Евтушенко Алексей Анатольевич. Отряд-2

   Дитц курил и смотрел на спину роботехника Богдана, который, положив связанного андроида на траву в нескольких метрах от обер-лейтенанта, аккуратно вскрывал «языку» череп.
   Из предварительного допроса им стало понятно лишь то, что андроид не воспринимает их как людей. А воспринимает, наоборот, как смертельных врагов рода человеческого, свалившихся на Землю неведомо откуда с целью этот самый род уничтожить на корню. Безжалостно и беспощадно. Собственно, уже многое становилось понятным. Первый закон роботехники вовсе не был нарушен. Наоборот. Он свято выполнялся. Ибо каким-то невероятным образом перепрограммированные андроиды были совершенно уверены в том, что защищают людей от злых и агрессивно настроенных пришельцев. Но вот как подобное перепрограммирование стало возможным…. Дитц, разумеется, ни черта во всем этом не понимал. Да и не хотел. Он хотел одного. Закончить бой победой и, по возможности, остаться в живых. Но для того, чтобы противника победить, его нужно знать. Именно поэтому он дал Богдану время вскрыть черепную коробку андроида и добраться до его электронных мозгов, чтобы роботехник мог понять, что же все-таки произошло.
   – Ну что там? – спросил он Богдана, лениво поднимаясь на ноги.
   Тот уже подсоединил к голове «языка» какие-то провода и теперь пристально всматривался в экран переносного компьютера.
   – Немного терпения, – коротко обернулся роботехник. – Если бы все было так просто…
   – Ничего, ничего, – заверил его Хельмут, – работай.
   В нагрудном кармане требовательно пискнуло.
   Дитц вытащил черную плоскую, величиной с пачку сигарет рацию и щелкнул переключателем.
   – Дитц на связи.
   – Хельмут, это Велга. Как там у вас? Узнали что-нибудь?
   – Нет еще. Богдан только-только подключился к мозгу нашего «языка». Нужно время. Как вы?
   – Нормально. Нашли еще двадцать человек живых. И уничтожили штук пятнадцать андроидов. Под моим командованием уже чуть ли не полурота.
   – Если дальше так пойдет, то мы с тобой, дружище, через пару дней будем командовать дивизиями, – улыбнулся в микрофон обер-лейтенант.
   – Не дай Бог, – оставил без внимания шутку друга Александр. – Ладно, до связи. Как только что-то узнаешь, вызывай.
   – Обязательно. Удачи.
   – Удачи.
   Дитц отключился, и тут же рация запищала снова. На этот раз на связь вышел оставшийся оборонять госпиталь Руди Майер.
   – Господин обер-лейтенант?
   – Да. Что у вас, Руди?
   – Все в порядке. Принимаем раненых. Андроидов не видать. Но тут Анна хочет вам сказать два слова. Что-то наша колдунья учуяла. Надо бы Богдану проверить ее предположения.
   – А где она?
   – Да вот она, рядом стоит.
   – Ну, так передай рацию!
   – Передаю.
   – Хельмут? Это я, Аня. У меня есть информация для всех вас. Но так как Богдан в твоей группе, то я тебе первому сообщаю.
   – Слушаю тебя, Анечка.
   – Я тут своими методами попробовала определить, что именно происходит, и обнаружила странную вещь… не знаю, как сказать…
   – Словами, словами говори.
   – В общем, если коротко, то я обнаружила источник незнакомого излучения в Городе. Очень мощный источник.
   – Что такое излучение?
   – Черт, Хельмут, для того, чтобы тебе это объяснить, нужно, чтобы ты хоть немного знал современную физику. Как бы тебе… Нечто вроде электрического поля. Но не оно. И это не радиация. Некое излучение явно искусственного характера, природа которого мне не известна.
   – Хорошо. Излучение. И что?
   – А ты подумай. Кто-то перепрограммировал андроидов. Может, эта штука имеет к данному факту самое непосредственное отношение? Между прочим, я определила его источник. И должна тебе сказать, что картина получается очень интересная.
   – Ну?
   – Скорее всего, это наш дом на улице Зеленой. То есть, дом Николая, шофера. Или его друзей, не знаю. Во всяком случае, если и не он, то где-то совсем рядом.
   – Погоди, погоди… Ящики! Ящики, которые мы выгружали в подвал тем вечером!
   – Вот именно!
   – Так, так, так. Действительно интересно… Хорошо, Аня, спасибо тебе. Продолжай наблюдение, а я сейчас найду Велгу, и мы проверим этот наш симпатичный особнячок. Все, до связи.
 
   Осторожность – в крови хорошего фронтового разведчика, а Валерка Стихарь был разведчиком весьма неплохим. Но, во-первых, ему никогда раньше не приходилось проводить разведку воздушную, а во-вторых, за эти несколько часов он привык, что андроиды не стреляют по летящим целям. Видимо, до их механических «мозгов» не доходило, что флаерами, назойливо кружащими над Городом, управляют люди. Те самые люди, которых они воспринимали как нелюдей.
   Именно поэтому, когда с крыши хорошо ему знакомого особняка на Зеленой по ним ударили автоматные очереди, Валерка в первую секунду оторопел от неожиданности нападения и наглости врага, а во вторую секунду заорал своему пилоту: «Атас! Отваливаем!!»
   Но было уже поздно – в них попали.
   Единственное, что Валерка успел разглядеть – это несколько человеческих фигур на крыше с автоматами в руках. Но были это люди или андроиды, он не понял. Он и вблизи-то еще не научился их сразу отличать, а уж сверху да еще на расстоянии… Впрочем, ему в данный момент было не до этих мелочей, потому что в них не просто попали, а попали хорошо.
   – Теряю управление! – крикнул ему пилот по имени Олег. – Держись крепче!
   – Вот же б…дь! – с чувством сказал Валерка, глядя на слишком быстро, по его мнению, приближающиеся крыши. – Мама, роди меня обратно!
   – Что там у тебя?! – рявкнула рация голосом Велги.
   – Все хорошо, Саша! Падаем! На Зеленой засада…
   И тут они упали.
   В последний момент Олег чудом сумел выправить машину и слегка спланировать, переведя падение прямое в падение скользящее. Но маневра они были лишены начисто, и поэтому сесть на улицу не удалось, и первая же попавшаяся крыша дома послужила им посадочной площадкой.
   Им повезло.
   И даже повезло дважды.
   Крыша оказалась плоской, безо всяких надстроек и достаточно широкой и длинной для того, чтобы падающий флаер сумел на ней удержаться и погасить скорость. Опять же у этой самой крыши оказался довольно крепкий парапет, который и остановил окончательно изувеченную машину. И хорошо, что остановил, потому что падать с высоты десяти этажей….
   –Нет, – высказался Валерка, выбравшись из флаера и с содроганием заглянув через парапет. – Мы, пехота, должны ходить по земле. А все эти воздушные приключения… все эти парашюты и стрельба снизу по низколетящей цели, которая есть не что иное, как ты сам… Нет, увольте. Кстати, Олежек, я только сейчас подумал, а почему мы сели в эту консервную банку без парашютов?
   – Парашюты? – искренне удивился пилот. – А зачем они? Двигатель флаера так устроен, что практически не может отказать.
   – Ну да, ну да. Эту свою безотказную способность твой двигатель только что блестяще продемонстрировал.
   – Так ведь он не рассчитан на то, что в него будут стрелять из автомата! – искренне обиделся пилот за свою машину.
   – Вот и плохо, что не рассчитан, – назидательно сказал Валерка и включил рацию на передачу:
   – Товарищ лейтенант, это Стихарь. Докладываю. Живы и здоровы. Потеряли флаер. Находимся на крыше десятиэтажного дома в двух кварталах нашего особняка на Зеленой…

Глава семнадцатая

   Пару бы пушечек сюда. И даже не очень больших. «Сорокопяток» – «Прощай, Родина» вполне бы хватило. Но – нету. Ничего нету, кроме трех пулеметов и двух плазменных винтовок, одна из которых практически на нуле. Ну и автоматы, конечно, карабины, гранаты… Как же их взять, не положив людей при этом… А с другой стороны – какого черта? Это их мир, и мы не виноваты, что среди них нашлись уроды, натравившие на людей андроидов. И сейчас эти самые уроды засели в нашем симпатичном особнячке. Вот тебе и благополучный мир, светлое, бля, будущее… М-мда, плохо они, видать, в Городах да на Полигонах пар выпускали. Не пар нужно человечеству, выходит, выпускать, а пускать ему время от времени кровь. Чтобы не расслаблялось. Ладно, делать нечего. Наши прикроют огнем из всех стволов, а остальные, необученные, пусть штурмуют. Положат их, конечно, многих. Но лучше пусть их, чем наших. Приказать мы им, правда, не можем – придется кликать добровольцев. Ничего, граждане потомки сейчас злые – насмотрелись. Надо атаковать, пока запал не прошел.
   – Может, еще разок им в мегафон покричим? – предложил Дитц, не отнимая от глаз бинокля. – Жалко дураков. Не тех, конечно, а наших «полигонщиков». Полягут ведь.
   – Кричали уже, – буркнул Велга и устало опустил свой бинокль. – А полягут… Ничего, им полезно. Не хрен было расслабляться. Допрыгались, мать их.
   Они лежали на той самой крыше десятиэтажного дома, куда рухнул подбитый флаер Валерки Стихаря. Обзор с крыши был исключительно хорош, – их бывшее жилье просматривалось отсюда во всех подробностях.
   – Что-то ты, Саша, злой какой-то, – хмыкнул Дитц. – Устал, что ли?
   – Не без, – вздохнул Велга. – А злой… Надоело, понимаешь. Скажи мне, Хельмут, мы что, нанимались все эти миры спасать?
   – А, вот ты о чем, – обер-лейтенант улыбнулся. – Не знаю, как тебе, а мне моя саксонская интуиция подсказывает, что дальше будет еще веселее.
   Спасибо, утешил. Хорошо, давай попробуем еще разок. Потом даем им пять минут и атакуем. Ждать дольше нельзя – кураж пропадет, – Велга положил бинокль и взял рацию. – Миша, мы спускаемся, а ты пока попробуй еще разок их убедить.
   Собственно, мегафона, как такового, у них не было. Был микрофон, через мощный усилитель подключенный к колонкам. Аппаратуру раздобыли в расположенном поблизости баре, выставили колонки в окно первого этажа дома напротив, и уже десять раз за последние сорок минут, обладающий внушительным баритоном Михаил Малышев, со всей возможной проникновенностью пытался склонить засевших в особняке мятежников к сдаче оружия.
   Пока, правда, безрезультатно.
   Текст сочинили Валерка Стихарь с Карлом Хейницем, и гласил он следующее:
   «Господа бунтовщики! Сопротивление бесполезно! Предлагаем сдаться! Вы окружены специальным отрядом быстрого реагирования Вооруженных сил Земли! Ваши приспешники практически на всей планете уже захвачены в плен и дают показания! Мы не обещаем вам свободу, но обещаем жизнь! В случае отказа вы будете уничтожены без всякой пощады. Повторяю. В случае отказа вы будете все уничтожены!»
   Внизу Велгу и Дитца встретил Валерка Стихарь.
   – Ну что? – спросил Велга.
   – Молчат, гады. Но и не стреляют в ответ. Мы в свое время на такие слова отвечали пулей.
   – Мы, бывало, тоже, – улыбнулся Дитц.
   – Нормальная реакция нормального солдата, – сказал Велга.
   – Если только он сыт, при оружии и боеприпасах и не напуган до усрачки, – добавил Валерка. – Правда, бывали мы и напуганы и голодны и практически без патронов. А ведь все равно стреляли!
   – Они не солдаты, – слегка пожал плечами Дитц. – Думаю, что сейчас там полный разброд и шатание. Не знают, что делать. Сдаваться страшно, а не сдаваться – еще страшнее.
   – Если бы напугались по-настоящему, – упрямо нагнул голову Велга, – давно бы сдались. Откуда мы знаем, они, может, специально время тянут – подкреплений ждут? Информации-то у нас – ноль. Кстати, – обратился он к Стихарю, – связь есть хоть с кем-нибудь?
   – Нету, – вздохнул тот. – Завал по всем частотам, как говорил один мой приятель-связист. Его потом под Вязьмой убило…
   – Отставить! – одновременно скомандовали Хельмут и Александр.
   Все трое негромко рассмеялись.
   Нужно было однако принимать какое-то решение, – солнце уже недвусмысленно клонилось к закату, а в голосе Михаила Малышева обозначилась усталая хрипотца.
   Девяносто шесть из ста сорока, лично отобранных Дитцем и Велгой добровольцев, начали штурм особняка на Зеленой в 18 часов 30 минут одновременно с двух сторон и с воздуха.
   Никого из отряда в штурмующих колоннах не было, – бойцы Второй мировой по приказу своих непосредственных командиров прикрывали огнем атаку товарищей. Впрочем, прикрывали не только они – все остальные тоже не жалели патронов и зарядов плазменных винтовок. И огонь этот выплеснулся из десятков стволов столь неожиданно, плотно и точно, что противник и «мяу» сказать не успел, как атакующие оказались в «мертвой зоне», под стенами особняка и на крыше. Правда, что-то похожее на сопротивление было оказано все-таки со стороны внутреннего двора. Но, вероятно, лишь потому, что подступы к нему перекрывались довольно высоким каменным забором, который с ходу преодолеть не представлялось возможным. Именно там, на внутреннем дворе, штурмующие понесли первые и последние потери (один убитый и трое раненых). Когда же через выбитые окна (стекла в них, на поверку, оказались гораздо менее прочными, чем утверждал Николай) и двери они ворвались внутрь, то дело было практически кончено, – деморализованные яростью штурма защитники сложили оружие. Впрочем, четверых из них в горячке боя успели пристрелить, прежде чем поняли, что те сдаются. Но еще семеро остались живы и даже относительно здоровы (сломанные ребра и выбитые зубы – не в счет). Кроме этого, внутри особняка штурмовые группы разнесли в пыль с десяток андроидов и обнаружили в подвале смонтированную и работающую электронную аппаратуру неизвестного назначения. Аппаратуру хватило ума отключить от питания и больше не трогать, а семеро оставшихся в живых мятежников, сидя у стены в гостиной под прицелом карабинов и автоматов, смиренно ожидали своей участи.
 
   Хрустя сапогами по битому стеклу, они вошли в дом, в котором еще совсем недавно так замечательно отдыхали. Что ж, их отдых закончился сегодня утром, как заканчивается все хорошее и плохое в этой жизни (включая саму жизнь). Отдых закончился, и началась привычная работа.
   Слишком, черт возьми, привычная.
   Перевернутая мебель, следы от пуль, трупы и кровь на полу… полный разгром, – вот они, результаты их работы. Причем, хорошо сделанной работы. Потому что убитых могло оказаться гораздо больше. За последние полчаса, с тех пор, как отключили аппаратуру в подвале, они уже получили несколько сообщений от разосланных в разные концы Города разведгрупп (в том числе и от воздушной разведки на флаерах) о том, что встреченные андроиды утратили враждебную активность. И любую активность вообще. Создавалось впечатление, что мозги этих «незаменимых» помощников человека после пережитых потрясений просто отключились, вследствие чего тела впали в полный ступор. Нет, они были живы. Но на внешние раздражители никак не реагировали, а просто стояли, сидели и лежали там, где их застигло…. Застигло «что»? Именно на этот вопрос Хельмут Дитц, Александр Велга и все остальные члены отряда и намеревались теперь получить ответ. Полный и абсолютно достоверный.
   Мертвые лежали в холле, живые сидели в гостиной у стены. Как раз на том самом месте, где еще не так давно сидели рэкетиры Додика.
   Все повторяется, устало подумал Велга, опускаясь в кресло и окидывая взглядом связанных пленных. Причем, чем дальше, тем чаще.
   Один из бунтовщиков на мгновение приподнял низко опущенную голову, и Велга удивленно вскинул брови – это был шофер Николай.
   – Так, так, так, – произнес, расположившийся в соседнем кресле Дитц. – Наш любезный хозяин и гид. Николай Боровиков. Собственной персоной. А ведь мы, Саша, стали с тобой невольными пособниками этого кровопролития. Помнишь ящики? Я так думаю, что в них была аппаратура и, возможно, оружие. А?
   – Я об этом сразу подумал, как только узнал, что ниточки сюда тянутся, – кивнул Александр. – Ну, что молчишь, Коля? Объясни нам, что тут произошло.
   – Ничего он вам не скажет, – процедил сквозь зубы один из мятежников – худой длинноносый человек лет сорока с лихорадочно блестевшими карими глазами. – Ваш успех временный. Наши товарищи уже захватили Землю, и скоро все переменится. А вас… А вас просто убьют. Потому что тех, кто не сдается, надо убивать.
   И тут Велга засмеялся. Он понимал, что его смех несколько истеричен, однако, ничего не мог с собой поделать. Уж очень показалось ему забавным то, как этот длинноносый неуклюже попытался повторить мысль товарища Сталина.
   – Что здесь смешного?! – яростно сверкнул глазами мятежник.
   – Несоответствие твоих слов и действительности, – пояснил Велга, успокаиваясь. – И вообще смешно, когда человек с апломбом говорит о том, о чем ни малейшего понятия не имеет и не может иметь. Откуда тебе, тля, знать, что делают с теми, кто не сдается? А также с теми, кто сдается? А также с пленными? Вообще, с врагом? Ты же про это только в книжках читал… А если думаешь, что у вас получится не ответить честно на наши вопросы, то глубоко ошибаешься. Мы ведь по-настоящему еще и спрашивать-то не начали. Верно, Хельмут?
   Хельмут медленно кивнул, не спуская с длинноносого немигающего взгляда своих бледно-голубых льдистых глаз.
   – Не скажет он, скажешь ты, – равнодушно добавил Дитц. – Причем, скажешь прямо сейчас. И знаешь, почему именно ты?
   – Я ничего вам не скажу!!
   – Потому что, ты мне не нравишься. Вы все мне не нравитесь. Но ты не нравишься особенно. Я не люблю, когда перебивают меня или моего друга. Мы тут сидели и спокойно разговаривали с нашим знакомым. С Николаем. Тебя, заметь, никто ни о чем не спрашивал. Но ты влез в разговор. Зачем? Раз влез, значит, говорить будешь именно ты. Нечего было меня злить. Значит так. Я задаю вопросы, ты на них отвечаешь. Ясно?
   – Я ничего не скажу.
   Дитц, казалось, не обратил на эту фразу-заклинание ни малейшего внимания. Он вытащил из пачки сигарету, прикурил, пододвинул кресло почти вплотную к допрашиваемому и выпустил дым тому в лицо.
   – Имя? – вкрадчиво спросил он.
   Длинноносый отвернулся и попытался изобразить на лице презрительную улыбку.
   Хельмут в задумчивости посмотрел на горящую сигарету и вдруг неожиданно быстрым движением ткнул ею в глаз мятежнику. Тот завизжал и попытался спрятать лицо на груди. Но Дитц, предвидя такой маневр, ухватил его левой рукой за волосы и вернул голову длинноносого в прежнее положение.
   – Имя? – ласково повторил он, медленно поднося сигарету к широко раскрытому, полному первобытного ужаса карему глазу мятежника.
   Через час они знали все.
 
   Пока все шло по плану. Почти. Захвачено пять Городов из шести, большинство административных, информационных, учебных и производственных центров. В жилых зонах, конечно, положение было более неопределенным. Но он, Вадим Андреевич Сальников, новый правитель Земли, это предвидел. Ничего. Еще пара-тройка дней, и его власть станет полной. И тогда он отключит излучение и переделает этот мир. Этот слабый, изнеженный и безвольный мир. Мир, который разучился драться. Надо же, каких-то двенадцать часов прошло, а на всей планете не нашлось ни одной силы, способной противостоять перепрограммированным андроидам. И это лишний раз доказывает его правоту. Да, пролилось много крови. Но кто сказал, что человечество можно вылечить и вернуть на верный путь без боли, крови и страданий? Нет, не бывает безболезненного лечения. Ничего, потомки еще скажут ему спасибо и поставят памятники. И напишут песни и книги. Обязательно. А пока…
   Вадим Андреевич тронул клавишу, и на экране возникло лицо помощника, ответственного за положение в том самом Городе, котором возникло неожиданное слабое сопротивление. Это было особенно неприятно, потому что Город находился совсем неподалеку, и он, Сальников, ждал похожих сюрпризов где угодно, но только не под боком своей резиденции.
   – Новые сообщения есть? – спросил он помощника.
   – Да, – ответил тот с озабоченным видом. – Я как раз собирался выйти с вами на связь…
   – Ну?
   – Они вычислили и окружили генератор. И теперь предлагают нашим сдаться.
   – Не может быть. Сколько их?
   – Точно неизвестно. Сотни полторы-две. Но это «полигонщики». Они хорошо вооружены и у них решительные командиры. Николай говорит, что знает этих командиров. Говорит, что те самые, о которых он вам рассказывал. Они уже перебили массу андроидов и выводят из Города людей. Мало того, с каждым часом их становится все больше и больше.
   – Как это?
   – Добровольцы. К ним присоединяются десятки добровольцев. Забирают оружие убитых андроидов и присоединяются. Хуже всего, что они организованы. И организованы неплохо. И стрелять умеют. Андроидов, конечно, больше, но они действуют сами по себе и… в общем, их просто расстреливают поодиночке. Но главное не в этом. Они, как я уже сказал, окружили генератор. Уже несколько раз предлагали сдаться. Предъявляли этот… как его… ультиматум.
   – И что в ультиматуме?
   – Или добровольная сдача оружия или смерть.
   – Так. Ладно. Соедини-ка меня с Николаем.
   – Э-э… в том-то и дело, что не могу. Десять минут назад связь прервалась. Я боюсь, что «полигонщики» пошли на штурм и… О, прошу прощения! Есть сигнал вызова! Соединять?
   – Да, переключи на меня.
   Помощник исчез и через секунду на экране монитора возник совершенно незнакомый Сальникову человек.
   Был он худ и белобрыс, одет в странный, неуловимо меняющий цвет комбинезон, а на плече у него висел какой-то древний автомат. Присмотревшись, Вадим Андреевич вспомнил, что видел такое оружие в кинохронике и фильмах про Вторую мировую войну. Кажется, именно такими пистолетами-пулеметами была вооружена германская армия… Светло-голубые, почти прозрачные глаза незнакомца смотрели холодно и презрительно, его тонкие губы были изогнуты в некое подобие улыбки, однако, радушием эта улыбка наполнена была не больше, чем январский день солнечным теплом. И сквозило еще в этом пронзительном взгляде что-то такое, от чего по спине Сальникова сверху вниз пробежала мерзкая дрожь. Но не исчезла, а затаилась где-то в районе крестца. За спиной у белобрысого, у стены, сидели связанные люди, в которых Вадим Андреевич узнал членов своей организации, – тех, кто должен был ему еще час или два назад рапортовать о том, что Город находится под их контролем.
   – Господин Сальников? – равнодушно осведомился голубоглазый.
   – Да это я, – Вадим Андреевич постарался придать своему голосу такое же великолепное равнодушие, но понял, что получилось плохо. – Кто вы такой?
   – Что ж, представлюсь, так и быть, – краем рта усмехнулся незнакомец. – Обер-лейтенант вермахта Хельмут Дитц. Один из командиров отрядов сопротивления. Есть и другие, но мои боевые товарищи предоставили мне право разговаривать с вами. Хотя, признаюсь, разговор этот не доставляет мне ни малейшего удовольствия. Впрочем, надеюсь, что очень скоро я получу возможность самолично поставить вас к стенке и расстрелять. Или повесить. Так что, все мое удовольствие еще впереди.
   Вадим Андреевич ощутил, как мерзкие мурашки ожили в районе крестца и снова поползли по его спине. На этот раз снизу вверх. С такими людьми за всю его довольно долгую и насыщенную жизнь сталкиваться ему еще не приходилось. Чувствовалась в этом человеке какая-то неведомая Сальникову твердая воля, какая-то нездешняя безжалостность и жестокость. Та самая воля и та самая безжалостность и жестокость, об отсутствии которых в современниках он так часто сожалел.
   Но… Но откуда? Стоп. Как он сказал? Обер-лейтенант вермахта? Впрочем, понятно. Он ведь «полигонщик», а они вечно стараются быть как можно более точными в исторических деталях: оружие, там, звания, униформа… Вот именно, – униформа! Разве в такие мундиры были одеты солдаты вермахта? Что-то не похоже…
   – Обер-лейтенант вермахта? – Вадим Андреевич тоже усмехнулся и тут же с неудовольствием понял, что невольно повторяет интонацию и мимику визави. – Где же ваша форма, господин обер-лейтенант?
   Глаза белобрысого льдисто блеснули.
   – Да, вы правы, – сказал он ровным голосом. – Формы на мне, действительно, нет. Пришлось пожертвовать. Война, знаете ли, есть война. Но в форме или без формы, а я все равно остаюсь обер-лейтенантом вермахта. И, как германский офицер, предлагаю вам полную и безоговорочную капитуляцию. Увы, ваш безумный план не удался. Нашлись люди, способные ему успешно противостоять, и сейчас эти люди хорошо организованы, вооружены и полны желания разделаться с вами и вашими … э-э… единомышленниками. И, поверьте, я разделяю их чувства. Сдавайтесь, господин Сальников. Сдавайтесь. Поверьте профессионалу и воспользуйтесь шансом остаться в живых.
   – Бросьте, молодой человек! Какой вы профессионал? Провели пару боев на Полигоне и возомнили о себе невесть что! На нашей планете давно нет профессиональных военных. Просто вам временно повезло. Так что у меня к вам другое предложение…
   – Я даже догадываюсь, какое.
   – Интересно, интересно….
   – Сейчас вы предложите мне и моим людям перейти на свою сторону, а взамен пообещаете какой-нибудь высокий пост в будущем Правительстве Земли. Например, военного министра.