Страница:
Может, он так бы и сделал. Но позвонил Сапожников:
– Жену Шахида убили.
– Что?
– Ее Пашка Арнаутов нашел. В квартире.
– Я сейчас буду.
Выключив телефон, Шилов посмотрел наверх. Тигренка у окна не было. Она только что отошла – тюлевая занавеска, которую она поднимала, когда смотрела во двор, на глазах Шилова плавно опустилась на место.
Недолго поколебавшись, он сел в машину.
***
***
***
18
***
***
***
– Жену Шахида убили.
– Что?
– Ее Пашка Арнаутов нашел. В квартире.
– Я сейчас буду.
Выключив телефон, Шилов посмотрел наверх. Тигренка у окна не было. Она только что отошла – тюлевая занавеска, которую она поднимала, когда смотрела во двор, на глазах Шилова плавно опустилась на место.
Недолго поколебавшись, он сел в машину.
***
Саблин доложил генералу Крюкову о об итогах внеочередной встречи с Кальяном.
Крюков долго размышлял, откинувшись в кресле и прикрыв глаза.
Саблин ждал. Всю дорогу из гостиницы в Управление он думал, как поступить. С одной стороны, ради того чтобы нахлобучить тонну таджикского героина, следовало оберегать Кальяна от проблем с МВД и обеспечить ему режим наибольшего благоприятствования в сборе информации. По крайней мере до того момента, пока операция не закончится. Потом можно будет и посмотреть, что к чему, но до тех пор Кальян должен быть жив, здоров и на воле. С другой стороны, сколько еще темных историй, вроде этого похищения Кочешвили, может всплыть в ближайшее время? И что, всякий раз бросаться и закрывать Кальяна грудью? Конечно, отношения с любым серьезным информатором строятся на взаимных уступках и обоюдовыгодном интересе. Иначе ценную информацию не получишь. Но все имеет границы. Если завтра Кальян признается, что убил и изнасиловал сто пятьдесят человек – его опять придется отмазывать?
В самом начале сотрудничества Саблин лично объяснял Кальяну условия: вот в этом мы тебе помогаем, а вот эти свои проблемы будь добр решать самостоятельно. Кальян согласился. Тогда согласился, но позже потихоньку-помаленьку стало так получаться, что это не госбезопасность его использует, а он имеет крышу госбезопасности и вертит свои дела, не слишком придерживаясь договоренностей. Пора бы его слегка приструнить, чтоб знал меру.
Но – целая тонна…
Саблин давно не обольщался насчет своих оперативных способностей и знал, что второго осведомителя такого уровня, как Кальян, он больше в жизни не завербует.
Крюкову скоро идти на повышение. В случае удачного завершения операции с героином Саблин может претендовать на его место. В случае неудачного на дальнейшей карьере можно будет нарисовать жирный крест. Его, конечно, не сошлют в Забайкалье и не выпрут на пенсию. Нет, он сохранит свою должность. Но без каких-либо перспектив в плане роста, так что через два года на пенсию все же придется уйти, пополнив армию бывших комитетчиков и ментов, окопавшихся в службах безопасности частных фирм. Сладкие места давно расхватали, так что если не обладаешь выдающимися способностями и не имеешь влиятельных связей, далеко не продвинешься.
Всю дорогу эти мысли вертелись у Саблина в голове, пока не оформился вывод, равно очевидный и неприятный. Вывод был прост, и обидно, что на него ушло столько времени.
Как ни прискорбно это признать, а дальнейшая судьба Саблина неразрывно связана с нынешним состоянием дел Кальяна. Если менты Кальяна сильно прижмут, ценный груз может выйти из-под контроля, и тогда… Дело не в Кальяне, дело в нем, подполковнике Саблине. На одной чаше весов его будущее, на другой – какой-то мутный грузин и известный своей дуростью убоповский Дровосек. Вот и все.
О результате встречи с Кальяном Саблин доложил генералу, слегка подкорректировав в выгодном для себя направлении. И решение генерала оказалось таким, какое Саблин и ждал:
– Что ж… Конечно, коррупция в органах МВД не является профилем нашей службы, но уровень… Москва будет довольна.
– Я думаю, пора напомнить милиции о прежних временах, – поддакнул Саблин, скрывая внутреннее торжество.
– Только аккуратно. Через их УСБ. Все-таки тема скользкая. В случае провала неумно портить отношения с УБОПом. К тому же не хочу отрывать вас от основной тематики. Как там наш «литерный» поезд? Все идет по плану?
– Так точно, товарищ генерал. Ситуация под контролем.
Крюков долго размышлял, откинувшись в кресле и прикрыв глаза.
Саблин ждал. Всю дорогу из гостиницы в Управление он думал, как поступить. С одной стороны, ради того чтобы нахлобучить тонну таджикского героина, следовало оберегать Кальяна от проблем с МВД и обеспечить ему режим наибольшего благоприятствования в сборе информации. По крайней мере до того момента, пока операция не закончится. Потом можно будет и посмотреть, что к чему, но до тех пор Кальян должен быть жив, здоров и на воле. С другой стороны, сколько еще темных историй, вроде этого похищения Кочешвили, может всплыть в ближайшее время? И что, всякий раз бросаться и закрывать Кальяна грудью? Конечно, отношения с любым серьезным информатором строятся на взаимных уступках и обоюдовыгодном интересе. Иначе ценную информацию не получишь. Но все имеет границы. Если завтра Кальян признается, что убил и изнасиловал сто пятьдесят человек – его опять придется отмазывать?
В самом начале сотрудничества Саблин лично объяснял Кальяну условия: вот в этом мы тебе помогаем, а вот эти свои проблемы будь добр решать самостоятельно. Кальян согласился. Тогда согласился, но позже потихоньку-помаленьку стало так получаться, что это не госбезопасность его использует, а он имеет крышу госбезопасности и вертит свои дела, не слишком придерживаясь договоренностей. Пора бы его слегка приструнить, чтоб знал меру.
Но – целая тонна…
Саблин давно не обольщался насчет своих оперативных способностей и знал, что второго осведомителя такого уровня, как Кальян, он больше в жизни не завербует.
Крюкову скоро идти на повышение. В случае удачного завершения операции с героином Саблин может претендовать на его место. В случае неудачного на дальнейшей карьере можно будет нарисовать жирный крест. Его, конечно, не сошлют в Забайкалье и не выпрут на пенсию. Нет, он сохранит свою должность. Но без каких-либо перспектив в плане роста, так что через два года на пенсию все же придется уйти, пополнив армию бывших комитетчиков и ментов, окопавшихся в службах безопасности частных фирм. Сладкие места давно расхватали, так что если не обладаешь выдающимися способностями и не имеешь влиятельных связей, далеко не продвинешься.
Всю дорогу эти мысли вертелись у Саблина в голове, пока не оформился вывод, равно очевидный и неприятный. Вывод был прост, и обидно, что на него ушло столько времени.
Как ни прискорбно это признать, а дальнейшая судьба Саблина неразрывно связана с нынешним состоянием дел Кальяна. Если менты Кальяна сильно прижмут, ценный груз может выйти из-под контроля, и тогда… Дело не в Кальяне, дело в нем, подполковнике Саблине. На одной чаше весов его будущее, на другой – какой-то мутный грузин и известный своей дуростью убоповский Дровосек. Вот и все.
О результате встречи с Кальяном Саблин доложил генералу, слегка подкорректировав в выгодном для себя направлении. И решение генерала оказалось таким, какое Саблин и ждал:
– Что ж… Конечно, коррупция в органах МВД не является профилем нашей службы, но уровень… Москва будет довольна.
– Я думаю, пора напомнить милиции о прежних временах, – поддакнул Саблин, скрывая внутреннее торжество.
– Только аккуратно. Через их УСБ. Все-таки тема скользкая. В случае провала неумно портить отношения с УБОПом. К тому же не хочу отрывать вас от основной тематики. Как там наш «литерный» поезд? Все идет по плану?
– Так точно, товарищ генерал. Ситуация под контролем.
***
– Сломаны шейные позвонки, – сказал судебно-медицинский эксперт, закончив предварительный осмотр трупа Натальи Шеховцовой. – Больше никаких повреждений. Не дралась, не сопротивлялась.
Труп лежал на спине, в комнате у окна. Черная юбка, темная блузка. Могла в этой одежде и дома ходить, могла куда-то собираться. Со слов Паши Арнаутова выходило, что, когда он приехал, дверь квартиры была приоткрыта. Он вошел – и увидел. Она еще не остыла, и он не сразу понял, что перед ним труп. Порядок в квартире не был нарушен, и на первый взгляд ничего не пропало. Получается, она сама впустила кого-то, кого совсем не боялась, а этот кто-то одним ударом прикончил ее и смылся незадолго до Пашиного появления.
– Роман Георгиевич… – Сапожников отозвал Шилова в сторону, где их разговор не могли бы услышать. – Интересное дело, начальник: стоило этому уроду на «уличной» сказать, что Шахид всем делился с женой, как ее убили.
– А кто был на «уличной»?
– Следак, техник с видеокамерой, арнаутовские почти все, я, ну и злодей. Ушел только Паша.
– Что медик сказал о времени смерти?
– Затрудняется. В квартире тепло, да она еще и лежит около батареи. От двух до пяти часов назад.
Роман посмотрел на Арнаутова-младшего, который сидел в кресле у дверей комнаты и, сжав кулаки, наблюдал за работой оперативно-следственной группы. Примерно два часа назад Паша как раз и приехал в квартиру.
– Сам завалил и сам вызвал? А перед этим с «уличной» смылся? Он не гоблин, чтобы так подставляться. Кто-то кому-то звонил… Кто звонил с мобильного?
– Кто угодно мог позвонить, мы там все время переходили с места на место.
– Тогда всех – в список подозреваемых.
– И следака?
– Не зарывайся, мы с Голицыным убийства раскрывали, когда ты еще в садике водку пил. Ладно, оставайся здесь до конца, а я поеду в отдел.
Шилов направился к выходу. Когда проходил мимо Паши, тот, не поднимая головы, глухо сказал:
– Это не я, Роман Георгиевич. Если вы вдруг подумали.
Шилов остановился:
– Верю. Какие мысли?
– Пока только матерные. А у вас?
– А вот мне матом думать воспитание не позволяет… – Шилов достал из кармана зазвонивший телефон. – Да. Что? В какой больнице? Жди, сейчас буду!
Егоров встретил Романа в коридоре возле палаты.
– Как он? – Шилов кивнул на закрытую дверь.
– Спит.
– Ты говорил с ним?
– Да. Трое встретили на выходе от девчонки. Вырубили с первого удара. Ни ствола, ни ксивы, ни денег…
– Под разбойников косили? – Шилов сунул в рот сигарету.
– Это вояки, Рома. Здесь не курят… – Егоров отобрал у него сигарету. – От шпаны бы Леня отбился.
– И где сейчас эта солдатка?
– Утром отправлена в командировку на Урал.
– Красиво…
– Ага. Что, будем брать часть штурмом?
– Нет. Будем искать одного гениального минера.
– И взорвем все к чертовой матери?
– Взрывать погодим. Мы через него на остальных сможем выйти.
– Жаль. Я бы взорвал.
Шилов заглянул в палату. Василевский спал, до подбородка укрытый одеялом. Голова была забинтована, на лбу повязка покраснела от крови. Когда поправится, объясняться по поводу утраты ксивы и пистолета придется очень серьезно. Большое начальство, как правило, плохо верит в истории с нападениями, всегда подозревая, что сотрудник по пьяни все потерял, а теперь неумело отмазывается. Так что на фоне московской проверки спрос с Василевского учинят строгий. Хорошо, если отделается только дисциплинарным взысканием. А то запросто могут уволить, прецедентов хватает… Ладно, лишь бы поправился.
Роман повернулся к Егорову:
– На всякий случай организуй Леньке охрану. А к этой части пока больше не суйся.
Джексон жил в коммуналке на Васильевском острове.
Пожилая соседка, впустив Романа в квартиру, покосилась на бутылку пива в его руках и со вздохом предупредила:
– Вы поаккуратнее с ним.
– Постараюсь. Если что, милицию вызывайте.
– Пробовали уже как-то, – соседка поторопилась уйти к себе и заперла дверь.
Комната Джексона была оформлена в стиле «милитари». К потолку были подвешены модели самолетов, стены украшали репродукции на батальную тему, полки забиты книгами на военно-историческую тематику.
Шилов ожидал увидеть бардак, соответствующий двухдневному загулу: позавчера Джексон побуянил на Торжковской, где погиб Шахид, вчера на работу не вышел, но зато вечером приперся в прокуратуру и, по слухам, после отъезда Романа выжрал у Кожуриной все запасы спиртного и требовал продолжить банкет. Голицын его как-то успокоил, однако вместо дома Джексон отправился в ближайший кабак, где в пять утра затеял разборки с нарядом патрульно-постовой службы, вызванным барменом, чтобы выставить скандального клиента. Шилов ожидал увидеть бардак, однако в комнате ничего такого страшного не наблюдалось, разве что вдоль стены выстроилась батарея разнообразных бутылок.
Джексон лежал на диване лицом к двери. При появлении Шилова перевернулся на другой бок и с головой укрылся одеялом.
– Чувствуешь, как мне стыдно?
– Конечно. Аж стены от твоего стыда трясутся. Пиво будешь?
– Пиво? – Джексон высунул голову и недоверчиво посмотрел на бутылку, которую держал в руке Роман. – Пиво буду.
Джексон выудил откуда-то из-под подушки «макаров» и привычным движением сорвал мушкой пробку, после чего в два приема опорожнил бутылку, сопровождая поглощение пива громким устрашающим бульканьем.
Поставив бутылку на пол, он приложил ко лбу пистолет:
– Ты извини меня. Подвел тебя, да?
– Ладно, проехали.
– Я сегодня оклемаюсь, и завтра уже на работу.
– А вот этого не надо. Продолжать запой.
– Чего? – Джексон сел, продолжая прижимать ко лбу пистолет.
– Засиделся ты в ментах. Пора в бандиты переквалифицироваться.
– Та-а-ак, интересно. И куда конкретно?
– К Кальяну. Ты афганец, он афганец – глядишь, и споетесь.
– В Афганистане, в «черном тюльпане», с водкой в стакане мы молча плывем над землей… Меня наградят? Хотя бы посмертно? Ладно, ничего не говори. Я все понял.
Труп лежал на спине, в комнате у окна. Черная юбка, темная блузка. Могла в этой одежде и дома ходить, могла куда-то собираться. Со слов Паши Арнаутова выходило, что, когда он приехал, дверь квартиры была приоткрыта. Он вошел – и увидел. Она еще не остыла, и он не сразу понял, что перед ним труп. Порядок в квартире не был нарушен, и на первый взгляд ничего не пропало. Получается, она сама впустила кого-то, кого совсем не боялась, а этот кто-то одним ударом прикончил ее и смылся незадолго до Пашиного появления.
– Роман Георгиевич… – Сапожников отозвал Шилова в сторону, где их разговор не могли бы услышать. – Интересное дело, начальник: стоило этому уроду на «уличной» сказать, что Шахид всем делился с женой, как ее убили.
– А кто был на «уличной»?
– Следак, техник с видеокамерой, арнаутовские почти все, я, ну и злодей. Ушел только Паша.
– Что медик сказал о времени смерти?
– Затрудняется. В квартире тепло, да она еще и лежит около батареи. От двух до пяти часов назад.
Роман посмотрел на Арнаутова-младшего, который сидел в кресле у дверей комнаты и, сжав кулаки, наблюдал за работой оперативно-следственной группы. Примерно два часа назад Паша как раз и приехал в квартиру.
– Сам завалил и сам вызвал? А перед этим с «уличной» смылся? Он не гоблин, чтобы так подставляться. Кто-то кому-то звонил… Кто звонил с мобильного?
– Кто угодно мог позвонить, мы там все время переходили с места на место.
– Тогда всех – в список подозреваемых.
– И следака?
– Не зарывайся, мы с Голицыным убийства раскрывали, когда ты еще в садике водку пил. Ладно, оставайся здесь до конца, а я поеду в отдел.
Шилов направился к выходу. Когда проходил мимо Паши, тот, не поднимая головы, глухо сказал:
– Это не я, Роман Георгиевич. Если вы вдруг подумали.
Шилов остановился:
– Верю. Какие мысли?
– Пока только матерные. А у вас?
– А вот мне матом думать воспитание не позволяет… – Шилов достал из кармана зазвонивший телефон. – Да. Что? В какой больнице? Жди, сейчас буду!
Егоров встретил Романа в коридоре возле палаты.
– Как он? – Шилов кивнул на закрытую дверь.
– Спит.
– Ты говорил с ним?
– Да. Трое встретили на выходе от девчонки. Вырубили с первого удара. Ни ствола, ни ксивы, ни денег…
– Под разбойников косили? – Шилов сунул в рот сигарету.
– Это вояки, Рома. Здесь не курят… – Егоров отобрал у него сигарету. – От шпаны бы Леня отбился.
– И где сейчас эта солдатка?
– Утром отправлена в командировку на Урал.
– Красиво…
– Ага. Что, будем брать часть штурмом?
– Нет. Будем искать одного гениального минера.
– И взорвем все к чертовой матери?
– Взрывать погодим. Мы через него на остальных сможем выйти.
– Жаль. Я бы взорвал.
Шилов заглянул в палату. Василевский спал, до подбородка укрытый одеялом. Голова была забинтована, на лбу повязка покраснела от крови. Когда поправится, объясняться по поводу утраты ксивы и пистолета придется очень серьезно. Большое начальство, как правило, плохо верит в истории с нападениями, всегда подозревая, что сотрудник по пьяни все потерял, а теперь неумело отмазывается. Так что на фоне московской проверки спрос с Василевского учинят строгий. Хорошо, если отделается только дисциплинарным взысканием. А то запросто могут уволить, прецедентов хватает… Ладно, лишь бы поправился.
Роман повернулся к Егорову:
– На всякий случай организуй Леньке охрану. А к этой части пока больше не суйся.
Джексон жил в коммуналке на Васильевском острове.
Пожилая соседка, впустив Романа в квартиру, покосилась на бутылку пива в его руках и со вздохом предупредила:
– Вы поаккуратнее с ним.
– Постараюсь. Если что, милицию вызывайте.
– Пробовали уже как-то, – соседка поторопилась уйти к себе и заперла дверь.
Комната Джексона была оформлена в стиле «милитари». К потолку были подвешены модели самолетов, стены украшали репродукции на батальную тему, полки забиты книгами на военно-историческую тематику.
Шилов ожидал увидеть бардак, соответствующий двухдневному загулу: позавчера Джексон побуянил на Торжковской, где погиб Шахид, вчера на работу не вышел, но зато вечером приперся в прокуратуру и, по слухам, после отъезда Романа выжрал у Кожуриной все запасы спиртного и требовал продолжить банкет. Голицын его как-то успокоил, однако вместо дома Джексон отправился в ближайший кабак, где в пять утра затеял разборки с нарядом патрульно-постовой службы, вызванным барменом, чтобы выставить скандального клиента. Шилов ожидал увидеть бардак, однако в комнате ничего такого страшного не наблюдалось, разве что вдоль стены выстроилась батарея разнообразных бутылок.
Джексон лежал на диване лицом к двери. При появлении Шилова перевернулся на другой бок и с головой укрылся одеялом.
– Чувствуешь, как мне стыдно?
– Конечно. Аж стены от твоего стыда трясутся. Пиво будешь?
– Пиво? – Джексон высунул голову и недоверчиво посмотрел на бутылку, которую держал в руке Роман. – Пиво буду.
Джексон выудил откуда-то из-под подушки «макаров» и привычным движением сорвал мушкой пробку, после чего в два приема опорожнил бутылку, сопровождая поглощение пива громким устрашающим бульканьем.
Поставив бутылку на пол, он приложил ко лбу пистолет:
– Ты извини меня. Подвел тебя, да?
– Ладно, проехали.
– Я сегодня оклемаюсь, и завтра уже на работу.
– А вот этого не надо. Продолжать запой.
– Чего? – Джексон сел, продолжая прижимать ко лбу пистолет.
– Засиделся ты в ментах. Пора в бандиты переквалифицироваться.
– Та-а-ак, интересно. И куда конкретно?
– К Кальяну. Ты афганец, он афганец – глядишь, и споетесь.
– В Афганистане, в «черном тюльпане», с водкой в стакане мы молча плывем над землей… Меня наградят? Хотя бы посмертно? Ладно, ничего не говори. Я все понял.
***
Вечером в дверь квартиры Арнаутова позвонила неизвестная женщина:
– Николай Иванович? Здравствуйте.
– Если вы к Павлу, то его нет.
Женщина улыбнулась:
– Не страшно. Меня зовут Нина. У меня сегодня друзья прилетели из Нью-Йорка, привезли посылку от вашей супруги.
– У меня нет супруги, – ответил Николай Иваныч с каменным лицом. – Так что ничего не надо. Всего доброго.
– Подождите! Это для Павла, лекарства, – Нина продемонстрировала аккуратный сверток, размерами и формой напоминающий большую книгу.
– Он не живет здесь.
– Ну так передайте ему. Что я буду туда-сюда бегать! Еще отец называется…
– Какой есть. – Арнаутов взял посылку. – Спасибо.
Женщина пошла к лифту, Николай Иванович закрыл дверь.
Повертел сверток, рассматривая. На лицевой стороне были какие-то наклейки с надписями по-английски и медицинскими символами: красный крест, изогнувшаяся вокруг чаши змея. Под плотной бумагой чувствовалось что-то твердое, напоминающее коробку. Лекарства? Уехав в Америку, бывшая жена никогда и ничего не присылала. Но позванивала регулярно. Арнаутов старался с ней не общаться, предоставив эту честь сыну. Пашка даже как-то обмолвился, что мать приглашает к себе погостить. Так что про травмы, полученные сыном в прошлом году, она, конечно же, знала. Только чего столько времени тянула с этой посылкой? Оказии не было?
Пожав плечами, Арнаутов положил сверток в прихожей.
– Николай Иванович? Здравствуйте.
– Если вы к Павлу, то его нет.
Женщина улыбнулась:
– Не страшно. Меня зовут Нина. У меня сегодня друзья прилетели из Нью-Йорка, привезли посылку от вашей супруги.
– У меня нет супруги, – ответил Николай Иваныч с каменным лицом. – Так что ничего не надо. Всего доброго.
– Подождите! Это для Павла, лекарства, – Нина продемонстрировала аккуратный сверток, размерами и формой напоминающий большую книгу.
– Он не живет здесь.
– Ну так передайте ему. Что я буду туда-сюда бегать! Еще отец называется…
– Какой есть. – Арнаутов взял посылку. – Спасибо.
Женщина пошла к лифту, Николай Иванович закрыл дверь.
Повертел сверток, рассматривая. На лицевой стороне были какие-то наклейки с надписями по-английски и медицинскими символами: красный крест, изогнувшаяся вокруг чаши змея. Под плотной бумагой чувствовалось что-то твердое, напоминающее коробку. Лекарства? Уехав в Америку, бывшая жена никогда и ничего не присылала. Но позванивала регулярно. Арнаутов старался с ней не общаться, предоставив эту честь сыну. Пашка даже как-то обмолвился, что мать приглашает к себе погостить. Так что про травмы, полученные сыном в прошлом году, она, конечно же, знала. Только чего столько времени тянула с этой посылкой? Оказии не было?
Пожав плечами, Арнаутов положил сверток в прихожей.
18
С утра Саблин привез Прапора и его жену Нину к начальнику милицейского УСБ Ткачеву.
Прапор все больше помалкивал, глядя в пол и нервно потирая руки. Нина играла роль так же уверенно, как это делала и накануне, когда принесла Арнаутову «посылку» от бывшей жены.
Саблин старался в разговор не встревать. Стоял посреди кабинета, заложив руки за спину, и поглядывал то на Ткачева, сидевшего за столом, то на парочку заявителей, примостившихся на стульях у стены. Ход беседы настораживал подполковника. Он ожидал большего понимания от Ткачева. Начальник УСБ недавно назначен, ему надо себя проявить, и тут такой королевский подарок, просто бери и реализуйся – это первое. И с милицейским главком все согласовано, Крюков лично звонил – это второе. Чего ж тогда цепляться к мелочам и гипнотизировать заявителей недоверчивым взглядом?
– … Когда Мишу… то есть мужа арестовали, я совсем растерялась, – говорила Нина. – А потом он позвонил.
– Арнаутов?
– Я не знаю его фамилии. Он сказал, что его зовут Николай Иванович. И сказал, что за десять тысяч он может это дело закрыть. Ну вот, я заложила дом и повезла ему деньги.
– Когда?
– Во вторник.
– Куда?
– На квартиру. Он мне адрес сказал. А потом, когда суд Мишу отпустил на подписку, мы с Мишей поняли, что все это обман…
Саблин был уверен, что суд освободил прапорщика из-за каких-нибудь технических огрехов в материалах уголовного дела и что Арнаутов волосы на себе рвал, узнав об этом решении.
Либо же Кальян по своим каналам сумел договориться с судьей. По большому счету, это неважно. Как неважно и то, давали Арнаутову какие-то деньги или все это выдумка от начала и до конца. Важно, что пока УСБ разбирается, Железный Дровосек снизит активность, и тысяча килограммов героина – совершенно небывалый улов! – спокойно прибудет в Санкт-Петербург, прямо в руки засады, которую он, Саблин, не преминет лично возглавить.
– … мы с Мишей поняли, что это обман, – говорила жена Прапора Нина, промокая платочком слезу. – А как же мы теперь деньги-то отдавать будем?
– А раньше? Раньше как собирались?
– Что собирались? – Нина в недоумении подняла брови.
– Как вы собирались отдавать деньги, если бы Арнаутов вас не обманул? Вы, между прочим, ничтоже сумняшеся, дали взятку.
Нина растерялась и посмотрела на Саблина. Мысленно вздохнув, он поспешил на помощь:
– Сергей Константинович! Насколько я помню, заявивший взяткодатель освобождается от уголовной ответственности. Подождите в коридорчике. – Последнее адресовалась Нине с Прапором. Когда они вышли, Саблин продолжил: – Ну зачем же так, Сергей Константинович? С главком все согласовано, и следователь ждет. В чем проблема?
– У меня вызывают сомнения заявители.
– Нет проблем. Заодно и их слова проверим.
– А если бы к вам домой пришли с обыском?
Саблин жестко улыбнулся:
– Издержки профессии.
– Вот мы на профессионалах и поиздержались. При таком к ним отношении скоро вообще ни одного не останется.
– Боюсь, Сергей Константинович, что я не понимаю вашей позиции. Категорически не понимаю. Видимо, мне следует позвонить своему руководству?
Ткачев знал, что будет после такого звонка. Сверху поступит команда немедленно реагировать, дело возьмут на контроль и станут постоянно требовать отчета. Получится, как в старом анекдоте: то ли Арнаутов шубу украл, то ли у него шубу сперли, но он все равно виноват.
– Ладно, поехали, – Ткачев встал из-за стола.
Прапор все больше помалкивал, глядя в пол и нервно потирая руки. Нина играла роль так же уверенно, как это делала и накануне, когда принесла Арнаутову «посылку» от бывшей жены.
Саблин старался в разговор не встревать. Стоял посреди кабинета, заложив руки за спину, и поглядывал то на Ткачева, сидевшего за столом, то на парочку заявителей, примостившихся на стульях у стены. Ход беседы настораживал подполковника. Он ожидал большего понимания от Ткачева. Начальник УСБ недавно назначен, ему надо себя проявить, и тут такой королевский подарок, просто бери и реализуйся – это первое. И с милицейским главком все согласовано, Крюков лично звонил – это второе. Чего ж тогда цепляться к мелочам и гипнотизировать заявителей недоверчивым взглядом?
– … Когда Мишу… то есть мужа арестовали, я совсем растерялась, – говорила Нина. – А потом он позвонил.
– Арнаутов?
– Я не знаю его фамилии. Он сказал, что его зовут Николай Иванович. И сказал, что за десять тысяч он может это дело закрыть. Ну вот, я заложила дом и повезла ему деньги.
– Когда?
– Во вторник.
– Куда?
– На квартиру. Он мне адрес сказал. А потом, когда суд Мишу отпустил на подписку, мы с Мишей поняли, что все это обман…
Саблин был уверен, что суд освободил прапорщика из-за каких-нибудь технических огрехов в материалах уголовного дела и что Арнаутов волосы на себе рвал, узнав об этом решении.
Либо же Кальян по своим каналам сумел договориться с судьей. По большому счету, это неважно. Как неважно и то, давали Арнаутову какие-то деньги или все это выдумка от начала и до конца. Важно, что пока УСБ разбирается, Железный Дровосек снизит активность, и тысяча килограммов героина – совершенно небывалый улов! – спокойно прибудет в Санкт-Петербург, прямо в руки засады, которую он, Саблин, не преминет лично возглавить.
– … мы с Мишей поняли, что это обман, – говорила жена Прапора Нина, промокая платочком слезу. – А как же мы теперь деньги-то отдавать будем?
– А раньше? Раньше как собирались?
– Что собирались? – Нина в недоумении подняла брови.
– Как вы собирались отдавать деньги, если бы Арнаутов вас не обманул? Вы, между прочим, ничтоже сумняшеся, дали взятку.
Нина растерялась и посмотрела на Саблина. Мысленно вздохнув, он поспешил на помощь:
– Сергей Константинович! Насколько я помню, заявивший взяткодатель освобождается от уголовной ответственности. Подождите в коридорчике. – Последнее адресовалась Нине с Прапором. Когда они вышли, Саблин продолжил: – Ну зачем же так, Сергей Константинович? С главком все согласовано, и следователь ждет. В чем проблема?
– У меня вызывают сомнения заявители.
– Нет проблем. Заодно и их слова проверим.
– А если бы к вам домой пришли с обыском?
Саблин жестко улыбнулся:
– Издержки профессии.
– Вот мы на профессионалах и поиздержались. При таком к ним отношении скоро вообще ни одного не останется.
– Боюсь, Сергей Константинович, что я не понимаю вашей позиции. Категорически не понимаю. Видимо, мне следует позвонить своему руководству?
Ткачев знал, что будет после такого звонка. Сверху поступит команда немедленно реагировать, дело возьмут на контроль и станут постоянно требовать отчета. Получится, как в старом анекдоте: то ли Арнаутов шубу украл, то ли у него шубу сперли, но он все равно виноват.
– Ладно, поехали, – Ткачев встал из-за стола.
***
Вика позвонила Роману на «трубку», когда он еще ехал на работу:
– Я все сделала.
– Молодец. Он не заметил?
– Нет.
– Где поставила? В комнате?
– Там больше и негде.
– Спасибо. Теперь тебе нужно уехать. С самолетом я…
– Не надо. У меня два земляка домой едут, на машине. Хорошие ребята.
– Что за ребята?
– Мы в школе вместе учились. Один художник, второй бизнесом занимается. Тимофей и Марат. Они почти каждый год ездят, и меня всегда с собой звали.
– И когда?
– Завтра, прямо с утра.
Шилов подумал: лучше бы сегодня, но в принципе завтра утром тоже еще не поздно. Что хорошо – Бажанов не сможет проследить ее маршрут и перехватить в дороге. А пока она едет в Улан-Удэ – это, наверное, займет не меньше недели – станет ясно, нужно ей дальше прятаться, или ее не раскрыли.
– Хорошо, – сказал Шилов. – Только звони обязательно. И с дороги, и когда домой приедешь.
– Позвоню. – Тигренок улыбнулась. – Пока!
Быстро проведя утренний инструктаж, Шилов отправился к знакомому хозяину автосервиса и одолжил у него машину. Это была старая «девятка», купленная ремонтниками для разборки на запчасти. Что-то с нее они уже сняли, но до Благодатной она как-то доехала, и Роман, определив расположение квартиры Бажанова – третий этаж в подъезде налево от арки, – поставил машину так, чтобы она не бросалась в глаза, но при этом находилась в зоне уверенного действия слабосильного передатчика из фумигатора. Глупо будет, если машину угонят. Хотя кто на нее позарится? Самая ценная вещь в ней – это цифровой диктофон. Вот его, конечно, могут помылить. Если найдут: Роман подключил его не к гнезду прикуривателя, а к проводам под торпедой, и замаскировал всяким хламом, которым в изобилии был наполнен багажник.
– Я все сделала.
– Молодец. Он не заметил?
– Нет.
– Где поставила? В комнате?
– Там больше и негде.
– Спасибо. Теперь тебе нужно уехать. С самолетом я…
– Не надо. У меня два земляка домой едут, на машине. Хорошие ребята.
– Что за ребята?
– Мы в школе вместе учились. Один художник, второй бизнесом занимается. Тимофей и Марат. Они почти каждый год ездят, и меня всегда с собой звали.
– И когда?
– Завтра, прямо с утра.
Шилов подумал: лучше бы сегодня, но в принципе завтра утром тоже еще не поздно. Что хорошо – Бажанов не сможет проследить ее маршрут и перехватить в дороге. А пока она едет в Улан-Удэ – это, наверное, займет не меньше недели – станет ясно, нужно ей дальше прятаться, или ее не раскрыли.
– Хорошо, – сказал Шилов. – Только звони обязательно. И с дороги, и когда домой приедешь.
– Позвоню. – Тигренок улыбнулась. – Пока!
Быстро проведя утренний инструктаж, Шилов отправился к знакомому хозяину автосервиса и одолжил у него машину. Это была старая «девятка», купленная ремонтниками для разборки на запчасти. Что-то с нее они уже сняли, но до Благодатной она как-то доехала, и Роман, определив расположение квартиры Бажанова – третий этаж в подъезде налево от арки, – поставил машину так, чтобы она не бросалась в глаза, но при этом находилась в зоне уверенного действия слабосильного передатчика из фумигатора. Глупо будет, если машину угонят. Хотя кто на нее позарится? Самая ценная вещь в ней – это цифровой диктофон. Вот его, конечно, могут помылить. Если найдут: Роман подключил его не к гнезду прикуривателя, а к проводам под торпедой, и замаскировал всяким хламом, которым в изобилии был наполнен багажник.
***
Напротив зала игровых автоматов стоял «Мерседес». Не новый, предыдущего поколения, но очень приличный. В тонированных стеклах искаженно отражались дома и прохожие, на передней стойке в кабине мигал светодиод сигнализации.
Скрябин подошел, сильно дернул за ручку двери. Сигнализация заорала. Почти тотчас же из игровых автоматов выскочил лысоватый полный мужик – тот самый администратор. Стас уже успел пробить его полные данные: Лемехов Александр Павлович, шестьдесят пятого года рождения, прописан в Приморском районе, не судим… А наблюдение со стороны – Скрябин почти час просидел за автоматом, безуспешно скармливая ему жетон за жетоном и глядя, как администратор вальяжно ходит по залу и общается со знакомыми игроками, – показало, что вызывать его на допрос и взывать к гражданскому долгу бессмысленно. Испугается и ничего не скажет. Или не испугается, но, один черт, промолчит. Просто из принципа.
– Ты что, сука, делаешь? – Лемехов перебежал через дорогу и подскочил к Стасу, замахиваясь кулаком.
Скрябин развернулся навстречу и ткнул стволом пистолета в дряблый живот администратора:
– Тихо, братан, тихо. Машину открой. Быстренько.
Лемехов растерянно посмотрел на пистолет и нашарил в кармане пиджака ключи от машины. Скрябин немного посторонился, подпуская Лемехова к двери, но при этом держась вплотную, чтобы прохожие не видели пистолета. Лемехов с брелка отключил сигнализацию. Сирена замолкла, щелкнул, срабатывая, центральный замок.
– Садись, – приказал Скрябин.
Лемехов тяжело опустился на сиденье машины. Скрябин достал наручники, приковал администратора за одну руку к рулю, потом обежал «Мерседес» спереди и занял пассажирское место.
– Приплыли, Саня!
– А вы кто?
– Майор Чернов, спецотдел по борьбе с терроризмом. Ох, и сядешь ты теперь у меня, Саня, лет на двадцать.
– Это за что?
– За связи с «Аль-Каидой».
Лемехов нервно захохотал, дергая прикованной рукой и оглядываясь по сторонам:
– Это что, розыгрыш? Скрытая камера?
– Камера у тебя будет закрытая, общая. Друзей надо выбирать аккуратнее, Саня.
Администратор перестал смеяться и вертеть головой в поисках съемочной группы. Наморщив лоб, уставился в одну точку. Задвигал толстыми губами, видимо, беззвучно перечисляя самых ненадежных товарищей.
Скрябин ему помог:
– Засветился ты, Санек, с одноглазым, – и показал фоторобот.
Вид казенной бумаги со штампом «Экспертно-криминалистическое управление ГУВД…», перечислением примет взрывника и примечанием мелким шрифтом: «При задержании преступника сообщить по телефону…» – убедил Лемехова лучше любых других доказательств.
– Я так и знал, что этот гад что-нибудь натворит! – В голосе администратора послышалось облегчение.
– А ты, значит, не при делах?
– Да откуда я?… Какое «при делах»! Он в прошлом году случайно зашел. Мы в одном классе учились, а потом лет двадцать не виделись.
– С кем?
– С Толяном этим.
– Полностью фамилия, имя, отчество.
– Грибов Анатолий, отчества не знаю.
– Номер школы?
Лемехов с трудом вспомнил:
– Эта, как же ее? Уй, ё-ё… Сто тридцать шесть!
– Под какими кличками его знаешь?
– Ну, Румын. Еще Поджига. Да снимите вы наручники, ей-богу, неудобно же!
– Почему Румын? Почему Поджига?
– Румыном звали, потому что он в Бухаресте родился, у него отец там служил. А Поджигой прозвали потому, что он хотел стул химичке взорвать. Что-то сделал не так, и только загорелось.
– Зато потом взрывалось удачно. Хочешь сказать, ты не знаешь?
– Нет, не знаю, честно, – Лемехов прижал к груди растопыренную пятерню.
– Что, и на руки его не смотрел?
– Он сказал, что взрывником на севере работает.
– Работает на севере, а к тебе играть приезжает?
– Так командировки. Туда, сюда… Он так говорил.
– Когда он последний раз приходил?
– Позавчера. Посидел чуть-чуть, рублей пятьсот проиграл и ушел.
– Сейчас, значит, в городе?
– Да, вроде, должен быть. Обещал на днях опять появиться. А он что, правда, с арабами связался?
– Адрес у него какой? Телефон?
– Да откуда я…
– Что, не выпивали никогда вместе?
– Почему? Здесь бар есть поблизости. Иногда бухали…
– А как у него с бабами?
– Их у него море. Я так понимаю, он у них живет. То у одной, то у другой. Если деньги есть, то бабы любят.
– Кого-нибудь знаешь?
– Он их сюда не приводит. Правда, одной как-то песенку заказал. Это как раз позавчера было, когда он приходил. Шел концерт по заявкам. Он позвонил и сказал, что в день рождения любимой хотел бы заказать песенку «Александра». А потом позвонил этой девахе и сказал: «Санька, включай „Эльдорадио“, там для тебя подарочек будет». Я, кстати, могу вам адрес этой девахи дать.
– Та-а-а-ак… Откуда взял?
– У нас здесь один пацанчик играет из агентства недвижимости. Так вот Толька квартиру для этой девчонки через него снял. Я могу узнать.
– Иди, узнавай.
– Так пацанчик-то вечером только придет. Он после работы играет.
– Когда узнаешь – позвонишь. – Стас вырвал из блокнота на торпеде машины листок, нацарапал номер «трубы». – Если придет Румын – тоже позвонишь. Будет неудобно говорить – спросишь про запчасти для своего «Мерседеса». Все понял?
– Все. – Лемехов спрятал бумажку.
– И не вздумай валять дурака. У нас приказ с террористами не церемониться. Если что – снайпер просто завалит тебя с твоим корешом, вот и вся песня.
Скрябин расстегнул наручники. Потирая запястье, Лемехов наклонился к лобовому стеклу, высматривая спрятавшихся на крышах домов снайперов.
Скрябин подошел, сильно дернул за ручку двери. Сигнализация заорала. Почти тотчас же из игровых автоматов выскочил лысоватый полный мужик – тот самый администратор. Стас уже успел пробить его полные данные: Лемехов Александр Павлович, шестьдесят пятого года рождения, прописан в Приморском районе, не судим… А наблюдение со стороны – Скрябин почти час просидел за автоматом, безуспешно скармливая ему жетон за жетоном и глядя, как администратор вальяжно ходит по залу и общается со знакомыми игроками, – показало, что вызывать его на допрос и взывать к гражданскому долгу бессмысленно. Испугается и ничего не скажет. Или не испугается, но, один черт, промолчит. Просто из принципа.
– Ты что, сука, делаешь? – Лемехов перебежал через дорогу и подскочил к Стасу, замахиваясь кулаком.
Скрябин развернулся навстречу и ткнул стволом пистолета в дряблый живот администратора:
– Тихо, братан, тихо. Машину открой. Быстренько.
Лемехов растерянно посмотрел на пистолет и нашарил в кармане пиджака ключи от машины. Скрябин немного посторонился, подпуская Лемехова к двери, но при этом держась вплотную, чтобы прохожие не видели пистолета. Лемехов с брелка отключил сигнализацию. Сирена замолкла, щелкнул, срабатывая, центральный замок.
– Садись, – приказал Скрябин.
Лемехов тяжело опустился на сиденье машины. Скрябин достал наручники, приковал администратора за одну руку к рулю, потом обежал «Мерседес» спереди и занял пассажирское место.
– Приплыли, Саня!
– А вы кто?
– Майор Чернов, спецотдел по борьбе с терроризмом. Ох, и сядешь ты теперь у меня, Саня, лет на двадцать.
– Это за что?
– За связи с «Аль-Каидой».
Лемехов нервно захохотал, дергая прикованной рукой и оглядываясь по сторонам:
– Это что, розыгрыш? Скрытая камера?
– Камера у тебя будет закрытая, общая. Друзей надо выбирать аккуратнее, Саня.
Администратор перестал смеяться и вертеть головой в поисках съемочной группы. Наморщив лоб, уставился в одну точку. Задвигал толстыми губами, видимо, беззвучно перечисляя самых ненадежных товарищей.
Скрябин ему помог:
– Засветился ты, Санек, с одноглазым, – и показал фоторобот.
Вид казенной бумаги со штампом «Экспертно-криминалистическое управление ГУВД…», перечислением примет взрывника и примечанием мелким шрифтом: «При задержании преступника сообщить по телефону…» – убедил Лемехова лучше любых других доказательств.
– Я так и знал, что этот гад что-нибудь натворит! – В голосе администратора послышалось облегчение.
– А ты, значит, не при делах?
– Да откуда я?… Какое «при делах»! Он в прошлом году случайно зашел. Мы в одном классе учились, а потом лет двадцать не виделись.
– С кем?
– С Толяном этим.
– Полностью фамилия, имя, отчество.
– Грибов Анатолий, отчества не знаю.
– Номер школы?
Лемехов с трудом вспомнил:
– Эта, как же ее? Уй, ё-ё… Сто тридцать шесть!
– Под какими кличками его знаешь?
– Ну, Румын. Еще Поджига. Да снимите вы наручники, ей-богу, неудобно же!
– Почему Румын? Почему Поджига?
– Румыном звали, потому что он в Бухаресте родился, у него отец там служил. А Поджигой прозвали потому, что он хотел стул химичке взорвать. Что-то сделал не так, и только загорелось.
– Зато потом взрывалось удачно. Хочешь сказать, ты не знаешь?
– Нет, не знаю, честно, – Лемехов прижал к груди растопыренную пятерню.
– Что, и на руки его не смотрел?
– Он сказал, что взрывником на севере работает.
– Работает на севере, а к тебе играть приезжает?
– Так командировки. Туда, сюда… Он так говорил.
– Когда он последний раз приходил?
– Позавчера. Посидел чуть-чуть, рублей пятьсот проиграл и ушел.
– Сейчас, значит, в городе?
– Да, вроде, должен быть. Обещал на днях опять появиться. А он что, правда, с арабами связался?
– Адрес у него какой? Телефон?
– Да откуда я…
– Что, не выпивали никогда вместе?
– Почему? Здесь бар есть поблизости. Иногда бухали…
– А как у него с бабами?
– Их у него море. Я так понимаю, он у них живет. То у одной, то у другой. Если деньги есть, то бабы любят.
– Кого-нибудь знаешь?
– Он их сюда не приводит. Правда, одной как-то песенку заказал. Это как раз позавчера было, когда он приходил. Шел концерт по заявкам. Он позвонил и сказал, что в день рождения любимой хотел бы заказать песенку «Александра». А потом позвонил этой девахе и сказал: «Санька, включай „Эльдорадио“, там для тебя подарочек будет». Я, кстати, могу вам адрес этой девахи дать.
– Та-а-а-ак… Откуда взял?
– У нас здесь один пацанчик играет из агентства недвижимости. Так вот Толька квартиру для этой девчонки через него снял. Я могу узнать.
– Иди, узнавай.
– Так пацанчик-то вечером только придет. Он после работы играет.
– Когда узнаешь – позвонишь. – Стас вырвал из блокнота на торпеде машины листок, нацарапал номер «трубы». – Если придет Румын – тоже позвонишь. Будет неудобно говорить – спросишь про запчасти для своего «Мерседеса». Все понял?
– Все. – Лемехов спрятал бумажку.
– И не вздумай валять дурака. У нас приказ с террористами не церемониться. Если что – снайпер просто завалит тебя с твоим корешом, вот и вся песня.
Скрябин расстегнул наручники. Потирая запястье, Лемехов наклонился к лобовому стеклу, высматривая спрятавшихся на крышах домов снайперов.
***
Закрывшись в кабинете, Шилов и Джексон обговаривали последние детали.
– Вот тебе «Лексус» на всякий случай, не потеряй, – Роман положил на стол брелок с радиомаяком, подаренный Нео. – Жми кнопку, и мы примчимся на помощь.
– Если успеете. – Джексон подбросил брелок на ладони. – Кто еще будет в курсе?
– Стасу скажу.
– А Громов?
– Не знаю. Не уверен.
– Нет уж, ты ему, пожалуйста, скажи. А то вас где-нибудь грохнут, а меня потом реально уволят за пьянку.
– Да ладно, за участие в банде Кальяна ты одним увольнением не отделаешься.
– Спокуха, героев не убивают.
– Да, их только увольняют и сажают… – Романа прервал звонок телефона. Это была Юля:
– Ты на работе?
– А где же еще?
– Ты опять утром ушел, ничего не сказав.
– Ты спала. Не хотелось будить.
– Ты это каждый день говоришь.
Шилов сильнее сжал трубку:
– Я сейчас занят. Ты просто так звонишь?
– Ты всегда занят.
– Слушай, давай не будем сейчас выяснять отношения, хорошо?
– Рома, тебе не кажется, что мы живем как-то не так?
– Кажется. – Шилов покосился на Джексона. Тот сидел, закинув ногу на ногу и глядя в потолок, всем видом показывая, что чужие семейные дрязги его не интересуют. – Кажется, только давай об этом как-нибудь в другой раз поговорим. Хорошо?
– Хорошо, – неожиданно легко сдалась Юля, и Шилову показалось, что между ними что-то оборвалось. – Я после работы встречусь с Наташкой.
– Мне казалось, что вы вместе работаете.
– Она давно ушла в другую фирму, и ты это знаешь.
Роман этого не знал. Вернее, забыл.
– Передавай ей привет.
– Обязательно. – Юля повесила свою трубку, а Шилов, пробормотав: «Вот и поговорили», – бросил на аппарат свою. Трубка легла неровно, по кабинету понеслись короткие гудки. Шилов поправил ее и посмотрел на Джексона:
– Ну что, вперед?..
Джексон встал, размял плечи и шею. Вздохнул:
– Эх, тяжело дурить своих.
Шилов подмигнул:
– Давай.
Джексон набрал в легкие воздуха и заорал в полный голос:
– Да пошел ты на хрен! Командиров развелось, как вшей в окопах! Без тебя обойдусь! Тоже мне, воспитатель хренов нашелся!
Вошел Стас. Вошел и замер у двери, удивленно глядя на распоясавшегося Джексона.
Джексон его оттолкнул и вышел в коридор, громыхнув дверью так, что с потолка посыпалась штукатурка.
Шилов с непроницаемым видом продолжал сидеть за столом.
– Начальник плавно выдавливает из себя опера, – прокомментировал увиденное Стас. – Теряем своих.
– Воспитателей, и правда, многовато. Что по Румыну?
– Есть имя, фамилия и номер школы, которую он заканчивал. Я все передал Оле, она собирает информацию. Возможно, к вечеру будет адрес его бабы.
– Вот тебе «Лексус» на всякий случай, не потеряй, – Роман положил на стол брелок с радиомаяком, подаренный Нео. – Жми кнопку, и мы примчимся на помощь.
– Если успеете. – Джексон подбросил брелок на ладони. – Кто еще будет в курсе?
– Стасу скажу.
– А Громов?
– Не знаю. Не уверен.
– Нет уж, ты ему, пожалуйста, скажи. А то вас где-нибудь грохнут, а меня потом реально уволят за пьянку.
– Да ладно, за участие в банде Кальяна ты одним увольнением не отделаешься.
– Спокуха, героев не убивают.
– Да, их только увольняют и сажают… – Романа прервал звонок телефона. Это была Юля:
– Ты на работе?
– А где же еще?
– Ты опять утром ушел, ничего не сказав.
– Ты спала. Не хотелось будить.
– Ты это каждый день говоришь.
Шилов сильнее сжал трубку:
– Я сейчас занят. Ты просто так звонишь?
– Ты всегда занят.
– Слушай, давай не будем сейчас выяснять отношения, хорошо?
– Рома, тебе не кажется, что мы живем как-то не так?
– Кажется. – Шилов покосился на Джексона. Тот сидел, закинув ногу на ногу и глядя в потолок, всем видом показывая, что чужие семейные дрязги его не интересуют. – Кажется, только давай об этом как-нибудь в другой раз поговорим. Хорошо?
– Хорошо, – неожиданно легко сдалась Юля, и Шилову показалось, что между ними что-то оборвалось. – Я после работы встречусь с Наташкой.
– Мне казалось, что вы вместе работаете.
– Она давно ушла в другую фирму, и ты это знаешь.
Роман этого не знал. Вернее, забыл.
– Передавай ей привет.
– Обязательно. – Юля повесила свою трубку, а Шилов, пробормотав: «Вот и поговорили», – бросил на аппарат свою. Трубка легла неровно, по кабинету понеслись короткие гудки. Шилов поправил ее и посмотрел на Джексона:
– Ну что, вперед?..
Джексон встал, размял плечи и шею. Вздохнул:
– Эх, тяжело дурить своих.
Шилов подмигнул:
– Давай.
Джексон набрал в легкие воздуха и заорал в полный голос:
– Да пошел ты на хрен! Командиров развелось, как вшей в окопах! Без тебя обойдусь! Тоже мне, воспитатель хренов нашелся!
Вошел Стас. Вошел и замер у двери, удивленно глядя на распоясавшегося Джексона.
Джексон его оттолкнул и вышел в коридор, громыхнув дверью так, что с потолка посыпалась штукатурка.
Шилов с непроницаемым видом продолжал сидеть за столом.
– Начальник плавно выдавливает из себя опера, – прокомментировал увиденное Стас. – Теряем своих.
– Воспитателей, и правда, многовато. Что по Румыну?
– Есть имя, фамилия и номер школы, которую он заканчивал. Я все передал Оле, она собирает информацию. Возможно, к вечеру будет адрес его бабы.