Пророк Господа – да пребудет на нем Его благословение и благодать! – однажды сказал: «Более всего я люблю три вещи: молитву, благовония и женщин».
* * *
Наиболее искусным в знании Традиции считался Абу Бакр. Много раз, когда возникали споры, он приводил изречения пророка, до этого неизвестные. Среди преданий, рассказанных им, следующие:«Не войдет в Сад Наслаждений питающийся от плодов запретных.
Нет ни дичи изможденной насмерть, ни дерева срубленного, кроме тех, в которых ослабло восхваление Господа.
Вор должен быть предан смерти по свершении пятой кражи.
Кто освобождает раба, наследует ему».
Если к Абу Бакру приходили с вопросом о законе, халиф сначала смотрел Коран, если там был нужный текст, он решал в соответствии с ним, если нет, то в соответствии с преданиями, которые знал. Если же он был в затруднении, то шел в город и советовался с мудрецами, говоря: знает ли кто-нибудь, как поступал пророк в таком-то и таком-то случае. Иногда собиралось много людей, и каждый рассказывал, что ему было известно о решениях пророка в похожих ситуациях. Тогда халиф обычно говорил: «Хвала Господу, Который даровал нам способность помнить и чтить Свои Традиции». Когда Абу Бакру встречался особо трудный вопрос, он созывал всех вождей ислама, своих близких друзей и, посоветовавшись с ними, принимал решение. Омар, когда сам стал халифом, следовал его примеру.
Абу Бакр назначил компенсацию за отрезанное ухо в размере всего-навсего пятнадцати верблюдов, – он сказал, что этот позор легко можно скрыть под длинными волосами или чалмой.
Однажды к халифу пришел человек из Йамана и пожаловался, что правитель той страны отрубил ему руку и ногу за воровство, которого он не совершал. Халиф пожалел его и оставил жить у себя в доме. По ночам этот человек молился так усердно, что Абу Бакр, увидев это, сказал:
– Клянусь твоим отцом! Ты проводишь ночи совсем не так, как подобает вору!
Но вскоре пропали украшения, принадлежавшие дочери халифа, Асме. Человек из Йамана принял самое горячее участие в поисках и восклицал при этом:
– Да постигнет кара Господня того негодяя, который осмелился обокрасть столь праведных людей!
Драгоценности нашлись через некоторое время в лавке ювелира, который сообщил, что их принес ему безногий и безрукий человек. Йаманца признали виновным, хотя неизвестно точно, признался он или нет, и халиф приказал отрубить ему другую руку.
– И все же я думаю, – сказал Абу Бакр, – что проклятие, которое он сам призвал на свою голову, намного серьезнее, чем то наказание, которое постигло его за эту кражу.
Абу Бакр основал первое казнохранилище в пригороде, где жил сам. Охраны не было. Когда люди спросили, почему никто не охраняет казну, он ответил:
– Дверь же заперта!
После того как халиф переехал в центр города, он перенес туда и казну. Когда поступали налоги и пожертвования, Абу Бакр раздавал деньги бедным или покупал оружие и лошадей для Священной войны с невежеством. Его обычаем было растрачивать все средства на благие цели, до тех пор пока казна не становилась пустой.
Подчинение Аравии
Ала, один из одиннадцати военачальников, повел свои войска против отпавших от Веры жителей Бахрейна. Они вернулись в лоно ислама и, собравшись под знамена Алы, обрушились на язычников Хаджара; была захвачена большая добыча, каждый пехотинец получил две тысячи дирхемов, и каждый всадник – шесть тысяч. По приказу халифа Ала с войском остался в Бахрейне в качестве наместника.
Через границу Омана, через побережье острова и пустыни Махры шла армия правоверных. Все покорились, и Икрима, один из одиннадцати, остался наместником в той стране. Затем они вторглись в Йаман с двух сторон; сопротивления не было, и Мухаджир с Фирузом Персиянином были назначены править там. В Хадрамауте Убайд был поставлен править народом Кинды, а Зейд стал сборщиком налогов; и послал халиф Омара быть верховным правителем над всем народом дальней Аравии и вершить суд и учить их обычаям и закону ислама.
Через границу Омана, через побережье острова и пустыни Махры шла армия правоверных. Все покорились, и Икрима, один из одиннадцати, остался наместником в той стране. Затем они вторглись в Йаман с двух сторон; сопротивления не было, и Мухаджир с Фирузом Персиянином были назначены править там. В Хадрамауте Убайд был поставлен править народом Кинды, а Зейд стал сборщиком налогов; и послал халиф Омара быть верховным правителем над всем народом дальней Аравии и вершить суд и учить их обычаям и закону ислама.
Первые завоевания в Персии
В 12 году хиджры Абу Бакр, узнав из донесений, что власть в Персии ослабела, перейдя в руки женщин и детей, послал приказ Халиду, сыну Валида: «Оставь Йамаму и иди в Ирак, сначала на Хиру и Куфу, затем на Мадаин и Убуллу». Халид повиновался. Жители пограничных городов сдались, согласившись платить дань. Халид заключил с ними письменный договор и отправился дальше к Хире. Ийас, из рода Тай, правивший городом от имени царя Персии, вышел для переговоров.
– Ийас, – сказал ему Халид, – у тебя есть выбор: принять Веру, платить дань или драться, но знай, что мои люди любят войну и смерть, так же как твои любят удовольствия и жизнь.
– Мы не можем сражаться, мы не хотим менять свою веру, мы согласны платить, – ответил Ийас.
После чего жители города собрали выкуп в размере двухсот девяноста тысяч дирхемов.
Абу Бакр объявил Халида наместником Ирака и главнокомандующим и разрешил ему призвать под свои знамена необходимые ему боевые отряды мусульман. Халид увеличил свою армию до восемнадцати тысяч человек, присоединив к ней четыре ближайших отряда, и выступил в поход на город Убуллу. Город находился под защитой пограничного отряда, численностью в двенадцать тысяч человек, во главе с Хормусом. В результате столкновения сил Хормус был убит, а его воины бежали. Утром Халид вступил в город. Такой богатой добычи правоверные еще не видали. В числе прочего там была пурпурная тиара, которую носил Хормус, украшенная драгоценными камнями, стоимостью в сто тысяч дирхемов, пожалованная ему за его заслуги царем Персии. При разделе добычи Халид отослал в Медину тиару, слона, захваченного в бою, и пятую, принадлежащую Богу часть.
После этих событий Карен, наместник великого царя Персии в Ахвазе, выступил против мусульман с армией в пятьдесят тысяч человек. Персы обратились в бегство, и до наступления темноты правоверные преследовали и уничтожали их. Утром было насчитано тридцать тысяч убитых. Еще одну подобную победу Халид одержал над другой армией персов и завоевал все Черные Земли Ирака. Свой лагерь он расположил невдалеке от Хиры и послал в каждый из городов Ирака двух своих представителей: одного – собирать закят (с тех, кто обратился) и дань (с христиан, иудеев и зороастрийцев); и другого, с войском, – в качестве наместника для поддержания порядка. Затем правоверные захватили Анбар, крупный, укрепленный город на пути к Мадаину, и вскоре Айн-аль-Тамр и Думат-аль-Джандал на севере. Наместник Хиры, назначенный Халидом, взял крепость Хасида, и сам Халид овладел крепостью Мудхейи. В этой крепости были взяты в плен, среди прочих, два человека, которые недавно были в Медине и принесли там клятву верности Абу Бакру и получили от него письмо, подтверждающее это. Один из них, Абд аль-Узза, клялся, что он мусульманин, и Халиду доложили об этом.
– Убейте этих собак! – приказал Халид. – Если они мусульмане, то что они делали среди неверных?
Несчастных казнили, и Абд аль-Узза умер со словами: «Да святится имя Господне! Слава Господу Мухаммеда!»
Сын убитого приехал в Медину с жалобой к Абу Бакру. Омар воспользовался случаем выступить против Халида:
– Мало ему крови несчастного Малика, ему понадобилось убить еще двоих правоверных!
– Что они делали в этом змеином гнезде? – ответил Абу Бакр. – Они сами виноваты.
Тем не менее халиф заплатил сыну за кровь отца.
– Возможно, Халид был не прав, – сказал он.
– Как счастлив ты! Дерево дает тебе и пищу и кров. Тебе неведомы ни заботы, ни ответственность. Ах! Если бы Бог позволил так жить Абу Бакру!
– Ийас, – сказал ему Халид, – у тебя есть выбор: принять Веру, платить дань или драться, но знай, что мои люди любят войну и смерть, так же как твои любят удовольствия и жизнь.
– Мы не можем сражаться, мы не хотим менять свою веру, мы согласны платить, – ответил Ийас.
После чего жители города собрали выкуп в размере двухсот девяноста тысяч дирхемов.
Абу Бакр объявил Халида наместником Ирака и главнокомандующим и разрешил ему призвать под свои знамена необходимые ему боевые отряды мусульман. Халид увеличил свою армию до восемнадцати тысяч человек, присоединив к ней четыре ближайших отряда, и выступил в поход на город Убуллу. Город находился под защитой пограничного отряда, численностью в двенадцать тысяч человек, во главе с Хормусом. В результате столкновения сил Хормус был убит, а его воины бежали. Утром Халид вступил в город. Такой богатой добычи правоверные еще не видали. В числе прочего там была пурпурная тиара, которую носил Хормус, украшенная драгоценными камнями, стоимостью в сто тысяч дирхемов, пожалованная ему за его заслуги царем Персии. При разделе добычи Халид отослал в Медину тиару, слона, захваченного в бою, и пятую, принадлежащую Богу часть.
После этих событий Карен, наместник великого царя Персии в Ахвазе, выступил против мусульман с армией в пятьдесят тысяч человек. Персы обратились в бегство, и до наступления темноты правоверные преследовали и уничтожали их. Утром было насчитано тридцать тысяч убитых. Еще одну подобную победу Халид одержал над другой армией персов и завоевал все Черные Земли Ирака. Свой лагерь он расположил невдалеке от Хиры и послал в каждый из городов Ирака двух своих представителей: одного – собирать закят (с тех, кто обратился) и дань (с христиан, иудеев и зороастрийцев); и другого, с войском, – в качестве наместника для поддержания порядка. Затем правоверные захватили Анбар, крупный, укрепленный город на пути к Мадаину, и вскоре Айн-аль-Тамр и Думат-аль-Джандал на севере. Наместник Хиры, назначенный Халидом, взял крепость Хасида, и сам Халид овладел крепостью Мудхейи. В этой крепости были взяты в плен, среди прочих, два человека, которые недавно были в Медине и принесли там клятву верности Абу Бакру и получили от него письмо, подтверждающее это. Один из них, Абд аль-Узза, клялся, что он мусульманин, и Халиду доложили об этом.
– Убейте этих собак! – приказал Халид. – Если они мусульмане, то что они делали среди неверных?
Несчастных казнили, и Абд аль-Узза умер со словами: «Да святится имя Господне! Слава Господу Мухаммеда!»
Сын убитого приехал в Медину с жалобой к Абу Бакру. Омар воспользовался случаем выступить против Халида:
– Мало ему крови несчастного Малика, ему понадобилось убить еще двоих правоверных!
– Что они делали в этом змеином гнезде? – ответил Абу Бакр. – Они сами виноваты.
Тем не менее халиф заплатил сыну за кровь отца.
– Возможно, Халид был не прав, – сказал он.
* * *
Однажды Абу Бакр зашел в сад и, увидев голубя в листве дерева, вздохнув, с грустью произнес:– Как счастлив ты! Дерево дает тебе и пищу и кров. Тебе неведомы ни заботы, ни ответственность. Ах! Если бы Бог позволил так жить Абу Бакру!
Захват византийских провинций
В 13 году хиджры большая часть Ирака уже была в руках мусульман, но ни одной римской провинции еще не было захвачено. Халиф решил бросить свои военные силы в этом направлении. Он призвал правоверных Мекки, Таифа, Йамана и все племена Наяда и Хиджаза к Священной войне, разогревая их пыл обещаниями богатой добычи. Халиду в Ирак он послал приказ: «Я посылаю армию в Сирию и назначаю тебя командующим. Оставь в Ираке войска, достаточные для поддержания порядка, и отправляйся в Сирию, чтобы принять командование. Кроме того, я посылаю тебе подкрепление из Медины, чтобы ты мог отпустить тех из твоих товарищей, которые пожелают вернуться домой к семьям».
Халид повиновался, и войско мусульман отправилось в Сирию.
Халид повиновался, и войско мусульман отправилось в Сирию.
Условия капитуляции Дамаска
Во имя Аллаха всемилостивого и милосердного
При условии сдачи города Халид гарантирует жителям Дамаска выполнение следующих условий: неприкосновенность их жизней, собственности и церквей; городские стены не будут снесены; никто из правоверных не будет поселен в их домах.
Кроме того, мы даем им Завет Господа и обещаем защиту Его Посланника, халифа Его Посланника и всех истинно верующих. Благодать Господня да пребудет с ними, пока они будут платить подушную дань (один золотой динар и мера пшеницы с человека).
– Освободи это место, оно принадлежит моему отцу!
– Я не учил его этому, клянусь! – воскликнул Али.
– Я верю тебе, Али, – ответил Абу Бакр.
Однажды во времена правления Абу Бакра люди из Йамана приехали в Медину, и, когда они услышали в мечети чтение Корана, у них на глазах появились слезы.
– Некогда мы плакали так же, как они, но теперь наши сердца очерствели, – сказал халиф.
Когда Абу Бакр заболел лихорадкой и не мог ходить на молитвы, он послал за Османом, сыном Аффана, мужем дочери пророка, Рукайи.
– Скажи мне, что ты думаешь об Омаре, – спросил его Абу Бакр, когда тот пришел.
– Ты знаешь его лучше, чем я, – ответил Осман.
– Это так, но все же… – настаивал халиф.
– Ладно, я скажу. Я думаю, что он лучше, чем можно судить по его манерам. Пророк сказал один раз: «Господи, будь милостив к Омару, он всегда говорит правду, как бы горька она ни была, и эта привычка привела к тому, что у него почти не осталось друзей».
Абу Бакр переговорил также с другими главами ансаров и мухаджиров, затем позвал опять Османа и приказал ему записать следующее:
«Во имя Господа Всемилостивого, Милосердного. Сие завещание Абу Бакра, написанное им в конце его жизни в этом мире и в начале его жизни в мире Ином, где неверующий верит, заблудший имеет знание и лжец говорит правду.
Я назначаю Омара, сына Хаттаба, халифом после себя. Слушайтесь его и повинуйтесь ему. Если он окажется справедливым правителем, то это будет тем, что я ожидаю от него, и тем, что я знаю о нем. Если нет – на все воля Господа, и каждое действие имеет свои последствия. Я хотел поступить правильно, но мне не дано видеть то, что сокрыто. Мир вам всем и милость Господня и Его благословение».
Затем Абу Бакр призвал Омара и наедине дал ему последние распоряжения, после чего тот ушел. Когда он почувствовал приближение смерти, то сказал своей дочери Аише: «Дочь моя, у нас остались верблюдица, которая давала нам молоко, посуда, из которой мы ели пищу, одежды, в которые мы одевались; все это мы использовали, когда вели мусульман по пути Господа. Когда меня не станет, отдай все это Омару».
Когда Абу Бакр умер, ему вырыли могилу рядом с могилой пророка и положили так, что голова его была на уровне плеча Мухаммеда.
При условии сдачи города Халид гарантирует жителям Дамаска выполнение следующих условий: неприкосновенность их жизней, собственности и церквей; городские стены не будут снесены; никто из правоверных не будет поселен в их домах.
Кроме того, мы даем им Завет Господа и обещаем защиту Его Посланника, халифа Его Посланника и всех истинно верующих. Благодать Господня да пребудет с ними, пока они будут платить подушную дань (один золотой динар и мера пшеницы с человека).
* * *
В 11 году в месяце Рамадане умерла Фатима, дочь пророка. Существуют разногласия о том, когда именно Али, муж Фатимы, признал законным избрание Абу Бакра халифом. Некоторые считают, что это произошло на десятый день после смерти Фатимы. Сохранились записи, где сказано, что сын Али Хасан однажды подошел к Абу Бакру, сидящему в мечети на помосте пророка, и сказал ему:– Освободи это место, оно принадлежит моему отцу!
– Я не учил его этому, клянусь! – воскликнул Али.
– Я верю тебе, Али, – ответил Абу Бакр.
Однажды во времена правления Абу Бакра люди из Йамана приехали в Медину, и, когда они услышали в мечети чтение Корана, у них на глазах появились слезы.
– Некогда мы плакали так же, как они, но теперь наши сердца очерствели, – сказал халиф.
Когда Абу Бакр заболел лихорадкой и не мог ходить на молитвы, он послал за Османом, сыном Аффана, мужем дочери пророка, Рукайи.
– Скажи мне, что ты думаешь об Омаре, – спросил его Абу Бакр, когда тот пришел.
– Ты знаешь его лучше, чем я, – ответил Осман.
– Это так, но все же… – настаивал халиф.
– Ладно, я скажу. Я думаю, что он лучше, чем можно судить по его манерам. Пророк сказал один раз: «Господи, будь милостив к Омару, он всегда говорит правду, как бы горька она ни была, и эта привычка привела к тому, что у него почти не осталось друзей».
Абу Бакр переговорил также с другими главами ансаров и мухаджиров, затем позвал опять Османа и приказал ему записать следующее:
«Во имя Господа Всемилостивого, Милосердного. Сие завещание Абу Бакра, написанное им в конце его жизни в этом мире и в начале его жизни в мире Ином, где неверующий верит, заблудший имеет знание и лжец говорит правду.
Я назначаю Омара, сына Хаттаба, халифом после себя. Слушайтесь его и повинуйтесь ему. Если он окажется справедливым правителем, то это будет тем, что я ожидаю от него, и тем, что я знаю о нем. Если нет – на все воля Господа, и каждое действие имеет свои последствия. Я хотел поступить правильно, но мне не дано видеть то, что сокрыто. Мир вам всем и милость Господня и Его благословение».
Затем Абу Бакр призвал Омара и наедине дал ему последние распоряжения, после чего тот ушел. Когда он почувствовал приближение смерти, то сказал своей дочери Аише: «Дочь моя, у нас остались верблюдица, которая давала нам молоко, посуда, из которой мы ели пищу, одежды, в которые мы одевались; все это мы использовали, когда вели мусульман по пути Господа. Когда меня не станет, отдай все это Омару».
Когда Абу Бакр умер, ему вырыли могилу рядом с могилой пророка и положили так, что голова его была на уровне плеча Мухаммеда.
Из элегии на смерть Абу Бакра
Трудно найти на земле человека, который мог бы сравниться с ним в праведности жизни земной.
Победоносный халифат
«Прощай, Сирия, навсегда! – сказал император, отплывая из Византии. – И эта прекрасная земля должна принадлежать моему врагу…»
Оплакивайте династию Сасанидов, власть и славу, трон столь многих государей!
Пришли времена Омара, пришла вера, неизвестная ранее: там,
где раньше стоял трон, теперь кафедра проповедника.
Первое, что сделал Омар, спустившись с кафедры, – написал письмо Абу Убайде, в котором назначал его главнокомандующим войсками в Сирии, а Халид ибн аль-Валид был низложен и поставлен под его начало.
Омар стал первым халифом, которого называли владыкой правоверных. При нем впервые преступников стали наказывать бичеванием, летоисчисление стало вестись со дня переселения Мухаммеда и его приверженцев из Мекки в Медину и были организованы диваны, государственные советы.
Как рассказывал Анас, бывший слугой в доме Мухаммеда, однажды он вышел во внутренний двор и услышал в глубине голос Омара. Омар, сын Хаттаба, владыка правоверных, говорил сам с собой: «Клянусь Аллахом! Все хорошо! Но тебе, сын Хаттаба, надо бояться Господа, иначе он обязательно накажет тебя».
Ибн Кайс Хромой, великий шейх племени тамим, поведал, как однажды он с Омаром сидел у порога дома владыки, и мимо прошла молодая рабыня. Кто-то тут же сказал, что владыка правоверных должен взять ее в свою постель.
«Но эта женщина не для утех владыки правоверных! – воскликнул Омар. – Я не имею на нее права, ведь она принадлежит Богу».
«Почему? На что же тогда ты имеешь право?» – спросили мы.
И халиф ответил, что из всех благ, что дает нам Господь, ему не позволено иметь ничего, кроме нескольких одеяний: одно зимнее, одно летнее и несколько для хаджа и обрядов, а также еды для него и его семьи по средней цене курейшитов. Но в остальном он не имеет прав больше, чем любой другой мусульманин.
Во времена Омара халифат одержал множество побед: покорились сирийские города Эмесса и Баальбек, были завоеваны Тиверия и земля Иордании. Однажды Халид с войском стояли в лагере у притока реки Иордан Ярмука, когда пришло известие о том, что армия ромеев из Византии уже неподалеку и форсирует реку. Халид выстроил против них свои войска, а сотню воинов, тех, кто сражался в день Бадра, оставил в стороне.
Халид сказал им: «А вас я прошу не участвовать в битве сегодня. Склоните свои головы и молите, чтобы Аллах пришел к нам на помощь».
И воины дня милости начали молиться и цитировать суры. Битва началась.
И римляне пали!
До захода солнца продолжалось жестокое кровопролитие, а наутро войска Халида ушли с берегов Ярмука и заняли римский лагерь.
И всех царей охватил страх перед арабами.
Оплакивайте династию Сасанидов, власть и славу, трон столь многих государей!
Пришли времена Омара, пришла вера, неизвестная ранее: там,
где раньше стоял трон, теперь кафедра проповедника.
* * *
Наутро после похорон Абу Бакра правоверные собрались в мечети, и Омар поднялся на трехступенчатую кафедру, где последний пророк читал свои проповеди. Посланник Господа всегда занимал высшую ступень. Когда халифом был Абу Бакр, Омар стоял обычно на второй ступени, но в тот день не решился подняться выше первой. С нее он говорил с собравшимися в храме: возблагодарил Господа и поклялся справедливо править.Первое, что сделал Омар, спустившись с кафедры, – написал письмо Абу Убайде, в котором назначал его главнокомандующим войсками в Сирии, а Халид ибн аль-Валид был низложен и поставлен под его начало.
Омар стал первым халифом, которого называли владыкой правоверных. При нем впервые преступников стали наказывать бичеванием, летоисчисление стало вестись со дня переселения Мухаммеда и его приверженцев из Мекки в Медину и были организованы диваны, государственные советы.
Как рассказывал Анас, бывший слугой в доме Мухаммеда, однажды он вышел во внутренний двор и услышал в глубине голос Омара. Омар, сын Хаттаба, владыка правоверных, говорил сам с собой: «Клянусь Аллахом! Все хорошо! Но тебе, сын Хаттаба, надо бояться Господа, иначе он обязательно накажет тебя».
Ибн Кайс Хромой, великий шейх племени тамим, поведал, как однажды он с Омаром сидел у порога дома владыки, и мимо прошла молодая рабыня. Кто-то тут же сказал, что владыка правоверных должен взять ее в свою постель.
«Но эта женщина не для утех владыки правоверных! – воскликнул Омар. – Я не имею на нее права, ведь она принадлежит Богу».
«Почему? На что же тогда ты имеешь право?» – спросили мы.
И халиф ответил, что из всех благ, что дает нам Господь, ему не позволено иметь ничего, кроме нескольких одеяний: одно зимнее, одно летнее и несколько для хаджа и обрядов, а также еды для него и его семьи по средней цене курейшитов. Но в остальном он не имеет прав больше, чем любой другой мусульманин.
Во времена Омара халифат одержал множество побед: покорились сирийские города Эмесса и Баальбек, были завоеваны Тиверия и земля Иордании. Однажды Халид с войском стояли в лагере у притока реки Иордан Ярмука, когда пришло известие о том, что армия ромеев из Византии уже неподалеку и форсирует реку. Халид выстроил против них свои войска, а сотню воинов, тех, кто сражался в день Бадра, оставил в стороне.
Халид сказал им: «А вас я прошу не участвовать в битве сегодня. Склоните свои головы и молите, чтобы Аллах пришел к нам на помощь».
И воины дня милости начали молиться и цитировать суры. Битва началась.
И римляне пали!
До захода солнца продолжалось жестокое кровопролитие, а наутро войска Халида ушли с берегов Ярмука и заняли римский лагерь.
И всех царей охватил страх перед арабами.
Документ, подтверждающий покорение христиан Сирии Омаром
Во имя милосердного Господа нашего
Это документ, представленный Омару, сыну Хаттаба, владыке правоверных, христианами города Химс.
«Когда ты пришел на эти земли, мы просили тебя защитить нас, наши семьи, наше имущество и наших братьев по вере.
Ты внял нашим мольбам, но потребовал от нас следующее:
– мы не построим ни одной новой обители, церкви, монастыря или скита ни в наших городах, ни по соседству и не восстановим разрушенные святыни в квартале верующих;
– мы не станем препятствовать тому, чтобы мусульмане останавливались в наших церквях на три ночи, более того, в это время мы должны взять на себя все заботы и расходы на их проживание; нам запрещается давать приют шпионам и укрывать в наших храмах или жилищах любых врагов правоверных;
– мы не должны учить своих детей читать на арабском; мы не будем открыто поклоняться нашим святыням и завлекать в это людей; не станем разубеждать никого из наших родственников принимать мусульманство, если он того желает;
– мы не должны носить ни головные уборы и тюрбаны, ни те прически, что носят правоверные; мы не должны говорить на их языке и принимать их имена; мы не должны использовать седла, носить мечей, покупать и иметь при себе оружие; на наших кольцах с печатями не должно быть надписей на арабском; мы не должны продавать вино; должны брить виски и придерживаться своих обычаев в одежде и всегда при выходе из дома препоясываться;
– мы не должны устанавливать кресты на наших церквях; мы не должны торговать нашими книгами ни на улицах, где бывают правоверные, а также на их базарах;
– колокола наших церквей не должны бить слишком сильно, а молитвы верующих не должны быть слишком громкими; что во время пасхального крестного хода ни один христианин не будет нести пальмовую ветвь или иконы; рыдания во время похорон наших братьев должны быть тихими, и мы не должны нести факелы с похоронной процессией через улицы и рынки, где живут мусульмане;
– мы не должны покупать рабов у правоверных или пытаться вмешиваться в их дела.
[Следующие строки Омар добавил в текст собственноручно:]
– мы не должны нападать на мусульман; мы и наши братья по вере обязуемся соблюдать эти условия взамен неприкосновенности наших жизни и собственности. Но если какое-либо из этих условий будет нарушено, мы лишаемся обещанной безопасности, и вы можете распоряжаться нашими судьбами по вашему усмотрению.
Это документ, представленный Омару, сыну Хаттаба, владыке правоверных, христианами города Химс.
«Когда ты пришел на эти земли, мы просили тебя защитить нас, наши семьи, наше имущество и наших братьев по вере.
Ты внял нашим мольбам, но потребовал от нас следующее:
– мы не построим ни одной новой обители, церкви, монастыря или скита ни в наших городах, ни по соседству и не восстановим разрушенные святыни в квартале верующих;
– мы не станем препятствовать тому, чтобы мусульмане останавливались в наших церквях на три ночи, более того, в это время мы должны взять на себя все заботы и расходы на их проживание; нам запрещается давать приют шпионам и укрывать в наших храмах или жилищах любых врагов правоверных;
– мы не должны учить своих детей читать на арабском; мы не будем открыто поклоняться нашим святыням и завлекать в это людей; не станем разубеждать никого из наших родственников принимать мусульманство, если он того желает;
– мы не должны носить ни головные уборы и тюрбаны, ни те прически, что носят правоверные; мы не должны говорить на их языке и принимать их имена; мы не должны использовать седла, носить мечей, покупать и иметь при себе оружие; на наших кольцах с печатями не должно быть надписей на арабском; мы не должны продавать вино; должны брить виски и придерживаться своих обычаев в одежде и всегда при выходе из дома препоясываться;
– мы не должны устанавливать кресты на наших церквях; мы не должны торговать нашими книгами ни на улицах, где бывают правоверные, а также на их базарах;
– колокола наших церквей не должны бить слишком сильно, а молитвы верующих не должны быть слишком громкими; что во время пасхального крестного хода ни один христианин не будет нести пальмовую ветвь или иконы; рыдания во время похорон наших братьев должны быть тихими, и мы не должны нести факелы с похоронной процессией через улицы и рынки, где живут мусульмане;
– мы не должны покупать рабов у правоверных или пытаться вмешиваться в их дела.
[Следующие строки Омар добавил в текст собственноручно:]
– мы не должны нападать на мусульман; мы и наши братья по вере обязуемся соблюдать эти условия взамен неприкосновенности наших жизни и собственности. Но если какое-либо из этих условий будет нарушено, мы лишаемся обещанной безопасности, и вы можете распоряжаться нашими судьбами по вашему усмотрению.
* * *
«Нам нравится, как ты правишь, – говорили Омару люди сирийского города Химс, – нам нравится твоя справедливость и мусульмане, которыми ты правишь. Это гораздо лучше, чем жестокость и тирания, которые мы пережили в прошлом».
Падение Персидской империи
Некий Мусанна, сын Хариса, написал Омару письмо с сообщением о смуте в Персии и о том, что там на троне совсем молодой Йездегерд. Тогда Омар отправил туда Саада, сына Абу Ваккаса, назначив его главнокомандующим в Ираке. Выступившие войска Саада он сопровождал в течение нескольких часов, чтобы иметь возможность, поговорив с ними, поднять их дух. После чего они попрощались, Омар вернулся в Медину, а Саад отправился дальше в Ирак. Между провинцией Хиджаз и городом Куфой он свернул в пустыню и распорядился выслать соглядатаев, должных разведать обстановку, после чего решился наступать на город Кадисию, открывающий подходы к Персидской империи.
И к Йездегерду стали приходить сообщения от жителей страны, в которых говорилось, что не все они покорились арабам, но, если помощь не придет немедленно, им не избежать поражения. Более того, представители знати, обладающие поместьями на берегах Евфрата, торопили своего государя отправить в Ирак навстречу неприятелю военачальника Рустема, после чего Йездегерд велел Рустему явиться к нему.
– Ваше величество, – сказал военачальник, – прошу вас разрешить мне действовать согласно моим собственным планам. Чем дольше мы откладываем решающую битву, тем дольше страх перед персами держит арабов в напряжении. Я верю, что, именно избегая решающей битвы, мы сможем уберечь дом вашего величества. Бог наверняка благоволит нам. И если вы последуете моему совету, это будет мудрое решение, поскольку стратегия в войне иногда важнее любой выигранной битвы.
Йездегерд решил прислушаться к такому совету, но спросил, можно ли сделать что-нибудь еще.
На что Рустем ответил:
– В военных вопросах осмотрительность всегда лучше, чем спешка. И сейчас нам лучше подождать, что будет в нашу пользу. В таком случае вражеские войска будут дробиться, и мы скорее сможем разбить их по частям, чем нанести одно-единственное поражение всей армии.
Однако правитель был настолько встревожен просьбами о помощи со всех концов Ирака, что, не вняв предостережениям, приказал Рустему выступать против многочисленной армии противника.
Теперь Рустема и Саада ибн Абу Ваккаса постоянно связывали друг с другом. Арабского посланника провожали в огромную залу, выстланную золототкаными коврами, на концах которой справа и слева стояли боевые слоны. В этой зале на золотом троне, опираясь на вышитые золотом подушки, среди своих подданных, одетых в пестрые пышные одежды с венками на головах, сидел Рустем. Правоверный на своем коне, с копьем в руке, мечом за поясом и луком за спиной приближался и спешивался как можно ближе к тому месту, где сидел Рустем. И, несмотря на то что персы в негодовании кричали, пытаясь его остановить, Рустем приказывал оставить посланника в покое; и араб, подойдя еще ближе, вонзал острие своего копья в подушки и ковры и разрывал их на глазах у персов.
Однажды правитель персов сказал одному из таких посланников:
– Я знаю, тобой сейчас движет только твоя бедность.
Но араб ответил ему вызывающе смело:
– С персами всегда надо вести себя жестко. Это их пугает.
Вести переговоры с персами Саад поручал каждый раз новым посланникам, и Рустем однажды поинтересовался, почему не приходит тот человек, что был у него накануне.
Ответом ему было:
– Для нашего правителя мы все равны.
На другой день Рустем, указывая на тонкое копье арабского посланника, презрительно спросил:
– Что это за иголку ты держишь в руке?
Но тот парировал:
– Горящий уголек не становится холоднее, даже если он мал.
– А что с твоим мечом? Он, кажется, совсем рассыпается.
– Пусть ножны потрепанны, но лезвие по-прежнему острое.
Посланников Саада однажды привели даже на аудиенцию к царю царей. После той аудиенции Рустему приснился сон, показавшийся ему дурным предзнаменованием исхода битвы, почему он с неохотой шел на столкновение с арабами. Однако Йездегерд настаивал. И Рустем написал своему брату письмо, в котором и открывается величие этого человека:
«От Рустема Биндавану, Сатрапу Суда и Стрелы персидского народа, тому, чья рука, движимая самим Господом, способна рассеивать огромные полчища и крушить захватчиков.
Готовься, брат мой, усиливай крепости и набирай людей. На твоих глазах арабы вторглись в нашу страну, теперь мы вынуждены только бороться, чтобы сохранить наши земли и уберечь наших детей, они не оставили нам выбора. Я предлагал его величеству преградить им путь в глубь страны и изматывать их, бесконечно откладывая решающее сражение до тех пор, пока Фортуна не повернется к нам. Однако он остался безразличным к моим советам.
Рыбы встревожили воды; светила созвездия Стрельца и Венера видны на небосклоне; но Весы уравновешены, а Марс воспламенен. У меня нет сомнений: наши враги одержат эту победу.
Однако хуже всего то, что если не я возглавлю наше войско, то его величество лично поведет воинов в атаку. А значит, у меня нет другого пути: я должен идти в наступление».
Битва длилась три дня. В последний день, немногим позже полудня, поднялся ужасный ветер с запада и стал засыпать персов песком и пылью, ослепляя их; а один мощный порыв даже пронес копье над троном Рустема и с силой метнул его в Старый канал. Некоторые арабы во время сражения смогли подобраться к самому трону, и Рустем был вынужден бежать к обозу, где были привязаны мулы, груженные его сокровищами, там, среди тюков, он и спрятался. Один из арабских воинов, некий Хилал, обрезал ремень, крепивший тюк, за которым был Рустем, и половина груза обрушилась на спину полководца, сломав ему несколько ребер. Однако Хилал не увидел его, он даже не предполагал, что Рустем был там. Затем араб проткнул один из мешков саблей, и из него послышался аромат мускуса. В это время Рустем смог отползти к Старому каналу и нырнуть под воду. Но Хилал заметил это и бросился вслед за ним, ухватив Рустема за ноги, вытянул его на берег и убил одним ударом меча. После чего араб оттащил труп полководца и бросил его под копыта мулам. Взобравшись на трон, он прокричал: «Я убил Рустема! Клянусь Аллахом, я убил его! Вот!»
Воины столпились перед ним, но сквозь завесу пыли не видно было ни Хилала, ни трона. Они кричали, ликуя, отчего сердца персов сжались, и персидская армия обратилась в бегство.
Многие нашли смерть в этом сражении, кто от меча на поле, кто в водах Старого канала. Некоторые персы пытались добраться до тех мест, где по мелководью можно было перебраться через Тигр, но Саад преследовал их, пересекая по пятам броды, и беспощадно расправлялся с воинами. Среди награбленного и захваченного в тот день оказалась и дочь царя царей Йездегерда.
Араб по имени Дирар смог захватить знамя империи, древний стяг из кожи, усыпанный драгоценными камнями. Говорят, Дирар продешевил, продав его однажды за тридцать тысяч золотых динаров, ведь его оценивали в два миллиона. Позже Саад забрал и знамя и вместе со всеми дарованными в этой войне Господом сокровищами и драгоценностями, сверкающими диадемами, поясами и ожерельями, отправил халифу. По приказу Омара знамя империи отсоединили от древка, разрезали на маленькие кусочки и разделили между правоверными.
Рассказывают, что некий араб продал свою долю награбленного в Ираке одной женщине всего за тысячу дирхемов. Над ним стали смеяться, ведь эта женщина была из богатого рода и могла заплатить гораздо более высокую цену.
И к Йездегерду стали приходить сообщения от жителей страны, в которых говорилось, что не все они покорились арабам, но, если помощь не придет немедленно, им не избежать поражения. Более того, представители знати, обладающие поместьями на берегах Евфрата, торопили своего государя отправить в Ирак навстречу неприятелю военачальника Рустема, после чего Йездегерд велел Рустему явиться к нему.
– Ваше величество, – сказал военачальник, – прошу вас разрешить мне действовать согласно моим собственным планам. Чем дольше мы откладываем решающую битву, тем дольше страх перед персами держит арабов в напряжении. Я верю, что, именно избегая решающей битвы, мы сможем уберечь дом вашего величества. Бог наверняка благоволит нам. И если вы последуете моему совету, это будет мудрое решение, поскольку стратегия в войне иногда важнее любой выигранной битвы.
Йездегерд решил прислушаться к такому совету, но спросил, можно ли сделать что-нибудь еще.
На что Рустем ответил:
– В военных вопросах осмотрительность всегда лучше, чем спешка. И сейчас нам лучше подождать, что будет в нашу пользу. В таком случае вражеские войска будут дробиться, и мы скорее сможем разбить их по частям, чем нанести одно-единственное поражение всей армии.
Однако правитель был настолько встревожен просьбами о помощи со всех концов Ирака, что, не вняв предостережениям, приказал Рустему выступать против многочисленной армии противника.
Теперь Рустема и Саада ибн Абу Ваккаса постоянно связывали друг с другом. Арабского посланника провожали в огромную залу, выстланную золототкаными коврами, на концах которой справа и слева стояли боевые слоны. В этой зале на золотом троне, опираясь на вышитые золотом подушки, среди своих подданных, одетых в пестрые пышные одежды с венками на головах, сидел Рустем. Правоверный на своем коне, с копьем в руке, мечом за поясом и луком за спиной приближался и спешивался как можно ближе к тому месту, где сидел Рустем. И, несмотря на то что персы в негодовании кричали, пытаясь его остановить, Рустем приказывал оставить посланника в покое; и араб, подойдя еще ближе, вонзал острие своего копья в подушки и ковры и разрывал их на глазах у персов.
Однажды правитель персов сказал одному из таких посланников:
– Я знаю, тобой сейчас движет только твоя бедность.
Но араб ответил ему вызывающе смело:
– С персами всегда надо вести себя жестко. Это их пугает.
Вести переговоры с персами Саад поручал каждый раз новым посланникам, и Рустем однажды поинтересовался, почему не приходит тот человек, что был у него накануне.
Ответом ему было:
– Для нашего правителя мы все равны.
На другой день Рустем, указывая на тонкое копье арабского посланника, презрительно спросил:
– Что это за иголку ты держишь в руке?
Но тот парировал:
– Горящий уголек не становится холоднее, даже если он мал.
– А что с твоим мечом? Он, кажется, совсем рассыпается.
– Пусть ножны потрепанны, но лезвие по-прежнему острое.
Посланников Саада однажды привели даже на аудиенцию к царю царей. После той аудиенции Рустему приснился сон, показавшийся ему дурным предзнаменованием исхода битвы, почему он с неохотой шел на столкновение с арабами. Однако Йездегерд настаивал. И Рустем написал своему брату письмо, в котором и открывается величие этого человека:
«От Рустема Биндавану, Сатрапу Суда и Стрелы персидского народа, тому, чья рука, движимая самим Господом, способна рассеивать огромные полчища и крушить захватчиков.
Готовься, брат мой, усиливай крепости и набирай людей. На твоих глазах арабы вторглись в нашу страну, теперь мы вынуждены только бороться, чтобы сохранить наши земли и уберечь наших детей, они не оставили нам выбора. Я предлагал его величеству преградить им путь в глубь страны и изматывать их, бесконечно откладывая решающее сражение до тех пор, пока Фортуна не повернется к нам. Однако он остался безразличным к моим советам.
Рыбы встревожили воды; светила созвездия Стрельца и Венера видны на небосклоне; но Весы уравновешены, а Марс воспламенен. У меня нет сомнений: наши враги одержат эту победу.
Однако хуже всего то, что если не я возглавлю наше войско, то его величество лично поведет воинов в атаку. А значит, у меня нет другого пути: я должен идти в наступление».
Битва длилась три дня. В последний день, немногим позже полудня, поднялся ужасный ветер с запада и стал засыпать персов песком и пылью, ослепляя их; а один мощный порыв даже пронес копье над троном Рустема и с силой метнул его в Старый канал. Некоторые арабы во время сражения смогли подобраться к самому трону, и Рустем был вынужден бежать к обозу, где были привязаны мулы, груженные его сокровищами, там, среди тюков, он и спрятался. Один из арабских воинов, некий Хилал, обрезал ремень, крепивший тюк, за которым был Рустем, и половина груза обрушилась на спину полководца, сломав ему несколько ребер. Однако Хилал не увидел его, он даже не предполагал, что Рустем был там. Затем араб проткнул один из мешков саблей, и из него послышался аромат мускуса. В это время Рустем смог отползти к Старому каналу и нырнуть под воду. Но Хилал заметил это и бросился вслед за ним, ухватив Рустема за ноги, вытянул его на берег и убил одним ударом меча. После чего араб оттащил труп полководца и бросил его под копыта мулам. Взобравшись на трон, он прокричал: «Я убил Рустема! Клянусь Аллахом, я убил его! Вот!»
Воины столпились перед ним, но сквозь завесу пыли не видно было ни Хилала, ни трона. Они кричали, ликуя, отчего сердца персов сжались, и персидская армия обратилась в бегство.
Многие нашли смерть в этом сражении, кто от меча на поле, кто в водах Старого канала. Некоторые персы пытались добраться до тех мест, где по мелководью можно было перебраться через Тигр, но Саад преследовал их, пересекая по пятам броды, и беспощадно расправлялся с воинами. Среди награбленного и захваченного в тот день оказалась и дочь царя царей Йездегерда.
Араб по имени Дирар смог захватить знамя империи, древний стяг из кожи, усыпанный драгоценными камнями. Говорят, Дирар продешевил, продав его однажды за тридцать тысяч золотых динаров, ведь его оценивали в два миллиона. Позже Саад забрал и знамя и вместе со всеми дарованными в этой войне Господом сокровищами и драгоценностями, сверкающими диадемами, поясами и ожерельями, отправил халифу. По приказу Омара знамя империи отсоединили от древка, разрезали на маленькие кусочки и разделили между правоверными.
Рассказывают, что некий араб продал свою долю награбленного в Ираке одной женщине всего за тысячу дирхемов. Над ним стали смеяться, ведь эта женщина была из богатого рода и могла заплатить гораздо более высокую цену.