Неожиданно для Бежецкого его появление вызвало бурное оживление в обеих группах. Шквал вспышек блицев заставил ослепленного Александра загородиться рукавом и попятиться. Репортеры, ощетинившись объективами и микрофонами, рванули к ротмистру, как на стометровке, сшибая с ног и отталкивая друг друга, без всякой корпоративной солидарности и уважения к обильно представленному здесь прекрасному полу, который повадками, кстати, ни в чем не уступал сильному. Телохранители же, явно подчиняясь чьей-то команде, начали ледоколами в бушующем море целенаправленно пробиваться к Бежецкому, не только расталкивая (вернее сказать – размазывая) толпу, но и успевая при этом прижимать к уху свои напоминальники. Еще мгновение, и его, плотно стиснутого литыми плечами, повлекло неведомой силой к подъезду. Полностью лишенному самостоятельности Александру оставалось только растерянно вертеть головой и жмуриться от вспышек. Со всех сторон сыпалось:
   – Агентство “Новости столицы”: что вы можете сказать?… Как вы объясняете?… Газета “Вести”: вы уже решили оставить государственную службу?… “Петербургский пересмешник”: будете ли вы с супругой проживать в России?… “Новый Иерусалим”: согласны ли вы на перемену вероисповедания?… “Петергоф-ТВ”: как вы прокомментируете?…
   Наконец Александра бережно, но неуклонно втолкнули в парадное, и несколько здоровяков, захлопнув двери, дружно прижали их вздрагивающие створки плечами, с трудом сдерживая натиск обманутой в своих ожиданиях, слава богу, в большинстве своем худосочной толпы. Убедившись, что “объект” в безопасности, непрошеные телохранители аккуратно смахнули с его костюма невидимые пылинки и, отступив, почтительно вытянулись во фрунт. Ошеломленный ротмистр растерянно оглянулся и непроизвольно, жестом скомандовал им: “Вольно”.
   По широкой лестнице (его, между прочим, лестнице), видимо в спешке покрытой красной ковровой дорожкой, сохранившейся с незапамятных времен скорее всего где-то в чулане, спускалась группа явно не самых простых людей. Впереди, оживленно тряся похожей на одуванчик головой, семенил, поддерживаемый с двух сторон, какой-то старичок в старомодной треуголке со страусовыми перьями и расшитом золотом парадном мундире, смахивающем на камергерский и украшенном массой звезд и крестов, под которыми едва виднелась ярко-зеленая лента с золотой каймой через правое плечо. Свита старичка мало чем уступала предводителю по роскоши мундиров (гражданских и военных) и обилию регалий.
   Не дойдя нескольких шагов до Александра, старец внезапно оттолкнул “ассистентов”, выпрямил спину, сделал пару неожиданно четких шагов навстречу опешившему хозяину и, сорвав шляпу, с видимым трудом опустился на одно колено. В наступившей тишине под сводами парадного подъезда графов Бежецких зазвучал немного дребезжащий старческий голос. Сначала ротмистр не понял даже, на каком языке говорит странноватый старик, но спустя мгновение уверенно опознал немецкую речь.
   – …передать его великокняжескому высочеству волю почившего в Бозе великого князя Саксен-Хильдбургхаузенского Эрнста-Фридриха Пятого…
   Александр опешил.
   – Позвольте, господа… – начал он по-русски.
   Перебитый на важном месте своей речи старичок недовольно пожевал губами и обернулся к сопровождавшей его толпе вельмож (а как, позвольте, можно расценить такое великолепие мундиров?). Из рядов свиты тут же выступил неприметной внешности лысоватый человечек средних лет и с готовностью начал переводить вышесказанное на русский язык. Видимо, сановники посчитали, что, не зная языка, Бежецкий упустил нить речи старика, оказавшегося не кем иным, как первым гоф-министром великого княжества Саксен-Хильдбургхаузе некого.
   Новость была просто потрясающей: пышная делегация, состоявшая из чиновников Саксен-Хильдбургхаузенского посольства и представителей великокняжеского двора, явилась ни много ни мало для того, чтобы вручить скромному российскому офицеру корону этой небольшой, но имевшей древнюю историю монархии, расположенной в самом центре Европы. Волей случая оказалось так, что графиня Бежецкая, урожденная графиня Ландсберг фон Клейхгоф (вот в чем заключалась причина внезапной ее любви к немецким родичам), оказалась единственным отпрыском некогда раскидистого, а теперь почти совершенно вымершего древа Хильдбургхаузенской династии. А так как по вековым законам великого княжества, только формально не считавшегося королевством, свято чтимым его обитателями, женщина не могла носить древнюю корону Хильдбургхаузенов, а детей мужского пола (равно как и женского, между прочим) претендентка пока не имела, законным правителем вплоть до рождения наследника престола должен был стать ее супруг, то есть он, Александр Павлович Бежецкий.
   Вполуха следя за вычурными речами сановников, Александр мысленно разворачивал перед собой карту Германской Империи (местного, естественно, ее аналога) и разыскивал на ней не столь уж и маленький по масштабам здешней лоскутной Европы (но совершенно ничтожный по российским) причудливо изрезанный клочок земли, окрашенный в травянисто-зеленые тона. Площадь – чуть более тысячи квадратных километров, население – около полутора миллионов человек, столица – город Хильдбургхаузен… Удивительно, до чего же много информации всадили люди Полковника в голову вчерашнего офицера Советской Армии, довольно приблизительно помнившего подобные данные, относящиеся даже к его родной стране.
   Тем временем перестав говорить, старик взял с протянутой ему атласной подушки такую же, как и у него самого, зелено-золотую ленту и огромную, переливающуюся сотнями разнокалиберных бриллиантов многолучевую звезду и попытался возложить сии знаки великокняжеского достоинства на свежеиспеченного монарха. За его спиной маячило еще несколько сановников с такими же подушками, на которых, как успел заметить Бежецкий, возлежали сверкающая бриллиантами корона, похожий на бейсбольную биту скипетр, горностаевая мантия и еще какие-то непонятные регалии… Александр не в силах выдержать всего этого спектакля заслонился руками и попятился.
   – Э… господа! Постойте! Это так неожиданно. Я не могу так вот скоропалительно принять ваше лестное предложение…
   В выцветших от времени бледно-голубых глазах гоф-министра, казалось навечно, застыло недоумение. Он нетерпеливо повернулся всем телом к переводчику (а у старичка-то застарелый остеохондроз!) и выслушал торопливый перевод, после чего разразился длинной речью. Александр знал теперь благодаря столь усиленной подготовке немецкий язык, но следить за смыслом старомодной речи, тем более на специфическом нижнесаксонском диалекте, мог с трудом.
   Со слов вельможи выходило, что отклонить свалившуюся нежданно-негаданно на него ответственность ротмистр не в состоянии. Более того, отказ выполнить волю покойного великого князя Саксен-Хильдбургхаузенского Эрнста-Фридриха Пятого чреват такими осложнениями… Добил Александра оказавшийся здесь, видимо в качестве рояля в кустах, чиновник в ранге товарища министра внешних сношений. Взяв секундный тайм-аут, он за рукав отвел опешившего ротмистра в сторонку и зашептал ему на ухо об ответственности перед государством, важности возложенной на него миссии. Одним словом, ошарашенный Бежецкий наконец позволил нацепить на себя дурацкие ленту со звездой (все остальные атрибуты, слава богу, полагалось возложить только после официальной коронации в Хильдбургхаузене, в кафедральном соборе Святого Иоганна Благословенного, спустя определенный срок после похорон предыдущего великого князя) и принял поздравления от случившихся здесь, естественно совершенно случайно, представителей Саксонского, Баварского, Вюртембергского, Австрийского и десятков трех с лишним других посольств Европы, среди которых настоящей достопримечательностью был личный представитель при российском дворе негуса Абиссинского и Эфиопского Менелика Пятого. Прикинув в уме количество государств здешней Европы, напоминавшей лоскутное одеяло, судя по всему спешивших в данный момент заверить нового монарха в своих соболезнованиях и поздравить с принятием титула, Бежецкий загрустил. Тут еще, ко всему прочему, вышколенные телохранители распахнули двери, и в помещение ввалилась разъяренная ожиданием огромная толпа репортеров, оглушив монарха сотнями вопросов и окончательно ослепив вспышками блицев.

15

   Илья Евдокимович Колосов, заместитель начальника базы подготовки, как и всегда в покойный послеобеденный час, предавался сиесте в своем глубоком и удобном кресле. Уютно, как толстый шмель, залетевший с летнего солнцепека в прохладную горницу, навевая сон, гудел мощный кондиционер. Ему вторила тоном повыше заблудившаяся одинокая муха на окне, ворчливо недоумевавшая по поводу неожиданно возникшей твердой прозрачной преграды между ней и такой близкой и манящей волей. Илья Евдокимович только что плотно и вкусно, как он любил, перекусил и принял пару бокалов легкого вина, поэтому его состояние не позволяло никаких резких движений. Не допуская мысли о сколько-нибудь активном действии, толстяк благодушно следил за прихотливыми перемещениями насекомого, даже не подозревавшего о наблюдателе. Такой же толстый и ленивый, как хозяин, рыже-белый кот, удобно расположившись на подоконнике, дремал, вообще не обращая внимания ни на какие внешние раздражители.
   Конечно, здешняя служба по сравнению с прошлым его местом выглядит чистой синекурой. Никаких тебе авралов, акций, “зачисток”… Рай, да и только. Парадиз, так его! Илья Евдокимович все последние месяцы не уставал благодарить Всевышнего за такое участие в его судьбе. Лучшего для себя положения служака его калибра, прямо скажем, некрупного, не мог себе пожелать в самых сокровенных мечтах. Покой, тишина, чистейший горный воздух, минимум задач и, соответственно, ответственности, зато приличный по всем прикидкам оклад, все без исключения блага цивилизации и… сладкой жизни. Если бы еще не этот чертов Полковник… Ну вот: только помяли черта, а он тут как тут!
   Полковник, как всегда стремительно, без стука, вошел, вернее ворвался, в кабинет, заставив перепуганного спросонья кота молнией метнуться в дальний угол и ужом проскользнуть в тесное пространство за шкафом. Стремительно обежав инспекторским взглядом помещение, начальник плюхнулся в свободное кресло и равнодушно отмахнулся от грузно завозившегося в своем Ильи Евдокимовича, откровенно имитирующего попытку вскочить на ноги. Жест при желании можно было истолковать как команду: “Сиди уж…”, чем толстяк и воспользовался не без удовольствия, снова заняв удобное положение.
   – Ну-с, господин… э-э… Колосов, – помедлив минуту, неопределенно протянул шеф.
   “Чертов сноб, – ругнулся про себя заместитель. – Всегда будто бы забывает то фамилию, то имя-отчество…”
   Илья Евдокимович, демонстрируя готовность, выхватил из ящика стола заранее приготовленную папку с отчетом и принялся докладывать, благо никаких особенных событий за пятнадцатидневное отсутствие Полковника не произошло.
   Шеф некоторое время сидел молча, покачивая носком сверкающего штиблета, и по его как всегда непроницаемому, словно маска вождя какого-нибудь папуасского племени, лицу было непонятно, слушает он или думает о своем, напрочь забыв о собеседнике. Илья Евдокимович всей душой ненавидел фирменную привычку Полковника разглядывать при разговоре мочку уха собеседника, вынуждая последнего суетиться. Как-то само собой получалось, что собеседник нервничал и всеми силами пытался поймать его взгляд. Со стороны это выглядело как-то по-лакейски. Колосов, как обычно, презирал себя за угодливость, но поделать со своей натурой ничего не мог: происхождение (а родился он в деревенской, сильно пьющей семье – семеро по лавкам) не скроешь. Внезапно, на полуслове прервав Колосова, Полковник отрывисто спросил:
   – Как там объект?
   Сбитый с выбранного ритма Илья Евдокимович поперхнулся и, прокашлявшись, чтобы выиграть время, бодро начал:
   – А никак, господин полковник! Сбежать-с изволили господин ротмистр, погулять на природе, так сказать…
   – То есть как это “сбежать”?!
   Тон, которым эта фраза была произнесена, подействовал на заместителя начальника базы подобно ушату холодной воды. Он поднял глаза на шефа и прямо-таки обмер на месте: Полковник всем телом подался вперед, и теперь его неподвижный взгляд вместо мочки уха упирался прямо в зрачки Ильи Евдокимовича, прожигая толстяка насквозь. Колосов почувствовал, как, несмотря на прохладу, навеваемую кондиционером, по спине щекотно побежала струйка пота. Такой вид Полковника не предвещал ничего хорошего… Колосову как-то сразу до смерти захотелось вслед за котом забраться в неприметный уголок и сделать так, чтобы все о нем забыли.
   – Ну, это… господин полковник… – жалко залепетал Илья Евдокимович, инстинктивно отодвигаясь от стола. – Я решил…
   – По порядку и подробно, – раздалась четкая команда.
   Торопливо, глотая окончания слов, путая ударения и сбиваясь на канцеляризмы, перетрусивший толстяк, поминутно вытирая огромным платком-простыней обильно струящийся по обширной лысине пот, вкратце поведал грозному начальнику всю историю побега Бежецкого. По ходу доклада, видя внимание, с которым слушал начальник, поощрительно кивая время от времени, он немного приободрился и под конец даже с некоторой потаенной гордостью заявил:
   – По моему приказу всю одежду “объекта” нашпиговали “маячками”, так что мы в любой момент можем легко определить его настоящее местонахождение. Датчики устанавливались с учетом того, что “объект” опытен в подобных делах, поэтому часть из них была сравнительно легко определима. “Объект” их практически сразу обнаружил и нейтрализовал, предположительно экранировав чем-то металлическим вроде фольги. Остальные датчики, более адаптированного типа, он не нашел и на протяжении всех пяти дней находился под нашим наблюдением. Как, впрочем, и сейчас.
   Полковник, который, чувствовалось, уже отходил от приступа гнева, саркастически заметил:
   – Ну и где находится “объект” в данное время?
   Илья Евдокимович не нашел что ответить, так как пеленгация беглеца ни сегодня, ни вчера, ни позавчера – словом, с момента прочного замирания “объекта” на одном месте не производилась. Лихорадочно обдумывая, на кого спихнуть ответственность за свою вопиющую халатность, Колосов рискнул заметить:
   – Да какая разница, господин полковник. Куда он отсюда денется – кругом глушь и полное безлюдье. Как на подводной лодке. А найти самостоятельно дверь… Тем более что ротмистр Бежецкий – человек трезвого образа мыслей, в чрезмерном пристрастии к фантастике не замечен, и заподозрить, что внезапно попал в иной мир…
   – “Какая разница”, – передразнил Колосова Полковник, видимо окончательно вернувшийся в свое обычное расположение духа. – А если господин Бежецкий изволят сломать себе на этих скалах ногу или, не дай бог, шею? Конечно, хорошо, что он трезво мыслит, но ведь он не альпинист вроде бы?
   Толстяк снова обмер, он совсем не подумал о такой возможности, вернее, не подумал о том, что пленник может оказаться очень уж нужен Полковнику… О многом он не подумал, черт побери! Решив все же побарахтаться, Илья Евдокимович отважился на вопрос:
   – А разве экс-ротмистр представляет из себя какую-нибудь ценность? Ведь, насколько я могу предположить по вашему присутствию здесь, объект, то есть Бежецкий-второй, уже успешно внедрен…
   Полковник уже поднялся было из кресла и собрался уйти, не произнося ни слова, но при последних словах Колосова обернулся в дверях:
   – Оставьте свои предположения при себе, дражайший Илья Евдокимович! Это совершенно не относится к вашей компетенции, зарубите себе на вашем жирном носу!
   – Но…
   – Немедленно определить местоположение бежавшего Бежецкого. – Полковник, человек с тонким чувством юмора, не обратил никакого внимания на нечаянный каламбур, что свидетельствовало о крайней степени его взвинченности. – Результаты доложить мне через… Через час, нет, через сорок пять минут. Все, исполняйте.
   Пушечным выстрелом хлопнула дверь. Илья Евдокимович шумно перевел дух, на дрожащих ногах прошелся по кабинету и, заметив невзначай, к своему несчастью не нашедшую выхода муху, мстительно прихлопнул ее подвернувшимся под руку журналом. Печальный конец ни в чем не повинного насекомого, как ни странно, немного приподнял его настроение.
   Брезгливо швырнув журнал, испорченный бренными останками злосчастной мухи, в корзину для бумаг, Колосов рухнул в кресло и нажал кнопку селектора.
   – Людочка, дорогуша, зайдите-ка ко мне!
   Перенервничавший кот, почувствовав, что гроза проходит, осторожно высунул круглую, откормленную, как у хозяина, физиономию из-за шкафа, настороженно поводя фельдмаршальскими усами…
* * *
   Досрочно, примерно через полчаса на стол Полковника легла компьютерная распечатка топографической карты района, на которой красными кружочками были отмечены расположение базы и установленное пеленгацией местонахождение Бежецкого, а пунктиром обозначен примерный маршрут его передвижения и возможные дальнейшие маневры. Молча изучив карту, шеф жестом велел Илье Евдокимовичу присесть, а сам отдал распоряжение по селектору:
   – Послать группу с радиопеленгаторами на вертолетах в квадрат восемнадцать-семь, другую направить вдоль течения реки. Снаряжение – по восьмому коду. Все, исполняйте, – Отдав указания, Полковник обернулся к Колосову и с улыбочкой, не предвещавшей ничего хорошего, заявил: – А вы, милейший мой Илья Евдокимович, лично поведете третью группу. Пешком, повторяя маршрут беглеца.
   – Но…
   – Приказы, дорогой мой, не обсуждаются, – почти ласково напомнил шеф и вдруг, хлопнув ладонью по столу, заорал: – Исполняйте!
   Толстяк вскочил, насколько позволяло солидное брюшко, молодцевато вытянулся, даже попытавшись прищелкнуть каблуками, и, сделав четкий поворот кругом, вышел чуть ли не строевым шагом.
   – Орел! – проворчал себе под нос Полковник. – Помнит еще службу, не забыл. Ладно: доставит Бежецкого живым – оставлю здесь… Ах ротмистр, ах шельмец! Не ожидал я, что он так быстро сориентируется. Прощелкал я, как говорится… Молодец Бежецкий!
* * *
   Неузнаваемая в “мохнатом” камуфляже девушка-оператор, увешанная громоздкой пеленгующей аппаратурой, задвинула стекло кабины вертолета и, стараясь пересилить рев винта, закричала, пригнувшись к самому уху пилота:
   – Здесь! Садись!
   Тот выразительно покрутил пальцем у виска и ткнул им же в микрофон. Людмила наконец вспомнила о внутренней связи и, пощелкав тумблерами, уже тише повторила в черную мембрану:
   – Садись здесь, Роберт. Пеленг чистый, никаких сомнений. Площадку выбери только…
   – А я чем, по-твоему, занимаюсь, голых девок сверху высматриваю? Тут сплошной бурелом вокруг, валуны, скалы да осыпи. И склоны по обе стороны градусов под сорок. А на берег не сесть нипочем: винты поломаем. Ущелье, хрен ему… – огрызнулся пилот.
   – Не матерись, Робка. Ладно, сажай машину вон туда, видишь? А мы сами как-нибудь спустимся.
   – Лады, Мила, не обижайся…
   Вертолет резко, с разворота пошел на посадку почти вертикально. Его примеру, чуть помедлив, последовал второй.
   Как только полозья коснулись крохотного, относительно ровного пятачка травы, из чрева винтокрылых машин горохом посыпались внешне неуклюжие фигуры вооруженных людей в камуфляжных комбинезонах.
   Повинуясь командам девушки, хрупкой даже в тяжелом облачении, отряд споро стал спускаться к реке, струящейся по своему каменистому ложу далеко внизу. Несмотря на сноровку группы, спуск занял более получаса, так как ломать шею на скользких камнях не хотелось никому, невзирая на приказ. Тем более что еще с воздуха было хорошо видно – спрятаться человеку там негде: все просматривается как на ладони.
   Однако как только Людмила добралась до галечного берега и развернула портативный пеленгатор, тот явно и недвусмысленно указал на завал плавника у излучины. Девушка протянула руку в его направлении и, тяжело дыша, выдохнула:
   – Там!
   Растянувшись цепью, запыхавшиеся десантники быстро окружили невеликую кучку плавника, держа оружие наизготовку.
   Чуть отдышавшись, Людмила повернула голову к закрепленному возле щеки миниатюрному микрофону, одновременно подкручивая ручку:
   – Ротмистр Бежецкий, сдавайтесь! Вы обнаружены и окружены! Сопротивление бесполезно! – взревел динамик мегафона на ее груди.
   Собственно говоря, сообщала она это невидимому беглецу, только следуя инструкции: судя по величине завала, живому человеку там было не спрятаться никак. Хотя, собственно говоря, и для утопленника места маловато…
   Выждав минуту, девушка дважды махнула рукой. Закинув автоматы за спины, бойцы отряда начали дружно растаскивать потемневшие в воде стволы и ветви деревьев, принесенные сюда рекой неведомо из каких далей. Уже через несколько минут один из десантников выпрямился, держа на ладони кусок сосновой коры, утыканный темными иглами…
   На исходе суток бесплодных поисков всем стало ясно, что ротмистр Бежецкий пропал бесследно, как будто растворился в воздухе. Его путь был тщательно прослежен до самого берега реки, но там следы обрывались, смытые обильным ночным ливнем. Казалось, беглец улетел куда-то на крыльях. Никаких укрытий, достаточных для того, чтобы смог спрятаться взрослый человек, поблизости обнаружено не было. После того как один из поисковиков, неловко поскользнувшись, сломал руку, Полковник принял решение свернуть операцию.
   Илья Евдокимович Колосов за двое суток интенсивных поисков сбросил несколько лишних килограммов, потемнел лицом и осунулся. Единственными результатами его рвения оказались рваный пиджак Бежецкого с извлеченными “маячками” и один из разбитых на горных склонах штиблет, найденные на песке близ места слияния двух речек, причем спрятать их явно не пытались. Более того, вся группа, несмотря на отличную связь с базой и между собой, повторяя спуск ротмистра, умудрилась, что говорится, заблудиться в трех соснах и потерять много времени, разыскивая членов команды, непонятным образом разбредшихся в разные стороны и потерявших всяческую ориентацию в пространстве и времени. Вся ответственность за такое поведение профессионалов, плутавших среди бела дня, как перепуганные ребятишки в гусгом лесу, ложилась, естественно, на их руководителя. Для него перспектива безбедного существования на прежнем месте с каждой минутой становилась все призрачнее и призрачнее.
   Грохоча усеянными коваными триконями подошвами горных ботинок по паркету, Илья Евдокимович, не сменив пропотевшего камуфляжа, прошел к Полковнику. Молодцевато кинув руку к козырьку Колосов начал:
   – Согласно вашему приказу…
   В кабинете Полковника, несмотря на дневное время, как всегда царил полумрак. Хозяин сидел в глубоком кресле вполоборота к вошедшему и, задумчиво улыбаясь, грыз кончик карандаша. Мерцавший перед ним монитор компьютера бросал голубой отсвет на лицо, казавшееся от этого застывшей маской мертвеца. Небрежным жестом оборвав доклад Колосова о результатах поиска, и без того хорошо ему известных, он велел тому садиться.
   Илья Евдокимович осторожно, стараясь не зацепить дорогую обивку свисавшими с пояса всевозможными крючьями и прочими деталями своего альпинистского снаряжения, присел на краешек кресла, весь обратившись во внимание.
   – Знаете, майор. – Полковник впервые за все время знакомства назвал Колосова по званию, что не предвещало ничего хорошего. – Я тут прокрутил кое-какие программки, внес туда кое-какие данные… ну это вам неинтересно будет… – Он выдержал продолжительную паузу, небрежно постукивая пальцем по клавиатуре, затем продолжил: – И знаете, что в результате мне удалось выяснить, милейший Илья Евдокимович?
   – Не могу знать! – вскочил Колосов.
   Один из болтающихся на поясе крюков все же сумел зацепиться, и кожа сиденья предательски треснула, однако Полковник, казалось, не обратил на это обстоятельство никакого внимания.
   – Что вы скачете, как новобранец, майор? – поморщился он. – Вы же опытный боевой офицер. Проявите немного выдержки.
   Илья Евдокимович почувствовал, как у него на голове под каскеткой зашевелились слипшиеся от пота остатки волос.
   – Итак, – вернулся Полковник к теме. – Пока вы там ползали по горным кручам, я чисто теоретически выяснил, что неподалеку от предполагаемого места выхода Бежецкого к реке находится небольшой локал, на который мы раньше как-то не обращали внимания. Локал слабенький, вероятно с прерывистым циклом, причем односторонний, но ведет он с вероятностью в девяносто восемь с сотыми процентов именно туда, куда и нужно нашему беглецу, – на его родину. Поэтому у меня к вам, майор, есть несколько вопросов. Первый: чем именно занимаются ваши, Илья Евдокимович, высокопрофессиональные подчиненные, бездарно проморгавшие прямо у себя под боком никем не учтенный локал, который, приложив совсем незначительное усилие, легко смог определить даже я – дилетант в транзилогии, не скрывающий этого ни от кого? Второй: каким образом ротмистр Бежецкий, в мире которого теория параллельных пространств целиком и полностью является прерогативой не очень научной фантастики, смог самостоятельно данный локал не только найти, но и успешно им воспользоваться? Отсюда вытекает вывод: не слишком ли длинны языки у ваших подчиненных и не пора ли кое-кому их слегка укоротить? Но это не третий вопрос, а так, размышления вслух… Третий вот этот: почему, имея все для этого возможности, вы не изъяли у ротмистра некий прибор, благодаря которому он смог найти и извлечь из одежды радиопередатчики и который, возможно, обладает некими, даже неизвестными нам свойствами. В описи обнаруженных у Бежецкого при обыске вещей я такого прибора не нашел, зато видел запись, посвященную неким наручным часам “ориент” с массивным браслетом. Разве вам, господин майор, неизвестно об успехах микроэлектроники (которыми мы также пользуемся) интересующего нас мира? Нет, вы предположили, что столь важный специалист имеет при себе только обычный мобильный телефон или, как его там называют, напоминальник, и не изъяли его, заронив при этом у “объекта” ненужные подозрения. Вам достаточно, Илья Евдокимович, или продолжать?