Паран заерзал в седле, чувствуя, как судорога проходит по сжатым в кулаки рукам. Лейтенант держался все это время достойно, но, когда воспоминал о чудовищном зрелище, казалось, что вся его уверенность и сдержанность растаяли. Теперь все презрение, которое он выказал ветеранам, беспомощно опускавшим руки и падавшим на дорогу, было впору выказать самому себе. То, что он увидел в Джерроме (всего лишь отдаленное эхо событий на дороге), было тяжким ударом по его и без того кровоточащей душе, еще одной попыткой разрушить его умение держать себя в руках.
   Паран с трудом выпрямился в седле. Он сказал адъюнкту, что его молодость окончилась. Он сказал ей кое-что еще, бесстрашно, не задумываясь о последствиях, отбросив все те предостережения, которые пытался внушить ему отец.
   Откуда-то издалека пришло к нему старое-старое: спокойная жизнь. Он отвергал это тогда, отвергал и теперь. Адъюнкт почему-то заметила его. Он спросил себя сейчас в первый раз, имел ли он право гордиться этим. Тот командир прежних времен, у стен Мотта, он плюнул бы на Парана с презрением, если бы он оказался теперь перед ним. «Лучше бы ты прислушался к моим словам, сынок. Ну, посмотрим теперь на тебя».
   Его лошадь вдруг рванулась вперед, стуча копытами. Паран схватился за меч, тревожно вглядываясь в сумрак. Дорога шла между рисовых полей, ближайшее жилье находилось далеко. А на дороге откуда-то возник силуэт.
   Подул холодный ветер, заставивший лошадь прижать уши; ноздри животного тревожно раздувались.
   Человек стоял в тени, он был высок, одет в плащ с капюшоном, узкие брюки и кожаные ботинки. К узкому ремню был прикреплен длинный кинжал – обычное оружие для воинов Семи Городов. На руках человека, на которые падал зеленоватый отсвет, блестели кольца. Кольца на всех пальцах, по несколько колец на каждом пальце. Он поднял одну руку, держа глиняную бутыль.
   – Хочешь пить, лейтенант? – спросил он негромко, неожиданно приятным голосом.
   – Откуда ты знаешь меня? – спросил лейтенант, не убирая руку от меча.
   Человек улыбнулся, откидывая капюшон. У него было вытянутое лицо, слегка зеленоватая кожа, глаза темные, странной формы. Он выглядел не старше тридцати, хотя волосы его были белыми.
   – Меня попросила адъюнкт, – пояснил незнакомец. – Она с нетерпением ждет твоего отчета. Я должен сопровождать тебя, мы должны поспешить, – он встряхнул бутылью. – Но сперва отдых. У меня в карманах хватит всего на целый пир, гораздо больше, чем смогут предложить в этих несчастных деревеньках. Пойдем со мной вон туда, на обочину. Мы сможем развлечься беседой и созерцанием крестьян. Меня зовут Весельчак.
   – Я знаю это имя, – сказал Паран.
   – Ну да, знаешь, – ответил Весельчак. – Это я и есть, увы. В моих жилах течет кровь Тисте Анди, она, без сомнения, ищет исхода из человеческого тела. Я был тем, кто убил королевское семейство в Унте: короля, королеву, сыновей и дочерей.
   – А также двоюродных, троюродных, четверою…
   – Не оставив никакой надежды. Таков был мой долг Когтя. Но ты так и не ответил на мой вопрос.
   – Какой?
   – Хочешь пить?
   Паран, усмехаясь, спешился.
   – Мне казалось, что ты говорил что-то о спешке.
   – Мы и поспешим, как только утолим голод и побеседуем, как приличные люди.
   – Приличия, кажется, не входят в список твоих умений, Коготь.
   – Это самое любимое мое умение, которое в последнее время почти не практикуется. Ты ведь уделишь мне немного твоего драгоценного времени, уж коль скоро я буду сопровождать тебя.
   – О чем вы там беседовали с адъюнктом – это ваши дела, – сказал Паран, приближаясь. – Я ничего тебе не должен, Весельчак. Кроме вражды.
   Коготь вынимал из карманов бесконечные свертки, за которыми последовали два хрустальных бокала. Он вынул пробку из бутылки.
   – Старые раны. Я понимаю, что ты чувствуешь по поводу всего этого, хоть ты и сторонишься знати, – он наполнил бокалы янтарным вином. – Но теперь ты – часть империи, лейтенант. Она будет руководить тобой. А ты – беспрекословно подчиняться ее воле. Ты всего лишь винтик в большом механизме. И только. Не больше, не меньше. Время старых обид прошло. Итак, – он передал Парану бокал, – да здравствует новая жизнь, Ганоез Паран, лейтенант и помощник адъюнкта.
   Усмехнувшись, Паран принял кубок.
   Они выпили.
   Весельчак улыбнулся, потом достал шелковый платок утереть губы.
   – Теперь проще? Как мне тебя называть?
   – Просто Параном. А тебя? В каком ныне чине Коготь империи?
   Весельчак снова улыбнулся.
   – Когтем по-прежнему руководит Лейсин. Я ей помогаю. Я помощник на все руки. Ты тоже можешь называть меня просто по имени. Я не из тех, кто придерживается формальностей, когда это выходит за рамки здравого смысла.
   Паран уселся на грязную дорогу.
   – А мы зашли за эти грани?
   – Без сомнения.
   – Откуда ты знаешь?
   – А я… – Весельчак начал разворачивать свои свертки, доставая сыр, хлеб, фрукты и ягоды, – знакомлюсь только двумя способами. Второй ты видел.
   – А первый?
   – Увы, при нем не хватает времени на обычные церемонии представления.
   Паран медленно развязал шлем и снял его.
   – Хочешь знать, что я видел в Джерроме? – сказал он, проводя рукой по черным волосам. Весельчак пожал плечами.
   – Расскажи, если хочешь.
   – Тогда я лучше подожду встречи с адъюнктом. Коготь улыбнулся.
   – Ты учишься. Не стоит легкомысленно относиться к тому, что знаешь. Слова как деньги, их надо копить.
   – Чтобы потом умереть на золоте, – заключил Паран.
   – Ты голоден? Терпеть не могу есть в одиночестве. Паран взял предложенный ему хлеб.
   – А что, адъюнкт и правда ждет с нетерпением, или ты здесь по другим причинам? Коготь с улыбкой поднялся.
   – Увы, разговор завершен. Наш путь открыт, – он повернулся к дороге.
   Паран увидел, как завеса воздуха рассеялась, полился мутный желтый свет. «Путь, тайная Тропа магов».
   – Дыхание Худа, – выдохнул он, пытаясь унять внезапную дрожь. Внутри он видел сероватую дорогу, по обеим сторонам которой возвышались невысокие стены, завершавшиеся арками из плотного коричневатого тумана. Воздух со свистом втягивался в Путь, создавая пылевые завихрения и заставляя танцевать пылевые призраки.
   – Тебе придется привыкнуть к этому, – произнес Весельчак.
   Паран взял лошадь под уздцы и привязал шлем к седлу.
   – Веди, – сказал он.
   Коготь с уважением посмотрел на него и шагнул в Путь.
   Паран пошел следом. Вход закрылся за ним. Дорога вела вперед. Итко Кан пропал, как и все остальные признаки реальности. Мир, в котором они очутились, был пуст и безжизнен. Вдоль пути виднелись лишь небольшие холмики, похожие на кучки золы. В воздухе висел песок, пахло металлом.
   – Добро пожаловать в имперский Путь, – чуть насмешливо произнес Весельчак.
   – Польщен.
   – Создано силой того… что здесь было раньше. Требовались ли и раньше такие же усилия? Только боги это знают.
   Они двинулись вперед.
   – Полагаю, – заявил Паран, – что боги не претендуют на этот Путь. Поэтому можно не платить входную пошлину привратникам, невидимым охранникам мостов и всем остальным, обитающим в Пути, чтобы служить своим бессмертным хозяевам.
   Весельчак засмеялся.
   – Ты полагаешь, что Путь так густо населен? Да. Идеи непосвященных очень забавны. Полагаю, с тобой будет интересно идти, хотя продлится это недолго.
   Паран замолчал. Потолок довольно низко нависал над кучками золы, верх Пути был коричневого цвета, низ – темно-серого. Пот ручьями бежал у Парана под доспехами. Его лошадь ступала тяжело и громко фыркала.
   – Если хочешь знать, – обернулся к нему Весельчак, – адъюнкт теперь в Унте. Мы используем этот Путь, чтобы покрыть расстояние в три сотни лиг за несколько часов. Некоторые думают, что империя слишком велика, некоторые даже полагают, что Лейсин до них не добраться. Теперь ты убедился, что так могут думать только дураки.
   Лошадь снова фыркнула.
   – Я смутил тебя, лейтенант? Прошу прощения, что посмеялся над твоим незнанием…
   – Ты рискуешь, – прервал его Паран.
   Настало время и Весельчаку помолчать.
   Освещение никак не менялось, ход времени не ощущался. Вскоре они пошли по местам, где кучки пепла были разрушены, как будто по ним проехало что-то большое и тяжелое, канувшее во мрак. В одном из таких мест они увидели ржавое пятно и несколько звеньев цепи, которые лежали в пыли как монеты. Весельчак внимательно рассматривал находку, пока Паран оглядывался по сторонам.
   Едва ли путь был безопасен. Тут водились незнакомцы, и они были недружелюбны.
   Он не удивился, когда Весельчак ускорил шаг. Через некоторое время они пришли к каменной арке. Она была построена недавно. Паран узнал базальты Унты из имперских карьеров, расположённых недалеко от столицы. Стены его родового поместья тоже были сложены из темно-серого мерцающего камня. В центре арки прямо над их головами была установлена когтистая рука, сжимающая кубок, знак империи.
   За аркой царила тьма.
   Паран откашлялся.
   – Мы пришли?
   Весельчак повернулся к нему.
   – Ты встречаешь цивилизацию в штыки, лейтенант. Лучше бы тебе придержать свой гонор. Паран улыбнулся и махнул рукой.
   – Веди же.
   Весельчак завернулся в плащ, шагнул под арку и пропал.
   Лошадь изо всех сил упиралась, когда Паран подвел ее к арке, и замотала головой. Он попытался успокоить ее, но без особого успеха. Тогда он забрался в седло, взял поводья и пришпорил лошадь. Всхрапнув, она скакнула во тьму.
   Их залил взорвавшийся вокруг свет и цвет. Копыта лошади с хрустом ударились о поверхность, усыпанную чем-то, похожим на гравий. Паран остановил лошадь, с изумлением глядя вокруг. Он увидел обширную залу. Потолок ее сиял золотом, стены покрывали гобелены, по сторонам стояли вооруженные воины.
   Напуганная лошадь шарахнулась в сторону, заставив Весельчака отскочить. Копыта зависли в воздухе, потом с хрустом опустились на гравий, который, как увидел теперь лейтенант, был не гравием, а мозаичным полом. Весельчак развернулся на каблуках, изрыгая проклятья, его глаза метали молнии.
   Охранники, казалось, подчинились неслышному приказу и теперь медленно расступались по сторонам залы. Паран больше не смотрел на Весельчака. Он увидел возвышение, увенчанное троном из резной кости. На троне восседала императрица.
   Воцарилось молчание, нарушаемое лишь звонким стуком копыт о полудрагоценные камни. Паран, поморщившись, спешился, настороженно поглядев на женщину на троне.
   Лейсин почти не изменилась с тех пор, когда он видел ее в последний раз. Те же коротко подстриженные светлые волосы вокруг бледного лица с незабываемыми чертами, та же простота в одежде, никаких украшений. Она, прищурившись, пристально глядела на Парана.
   Тот передвинул меч на поясе и низко поклонился.
   – Императрица.
   – Вижу, вы воспользовались советом вашего командира, данным семь лет назад, – протянула Лейсин. Он удивленно заморгал.
   – Конечно, – продолжила она, – он тоже последовал данному ему совету. Интересно, какой бог свел вас вместе? Я ценю его чувство юмора. Вы что, считаете, что имперская арка – вход в конюшню, лейтенант?
   – Моя лошадь не хотела идти, императрица.
   – И правильно.
   Паран улыбнулся.
   – В отличие от меня, она происходит из рода, славящегося своим интеллектом. Прошу вас милостиво меня извинить.
   – Весельчак проводит вас к адъюнкту, – императрица махнула рукой, один из охранников подошел и взял лошадь под уздцы. Паран еще раз поклонился и с улыбкой поглядел на Весельчака.
   Весельчак повел его к боковой двери.
   – Ты идиот! – прорычал он, когда дверь со стуком захлопнулась за ними. Он быстро шагал по узкому коридору. Паран не спешил за ним, и Когтю пришлось ждать его в дальнем конце коридора, у ведущей наверх лестницы. Весельчак побагровел от ярости.
   – Что она имела в виду? Ты раньше встречался с ней, когда?
   – Поскольку она ничего не объяснила, я могу только последовать ее примеру, – ответил Паран. Он рассматривал ступени. – Это, наверное, западная башня. Башня Пыли…
   – Поднимайся наверх. Адъюнкт ждет тебя, других дверей там нет, не заблудишься. Просто иди на самый верх.
   Паран кивнул и стал подниматься.
   Дверь наверху была приоткрыта. Он постучал и вошел. Адъюнкт сидела на скамье в дальнем конце комнаты, спиной к широкому окну. Ставни были открыты, через них в комнату проникал свет закатного солнца. Она одевалась. Паран смутился.
   – Я не из скромниц, – сказала адъюнкт. – Входите и закройте дверь.
   Паран подчинился. Он огляделся по сторонам. Стены закрывали выцветшие гобелены. Плитки пола были застелены шкурами. Мебель, а ее здесь было мало, была старой, некрасивой, в стиле Напан.
   Адъюнкт встала, чтобы надеть кольчугу. Ее волосы заблестели в солнечных лучах.
   – Вы выглядите усталым, лейтенант. Садитесь. Он нашел стул и опустился на него с облегчением.
   – Расследование зашло в тупик, адъюнкт. Те, кто остался в Джерроме, вряд ли расскажут что-нибудь.
   Она застегнула последние пряжки.
   – Если только я не пошлю некроманта.
   Oн усмехнулся.
   – Россказни голубей тоже можно послушать.
   Она удивленно подняла брови.
   – Простите, адъюнкт. Похоже, смерть везде сопровождают… птицы.
   – И если мы посмотрим в глаза мертвых солдат, то мало что увидим. Голуби, говорите вы? Он кивнул.
   – Интересно, – она умолкла.
   Он некоторое время смотрел на нее.
   – Я был приманкой, адъюнкт?
   – Нет.
   – А появление Весельчака?
   – Удачное совпадение.
   Лейтенант тоже умолк и прикрыл глаза – у него закружилась голова. Парам и не подозревал, насколько устал. Он с трудом понял, что женщина обращается к нему. Он выпрямился, встряхнувшись.
   Адъюнкт стояла перед ним.
   – Сон позже, не сейчас, лейтенант. Я расскажу вам о вашем будущем. И было бы кстати, если бы вы слушали внимательно. Вы выполнили задание, как было приказано. Вы показали себя поистине… неутомимым. Ваша служба примерна. Вы возвращаетесь в офицерский корпус Унты. Вам будет дано время для завершения обучения. Как и в Итко Кане, ничего необычного не должно происходить, вы меня понимаете?
   – Да.
   – Прекрасно.
   – Что же там произошло на самом деле, адъюнкт? Мы прекращаем расследование? Мы никогда и не узнаем правды. Но почему? Или это только я ничего не понимаю?
   – Лейтенант, этим делом мы не можем заняться вплотную, но будем вести расследование. Я решила, возможно, ошибочно, что вы захотите выяснить все и быть рядом, когда время мести настанет. Я ошиблась? Возможно, вы довольно насмотрелись и хотите вернуться к нормальной жизни.
   – Я хочу быть там, когда время мести настанет, адъюнкт, – он закрыл глаза.
   Женщина молчала, но Паран и с закрытыми глазами знал, что она наблюдает за ним и взвешивает его возможности. Лейтенант и волновался, и был спокоен одновременно. Паран высказал пожелание, решение было за ней.
   – Бумаги продвигаются медленно. Ваше возвращение будет оформлено через несколько дней. А пока поезжайте домой к отцу. Отдохните.
   Он открыл глаза и поднялся. Когда он был уже у двери, она снова обратилась к нему:
   – Лейтенант, я надеюсь, что такие сцены, как в тронном зале, не повторятся.
   – Сомневаюсь, что я захочу это повторить, – ответил он.
   Когда он вышел, ему послышалось что-то похожее на кашель из-за закрывшейся двери. Сложно было представить, что это может быть чем-то иным.
   Когда Паран ехал по улицам Унты, его охватила дрожь. Такие знакомые картины, бесконечная толпа, много голосов, речь на разных языках. Все казалось Парану странным, изменившимся – не то, что он видел, а скорее то, что находилось где-то между зрением и мыслью. Изменился он сам, отчего чувствовал себя отчужденным.
   Место было то же, сцены из жизни города те же, ничто не изменилось. Даром голубой крови было умение держать мир на расстоянии, наблюдать за ним свысока, не смешиваясь с толпой. «Даром и… проклятьем».
   Но теперь Паран оказался один среди людей. Дворянство лишилось привилегий, единственной его привилегией теперь была надетая на нем форма. Не ремесленник, не лоточник, не купец – солдат. Орудие империи. Таких у империи десятки тысяч.
   Он проехал через Ворота Сбора Пошлины и далее по Мраморной дороге. Здесь располагались дома купцов, отделенные от булыжной мостовой высокими заборами и окруженные садами. Постепенно толпа редела, у ворот домов появлялись частные стражники. В воздухе больше не чувствовались запахи пригоревшей еды, его наполнили звуки невидимых фонтанов и ароматы цветов. Запахи детства.
   Появились знакомые поместья. Он ехал по Дворянскому Кварталу. Жизненное пространство, купленное самой историей и древними монетами. Империя растаяла, стала будничной и далекой. Здесь проживали семейства, которые насчитывали семьсот лет и вели свое начало от диких варваров-коневодов, пришедших когда-то с востока. Кровью и огнем захватили они деревеньку, выстроенную Kaнизaми на побережье. От воинов-варваров к скотоводам, к торговцам вином, пивом, тканями. Древняя знать была знатью клинка, нынешняя знать стала знатью золота, торговых сделок, интриг в залах гильдий.
   Паран воображал, что он замкнул порочный круг, вернувшись к клинку, который столетия назад отвергло его семейство. Отец проклял его за этот выбор.
   Он подъехал к знакомому дому. Сбоку высокая дверь, выходящая в переулок, который в другой части города считался бы широкой улицей. Охранника не было, только цепочка колокольчика, за которую он дважды потянул. Паран ждал, один в переулке.
   Что-то грохнуло, послышалась ругань, и дверь, протестующе скрипя, открылась.
   Паран увидел перед собой незнакомое лицо. Человек был стар, сгорблен. У него на шее висела много раз чиненная цепь, доходящая до колен. Его зубы ярко блестели.
   Человек посмотрел на Парана снизу вверх водянистыми глазами.
   – Остались гобелены.
   – Простите?
   – Конечно, стал старше, – привратник распахнул дверь пошире. – Но те же черты, прекрасная выправка, лицо и вообще все. Добро пожаловать домой, Ганоез.
   Паран провел лошадь по узкому проходу между двумя хозяйственными постройками.
   – Я не знаю тебя, солдат, – произнес Паран.
   – Но, похоже, ты знаком с моим портретом. Что, он теперь служит у тебя каминным ковриком?
   – Вроде того.
   – Как тебя зовут?
   – Гарнет, – ответил привратник; он запер дверь и шел теперь позади лошади. – Служу твоему отцу последние три года.
   – А что ты делал до того, Гарнет?
   – И не спрашивай.
   Они вышли во двор. Паран остановился, глядя на охранника.
   – Мой отец всегда все узнавал о людях, прежде чем принимать их на службу.
   Гарнет широко улыбнулся, обнажив белоснежный ряд зубов.
   – Да, так и было. И вот он я. Ничего бесчестного в моей жизни не было.
   – Ты ветеран.
   – Я возьму лошадь.
   Паран передал ему поводья. Теперь двор показался ему значительно меньшим, чем раньше. Старый колодец, выкопанный безымянными людьми, жившими здесь сразу после завоевания Канизов, казалось, готов был рассыпаться в прах. Ни один мастер не возьмется перебирать эти древние камни, рискуя разбудить привидения и призвать их проклятия на свою голову. Под домом тоже встречались подобные камни, а многие комнаты и переходы из-за них вообще не использовались.
   Слуги сновали по саду. Никто не заметил прибытия Парана.
   Гарнет кашлянул.
   – Твоих отца и матери здесь нет. Он кивнул. Они наверняка были в Эмало, в деревенском доме.
   – А сестры здесь, – продолжал Гарнет. – Я послал слуг привести в порядок комнату.
   – Там ничего не трогали? Гарнет опять ухмыльнулся.
   – Ну да. Просто вынесли лишнюю мебель и бочки. Пространство важнее всего, знаешь ли…
   – Как всегда, – вздохнул Паран и, ни слова больше не говоря, пошел к дому.
   Шаги Парана отдавались гулким эхом, когда он подошел к длинному обеденному столу гостиной. Сидевшие на полу кошки бросились врассыпную. Паран снял дорожный плащ, бросил его на спинку стула. Потом сел на длинную скамью и устало прислонился к стене, завешенной гобеленом. Паран закрыл глаза.
   Через несколько минут раздался женский голос:
   – Я думала, ты в Итко Кане.
   Он открыл глаза. Его сестра, Тавори, на год моложе, стояла в голове стола, положив руку на спинку отцовского стула. Сестра была как и прежде бледна, рыжеватые волосы подстрижены коротко, не по моде. Она стала выше ростом. Тавори больше уже не была неуклюжим подростком. Она безразлично разглядывала брата.
   – Меня перераспределили, – ответил Паран.
   – Сюда? Мы бы знали.
   «Ах да, вы бы знали, неужели? Все бы только об этом и сплетничали», – подумал Паран.
   – Все произошло внезапно, – сказал он вслух, – но произошло. Но я не останусь в Унте. Я здесь на несколько дней.
   – Кто-то замолвил за тебя словечко? Он улыбнулся.
   – К чему этот допрос? Или мы по-прежнему должны думать о нашем влиянии?
   – Но ведь на тебе не лежит ответственность за семью, брат.
   – Ах да, она лежит на тебе. Отец выздоровел?
   – Он медленно выздоравливает. Здоровье у него слабое. Даже в Итко Кане ты…
   Паран вздохнул.
   – Все никак не оставишь меня в покое, Тавори? Все припоминаешь мой грехи? Я здесь всего на несколько дней, запомни. В любом случае, теперь семейство в надежных руках…
   Ее бесцветные глаза сузились, но гордость не позволила ей ничего ответить.
   – А как Фелисин? – спросил он.
   – Занимается. Она не слышала о твоем возвращении. Она очень обрадуется и огорчится, что ты ненадолго.
   – Она по-прежнему соперница тебе, Тавори?
   – Фелисин? – фыркнула она, отворачиваясь. – Oна слишком мягка для этого мира. Для любого мира. Я полагаю, она не изменилась. Она будет счастлива видеть тебя.
   Он посмотрел на ее удаляющуюся спину.
   От него пахло потом, его собственным и конским, – дорога, грязь и все остальное…«Старая кровь и старый страх, – подумал Паран, оглядываясь. – Гораздо меньше, чем то, что я помню».

Вторая глава

   С приходом Моранта беда
   Постигла наши города.
   Как корабли, что гибнут всем усильям вопреки,
   Тяжелым камнем уходя под воду,
   Так пали и они от императорской руки,
   Теряя навсегда свою свободу…
   В двенадцатый год той войны,
   В год расколовшейся Луны,
   Как страшный сон,
   Как наважденье,
   Ее явились порожденья.
   Дождь смертоносный орошал
   Край, некогда столь плодородный,
   И жертв во тьме ночной искал
   Ужасный нетопырь голодный.
   Всего два города остались,
   Что малазанцам не сдавались.
   Один, исполненный отваги.
   Вздымал врагу навстречу стяги,
   Другой, союзников лишен,
   Без помощи остался он.
   Но вскоре весь народ узнал —
   Кто был сильнее, первым пал.
   Зов Тени.
   Фелисин (род. 1146)
1163 год сна Огненной Богини (два года спустя). 105 год Малазанской империи. 9 год правления императрицы Лейсин

   В столбах дыма вились вороны. Их крики сливались в единый хор и заглушали крики раненых и умирающих солдат. В неподвижном воздухе висело марево, пахло паленой плотью. На третьем по счету от павшего города Засеки холме в одиночестве стояла Порванный Парус.
   Сквозь магический туман повсюду виднелись следы побоища: обломки доспехов, нагрудники, шлемы, оружие. Час назад здесь были мужчины и женщины, которые носили эти доспехи и это оружие, от них не осталось и следа. Тишина над мертвым местом тяжело гулко отдавалась в голове Порванного Паруса.
   Она скрестила руки на груди. Малиновый плащ с серебряной оторочкой, указывавший на ее принадлежность к магам Второй армии, был теперь помят и разорван. На ее овальном лице, обычно свежем и полном лукавого юмора, появились глубокие морщины. Она была бледна.
   Среди всех этих запахов и звуков, окружавших ее, Порванный Парус ощущала только тишину, которая просачивалась из пустых доспехов, разбросанных вокруг. В действительности же у тишины был иной источник. Магия, что бушевала здесь сегодня, вполне могла разрушить грань между мирами. Что бы ни таилось за Путями Хаоса, оно подкралось теперь совсем близко.
   Волшебница думала, что после пережитого ужаса уже не сможет испытывать никаких эмоций, но когда она увидела ряды легионеров Черного Моранта, входящих в город, тьма пеленой застелила се глаза.
   «Союзники. Они потребовали себе час в городе». К концу этого часа в городе останется на тысячу человек меньше. Долгое и яростное сосуществование двух народов должно было прийти к завершению. С помощью меча. «Милость».
   Дюжина огней разом разгорелась в городе. Осада, наконец, после трех лет, окончена. Но Порванный Парус знала, что это не конец. Что-то будет еще, что-то, прячущееся и выжидающее в тишине. Она тоже подождет. Этот день опустошил ее, ей ничего не удалось.
   Внизу на равнине тела мертвых малазанских солдат покрывали землю сплошным ковром. На человеческих останках сидели самодовольные вороны. Выжившие во время кровавой битвы солдаты бродили по полю в поисках убитых товарищей. Порванный Парус с болью во взгляде следила за ними.
   – Они идут, – произнес голос слева от нее. Она медленно обернулась. Маг Хохолок лежал на дымящихся доспехах, его выбритый череп блестел на свету. Маг был поражен волной магии. Розоватые, заляпанные грязью внутренности выползли из его развороченного тела, подсыхая на воздухе. Бледная тень магии появилась от его усилий остаться в живых.