Евгеньевна Огнева. Барон-дракон

   — Мы с ним договорились, что наши с тобой отношения не выйдут на свет. А она разнесет по родственникам, по знакомым. Для него это будет страшным ударом.
   — Ты предлагаешь мне, войти в его положение?
   — Ну, пожалуйста, помоги мне.
   Она уже ревела в голос. Вадиму стало ее нестерпимо жаль. Пусть лучше шипит как кошка и кусается, пусть стонет и визжит в его руках, пусть дерется, только не слезы.
   Да и какая, в сущности, разница!
   Был момент, когда Вадиму казалось, заветный сигнал вот-вот прозвучит. Высшие силы, следящие за исполнением приговора, укажут: хватай ее уноси в когтях. В конце концов, ни одна женщина не становилась еще ему так близка и так нужна за столь короткое время.
   Но… Вот именно - но. Поднявший было голову дракон, уронил ее на крыло. Вокруг рассыпались облетевшие серебряные чешуйки.
   — Что я должен сказать твоей свекрови?
   — Подтвердить мои слова - ты мой троюродный брат.
   — Хорошо. Только не плачь.
   В его лес ворвалась короткая поздняя весна. Еще вчера вокруг лежали сугробы. Сегодня снег почернел, осел, ноздрясто выпятился льдинками. Ночью температура воздуха поднялась с минус десяти до плюс двадцати. На солнечной стороне запахло баней. Дерево разогрелось.
   Он сидел, откинувшись затылком на горячую стенку. В кронах сосен расщебеталась птичья мелкота. Вниз летели невесомые чешуйки. На прогалине показалась трогательная весенняя травка, бледная и худосочная.
   За много дней и даже лет ему впервые так спокойно ничего не хотелось. Только сидеть, слушая весну. Только греться. Даже не думать. Даже не думай! Он и не думал. Ловил тонкими ноздрями влажные лесные запахи. Нет борьбы, нет проблемы, нет времени, нет людей. Есть он и кусочек его мира, куда разрешен вход только одной женщине. Она подкрадется, чтобы озадачить внезапностью своего появления, на мгновение привнесет в его уголок нервную суету, обдаст дыханием далекой жизни с ее бессмысленным движением, потом успокоится в его руках, чтобы через короткое время взорваться оргазмом…
   Со стороны тайной калитки послышались шаги. Не Марго. Из внешнего мира к Вадиму приближался мужчина. Шел осторожно мелко ступая, загребая рыхлую землю на дорожке. Андрагу захотелось просканировать: кто, что, за чем; что про него, расслабленного и умиротворенного, думает. Не стал. Он зарекся копаться в человеческих мозгах. Даже в мысли мужа Марго не лазил, хотя, однажды такое желание возникло.
   Александр Викторович собрался по нефтяным делам в Париж. Марго объявила Вадиму, что бизнесмены приглашены на саммит вместе с женами. Все оплачено принимающей стороной. Она только что вернулась из столицы - дела детей потребовали экстренного присутствия. Они виделись второй день. Первый продолжался бурно и долго - до утра. Потом хозяйка исчезла и появилась только вечером с известием, что вскоре опять уезжает. Вадим замолчал. Не расспрашивал, не возмущался. Лицо сделалось неподвижным. Не злым - отрешенным. Марго еще убеждала его в необходимости ехать: муж настаивает, выставляет ей условия, он же на все согласился… Она остановилась, только когда Вадим перебил, сказав что поставит чайник. Чаю хочется. Когда он вернулся, Марго рыдала, уткнувшись в подушку.
   — Я никуда не хочу ехать, - прорывалось сквозь всхлипы. - Я ни куда не поеду. Я останусь с тобой. Мне ни кто кроме тебя не нужен.
   — От чего же! Поезжай, - мирно предложил Вадим, уже устыдившись собственной черствости.
   Что, в конце концов, случится, если она уедет на неделю? Не одиночество его пугало - отсутствие заполненности того кусочка пространства, куда он еще допускал людей. Территория Марго не должна была пустовать. Он привык к комфорту ее присутствия. Без нее он начинал ощущать оторванность, жалкость своего существования. Врываясь в его жизнь, Марго возвращала ему сознание собственной значимости. Она, подумал Вадим, действует на меня как наркотик. Я подсел.
   И сам себе усмехнулся? Чепуха. Это просто отдых, полустанок на дороге из прошлого в будущее.
   Ему недвусмысленно дали понять, что три прецедента, из которых он должен выйти победителем, так или иначе, возникнут. Пусть это будет не завтра, не послезавтра. Через год, как и через десять лет он останется драконом.
   Марго смотрела на него расширенными от страха глазами. Вадим спохватился: вот - черт! Волю своим мыслям можно давать в сугубом одиночестве. Тем более, - он имел возможность в этом убедиться, - Марго обладала потрясающей интуицией.
   — Чего ты испугалась? - он сел рядом, притянул ее к себе. Сейчас все пройдет. Стоит прикоснуться - ток разбежится по жилочкам. Она уже не так упирается. Еще мгновение и твердыня падет.
   — У тебя стало страшное, совсем чужое лицо. Это был не ты.
   — А кто? Ну-ка сознавайся, кто тут был!
   — Прекрати паясничать.
   — Моя маленькая баронесса, я как никогда серьезен. Просто я расстроился, представив как твой муж трахает тебя на фоне Эйфелевой башни.
   — Я тебе уже говорила, у нас с ним давно ничего нет, - она села и начала вытирать слезы. - Я никуда не еду.
   — Едешь. Тебе стоит прошвырнуться по Парижу. Тем более, поездка оплачена. Твое дело, только получать удовольствие.
   Голос Вадима звучал вполне искренне, но Марго еще некоторое время к нему присматривалась.
   — Хорошо. Я поеду.
   Она ушла. Вадим лежал у телевизора и не столько смотрел, сколько пытался разобраться, что его погложивает. Не лож - нет. Тень фальши, что ли промелькнула. Проверить, заглянуть в мысли
   "нашего" благоверного и подруги? Да, на хрен! грубо оборвал себя Андраг, стоит ли разменивать пятак на рубли.
   Вадим приоткрыл один глаз и сразу зажмурился. Перед ним стоял его зимний гость. Кепочка в красно-зеленую клетку, короткая светлая ветровка; джинсы, туго обтягивают ляжки. А сапоги - резиновые. Не иначе, прибыл на севера из средних широт, где уже подсохло; и только, по прибытии, разобрался - тут мимо пролетарской обувки не проскочишь. Рыжее лицо покрыто ранним загаром.
   Большой кривой нос - по ветру. В глазах ни тени вызова или нахрапа. Наоборот - уважение.
   — Какого хрена тебе надо? - бесцеремонно спросил Андраг.
   — Здравствуйте, барон.
   — Да пошел ты!
   — Сей момент испарюсь. Только передам вам записку.
   — От кого?
   — Не знаю. Мне позвонили…
   — Бумажка из телефона вылезла?
   — Ее опустили в почтовый ящик.
   — Давай.
   Ик протянул большой белый конверт. На обратной стороне створки слепила печать. Рука дрогнула. Знакомый зеленый сургуч бугрился оттиском рубля советской чеканки.
   — Пшел отсель, - скомандовал Андраг гостю.
   — Уже ухожу, только позволю себе заметить: я восхищен вашими переменами. Зимой, - простите, не разобрался, - вы производили впечатление выкинутого из жизни интеллигента, у которого всего имущества - принципы. А это - верная смерть. Однако вы переболели, - адаптационный синдром, со всяким бывает, - и прекрасно устроились. Надеюсь, теперь вы со мной согласитесь: тут тоже можно жить.
   Андраг поднимался медленно. Его, оказывается, одобрили, за своего теперь держат. У-тю-тю…
   Ик пролетел метра три, въехал спиной в недотаявший твердый сугроб, коротко взвывнул, подхватился и рванул по прогалине к калитке. Элегантная курточка и джинсы на заднице измазались землей и хвоей.
   Андрага трясло. Конверт в руке ходил ходуном. Ощущение покоя и умиротворенности улетучились. Сволочь! Пусть только еще раз попадется на глаза - мокрого места не оставлю.
   Не дожидаясь, пока уймется дрожь, он вскрыл конверт. На белом листочке знакомой вязью и знакомым почерком ожгло: "Ты еще дракон?"
   Бумага не рвалась. Он пытался разодрать ее в мельчайшие клочки. Она только издевательски потрескивала. Андраг скомкал листок и втоптал его в жирную лесную грязь.
   Какого черта они врываются в его жизнь! Что им надо? Наказали, сослали, пусть живут себе спокойно. Пусть радуются. Он навсегда останется здесь. Ему тут хорошо! Из горла сам собой вырвался сдавленный рев. Андраг напрягся как перед броском. На лицо упал солнечный луч и опалил. Показалось, за спиной сейчас хлопнут гигантские перепончатые крылья…
   Показалось. Солнце зашло за мизерную тучку. Под ногами хлюпнул весенний компот из хвои и талой воды. Конверт куда-то подевался. Только отклеившаяся печать с оттиском рубля осталась в потной ладони.
   Вадим повалился на скамью: закрыть глаза, забыть все. Иначе умрешь от стыда.
   Марго подкралась как всегда незаметно. Он не услышал, Попросту не способен был слышать посторонние звуки, только набат в собственной голове.
   — Что с тобой? - сразу встревожилась женщина.
   — Ничего, - огрызнулся Вадим.
   — Я же вижу, что-то случилось.
   — Плохое настроение.
   Не объяснять же ей, в самом деле, что тут произошло. Любить-то любит, да все равно по психиатрам затаскает.
   — Чем вызвано твое настроение?
   — Мне надо уехать… На некоторое время, - поправился Вадим, увидев как вскинулась
   Маргарита. - Надо чем-то заняться, в конце концов. Я больше не хочу пребывать в роли приживалки.
   — Ты с ума сошел! О чем ты говоришь? Какая… Не торопись, прошу тебя, - ее голос из напористого, истерического стал монотонным. Справилась с собой, сейчас начнет давить, понял
   Вадим. - Я что-нибудь придумаю. Я уже придумала, только не знала, как ты к этому отнесешься.
   — Что? - вяло поинтересовался Ангарский.
   — Мы откроем свою фирму. Ты можешь делать на компьютере небольшие проекты. Я буду доставать заказы, ты - выполнять. Я - глупая эгоистка - радовалась, что ты все время рядом, что тебе хорошо. Дура, не могла понять, что тебе нужно настоящее мужское дело.
   — Мужским делом я с тобой через ночь занимаюсь.
   — Не злись, пожалуйста. Скажи, ты согласен с моим предложением?
   Вадим почувствовал страшную усталость. Ушла бы она, что ли. Назрела необходимость, побыть одному. Но она не отстанет. Напор и цепкость, пожалуй, самые яркие черты ее характера. Еще хуже, если начнет плакать. С женскими слезами он никогда не умел справляться. Осталось, согласиться.
   Там видно будет.
   Таким вот манером на свет появилась карманная фирмочка "Сигнал". В формальности Вадима не посвящали. Да они, собственно, были ему до фонаря. Он не без напряжения вник в работу, потом она стала ему нравиться. Маргарита привозила заказы. Не сказать, чтобы их было много, но - были.
   Она с гордостью каждый раз сообщала Вадиму заработанную сумму, а однажды принесла и плюхнула на стол пачку сотенных, перетянутую банковской резинкой.
   — Решила выдать мне зарплату?
   — Ты смеешься?
   — Разве?
   — Я хочу, чтобы у тебя были карманные деньги.
   — Спасибо.
   — Ты их заработал.
   — Звучит, как одобрение беспризорнику, вставшему в колонии на путь исправления. Еще добавь: "На свободу с чистой совестью".
   — Не понимаю, от чего ты злишься.
   — Я сам не понимаю. Наверное, засиделся на одном месте. Хочется на простор.
   — Давай выберемся в город, посидим в кафе.
   — Нет.
   — Тогда, просто погуляем.
   У нее сморщились губы. Она едва сдерживалась. Ну, чего он, в самом-то деле, к ней цепляется?
   Она хотела его обрадовать, старалась. Она многое понимает, но не все. И этого всего ей не объяснишь, к сожалению.
   — Хорошо. Давай погуляем.
   От ворот дачи они проехали по узкой извилистой дорожке, с которой свернули на трассу.
   Маргарита водила машину недавно, от того наверное, нервничала сильнее обычного. Резко выкрутив рулевое, она чуть не влепилась в зад ПАЗику, остановившемуся у шаткого прозрачного павильончика. Ангарский даже и не предполагал, что совсем рядом - пятнадцать минут пешком - остановка автобуса.
   — Вахтовка, - раздраженно отмахнулась Маргарита, - Утором привозит рабочих, вечером забирает. Тут кругом качалки.
   В трех шагах от остановки на темном фоне леса проступали контуры сарая на колесах. Возле автолавки топтались мужики рабочего вида. Один держал растопыренный полиэтиленовый пакет, другой ставил в него бутылки, снимая по одной с прилавка.
   — Родные лица земляков, - весело констатировал Ангарский. К нему вернулось хорошее настроение. Зато Марго газанула так, что Вадим чуть не врубился лбом в стекло.
   — С ума сошла!
   — Извини.
   — Осторожнее. Не картошку везешь.
   Она не приняла шутливого тона. К лицу будто приклеилась злая гримаса. Сама вытащила его из берлоги, сама злится. Никогда ему не понять баб. Или просто нервничает за рулем? Ангарский машину водить хоть и умел, не имел водительских прав.
   Они до вечера бродили по городу. Комары тут не так свирепствовали. Можно было посидеть на открытых верандочках летников. Вадим цедил пиво. Марго пила кофе. Горький напиток лился под шелест ее разговоров. Он не вслушивался. Обычная женская чепуха, возведенная в ранг проблемы.
   Лишенный смысла поток звука успокаивал, даже убаюкивал.
   Да и Маргарита утихомирилась. Вспышка, накрывшая ее в лесу, выкипела. Разве, на донышке глаз нет-нет да плескались следы раздражения.
 

***

 
   Год прошел как сон пустой. Царь женился… Мне это не грозит. Уже. Иначе, нежели ожененным, мое состояние не назовешь. Сижу в тапочках, смотрю телевизор. В лавку, разве, сбегать за пивом.
   Но сегодня на даче саммит. Съехались все мурзы и беки нашего острова нефтянх сокровищ. Делют, ой, делют! Значит, сиди, не высовывайся.
   Захотелось высадить окошко. Марго прибежит, общебечет, обуспокаивает. Бедная, не легко ей со мной. Есть еще вариант - удавиться. Интересно, после смерти я приду в базовый вариант или так и останусь в человеческом теле? Вот было бы здорово: они набегут, а тут змеюка в петле болтается.
   Жаль, не посмотришь.
   Вадим шарахнул кулаком по крышке телевизора. Японец последней модели послушно мигнул и погас. Самое интересное, включался потом без каких-либо проблем. Обращаться с телевизором таким манером, вошло у него в последнее время в привычку.
   Что бы еще выключить? Точно, за пивом пора. Иначе ситуация грозит выйти из-под контроля.
   Он быстро оделся, накинул на плечи старую темную куртку и сунул в карман полиэтиленовый пакет. Розливного в автолавке нет, придется брать бутылочное. Кафка. "Замок" - самое место для заначки. Марго давным-давно пресекла поток свободных денег, некогда щедро вылитый на
   Ангарского. Не оправдал доверия - первую же дотацию пропил до последней копейки. Пил неделю.
   Она ругалась, грозилась, причитала, плакала. Пьяный Ангарский легче переносил женские слезы, потому, натиск выдержал, и, как только выдался момент, опять смотался к автолавке за спиртным.
   Возвращение к трезвой жизни прошло страшно. Марго бесновалась. Стоило не малых усилий, вернуть ее в нормальное состояние. Прежде чем в следующий раз дать ему денег, она взяла с него слово, не пить. Слово он, разумеется, дал. А лавка-то, оказывается, работала и ночью.
   Так и пошло. Стоило завестись монете, Вадим шел за пивом. Иногда тем и ограничивался. Чаще брал еще и водки. Марго метала громы и молнии. Не раз вставал вопрос о расставании. Вадим перестал со временем обращать внимание на эти угрозы. Она без него уже не могла. Тоже подсела.
   А за тем и смирилась, принимая его заходы, как необходимое зло. Но денег практически не давала.
   Вадим изворачивался, сознавая, между прочим, что она добра ему желает, но ни как с этим добром на данный момент не согласный.
   У господского дома клубились. Народищу понаехало как на престольный. В небо пуляли петарды. Не салютом - по одной. Развлекались пока. Салют назначен на более позднее время, когда упадут хоть какие-то сумерки. Если они дотянут до салюта, подумал Вадим. Я точно не дотяну - слягу.
   Шесть пивных бутылок уместились в пакете, две - в карманы. Порядок. Возвращался он тем же путем. Тропинка вилась между жутко густых кустов шиповника. Не приведи Высокое Небо, упасть
   — близкая женщина замучается колючки из задницы вытаскивать. Прошел, даже не зацепившись.
   Выпитая у лавки бутылка легла на старые дрожжи почти неощутимо. Только слегка покачивало.
   Ключ бесшумно повернулся в замке. Вадим распахнул воротца.
   Оба-на! Прямо перед ним на тропинке стояли четверо: пузатый дядька лет шестидесяти, в разъехавшейся над ремнем белой рубашке, и, накинутой на плечи куртке. Двое, по виду - бодигарды. И Александр Викторович.
   В момент растворения калитки, Александр Викторович что-то рассказывал толстому дядьке. Тот кивал всем организмом. Бодигарды держались в непосредственной близости. Случись, кивание перейдет в свободный полет - подхватить.
   — … уйти, прийти незаметно… - хозяин дачи споткнулся. А чего собственно? Сам сказал, сам нарвался на пример. Ангарский, вот, ушел незаметно, а что при возвращении попал на глаза, так нечего почетных гостей по кустам таскать, сидели бы за столом, водочку кушали.
   — Кто такой? - повелительно взревел гость. Вадим молчал. Александр Викторович и так улыбался, а тут растянул рот до предела возможности:
   — Это - родственник. Брат. Троюродный.
   Молочный, про себя добавил Вадим. Компания освобождать тропу не собиралась. Ему, что так и стоять на пороге? Господа, мне в дом надо. Вы - уже. А я - еще.
   — Почему твой брат не участвует в празднике? - считай, по буквам выговорил гость. - Не порядок. Брезгует? Наказать!
   — Он болеет, - приклеившаяся к лицу хозяина поместья улыбка, не давала нормально говорить.
   Получилось маловразумительно. Зато глаза горели такой злобой, будь Ангарский послабей, испепелился бы на месте.
   — Щас вылечим! - взревел гость. - Орлы! Хватайте родственника под микитки и тащите за стол.
   Приказываю, напоить. Иш, болеет. Вылечим!
   У Вадима вежливо забрали авоську. Там звякнуло. Толстяк сноровисто потянулся к пакету.
   — Пиво! Семерочка. Открыть!
   Охранник вытянул бутылку и моментально распечатал. Специально, что ли, открывашку носит, или у них такая сноровка входит в подготовку? Толстяк, приникнув бутылке, высосал ее одним духом. Силен дядька! Вадима, между тем, аккуратненько подтолкнули вперед, идите, мол, вас же пригласили. Пошел. С души в миг своротило. Но устроить демонстрацию - подставить Марго.
   Ничего, гостей много, затеряется и свильнет. Пива жалко.
   Ни хрена себе, праздничек! Гостей на площадке перед домом толпилось человек тридцать.
   Обслуги - примерно в половину. Столы вынесли на воздух. Что бы, значит, вольно дышалось. К
   Вадиму тут же подскочила Марго.
   — Как ты здесь оказался?
   — Твой муж гостей выгуливал по лесу. Столкнулись.
   — Я же просила, не выходить сегодня, - она была взвинчена больше обычного. Только искры не летели. Впрочем, и такой она ему нравилась. Однако не до нежностей. На них стали оборачиваться.
   Марго откачнулась, заулыбалась. Вадим тоже растянул губы, повертел головой, да так и замер на месте. За углом стояла отдельная от других компания. На столько отдельная, что у него перехватило дыхание. Трое в рыцарских доспехах озирались через узкие прорези шлемов. Двое - высокие, массивные. Третий - низкорослый, но широкоплечий. Все вооружены
   Вадима сзади подтолкнули. Он обернулся. Давешний бодигард покивал на стол. Ангарскому очень не понравилась его улыбка: глумливая, поганенькая, всезнающая и в то же время опасливая.
   Похоже, информация в ведомстве толстого начальника поставлена блестяще. Не прошло и пятнадцати минут, а охрана уже знает кто тут кому вася.
   — Не хочу, - процедил Вадим сквозь зубы.
   — Мне приказано проследить, - прозвучало вежливо, но и с некоторой угрозой.
   — Следи. У тебя работа такая.
   — Ага. У меня - такая. У тебя - другая, - в тон ему заелся бодигард.
   В голову ударила горячая волна. Мгновенно все поплыло. Рожа парня растеклась волнистым блином. Не захочешь, да попадешь. Дракон внутри поднял голову. Ангарский поднял глаза. Что уж там в них узрел качок из охраны? Только его сдуло. Был, маячил, сам напрашивался - и пропал.
   Только ближний стол качнулся. На траву попадали, стоявшие с краю фужеры. На неловкого слегка заматерились и забыли. На инцидент вообще никто внимания не обратил, потому что трое кольчужников вышли из своего укрытия.
   Вадима еще потряхивало, однако, и он вместе со всеми попятился, освобождая место. Каскадеры, донеслось из толпы. Марат Ибрагимович каскадеров снял для боя.
   Невысокий, изящный, прямой восточный человек подошел к троим и поздоровался с низкорослым за руку. Тому пришлось снять латную перчатку. Марат Ибрагимович так же прямо и значительно отвалил. Незаметная на общем хаотичном фоне охрана расступилась, образуя заплечное каре. Марат Ибрагимович еще потянул время. Трое стояли в вольных позах. Мечи в ножнах. Глаза обегают толпу. Артисты! У Вадима зачесалась правая ладонь. К деньгам. Нет. К деньгам - левая. Правая - здороваться. И так уже…
   Низкорослый отошел в сторону. Оставшиеся развернулись друг к другу. По неслышному хлопку восточного гостя мечи взлетели из ножен.
   Они хорошо работали. Андраг весь ушел в поединок. Его толкали, он не обращал внимания.
   После очередного, прекрасно разыгранного и отбитого выпада, противники разошлись. Над площадкой на мгновение повисла тишина. Потом зрители вяло захлопали. Вадим недоуменно огляделся. Чего этим закормленным сволочам надо? Им ведь только что показали класс. Ни хрена они не увидели. Разве искры от сталкивающихся мечей. Зато разогрелись. Кое-кто уже машет руками, показывая, как бы он это сделал, если бы умел.
   Вадим наблюдал толпу, когда сзади, пониже поясницы ему прилетел короткий пинок; не ожидал и выпал из толпы, чудом не ткнувшись носом в газон; в последний момент сумел подставить руки и тут же вскочил. В сумерках, в мельтешении лиц мелькнула рожа бодигарда. И пропала. Лови.
   Окружающие хохотали. Клоуна им выкинули на манеж, пока бойцы отдыхают! Ангарский решительно шагнул из круга. Он уйдет. Прямо сейчас соберет манатки и уйдет. Он больше никогда не переступит порог этого дома. Если Марго так его любит, пусть уходит от мужа.
   Вадим не заметил, когда на пути появился толстяк. Он вообще ничего перед собой не видел, когда в лицо густо пахнуло коньячно-пивной смесью. Гостюшка уже столько принял, в пору под столом отлеживаться, однако, гулял.
   — Родственник! - заорал он радостно. - А мне сказали, ты уже выбыл. Пошли отметим наш праздник. Или ты не рад? Говори.
   Вадим попытался его обойти, толстяк ухватил его за рукав.
   — Стой. Куда? Гулять, так гулять. Орлы! Присмотрите.
   Вадима грубовато потеснили к арене. Пришлось отступить. Он развернулся лицом к каскадерам.
   В спину горячо дышали бодигарды.
   Бой, между тем, заканчивался. Низкорослый, - главный у них, как понял Вадим, - без труда одолевал своего противника. Одолел, поклонился, приложив руку к груди. Все по правилам. Глянул на Марата Ибрагимовича. Тот важно кивнул. На коротышку пошли двое. У них по одному мечу. У него - меч и спадон. Ангарский даже про бодигардов забыл. Черт с ними, подышут - отвалятся.
   Ух, как красиво он работал. Четко, умело, ловя даже не взмах, не жест - мгновение зарождения жеста; и почти не двигался с места. Они крутились. Он стоял. Толпа тоже замерла. Даже до пьяных хозяев и хозяйчиков, кажется, дошло. А бой распалялся. Парни вошли в раж. Они наскакивали на главаря уже не по учебному - азартно, хлестко. Он только головой встряхивал. В толпе начали подвывать, постанывать. Завизжала женщина. Один из противников оступился. Вадим бы руку дал на отсечение - не трюк - по настоящему оступился. Главарь воспользовался ошибкой и мечом плашмя отправил противника на землю. Тот не торопился вставать. А когда таки поднялся, со вторым уже тоже было покончено. Меч валялся далеко в стороне, сам поединщик - под ногами победителя. Вот тут толпа взорвалась по настоящему. Им показали! Они видели!
   Визжали женщины. Мужчины орали и матерились. Марат Ибрагимович улыбался как победитель, - купил, так купил развлечение, сто лет не забудут, - улыбался и головой по сторонам покручивал: все ли поняли, кто тут главный виновник?
   В центр внезапно вывалилась совсем уже расхристанная фигура. Лица в сумерках не видно, но и так понятно, кто. Рубашка расстегнута, волосатое пузо квашней свесилось на ремень. Куртку он где то потерял. И так не мерзнет, распалился как все.
   — Марат! Дай я тебя поцелую.
   — Лучше выпьем, дорогой, - отвертелся тот.
   — Успеем выпить. Я драться хочу.
   — Так, драться или целоваться?
   Толстяк пьяно задумался, закручинился даже. А надумав, заорал на сторону:
   — Бой до крови!
   — С ума сошел, дорогой. Завтра в министерство на коллегию лететь. Пусть дерутся те, кому положено.
   — Они все подставные, - упрямо возразил толстяк. - Я видел: они нарочно подстроили бой.
   — Я им за это плачу.
   Но голос восточного мужчины потонул в гаме. Высокое собрание неожиданно приняло сторону толстяка. Впрочем, Марат Ибрагимович не был обескуражен. А хрена ли ему? Хотят гости забавляться - пусть. Он кивнул главному каскадеру. Тот, так и не сняв шлема, на кивок не побежал; постоял, глухо сказал что-то своим и только после этого двинулся к высокому начальству. Говорили они не долго. Пара слов. Каскадер кивнул, потом сам задал вопрос. Марат Ибрагимович поморщился, но согласился.
   — Бой до первой крови, - глухо донеслось из-под забрала.
   На свободное пространство раскорякой вывалил один из знакомых бодигардов. Ему бы волыну в руки, а то с мечом он выглядел сущим идиотом.
   — Кольчугу, - скомандовал главный. Бодигард напрягся, ожидая распоряжения шефа, не дождался, и теперь пребывал в нерешительности. Один из каскадеров вынес длинную, сетчатую, металлическую рубашку. Под хохот собравшихся охранника облачили, на голову нахлобучили шлем, выдали перчатки. Он их бросил на траву. Андраг его понимал. Оголовок меча и так-то не больно в руках удержишь, а тут еще - негнущиеся чешуйчатые краги. Но главный каскадер настоял на своем. Парню пришлось натянуть латные перчатки.