Страница:
– Мама!
Леди Траск обняла Пенелопу, все еще покрытую мыльной пеной.
– О, моя дорогая! Я так тебя люблю. Я так счастлива.
– Я тоже, – сказала Меган и вдруг расплакалась и обняла Пенелопу с другого боку.
Они плакали и обнимали друг друга, пока все трое основательно не вымокли.
Высокие часы в холле мелодично отзвонили девять раз. Женщины отскочили друг от друга, их охватила паника.
– Подожди, – закричала Меган. – Ты еще в мыле. – Она плеснула вслед бросившейся к бассейну Пенелопе кувшин воды. Вода частично окатила широкой струей спину девушки, частично попала на голубую шелковую обивку стены.
Леди Траск вдруг весело захихикала.
– Отлично, Меган. Я всегда ненавидела эти обои. Их выбирал отец Пенелопы.
По двум ступенькам Пенелопа поднялась на возвышение, потом, расплескивая воду, опустилась на маленькую лавочку внутри бассейна.
И вовремя. В тот же миг дверь распахнулась, на порог ступил Деймиен в длинном, от шеи до щиколоток, пышном халате. Саша стоял у него за спиной, прикрыв глаза ладонями.
Деймиен окинул синим взором двух мокрых, улыбающихся женщин и пошел к сидящей в ванне Пенелопе, которая смущенно прижала руки к груди. Даже издали она ощутила, как напряглось его тело, хотя он не сделал ни одного лишнего движения.
– Леди Траск, мисс Тэвисток, – глубоким голосом проговорил Деймиен, – вы можете идти.
Меган и мать Пенелопы обнялись и захихикали.
– Оревуар, Пенелопа, – сказала Меган, затем обе, поддерживая друг друга, поспешно вышли из комнаты.
Деймиен не сводил глаз с Пенелопы, в его зрачках прыгали веселые чертики.
– Я сам справлюсь, Саша, – по-нвенгарски сказал он. Саша бросил на него взгляд между пальцев.
– Но, ваше высочество, ритуал нужно соблюдать. Я должен убедиться…
– Пенелопа понимает это. Она проследит, чтобы я все сделал правильно.
Саша быстро взглянул на Пенелопу. Из-за края бассейна виднелась лишь ее голова и шея. Он облегченно кивнул:
– Да-да. Принцесса знает, как это сделать.
Он низко поклонился и строевым шагом вышел из комнаты. Дверь за ним захлопнулась. Через мгновение раздался скрип ключа.
– Ты видишь, – обратился к Пенелопе Деймиен. – Они уже решили, кто главный в этом браке. Прекрасная Пенелопа, а не принц-император.
– Я уверена, он вовсе не имел это в виду, – возразила Пенелопа.
– А я уверен, что имел.
Он окинул ее неторопливым взглядом от заколотых на затылке длинных волос и обнаженной шеи до скрытого под водой тела.
– Пенелопа, ты самая красивая женщина, какая у меня была в жизни.
Пенелопа молчала. Она не могла поверить этим словам и решила, что так на него действует пророчество. Глаза Деймиена потемнели.
– Я чуть с ума не сошел от желания.
Мокрым пальцем она указала на край бассейна. Там на подносе лежала огромная губка, стояла бутыль нвенгарского вина и два кубка.
– Мы должны выполнить ритуал. С губкой, вином и всем прочим.
– Не бойся, я выполню Сашин ритуал. – Его глаза озорно блеснули. – Просто я подумал, что будет приятнее, если никто не будет за нами наблюдать.
Пенелопа передернула плечами.
– Неужели обрученная пара действительно должна мыться в присутствии своих семей и друзей? Мне показалось, что Саша удивился, когда ты не захотел соблюдать эту традицию.
Деймиен распустил первую застежку своего халата, обнажив мощную шею.
– Ритуал омовения очень древний. В наши дни его не всегда соблюдают. Но у нас ведь королевская свадьба, потому мы должны выполнять все тайные обряды и странные ритуалы, какие только сумели отыскать историки вроде Саши. Мы – особые люди, и приходится за это платить.
– Тебе такая церемония тоже должна казаться странной, – задумчиво проговорила Пенелопа. – Ты ведь вырос при европейских дворах, а не в Нвенгарии.
Деймиен распустил вторую застежку.
– При дворах Европы имеются собственные странные обычаи, которые я с удовольствием бы забыл.
– Какие обычаи? – спросила Пенелопа больше для того, чтобы не молчать, а не из настоящего интереса. Наблюдать, как Деймиен медленно обнажается, было куда более захватывающим делом, чем слушать рассказы о странных ритуалах в Европе.
Он распустил следующую застежку, под которой показался его плоский живот и убегающая вниз полоска волос. Под халатом Пенелопа не увидела ни пояса брюк, ни нижнего белья, ничего, только загорелую кожу, чуть бледнеющую ниже пупка.
– Не очень интересные, – ответил Деймиен.
Он развязал еще две шелковые тесемки, и халат распахнулся. Ноги у него были мускулистыми, длинными и прямыми, а эрекция мощной, неистовой. Его стержень поднимался почти вертикально из облачка темных волос, росших внизу живота.
Странно, но один вид его возбуждения заставил ее затрепетать от желания. Ей вдруг страстно захотелось схватить его руками, почувствовать ладонью его упругую силу и жар.
Пенелопа отвела глаза, а Деймиен сбросил с плеч халат, и тот бархатной волной скатился со ступенек.
– Я не возражаю, когда ты смотришь. Мне нравится. – Деймиен осторожно снял свои парчовые туфли. – Встань.
Пенелопа убрала руки от груди и поднялась на дрожащих коленках. Вода каскадами лилась с ее тела. Когда она встала во весь рост, оказалось, что вода доходит ей лишь до бедер, обнажая талию и пупок. Она очень остро чувствовала свою наготу, но кожу покалывало от приятного возбуждения.
Деймиен сделал один шаг вниз и встал на мраморную скамеечку, которую каменных дел мастер сделал очень быстро и за очень большую плату. Теперь мужской орган Деймиена оказался примерно на уровне глаз Пенелопы.
Она смотрела на него как завороженная.
Ей почему-то вдруг захотелось, чтобы этот мощный жезл оказался у нее во рту, захотелось почувствовать его напор изнутри щек. Она жаждала понять, что он такое, даже если была не в силах объяснить, чем он ее так привлекает.
Дрожащими пальцами она провела по всей его длине: За пальцами оставался мокрый след. Деймиен задержал дыхание. Пенелопа подняла на него глаза.
– Я такая неловкая, – пробормотала она.
– Делай, что тебе хочется.
Что хочется. Ее мысли заполнились такими откровенными картинами, что она покраснела.
Пенелопа радовалась, что Деймиен дал ей понять: он не чурается греха, ей и самой были не чужды греховные мысли.
Он не будет скучным любовником, придерживающимся строгих условностей, и не ждет, что она сама будет их соблюдать. Может быть, он даже не умеет иначе. А потому она может быть дерзкой и смелой.
Сердце Пенелопы билось странными отрывистыми ударами. Одним пальчиком она обвела край кожи у конца его стержня, потом наклонилась и поцеловала.
– Попробуй меня на вкус, – хрипло прошептал Деймиен и горячей ладонью коснулся ее щеки.
Ей и самой этого страшно хотелось. Быстро, чтобы не раздумать, она мягким движением обхватила член пальцами и направила себе в рот.
Глава 17
Леди Траск обняла Пенелопу, все еще покрытую мыльной пеной.
– О, моя дорогая! Я так тебя люблю. Я так счастлива.
– Я тоже, – сказала Меган и вдруг расплакалась и обняла Пенелопу с другого боку.
Они плакали и обнимали друг друга, пока все трое основательно не вымокли.
Высокие часы в холле мелодично отзвонили девять раз. Женщины отскочили друг от друга, их охватила паника.
– Подожди, – закричала Меган. – Ты еще в мыле. – Она плеснула вслед бросившейся к бассейну Пенелопе кувшин воды. Вода частично окатила широкой струей спину девушки, частично попала на голубую шелковую обивку стены.
Леди Траск вдруг весело захихикала.
– Отлично, Меган. Я всегда ненавидела эти обои. Их выбирал отец Пенелопы.
По двум ступенькам Пенелопа поднялась на возвышение, потом, расплескивая воду, опустилась на маленькую лавочку внутри бассейна.
И вовремя. В тот же миг дверь распахнулась, на порог ступил Деймиен в длинном, от шеи до щиколоток, пышном халате. Саша стоял у него за спиной, прикрыв глаза ладонями.
Деймиен окинул синим взором двух мокрых, улыбающихся женщин и пошел к сидящей в ванне Пенелопе, которая смущенно прижала руки к груди. Даже издали она ощутила, как напряглось его тело, хотя он не сделал ни одного лишнего движения.
– Леди Траск, мисс Тэвисток, – глубоким голосом проговорил Деймиен, – вы можете идти.
Меган и мать Пенелопы обнялись и захихикали.
– Оревуар, Пенелопа, – сказала Меган, затем обе, поддерживая друг друга, поспешно вышли из комнаты.
Деймиен не сводил глаз с Пенелопы, в его зрачках прыгали веселые чертики.
– Я сам справлюсь, Саша, – по-нвенгарски сказал он. Саша бросил на него взгляд между пальцев.
– Но, ваше высочество, ритуал нужно соблюдать. Я должен убедиться…
– Пенелопа понимает это. Она проследит, чтобы я все сделал правильно.
Саша быстро взглянул на Пенелопу. Из-за края бассейна виднелась лишь ее голова и шея. Он облегченно кивнул:
– Да-да. Принцесса знает, как это сделать.
Он низко поклонился и строевым шагом вышел из комнаты. Дверь за ним захлопнулась. Через мгновение раздался скрип ключа.
– Ты видишь, – обратился к Пенелопе Деймиен. – Они уже решили, кто главный в этом браке. Прекрасная Пенелопа, а не принц-император.
– Я уверена, он вовсе не имел это в виду, – возразила Пенелопа.
– А я уверен, что имел.
Он окинул ее неторопливым взглядом от заколотых на затылке длинных волос и обнаженной шеи до скрытого под водой тела.
– Пенелопа, ты самая красивая женщина, какая у меня была в жизни.
Пенелопа молчала. Она не могла поверить этим словам и решила, что так на него действует пророчество. Глаза Деймиена потемнели.
– Я чуть с ума не сошел от желания.
Мокрым пальцем она указала на край бассейна. Там на подносе лежала огромная губка, стояла бутыль нвенгарского вина и два кубка.
– Мы должны выполнить ритуал. С губкой, вином и всем прочим.
– Не бойся, я выполню Сашин ритуал. – Его глаза озорно блеснули. – Просто я подумал, что будет приятнее, если никто не будет за нами наблюдать.
Пенелопа передернула плечами.
– Неужели обрученная пара действительно должна мыться в присутствии своих семей и друзей? Мне показалось, что Саша удивился, когда ты не захотел соблюдать эту традицию.
Деймиен распустил первую застежку своего халата, обнажив мощную шею.
– Ритуал омовения очень древний. В наши дни его не всегда соблюдают. Но у нас ведь королевская свадьба, потому мы должны выполнять все тайные обряды и странные ритуалы, какие только сумели отыскать историки вроде Саши. Мы – особые люди, и приходится за это платить.
– Тебе такая церемония тоже должна казаться странной, – задумчиво проговорила Пенелопа. – Ты ведь вырос при европейских дворах, а не в Нвенгарии.
Деймиен распустил вторую застежку.
– При дворах Европы имеются собственные странные обычаи, которые я с удовольствием бы забыл.
– Какие обычаи? – спросила Пенелопа больше для того, чтобы не молчать, а не из настоящего интереса. Наблюдать, как Деймиен медленно обнажается, было куда более захватывающим делом, чем слушать рассказы о странных ритуалах в Европе.
Он распустил следующую застежку, под которой показался его плоский живот и убегающая вниз полоска волос. Под халатом Пенелопа не увидела ни пояса брюк, ни нижнего белья, ничего, только загорелую кожу, чуть бледнеющую ниже пупка.
– Не очень интересные, – ответил Деймиен.
Он развязал еще две шелковые тесемки, и халат распахнулся. Ноги у него были мускулистыми, длинными и прямыми, а эрекция мощной, неистовой. Его стержень поднимался почти вертикально из облачка темных волос, росших внизу живота.
Странно, но один вид его возбуждения заставил ее затрепетать от желания. Ей вдруг страстно захотелось схватить его руками, почувствовать ладонью его упругую силу и жар.
Пенелопа отвела глаза, а Деймиен сбросил с плеч халат, и тот бархатной волной скатился со ступенек.
– Я не возражаю, когда ты смотришь. Мне нравится. – Деймиен осторожно снял свои парчовые туфли. – Встань.
Пенелопа убрала руки от груди и поднялась на дрожащих коленках. Вода каскадами лилась с ее тела. Когда она встала во весь рост, оказалось, что вода доходит ей лишь до бедер, обнажая талию и пупок. Она очень остро чувствовала свою наготу, но кожу покалывало от приятного возбуждения.
Деймиен сделал один шаг вниз и встал на мраморную скамеечку, которую каменных дел мастер сделал очень быстро и за очень большую плату. Теперь мужской орган Деймиена оказался примерно на уровне глаз Пенелопы.
Она смотрела на него как завороженная.
Ей почему-то вдруг захотелось, чтобы этот мощный жезл оказался у нее во рту, захотелось почувствовать его напор изнутри щек. Она жаждала понять, что он такое, даже если была не в силах объяснить, чем он ее так привлекает.
Дрожащими пальцами она провела по всей его длине: За пальцами оставался мокрый след. Деймиен задержал дыхание. Пенелопа подняла на него глаза.
– Я такая неловкая, – пробормотала она.
– Делай, что тебе хочется.
Что хочется. Ее мысли заполнились такими откровенными картинами, что она покраснела.
Пенелопа радовалась, что Деймиен дал ей понять: он не чурается греха, ей и самой были не чужды греховные мысли.
Он не будет скучным любовником, придерживающимся строгих условностей, и не ждет, что она сама будет их соблюдать. Может быть, он даже не умеет иначе. А потому она может быть дерзкой и смелой.
Сердце Пенелопы билось странными отрывистыми ударами. Одним пальчиком она обвела край кожи у конца его стержня, потом наклонилась и поцеловала.
– Попробуй меня на вкус, – хрипло прошептал Деймиен и горячей ладонью коснулся ее щеки.
Ей и самой этого страшно хотелось. Быстро, чтобы не раздумать, она мягким движением обхватила член пальцами и направила себе в рот.
Глава 17
Рай все-таки существует. Существует в обличье этой женщины, которая дразнит его своим неумелым, неловким языком.
Деймиен откинул голову, его глаза закрылись, ладони сжались в кулаки. «Любимая, любимая, для меня ты дороже всех королевств».
Ее язык двигался, то и дело касаясь чувствительного места ниже вершины. Деймиен заставлял себя спокойно стоять и дать ей наиграться, хотя ему хотелось лишь одного – взять ее, взять немедленно. Такое было с нею впервые, ему не следовало спешить и проявлять настойчивость.
Милая женщина, она шире открыла рот и скользнула губами все ниже по его стержню. Рука Деймиена потянулась к шелковистым прядям ее волос, распустила ленту, и золотая волна обрушилась вниз по ее спине.
Деймиену были знакомы прикосновения женщин. Он знал, что им нравится, чего они от него хотят, и во всех странах было примерно одно и то же. Ему было легче сдерживать себя с женщинами, которые точно знали, где нужно прикасаться, как долго ласкать его, как надавить пальцами на мошонку, чтобы сильнее возбудить его и в то же время не дать слишком быстро разрядиться, знали, где у него более чувствительные места.
Пенелопа не знала ничего об этих тонкостях. Ее изучающие пальцы двигались по растянутой коже у самого основания стержня, по пылающим жаром яичкам, по чувствительной поверхности обнаженной поверхности крайней плоти. Ее язык обвивал конец, изучал его, проникал под кожу, снова возвращался на вершину. Случайные прикосновения ее зубов заставляли Деймиена вскрикивать от наслаждения.
Он чувствовал, что семя подступает совсем близко в неудержимом желании излиться ей в рот. Или лучше в нежную щель меж ее грудей.
Сдержанность. Сдержанность. Прекрасный принц Деймиен известен своим самоконтролем.
Но тело не желало подчиняться. Оно хотело получить эту прекрасную женщину, чьи пальцы и губы проявили столько любопытства, эту женщину, его стыдливую невесту, которая только начинает постигать, что значит жить с мужчиной. Эта милая женщина, которую он вовлек в грех, очень быстро усваивает, что именно представляет собою грех.
– Пенелопа! – прерывающимся голосом пробормотал Деймиен. – Остановись.
Он говорил по-нвенгарски, потому что его сознание опустилось на самый первичный уровень, где он не мог выбирать слов и не мог понимать их значений.
Пенелопа отстранилась, ее волшебные губы покинули свою добычу. Она покраснела.
– Прости, – задыхаясь, сказала она на ломаном нвенгарском. – Я не умею… ублажить тебя.
Неуклюжая грамматика ее фразы и такой чудесный акцент лишили Деймиена остатков самообладания. Он спрыгнул с мраморной скамьи, вода плеснулась за борт и полилась по ступеням прямо на халат. Деймиен подхватил Пенелопу на руки, в воде она оказалась совсем легкой, раздвинул ей ноги так, что ее волшебный вход оказался прямо напротив его ствола.
– Обними меня ногами, – прошептал он.
Их бедра были в воде. Крепко прижимая Пенелопу к себе, Деймиен обвил ее ноги вокруг своего тела, потом просунул руку между ее бедер и раздвинул складочки так, чтобы туда легко мог войти его толстый стержень. Убрал пальцы, обхватил ее ягодицы и мощным рывком проник внутрь.
Глаза Пенелопы расширились. Вода была далеко не лучшей смазкой, она раздражала нежную кожу. У Деймиена возникло вдруг сумасшедшее желание вместе с Пенелопой оказаться в бочке с ароматным маслом. Там они смогли бы двигаться навстречу друг другу без всякого трения, он полностью войдет в нее, и не будет ничего постороннего. Их соитие будет отчаянным и полным. Вот только не утонуть бы!
– Деймиен! – Ее грудь прижималась к его груди. Их разделяли лишь капли воды. Ее соски стали твердыми, как галька.
И вот он внутри! О Господи! Она, Пенелопа, окружает его со всех сторон – ее кожа, дыхание, запах. Она прижалась щекой к его щеке, обхватила торс руками.
Задыхаясь, Деймиен сказал:
– Когда мы занимаемся любовью, ты должна говорить только по-нвенгарски.
Пенелопа смотрела с удивлением.
– Мне надо больше уроков, – по-нвенгарски ответила она. Он еще глубже вошел в нее, впиваясь пальцами в мягкую плоть ягодиц.
– Да, да! Много-много уроков.
– Ты… – Она постаралась подобрать слово. – Ты заполняешь меня.
Деймиен издал рычащий звук, больше не в силах произнести ни слова. Он посадил Пенелопу на край бассейна. Ее ноги плотно обвивали его стан, маленькие ступни упирались ему в бедра. Деймиену хотелось навсегда остаться внутри ее навсегда, но тело требовало своего.
Легендарный самоконтроль принца Деймиена вдруг испарился. Он целовал, кусал ее, его язык бесчинствовал у нее во рту, совершая броски одновременно и меж ее губ, и между бедер. Из его гортани вырывались почти животные звуки, и не было сил остановиться. Наверное, нвенгары и логоши не так уж далеки друг от друга.
– Проклятие! – воскликнул он, когда первые капли семени устремились ей внутрь. Он сжал мускулы, стараясь остановить эту струю, пытаясь как можно дольше не разрывать сладкую связь, но его бедра двигались в диком ритме, тело стихийно выполняло то, к чему оно было предназначено – выталкивало семя из него в нее.
Кровь ревела у него в ушах, заглушая плеск воды, жалобные стоны Пенелопы, его собственное рычание. «Хочу тебя, хочу тебя, люблю тебя, люблю, люблю…» Слова вылетали из его губ с каждым толчком. Он и сам не знал, произносил ли их вслух, или они существовали только в его мозгу. «Люблю. Тебя».
Еще один, последний рывок, и внезапно все кончилось. Деймиен удерживал Пенелопу, сколько мог. Его грудь мощно вздымалась, ноги дрожали. Член все еще был напряжен, желание не угасло, но лихорадка чуть отступила.
Деймиен поднял голову, чтобы поцеловать Пенелопу, и обнаружил, что ее лицо залито слезами. Слезы катились из глаз, капельками висели на ресницах, рот изогнулся в рыдании.
Деймиен был смущен.
– Пенелопа, я сделал тебе больно?
Несколько мгновений она не отвечала, потом покачала головой и с усилием улыбнулась.
– Я никогда не пытался… – забормотал он. – Ну, я имею в виду… Наверное, я был груб, надо было поосторожнее…
Она приложила мокрые пальцы к его губам.
– Мне не было больно. Я плачу, потому что мне хорошо, прекрасно!
И слезы с новой силой хлынули из ее глаз. Деймиен поцеловал ее веки.
– Ты такая красивая.
– Мне бы хотелось, чтобы ты так решил не под влиянием пророчества.
– К черту пророчество!
Пенелопа провела пальцами по его щеке.
– Я и мечтать не могла, что у меня будет такой муж.
Деймиен улыбнулся,
– Ты мне льстишь. Мы еще вместе не жили.
– Я думала, меня нельзя любить. Я разрывала помолвки, потому что не хотела жить с человеком, который не хочет меня, именно меня.
– Я понимаю. – Деймиен с сожалением покинул ее тело, но его эрекция не ослабла и по-прежнему причиняла ему боль.
– А потом я увидела тебя. Может быть, это магия, но я тебя так захотела! Мое тело жаждало тебя, хотя я и пыталась притворяться перед другими и в первую очередь перед собой, что этого нет.
– Сладкая моя! – Деймиен поцеловал жену. – Я ведь и не скрывал, что хочу тебя.
– Ты нужен мне как воздух. Я не хочу расставаться с тобой ни на минуту. – Пенелопа взяла в ладони его лицо. – Ты нужен мне. И я ревнива. Я ненавижу тех женщин, которые были с тобой до меня. На меня нахлынуло столько чувств. И таких бурных. Я никогда раньше не испытывала ничего подобного.
Деймиен медленно провел кончиком пальца по ее горлу. В горячей воде он расслабился.
– Испытывала, дорогая. Чувства были заперты в твоем сердце, но явился сумасшедший нвенгар и выпустил их наружу.
– Ты изменил всю мою жизнь.
– Я знаю. – И он поцеловал ее в лоб. – Знаю, любовь моя.
– Боюсь, из меня получится ужасная принцесса. Я понятия не имею, как быть принцессой.
В голосе Пенелопы слышалась паника. Деймиен погладил ее по спине, пытаясь успокоить.
– Это не важно. Мы с Сашей тебе поможем.
– Я ничего не понимаю в политических интригах.
– Вот именно, – с горячностью воскликнул Деймиен. – В этом одна из причин, почему я тебя выбрал.
Глаза Пенелопы таинственно поблескивали.
– Если бы не политическая интрига, мы никогда бы не встретились.
– Возможно. – Он ласково погладил ее по щеке. – Ты мне нужна. И не из-за этого Сашиного пророчества. И не для того, чтобы у меня была принцесса. Ты нужна мне для меня самого. – Деймиен наклонился и потерся носом о ее шею так, чтобы она не видела его глаз, когда он продолжил: – Ты нужна мне, чтобы спасти мою жизнь.
– Значит, теперь Александр не сможет тебя казнить? – в смятении спросила Пенелопа.
– Я не это имел в виду. Ты нужна мне для того, чтобы я не стал похожим на своего отца. Он был чудовищем, разрушал все, к чему прикасался. Ненависть, зависть и злоба так переполняли его, что никто не мог его полюбить. – Деймиен резко поднял голову, вода плеснулась за борт ванны. – Иногда я впадаю в гнев, требую чего-то и тогда слышу, что говорю голосом отца. Его словами. Я сам не могу в это поверить.
– Но если знаешь, в чем дело, можно себя остановить. – Пенелопа явно была встревожена.
– А если я не могу? Что, если Александр прав, и мое правление – это самое худшее, что может случиться с Нвенгарией? Мой отец казнил любого, кто хоть в чем-то был с ним не согласен. Он правил с помощью страха. Он довел мою мать до самоубийства и казнил своего лучшего друга, отца Александра, человека, с которым он пил в ночь моего рождения и который был моим крестным. Тем не менее, во время казни мой отец выхватил мушкет из руки солдата расстрельной команды и сам застрелил его.
Пенелопа слушала, приоткрыв рот.
– Что же сделал твой крестный?
– Ничего. Всего лишь попытался уговорить его мягче относиться к моей матери. Мой отец, ревнивый до умопомрачения, обвинил великого герцога в том, что тот был любовником моей матери, что он составил заговор, чтобы занять место принца-императора. Это была абсолютная чушь. Отец даже заставил Александра присутствовать на казни, хотел показать, что бывает с изменниками. Мой отец был сумасшедшим.
– Но ты ведь не сумасшедший.
– Откуда я знаю? Это может быть наследственным. Откуда я знаю, что не доведу тебя до того, что сделала моя мать? Пенелопа, я сам не знаю, что я такое.
Деймиен говорил отрывисто и не понимал, почему вдруг признается ей в том, чего не говорил ни единой душе? Почему он постоянно раскрывает перед ней свою душу, смиренно склоняет перед нею голову, словно бы говоря: «Посмотри, за кого ты вышла замуж! Помоги тебе Бог!»
– Ты моя любовь и мой принц, вот и все.
Деймиен прижал Пенелопу к себе и закрыл глаза, чтобы скрыть набежавшие на них слезы.
– Нет, я чувствую, он живет во мне, как призрак, как демон, в которого превращается твой логош. Вот потому я и стараюсь изображать из себя прекрасного принца, как все меня называют. Чтобы скрыть демона. Я всю жизнь с ним сражаюсь.
Пенелопа уткнулась в его шею лицом, тепло ее тела, исходящий от него сладкий запах успокоили страхи Деймиена.
– Теперь ты будешь бороться с ним не один.
Деймиен крепче обнял жену. По его спине скатывались струйки воды. Пенелопа погладила влажные волосы у него на затылке.
– Я люблю тебя, Деймиен, – прошептала она.
Когда Деймиен проснулся, было абсолютно темно. В раскрытое окно врывался ночной летний воздух, но не мог остудить комнату – вода в бассейне по-прежнему оставалась горячей. Они с Пенелопой лежали в гнездышке из пушистых полотенец, куда вернулись, чтобы снова заняться любовью после того, как выполнили наконец все требования ритуала.
Рука Деймиена, покоившаяся на пушистом холмике волос меж ее бедер, напряглась, но Пенелопа не проснулась. Он вспомнил, как она тянулась с губкой к его плечам, как ее груди касались его груди, как она произносила ритуальные слова: «Этой водой я смываю все твои прошлые деяния, чтобы ты чистым вошел в нашу общую жизнь».
По-английски это звучало не так внушительно, как по-нвенгарски, но Саша специально построил фразы так, чтобы английская мисс сумела их произнести. Деймиен повторял слова на своем родном языке, медленно проводя губкой по плечам и спине Пенелопы. «Этой водой я смываю с тебя все твои прошлые привязанности, теперь ты безупречна и готова к моему прикосновению». Разумеется, слова были не совсем те, но Деймиену не хотелось шокировать Пенелопу.
И она вовсе не была шокирована, когда сразу после ванны он сделал с нею все так, как хотел. Пенелопа была расслабленной и мягкой и сама попросила его о продолжении. Деймиен чуть не расхохотался, когда она, краснея, спросила, почему ей нравится, когда он ее шлепает?
Они налили друг другу густого, слишком сладкого вина, несколько раз поменялись бокалами, как того требовал причудливый ритуал.
– Это потому, что муж и жена могут попытаться отравить друг друга, – пояснил Деймиен. – Прекрасный способ убийства. Можно отдать в жены нужному человеку красавицу дочь и вручить ей бутылочку с ядом, чтобы она вылила его в вино во время ритуала обручения.
Пенелопа побледнела.
– Ужасно.
– К несчастью, нравы не слишком переменились.
– Но ты все исправишь.
– Ты очень в меня веришь, – заметил Деймиен.
– Обязательно исправишь. – Она твердо посмотрела на мужа, но вдруг весело улыбнулась. – Клянусь, я ничего не подливала в твое вино.
Деймиен подмигнул.
– А может быть, это я подлил тебе чего-нибудь возбуждающего?
– Думаю, нам с тобой это не требуется, – отвечала Пенелопа.
Ее смущенный взгляд и откровенная улыбка на губах снова заставили Деймиена потерять голову. Он схватил Пенелопу в объятия, по дороге перевернул один из кубков – в воду полилось красное, как кровь, вино, – снова отнес свою добычу на полотенца и бросился в новую атаку.
Проснувшись, Деймиен не сразу осознал, что лежит в полной темноте. Запах любимой заполнял его ноздри, ее спина и упругие ягодицы касались его груди, его колено угнездилось между ее стройных ног. Голова Пенелопы спряталась под его подбородок, волосы щекотали ему нос.
«Значит, это и есть удовлетворенность», – подумал Деймиен и прислушался к своим ощущениям. Все его тело было расслаблено, разум пребывал в покое. Деймиен не чувствовал усталости, но все же не испытывал привычной бодрости. Обычно для него существовали лишь два состояния: мертвый сон, в который он позволял себе погрузиться, только когда его охраняли, и напряженное внимание, направленное на внешний мир.
Прежде ему не случалось лежать в таком бездумном покое, с желанием оставаться там, где он есть, и больше никуда не стремиться.
Было темно, даже слишком темно, потому что облака скрыли луну и звезды, но Деймиена это ничуть не беспокоило. Он улыбнулся темноте, в первый раз за всю жизнь приветствуя ее как друга. Тьма не давила на него, как удушающий саван, а укрывала, словно мягкое пуховое одеяло.
Он погладил Пенелопу по гладкой коже на животе и задумался: не привел ли сегодняшний взрыв страсти к беременности? Сам он надеялся, что так и будет. Ему бы хотелось получить маленького принца… или принцессу. Иметь семью, связанную узами любви, а не разделенную ненавистью.
Темнота успокаивала его, а свежий ветерок как бы подтверждал, что все правильно. Он поцеловал Пенелопу в затылок, всей душой наслаждаясь этой вновь обретенной удовлетворенностью, и незаметно для себя погрузился в глубокий сон.
Майкл Тэвисток уселся в кресло у себя в спальне и рассеянно раскрыл тетрадку, которую накануне вручила ему Пенелопа, но тут же застыл, увидев на первой странице небрежные каракули леди Траск. Леди Траск писала также рассеяно, как и жила: удлиненные вертикальные петли, круглые, как мячики, буквы «о». Да это же дневник Симоны!
Майкл тут же захлопнул тетрадь, пока его глаза не успели ухватить ни слова. Он не имел права читать ее личные заметки, даже если она, как и многие из тех, кто ведет дневник, писала его для потомства. Она не давала ему позволения читать его, а Майкл был уверен, что Пенелопа свою мать не спрашивала.
«Прочтите отрывки, которые я отметила, – сказала Пенелопа, – прочтите до того, как решитесь уехать».
Майкл увидел три закладки, сделанные из зеленой шелковой ленты. Решив уважить Пенелопу, он прижал палец к одной из них и открыл на нужной странице.
«На празднике в саду у леди Марчмейн случилась поразительная вещь. Мистер Тэвисток, отец Меган, любимой подружки Пенелопы, оказывал мне очень большое внимание, везде сопровождал меня, подавал лимонад, не подпускал ко мне этого ужасного лорда Суэтона. Этот человек просто невыносим, он вообразил, что я к нему неравнодушна. О Боже! С мистером Тэвистоком так приятно разговаривать. Он всегда объясняет, если я чего-то не понимаю. А если мне, как обычно, случалось сказать какую-нибудь глупость, он очень тактично не обращал на это внимания, и мне сразу становилось легче. Какие у этого человека прекрасные манеры!
Честно говоря, мое внимание привлекли не только его манеры. Я всегда считала мистера Тэвистока красивым, а наше тесное общение на празднике в саду лишь укрепило мое мнение. У него такое мускулистое тело, я пользовалась любым предлогом, чтобы положить ладонь на его руку. Он и правда ужасно сильный.
Как бы мне хотелось узнать, он везде такой мускулистый, как мне кажется? Ему сорок пять лет, мужчины в этом возрасте часто обзаводятся брюшком, а у него живот совсем плоский и ягодицы крепкие и подтянутые.
Конечно, я – вдова, имеющая взрослую дочь. Мне ни за что не удастся увлечь такого мужчину настолько, чтобы он разделся передо мной и позволил мне рассмотреть свою мускулатуру. Может быть, в следующий раз, когда мы встретимся, стоит предложить ему сделать акварелью его портрет? Разумеется, для Меган. Это позволит мне по-настоящему его рассмотреть, пусть даже и в одежде».
Запись окончилась. Майкл, покраснев, перешел к следующей закладке.
«Может ли женщина в моем возрасте влюбиться? Мой дорогой Майкл – мистер Тэвисток – приехал к нам с визитом, чтобы Меган повидала Пенелопу. Мне так нравится Меган, при ней у Пенелопы всегда поднимается настроение. Так приятно слышать, как они смеются.
После ужина мы с мистером Тэвистоком гуляли в саду. Девочки в это время хихикали над чем-то за пианино. И вот, когда мы оказались в тени дома, Майкл меня поцеловал. Мне кажется, никогда в жизни я не испытывала ничего подобного – у меня пели душа и тело. Он не сказал прямо, что хочет отправиться со мною в постель, но женщина ведь всегда поймет по тому, как мужчина ее касается – как собственник. Как мягко, но очень интимно целует.
Деймиен откинул голову, его глаза закрылись, ладони сжались в кулаки. «Любимая, любимая, для меня ты дороже всех королевств».
Ее язык двигался, то и дело касаясь чувствительного места ниже вершины. Деймиен заставлял себя спокойно стоять и дать ей наиграться, хотя ему хотелось лишь одного – взять ее, взять немедленно. Такое было с нею впервые, ему не следовало спешить и проявлять настойчивость.
Милая женщина, она шире открыла рот и скользнула губами все ниже по его стержню. Рука Деймиена потянулась к шелковистым прядям ее волос, распустила ленту, и золотая волна обрушилась вниз по ее спине.
Деймиену были знакомы прикосновения женщин. Он знал, что им нравится, чего они от него хотят, и во всех странах было примерно одно и то же. Ему было легче сдерживать себя с женщинами, которые точно знали, где нужно прикасаться, как долго ласкать его, как надавить пальцами на мошонку, чтобы сильнее возбудить его и в то же время не дать слишком быстро разрядиться, знали, где у него более чувствительные места.
Пенелопа не знала ничего об этих тонкостях. Ее изучающие пальцы двигались по растянутой коже у самого основания стержня, по пылающим жаром яичкам, по чувствительной поверхности обнаженной поверхности крайней плоти. Ее язык обвивал конец, изучал его, проникал под кожу, снова возвращался на вершину. Случайные прикосновения ее зубов заставляли Деймиена вскрикивать от наслаждения.
Он чувствовал, что семя подступает совсем близко в неудержимом желании излиться ей в рот. Или лучше в нежную щель меж ее грудей.
Сдержанность. Сдержанность. Прекрасный принц Деймиен известен своим самоконтролем.
Но тело не желало подчиняться. Оно хотело получить эту прекрасную женщину, чьи пальцы и губы проявили столько любопытства, эту женщину, его стыдливую невесту, которая только начинает постигать, что значит жить с мужчиной. Эта милая женщина, которую он вовлек в грех, очень быстро усваивает, что именно представляет собою грех.
– Пенелопа! – прерывающимся голосом пробормотал Деймиен. – Остановись.
Он говорил по-нвенгарски, потому что его сознание опустилось на самый первичный уровень, где он не мог выбирать слов и не мог понимать их значений.
Пенелопа отстранилась, ее волшебные губы покинули свою добычу. Она покраснела.
– Прости, – задыхаясь, сказала она на ломаном нвенгарском. – Я не умею… ублажить тебя.
Неуклюжая грамматика ее фразы и такой чудесный акцент лишили Деймиена остатков самообладания. Он спрыгнул с мраморной скамьи, вода плеснулась за борт и полилась по ступеням прямо на халат. Деймиен подхватил Пенелопу на руки, в воде она оказалась совсем легкой, раздвинул ей ноги так, что ее волшебный вход оказался прямо напротив его ствола.
– Обними меня ногами, – прошептал он.
Их бедра были в воде. Крепко прижимая Пенелопу к себе, Деймиен обвил ее ноги вокруг своего тела, потом просунул руку между ее бедер и раздвинул складочки так, чтобы туда легко мог войти его толстый стержень. Убрал пальцы, обхватил ее ягодицы и мощным рывком проник внутрь.
Глаза Пенелопы расширились. Вода была далеко не лучшей смазкой, она раздражала нежную кожу. У Деймиена возникло вдруг сумасшедшее желание вместе с Пенелопой оказаться в бочке с ароматным маслом. Там они смогли бы двигаться навстречу друг другу без всякого трения, он полностью войдет в нее, и не будет ничего постороннего. Их соитие будет отчаянным и полным. Вот только не утонуть бы!
– Деймиен! – Ее грудь прижималась к его груди. Их разделяли лишь капли воды. Ее соски стали твердыми, как галька.
И вот он внутри! О Господи! Она, Пенелопа, окружает его со всех сторон – ее кожа, дыхание, запах. Она прижалась щекой к его щеке, обхватила торс руками.
Задыхаясь, Деймиен сказал:
– Когда мы занимаемся любовью, ты должна говорить только по-нвенгарски.
Пенелопа смотрела с удивлением.
– Мне надо больше уроков, – по-нвенгарски ответила она. Он еще глубже вошел в нее, впиваясь пальцами в мягкую плоть ягодиц.
– Да, да! Много-много уроков.
– Ты… – Она постаралась подобрать слово. – Ты заполняешь меня.
Деймиен издал рычащий звук, больше не в силах произнести ни слова. Он посадил Пенелопу на край бассейна. Ее ноги плотно обвивали его стан, маленькие ступни упирались ему в бедра. Деймиену хотелось навсегда остаться внутри ее навсегда, но тело требовало своего.
Легендарный самоконтроль принца Деймиена вдруг испарился. Он целовал, кусал ее, его язык бесчинствовал у нее во рту, совершая броски одновременно и меж ее губ, и между бедер. Из его гортани вырывались почти животные звуки, и не было сил остановиться. Наверное, нвенгары и логоши не так уж далеки друг от друга.
– Проклятие! – воскликнул он, когда первые капли семени устремились ей внутрь. Он сжал мускулы, стараясь остановить эту струю, пытаясь как можно дольше не разрывать сладкую связь, но его бедра двигались в диком ритме, тело стихийно выполняло то, к чему оно было предназначено – выталкивало семя из него в нее.
Кровь ревела у него в ушах, заглушая плеск воды, жалобные стоны Пенелопы, его собственное рычание. «Хочу тебя, хочу тебя, люблю тебя, люблю, люблю…» Слова вылетали из его губ с каждым толчком. Он и сам не знал, произносил ли их вслух, или они существовали только в его мозгу. «Люблю. Тебя».
Еще один, последний рывок, и внезапно все кончилось. Деймиен удерживал Пенелопу, сколько мог. Его грудь мощно вздымалась, ноги дрожали. Член все еще был напряжен, желание не угасло, но лихорадка чуть отступила.
Деймиен поднял голову, чтобы поцеловать Пенелопу, и обнаружил, что ее лицо залито слезами. Слезы катились из глаз, капельками висели на ресницах, рот изогнулся в рыдании.
Деймиен был смущен.
– Пенелопа, я сделал тебе больно?
Несколько мгновений она не отвечала, потом покачала головой и с усилием улыбнулась.
– Я никогда не пытался… – забормотал он. – Ну, я имею в виду… Наверное, я был груб, надо было поосторожнее…
Она приложила мокрые пальцы к его губам.
– Мне не было больно. Я плачу, потому что мне хорошо, прекрасно!
И слезы с новой силой хлынули из ее глаз. Деймиен поцеловал ее веки.
– Ты такая красивая.
– Мне бы хотелось, чтобы ты так решил не под влиянием пророчества.
– К черту пророчество!
Пенелопа провела пальцами по его щеке.
– Я и мечтать не могла, что у меня будет такой муж.
Деймиен улыбнулся,
– Ты мне льстишь. Мы еще вместе не жили.
– Я думала, меня нельзя любить. Я разрывала помолвки, потому что не хотела жить с человеком, который не хочет меня, именно меня.
– Я понимаю. – Деймиен с сожалением покинул ее тело, но его эрекция не ослабла и по-прежнему причиняла ему боль.
– А потом я увидела тебя. Может быть, это магия, но я тебя так захотела! Мое тело жаждало тебя, хотя я и пыталась притворяться перед другими и в первую очередь перед собой, что этого нет.
– Сладкая моя! – Деймиен поцеловал жену. – Я ведь и не скрывал, что хочу тебя.
– Ты нужен мне как воздух. Я не хочу расставаться с тобой ни на минуту. – Пенелопа взяла в ладони его лицо. – Ты нужен мне. И я ревнива. Я ненавижу тех женщин, которые были с тобой до меня. На меня нахлынуло столько чувств. И таких бурных. Я никогда раньше не испытывала ничего подобного.
Деймиен медленно провел кончиком пальца по ее горлу. В горячей воде он расслабился.
– Испытывала, дорогая. Чувства были заперты в твоем сердце, но явился сумасшедший нвенгар и выпустил их наружу.
– Ты изменил всю мою жизнь.
– Я знаю. – И он поцеловал ее в лоб. – Знаю, любовь моя.
– Боюсь, из меня получится ужасная принцесса. Я понятия не имею, как быть принцессой.
В голосе Пенелопы слышалась паника. Деймиен погладил ее по спине, пытаясь успокоить.
– Это не важно. Мы с Сашей тебе поможем.
– Я ничего не понимаю в политических интригах.
– Вот именно, – с горячностью воскликнул Деймиен. – В этом одна из причин, почему я тебя выбрал.
Глаза Пенелопы таинственно поблескивали.
– Если бы не политическая интрига, мы никогда бы не встретились.
– Возможно. – Он ласково погладил ее по щеке. – Ты мне нужна. И не из-за этого Сашиного пророчества. И не для того, чтобы у меня была принцесса. Ты нужна мне для меня самого. – Деймиен наклонился и потерся носом о ее шею так, чтобы она не видела его глаз, когда он продолжил: – Ты нужна мне, чтобы спасти мою жизнь.
– Значит, теперь Александр не сможет тебя казнить? – в смятении спросила Пенелопа.
– Я не это имел в виду. Ты нужна мне для того, чтобы я не стал похожим на своего отца. Он был чудовищем, разрушал все, к чему прикасался. Ненависть, зависть и злоба так переполняли его, что никто не мог его полюбить. – Деймиен резко поднял голову, вода плеснулась за борт ванны. – Иногда я впадаю в гнев, требую чего-то и тогда слышу, что говорю голосом отца. Его словами. Я сам не могу в это поверить.
– Но если знаешь, в чем дело, можно себя остановить. – Пенелопа явно была встревожена.
– А если я не могу? Что, если Александр прав, и мое правление – это самое худшее, что может случиться с Нвенгарией? Мой отец казнил любого, кто хоть в чем-то был с ним не согласен. Он правил с помощью страха. Он довел мою мать до самоубийства и казнил своего лучшего друга, отца Александра, человека, с которым он пил в ночь моего рождения и который был моим крестным. Тем не менее, во время казни мой отец выхватил мушкет из руки солдата расстрельной команды и сам застрелил его.
Пенелопа слушала, приоткрыв рот.
– Что же сделал твой крестный?
– Ничего. Всего лишь попытался уговорить его мягче относиться к моей матери. Мой отец, ревнивый до умопомрачения, обвинил великого герцога в том, что тот был любовником моей матери, что он составил заговор, чтобы занять место принца-императора. Это была абсолютная чушь. Отец даже заставил Александра присутствовать на казни, хотел показать, что бывает с изменниками. Мой отец был сумасшедшим.
– Но ты ведь не сумасшедший.
– Откуда я знаю? Это может быть наследственным. Откуда я знаю, что не доведу тебя до того, что сделала моя мать? Пенелопа, я сам не знаю, что я такое.
Деймиен говорил отрывисто и не понимал, почему вдруг признается ей в том, чего не говорил ни единой душе? Почему он постоянно раскрывает перед ней свою душу, смиренно склоняет перед нею голову, словно бы говоря: «Посмотри, за кого ты вышла замуж! Помоги тебе Бог!»
– Ты моя любовь и мой принц, вот и все.
Деймиен прижал Пенелопу к себе и закрыл глаза, чтобы скрыть набежавшие на них слезы.
– Нет, я чувствую, он живет во мне, как призрак, как демон, в которого превращается твой логош. Вот потому я и стараюсь изображать из себя прекрасного принца, как все меня называют. Чтобы скрыть демона. Я всю жизнь с ним сражаюсь.
Пенелопа уткнулась в его шею лицом, тепло ее тела, исходящий от него сладкий запах успокоили страхи Деймиена.
– Теперь ты будешь бороться с ним не один.
Деймиен крепче обнял жену. По его спине скатывались струйки воды. Пенелопа погладила влажные волосы у него на затылке.
– Я люблю тебя, Деймиен, – прошептала она.
Когда Деймиен проснулся, было абсолютно темно. В раскрытое окно врывался ночной летний воздух, но не мог остудить комнату – вода в бассейне по-прежнему оставалась горячей. Они с Пенелопой лежали в гнездышке из пушистых полотенец, куда вернулись, чтобы снова заняться любовью после того, как выполнили наконец все требования ритуала.
Рука Деймиена, покоившаяся на пушистом холмике волос меж ее бедер, напряглась, но Пенелопа не проснулась. Он вспомнил, как она тянулась с губкой к его плечам, как ее груди касались его груди, как она произносила ритуальные слова: «Этой водой я смываю все твои прошлые деяния, чтобы ты чистым вошел в нашу общую жизнь».
По-английски это звучало не так внушительно, как по-нвенгарски, но Саша специально построил фразы так, чтобы английская мисс сумела их произнести. Деймиен повторял слова на своем родном языке, медленно проводя губкой по плечам и спине Пенелопы. «Этой водой я смываю с тебя все твои прошлые привязанности, теперь ты безупречна и готова к моему прикосновению». Разумеется, слова были не совсем те, но Деймиену не хотелось шокировать Пенелопу.
И она вовсе не была шокирована, когда сразу после ванны он сделал с нею все так, как хотел. Пенелопа была расслабленной и мягкой и сама попросила его о продолжении. Деймиен чуть не расхохотался, когда она, краснея, спросила, почему ей нравится, когда он ее шлепает?
Они налили друг другу густого, слишком сладкого вина, несколько раз поменялись бокалами, как того требовал причудливый ритуал.
– Это потому, что муж и жена могут попытаться отравить друг друга, – пояснил Деймиен. – Прекрасный способ убийства. Можно отдать в жены нужному человеку красавицу дочь и вручить ей бутылочку с ядом, чтобы она вылила его в вино во время ритуала обручения.
Пенелопа побледнела.
– Ужасно.
– К несчастью, нравы не слишком переменились.
– Но ты все исправишь.
– Ты очень в меня веришь, – заметил Деймиен.
– Обязательно исправишь. – Она твердо посмотрела на мужа, но вдруг весело улыбнулась. – Клянусь, я ничего не подливала в твое вино.
Деймиен подмигнул.
– А может быть, это я подлил тебе чего-нибудь возбуждающего?
– Думаю, нам с тобой это не требуется, – отвечала Пенелопа.
Ее смущенный взгляд и откровенная улыбка на губах снова заставили Деймиена потерять голову. Он схватил Пенелопу в объятия, по дороге перевернул один из кубков – в воду полилось красное, как кровь, вино, – снова отнес свою добычу на полотенца и бросился в новую атаку.
Проснувшись, Деймиен не сразу осознал, что лежит в полной темноте. Запах любимой заполнял его ноздри, ее спина и упругие ягодицы касались его груди, его колено угнездилось между ее стройных ног. Голова Пенелопы спряталась под его подбородок, волосы щекотали ему нос.
«Значит, это и есть удовлетворенность», – подумал Деймиен и прислушался к своим ощущениям. Все его тело было расслаблено, разум пребывал в покое. Деймиен не чувствовал усталости, но все же не испытывал привычной бодрости. Обычно для него существовали лишь два состояния: мертвый сон, в который он позволял себе погрузиться, только когда его охраняли, и напряженное внимание, направленное на внешний мир.
Прежде ему не случалось лежать в таком бездумном покое, с желанием оставаться там, где он есть, и больше никуда не стремиться.
Было темно, даже слишком темно, потому что облака скрыли луну и звезды, но Деймиена это ничуть не беспокоило. Он улыбнулся темноте, в первый раз за всю жизнь приветствуя ее как друга. Тьма не давила на него, как удушающий саван, а укрывала, словно мягкое пуховое одеяло.
Он погладил Пенелопу по гладкой коже на животе и задумался: не привел ли сегодняшний взрыв страсти к беременности? Сам он надеялся, что так и будет. Ему бы хотелось получить маленького принца… или принцессу. Иметь семью, связанную узами любви, а не разделенную ненавистью.
Темнота успокаивала его, а свежий ветерок как бы подтверждал, что все правильно. Он поцеловал Пенелопу в затылок, всей душой наслаждаясь этой вновь обретенной удовлетворенностью, и незаметно для себя погрузился в глубокий сон.
Майкл Тэвисток уселся в кресло у себя в спальне и рассеянно раскрыл тетрадку, которую накануне вручила ему Пенелопа, но тут же застыл, увидев на первой странице небрежные каракули леди Траск. Леди Траск писала также рассеяно, как и жила: удлиненные вертикальные петли, круглые, как мячики, буквы «о». Да это же дневник Симоны!
Майкл тут же захлопнул тетрадь, пока его глаза не успели ухватить ни слова. Он не имел права читать ее личные заметки, даже если она, как и многие из тех, кто ведет дневник, писала его для потомства. Она не давала ему позволения читать его, а Майкл был уверен, что Пенелопа свою мать не спрашивала.
«Прочтите отрывки, которые я отметила, – сказала Пенелопа, – прочтите до того, как решитесь уехать».
Майкл увидел три закладки, сделанные из зеленой шелковой ленты. Решив уважить Пенелопу, он прижал палец к одной из них и открыл на нужной странице.
«На празднике в саду у леди Марчмейн случилась поразительная вещь. Мистер Тэвисток, отец Меган, любимой подружки Пенелопы, оказывал мне очень большое внимание, везде сопровождал меня, подавал лимонад, не подпускал ко мне этого ужасного лорда Суэтона. Этот человек просто невыносим, он вообразил, что я к нему неравнодушна. О Боже! С мистером Тэвистоком так приятно разговаривать. Он всегда объясняет, если я чего-то не понимаю. А если мне, как обычно, случалось сказать какую-нибудь глупость, он очень тактично не обращал на это внимания, и мне сразу становилось легче. Какие у этого человека прекрасные манеры!
Честно говоря, мое внимание привлекли не только его манеры. Я всегда считала мистера Тэвистока красивым, а наше тесное общение на празднике в саду лишь укрепило мое мнение. У него такое мускулистое тело, я пользовалась любым предлогом, чтобы положить ладонь на его руку. Он и правда ужасно сильный.
Как бы мне хотелось узнать, он везде такой мускулистый, как мне кажется? Ему сорок пять лет, мужчины в этом возрасте часто обзаводятся брюшком, а у него живот совсем плоский и ягодицы крепкие и подтянутые.
Конечно, я – вдова, имеющая взрослую дочь. Мне ни за что не удастся увлечь такого мужчину настолько, чтобы он разделся передо мной и позволил мне рассмотреть свою мускулатуру. Может быть, в следующий раз, когда мы встретимся, стоит предложить ему сделать акварелью его портрет? Разумеется, для Меган. Это позволит мне по-настоящему его рассмотреть, пусть даже и в одежде».
Запись окончилась. Майкл, покраснев, перешел к следующей закладке.
«Может ли женщина в моем возрасте влюбиться? Мой дорогой Майкл – мистер Тэвисток – приехал к нам с визитом, чтобы Меган повидала Пенелопу. Мне так нравится Меган, при ней у Пенелопы всегда поднимается настроение. Так приятно слышать, как они смеются.
После ужина мы с мистером Тэвистоком гуляли в саду. Девочки в это время хихикали над чем-то за пианино. И вот, когда мы оказались в тени дома, Майкл меня поцеловал. Мне кажется, никогда в жизни я не испытывала ничего подобного – у меня пели душа и тело. Он не сказал прямо, что хочет отправиться со мною в постель, но женщина ведь всегда поймет по тому, как мужчина ее касается – как собственник. Как мягко, но очень интимно целует.