Вадима она не отдаст! Она его любит. Он останется при ней.
Дальше можно было не смотреть. Сейчас г-н банкир принесет жене воды. Она выпьет, успокоится. Они договорятся, как договаривались все эти годы. И - в светлое будущее. В столицу.
Можно не беспокоиться, ничего г-н Васьков любовнику своей жены не сделает. Марго не позволит.
Умница, красавица, горячая, нервная любовница - женщина - одна на миллион, как выразился
Марат Ибрагимович. Ему тоже немного отломится, она уступит.
"Аляска" легким теплом легла на плечи. Поверх шапочки можно нахлобучить капюшон - никакой ветер не проймет. Ботинки, правда, слабоваты, но Вадим не собирался долго гулять, только немного пройтись перед сном. Надо успокоиться. Что, собственно, произошло?
Ни-че-го!
Державшийся две недели лютый мороз, отпустил. С утра бледно синее небо зарябило мелкими, подметенными облаками, на смену которым уже в сумерках раннего вечера пришли настоящие метельные тучи. Оно как дожидалось. Стоило пройти до конца дома и вывернуть на проспект, как ударил шквал. В лицо полетел снежный заряд.
Давненько вы, Высокий Господин, не гуляли по зимней ночи. Вспомните-ка молодость. Скоро новый год. Ветер сорвал с выставленной елки единственную пока, плохо закрепленную гирлянду, и кинул в сторону Вадима. Поземка подхватила, поволокла извивающуюся бумажную змею.
Как зовут тебя сестрица? Тускло-цветастая, шелестящая, бумажная драконица обвила ноги, попыталась зацепиться, но не смогла. Ее рвануло, подхватило и зазмеило дальше. Прощай, сестра.
Вокруг зажженых фонарей кружились мириады серебряных снежинок, делая их похожими на штормовые огни летучего голландца. Порыв - снежинки сдуло, по глазам безжалостно хлестнул холодный свет.
Вадим зажмурился и некоторое время брел в темноте. Внешний мрак, проникнув внутрь, угнездился там, начал разрастаться. Скоро от человек-негатива вообще ничего не останется. По улице ветром повлечет сгусток темноты, кинет в простор речного русла, перенесет на ту сторону и запутает истончившийся остов в потусторонних лесах. Останется эхо.
Можно двигаться вовсе не раскрывая глаз. Упрешься в стену или упадешь в яму, все - приключение.
Налетел на мужика, тот матюгнулся. Вадим пошел дальше. Пурга смазала очертания домов и улиц. Сколько ни топай, такое впечатление, остаешься на месте. Чтобы вырваться из лабиринта одинаковых домов, он пошел быстрее. Наконец улица вылилась в набережную, за которой вообще ничего, кроме мечущегося снега.
Он не хотел сюда идти. Так получилось. Ноги сами принесли. В конце набережной возвышался дом в форме трилистника. Одиннадцать этажей. Шесть подъездов. На четвертом этаже корпуса, развернутого окнами к реке, жила Ольга.
Если обогнуть дом, выйдешь к остановке автобуса. Надо бы поторопиться. Руки уже замерзли, ничего не чувствуют. Губы заледенели, доведись слово сказать - не получится. Ледяной сквозняк с реки выдул тепло из-под "аляски".
Вадим вспомнил, как замерзал на пустыре. Каким же он тогда был свободным и по сути счастливым. Иди куда хочешь, делай, что хочешь. Судьба тебя сама найдет. Нашла! Тогда его нашла
Ольга, а получилось - судьба. Как все странно обернулось через много лет.
Фонари горели, освещая, прочерченный снежными закосками, путь к ее дому. Любую дорогу следует пройти до конца. Сентенция не для данного случая, разумеется, зато как вовремя выскочила. Да и остановка где-то там недалеко.
Каждый шаг давался с таким трудом, будто он продирался сквозь ледяную воду. Мало того, в той воде плавали острые ледышки, норовя изрезать попавшего в нее человека. Не посмотрит, что он не совсем и человек даже. Изрежет, нашинкует мелкой стружкой и смоет в реку.
Шаг, еще шаг. Ее руки на груди, на плечах, на спине… Горячая волна прошла по телу, ударила в затылок. Они больше никогда его не обнимут. Она больше никогда не позвонит, не скажет коротко: приезжай. Он больше никогда не понесется к ней навстречу, оставляя за спиной любые резоны и выгоды, только для того чтобы увидеть, услышать, почувствовать.
Холодный обруч охватил голову - ветер - никакой капюшон не спасает. Вадим отвернулся от шквала и попятился. Обруч не отпускал. Ничего, осталось совсем немного. За домом остановка. Он спрячется от ветра за стенкой павильончика, переждет, оттает, потом приедет в свой офис - слово то какое поганое! - ляжет на продавленный диван, включит телевизор. И что дальше?
Он дико замерз, как еще сохранялась способность мыслить; но не торопился, шел все медленнее.
Ее дом надвинулся, пестро светящейся громадой. Окна, окна, окна: синие, красные, желтые; блеклые занавески, яркий свет, тусклый свет. Мертвенный свет телевизора.
Вместо остановки Вадим свернул к реке.
Ее окно светилось. Не замечая холода, да и вообще ничего, он остановился под фонарем на кромке тротуара, на границе жилого человеческого поселения и обрыва. Набережную в этом месте не достроили. Ни тебе ограждения, ни ступеней, ведущих к руслу - просто обрыв, с которого вниз змеилась узенькая ледяная тропинка - ребятишки протоптали, по своим детским делам. Вадим заглянул за край. Тропинка изгибалась и пропадала за высоким наносом. Если немного спуститься, ветер не будет так донимать.
Пока смотрел вниз, ее окно погасло. Понятно - Радзивиллы отправились спать.
Он тоже сейчас пойдет. Только чуть отогреется и отдохнет: сядет в снег за сугробом, еще посмотрит на ее окна. Там уютно, тихо, никто не мешает. Вокруг, вообще, ни души. Город как вымер. Ветер сечет, не разбирая живое - не живое.
Он еще раз глянул.
Темнота.
Он сам так решил.
Дракон свернулся, уложив голову на крыло. По коже волнами ходила дрожь. Тонкие кожистые веки вздрагивали. Ему, как и Вадиму было нестерпимо холодно… и пусто. С боку сорвалась и покатилась, мелодично звеня, последняя серебряная чешуйка.
Вадим уже шагнул в сторону, ведущей вниз ледяной тропинки, когда за спиной кашлянули.
Обернуться оказалось не так-то просто - заколодел. Пока разворачивался, успел подумать, только ведь никого не было. Если там отморозки с просьбой закурить, даже сопротивляться не станет.
Пусть режут. Так даже быстрее выйдет.
За фонарем, на грани видимости, на самой кромке скупого дергающегося света мелькала приземистая фигура. Ангарский, молча, смотрел в ту сторону. Неужели прохожий задержал ради пустого вопроса? Ворохнулось раздражение: пусть проваливает, пусть они все от него отстанут. Он больше не хочет…
Человек шагнул в круг света.
Левский!
Его Андраг узнал бы и через сто лет. Врезался парень в память, не вырубишь. Сколько раз после поединка, Вадим хотел найти этого человека. Зачем, спрашивала Марго. Действительно, зачем? В подручные не возьмет, в учителя - тем более. Хотя… И тут же ударила другая мысль: за ним послали убийцу. Левский и есть киллер. Ай да Александр Викторович! Не решился таки подставлять финансовую операцию под удар. Чем доверять хитроумной супруге и ее любовнику, лучше того любовника вывести из игры вовсе. И антураж соблюден: зарезали парня, бо прогуливался в ненужном месте, в ненужное время.
— Ты пришел меня убить? - напрямую спросил Вадим. Чего церемониться-то?
— Убить? - глухо прозвучало из-под фонаря.
Голос у каскадера изменился. Один к одному - давний, злобный враг, желавший извести молодого дракона еще в Долине. Глаза в глаза - Константин Левский. Зажмуришься…
Ангарский качнулся за предел света в мутную круговерть, подальше от человека. Тот шагнул следом.
— Я пришел забрать тебя с собой.
— Стоит ли напрягаться? Убей тут. Я не вооружен.
— Я пришел забрать тебя с собой.
— Кто тебя послал?
— Никто.
— Тогда уходи.
— Андраг.
— Что!!!
— Приговор исчерпан. Ты свободен.
Андраг смотрел из темноты на невысокого, широкого в плечах человека. Длинные серебряные волосы падали на плечи. Снег, наверное… Брови тоже белые. На нем не было шапки. Ветер свободно трепал подмерзшие космы.
— Кто ты?
— Барон Старой крови Андраг-старший.
— Мой отец?
— Да.
— Я ничего не понимаю! Я же не выполнил ни одного условия.
— Ты выполнил все как должно.
— Значит: суд, Совет, приговор - фикция, розыгрыш?
— Нет. Они настоящие. И приговор они тебе вынесли настоящий.
— Я ничего не понимаю, - беспомощно повторил Андраг.
— Ты слишком долго жил среди людей. У них все линейно: преступление - приговор - стенка.
Ты забыл, что главный суд над драконом вершит Высокое Небо. Или не знал? В новом Кодексе, кажется, нет такой статьи. Молодые забыли, что кодексы драконов пишутся на Небесах. Все, между тем, очень просто: ты не совершал преступления, за которое тебя судили, значит: приговор неправомерен.
— Зачем же тогда все?
— А ничего и не было. Это просто первая линька. Она самая болезненная.
— И нашего поединка не было?
— Был. Если бы ты его выиграл, твое пребывание здесь продлилось бы намного дольше. Ты не разменял чести. Ты сдался более достойному бойцу. На все - Высокое Небо.
— А враг?
— Дракон справедлив и милостив, но есть преступления, которые нельзя прощать. Что бы ни взывало к прощению.
— А… женщина? - Андраг не захотел произносить перед посторонним, в сущности, чужим ему существом имени. Андраг-старший понял и чуть помолчал, как по покойнику.
— Тут не властен никто.
— Даже Небо?
— Даже Оно. Женщина остается вечной болью. Это одно из условий возвращения.
— Я туда не вернусь.
Вадим еще кричал, еще хватал заледеневшими губами колючий воздух, а дракон внутри уже поднимал голову. Кожу покрыл ровный слой тонких серебряных чешуек. Человек еще корчился, а дракон уже расправлял крылья.
— Наш путь лежит совсем в другую долину, мой сын. Твой замок уже там. И девочка в зеленом платье, сшитом из занавески, подметает ритуальную тропу. Твой мажордом всех выгнал на субботник. Дом готов принять своего хозяина, люди - своего господина.
— Но я все еще ни понимаю… - одними губами прошептал Вадим.
— Мы не люди. Драконов воспитывают иначе. Вперед!
Вместо рук у Левского выросли два белых крыла. Хлопок, и ветер поднял над обрывом длинное мощное тело. Еще хлопок, второе, такое же извивающееся тело присоединилось к первому.
Старший взревел, выплескивая в ночь столб огня. Андраг заложил широкую дугу, в последний раз оглядывая ночь, город, ее дом, ее окно.
— Я смогу сюда возвращаться?
— А ты захочешь?
Андраг закричал как от боли. Столб огня ударил в небо.
Ольга стояла у окна. За спиной молчала темная комната. Чужая комната, чужой дом. Сколько лет она была тут хозяйкой! Она обживала вещи, вживалась в них. Она была женой, матерью, другом, помощником, товарищем. Она все время кем-то была.
Пока не стала просто женщиной.
Только в его руках она поняла, что можно быть просто женщиной. И ничего другого уже не надо.
Не греет тепло, не светит свет, не нужны ни слава, ни богатство. Если это - любовь, как же страшно любить. А терять? Когда остаешься совсем одна с чужими вещами и чужими, когда-то родными тебе людьми?
За окном ветер носил по пустынной набережной космы метели. Мир опустел Она так теперь и станет жить в пустом мире. Ее, разумеется, сочтут сумасшедшей. Ей это безразлично.
В метели замаячила одинокая фигура. Ее то скрывало совсем, то выхватывало порывистым светом фонаря. Ольге показалось, она узнает, кто это. Присмотрелась. На набережной стояли уже двое. Один высокий, ссутулившийся от холода, другой низкорослый с развевающимися волосами.
Или это метель завивает? Ничего толком не разобрать. Два бродяги столкнулись и думают куда податься? Скорее всего.
Простая житейская мысль чуть отвлекла, а когда Ольга глянула, под фонарем уже никого не было. Только взъярившаяся пурга захлестнула пространство, рисуя свои причудливые картины. В них две гигантских птицы расправили снежные крылья. Два раза полыхнуло и сразу за тем - два раската грома.
Зимняя гроза редкое зрелище.
Ольга сорвалась с места, заметалась по комнате, выбежала в прихожую, схватила с вешалки пальто и кинулась за порог. Быстрее! Быстрее на крышу. Она давно припасла ключ от чердачной двери. Чердака собственно и не было. На плоскую кровлю вела лестница и маленький тамбурочек.
Я схожу с ума.
Ну и что?
Я не могу больше!
Пусть лучше так, чем жить в пустоте. Пусть лучше небытие, чем постоянная боль, которая хуже любой физической. Но боль не самое страшное. ЕГО больше не будет никогда. Она поняла это как то сразу, в одно мгновение.
Две гигантские белые птицы кружили в небе. Она полетит за ними.
Она была уже на крыше. Позади остались десять шагов до края, до невысокого парапеты. Надо сделать еще два…
Ольга обернулась. От двери тамбура к ней бежал муж.
ЭПИЛОГ
Дальше можно было не смотреть. Сейчас г-н банкир принесет жене воды. Она выпьет, успокоится. Они договорятся, как договаривались все эти годы. И - в светлое будущее. В столицу.
Можно не беспокоиться, ничего г-н Васьков любовнику своей жены не сделает. Марго не позволит.
Умница, красавица, горячая, нервная любовница - женщина - одна на миллион, как выразился
Марат Ибрагимович. Ему тоже немного отломится, она уступит.
"Аляска" легким теплом легла на плечи. Поверх шапочки можно нахлобучить капюшон - никакой ветер не проймет. Ботинки, правда, слабоваты, но Вадим не собирался долго гулять, только немного пройтись перед сном. Надо успокоиться. Что, собственно, произошло?
Ни-че-го!
Державшийся две недели лютый мороз, отпустил. С утра бледно синее небо зарябило мелкими, подметенными облаками, на смену которым уже в сумерках раннего вечера пришли настоящие метельные тучи. Оно как дожидалось. Стоило пройти до конца дома и вывернуть на проспект, как ударил шквал. В лицо полетел снежный заряд.
Давненько вы, Высокий Господин, не гуляли по зимней ночи. Вспомните-ка молодость. Скоро новый год. Ветер сорвал с выставленной елки единственную пока, плохо закрепленную гирлянду, и кинул в сторону Вадима. Поземка подхватила, поволокла извивающуюся бумажную змею.
Как зовут тебя сестрица? Тускло-цветастая, шелестящая, бумажная драконица обвила ноги, попыталась зацепиться, но не смогла. Ее рвануло, подхватило и зазмеило дальше. Прощай, сестра.
Вокруг зажженых фонарей кружились мириады серебряных снежинок, делая их похожими на штормовые огни летучего голландца. Порыв - снежинки сдуло, по глазам безжалостно хлестнул холодный свет.
Вадим зажмурился и некоторое время брел в темноте. Внешний мрак, проникнув внутрь, угнездился там, начал разрастаться. Скоро от человек-негатива вообще ничего не останется. По улице ветром повлечет сгусток темноты, кинет в простор речного русла, перенесет на ту сторону и запутает истончившийся остов в потусторонних лесах. Останется эхо.
Можно двигаться вовсе не раскрывая глаз. Упрешься в стену или упадешь в яму, все - приключение.
Налетел на мужика, тот матюгнулся. Вадим пошел дальше. Пурга смазала очертания домов и улиц. Сколько ни топай, такое впечатление, остаешься на месте. Чтобы вырваться из лабиринта одинаковых домов, он пошел быстрее. Наконец улица вылилась в набережную, за которой вообще ничего, кроме мечущегося снега.
Он не хотел сюда идти. Так получилось. Ноги сами принесли. В конце набережной возвышался дом в форме трилистника. Одиннадцать этажей. Шесть подъездов. На четвертом этаже корпуса, развернутого окнами к реке, жила Ольга.
Если обогнуть дом, выйдешь к остановке автобуса. Надо бы поторопиться. Руки уже замерзли, ничего не чувствуют. Губы заледенели, доведись слово сказать - не получится. Ледяной сквозняк с реки выдул тепло из-под "аляски".
Вадим вспомнил, как замерзал на пустыре. Каким же он тогда был свободным и по сути счастливым. Иди куда хочешь, делай, что хочешь. Судьба тебя сама найдет. Нашла! Тогда его нашла
Ольга, а получилось - судьба. Как все странно обернулось через много лет.
Фонари горели, освещая, прочерченный снежными закосками, путь к ее дому. Любую дорогу следует пройти до конца. Сентенция не для данного случая, разумеется, зато как вовремя выскочила. Да и остановка где-то там недалеко.
Каждый шаг давался с таким трудом, будто он продирался сквозь ледяную воду. Мало того, в той воде плавали острые ледышки, норовя изрезать попавшего в нее человека. Не посмотрит, что он не совсем и человек даже. Изрежет, нашинкует мелкой стружкой и смоет в реку.
Шаг, еще шаг. Ее руки на груди, на плечах, на спине… Горячая волна прошла по телу, ударила в затылок. Они больше никогда его не обнимут. Она больше никогда не позвонит, не скажет коротко: приезжай. Он больше никогда не понесется к ней навстречу, оставляя за спиной любые резоны и выгоды, только для того чтобы увидеть, услышать, почувствовать.
Холодный обруч охватил голову - ветер - никакой капюшон не спасает. Вадим отвернулся от шквала и попятился. Обруч не отпускал. Ничего, осталось совсем немного. За домом остановка. Он спрячется от ветра за стенкой павильончика, переждет, оттает, потом приедет в свой офис - слово то какое поганое! - ляжет на продавленный диван, включит телевизор. И что дальше?
Он дико замерз, как еще сохранялась способность мыслить; но не торопился, шел все медленнее.
Ее дом надвинулся, пестро светящейся громадой. Окна, окна, окна: синие, красные, желтые; блеклые занавески, яркий свет, тусклый свет. Мертвенный свет телевизора.
Вместо остановки Вадим свернул к реке.
Ее окно светилось. Не замечая холода, да и вообще ничего, он остановился под фонарем на кромке тротуара, на границе жилого человеческого поселения и обрыва. Набережную в этом месте не достроили. Ни тебе ограждения, ни ступеней, ведущих к руслу - просто обрыв, с которого вниз змеилась узенькая ледяная тропинка - ребятишки протоптали, по своим детским делам. Вадим заглянул за край. Тропинка изгибалась и пропадала за высоким наносом. Если немного спуститься, ветер не будет так донимать.
Пока смотрел вниз, ее окно погасло. Понятно - Радзивиллы отправились спать.
Он тоже сейчас пойдет. Только чуть отогреется и отдохнет: сядет в снег за сугробом, еще посмотрит на ее окна. Там уютно, тихо, никто не мешает. Вокруг, вообще, ни души. Город как вымер. Ветер сечет, не разбирая живое - не живое.
Он еще раз глянул.
Темнота.
Он сам так решил.
Дракон свернулся, уложив голову на крыло. По коже волнами ходила дрожь. Тонкие кожистые веки вздрагивали. Ему, как и Вадиму было нестерпимо холодно… и пусто. С боку сорвалась и покатилась, мелодично звеня, последняя серебряная чешуйка.
Вадим уже шагнул в сторону, ведущей вниз ледяной тропинки, когда за спиной кашлянули.
Обернуться оказалось не так-то просто - заколодел. Пока разворачивался, успел подумать, только ведь никого не было. Если там отморозки с просьбой закурить, даже сопротивляться не станет.
Пусть режут. Так даже быстрее выйдет.
За фонарем, на грани видимости, на самой кромке скупого дергающегося света мелькала приземистая фигура. Ангарский, молча, смотрел в ту сторону. Неужели прохожий задержал ради пустого вопроса? Ворохнулось раздражение: пусть проваливает, пусть они все от него отстанут. Он больше не хочет…
Человек шагнул в круг света.
Левский!
Его Андраг узнал бы и через сто лет. Врезался парень в память, не вырубишь. Сколько раз после поединка, Вадим хотел найти этого человека. Зачем, спрашивала Марго. Действительно, зачем? В подручные не возьмет, в учителя - тем более. Хотя… И тут же ударила другая мысль: за ним послали убийцу. Левский и есть киллер. Ай да Александр Викторович! Не решился таки подставлять финансовую операцию под удар. Чем доверять хитроумной супруге и ее любовнику, лучше того любовника вывести из игры вовсе. И антураж соблюден: зарезали парня, бо прогуливался в ненужном месте, в ненужное время.
— Ты пришел меня убить? - напрямую спросил Вадим. Чего церемониться-то?
— Убить? - глухо прозвучало из-под фонаря.
Голос у каскадера изменился. Один к одному - давний, злобный враг, желавший извести молодого дракона еще в Долине. Глаза в глаза - Константин Левский. Зажмуришься…
Ангарский качнулся за предел света в мутную круговерть, подальше от человека. Тот шагнул следом.
— Я пришел забрать тебя с собой.
— Стоит ли напрягаться? Убей тут. Я не вооружен.
— Я пришел забрать тебя с собой.
— Кто тебя послал?
— Никто.
— Тогда уходи.
— Андраг.
— Что!!!
— Приговор исчерпан. Ты свободен.
Андраг смотрел из темноты на невысокого, широкого в плечах человека. Длинные серебряные волосы падали на плечи. Снег, наверное… Брови тоже белые. На нем не было шапки. Ветер свободно трепал подмерзшие космы.
— Кто ты?
— Барон Старой крови Андраг-старший.
— Мой отец?
— Да.
— Я ничего не понимаю! Я же не выполнил ни одного условия.
— Ты выполнил все как должно.
— Значит: суд, Совет, приговор - фикция, розыгрыш?
— Нет. Они настоящие. И приговор они тебе вынесли настоящий.
— Я ничего не понимаю, - беспомощно повторил Андраг.
— Ты слишком долго жил среди людей. У них все линейно: преступление - приговор - стенка.
Ты забыл, что главный суд над драконом вершит Высокое Небо. Или не знал? В новом Кодексе, кажется, нет такой статьи. Молодые забыли, что кодексы драконов пишутся на Небесах. Все, между тем, очень просто: ты не совершал преступления, за которое тебя судили, значит: приговор неправомерен.
— Зачем же тогда все?
— А ничего и не было. Это просто первая линька. Она самая болезненная.
— И нашего поединка не было?
— Был. Если бы ты его выиграл, твое пребывание здесь продлилось бы намного дольше. Ты не разменял чести. Ты сдался более достойному бойцу. На все - Высокое Небо.
— А враг?
— Дракон справедлив и милостив, но есть преступления, которые нельзя прощать. Что бы ни взывало к прощению.
— А… женщина? - Андраг не захотел произносить перед посторонним, в сущности, чужим ему существом имени. Андраг-старший понял и чуть помолчал, как по покойнику.
— Тут не властен никто.
— Даже Небо?
— Даже Оно. Женщина остается вечной болью. Это одно из условий возвращения.
— Я туда не вернусь.
Вадим еще кричал, еще хватал заледеневшими губами колючий воздух, а дракон внутри уже поднимал голову. Кожу покрыл ровный слой тонких серебряных чешуек. Человек еще корчился, а дракон уже расправлял крылья.
— Наш путь лежит совсем в другую долину, мой сын. Твой замок уже там. И девочка в зеленом платье, сшитом из занавески, подметает ритуальную тропу. Твой мажордом всех выгнал на субботник. Дом готов принять своего хозяина, люди - своего господина.
— Но я все еще ни понимаю… - одними губами прошептал Вадим.
— Мы не люди. Драконов воспитывают иначе. Вперед!
Вместо рук у Левского выросли два белых крыла. Хлопок, и ветер поднял над обрывом длинное мощное тело. Еще хлопок, второе, такое же извивающееся тело присоединилось к первому.
Старший взревел, выплескивая в ночь столб огня. Андраг заложил широкую дугу, в последний раз оглядывая ночь, город, ее дом, ее окно.
— Я смогу сюда возвращаться?
— А ты захочешь?
Андраг закричал как от боли. Столб огня ударил в небо.
***
Ольга стояла у окна. За спиной молчала темная комната. Чужая комната, чужой дом. Сколько лет она была тут хозяйкой! Она обживала вещи, вживалась в них. Она была женой, матерью, другом, помощником, товарищем. Она все время кем-то была.
Пока не стала просто женщиной.
Только в его руках она поняла, что можно быть просто женщиной. И ничего другого уже не надо.
Не греет тепло, не светит свет, не нужны ни слава, ни богатство. Если это - любовь, как же страшно любить. А терять? Когда остаешься совсем одна с чужими вещами и чужими, когда-то родными тебе людьми?
За окном ветер носил по пустынной набережной космы метели. Мир опустел Она так теперь и станет жить в пустом мире. Ее, разумеется, сочтут сумасшедшей. Ей это безразлично.
В метели замаячила одинокая фигура. Ее то скрывало совсем, то выхватывало порывистым светом фонаря. Ольге показалось, она узнает, кто это. Присмотрелась. На набережной стояли уже двое. Один высокий, ссутулившийся от холода, другой низкорослый с развевающимися волосами.
Или это метель завивает? Ничего толком не разобрать. Два бродяги столкнулись и думают куда податься? Скорее всего.
Простая житейская мысль чуть отвлекла, а когда Ольга глянула, под фонарем уже никого не было. Только взъярившаяся пурга захлестнула пространство, рисуя свои причудливые картины. В них две гигантских птицы расправили снежные крылья. Два раза полыхнуло и сразу за тем - два раската грома.
Зимняя гроза редкое зрелище.
Ольга сорвалась с места, заметалась по комнате, выбежала в прихожую, схватила с вешалки пальто и кинулась за порог. Быстрее! Быстрее на крышу. Она давно припасла ключ от чердачной двери. Чердака собственно и не было. На плоскую кровлю вела лестница и маленький тамбурочек.
Я схожу с ума.
Ну и что?
Я не могу больше!
Пусть лучше так, чем жить в пустоте. Пусть лучше небытие, чем постоянная боль, которая хуже любой физической. Но боль не самое страшное. ЕГО больше не будет никогда. Она поняла это как то сразу, в одно мгновение.
Две гигантские белые птицы кружили в небе. Она полетит за ними.
Она была уже на крыше. Позади остались десять шагов до края, до невысокого парапеты. Надо сделать еще два…
Ольга обернулась. От двери тамбура к ней бежал муж.
ЭПИЛОГ
— Алло.
— Оля! С наступающим новым годом!
— Машенька! Тебя тоже. Вовку поздравь.
— Он тебя сам поздравит. Приходи к нам.
— Спасибо.
— Оля, мы тебя ждем. Машка блинов напекла, какие ты любишь. Приходи.
— Спасибо, Володя, я уже не успею.
— Так и будешь сидеть одна в новогоднюю ночь?
— Машенька, мне никуда не хочется.
— Тогда мы к тебе нагрянем. Только шампанского под звон курантов выпьем и нагрянем. Ты от нас не отвертишься.
— Приходите. Я вас так люблю.
— Алло.
— Ольга Аркадьевна?
— Да.
— Поздравляю вас с наступающим Новым Годом. Вы меня узнали?
— Разумеется, Алексей Владимирович.
— Вы на меня все еще сердитесь?
— Стоит ли, выяснять отношения в новогоднюю ночь?
— Не сердитесь. Вы тогда долго болели. Мне пришлось взять на ваше место другого сотрудника.
Согласитесь, дело, есть дело.
— Не трудитесь оправдываться, Алексей Владимирович. Когда я болела, вам позвонил
Радзивилл и попросил меня уволить. Вы подсуетились. Я оказалась без работы. И только-то.
— Вы не правильно все понимаете, Кто дал вам право…
— Мне сам Андрей все рассказал. Не переживайте так-то. Я устроилась в другое место, с голоду не помираю. От Радзивилла на сегодняшний день не завишу. Стоило ли беспокоиться, звонить?
— До свидания.
— Алло.
— Ольга, привет!
— Здравствуй Танюша. С наступающим.
— Как живешь?
— Нормально.
— Андрей звонил?
— Да. Поздравил с Новым Годом.
— Вы с ним не собираетесь…
— Танюша, мы с ним никуда не собираемся. У него молодая жена, в марте ребенок родится. Он, по-моему, вполне доволен.
— А сын?
— Он тоже звонил. И, представь, тоже собирается жениться.
— А ты?
— Танюша, ты неисправима. Обещаю, как меня потянет под венец, тебе сообщу первой.
— Ну ладно, я так просто спросила. Не обижайся. Зайченок тебе тоже передает привет. Даю ему трубку.
— Оль-льгуня, приходи к нам.
— Ты во сколько начал провожать старый год?
— Я? Еще вчера.
— Заметно.
— Вижу, н-настроение у тебя хорошее. Давай, хватай такси и приезжай. Я рыбу жарю.
— Заяц, я вас с зайчихой поздравляю с наступающим. Я вас люблю.
— Алло.
— Привет.
— Здравствуй.
— Чем занимаешься?
— Как все, встречаю Новый Год.
— Хочешь, приеду?
— Нет.
— Почему?
— Хочу побыть одна. До свидания.
— Алло.
— …
— Алло. Вас не слышно. Перезвоните…
— Здравствуй.
— Ты!!!
— Оля! С наступающим новым годом!
— Машенька! Тебя тоже. Вовку поздравь.
— Он тебя сам поздравит. Приходи к нам.
— Спасибо.
— Оля, мы тебя ждем. Машка блинов напекла, какие ты любишь. Приходи.
— Спасибо, Володя, я уже не успею.
— Так и будешь сидеть одна в новогоднюю ночь?
— Машенька, мне никуда не хочется.
— Тогда мы к тебе нагрянем. Только шампанского под звон курантов выпьем и нагрянем. Ты от нас не отвертишься.
— Приходите. Я вас так люблю.
— Алло.
— Ольга Аркадьевна?
— Да.
— Поздравляю вас с наступающим Новым Годом. Вы меня узнали?
— Разумеется, Алексей Владимирович.
— Вы на меня все еще сердитесь?
— Стоит ли, выяснять отношения в новогоднюю ночь?
— Не сердитесь. Вы тогда долго болели. Мне пришлось взять на ваше место другого сотрудника.
Согласитесь, дело, есть дело.
— Не трудитесь оправдываться, Алексей Владимирович. Когда я болела, вам позвонил
Радзивилл и попросил меня уволить. Вы подсуетились. Я оказалась без работы. И только-то.
— Вы не правильно все понимаете, Кто дал вам право…
— Мне сам Андрей все рассказал. Не переживайте так-то. Я устроилась в другое место, с голоду не помираю. От Радзивилла на сегодняшний день не завишу. Стоило ли беспокоиться, звонить?
— До свидания.
— Алло.
— Ольга, привет!
— Здравствуй Танюша. С наступающим.
— Как живешь?
— Нормально.
— Андрей звонил?
— Да. Поздравил с Новым Годом.
— Вы с ним не собираетесь…
— Танюша, мы с ним никуда не собираемся. У него молодая жена, в марте ребенок родится. Он, по-моему, вполне доволен.
— А сын?
— Он тоже звонил. И, представь, тоже собирается жениться.
— А ты?
— Танюша, ты неисправима. Обещаю, как меня потянет под венец, тебе сообщу первой.
— Ну ладно, я так просто спросила. Не обижайся. Зайченок тебе тоже передает привет. Даю ему трубку.
— Оль-льгуня, приходи к нам.
— Ты во сколько начал провожать старый год?
— Я? Еще вчера.
— Заметно.
— Вижу, н-настроение у тебя хорошее. Давай, хватай такси и приезжай. Я рыбу жарю.
— Заяц, я вас с зайчихой поздравляю с наступающим. Я вас люблю.
— Алло.
— Привет.
— Здравствуй.
— Чем занимаешься?
— Как все, встречаю Новый Год.
— Хочешь, приеду?
— Нет.
— Почему?
— Хочу побыть одна. До свидания.
— Алло.
— …
— Алло. Вас не слышно. Перезвоните…
— Здравствуй.
— Ты!!!