом и промолвила:
– Кто бы ни был таков, у кого моя сорочка, выходи сюда; коли старый человек – будешь мне родной батюшка, коли средних лет – будешь братец любимый, коли ровня мне – будешь милый друг!
Только сказала последнее слово, показался Иванцаревич. Подала она ему золотое колечко и говорит:
– Ах, Иван-царевич! Что давно не приходил? Морской царь на тебя гневается. Вот дорога, что ведет в подводное царство; ступай по ней смело! Там и меня найдешь; ведь я дочь морского царя, Василиса Премудрая.
Обернулась Василиса Премудрая голубкою и улетела от царевича. – А Иван-царевич отправился в подводное царство; видит – и там свет такой же, как у нас, и там поля, и луга, и рощи зеленые, и солнышко греет.
Приходит он к морскому царю. Закричал на него морской царь:
– Что так долго не бывал? За вину твою вот тебе служба: есть у меня пустошь на тридцать верст и в длину и поперек – одни рвы, буераки да каменье острое! Чтоб к завтрему было там как ладонь гладко, и была бы рожь посеяна, и выросла б к раннему утру высока, чтобы в ней галка могла схорониться. Если того не сделаешь – голова твоя с плеч долой!
Идет Иван-царевич от морского царя, сам слезами обливается. Увидала его в окно из своего терема высокого Василиса Премудрая и спрашивает:
– Здравствуй, Иван-царевич! Что слезами обливаешься?
– Как же мне не плакать? – отвечает царевич. – Заставил меня царь морской за одну ночь сровнять рвы, буераки и каменье острое и засеять рожью, чтоб к утру она выросла и могла в ней галка спрятаться.
– Это не беда, беда впереди будет. Ложись с Богом спать; утро вечера мудренее, все будет готово!
Лег спать Иван-царевич, а Василиса Премудрая вышла на крылечко и крикнула громким голосом:
– Гей вы, слуги мои верные! Ровняйте-ка рвы глубокие, сносите каменье острое, засевайте рожью колосистою, чтоб к утру поспело.
Проснулся на заре Иван-царевич, глянул – все готово: нет ни рвов, ни буераков, стоит поле как ладонь гладкое, и красуется на нем рожь – столь высока, что галка схоронится.
Пошел к морскому царю с докладом.
– Спасибо тебе, – говорит морской царь, – что сумел службу сослужить. Вот тебе другая работа: есть у меня триста скирдов, в каждом скирду по триста копен – все пшеница белоярая; обмолоти мне к завтрему всю пшеницу чисто-начисто, до единого зернышка, а скирдов не ломай и снопов не разбивай. Если не сделаешь – голова твоя с плеч долой!
– Слушаю, ваше величество! – сказал Иван-царевич; опять идет по двору да слезами обливается.
– О чем горько плачешь? – спрашивает его Василиса Премудрая.
– Как же мне не плакать? Приказал мне царь морской за одну ночь все скирды обмолотить, зерна не обронить, а скирдов не ломать и снопов не разбивать.
– Это не беда, беда впереди будет! Ложись спать с Богом, утро вечера мудренее.
Царевич лег спать, а Василиса Премудрая вышла на крылечко и закричала громким голосом:
– Гей вы, муравьи ползучие! Сколько вас на белом свете ни есть – все ползите сюда и повыберите зерно из батюшкиных скирдов чисто-начисто.
Поутру зовет морской царь Ивана-царевича:
– Сослужил ли ты службу?
– Сослужил, ваше величество!
– Пойдем посмотрим.
Пришли на гумно – все скирды стоят нетронуты, пришли в житницы – все закрома полнехоньки зерном.
– Спасибо тебе, брат! – сказал морской царь. – Сделай мне еще церковь из чистого воску, чтобы к рассвету была готова: это будет твоя последняя служба.
Опять идет Иван-царевич по двору, слезами умывается.
– О чем горько плачешь? – спрашивает его из высокого терема Василиса Премудрая.
– Как мне не плакать, доброму молодцу? Приказал мне морской царь за одну ночь сделать церковь из чистого воску.
– Ну, это еще не беда, беда впереди будет. Ложись-ка спать, утро вечера мудренее.
Царевич улегся спать, а Василиса Премудрая вышла на крылечко и закричала громким голосом:
– Гей вы, пчелы работящие! Сколько вас на белом свете ни есть – все летите сюда и слепите из чистого воску церковь Божию, чтоб к утру была готова!
Поутру встал Иван-царевич, глянул – стоит церковь из чистого воску, и пошел к морскому царю с докладом.
– Спасибо тебе, Иван-царевич! Каких слуг у меня ни бывало, никто не сумел так угодить, как ты. Будь же за то моим наследником, всего царства сберегателем; выбирай себе любую из тринадцати дочерей моих в жены.
Иван-царевич выбрал Василису Премудрую; тотчас их обвенчали и на радостях пировали целых три дня. Ни много ни мало прошло времени, стосковался Иван-царевич по своим родителям, захотелось ему на святую Русь.
– Что так грустен, Иван-царевич?
– Ах, Василиса Премудрая, сгрустнулось по отцу, по матери, захотелось на святую Русь.
– Вот это беда пришла! Если уйдем мы, будет за нами погоня великая; царь морской разгневается и предаст нас смерти. Надо ухитряться!
Плюнула Василиса Премудрая в трех углах, заперла двери в своем тереме и побежала с Иваном-царевичем на святую Русь.
На другой день ранехонько приходят посланные от морского царя – молодых подымать, во дворец к царю ждать. Стучатся в двери:
– Проснитеся, пробудитеся! Вас батюшка зовет.
– Еще рано, мы не выспались, приходите после! – отвечает одна слюнка.
Вот посланные ушли, обождали час-другой и опять стучатся:
– Не пора-время спать, пора-время вставать!
– Погодите немного: встанем, оденемся! – отвечает вторая слюнка.
В третий раз приходят посланные: царь-де морской гневается, зачем так долго они прохлаждаются.
– Сейчас будем! – отвечает третья слюнка. Подождали-подождали посланные и давай опять стучаться: нет отклика, нет отзыва! Выломали двери, а в тереме пусто. Доложили царю, что молодые убежали; озлобился он и послал за ними погоню великую.
А Василиса Премудрая с Иваном-царевичем уже далеко-далеко! Скачут на борзых конях без остановки, без роздыху.
– Ну-ка, Иван-царевич, припади к сырой земле да послушай, нет ли погони от морского царя?
Иван-царевич соскочил с коня, припал ухом к сырой земле и говорит; Слышу я людскую молвь и конский топ!
– Это за нами гонят! – сказала Василиса Премудрая и тотчас обратила коней зеленым лугом, Ивана-царевича – старым пастухом, а сама сделалась смирною овечкою.
Наезжает погоня:
– Эй, старичок! Не видал ли ты – не проскакал ли здесь добрый молодец с красной девицей?
– Нет, люди добрые, не видал, – отвечает Иванцаревич. – Сорок лет, как пасу на этом месте – ни одна птица мимо не пролетывала, ни один зверь мимо не прорыскивал!
Воротилась погоня назад:
– Ваше царское величество! Никого в пути не наехали, видели только: пастух овечку пасет.
– Что ж не хватали? Ведь это они и были! – закричал морской царь и послал новую погоню.
А Иван-царевич с Василисою Премудрой давнымдавно скачут на борзых конях.
– Ну, Иван-царевич, припади к сырой земле да послушай, нет ли погони от морского царя?
Иван-царевич слез с коня, припал ухом к сырой земле и говорит:
– Слышу я людскую молвь и конский топ.
– Это за нами гонят! – сказала Василиса Премудрая; сама сделалась церковью, Ивана-царевича обратила стареньким попом, а лошадей – деревьями. Наезжает погоня:
– Эй, батюшка! Не видал ли ты, не проходил ли здесь пастух с овечкою?
– Нет, люди добрые, не видал. Сорок лет тружусь в этой церкви – ни одна птица мимо не пролетывала, ни один зверь мимо не прорыскивал!
Повернула погоня назад:
– Ваше царское величество! Нигде не нашли пастуха с овечкою; только в пути и видели, что церковь да попа-старика.
– Что же вы церковь не разломали, попа не захватили? Ведь это они самые были! – закричал морской царь и сам поскакал вдогонь за Иваном-царевичем и Василисою Премудрою.
А они далеко уехали. Опять говорит Василиса Премудрая:
– Иван-царевич! Припади к сырой земле – не слыхать ли погони?
Слез Иван-царевич с коня, припал ухом к сырой земле и говорит:
– Слышу людскую молвь и конский топ пуще прежнего.
– Это сам царь скачет.
Оборотила Василиса Премудрая коней озером, Ивана-царевича – селезнем, а сама сделалась уткою. Прискакал царь морской к озеру, тотчас догадался, кто таковы утка и селезень, ударился о сыру землю и обернулся орлом. Хочет орел убить их до смерти, да не тут-то было: что ни разлетится сверху… вот-вот ударит селезня, а селезень в воду нырнет; вот-вот ударит утку, а утка в воду нырнет! Бился, бился, так ничего и не мог сделать.
Поскакал царь морской в свое подводное царство, а Василиса Премудрая с Иваном-царевичем выждали доброе время и поехали на святую Русь.
Долго ли, коротко ли, приехали они в тридесятое царство.
– Подожди меня в этом лесочке, – говорит Иванцаревич Василисе Премудрой, – я пойду доложусь наперед отцу, матери.
– Ты меня забудешь, Иван-царевич!
– Нет, не забуду.
– Нет, Иван-царевич, не говори, позабудешь!
Вспомни обо мне хоть тогда, когда станут два голубка в окна биться!
Пришел Иван-царевич во дворец; увидали его родители, бросились ему на шею и стали целовать-миловать его. На радостях позабыл Иван-царевич про Василису Премудрую.
Живет день и другой с отцом, с матерью, а на третий задумал свататься к какой-то королевне. Василиса Премудрая пошла в город и нанялась к просвирне в работницы. Стали просвиры[38] готовить, она взяла два кусочка теста, слепила пару голубков и посадила в печь.
– Разгадай, хозяюшка, что будет из этих голубков!
– А что будет? Съедим их – вот и все!
– Нет, не угадала!
Открыла Василиса Премудрая печь, отворила окно – и в ту же минуту голуби встрепенулися, полетели прямо во дворец и начали биться в окна; сколько прислуга царская ни старалась, ничем не могла отогнать их прочь. Тут только Иван-царевич вспомнил про Василису Премудрую, послал гонцов во все концы расспрашивать да разыскивать и нашел ее у просвирни; взял за руки белые, целовал в уста сахарные, привел к отцу, к матери, и стали все вместе жить да поживать да добра наживать.
МЕДНОЕ, СЕРЕБРЯНОЕ И ЗОЛОТОЕ ЦАРСТВА
БЕЛАЯ УТОЧКА
– Кто бы ни был таков, у кого моя сорочка, выходи сюда; коли старый человек – будешь мне родной батюшка, коли средних лет – будешь братец любимый, коли ровня мне – будешь милый друг!
Только сказала последнее слово, показался Иванцаревич. Подала она ему золотое колечко и говорит:
– Ах, Иван-царевич! Что давно не приходил? Морской царь на тебя гневается. Вот дорога, что ведет в подводное царство; ступай по ней смело! Там и меня найдешь; ведь я дочь морского царя, Василиса Премудрая.
Обернулась Василиса Премудрая голубкою и улетела от царевича. – А Иван-царевич отправился в подводное царство; видит – и там свет такой же, как у нас, и там поля, и луга, и рощи зеленые, и солнышко греет.
Приходит он к морскому царю. Закричал на него морской царь:
– Что так долго не бывал? За вину твою вот тебе служба: есть у меня пустошь на тридцать верст и в длину и поперек – одни рвы, буераки да каменье острое! Чтоб к завтрему было там как ладонь гладко, и была бы рожь посеяна, и выросла б к раннему утру высока, чтобы в ней галка могла схорониться. Если того не сделаешь – голова твоя с плеч долой!
Идет Иван-царевич от морского царя, сам слезами обливается. Увидала его в окно из своего терема высокого Василиса Премудрая и спрашивает:
– Здравствуй, Иван-царевич! Что слезами обливаешься?
– Как же мне не плакать? – отвечает царевич. – Заставил меня царь морской за одну ночь сровнять рвы, буераки и каменье острое и засеять рожью, чтоб к утру она выросла и могла в ней галка спрятаться.
– Это не беда, беда впереди будет. Ложись с Богом спать; утро вечера мудренее, все будет готово!
Лег спать Иван-царевич, а Василиса Премудрая вышла на крылечко и крикнула громким голосом:
– Гей вы, слуги мои верные! Ровняйте-ка рвы глубокие, сносите каменье острое, засевайте рожью колосистою, чтоб к утру поспело.
Проснулся на заре Иван-царевич, глянул – все готово: нет ни рвов, ни буераков, стоит поле как ладонь гладкое, и красуется на нем рожь – столь высока, что галка схоронится.
Пошел к морскому царю с докладом.
– Спасибо тебе, – говорит морской царь, – что сумел службу сослужить. Вот тебе другая работа: есть у меня триста скирдов, в каждом скирду по триста копен – все пшеница белоярая; обмолоти мне к завтрему всю пшеницу чисто-начисто, до единого зернышка, а скирдов не ломай и снопов не разбивай. Если не сделаешь – голова твоя с плеч долой!
– Слушаю, ваше величество! – сказал Иван-царевич; опять идет по двору да слезами обливается.
– О чем горько плачешь? – спрашивает его Василиса Премудрая.
– Как же мне не плакать? Приказал мне царь морской за одну ночь все скирды обмолотить, зерна не обронить, а скирдов не ломать и снопов не разбивать.
– Это не беда, беда впереди будет! Ложись спать с Богом, утро вечера мудренее.
Царевич лег спать, а Василиса Премудрая вышла на крылечко и закричала громким голосом:
– Гей вы, муравьи ползучие! Сколько вас на белом свете ни есть – все ползите сюда и повыберите зерно из батюшкиных скирдов чисто-начисто.
Поутру зовет морской царь Ивана-царевича:
– Сослужил ли ты службу?
– Сослужил, ваше величество!
– Пойдем посмотрим.
Пришли на гумно – все скирды стоят нетронуты, пришли в житницы – все закрома полнехоньки зерном.
– Спасибо тебе, брат! – сказал морской царь. – Сделай мне еще церковь из чистого воску, чтобы к рассвету была готова: это будет твоя последняя служба.
Опять идет Иван-царевич по двору, слезами умывается.
– О чем горько плачешь? – спрашивает его из высокого терема Василиса Премудрая.
– Как мне не плакать, доброму молодцу? Приказал мне морской царь за одну ночь сделать церковь из чистого воску.
– Ну, это еще не беда, беда впереди будет. Ложись-ка спать, утро вечера мудренее.
Царевич улегся спать, а Василиса Премудрая вышла на крылечко и закричала громким голосом:
– Гей вы, пчелы работящие! Сколько вас на белом свете ни есть – все летите сюда и слепите из чистого воску церковь Божию, чтоб к утру была готова!
Поутру встал Иван-царевич, глянул – стоит церковь из чистого воску, и пошел к морскому царю с докладом.
– Спасибо тебе, Иван-царевич! Каких слуг у меня ни бывало, никто не сумел так угодить, как ты. Будь же за то моим наследником, всего царства сберегателем; выбирай себе любую из тринадцати дочерей моих в жены.
Иван-царевич выбрал Василису Премудрую; тотчас их обвенчали и на радостях пировали целых три дня. Ни много ни мало прошло времени, стосковался Иван-царевич по своим родителям, захотелось ему на святую Русь.
– Что так грустен, Иван-царевич?
– Ах, Василиса Премудрая, сгрустнулось по отцу, по матери, захотелось на святую Русь.
– Вот это беда пришла! Если уйдем мы, будет за нами погоня великая; царь морской разгневается и предаст нас смерти. Надо ухитряться!
Плюнула Василиса Премудрая в трех углах, заперла двери в своем тереме и побежала с Иваном-царевичем на святую Русь.
На другой день ранехонько приходят посланные от морского царя – молодых подымать, во дворец к царю ждать. Стучатся в двери:
– Проснитеся, пробудитеся! Вас батюшка зовет.
– Еще рано, мы не выспались, приходите после! – отвечает одна слюнка.
Вот посланные ушли, обождали час-другой и опять стучатся:
– Не пора-время спать, пора-время вставать!
– Погодите немного: встанем, оденемся! – отвечает вторая слюнка.
В третий раз приходят посланные: царь-де морской гневается, зачем так долго они прохлаждаются.
– Сейчас будем! – отвечает третья слюнка. Подождали-подождали посланные и давай опять стучаться: нет отклика, нет отзыва! Выломали двери, а в тереме пусто. Доложили царю, что молодые убежали; озлобился он и послал за ними погоню великую.
А Василиса Премудрая с Иваном-царевичем уже далеко-далеко! Скачут на борзых конях без остановки, без роздыху.
– Ну-ка, Иван-царевич, припади к сырой земле да послушай, нет ли погони от морского царя?
Иван-царевич соскочил с коня, припал ухом к сырой земле и говорит; Слышу я людскую молвь и конский топ!
– Это за нами гонят! – сказала Василиса Премудрая и тотчас обратила коней зеленым лугом, Ивана-царевича – старым пастухом, а сама сделалась смирною овечкою.
Наезжает погоня:
– Эй, старичок! Не видал ли ты – не проскакал ли здесь добрый молодец с красной девицей?
– Нет, люди добрые, не видал, – отвечает Иванцаревич. – Сорок лет, как пасу на этом месте – ни одна птица мимо не пролетывала, ни один зверь мимо не прорыскивал!
Воротилась погоня назад:
– Ваше царское величество! Никого в пути не наехали, видели только: пастух овечку пасет.
– Что ж не хватали? Ведь это они и были! – закричал морской царь и послал новую погоню.
А Иван-царевич с Василисою Премудрой давнымдавно скачут на борзых конях.
– Ну, Иван-царевич, припади к сырой земле да послушай, нет ли погони от морского царя?
Иван-царевич слез с коня, припал ухом к сырой земле и говорит:
– Слышу я людскую молвь и конский топ.
– Это за нами гонят! – сказала Василиса Премудрая; сама сделалась церковью, Ивана-царевича обратила стареньким попом, а лошадей – деревьями. Наезжает погоня:
– Эй, батюшка! Не видал ли ты, не проходил ли здесь пастух с овечкою?
– Нет, люди добрые, не видал. Сорок лет тружусь в этой церкви – ни одна птица мимо не пролетывала, ни один зверь мимо не прорыскивал!
Повернула погоня назад:
– Ваше царское величество! Нигде не нашли пастуха с овечкою; только в пути и видели, что церковь да попа-старика.
– Что же вы церковь не разломали, попа не захватили? Ведь это они самые были! – закричал морской царь и сам поскакал вдогонь за Иваном-царевичем и Василисою Премудрою.
А они далеко уехали. Опять говорит Василиса Премудрая:
– Иван-царевич! Припади к сырой земле – не слыхать ли погони?
Слез Иван-царевич с коня, припал ухом к сырой земле и говорит:
– Слышу людскую молвь и конский топ пуще прежнего.
– Это сам царь скачет.
Оборотила Василиса Премудрая коней озером, Ивана-царевича – селезнем, а сама сделалась уткою. Прискакал царь морской к озеру, тотчас догадался, кто таковы утка и селезень, ударился о сыру землю и обернулся орлом. Хочет орел убить их до смерти, да не тут-то было: что ни разлетится сверху… вот-вот ударит селезня, а селезень в воду нырнет; вот-вот ударит утку, а утка в воду нырнет! Бился, бился, так ничего и не мог сделать.
Поскакал царь морской в свое подводное царство, а Василиса Премудрая с Иваном-царевичем выждали доброе время и поехали на святую Русь.
Долго ли, коротко ли, приехали они в тридесятое царство.
– Подожди меня в этом лесочке, – говорит Иванцаревич Василисе Премудрой, – я пойду доложусь наперед отцу, матери.
– Ты меня забудешь, Иван-царевич!
– Нет, не забуду.
– Нет, Иван-царевич, не говори, позабудешь!
Вспомни обо мне хоть тогда, когда станут два голубка в окна биться!
Пришел Иван-царевич во дворец; увидали его родители, бросились ему на шею и стали целовать-миловать его. На радостях позабыл Иван-царевич про Василису Премудрую.
Живет день и другой с отцом, с матерью, а на третий задумал свататься к какой-то королевне. Василиса Премудрая пошла в город и нанялась к просвирне в работницы. Стали просвиры[38] готовить, она взяла два кусочка теста, слепила пару голубков и посадила в печь.
– Разгадай, хозяюшка, что будет из этих голубков!
– А что будет? Съедим их – вот и все!
– Нет, не угадала!
Открыла Василиса Премудрая печь, отворила окно – и в ту же минуту голуби встрепенулися, полетели прямо во дворец и начали биться в окна; сколько прислуга царская ни старалась, ничем не могла отогнать их прочь. Тут только Иван-царевич вспомнил про Василису Премудрую, послал гонцов во все концы расспрашивать да разыскивать и нашел ее у просвирни; взял за руки белые, целовал в уста сахарные, привел к отцу, к матери, и стали все вместе жить да поживать да добра наживать.
МЕДНОЕ, СЕРЕБРЯНОЕ И ЗОЛОТОЕ ЦАРСТВА
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь. У него была жена Настасья – золотая коса и три сына: Петр-царевич, Василий-царевич и Иван-царевич.
Пошла раз царица со своими мамушками и нянюшками прогуляться по саду. Вдруг налетел Вихрь, подхватил царицу и унес неведомо куда. Царь запечалился, закручинился, да не знает, как ему быть.
Вот подросли царевичи, он им и говорит:
– Дети мои любезные, кто из вас поедет свою мать искать?
Собрались два старших сына и поехали. И год их нет, и другой их нет, вот и третий год начинается… Стал Иван-царевич батюшку просить:
– Отпусти меня матушку поискать, про старших братьев разузнать.
– Нет, – говорит царь, – один ты у меня остался, не покидай меня, старика.
А Иван-царевич отвечает:
– Все равно, позволишь – уйду и не позволишь – уйду.
Что тут делать? Отпустил его царь.
Оседлал Иван-царевич своего доброго коня и в путь отправился. Ехал-ехал… Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.
Доехал до стеклянной горы. Стоит гора высокая, верхушкой в небо уперлась. Под горой – два шатра раскинуты: Петра-царевича да Василия-царевича.
– Здравствуй, Иванушка! Ты куда путь держишь?
– Матушку искать, вас догонять.
– Эх, Иван-царевич, матушкин след мы давно нашли, да на том следу ноги не стоят. Пойди-ка попробуй на эту гору взобраться, а у нас уже моченьки нет. Мы три года внизу стоим, наверх взойти не можем.
– Что ж, братцы, попробую.
Полез Иван-царевич на стеклянную гору. Шаг наверх ползком, десять вниз кубарем. Он и день лезет, и другой лезет. Все руки себе изрезал, ноги искровянил. На третьи сутки долез до верху.
Стал сверху братьям кричать:
– Я пойду матушку отыскивать, а вы здесь оставайтесь, меня дожидайтесь три года и три месяца, а не буду в срок, так и ждать нечего. И ворон моих костей не принесет!
Отдохнул немного Иван-царевич и пошел по горе. Шел-шел, шел-шел. Видит – медный дворец стоит. У ворот страшные змеи на медных цепях прикованы, огнем дышат. А подле колодец, у колодца медный ковш на медной цепочке висит. Рвутся змеи к воде, да цепь коротка.
Взял Иван-царевич ковшик, зачерпнул студеной воды, напоил змей. Присмирели змеи, улеглись. Он и прошел в медный дворец. Вышла к нему медного царства царевна:
– Кто ты таков, добрый молодец?
– Я Иван-царевич.
– Что, Иван-царевич, своей охотой или неволей зашел сюда?
– Ищу свою мать – Настасью-царицу. Вихрь ее сюда утащил. Не знаешь ли, где она?
– Я-то не знаю. А вот недалеко отсюда живет моя средняя сестра, может, она тебе скажет.
И дала ему медный шарик.
– Покати шарик, – говорит, – он тебе путь-дорогу до средней сестры укажет. А как победишь Вихря, смотри не забудь меня, бедную.
– Хорошо, – говорит Иван-царевич. Бросил медный шарик. Шарик покатился, а царевич за ним вслед пошел.
Пришел в серебряное царство. У ворот страшные змеи на серебряных цепях прикованы. Стоит колодец с серебряным ковшом. Иван-царевич зачерпнул воды, напоил змей. Они улеглись и пропустили его. Выбежала серебряного царства царевна.
– Уже скоро три года, – говорит царевна, – как держит меня здесь могучий Вихрь. Я русского духу слыхом не слыхала, видом не видала, а теперь русский дух сам ко мне пришел. Кто ты такой, добрый молодец?
– Я Иван-царевич.
– Как же ты сюда попал: своей охотой или неволей.
– Своей охотой – ищу родную матушку. Пошла она в зеленый сад гулять, налетел могучий Вихрь, умчал ее неведомо куда. Не знаешь ли, где найти ее?
– Нет, не знаю. А живет здесь недалеко, в золотом царстве, старшая сестра моя – Елена Прекрасная. Может, она тебе скажет. Вот тебе серебряный шарик. Покати его перед собой и ступай за ним следом. Да смотри, как убьешь Вихря, не забудь меня, бедную. Покатил Иван-царевич серебряный шарик, сам вслед пошел.
Долго ли, коротко ли – видит: золотой дворец стоит, как жар горит. У ворот кишат страшные змеи, на золотых цепях прикованы. Огнем пышут. Возле колодец, у колодца золотой ковш на золотых цепях прикован.
Иван-царевич зачерпнул воды, напоил змей. Они улеглись, присмирели. Зашел Иван-царевич во дворец; встречает его Елена Прекрасная – царевна красоты неописанной:
– Кто ты таков, добрый молодец?
– Я Иван-царевич. Ищу свою матушку – Настасью-царицу. Не знаешь ли, где найти ее?
– Как не знать? Она живет недалеко отсюда. Вот тебе золотой шарик. Покати его по дороге – он доведет тебя, куда надобно. Смотри же, царевич, как победишь ты Вихря, не забудь меня, бедную, возьми с собой на вольный свет.
– Хорошо, – говорит, – красота ненаглядная, не забуду.
Покатил Иван-царевич шарик и пошел за ним. Шел, шел и пришел к такому дворцу, что ни в сказке сказать, ни пером описать – так горит скатным жемчугом и камнями драгоценными. У ворот шипят шестиглавые змеи, огнем палят, жаром дышат.
Напоил их царевич. Присмирели змеи, пропустили его во дворец. Прошел царевич большими покоями. В самом дальнем нашел свою матушку. Сидит она на высоком троне, в царском наряде разукрашенном, драгоценной короной увенчана. Глянула она на гостя и вскрикнула:
– Иванушка, сынок мой! Как ты сюда попал?!
– За тобой пришел, моя матушка.
– Ну, сынок, трудно тебе будет. Великая сила у Вихря. Ну, да я тебе помогу, силы тебе прибавлю. Тут подняла она половицу, свела его в погреб. Там стоят две кадки с водой – одна по правой руке, другая по левой.
Говорит Настасья-царица:
– Испей-ка, Иванушка, водицы, что по правую руку стоит.
Иван-царевич испил.
– Ну, что? Прибавилось в тебе силы?
– Прибавилось, матушка. Я бы теперь весь дворец одной рукой перевернул.
– А ну, испей еще!
Царевич еще испил.
– Сколько, сынок, теперь в тебе силы?
– Теперь захочу – весь свет поворочу.
– Вот, сынок, и хватит. Ну-ка, переставь эти кадки с места на место. Ту, что стоит направо, отнеси на левую сторону, а ту, что стоит направо, отнеси на правую сторону.
Иван-царевич взял кадки, переставил с места на место.
Говорит ему царица Настасья:
– В одной кадке сильная вода, в другой – бессильная. Вихрь в бою сильную воду пьет, оттого с ним никак не сладишь.
Воротились они во дворец.
– Скоро Вихрь прилетит, – говорит царица Настасья. – Ты схвати его за палицу. Да смотри не выпускай. Вихрь в небо взовьется – и ты с ним: станет он тебя над морями, над горами высокими, над глубокими пропастями носить, а ты держись крепко, рук не разжимай. Умается Вихрь, захочет испить сильной воды, бросится к кадке, что по правой руке поставлена, а ты пей из кадки, что по левой руке… Только сказать успела, вдруг на дворе потемнело, все вокруг затряслось. Влетел Вихрь в горницу. Иванцаревич к нему бросился, схватился за палицу.
– Ты кто таков? Откуда взялся? – закричал Вихрь. – Вот я тебя съем!
– Ну, бабка надвое сказала! Либо съешь, либо нет. Рванулся Вихрь в окно – да в поднебесье. Уж он носил, носил Ивана-царевича… И над горами, и над морями, и над глубокими пропастями. Не выпускает царевич из рук палицы. Весь свет Вихрь облетел. Умаялся, из сил выбился. Спустился – и прямо в погреб Подбежал к кадке, что по правой руке стояла, и давай воду пить.
А Иван-царевич налево кинулся, тоже к кадке припал. Пьет Вихрь – с каждым глотком силы теряет. Пьет Иван-царевич – с каждой каплей силушка в нем прибывает. Сделался могучим богатырем. Выхватил острый меч и разом отсек Вихрю голову.
Закричали позади голоса:
– Руби еще! Руби еще! А то оживет!
– Нет, – отвечает царевич, – богатырская рука два раза не бьет, с одного раза все кончает. Побежал Иван-царевич к Настасье-царице:
– Пойдем, матушка. Пора. Под горой нас братья дожидаются. Да по дороге надо трех царевен взять. Вот они в путь-дорогу отправились. Зашли за Еленой Прекрасной.
Она золотым яичком покатила, все золотое царство в яичко запрятала.
– Спасибо тебе, – говорит, – Иван-царевич, ты меня от злого Вихря спас. Вот тебе яичко, а захочешь – будь моим суженым.
Взял Иван-царевич золотое яичко, а царевну в алые уста поцеловал.
Потом зашли за царевной серебряного царства, а потом и за царевной медного. Захватили с собой полотна тканого и пришли к тому месту, где надо с горы спускаться. Иван-царевич спустил на полотне Настасью-царицу, потом Елену Прекрасную и двух сестер ее.
Братья стоят внизу, дожидаются. Увидели мать – обрадовались. Увидели Елену Прекрасную – обмерли. Увидели двух сестер – позавидовали.
– Ну, – говорит Василий-царевич, – молод-зелен наш Иванушка вперед старших братьев становиться. Заберем мать да царевен, к батюшке повезем, скажем: нашими богатырскими руками добыты. А Иванушка пусть на горе один погуляет.
– Что ж, – отвечает Петр-царевич, – дело ты говоришь. Елену Прекрасную я за себя возьму, царевну серебряного царства ты возьмешь, а царевну медного за генерала отдадим.
Тут как раз собрался Иван-царевич сам с горы спускаться; только стал полотно к пню привязывать, а старшие братья снизу взялись за полотно, рванули из рук у него и вырвали. Как теперь Иван-царевич вниз спустится?
Остался Иван-царевич на горе один. Заплакал и пошел назад. Ходил-ходил, нигде нет ни души. Скука смертная! Стал Иван-царевич с тоски-горя Вихревой палицей играть.
Только перекинул палицу с руки на руку – вдруг, откуда ни возьмись, выскочили Хромой да Кривой.
– Что надобно, Иван-царевич! Три раза прикажешь – три наказа твоих выполним.
Говорит Иван-царевич:
– Есть хочу, Хромой да Кривой!
Откуда ни возьмись – стол накрыт, на столе кушанья самые лучшие.
Поел Иван-царевич, опять с руки на руку перекинул палицу.
– Отдохнуть, – говорит, – хочу!
Не успел выговорить – стоит кровать дубовая, на ней перина пуховая, одеяльце шелковое. Выспался Иван-царевич – в третий раз перекинул палицу. Выскочили Хромой да Кривой:
– Что, Иван-царевич, надобно?
– Хочу быть в своем царстве-государстве. Только сказал – в ту же минуту очутился Иван-царевич в своем государстве. Прямо посреди базара стал. Стоит, озирается. Видит: по базару идет ему навстречу башмачник, идет, песни поет, ногами в лад притоптывает – такой весельчак!
Царевич и спрашивает:
– Куда, мужичок, идешь?
– Да несу башмаки продавать. Я ведь башмачник.
– Возьми меня к себе в подмастерья.
– А ты умеешь башмаки шить?
– Да я все, что угодно, умею. Не то что башмаки, и платье сошью.
Пришли они домой, башмачник и говорит:
– Вот тебе товар самый лучший. Сшей башмаки, посмотрю, как ты умеешь.
– Ну что это за товар?! Дрянь, да и только!
Ночью, как все заснули, взял Иван-царевич золотое яичко, покатил по дороге. Стал перед ним золотой Дворец. Зашел Иван-царевич в горницу, вынул из сундука башмаки, золотом шитые, покатил яичком по дороге, спрятал в яичко золотой дворец, поставил башмаки на стол, спать лег.
Утром-светом увидал хозяин башмаки, ахнул:
– Этакие башмаки только во дворце носить!
А в эту пору во дворце три свадьбы готовились: берет Петр-царевич за себя Елену Прекрасную, Василий-царевич – серебряного царства царевну, а медного царства царевну за генерала отдают.
Принес башмачник башмаки во дворец. Как увидала башмаки Елена Прекрасная, сразу все поняла: „Знать, Иван-царевич, мой суженый, жив-здоров по царству ходит“.
Говорит Елена Прекрасная царю:
– Пусть сделает мне этот башмачник к завтрему без мерки платье подвенечное, да чтобы золотом было шито, каменьями самоцветными приукрашено, жемчугами усеяно. Иначе не пойду замуж за Петра-царевича. Позвал царь башмачника.
– Так и так, – говорит, – чтобы завтра царевне Елене Прекрасной золотое платье было доставлено, а не то на виселицу!
Идет башмачник домой невесел, седую голову повесил.
– Вот, – говорит Ивану-царевичу, – что ты со мной наделал!
– Ничего, – говорит Иван-царевич, – ложись спать! Утро вечера мудренее.
Ночью достал Иван-царевич из золотого царства подвенечное платье, на стол к башмачнику положил. Утром проснулся башмачник – лежит платье на столе, как жар горит, всю комнату освещает. Схватил его башмачник, побежал во дворец, отдал Елене Прекрасной.
Елена Прекрасная наградила его и приказывает:
– Смотри, чтобы завтра к рассвету на седьмой версте, на море стояло царство с золотым дворцом, чтобы росли там деревья чудные и птицы певчие разными голосами меня бы воспевали. А не сделаешь – велю тебя лютой смертью казнить.
Пошел башмачник домой еле жив.
– Вот, – говорит Ивану-царевичу, – что твои башмаки наделали! Не быть мне теперь живому.
– Ничего, – говорит Иван-царевич, – ложись спать. Утро вечера мудренее.
Как все заснули, пошел Иван-царевич на седьмую версту, на берег моря. Покатил золотым яичком. Стало перед ним золотое царство, в середине золотой дворец, от золотого дворца мост на семь верст тянется, вокруг деревья чудные растут, певчие птицы разными голосами поют.
Стал Иван-царевич на мосту, в перильца гвоздики вколачивает.
Увидала дворец Елена Прекрасная, побежала к царю:
– Посмотри, царь, что у нас делается!
Посмотрел царь и ахнул.
А Елена Прекрасная и говорит:
– Вели, батюшка, запрягать карету золоченую, поеду в золотой дворец с царевичем Петром венчаться. Вот и поехали они по золотому мосту. На мосту столбики точеные, колечки золоченые А на каждом столбике голубь с голубушкой сидят, друг дружке кланяются да и говорят:
– Помнишь ли, голубушка, кто тебя спас?
– Помню, голубок, – спас Иван-царевич.
А около перил Иван-царевич стоит, золотые гвоздики приколачивает.
Закричала Елена Прекрасная громким голосом:
– Люди добрые! Задержите скорей коней быстрых. Не тот меня спас, кто рядом со мной сидит, а тот меня спас, кто у перильцев стоит!
Взяла Ивана-царевича за руку, посадила с собой рядом, в золотой дворец повезла, тут они и свадьбу сыграли.
Вернулись к царю, всю правду ему рассказали. Хотел было царь старших сыновей казнить, да Иван-царевич на радостях упросил их простить. Выдали за Петра-царевича царевну серебряного царства, за Василия-царевича медного. Был тут пир на весь мир! Вот и сказке конец.
Пошла раз царица со своими мамушками и нянюшками прогуляться по саду. Вдруг налетел Вихрь, подхватил царицу и унес неведомо куда. Царь запечалился, закручинился, да не знает, как ему быть.
Вот подросли царевичи, он им и говорит:
– Дети мои любезные, кто из вас поедет свою мать искать?
Собрались два старших сына и поехали. И год их нет, и другой их нет, вот и третий год начинается… Стал Иван-царевич батюшку просить:
– Отпусти меня матушку поискать, про старших братьев разузнать.
– Нет, – говорит царь, – один ты у меня остался, не покидай меня, старика.
А Иван-царевич отвечает:
– Все равно, позволишь – уйду и не позволишь – уйду.
Что тут делать? Отпустил его царь.
Оседлал Иван-царевич своего доброго коня и в путь отправился. Ехал-ехал… Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.
Доехал до стеклянной горы. Стоит гора высокая, верхушкой в небо уперлась. Под горой – два шатра раскинуты: Петра-царевича да Василия-царевича.
– Здравствуй, Иванушка! Ты куда путь держишь?
– Матушку искать, вас догонять.
– Эх, Иван-царевич, матушкин след мы давно нашли, да на том следу ноги не стоят. Пойди-ка попробуй на эту гору взобраться, а у нас уже моченьки нет. Мы три года внизу стоим, наверх взойти не можем.
– Что ж, братцы, попробую.
Полез Иван-царевич на стеклянную гору. Шаг наверх ползком, десять вниз кубарем. Он и день лезет, и другой лезет. Все руки себе изрезал, ноги искровянил. На третьи сутки долез до верху.
Стал сверху братьям кричать:
– Я пойду матушку отыскивать, а вы здесь оставайтесь, меня дожидайтесь три года и три месяца, а не буду в срок, так и ждать нечего. И ворон моих костей не принесет!
Отдохнул немного Иван-царевич и пошел по горе. Шел-шел, шел-шел. Видит – медный дворец стоит. У ворот страшные змеи на медных цепях прикованы, огнем дышат. А подле колодец, у колодца медный ковш на медной цепочке висит. Рвутся змеи к воде, да цепь коротка.
Взял Иван-царевич ковшик, зачерпнул студеной воды, напоил змей. Присмирели змеи, улеглись. Он и прошел в медный дворец. Вышла к нему медного царства царевна:
– Кто ты таков, добрый молодец?
– Я Иван-царевич.
– Что, Иван-царевич, своей охотой или неволей зашел сюда?
– Ищу свою мать – Настасью-царицу. Вихрь ее сюда утащил. Не знаешь ли, где она?
– Я-то не знаю. А вот недалеко отсюда живет моя средняя сестра, может, она тебе скажет.
И дала ему медный шарик.
– Покати шарик, – говорит, – он тебе путь-дорогу до средней сестры укажет. А как победишь Вихря, смотри не забудь меня, бедную.
– Хорошо, – говорит Иван-царевич. Бросил медный шарик. Шарик покатился, а царевич за ним вслед пошел.
Пришел в серебряное царство. У ворот страшные змеи на серебряных цепях прикованы. Стоит колодец с серебряным ковшом. Иван-царевич зачерпнул воды, напоил змей. Они улеглись и пропустили его. Выбежала серебряного царства царевна.
– Уже скоро три года, – говорит царевна, – как держит меня здесь могучий Вихрь. Я русского духу слыхом не слыхала, видом не видала, а теперь русский дух сам ко мне пришел. Кто ты такой, добрый молодец?
– Я Иван-царевич.
– Как же ты сюда попал: своей охотой или неволей.
– Своей охотой – ищу родную матушку. Пошла она в зеленый сад гулять, налетел могучий Вихрь, умчал ее неведомо куда. Не знаешь ли, где найти ее?
– Нет, не знаю. А живет здесь недалеко, в золотом царстве, старшая сестра моя – Елена Прекрасная. Может, она тебе скажет. Вот тебе серебряный шарик. Покати его перед собой и ступай за ним следом. Да смотри, как убьешь Вихря, не забудь меня, бедную. Покатил Иван-царевич серебряный шарик, сам вслед пошел.
Долго ли, коротко ли – видит: золотой дворец стоит, как жар горит. У ворот кишат страшные змеи, на золотых цепях прикованы. Огнем пышут. Возле колодец, у колодца золотой ковш на золотых цепях прикован.
Иван-царевич зачерпнул воды, напоил змей. Они улеглись, присмирели. Зашел Иван-царевич во дворец; встречает его Елена Прекрасная – царевна красоты неописанной:
– Кто ты таков, добрый молодец?
– Я Иван-царевич. Ищу свою матушку – Настасью-царицу. Не знаешь ли, где найти ее?
– Как не знать? Она живет недалеко отсюда. Вот тебе золотой шарик. Покати его по дороге – он доведет тебя, куда надобно. Смотри же, царевич, как победишь ты Вихря, не забудь меня, бедную, возьми с собой на вольный свет.
– Хорошо, – говорит, – красота ненаглядная, не забуду.
Покатил Иван-царевич шарик и пошел за ним. Шел, шел и пришел к такому дворцу, что ни в сказке сказать, ни пером описать – так горит скатным жемчугом и камнями драгоценными. У ворот шипят шестиглавые змеи, огнем палят, жаром дышат.
Напоил их царевич. Присмирели змеи, пропустили его во дворец. Прошел царевич большими покоями. В самом дальнем нашел свою матушку. Сидит она на высоком троне, в царском наряде разукрашенном, драгоценной короной увенчана. Глянула она на гостя и вскрикнула:
– Иванушка, сынок мой! Как ты сюда попал?!
– За тобой пришел, моя матушка.
– Ну, сынок, трудно тебе будет. Великая сила у Вихря. Ну, да я тебе помогу, силы тебе прибавлю. Тут подняла она половицу, свела его в погреб. Там стоят две кадки с водой – одна по правой руке, другая по левой.
Говорит Настасья-царица:
– Испей-ка, Иванушка, водицы, что по правую руку стоит.
Иван-царевич испил.
– Ну, что? Прибавилось в тебе силы?
– Прибавилось, матушка. Я бы теперь весь дворец одной рукой перевернул.
– А ну, испей еще!
Царевич еще испил.
– Сколько, сынок, теперь в тебе силы?
– Теперь захочу – весь свет поворочу.
– Вот, сынок, и хватит. Ну-ка, переставь эти кадки с места на место. Ту, что стоит направо, отнеси на левую сторону, а ту, что стоит направо, отнеси на правую сторону.
Иван-царевич взял кадки, переставил с места на место.
Говорит ему царица Настасья:
– В одной кадке сильная вода, в другой – бессильная. Вихрь в бою сильную воду пьет, оттого с ним никак не сладишь.
Воротились они во дворец.
– Скоро Вихрь прилетит, – говорит царица Настасья. – Ты схвати его за палицу. Да смотри не выпускай. Вихрь в небо взовьется – и ты с ним: станет он тебя над морями, над горами высокими, над глубокими пропастями носить, а ты держись крепко, рук не разжимай. Умается Вихрь, захочет испить сильной воды, бросится к кадке, что по правой руке поставлена, а ты пей из кадки, что по левой руке… Только сказать успела, вдруг на дворе потемнело, все вокруг затряслось. Влетел Вихрь в горницу. Иванцаревич к нему бросился, схватился за палицу.
– Ты кто таков? Откуда взялся? – закричал Вихрь. – Вот я тебя съем!
– Ну, бабка надвое сказала! Либо съешь, либо нет. Рванулся Вихрь в окно – да в поднебесье. Уж он носил, носил Ивана-царевича… И над горами, и над морями, и над глубокими пропастями. Не выпускает царевич из рук палицы. Весь свет Вихрь облетел. Умаялся, из сил выбился. Спустился – и прямо в погреб Подбежал к кадке, что по правой руке стояла, и давай воду пить.
А Иван-царевич налево кинулся, тоже к кадке припал. Пьет Вихрь – с каждым глотком силы теряет. Пьет Иван-царевич – с каждой каплей силушка в нем прибывает. Сделался могучим богатырем. Выхватил острый меч и разом отсек Вихрю голову.
Закричали позади голоса:
– Руби еще! Руби еще! А то оживет!
– Нет, – отвечает царевич, – богатырская рука два раза не бьет, с одного раза все кончает. Побежал Иван-царевич к Настасье-царице:
– Пойдем, матушка. Пора. Под горой нас братья дожидаются. Да по дороге надо трех царевен взять. Вот они в путь-дорогу отправились. Зашли за Еленой Прекрасной.
Она золотым яичком покатила, все золотое царство в яичко запрятала.
– Спасибо тебе, – говорит, – Иван-царевич, ты меня от злого Вихря спас. Вот тебе яичко, а захочешь – будь моим суженым.
Взял Иван-царевич золотое яичко, а царевну в алые уста поцеловал.
Потом зашли за царевной серебряного царства, а потом и за царевной медного. Захватили с собой полотна тканого и пришли к тому месту, где надо с горы спускаться. Иван-царевич спустил на полотне Настасью-царицу, потом Елену Прекрасную и двух сестер ее.
Братья стоят внизу, дожидаются. Увидели мать – обрадовались. Увидели Елену Прекрасную – обмерли. Увидели двух сестер – позавидовали.
– Ну, – говорит Василий-царевич, – молод-зелен наш Иванушка вперед старших братьев становиться. Заберем мать да царевен, к батюшке повезем, скажем: нашими богатырскими руками добыты. А Иванушка пусть на горе один погуляет.
– Что ж, – отвечает Петр-царевич, – дело ты говоришь. Елену Прекрасную я за себя возьму, царевну серебряного царства ты возьмешь, а царевну медного за генерала отдадим.
Тут как раз собрался Иван-царевич сам с горы спускаться; только стал полотно к пню привязывать, а старшие братья снизу взялись за полотно, рванули из рук у него и вырвали. Как теперь Иван-царевич вниз спустится?
Остался Иван-царевич на горе один. Заплакал и пошел назад. Ходил-ходил, нигде нет ни души. Скука смертная! Стал Иван-царевич с тоски-горя Вихревой палицей играть.
Только перекинул палицу с руки на руку – вдруг, откуда ни возьмись, выскочили Хромой да Кривой.
– Что надобно, Иван-царевич! Три раза прикажешь – три наказа твоих выполним.
Говорит Иван-царевич:
– Есть хочу, Хромой да Кривой!
Откуда ни возьмись – стол накрыт, на столе кушанья самые лучшие.
Поел Иван-царевич, опять с руки на руку перекинул палицу.
– Отдохнуть, – говорит, – хочу!
Не успел выговорить – стоит кровать дубовая, на ней перина пуховая, одеяльце шелковое. Выспался Иван-царевич – в третий раз перекинул палицу. Выскочили Хромой да Кривой:
– Что, Иван-царевич, надобно?
– Хочу быть в своем царстве-государстве. Только сказал – в ту же минуту очутился Иван-царевич в своем государстве. Прямо посреди базара стал. Стоит, озирается. Видит: по базару идет ему навстречу башмачник, идет, песни поет, ногами в лад притоптывает – такой весельчак!
Царевич и спрашивает:
– Куда, мужичок, идешь?
– Да несу башмаки продавать. Я ведь башмачник.
– Возьми меня к себе в подмастерья.
– А ты умеешь башмаки шить?
– Да я все, что угодно, умею. Не то что башмаки, и платье сошью.
Пришли они домой, башмачник и говорит:
– Вот тебе товар самый лучший. Сшей башмаки, посмотрю, как ты умеешь.
– Ну что это за товар?! Дрянь, да и только!
Ночью, как все заснули, взял Иван-царевич золотое яичко, покатил по дороге. Стал перед ним золотой Дворец. Зашел Иван-царевич в горницу, вынул из сундука башмаки, золотом шитые, покатил яичком по дороге, спрятал в яичко золотой дворец, поставил башмаки на стол, спать лег.
Утром-светом увидал хозяин башмаки, ахнул:
– Этакие башмаки только во дворце носить!
А в эту пору во дворце три свадьбы готовились: берет Петр-царевич за себя Елену Прекрасную, Василий-царевич – серебряного царства царевну, а медного царства царевну за генерала отдают.
Принес башмачник башмаки во дворец. Как увидала башмаки Елена Прекрасная, сразу все поняла: „Знать, Иван-царевич, мой суженый, жив-здоров по царству ходит“.
Говорит Елена Прекрасная царю:
– Пусть сделает мне этот башмачник к завтрему без мерки платье подвенечное, да чтобы золотом было шито, каменьями самоцветными приукрашено, жемчугами усеяно. Иначе не пойду замуж за Петра-царевича. Позвал царь башмачника.
– Так и так, – говорит, – чтобы завтра царевне Елене Прекрасной золотое платье было доставлено, а не то на виселицу!
Идет башмачник домой невесел, седую голову повесил.
– Вот, – говорит Ивану-царевичу, – что ты со мной наделал!
– Ничего, – говорит Иван-царевич, – ложись спать! Утро вечера мудренее.
Ночью достал Иван-царевич из золотого царства подвенечное платье, на стол к башмачнику положил. Утром проснулся башмачник – лежит платье на столе, как жар горит, всю комнату освещает. Схватил его башмачник, побежал во дворец, отдал Елене Прекрасной.
Елена Прекрасная наградила его и приказывает:
– Смотри, чтобы завтра к рассвету на седьмой версте, на море стояло царство с золотым дворцом, чтобы росли там деревья чудные и птицы певчие разными голосами меня бы воспевали. А не сделаешь – велю тебя лютой смертью казнить.
Пошел башмачник домой еле жив.
– Вот, – говорит Ивану-царевичу, – что твои башмаки наделали! Не быть мне теперь живому.
– Ничего, – говорит Иван-царевич, – ложись спать. Утро вечера мудренее.
Как все заснули, пошел Иван-царевич на седьмую версту, на берег моря. Покатил золотым яичком. Стало перед ним золотое царство, в середине золотой дворец, от золотого дворца мост на семь верст тянется, вокруг деревья чудные растут, певчие птицы разными голосами поют.
Стал Иван-царевич на мосту, в перильца гвоздики вколачивает.
Увидала дворец Елена Прекрасная, побежала к царю:
– Посмотри, царь, что у нас делается!
Посмотрел царь и ахнул.
А Елена Прекрасная и говорит:
– Вели, батюшка, запрягать карету золоченую, поеду в золотой дворец с царевичем Петром венчаться. Вот и поехали они по золотому мосту. На мосту столбики точеные, колечки золоченые А на каждом столбике голубь с голубушкой сидят, друг дружке кланяются да и говорят:
– Помнишь ли, голубушка, кто тебя спас?
– Помню, голубок, – спас Иван-царевич.
А около перил Иван-царевич стоит, золотые гвоздики приколачивает.
Закричала Елена Прекрасная громким голосом:
– Люди добрые! Задержите скорей коней быстрых. Не тот меня спас, кто рядом со мной сидит, а тот меня спас, кто у перильцев стоит!
Взяла Ивана-царевича за руку, посадила с собой рядом, в золотой дворец повезла, тут они и свадьбу сыграли.
Вернулись к царю, всю правду ему рассказали. Хотел было царь старших сыновей казнить, да Иван-царевич на радостях упросил их простить. Выдали за Петра-царевича царевну серебряного царства, за Василия-царевича медного. Был тут пир на весь мир! Вот и сказке конец.
БЕЛАЯ УТОЧКА
Один князь женился на прекрасной княжне и не успел еще на нее наглядеться, не успел с нею наговориться, не успел ее наслушаться, а уж надо было им расставаться, надо было ему ехать в дальний путь, покидать жену на чужих руках. Что делать! Говорят, век обнявшись не просидеть.
Много плакала княгиня, много князь ее уговаривал, заповедовал не покидать высока терема, не ходить на беседу, с дурными людьми не ватажиться, худых речей не слушаться. Княгиня обещала все исполнить. Князь уехал; она заперлась в своем покое и не выходит.
Долго ли, коротко ли, пришла к ней женщина, казалось – такая простая, сердечная!
– Что, – говорит, – ты скучаешь? Хоть бы на Божий свет поглядела, хоть бы по саду прошлась, тоску размыкала.
Долго княгиня отговаривалась, не хотела, наконец подумала: по саду походить не беда – и пошла. В саду разливалась ключевая хрустальная вода.
Много плакала княгиня, много князь ее уговаривал, заповедовал не покидать высока терема, не ходить на беседу, с дурными людьми не ватажиться, худых речей не слушаться. Княгиня обещала все исполнить. Князь уехал; она заперлась в своем покое и не выходит.
Долго ли, коротко ли, пришла к ней женщина, казалось – такая простая, сердечная!
– Что, – говорит, – ты скучаешь? Хоть бы на Божий свет поглядела, хоть бы по саду прошлась, тоску размыкала.
Долго княгиня отговаривалась, не хотела, наконец подумала: по саду походить не беда – и пошла. В саду разливалась ключевая хрустальная вода.