В качестве почетного гостя на обеде присутствовал бывший госсекретарь США Генри Киссинджер, которого препроводили к карте, и он некоторое время внимательно изучал маршруты TAP и CAOP, извилистыми змейками спускающиеся из Туркменистана через Афганистан, сквозь горы в Пакистан, где одна ветка уходила к морю, а другая продолжала свой путь дальше в Индию. По окончании обеда Киссинджер обратился к присутствующим с речью. Он пожелал всем успешной реализации проекта. И добавил от себя оценку его перспектив: «Мне вспоминается, – сказал он, – знаменитое высказывание доктора Самуэля Джонсона о том, что второй брак – это победа оптимизма над здравым смыслом».
При этих словам Имле побледнел. Он не знал, что думать – шутка это или пророчество.
Никакой политики
Который из сценариев?
Конец пути
Глава 4
Джакарта: парад планет для ОПЕК
Там ничего не было: азиатский финансовый кризис
Джакартский синдром
Шок
Был бы он жив сегодня…
При этих словам Имле побледнел. Он не знал, что думать – шутка это или пророчество.
Никакой политики
Правительство США проявляло мало интереса к этому проекту, его больше занимали в тот момент проблема распада Советского Союза и инициативы в Азербайджане и Казахстане, а также лоббирование прокладки газопровода через Каспий. Это было отражением отсутствия интереса к афганской проблеме, что резко контрастировало с ситуацией, которая наблюдалась всего несколькими годами ранее, когда страна была полем сражения холодной войны. Но как только холодная война закончилась, США закрыли для себя этот вопрос и, казалось, забыли об Афганистане и его послевоенном восстановлении. Поскольку большая часть образованного среднего класса бежала из страны, Афганистан вновь скатился в кровопролитную войну между полевыми командирами моджахедов. Как впоследствии сказал посол США в Пакистане, в 1990-х гг. у США «по большому счету, не было никакой политики» в отношении Афганистана.
Unocal понимала, что она не может работать в вакууме. Ей нужен бы кто-то, с кем она могла вести переговоры, поскольку ключевым условием успешного строительства магистралей было «создание в стране единственного, международно признанного правительства… уполномоченного действовать от имени всех афганских сторон». Но кто мог создать такое правительство? Твердо настроенная воплотить в жизнь этот трансформационный проект, который стал бы благом для региона и самой компании, Unocal попыталась понять сущность соперничающих группировок, в том числе Талибана. Действительно ли талибы являлись «благочестивыми студентами», как они себя называли, которые принесут порядок и стабильность в погруженную в хаос и насилье страну? Или же это были воинствующие религиозные фанатики, преследующие совсем иные цели?
Как это часто бывает, когда американская нефтяная компания приходит в новую страну, она приглашает представителей этой страны приехать в США, чтобы показать свои производственные мощности, познакомить с тем, как работает компания и отрасль, и одновременно прощупать почву для конструктивного рабочего диалога, который будет необходим, когда потекут сотни миллионов, а потом и миллиарды долларов инвестиций. Но в случае Афганистана все было гораздо сложнее. Чтобы начать наводить мосты – «эти парни никогда не видели океан», как сказал Имле, – Unocal привезла делегацию Талибана в США. Была запланирована поездка в Хьюстон, чтобы показать им современную нефтегазовую промышленность, и в Вашингтон для посещения Государственного департамента. Но, по словам Unocal, добиться высокого уровня заинтересованности со стороны США на тот момент им так и не удалось. Unocal также спонсировала визит в США представителей Северного Альянса, ненавистного врага талибов. Маршрут был тем же. Как и послание Имле для обеих групп: «Мы будем иметь с вами дело только в том случае, если вы прекратите войну, сформируете правительство, представляющее все фракции, и будете признаны ООН». Unocal также подарила обеим сторонам одинаковые, весьма полезные подарки – символ развития коммуникационных технологий 1990-х гг. – факсимильные аппараты. Тем самым компания как бы говорила обеим группам: «Поддерживайте контакт»15.
Unocal понимала, что она не может работать в вакууме. Ей нужен бы кто-то, с кем она могла вести переговоры, поскольку ключевым условием успешного строительства магистралей было «создание в стране единственного, международно признанного правительства… уполномоченного действовать от имени всех афганских сторон». Но кто мог создать такое правительство? Твердо настроенная воплотить в жизнь этот трансформационный проект, который стал бы благом для региона и самой компании, Unocal попыталась понять сущность соперничающих группировок, в том числе Талибана. Действительно ли талибы являлись «благочестивыми студентами», как они себя называли, которые принесут порядок и стабильность в погруженную в хаос и насилье страну? Или же это были воинствующие религиозные фанатики, преследующие совсем иные цели?
Как это часто бывает, когда американская нефтяная компания приходит в новую страну, она приглашает представителей этой страны приехать в США, чтобы показать свои производственные мощности, познакомить с тем, как работает компания и отрасль, и одновременно прощупать почву для конструктивного рабочего диалога, который будет необходим, когда потекут сотни миллионов, а потом и миллиарды долларов инвестиций. Но в случае Афганистана все было гораздо сложнее. Чтобы начать наводить мосты – «эти парни никогда не видели океан», как сказал Имле, – Unocal привезла делегацию Талибана в США. Была запланирована поездка в Хьюстон, чтобы показать им современную нефтегазовую промышленность, и в Вашингтон для посещения Государственного департамента. Но, по словам Unocal, добиться высокого уровня заинтересованности со стороны США на тот момент им так и не удалось. Unocal также спонсировала визит в США представителей Северного Альянса, ненавистного врага талибов. Маршрут был тем же. Как и послание Имле для обеих групп: «Мы будем иметь с вами дело только в том случае, если вы прекратите войну, сформируете правительство, представляющее все фракции, и будете признаны ООН». Unocal также подарила обеим сторонам одинаковые, весьма полезные подарки – символ развития коммуникационных технологий 1990-х гг. – факсимильные аппараты. Тем самым компания как бы говорила обеим группам: «Поддерживайте контакт»15.
Который из сценариев?
Весной 1996 г. Unocal изучила отчет, в котором было изложено несколько сценариев будущего Афганистана, вместе с оценкой вероятности их реализации. Ни один из них не внушал оптимизма. Вероятнее всего было «продолжение вооруженных междоусобиц». Наименее вероятным сценарием в этом отчете была «победа Талибана». Если это все же произойдет, говорилось в отчете, для того чтобы удержаться у власти и получить поддержку народа, Талибану потребуется обеспечить экономическое развитие, что предположительно заставит его обратиться за «иностранной помощью и инвестициями». Однако этим усилиям будет препятствовать «нарушение талибами основных прав человека в отношении женщин, шиитов и таджиков». Победа «Талибана» казалась сомнительной, не в последнюю очередь из-за раздробленности и внутренних распрей между самими талибами. Между тем их шансы на победу могли резко возрасти при наличии ряда условий, в частности в случае «существенного увеличения их поддержки извне при значительном ослаблении поддержки действующего правительства в Кабуле».
Одним из источников такой поддержки была ISI, разведслужба Пакистана, которая предложила «Талибану» «неограниченную тайную помощь». Но весной 1996 г. неожиданно появился еще один источник. Втайне от всех практически неизвестный на тот момент Усама бен Ладен, опасаясь экстрадиции суданскими властями, перебрался вместе с семьей в Афганистан и развернул там активную деятельность. Для начала он обеспечил деньгами Талибан и создал собственную террористическую организацию «Аль-Каида». Летом 1996 г. он издал свою первую фетву, где объявлял «джихад против американцев, оккупировавших землю двух святых мест», и обвинял королевскую семью Саудовской Аравии в пособничестве империалистическому альянсу иудеев и христиан. Этот документ был разослан по факсу во все лондонские газеты, хотя и с некоторыми разъяснениями.
Несколько месяцев спустя в самой большой мечети Кандагара Мулла Омар, легендарный одноглазый лидер «Талибана», в своей проповеди назвал бен Ладена «важнейшим духовным вождем ислама»16.
Одним из источников такой поддержки была ISI, разведслужба Пакистана, которая предложила «Талибану» «неограниченную тайную помощь». Но весной 1996 г. неожиданно появился еще один источник. Втайне от всех практически неизвестный на тот момент Усама бен Ладен, опасаясь экстрадиции суданскими властями, перебрался вместе с семьей в Афганистан и развернул там активную деятельность. Для начала он обеспечил деньгами Талибан и создал собственную террористическую организацию «Аль-Каида». Летом 1996 г. он издал свою первую фетву, где объявлял «джихад против американцев, оккупировавших землю двух святых мест», и обвинял королевскую семью Саудовской Аравии в пособничестве империалистическому альянсу иудеев и христиан. Этот документ был разослан по факсу во все лондонские газеты, хотя и с некоторыми разъяснениями.
Несколько месяцев спустя в самой большой мечети Кандагара Мулла Омар, легендарный одноглазый лидер «Талибана», в своей проповеди назвал бен Ладена «важнейшим духовным вождем ислама»16.
Конец пути
К началу осени самый маловероятный сценарий из тех, что рассматривала Unocal, стал выглядеть наиболее вероятным. 27 сентября 1996 г. талибы захватили Кабул и немедленно ввели законы шариата в их самой жесткой интерпретации. Были запрещены сигареты, зубная паста, телевидение, запуск воздушных змеев. Восемь тысяч студенток были исключены из Кабульского университета, а шариатская гвардия избивала на улице женщин, которые осмеливались появиться без сопровождения мужчин.
Однако сражение за Афганистан еще не закончилось. Талибы продолжали вести войну с Северным Альянсом, страна так и не была объединена, и по-прежнему оставалась возможность найти общий язык с некоторыми фракциями внутри «Талибана». Между тем президент Туркменистана Ниязов подогревал озабоченность Вашингтона, угрожая сделать Иран основным экспортным рынком и транспортным маршрутом для туркменского газа. К концу 1996 г. Unocal обрела уверенность в своих силах и, в попытке придать импульс и получить дипломатическую поддержку, объявила о том, что вместе с партнерами из Саудовской Аравии, Южной Кореи, Японии и Пакистана она планирует начать строительство трубопровода в конце 1998 г.
Но этот план становился все более и более проблематичным. В США проект стал подвергаться резким нападкам, в том числе со стороны движения, возглавляемого женой одного из телеведущих, которое критиковало Unocal за связь с режимом религиозных фанатиков, подвергавшим женщин жесточайшей дискриминации. В ответ Unocal приняла решение профинансировать программы профессиональной подготовки для афганских женщин. Кроме того, она наняла известного мусульманского богослова, чтобы попытаться объяснить талибам, что в действительности говорит Коран по поводу женщин, но талибы этим не заинтересовались. «Когда мы поняли, кем на самом деле были талибы и насколько радикальными были их взгляды, этот проект перестал казаться нам таким хорошим», – сказал Марти Миллер.
За несколько десятилетий до этого, в далеком 1931 г., один британский исследователь Центральной Азии писал, что «в Афганистане и европейская одежда, и публичное появление без паранджи преданы анафеме, и наблюдается сильнейшая приверженность исламу, старым традициям и пережиткам прошлого». За прошедшие 65 лет мало что изменилось. Руководители Unocal, как представители западной культуры, не до конца понимали, насколько глубоки были культурные противоречия, с которыми они столкнулись, насколько сильна была роль этих противоречий в прошлом и насколько сильна будет в будущем. Не знали они и того, сколько денег Усама бен Ладен уже потратил на Талибан, и что он замышляет в своей резиденции в афганском городе Кандагар.
7 августа 1998 г. две группы террористов-смертников организовали взрывы возле посольств США в Кении и Танзании. Их действия были хорошо скоординированы: взрывы прогремели с разницей всего в 9 минут. В Кении, которая пострадала больше, погибли 211 человек и было ранено около 4000. Было установлено, что терактами руководила «Аль-Каида». Несколько дней спустя ВВС США нанесли авиаудары по фармацевтическому заводу в Судане, где, по имевшимся сведениям, «Аль-Каида» производила химическое оружие, и по предполагаемым лагерям подготовки террористов в Афганистане.
«Нам не потребовалось и пяти минут, чтобы понять, что все кончено, – сказал президент Unocal Джон Имле. – Мы поддерживали регулярный контакт с посольством США в Пакистане, но никто никогда не говорил нам о терроризме. Но теперь нам стало понятно, что делал бен Ладен в Кандагаре». Имле вызвал главу представительства Unocal, который как раз находился в отпуске в США, и велел забыть о возвращении в Исламабад, Пакистан, не говоря уже о Кандагаре. Продолжать продвижение проекта, когда очередная фетва бен Ладена предписывала мусульманам в том числе и уничтожение американских гражданских лиц, было чистым безумием. Несколько месяцев спустя вместо начала строительства Unocal объявила о том, что она полностью выходит из проекта.
Так строительство трубопроводов TAP и CAOP было завершено, даже не начавшись. Проект, который мог бы открыть совершенно новый маршрут для сырьевых ресурсов Центральной Азии на растущие азиатские рынки, так и не был воплощен в жизнь – ни на благо региона, ни на благо самой компании. «Полет на Луну» так и не состоялся. Осуществить его не позволили «Талибан» и его союзник «Аль-Каида», вооруженные экстремистской идеологией и такой формой исламской религии, которая пыталась вернуть мир в средневековье17.
То, что происходило в 1990-е гг., – разработка шельфовых месторождений Азербайджана, строительство трубопровода Баку – Тбилиси – Джейхан и Каспийского трубопровода – имело большое значение для мирового энергетического рынка. В настоящее время суммарная среднесуточная добыча нефти в Азербайджане и Казахстане составляет 2,6 млн баррелей, что превышает 80 % добычи в Северном море и в три раза больше, чем эти страны добывали чуть более десятилетия назад. Эти события также стали важнейшими поворотными пунктами с точки зрения их воздействия на нефтяную карту мира, с точки зрения их геополитического влияния, их роли в консолидации новых независимых государств, а также возвращения каспийских углеводородов на мировые рынки, причем в таких масштабах, о которых в период первого нефтяного бума столетием ранее никто не смел и мечтать.
Что же касается других участников событий, то спустя десятилетие Туркменистан по-прежнему ведет переговоры с западными компаниями о разработке его запасов природного газа. Пакистан борется с собственными талибскими боевиками. А силы НАТО, в основном США, все еще ведут войну в Афганистане, хотя дата их ухода уже установлена.
Однако сражение за Афганистан еще не закончилось. Талибы продолжали вести войну с Северным Альянсом, страна так и не была объединена, и по-прежнему оставалась возможность найти общий язык с некоторыми фракциями внутри «Талибана». Между тем президент Туркменистана Ниязов подогревал озабоченность Вашингтона, угрожая сделать Иран основным экспортным рынком и транспортным маршрутом для туркменского газа. К концу 1996 г. Unocal обрела уверенность в своих силах и, в попытке придать импульс и получить дипломатическую поддержку, объявила о том, что вместе с партнерами из Саудовской Аравии, Южной Кореи, Японии и Пакистана она планирует начать строительство трубопровода в конце 1998 г.
Но этот план становился все более и более проблематичным. В США проект стал подвергаться резким нападкам, в том числе со стороны движения, возглавляемого женой одного из телеведущих, которое критиковало Unocal за связь с режимом религиозных фанатиков, подвергавшим женщин жесточайшей дискриминации. В ответ Unocal приняла решение профинансировать программы профессиональной подготовки для афганских женщин. Кроме того, она наняла известного мусульманского богослова, чтобы попытаться объяснить талибам, что в действительности говорит Коран по поводу женщин, но талибы этим не заинтересовались. «Когда мы поняли, кем на самом деле были талибы и насколько радикальными были их взгляды, этот проект перестал казаться нам таким хорошим», – сказал Марти Миллер.
За несколько десятилетий до этого, в далеком 1931 г., один британский исследователь Центральной Азии писал, что «в Афганистане и европейская одежда, и публичное появление без паранджи преданы анафеме, и наблюдается сильнейшая приверженность исламу, старым традициям и пережиткам прошлого». За прошедшие 65 лет мало что изменилось. Руководители Unocal, как представители западной культуры, не до конца понимали, насколько глубоки были культурные противоречия, с которыми они столкнулись, насколько сильна была роль этих противоречий в прошлом и насколько сильна будет в будущем. Не знали они и того, сколько денег Усама бен Ладен уже потратил на Талибан, и что он замышляет в своей резиденции в афганском городе Кандагар.
7 августа 1998 г. две группы террористов-смертников организовали взрывы возле посольств США в Кении и Танзании. Их действия были хорошо скоординированы: взрывы прогремели с разницей всего в 9 минут. В Кении, которая пострадала больше, погибли 211 человек и было ранено около 4000. Было установлено, что терактами руководила «Аль-Каида». Несколько дней спустя ВВС США нанесли авиаудары по фармацевтическому заводу в Судане, где, по имевшимся сведениям, «Аль-Каида» производила химическое оружие, и по предполагаемым лагерям подготовки террористов в Афганистане.
«Нам не потребовалось и пяти минут, чтобы понять, что все кончено, – сказал президент Unocal Джон Имле. – Мы поддерживали регулярный контакт с посольством США в Пакистане, но никто никогда не говорил нам о терроризме. Но теперь нам стало понятно, что делал бен Ладен в Кандагаре». Имле вызвал главу представительства Unocal, который как раз находился в отпуске в США, и велел забыть о возвращении в Исламабад, Пакистан, не говоря уже о Кандагаре. Продолжать продвижение проекта, когда очередная фетва бен Ладена предписывала мусульманам в том числе и уничтожение американских гражданских лиц, было чистым безумием. Несколько месяцев спустя вместо начала строительства Unocal объявила о том, что она полностью выходит из проекта.
Так строительство трубопроводов TAP и CAOP было завершено, даже не начавшись. Проект, который мог бы открыть совершенно новый маршрут для сырьевых ресурсов Центральной Азии на растущие азиатские рынки, так и не был воплощен в жизнь – ни на благо региона, ни на благо самой компании. «Полет на Луну» так и не состоялся. Осуществить его не позволили «Талибан» и его союзник «Аль-Каида», вооруженные экстремистской идеологией и такой формой исламской религии, которая пыталась вернуть мир в средневековье17.
То, что происходило в 1990-е гг., – разработка шельфовых месторождений Азербайджана, строительство трубопровода Баку – Тбилиси – Джейхан и Каспийского трубопровода – имело большое значение для мирового энергетического рынка. В настоящее время суммарная среднесуточная добыча нефти в Азербайджане и Казахстане составляет 2,6 млн баррелей, что превышает 80 % добычи в Северном море и в три раза больше, чем эти страны добывали чуть более десятилетия назад. Эти события также стали важнейшими поворотными пунктами с точки зрения их воздействия на нефтяную карту мира, с точки зрения их геополитического влияния, их роли в консолидации новых независимых государств, а также возвращения каспийских углеводородов на мировые рынки, причем в таких масштабах, о которых в период первого нефтяного бума столетием ранее никто не смел и мечтать.
Что же касается других участников событий, то спустя десятилетие Туркменистан по-прежнему ведет переговоры с западными компаниями о разработке его запасов природного газа. Пакистан борется с собственными талибскими боевиками. А силы НАТО, в основном США, все еще ведут войну в Афганистане, хотя дата их ухода уже установлена.
Глава 4
Супермейджеры
Азия была целевым рынком для TAP и CAOP – «трубопроводов, которых никогда не было». Она бурно росла и развивалась. Но в июле 1997 г. в одной из самых быстрорастущих экономик региона, Таиланде, случился финансовый кризис. Кризис мгновенно охватил весь регион, заставив усомниться в азиатском экономическом чуде, и оказал сильное влияние на глобальные финансы и мировую экономику. Он также подорвал преобразование нефтяной отрасли.
Название популярной деловой книги «Мир без границ» (The Borderless World) хорошо отражало царивший в 1990-е гг. оптимизм относительно глобализации, постепенно связывавшей экономики разных стран в единую глобальную систему. Мировая торговля росла быстрее, чем сама мировая экономика1. Азия шла в авангарде. «Азиатские тигры» – Южная Корея, Тайвань, Гонконг и Сингапур, а вслед за ними и «новые тигры» – Малайзия, Индонезия, Таиланд, Филиппины и китайская провинция Гуандун – стремились повторить успех японской экономики.
Азиатское экономическое чудо ввело новые правила экономического развития стран третьего мира. Вместо прежней ориентации на самодостаточность и внутренний рынок и высоких торговых барьеров, которые были канонами развития в 1950-е и 1960-е гг., «тигры» активно интегрировались в мировую торговлю и экономику. В ответ они были вознаграждены замечательно быстрым ростом доходов и экономик в целом. Когда в 1965 г. Сингапур получил статус независимого государства, его экономика пребывала в плачевном состоянии. К 1989 г. его ВВП на душу населения по паритету покупательной способности валют был выше, чем в Великобритании, которая, как родина промышленной революции, имела 200-летнюю фору. Азия также стала важным звеном в цепочках поставок, начиная с сырья и компонентов и заканчивая готовой продукцией. Мир все больше обрастал такими тесными связями, которые еще десятилетие назад было трудно представить.
Стремительное развитие Азиатского региона означало повышение спроса на энергию и, в частности, на нефть. Местные рынки нефти и нефтепродуктов быстро росли, и были все основания полагать, что азиатский экономический рост будет только набирать темпы.
Название популярной деловой книги «Мир без границ» (The Borderless World) хорошо отражало царивший в 1990-е гг. оптимизм относительно глобализации, постепенно связывавшей экономики разных стран в единую глобальную систему. Мировая торговля росла быстрее, чем сама мировая экономика1. Азия шла в авангарде. «Азиатские тигры» – Южная Корея, Тайвань, Гонконг и Сингапур, а вслед за ними и «новые тигры» – Малайзия, Индонезия, Таиланд, Филиппины и китайская провинция Гуандун – стремились повторить успех японской экономики.
Азиатское экономическое чудо ввело новые правила экономического развития стран третьего мира. Вместо прежней ориентации на самодостаточность и внутренний рынок и высоких торговых барьеров, которые были канонами развития в 1950-е и 1960-е гг., «тигры» активно интегрировались в мировую торговлю и экономику. В ответ они были вознаграждены замечательно быстрым ростом доходов и экономик в целом. Когда в 1965 г. Сингапур получил статус независимого государства, его экономика пребывала в плачевном состоянии. К 1989 г. его ВВП на душу населения по паритету покупательной способности валют был выше, чем в Великобритании, которая, как родина промышленной революции, имела 200-летнюю фору. Азия также стала важным звеном в цепочках поставок, начиная с сырья и компонентов и заканчивая готовой продукцией. Мир все больше обрастал такими тесными связями, которые еще десятилетие назад было трудно представить.
Стремительное развитие Азиатского региона означало повышение спроса на энергию и, в частности, на нефть. Местные рынки нефти и нефтепродуктов быстро росли, и были все основания полагать, что азиатский экономический рост будет только набирать темпы.
Джакарта: парад планет для ОПЕК
В ноябре 1997 г. министры нефтяной промышленности стран ОПЕК собрались на очередную сессию в Джакарте, Индонезия. Умы делегатов занимали многообещающие перспективы Азиатского региона. Многие из них уже думали о том, как бы переориентировать свою торговлю на Восток. Казалось, их будущее находится именно здесь. Но как будто бы специально, чтобы напомнить о том, насколько ухабистым может быть путь к быстрому росту, их поселили в недостроенном роскошном отеле с непредсказуемым графиком подачи воды.
После четырехдневных дебатов было решено повысить квоты на добычу нефти на два миллиона баррелей в день. Это должно было положить конец спорам между участниками картеля по поводу квот и перепроизводства. Повышение потолка добычи уравнивало положение игроков. Теперь все экспортеры могли официально выйти на максимальные уровни производства, чему, казалось, благоприятствовала рыночная конъюнктура. С 1996 по 1997 г. мировое потребление нефти, подстегнутое экономическим ростом в странах Азии, выросло более чем на два миллиона баррелей в день и, по прогнозам Международного энергетического агентства, должно было вырасти еще на два миллиона баррелей в 1998 г. «Цена будет держаться, – уверенно сказал министр нефтяной промышленности Кувейта после объявления решения. – Это повышение абсолютно обосновано».
Такое мнение разделяли многие. Один аналитик охарактеризовал состояние рынка, как «парад планет для ОПЕК». Но где-то там, в далеком космосе, планеты тихо продолжали свое движение2.
После четырехдневных дебатов было решено повысить квоты на добычу нефти на два миллиона баррелей в день. Это должно было положить конец спорам между участниками картеля по поводу квот и перепроизводства. Повышение потолка добычи уравнивало положение игроков. Теперь все экспортеры могли официально выйти на максимальные уровни производства, чему, казалось, благоприятствовала рыночная конъюнктура. С 1996 по 1997 г. мировое потребление нефти, подстегнутое экономическим ростом в странах Азии, выросло более чем на два миллиона баррелей в день и, по прогнозам Международного энергетического агентства, должно было вырасти еще на два миллиона баррелей в 1998 г. «Цена будет держаться, – уверенно сказал министр нефтяной промышленности Кувейта после объявления решения. – Это повышение абсолютно обосновано».
Такое мнение разделяли многие. Один аналитик охарактеризовал состояние рынка, как «парад планет для ОПЕК». Но где-то там, в далеком космосе, планеты тихо продолжали свое движение2.
Там ничего не было: азиатский финансовый кризис
Когда Джакартская конференция подходила к концу, двое делегатов были приглашены на обед главой местного представительства Международного валютного фонда, где тот недвусмысленно дал им понять, что начавшийся несколькими месяцами ранее валютный кризис был только началом гораздо более глубокого и глобального кризиса и что азиатское экономическое чудо вот-вот закончится. Гости были шокированы услышанным. Но решение об увеличении добычи, основанное на оптимистичном экономическом сценарии, уже было принято. Было слишком поздно что-то менять.
«В середине 1990-х гг. быстрорастущая Азия была чрезвычайно привлекательна для иностранного капитала» и «капиталы текли к ней рекой», в том числе и в виде кредитов иностранных банков. В результате азиатские компании и застройщики накопили слишком большой долг, причем большей частью опасный: краткосрочный и деноминированный в иностранной валюте.
Именно перегретость кредитного рынка и сектора жилой и коммерческой недвижимости в Бангкоке стала причиной краха таиландской валюты в июне 1997 г., что повлекло за собой обвал валютных и фондовых рынков в других странах Азии. К концу 1997 г. паника охватила весь регион. Одни компании объявляли о банкротстве, другие закрывались, начались массовые увольнения, уходили в отставку правительства, и быстрый экономический рост во многих странах уступил место экономической депрессии.
К тому времени кризис и паника вышли за пределы Азии. В августе 1998 г. российское правительство объявило дефолт по внутреннему долгу, отправив страну в экономический штопор. Рубль резко девальвировался, а российский фондовый рынок рухнул на шокирующие 93 %. У недавно созданных российских нефтяных компаний не было денег, чтобы расплатиться со своими рабочими и поставщиками. Зарплаты были сокращены; в некоторых компаниях руководители получали около $100 в месяц.
После ошеломляющего банкротства крупнейшего хедж-фонда Long-Term Capital Management Уолл-стрит тоже оказалась на грани краха. Но паника была предотвращена благодаря оперативному вмешательству Федеральной резервной системы. Инфекция, казалось, была готова охватить и Бразилию, угрожая перерасти в то, что министр финансов США Роберт Рубин назвал «всепоглощающим мировым кризисом». Чтобы не позволить бразильской экономике скатиться вниз, были предприняты чрезвычайные усилия и мобилизованы огромные финансовые ресурсы. Это сработало. Бразилия была спасена. К весне 1999 г. мир практически справился с инфекцией3.
«В середине 1990-х гг. быстрорастущая Азия была чрезвычайно привлекательна для иностранного капитала» и «капиталы текли к ней рекой», в том числе и в виде кредитов иностранных банков. В результате азиатские компании и застройщики накопили слишком большой долг, причем большей частью опасный: краткосрочный и деноминированный в иностранной валюте.
Именно перегретость кредитного рынка и сектора жилой и коммерческой недвижимости в Бангкоке стала причиной краха таиландской валюты в июне 1997 г., что повлекло за собой обвал валютных и фондовых рынков в других странах Азии. К концу 1997 г. паника охватила весь регион. Одни компании объявляли о банкротстве, другие закрывались, начались массовые увольнения, уходили в отставку правительства, и быстрый экономический рост во многих странах уступил место экономической депрессии.
К тому времени кризис и паника вышли за пределы Азии. В августе 1998 г. российское правительство объявило дефолт по внутреннему долгу, отправив страну в экономический штопор. Рубль резко девальвировался, а российский фондовый рынок рухнул на шокирующие 93 %. У недавно созданных российских нефтяных компаний не было денег, чтобы расплатиться со своими рабочими и поставщиками. Зарплаты были сокращены; в некоторых компаниях руководители получали около $100 в месяц.
После ошеломляющего банкротства крупнейшего хедж-фонда Long-Term Capital Management Уолл-стрит тоже оказалась на грани краха. Но паника была предотвращена благодаря оперативному вмешательству Федеральной резервной системы. Инфекция, казалось, была готова охватить и Бразилию, угрожая перерасти в то, что министр финансов США Роберт Рубин назвал «всепоглощающим мировым кризисом». Чтобы не позволить бразильской экономике скатиться вниз, были предприняты чрезвычайные усилия и мобилизованы огромные финансовые ресурсы. Это сработало. Бразилия была спасена. К весне 1999 г. мир практически справился с инфекцией3.
Джакартский синдром
Азиатский финансовый кризис нанес тяжелейший удар по мировой экономике. Предположения о повышение спроса на нефть, лежавшие в основе джакартской договоренности 1997 г., оказались неверными. В соответствии с этой договоренностью страны ОПЕК наращивали добычу нефти в то время как спрос на нее начал падать.
Теперь в мире было слишком много нефти. Когда в нефтехранилищах больше не осталось места, в качестве плавучих хранилищ стали использовать океанские танкеры. Но предложение все росло. А спрос оставался низким. Цена на нефть рухнула до $10 за баррель, а на некоторые сорта нефти до $6. Последний раз такой обвал цен наблюдался в 1986 г., и все были уверены в том, что рынок никогда больше не вернется к столь катастрофически низким уровням.
Из Джакартской конференции 1997 г. экспортеры вынесли один горький, но важный урок, так называемый джакартский синдром: опасно увеличивать добычу в условиях слабеющего или неопределенного спроса. Это была ошибка, которую они вознамерились больше никогда не допускать.
Теперь в мире было слишком много нефти. Когда в нефтехранилищах больше не осталось места, в качестве плавучих хранилищ стали использовать океанские танкеры. Но предложение все росло. А спрос оставался низким. Цена на нефть рухнула до $10 за баррель, а на некоторые сорта нефти до $6. Последний раз такой обвал цен наблюдался в 1986 г., и все были уверены в том, что рынок никогда больше не вернется к столь катастрофически низким уровням.
Из Джакартской конференции 1997 г. экспортеры вынесли один горький, но важный урок, так называемый джакартский синдром: опасно увеличивать добычу в условиях слабеющего или неопределенного спроса. Это была ошибка, которую они вознамерились больше никогда не допускать.
Шок
Обвал цен на нефть сделал кое-что еще. Он дал толчок самой масштабной реструктуризации нефтяной отрасли со времен разделения Standard Oil Trust по решению Верховного суда США в 1911 г. Если бы не обстоятельства, вызванные падением цен, мы бы вряд ли в скором времени увидели подобные результаты.
Поскольку цены на нефть резко упали, доходы нефтяных компаний спикировали вслед за ними. «Сказать, что это была бойня, значит не сказать ничего», – заявил один аналитик с Уолл-стрит. Компании урезали бюджеты и увольняли сотрудников. Одна из крупных компаний сократила традиционно роскошную рождественскую вечеринку до скромного фуршета в столовой. «Утопающие в нефти» гласил заголовок на обложке The Economist. Хотя и с некоторым преувеличением, этот заголовок отражал распространенное на тот момент убеждение, что в обозримом будущем цены на нефть останутся низкими, а нефтяную отрасль ждет безрадостная перспектива4.
Но для некоторых это была возможность, непростая, но тем не менее возможность для обновления. В конце концов, люди все равно не смогут обойтись без нефти, и их потребности в ней будут расти, когда возобновится экономический рост, что приведет к повышению цен. Но отрасль должна была стать более эффективной, научиться лучше управлять затратами и более широко опираться на передовые знания и технологии. Путь виделся один – увеличение масштабов. А этого можно было достичь посредством слияний компаний.
Поскольку цены на нефть резко упали, доходы нефтяных компаний спикировали вслед за ними. «Сказать, что это была бойня, значит не сказать ничего», – заявил один аналитик с Уолл-стрит. Компании урезали бюджеты и увольняли сотрудников. Одна из крупных компаний сократила традиционно роскошную рождественскую вечеринку до скромного фуршета в столовой. «Утопающие в нефти» гласил заголовок на обложке The Economist. Хотя и с некоторым преувеличением, этот заголовок отражал распространенное на тот момент убеждение, что в обозримом будущем цены на нефть останутся низкими, а нефтяную отрасль ждет безрадостная перспектива4.
Но для некоторых это была возможность, непростая, но тем не менее возможность для обновления. В конце концов, люди все равно не смогут обойтись без нефти, и их потребности в ней будут расти, когда возобновится экономический рост, что приведет к повышению цен. Но отрасль должна была стать более эффективной, научиться лучше управлять затратами и более широко опираться на передовые знания и технологии. Путь виделся один – увеличение масштабов. А этого можно было достичь посредством слияний компаний.
Был бы он жив сегодня…
В центральной части Норвегии, в суровых Скандинавских горах, находится тихий курортный городок Сандерстолен, до которого можно добраться только по извилистой узкой дороге, едва проходимой зимой из-за снежных заносов. После открытия нефтегазовых месторождений Северного моря у побережья Норвегии этот городок стал местом встреч норвежского правительства и работающих в норвежском секторе нефтяных компаний для обсуждения важных отраслевых вопросов – утром разговоры, после обеда прогулка на лыжах.
Одним февральским утром 1998 г. два инвестиционных банкира Джозеф Перелла и Роберт Магуайр представили новое видение отрасли, которое привлекло внимание собравшихся в том году на форум руководителей. «Список крупнейших публичных компаний в нефтяной индустрии фактически не изменился с момента разделения Standard Oil Trust, – сказали они. – Если бы Джон Рокфеллер был жив сегодня, львиная доля списка была бы ему хорошо знакома. Но, например, Карнеги, Вандербильт и Морган с трудом узнали бы свои отрасли».
Банкиры говорили о большем, нежели просто «слияние компаний», – о неизбежном появлении того, что они назвали «супермейджеры». Инвестиционный банк Morgan Stanley опубликовал доклад, в котором объявлял начало «Эпохи супермейджеров». «Беспрецедентная глобализация и масштабы», вытекающие из слияний, вкупе с более высокой эффективностью и более широкими возможностями – это путь к «сверхдоходностям и высокой капитализации». Короче говоря, более крупные компании будут оцениваться рынком гораздо выше. А меньшие по размеру компании будут оцениваться рынком ниже и, отсюда, подвергаться большему риску5.
Кто-то должен был стать первым. Но каким образом проводить эти объединения? Враждебные поглощения слишком сложны, поэтому компаниям нужно было договориться о цене. Кроме того, существовало еще одно препятствие – то, что в США называют антимонопольным законодательством, а в Европе политикой по обеспечению свободы конкуренции. У всех на памяти было самое громкое антимонопольное дело в истории – разделение Standard Oil Trust
Примерно в середине 1860-х гг. Рокфеллер, в то время владелец небольшой фирмы в Кливленде, приступил к реализации «нашего плана» – разработанного им стратегического плана по преобразованию волатильной, хаотичной и разрозненной молодой американской нефтяной индустрии в единую упорядоченную монополию под его началом. Так появилась гигантская монополия Standard Oil Trust, которая контролировала почти 90 % нефтяной промышленности США и доминировала на мировом рынке. Фактически Рокфеллер создал современную нефтяную индустрию. Он также изобрел модель «вертикально-интегрированной» нефтяной компании, в которой нефть не выходила за пределы корпоративных границ с момента ее добычи до покупки конечным потребителем.
Рокфеллер стал не только самым богатым человеком в Америке, но и одним из самых ненавистных. В самом деле, он был ярчайшим воплощением монополиста – кровожадной акулы бизнеса. В 1906 г. правительство во главе с разрушителем трестов Теодором Рузвельтом инициировало судебное расследование в отношении Standard Oil Trust, обвинив ее в сговоре с целью ограничения свободы торговли в соответствии с антимонопольным законом Шермана. В мае 1911 г. Верховный суд США подтвердил решение суда низшей инстанции и вынес решение о разделении Standard Oil Trust, в результате чего появились 34 независимые компании6.
С тех пор любой студент юридического факультета в США, интересующийся антимонопольным правом, в обязательном порядке изучал дело Standard Oil Trust. На протяжении многих десятилетий после 1911 г. отрасль регулярно становилась ареной расследований по подозрениям и обвинениям в сговорах и ограничении свободы торговли. Если вновь начнется укрупнение компаний, не подольет ли это масла в огонь подозрений? Но времена изменились. В результате глобализации игровое поле стало гораздо шире – весь мир. Все вместе, крупные международные нефтяные компании теперь контролировали не более 15 % мировой добычи нефти – львиная доля находилась в руках национальных компаний, которые взяли контроль над отраслью в 1970-е гг. Некоторые из этих государственных компаний были опасными и сильными конкурентами с доступом к колоссальным запасам, которые намного превосходили запасы любой традиционной нефтяной компании.
Одним февральским утром 1998 г. два инвестиционных банкира Джозеф Перелла и Роберт Магуайр представили новое видение отрасли, которое привлекло внимание собравшихся в том году на форум руководителей. «Список крупнейших публичных компаний в нефтяной индустрии фактически не изменился с момента разделения Standard Oil Trust, – сказали они. – Если бы Джон Рокфеллер был жив сегодня, львиная доля списка была бы ему хорошо знакома. Но, например, Карнеги, Вандербильт и Морган с трудом узнали бы свои отрасли».
Банкиры говорили о большем, нежели просто «слияние компаний», – о неизбежном появлении того, что они назвали «супермейджеры». Инвестиционный банк Morgan Stanley опубликовал доклад, в котором объявлял начало «Эпохи супермейджеров». «Беспрецедентная глобализация и масштабы», вытекающие из слияний, вкупе с более высокой эффективностью и более широкими возможностями – это путь к «сверхдоходностям и высокой капитализации». Короче говоря, более крупные компании будут оцениваться рынком гораздо выше. А меньшие по размеру компании будут оцениваться рынком ниже и, отсюда, подвергаться большему риску5.
Кто-то должен был стать первым. Но каким образом проводить эти объединения? Враждебные поглощения слишком сложны, поэтому компаниям нужно было договориться о цене. Кроме того, существовало еще одно препятствие – то, что в США называют антимонопольным законодательством, а в Европе политикой по обеспечению свободы конкуренции. У всех на памяти было самое громкое антимонопольное дело в истории – разделение Standard Oil Trust
Примерно в середине 1860-х гг. Рокфеллер, в то время владелец небольшой фирмы в Кливленде, приступил к реализации «нашего плана» – разработанного им стратегического плана по преобразованию волатильной, хаотичной и разрозненной молодой американской нефтяной индустрии в единую упорядоченную монополию под его началом. Так появилась гигантская монополия Standard Oil Trust, которая контролировала почти 90 % нефтяной промышленности США и доминировала на мировом рынке. Фактически Рокфеллер создал современную нефтяную индустрию. Он также изобрел модель «вертикально-интегрированной» нефтяной компании, в которой нефть не выходила за пределы корпоративных границ с момента ее добычи до покупки конечным потребителем.
Рокфеллер стал не только самым богатым человеком в Америке, но и одним из самых ненавистных. В самом деле, он был ярчайшим воплощением монополиста – кровожадной акулы бизнеса. В 1906 г. правительство во главе с разрушителем трестов Теодором Рузвельтом инициировало судебное расследование в отношении Standard Oil Trust, обвинив ее в сговоре с целью ограничения свободы торговли в соответствии с антимонопольным законом Шермана. В мае 1911 г. Верховный суд США подтвердил решение суда низшей инстанции и вынес решение о разделении Standard Oil Trust, в результате чего появились 34 независимые компании6.
С тех пор любой студент юридического факультета в США, интересующийся антимонопольным правом, в обязательном порядке изучал дело Standard Oil Trust. На протяжении многих десятилетий после 1911 г. отрасль регулярно становилась ареной расследований по подозрениям и обвинениям в сговорах и ограничении свободы торговли. Если вновь начнется укрупнение компаний, не подольет ли это масла в огонь подозрений? Но времена изменились. В результате глобализации игровое поле стало гораздо шире – весь мир. Все вместе, крупные международные нефтяные компании теперь контролировали не более 15 % мировой добычи нефти – львиная доля находилась в руках национальных компаний, которые взяли контроль над отраслью в 1970-е гг. Некоторые из этих государственных компаний были опасными и сильными конкурентами с доступом к колоссальным запасам, которые намного превосходили запасы любой традиционной нефтяной компании.