Страница:
Дорога пылила под полуденным солнцем, слепящим глаза. Капитан ощущал, как пот стекает по его телу. У него уже болела поясница. Последний раз он сидел на лошади много лет назад, навыки возвращались медленно.
Те годы, когда происхождение заставляло его высоко держать голову, давно прошли. Но здесь была адъюнкт императрицы, доверенное лицо Лейсин, исполнительница ее императорской воли. Менее всего капитан хотел бы продемонстрировать свою слабость этой молодой и опасной женщине.
Дорога поднималась в гору. Слева дул соленый ветер, раскачивая деревья с набухшими почками. К полудню ветер дышал уже жаром печи и приносил с собой клубы пыли. Солнце палило. Капитан полагал, что они уже проехали Кан к этому времени.
Капитан старался не думать о том месте, куда они держали путь. Пусть об этом думает адъюнкт. За годы службы империи он научился в нужные моменты отключать свой мозг. Сейчас как раз и был нужный момент.
– Как долго ты здесь пробыл, капитан? – спросила адъюнкт.
– Угу, – буркнул он.
– Сколько? – спросила она после паузы.
– Тринадцать лет, адъюнкт, – поколебавшись, ответил он.
– Значит, ты сражался за императора?
– Угу.
– И выжил при чистках.
Капитан пристально посмотрел на нее. Если она и почувствовала его взгляд, то не подала виду. Ее глаза не отрываясь глядели на дорогу, она легко держалась в седле, под ее левой рукой к поясу был прикреплен длинный меч, готовый к битве. Ее волосы были либо коротко острижены, либо полностью заправлены под шлем. «Она кажется очень гибкой», – подумал капитан.
– Насмотрелся? – поинтересовалась она. – Я спрашиваю о чистках, проведенных императрицей после безвременной кончины ее предшественника.
Капитан оскалился, наклонив голову, чтобы потереть подбородок о завязки шлема. Он был не брит, и щетина колола.
– Не все были убиты, адъюнкт. Жители Итко Кана не слишком воинственны. Здесь не было массовых казней и истерии, которые охватили империю. Мы просто сидели и ждали.
– Понятно, – произнесла адъюнкт, слегка улыбаясь. – Ты не знатного происхождения, капитан.
– Если бы я был знатного происхождения, – пробормотал он, – я не выжил бы даже здесь, в Итко Кане. Мы оба знаем это. Ее приказ был таков, что даже в Канизе не смогли ослушаться императрицы, – усмехнулся он.
– Где ты был в последний раз?
– На виканских равнинах.
Они поехали молча, миновав солдата, одиноко стоявшего у дороги. Деревья по левую сторону исчезли, там виднелось море.
– А район, который вы оцепили? – начала она, – сколько вам пришлось задействовать людей?
– Тысячу сто.
Она повернула голову, холодно глядя на него.
Капитан выдержал этот взгляд.
– Жертвы резни лежат в полулиге от моря и разбросаны еще на четверть лиги в сторону континента.
Она ничего не ответила.
Они подъезжали к вершине холма, где стояла группа солдат. Все глядели в их сторону.
– Приготовьтесь, адъюнкт.
Женщина посмотрела на лица солдат, стоявших в оцеплении. Она знала, что это закаленные воины, ветераны, участвовавшие в осаде Ли Хенга и Виканских войнах на северных равнинах. Но в их глазах читалось какое-то странное выражение – будто они хотели, чтобы она дала им ответ на какой-то вопрос. Она хотела было заговорить с ними, подобрать какие-нибудь успокоительные слова. Но она не умела, никогда не умела. В этом она очень походила на императрицу.
Из-за холма доносились крики чаек и воронов, их было очень много, крики их сливались в однородный пронзительный звук. Не глядя на солдат в оцеплении, адъюнкт пришпорила лошадь. Капитан поехал за ней следом. Они поднялись на гребень холма и посмотрели вниз. Дорога отсюда шла под уклон на довольно большое расстояние и хорошо просматривалась.
Тысячи чаек и воронов сплошным ковром покрывали равнину, они вились над канавами и ямами, сидели на возвышенностях. Под этим черно-белым покровом из крыльев был совсем другой ковер – красных форменных одежд. Он в некоторых местах возвышался – там лежали лошади. Иногда черно-белое перемежалось блеском металла.
Капитан встал на стременах и развязал ремешки, удерживавшие его шлем. Он медленно снял его, потом снова сел в седло.
– Адъюнкт…
– Меня зовут Лорн, – тихо ответила она.
– Сто семьдесят пять мужчин и женщин. Двести десять лошадей. Девятнадцатый полк конницы Итко Кана, – голос капитана прервался. Он посмотрел на Лорн. – Мертвы, – его лошадь вдруг попыталась встать на дыбы, как будто ее пришпорили. Он поспешно схватил поводья и осадил ее. Ноздри животного продолжали раздуваться, лошадь прижала уши и подрагивала всем телом. Жеребец адъюнкта не пошевелился. – Все они успели обнажить оружие. Все сражались с тем, кто на них напал. И все погибли, не убив ни одного врага.
– Вы осмотрели пляж внизу? – спросила Лорн, не отрывая взгляда от дороги.
– Никаких следов высадки, – ответил капитан. – Нигде никаких следов ни от моря, ни к морю. Кроме этих, есть еще погибшие, адъюнкт. Фермеры, крестьяне, рыбаки, просто проезжие. Все они разорваны на части: дети, собаки, скот, – он вдруг замолчал и обернулся. – Более четырехсот погибших, – добавил он. – Точно мы не считали.
– Да. Конечно, – отозвалась Лорн, ее голос прервался от волнения. – Свидетелей нет?
– Нет.
По дороге прямо на них ехал всадник, он склонился к лошади и что-то говорил ей на ухо, пытаясь успокоить животное. Птицы с криками поднимались, позволяя ему проехать, затем снова снижались.
– Кто это? – спросила Лорн.
– Лейтенант Ганоез Паран. Он недавно под моим командованием. Из Унты, – буркнул капитан.
Лорн прищурилась, глядя на молодого человека. Он остановился, чтобы отдать распоряжения рабочим. Потом лейтенант выпрямился в седле и посмотрел в их сторону.
– Паран? Из Дома Паранов?
– Да, голубая кровь и все такое.
– Позови его сюда.
Капитан помахал рукой, и лейтенант пришпорил лошадь. Минутой позже он осадил лошадь рядом с лошадью капитана и отдал честь.
Всадник и конь были с головы до ног покрыты каплями крови и ошметками плоти. Вокруг них с жадным гудением кружились мухи и осы. Лорн увидела, что у лейтенанта вовсе не такое уж молодое лицо, как можно было подумать. Но после всего увиденного на него было приятно смотреть.
– Вы осмотрели другую сторону, лейтенант? – спросил капитан.
Паран кивнул.
– Да, сэр. Там внизу маленькая рыбацкая деревушка прямо на мысе. Дюжина домишек. Во всех мертвые тела, кроме двух домов. Почти все лодки на причале. Не хватает одной-двух.
– Лейтенант, опишите пустые дома, – прервала Лорн. Он подавил нервную дрожь, прежде чем ответить.
– Один дом на вершине холма, в стороне от дороги. Скорее всего, он принадлежит старухе, ее труп мы нашли на дороге в полу лиге на юг отсюда.
– Почему вы так решили?
– Адъюнкт, обстановка в доме явно принадлежит пожилой женщине. К тому же у нее была привычка жечь свечи. Восковые свечи. А у старухи на дороге был с собой мешок репы, в котором лежали и восковые свечи. А воск здесь дорог, адъюнкт.
– В скольких сражениях участвовали, лейтенант? – спросила Лорн.
– Достаточно, чтобы привыкнуть ко всему, – поморщившись, ответил он.
– А второй пустой дом?
– Мужчина с дочкой, мы полагаем. Дом выходит прямо к причалу, как раз к тому месту, где отсутствует лодка.
– И никаких признаков, что они здесь?
– Никаких. Мы, конечно, ищем тела, в поле, на дороге.
– Но не на пляже?
– Нет.
Адъюнкт нахмурилась, зная, что они смотрят на нее.
– Капитан, каким оружием были убиты люди? Капитан замялся, потом бросил взгляд на лейтенанта.
– Вы все время здесь, Паран. Давайте послушаем ваше мнение.
Паран натянуто улыбнулся и ответил:
– Так сказать, естественным видом оружия. Капитан ощутил, как холод разливается у него по животу. Он надеялся, что ошибся.
– Что вы имеете в виду, – спросила Лорн, – под естественным видом оружия?
– В основном зубы. Очень большие и острые. Капитан откашлялся.
– Волков в Итко Кане нет уже сотни лет. Во всяком случае, никаких трупов…
– Если бы это были волки, – прервал Паран, отводя взгляд от подножия холма, – они должны были быть размером с волов. А следов никаких. Даже клочка шерсти нет.
– Значит, не волки, – произнесла адъюнкт. Паран пожал плечами.
Адъюнкт глубоко вдохнула, потом осторожно и медленно выдохнула.
– Я хочу осмотреть рыбацкую деревню.
Капитан принялся надевать свой шлем, но адъюнкт помотала головой.
– Лейтенанта будет достаточно, капитан. Я надеюсь, вы тем временем примете на себя командование работами. Мертвых необходимо убрать как можно быстрее. Все признаки произошедшей резни ликвидировать.
– Ясно, адъюнкт, – произнес капитан, надеясь, что в его голосе не прозвучало заметное облегчение. Лорн повернулась к молодому дворянину.
– Итак, лейтенант?
Он кивнул и поехал вперед.
Когда птицы начали сниматься со своих мест перед подъезжающими людьми, адъюнкт почувствовала зависть к капитану. Пожиратели падали обнажили перед ней ковер из оружия, сломанных костей и плоти. Воздух был душный и дурманящий. Она видела солдат, все еще в шлемах, чьи головы были размозжены как будто чудовищными челюстями. Она видела разодранные одежды, разбитые щиты и конечности, отодранные от тел. Лорн всего несколько мгновений смогла смотреть на все это, потом она сосредоточилась на деревушке впереди, оторвавшись от разворачивающейся перед ней картины кровавой бойни. Ее жеребец, выведенный от лучших производителей Семи Городов, военная лошадь, привычная к виду крови, теперь потерял всю свою гордую поступь и осанку. Он осторожно выбирал места на дороге, куда можно было ступить.
Лорн поняла, что она нуждается в моральной поддержке и разговоре.
– Лейтенант, вы уже утверждены в вашем чине?
– Нет, адъюнкт. Я ожидаю прибытия в столицу. Она удивленно подняла брови.
– В самом деле? И как вы себе это мыслите? Паран сдержанно улыбнулся.
– Все устроится.
– Понимаю, – Лорн помолчала. – Дворяне в поисках чинов низко опустили головы и выжидают, так?
– С самых первых дней империи. Император нас не любил. А императрица просто лжет нам.
Лорн в изумлении посмотрела на молодого человека.
– Я вижу, вы любите рисковать, лейтенант. Иначе вы не высказывали бы подобных предположений адъюнкту императрицы. Или вы верите в собственную неуязвимость?
– Но это же правда.
– Вы ведь молоды, не так ли?
Казалось, этот вопрос задел лейтенанта. Кровь прилила к его гладко выбритым щекам.
– Адъюнкт, последние семь часов я провел по колено в крови. Я прогонял с тел чаек и воронов. Знаете, что эти птицы здесь делают? В подробностях? Они стаскивают одежду и доспехи. Они выклевывают глаза и языки, печень и сердце. В своей жадной торопливости они разбрасывают вокруг плоть… – Его голос прервался, он попытался взять себя в руки. – Я больше не молод, адъюнкт. А что до моего высказывания, мне все равно. Правды больше нет и не будет.
Они съехали со склона холма. Узкая дорога слева от них вела к морю. Паран жестом указал на нее и пришпорил коня.
Лорн поехала за ним, не сводя удивленного взгляда с широкой спины лейтенанта. Потом она переключилась на дорогу. Дорога была очень узкой, она вела к мысу. Слева – обрыв глубиной метров в тридцать. Был час отлива, и волны плескались в сотнях ярдов от них. В оставленных морем лужах отражалось небо.
Они подъехали к пляжу. Выше него, на мысе, был широкий луг, где раскинулась дюжина домов.
Адъюнкт посмотрела на море. Лодки покачивались у причала, пустовало лишь одно место. Небо над ними было пустым и чистым – ни одной птицы.
Она развернула лошадь. Паран оглянулся на нес и сделал то же самое. Он видел, как она сняла шлем и встряхнула длинными рыжеватыми волосами. Они были влажными и слипшимися. Лейтенант подъехал к ней, вопросительно глядя ей в лицо.
– Лейтенант, в ваших словах нет ничего дурного, – она вдохнула соленый воздух и посмотрела ему в глаза. – Но, боюсь, в Унту вы не поедете. Вы будете получать приказы непосредственно от меня.
Его глаза сузились.
– А что случилось на дороге, адъюнкт? Она не сразу ответила, откинувшись в седле и глядя на море.
– Здесь был некто, – произнесла она. – Огромной магической силы. Произошло нечто, и мы не станем расследовать это.
Паран раскрыл рот.
– Четыре сотни людей убито, а мы…
– Если рыбак с дочерью на ловле, они вернутся с приливом.
– Но…
– Вы не найдете их тел, лейтенант. Паран был озадачен.
– И что теперь?
Она посмотрела на него и развернула лошадь.
– Мы возвращаемся.
– И все? – Он смотрел, как она едет обратно к дороге, потом он нагнал ее. – Погодите, адъюнкт, – произнес он.
Она предостерегающе поглядела на него.
Паран покачал головой.
– Нет. Если я теперь у вас в штате, я хочу знать, что происходит.
Она надела шлем и туго завязала ремешки под подбородком. Ее длинные волосы растрепанными прядями закрывали имперскую форму.
– Ладно. Как вы знаете, лейтенант, я не маг…
– Нет, – прервал Паран с холодной усмешкой. – Вы только ищете и убиваете их.
– Не прерывайте меня больше. Как было сказано, я охочусь за магией. Это означает, что хоть я и не практикую магию, но имею к ней некоторое отношение. Некоторое. Мы, если хотите, знаем друг друга в лицо. Я знаю, как действует магия, я знаю, как мыслят люди, ее практикующие. Мы неизбежно должны прийти к заключению, что резня была случайной. Но это не так. Есть причина. Мы должны ее найти.
Паран медленно кивнул.
– Ваше первое задание, лейтенант, поехать на рынок. Кстати, как называется городок?
– Джерром.
– Да, Джерром. Они наверняка знают эту деревню, наверняка торгуют с ней. Расспросите, узнайте, какая из рыбацких семей состоит из отца и дочери. Выясните их имена и получите их описание. Если что, используйте силу.
– Этого не понадобится, – ответил Паран. – Люди здесь общительны.
Они остановились. На дороге среди тел стояли повозки, волы перебирали копытами, заляпанными кровью. Солдаты грузили трупы, над их головами вились тысячи птиц. Вся сцена вселяла панический страх. Вдалеке стоял капитан, держа свой шлем за ремешки.
Адъюнкт смотрела на все жестким взглядом.
– Ради них, лейтенант, я надеюсь, вы не ошибетесь.
Когда капитан смотрел на приближающихся всадников, что-то подсказало ему, что его спокойные дни в Итко Кане сочтены. Шлем оттягивал его руку. Он глядел на Парана. Это все этот негодяй с его голубой кровью.
Он увидел, что Лорн смотрит на него.
– Капитан, у меня к вам просьба.
Капитан вздохнул.
«Просьба. Как же. Императрица каждое утро заглядывает в свои тапочки посмотреть, не лежит ли там просьба».
– Да, адъюнкт.
Женщина спешилась, за ней и Паран. Выражение лица лейтенанта было непроницаемо. Это высокомерие, или адъюнкт дала ему над чем поразмыслить?
– Капитан, – начала Лорн, – я знаю, что в Кане идет призыв. Вы не могли бы придумать повод, чтобы деревенские захотели приехать в город?
– Приехать? Это проще, чем что-либо еще. В городе много чего есть. Кроме того, можно узнать все последние новости. Большинство крестьян понятия не имеют, что происходит в Генабакисе. Правда, они считают, что городские уж очень задирают нос. А могу я узнать, зачем?
– Можете, – Лорн смотрела, как солдаты расчищают дорогу. – Мне нужен список призывников, особенно за последние два дня. Те, что из города, меня не интересуют. Только из окрестных деревень. И только женщины и пожилые мужчины.
– Тогда список будет невелик, адъюнкт.
– Я надеюсь, капитан.
– Вы уже знаете, что скрывается за всем этим?
Не отрывая взгляда от работающих на дороге, Лорн ответила:
– Понятия не имею.
«Если так, – решил капитан, – то я покойный император».
– Очень скверно, – пробормотал он.
– Ах, да, – повернулась к нему Лорн. – Лейтенант Паран теперь в моем распоряжении. Я полагаю, вы внесете необходимые изменения.
– Как прикажете, адъюнкт. С бумагами я вожусь охотно.
Он чуть улыбнулся. Потом улыбка пропала.
– Лейтенант Паран сейчас уедет.
Капитан посмотрел на молодого офицера и улыбнулся. Работать с адъюнктом – все равно что быть червяком на крючке. Адъюнкт – крючок, на другом конце удилища – императрица. Пусть поиздевается.
Выражение лица Парана было кислым.
– Да, адъюнкт, – он сел на лошадь, отдал честь и поскакал по дороге.
Капитан посмотрел ему вслед, потом спросил:
– Что-нибудь еще, адъюнкт?
– Да.
Ее тон заставил его вздрогнуть.
– Я хочу узнать, что думает солдат о присутствии дворянина в структуре имперского командного состава. Капитан посмотрел сурово.
– Ничего хорошего.
– Продолжайте.
И капитан продолжил.
Шел восьмой день набора рекрутов. Штабной сержант Араган тупо смотрел перед собой, когда капрал втолкнул в комнату очередного молокососа. С Каном им просто повезло. Лучше всего ловить в мутной воде. Так сказал кулак Кана. Все, что слышали эти юнцы, были россказни. А от россказней не прольется кровь. От россказней вы не проголодаетесь, не промочите ноги. Когда вы совсем молоды и только-только перестали ходить пешком под стол, нет в мире оружия, которое было бы вам страшно, а россказни делают свое дело.
Старуха была права. Как обычно. Эти люди так долго находились в зависимости, что им начало это нравиться. Да, подумал Араган, с этого начинается обучение.
Это был неудачный день, местный капитан пришел, наорал и исчез, не рассказав, что, собственно, происходит. Мало того, минут через десять после данного инцидента из Унты прибыла адъюнкт императрицы Лейсин, воспользовавшись одним из этих проклятых Путей. Хотя капитан никогда ее не видел, от одного ее имени его бросало в жар. Истребительница магов, скорпион в арсенале империи.
Араган сидел, уставясь в стол, и ждал, когда капрал начнет говорить. Потом он поднял глаза.
Призывник, которого он увидел перед собой, озадачил его. Капрал открыл рот, собираясь произнести гневную тираду и выставить призывника за дверь. Но он закрыл рот, так ничего и не сказав. Инструкции кулака Кана были предельно ясны: если есть две руки, две ноги и голова – брать. Генабакская кампания была сущим адом. Все время требовалось пушечное мясо.
Он улыбнулся девушке, стоящей перед ним. Она полностью соответствовала описанию кулака. Пока еще.
– Ладненько, ты ведь понимаешь, что ты хочешь вступить в ряды малазанских военных моряков?
Девушка кивнула, холодно глядя на Арагана.
Лицо вербовщика застыло.
«Проклятье, ей ведь лет тринадцать, будь она моей дочерью… Но почему у нее такой взрослый взгляд?» В последний раз он видел такие глаза в Генабакисе, когда проходил с ротой по земле, которая пережила пять лет засухи и два года войны. Такие старые глаза бывают от голода и вида смерти.
– Как твое имя, дитя?
– Значит, меня возьмут?
Араган кивнул, у него внезапно разболелась голова.
– Ты получишь приписку через неделю, если у тебя нет особых пожеланий.
– Генабакская кампания, – тут же ответила девушка. – Под командованием верховного кулака Дуджска Однорукого.
Араган заморгал.
– Я сделаю заметку, – мягко сказал он. – Имя?
– Горечь. Меня зовут Горечь. Араган записал имя в книгу.
– Свободен, рядовой. Капрал расскажет тебе, куда идти. И смой грязь с ног, – добавил он, когда Араган какое-то время писал, потом остановился. Дождя нет уже несколько недель. А грязь у нее на ногах серо-зеленая, а вовсе не красная. Он отбросил перо и помассировал виски. «Ну, хотя бы голова проходит».
Джерром лежал в полутора лигах в глубь континента у старой канской дороги. Эта дорога до императорских времен редко использовалась с тех пор, как была построена новая вдоль побережья. Теперь путники, встречавшиеся здесь, были в основном пешими: местные фермеры и рыбаки со своим товаром. Повсюду валялись обрывки материи, поломанные корзины и рассыпанные овощи. Последним свидетелем исхода был мул, стоящий у обочины, утопающий ногами в горе риса. Он посмотрел на Парана, когда тот проехал мимо, своими огромными, влажными глазами.
Рассыпанные овощи были свежими, не более одного дня, фрукты и зелень начали портиться только теперь, под палящим солнцем.
Его лошадь шла медленным аллюром. Паран увидел в песчаной дымке первое строение торгового города. Никто не сновал между кирпичными домиками, ни одна собака не выскочила навстречу приезжему, видна была только телега без одного колеса. Дополнял картину неподвижный воздух и тишина. Птицы не пели. Паран вынул из ножен меч.
Подъехав к околице, Паран остановил лошадь. Исход был паническим. Тел не было, не было и признаков нападения или разорения. Он медленно выдохнул, затем пустил лошадь вперед. Главная улица была по сути единственной, ведущей через весь Т-образно выстроенный город. По обеим ее сторонам стояли двухэтажные дома: так принято в империи. Ставни закрыты, тяжелые двери заперты. Паран подъезжал к ближайшему дому.
У дома он спешился, привязал лошадь, потом оглянулся назад, на улицу. Нигде никакого движения. Вынув меч из ножен, он подошел к двери. Это было административное здание.
Парана остановил негромкий непрерывный звук, он был слишком тихим, поэтому лейтенант не услышал его раньше, но теперь, стоя перед тяжелой дверью, Ганоез прекрасно слышал неясное бормотанье, от которого волосы у него встали дыбом. Паран покрепче ухватил меч и выставил его перед собой. Затем он распахнул дверь.
В неясном свете лейтенант увидел какое-то шевеление; потревоженный воздух был наполнен запахом разлагающейся плоти. Паран тяжело дышал, во рту пересохло. Он стоял и ждал, когда глаза привыкнут к темноте.
Паран заглянул в большую комнату. Послышалось шевеление и непонятные горловые звуки. Комната была полна черных голубей, ворковавших свою бесконечную песню. Под шевелящимся птичьим покровом лежало то, что было когда-то человеком. Тели распростерлась на полу среди помета. В воздухе висел тяжелый запах пота и смерти.
Он шагнул внутрь. Голуби зашевелились, но не обратили на него особого внимания.
Сквозь полумрак Паран смог различить человеческие лица с пустыми глазами. Лица были синего цвета, будто бы люди задохнулись. Паран задержал взгляд на одном из солдат.
– Ох, вредно для здоровья, – пробормотал он, – носить форму в наши дни.
«Только птицы и услышат эту шутку. Кажется, я больше не люблю черный юмор». Паран встряхнулся и прошелся по комнате. Голуби с воркованьем уворачивались от его тяжелых башмаков. Дверь в кабинет старшего офицера была приоткрыта. Через небольшие отверстия в ставнях в комнату проникал тусклый голубоватый свет. Убрав меч в ножны, Паран вошел в помещение. За столом сидел капитан с лицом в пятнах синего, серого и зеленого цвета.
Паран смел со стола перья и посмотрел в бумаги, лежавшие перед капитаном. От его прикосновения пергамент раскрошился.
«Тщательно убрать все следы».
Он повернулся, медленно прошел обратно, вышел на свет. Потом закрыл дверь, как, без всякого сомнения, поступили и жители.
Вряд ли стоило участвовать в данном мрачном преступлении, совершенном магией. Оно явно имело продолжение.
Паран отвязал лошадь, сел в седло и выехал из покинутого города. Он не оглядывался назад.
Солнце тонуло в багровых облаках на горизонте, Паран изо всех сил старался держать глаза открытыми. Очень длинным был этот день. «Чудовищный день». Местность вокруг, когда-то знакомая и безопасная, превратилась во что-то совсем иное, – место было охвачено темными клубами магии. Ему совсем не хотелось провести эту ночь под открытым небом.
Лошадь шла вперед, опустив голову. Медленно опускались сумерки. Подстегиваемый собственными мрачными мыслями, Паран пытался осознать, что же произошло с утра.
Он подумал о тех синих лицах в тенях и о капитане в гарнизоне Кана. Потом мысли его обратились в будущее. Служба у адъюнкта будет поворотным пунктом в его карьере; неделю назад он и помыслить о таком не смел. Его отец и сестра были в ужасе от избранной им профессии. Как и многие другие юноши и девушки знатного происхождения, он сразу решил пойти на военную службу, пытаясь снискать почет и уважение, в котором было отказано целому классу. Но Паран хотел чего-то более волнующего, чем офицерские попойки или разведение лошадей.
Не принадлежал он и к числу тех, кто выслуживался, стремясь ко все новым чинам. Парану не повезло – его отправили в Кан, где залечивал свои раны гарнизон ветеранов. Там к молодому лейтенанту, а тем более аристократу, никто не испытывал ни малейшего почтения.
Паран считал, что все изменилось после резни на дороге. Он был гораздо полезнее, чем многие из ветеранов, чьи знания и умения ограничивались конным заводом. Более того, он, чтобы выказать свое хладнокровие и профессионализм, добровольно принимал участие в расследовании.
Лейтенант все сделал, как надо, хотя знакомство с деталями происшествия было… неприятно. Пока он бродил среди тел, в его ушах стоял жалобный крик. Глаза Парана отмечали подробности – странный поворот тела, неожиданная улыбка на мертвом лице, – но хуже всего было то, что случилось с лошадьми. Ноздри и пасти животных были в пене – верный признак панического ужаса, раны – рваные и огромные, – чудовищны. Пятна навоза и желчи покрывали бока когда-то гордых скакунов, вес было в крови и ошметках мяса. Он едва не зарыдал над этими животными.
Те годы, когда происхождение заставляло его высоко держать голову, давно прошли. Но здесь была адъюнкт императрицы, доверенное лицо Лейсин, исполнительница ее императорской воли. Менее всего капитан хотел бы продемонстрировать свою слабость этой молодой и опасной женщине.
Дорога поднималась в гору. Слева дул соленый ветер, раскачивая деревья с набухшими почками. К полудню ветер дышал уже жаром печи и приносил с собой клубы пыли. Солнце палило. Капитан полагал, что они уже проехали Кан к этому времени.
Капитан старался не думать о том месте, куда они держали путь. Пусть об этом думает адъюнкт. За годы службы империи он научился в нужные моменты отключать свой мозг. Сейчас как раз и был нужный момент.
– Как долго ты здесь пробыл, капитан? – спросила адъюнкт.
– Угу, – буркнул он.
– Сколько? – спросила она после паузы.
– Тринадцать лет, адъюнкт, – поколебавшись, ответил он.
– Значит, ты сражался за императора?
– Угу.
– И выжил при чистках.
Капитан пристально посмотрел на нее. Если она и почувствовала его взгляд, то не подала виду. Ее глаза не отрываясь глядели на дорогу, она легко держалась в седле, под ее левой рукой к поясу был прикреплен длинный меч, готовый к битве. Ее волосы были либо коротко острижены, либо полностью заправлены под шлем. «Она кажется очень гибкой», – подумал капитан.
– Насмотрелся? – поинтересовалась она. – Я спрашиваю о чистках, проведенных императрицей после безвременной кончины ее предшественника.
Капитан оскалился, наклонив голову, чтобы потереть подбородок о завязки шлема. Он был не брит, и щетина колола.
– Не все были убиты, адъюнкт. Жители Итко Кана не слишком воинственны. Здесь не было массовых казней и истерии, которые охватили империю. Мы просто сидели и ждали.
– Понятно, – произнесла адъюнкт, слегка улыбаясь. – Ты не знатного происхождения, капитан.
– Если бы я был знатного происхождения, – пробормотал он, – я не выжил бы даже здесь, в Итко Кане. Мы оба знаем это. Ее приказ был таков, что даже в Канизе не смогли ослушаться императрицы, – усмехнулся он.
– Где ты был в последний раз?
– На виканских равнинах.
Они поехали молча, миновав солдата, одиноко стоявшего у дороги. Деревья по левую сторону исчезли, там виднелось море.
– А район, который вы оцепили? – начала она, – сколько вам пришлось задействовать людей?
– Тысячу сто.
Она повернула голову, холодно глядя на него.
Капитан выдержал этот взгляд.
– Жертвы резни лежат в полулиге от моря и разбросаны еще на четверть лиги в сторону континента.
Она ничего не ответила.
Они подъезжали к вершине холма, где стояла группа солдат. Все глядели в их сторону.
– Приготовьтесь, адъюнкт.
Женщина посмотрела на лица солдат, стоявших в оцеплении. Она знала, что это закаленные воины, ветераны, участвовавшие в осаде Ли Хенга и Виканских войнах на северных равнинах. Но в их глазах читалось какое-то странное выражение – будто они хотели, чтобы она дала им ответ на какой-то вопрос. Она хотела было заговорить с ними, подобрать какие-нибудь успокоительные слова. Но она не умела, никогда не умела. В этом она очень походила на императрицу.
Из-за холма доносились крики чаек и воронов, их было очень много, крики их сливались в однородный пронзительный звук. Не глядя на солдат в оцеплении, адъюнкт пришпорила лошадь. Капитан поехал за ней следом. Они поднялись на гребень холма и посмотрели вниз. Дорога отсюда шла под уклон на довольно большое расстояние и хорошо просматривалась.
Тысячи чаек и воронов сплошным ковром покрывали равнину, они вились над канавами и ямами, сидели на возвышенностях. Под этим черно-белым покровом из крыльев был совсем другой ковер – красных форменных одежд. Он в некоторых местах возвышался – там лежали лошади. Иногда черно-белое перемежалось блеском металла.
Капитан встал на стременах и развязал ремешки, удерживавшие его шлем. Он медленно снял его, потом снова сел в седло.
– Адъюнкт…
– Меня зовут Лорн, – тихо ответила она.
– Сто семьдесят пять мужчин и женщин. Двести десять лошадей. Девятнадцатый полк конницы Итко Кана, – голос капитана прервался. Он посмотрел на Лорн. – Мертвы, – его лошадь вдруг попыталась встать на дыбы, как будто ее пришпорили. Он поспешно схватил поводья и осадил ее. Ноздри животного продолжали раздуваться, лошадь прижала уши и подрагивала всем телом. Жеребец адъюнкта не пошевелился. – Все они успели обнажить оружие. Все сражались с тем, кто на них напал. И все погибли, не убив ни одного врага.
– Вы осмотрели пляж внизу? – спросила Лорн, не отрывая взгляда от дороги.
– Никаких следов высадки, – ответил капитан. – Нигде никаких следов ни от моря, ни к морю. Кроме этих, есть еще погибшие, адъюнкт. Фермеры, крестьяне, рыбаки, просто проезжие. Все они разорваны на части: дети, собаки, скот, – он вдруг замолчал и обернулся. – Более четырехсот погибших, – добавил он. – Точно мы не считали.
– Да. Конечно, – отозвалась Лорн, ее голос прервался от волнения. – Свидетелей нет?
– Нет.
По дороге прямо на них ехал всадник, он склонился к лошади и что-то говорил ей на ухо, пытаясь успокоить животное. Птицы с криками поднимались, позволяя ему проехать, затем снова снижались.
– Кто это? – спросила Лорн.
– Лейтенант Ганоез Паран. Он недавно под моим командованием. Из Унты, – буркнул капитан.
Лорн прищурилась, глядя на молодого человека. Он остановился, чтобы отдать распоряжения рабочим. Потом лейтенант выпрямился в седле и посмотрел в их сторону.
– Паран? Из Дома Паранов?
– Да, голубая кровь и все такое.
– Позови его сюда.
Капитан помахал рукой, и лейтенант пришпорил лошадь. Минутой позже он осадил лошадь рядом с лошадью капитана и отдал честь.
Всадник и конь были с головы до ног покрыты каплями крови и ошметками плоти. Вокруг них с жадным гудением кружились мухи и осы. Лорн увидела, что у лейтенанта вовсе не такое уж молодое лицо, как можно было подумать. Но после всего увиденного на него было приятно смотреть.
– Вы осмотрели другую сторону, лейтенант? – спросил капитан.
Паран кивнул.
– Да, сэр. Там внизу маленькая рыбацкая деревушка прямо на мысе. Дюжина домишек. Во всех мертвые тела, кроме двух домов. Почти все лодки на причале. Не хватает одной-двух.
– Лейтенант, опишите пустые дома, – прервала Лорн. Он подавил нервную дрожь, прежде чем ответить.
– Один дом на вершине холма, в стороне от дороги. Скорее всего, он принадлежит старухе, ее труп мы нашли на дороге в полу лиге на юг отсюда.
– Почему вы так решили?
– Адъюнкт, обстановка в доме явно принадлежит пожилой женщине. К тому же у нее была привычка жечь свечи. Восковые свечи. А у старухи на дороге был с собой мешок репы, в котором лежали и восковые свечи. А воск здесь дорог, адъюнкт.
– В скольких сражениях участвовали, лейтенант? – спросила Лорн.
– Достаточно, чтобы привыкнуть ко всему, – поморщившись, ответил он.
– А второй пустой дом?
– Мужчина с дочкой, мы полагаем. Дом выходит прямо к причалу, как раз к тому месту, где отсутствует лодка.
– И никаких признаков, что они здесь?
– Никаких. Мы, конечно, ищем тела, в поле, на дороге.
– Но не на пляже?
– Нет.
Адъюнкт нахмурилась, зная, что они смотрят на нее.
– Капитан, каким оружием были убиты люди? Капитан замялся, потом бросил взгляд на лейтенанта.
– Вы все время здесь, Паран. Давайте послушаем ваше мнение.
Паран натянуто улыбнулся и ответил:
– Так сказать, естественным видом оружия. Капитан ощутил, как холод разливается у него по животу. Он надеялся, что ошибся.
– Что вы имеете в виду, – спросила Лорн, – под естественным видом оружия?
– В основном зубы. Очень большие и острые. Капитан откашлялся.
– Волков в Итко Кане нет уже сотни лет. Во всяком случае, никаких трупов…
– Если бы это были волки, – прервал Паран, отводя взгляд от подножия холма, – они должны были быть размером с волов. А следов никаких. Даже клочка шерсти нет.
– Значит, не волки, – произнесла адъюнкт. Паран пожал плечами.
Адъюнкт глубоко вдохнула, потом осторожно и медленно выдохнула.
– Я хочу осмотреть рыбацкую деревню.
Капитан принялся надевать свой шлем, но адъюнкт помотала головой.
– Лейтенанта будет достаточно, капитан. Я надеюсь, вы тем временем примете на себя командование работами. Мертвых необходимо убрать как можно быстрее. Все признаки произошедшей резни ликвидировать.
– Ясно, адъюнкт, – произнес капитан, надеясь, что в его голосе не прозвучало заметное облегчение. Лорн повернулась к молодому дворянину.
– Итак, лейтенант?
Он кивнул и поехал вперед.
Когда птицы начали сниматься со своих мест перед подъезжающими людьми, адъюнкт почувствовала зависть к капитану. Пожиратели падали обнажили перед ней ковер из оружия, сломанных костей и плоти. Воздух был душный и дурманящий. Она видела солдат, все еще в шлемах, чьи головы были размозжены как будто чудовищными челюстями. Она видела разодранные одежды, разбитые щиты и конечности, отодранные от тел. Лорн всего несколько мгновений смогла смотреть на все это, потом она сосредоточилась на деревушке впереди, оторвавшись от разворачивающейся перед ней картины кровавой бойни. Ее жеребец, выведенный от лучших производителей Семи Городов, военная лошадь, привычная к виду крови, теперь потерял всю свою гордую поступь и осанку. Он осторожно выбирал места на дороге, куда можно было ступить.
Лорн поняла, что она нуждается в моральной поддержке и разговоре.
– Лейтенант, вы уже утверждены в вашем чине?
– Нет, адъюнкт. Я ожидаю прибытия в столицу. Она удивленно подняла брови.
– В самом деле? И как вы себе это мыслите? Паран сдержанно улыбнулся.
– Все устроится.
– Понимаю, – Лорн помолчала. – Дворяне в поисках чинов низко опустили головы и выжидают, так?
– С самых первых дней империи. Император нас не любил. А императрица просто лжет нам.
Лорн в изумлении посмотрела на молодого человека.
– Я вижу, вы любите рисковать, лейтенант. Иначе вы не высказывали бы подобных предположений адъюнкту императрицы. Или вы верите в собственную неуязвимость?
– Но это же правда.
– Вы ведь молоды, не так ли?
Казалось, этот вопрос задел лейтенанта. Кровь прилила к его гладко выбритым щекам.
– Адъюнкт, последние семь часов я провел по колено в крови. Я прогонял с тел чаек и воронов. Знаете, что эти птицы здесь делают? В подробностях? Они стаскивают одежду и доспехи. Они выклевывают глаза и языки, печень и сердце. В своей жадной торопливости они разбрасывают вокруг плоть… – Его голос прервался, он попытался взять себя в руки. – Я больше не молод, адъюнкт. А что до моего высказывания, мне все равно. Правды больше нет и не будет.
Они съехали со склона холма. Узкая дорога слева от них вела к морю. Паран жестом указал на нее и пришпорил коня.
Лорн поехала за ним, не сводя удивленного взгляда с широкой спины лейтенанта. Потом она переключилась на дорогу. Дорога была очень узкой, она вела к мысу. Слева – обрыв глубиной метров в тридцать. Был час отлива, и волны плескались в сотнях ярдов от них. В оставленных морем лужах отражалось небо.
Они подъехали к пляжу. Выше него, на мысе, был широкий луг, где раскинулась дюжина домов.
Адъюнкт посмотрела на море. Лодки покачивались у причала, пустовало лишь одно место. Небо над ними было пустым и чистым – ни одной птицы.
Она развернула лошадь. Паран оглянулся на нес и сделал то же самое. Он видел, как она сняла шлем и встряхнула длинными рыжеватыми волосами. Они были влажными и слипшимися. Лейтенант подъехал к ней, вопросительно глядя ей в лицо.
– Лейтенант, в ваших словах нет ничего дурного, – она вдохнула соленый воздух и посмотрела ему в глаза. – Но, боюсь, в Унту вы не поедете. Вы будете получать приказы непосредственно от меня.
Его глаза сузились.
– А что случилось на дороге, адъюнкт? Она не сразу ответила, откинувшись в седле и глядя на море.
– Здесь был некто, – произнесла она. – Огромной магической силы. Произошло нечто, и мы не станем расследовать это.
Паран раскрыл рот.
– Четыре сотни людей убито, а мы…
– Если рыбак с дочерью на ловле, они вернутся с приливом.
– Но…
– Вы не найдете их тел, лейтенант. Паран был озадачен.
– И что теперь?
Она посмотрела на него и развернула лошадь.
– Мы возвращаемся.
– И все? – Он смотрел, как она едет обратно к дороге, потом он нагнал ее. – Погодите, адъюнкт, – произнес он.
Она предостерегающе поглядела на него.
Паран покачал головой.
– Нет. Если я теперь у вас в штате, я хочу знать, что происходит.
Она надела шлем и туго завязала ремешки под подбородком. Ее длинные волосы растрепанными прядями закрывали имперскую форму.
– Ладно. Как вы знаете, лейтенант, я не маг…
– Нет, – прервал Паран с холодной усмешкой. – Вы только ищете и убиваете их.
– Не прерывайте меня больше. Как было сказано, я охочусь за магией. Это означает, что хоть я и не практикую магию, но имею к ней некоторое отношение. Некоторое. Мы, если хотите, знаем друг друга в лицо. Я знаю, как действует магия, я знаю, как мыслят люди, ее практикующие. Мы неизбежно должны прийти к заключению, что резня была случайной. Но это не так. Есть причина. Мы должны ее найти.
Паран медленно кивнул.
– Ваше первое задание, лейтенант, поехать на рынок. Кстати, как называется городок?
– Джерром.
– Да, Джерром. Они наверняка знают эту деревню, наверняка торгуют с ней. Расспросите, узнайте, какая из рыбацких семей состоит из отца и дочери. Выясните их имена и получите их описание. Если что, используйте силу.
– Этого не понадобится, – ответил Паран. – Люди здесь общительны.
Они остановились. На дороге среди тел стояли повозки, волы перебирали копытами, заляпанными кровью. Солдаты грузили трупы, над их головами вились тысячи птиц. Вся сцена вселяла панический страх. Вдалеке стоял капитан, держа свой шлем за ремешки.
Адъюнкт смотрела на все жестким взглядом.
– Ради них, лейтенант, я надеюсь, вы не ошибетесь.
Когда капитан смотрел на приближающихся всадников, что-то подсказало ему, что его спокойные дни в Итко Кане сочтены. Шлем оттягивал его руку. Он глядел на Парана. Это все этот негодяй с его голубой кровью.
Он увидел, что Лорн смотрит на него.
– Капитан, у меня к вам просьба.
Капитан вздохнул.
«Просьба. Как же. Императрица каждое утро заглядывает в свои тапочки посмотреть, не лежит ли там просьба».
– Да, адъюнкт.
Женщина спешилась, за ней и Паран. Выражение лица лейтенанта было непроницаемо. Это высокомерие, или адъюнкт дала ему над чем поразмыслить?
– Капитан, – начала Лорн, – я знаю, что в Кане идет призыв. Вы не могли бы придумать повод, чтобы деревенские захотели приехать в город?
– Приехать? Это проще, чем что-либо еще. В городе много чего есть. Кроме того, можно узнать все последние новости. Большинство крестьян понятия не имеют, что происходит в Генабакисе. Правда, они считают, что городские уж очень задирают нос. А могу я узнать, зачем?
– Можете, – Лорн смотрела, как солдаты расчищают дорогу. – Мне нужен список призывников, особенно за последние два дня. Те, что из города, меня не интересуют. Только из окрестных деревень. И только женщины и пожилые мужчины.
– Тогда список будет невелик, адъюнкт.
– Я надеюсь, капитан.
– Вы уже знаете, что скрывается за всем этим?
Не отрывая взгляда от работающих на дороге, Лорн ответила:
– Понятия не имею.
«Если так, – решил капитан, – то я покойный император».
– Очень скверно, – пробормотал он.
– Ах, да, – повернулась к нему Лорн. – Лейтенант Паран теперь в моем распоряжении. Я полагаю, вы внесете необходимые изменения.
– Как прикажете, адъюнкт. С бумагами я вожусь охотно.
Он чуть улыбнулся. Потом улыбка пропала.
– Лейтенант Паран сейчас уедет.
Капитан посмотрел на молодого офицера и улыбнулся. Работать с адъюнктом – все равно что быть червяком на крючке. Адъюнкт – крючок, на другом конце удилища – императрица. Пусть поиздевается.
Выражение лица Парана было кислым.
– Да, адъюнкт, – он сел на лошадь, отдал честь и поскакал по дороге.
Капитан посмотрел ему вслед, потом спросил:
– Что-нибудь еще, адъюнкт?
– Да.
Ее тон заставил его вздрогнуть.
– Я хочу узнать, что думает солдат о присутствии дворянина в структуре имперского командного состава. Капитан посмотрел сурово.
– Ничего хорошего.
– Продолжайте.
И капитан продолжил.
Шел восьмой день набора рекрутов. Штабной сержант Араган тупо смотрел перед собой, когда капрал втолкнул в комнату очередного молокососа. С Каном им просто повезло. Лучше всего ловить в мутной воде. Так сказал кулак Кана. Все, что слышали эти юнцы, были россказни. А от россказней не прольется кровь. От россказней вы не проголодаетесь, не промочите ноги. Когда вы совсем молоды и только-только перестали ходить пешком под стол, нет в мире оружия, которое было бы вам страшно, а россказни делают свое дело.
Старуха была права. Как обычно. Эти люди так долго находились в зависимости, что им начало это нравиться. Да, подумал Араган, с этого начинается обучение.
Это был неудачный день, местный капитан пришел, наорал и исчез, не рассказав, что, собственно, происходит. Мало того, минут через десять после данного инцидента из Унты прибыла адъюнкт императрицы Лейсин, воспользовавшись одним из этих проклятых Путей. Хотя капитан никогда ее не видел, от одного ее имени его бросало в жар. Истребительница магов, скорпион в арсенале империи.
Араган сидел, уставясь в стол, и ждал, когда капрал начнет говорить. Потом он поднял глаза.
Призывник, которого он увидел перед собой, озадачил его. Капрал открыл рот, собираясь произнести гневную тираду и выставить призывника за дверь. Но он закрыл рот, так ничего и не сказав. Инструкции кулака Кана были предельно ясны: если есть две руки, две ноги и голова – брать. Генабакская кампания была сущим адом. Все время требовалось пушечное мясо.
Он улыбнулся девушке, стоящей перед ним. Она полностью соответствовала описанию кулака. Пока еще.
– Ладненько, ты ведь понимаешь, что ты хочешь вступить в ряды малазанских военных моряков?
Девушка кивнула, холодно глядя на Арагана.
Лицо вербовщика застыло.
«Проклятье, ей ведь лет тринадцать, будь она моей дочерью… Но почему у нее такой взрослый взгляд?» В последний раз он видел такие глаза в Генабакисе, когда проходил с ротой по земле, которая пережила пять лет засухи и два года войны. Такие старые глаза бывают от голода и вида смерти.
– Как твое имя, дитя?
– Значит, меня возьмут?
Араган кивнул, у него внезапно разболелась голова.
– Ты получишь приписку через неделю, если у тебя нет особых пожеланий.
– Генабакская кампания, – тут же ответила девушка. – Под командованием верховного кулака Дуджска Однорукого.
Араган заморгал.
– Я сделаю заметку, – мягко сказал он. – Имя?
– Горечь. Меня зовут Горечь. Араган записал имя в книгу.
– Свободен, рядовой. Капрал расскажет тебе, куда идти. И смой грязь с ног, – добавил он, когда Араган какое-то время писал, потом остановился. Дождя нет уже несколько недель. А грязь у нее на ногах серо-зеленая, а вовсе не красная. Он отбросил перо и помассировал виски. «Ну, хотя бы голова проходит».
Джерром лежал в полутора лигах в глубь континента у старой канской дороги. Эта дорога до императорских времен редко использовалась с тех пор, как была построена новая вдоль побережья. Теперь путники, встречавшиеся здесь, были в основном пешими: местные фермеры и рыбаки со своим товаром. Повсюду валялись обрывки материи, поломанные корзины и рассыпанные овощи. Последним свидетелем исхода был мул, стоящий у обочины, утопающий ногами в горе риса. Он посмотрел на Парана, когда тот проехал мимо, своими огромными, влажными глазами.
Рассыпанные овощи были свежими, не более одного дня, фрукты и зелень начали портиться только теперь, под палящим солнцем.
Его лошадь шла медленным аллюром. Паран увидел в песчаной дымке первое строение торгового города. Никто не сновал между кирпичными домиками, ни одна собака не выскочила навстречу приезжему, видна была только телега без одного колеса. Дополнял картину неподвижный воздух и тишина. Птицы не пели. Паран вынул из ножен меч.
Подъехав к околице, Паран остановил лошадь. Исход был паническим. Тел не было, не было и признаков нападения или разорения. Он медленно выдохнул, затем пустил лошадь вперед. Главная улица была по сути единственной, ведущей через весь Т-образно выстроенный город. По обеим ее сторонам стояли двухэтажные дома: так принято в империи. Ставни закрыты, тяжелые двери заперты. Паран подъезжал к ближайшему дому.
У дома он спешился, привязал лошадь, потом оглянулся назад, на улицу. Нигде никакого движения. Вынув меч из ножен, он подошел к двери. Это было административное здание.
Парана остановил негромкий непрерывный звук, он был слишком тихим, поэтому лейтенант не услышал его раньше, но теперь, стоя перед тяжелой дверью, Ганоез прекрасно слышал неясное бормотанье, от которого волосы у него встали дыбом. Паран покрепче ухватил меч и выставил его перед собой. Затем он распахнул дверь.
В неясном свете лейтенант увидел какое-то шевеление; потревоженный воздух был наполнен запахом разлагающейся плоти. Паран тяжело дышал, во рту пересохло. Он стоял и ждал, когда глаза привыкнут к темноте.
Паран заглянул в большую комнату. Послышалось шевеление и непонятные горловые звуки. Комната была полна черных голубей, ворковавших свою бесконечную песню. Под шевелящимся птичьим покровом лежало то, что было когда-то человеком. Тели распростерлась на полу среди помета. В воздухе висел тяжелый запах пота и смерти.
Он шагнул внутрь. Голуби зашевелились, но не обратили на него особого внимания.
Сквозь полумрак Паран смог различить человеческие лица с пустыми глазами. Лица были синего цвета, будто бы люди задохнулись. Паран задержал взгляд на одном из солдат.
– Ох, вредно для здоровья, – пробормотал он, – носить форму в наши дни.
«Только птицы и услышат эту шутку. Кажется, я больше не люблю черный юмор». Паран встряхнулся и прошелся по комнате. Голуби с воркованьем уворачивались от его тяжелых башмаков. Дверь в кабинет старшего офицера была приоткрыта. Через небольшие отверстия в ставнях в комнату проникал тусклый голубоватый свет. Убрав меч в ножны, Паран вошел в помещение. За столом сидел капитан с лицом в пятнах синего, серого и зеленого цвета.
Паран смел со стола перья и посмотрел в бумаги, лежавшие перед капитаном. От его прикосновения пергамент раскрошился.
«Тщательно убрать все следы».
Он повернулся, медленно прошел обратно, вышел на свет. Потом закрыл дверь, как, без всякого сомнения, поступили и жители.
Вряд ли стоило участвовать в данном мрачном преступлении, совершенном магией. Оно явно имело продолжение.
Паран отвязал лошадь, сел в седло и выехал из покинутого города. Он не оглядывался назад.
Солнце тонуло в багровых облаках на горизонте, Паран изо всех сил старался держать глаза открытыми. Очень длинным был этот день. «Чудовищный день». Местность вокруг, когда-то знакомая и безопасная, превратилась во что-то совсем иное, – место было охвачено темными клубами магии. Ему совсем не хотелось провести эту ночь под открытым небом.
Лошадь шла вперед, опустив голову. Медленно опускались сумерки. Подстегиваемый собственными мрачными мыслями, Паран пытался осознать, что же произошло с утра.
Он подумал о тех синих лицах в тенях и о капитане в гарнизоне Кана. Потом мысли его обратились в будущее. Служба у адъюнкта будет поворотным пунктом в его карьере; неделю назад он и помыслить о таком не смел. Его отец и сестра были в ужасе от избранной им профессии. Как и многие другие юноши и девушки знатного происхождения, он сразу решил пойти на военную службу, пытаясь снискать почет и уважение, в котором было отказано целому классу. Но Паран хотел чего-то более волнующего, чем офицерские попойки или разведение лошадей.
Не принадлежал он и к числу тех, кто выслуживался, стремясь ко все новым чинам. Парану не повезло – его отправили в Кан, где залечивал свои раны гарнизон ветеранов. Там к молодому лейтенанту, а тем более аристократу, никто не испытывал ни малейшего почтения.
Паран считал, что все изменилось после резни на дороге. Он был гораздо полезнее, чем многие из ветеранов, чьи знания и умения ограничивались конным заводом. Более того, он, чтобы выказать свое хладнокровие и профессионализм, добровольно принимал участие в расследовании.
Лейтенант все сделал, как надо, хотя знакомство с деталями происшествия было… неприятно. Пока он бродил среди тел, в его ушах стоял жалобный крик. Глаза Парана отмечали подробности – странный поворот тела, неожиданная улыбка на мертвом лице, – но хуже всего было то, что случилось с лошадьми. Ноздри и пасти животных были в пене – верный признак панического ужаса, раны – рваные и огромные, – чудовищны. Пятна навоза и желчи покрывали бока когда-то гордых скакунов, вес было в крови и ошметках мяса. Он едва не зарыдал над этими животными.