Те же три глаза на лице. Два ярко-синих. И один – посередь лба – красный. Словно уголек в костре.
   Распорядитель сидел в каком-то вычурном, покрытом сложной резьбой, кресле из темного дерева с ножками в виде львиных лап, небрежно забросив ногу за ногу, и улыбался.
   Люди приблизились и, не доходя до него нескольких шагов, молча остановились.
   Распорядитель как бы нехотя поднялся, сделал шаг навстречу и, продолжая улыбаться, сказал:
   – Ну, здравствуйте!
   – И что все это значит? – великолепно изобразив саксонскую родовую спесь, осведомился Дитц.
   – Это значит, – не отпуская с лица улыбки, сообщил Распорядитель, – что ваш отряд успешно выполнил задание и прошел испытание.
   – Испытание?
   – Да. Испытание. Знаете, я, пожалуй, сяду, а то стоя разговаривать неудобно, да и вы садитесь. Набегались за день…
   Он щелкнул пальцами, и под колени каждому ткнулось, невесть откуда взявшееся, в точности такое же, как у Распорядителя, деревянное кресло.
   Они сели. И Велга сразу почувствовал, как бесконечно он устал. Захотелось немедленно закрыть глаза и отключиться от всего минут на сто двадцать. Тем не менее, его заинтересовало поведение Чарли, который прижимался вплотную к Аниной ноге и, неотрывно смотрел на Распорядителя. При этом верхняя губа собаки время от времени, как бы непроизвольно задиралась, обнажая клыки.
   – Так вот, – продолжил Распорядитель, забрасывая снова ногу за ногу, – вынужден признаться, что я вас немного обманул.
   – Немного обмануть нельзя, – тут же перебила его Аня. – Можно или обмануть или не обмануть.
   – Ну, хорошо, – тут же согласился Распорядитель. – Скажем так. Немного слукавил. Но. Все, что я вам рассказывал о «Воронке Реальностей» и конце света – истинная правда. А слукавил я лишь в том, что мы без вас не можем справиться с этой проблемой.
   – Погоди-ка… – дошло до Майера. – Ты что же, хочешь сказать, что товарищи наши погибли зря?! Ах ты….
   – Не зря, – Распорядитель выставил руку ладонью вперед. – И вообще, они не погибли. Все живы и здоровы и дожидаются вас в… скажем так, в одном хорошем и приятном месте. Может быть, вы позволите мне все объяснить и не станете перебивать на каждом слове?
   – Объясняй, – прищурив черные глаза, кивнул Стихарь. – Ты объясняй, а мы послушаем. – и, как бы невзначай, разжал и сжал пальцы на рукоятке автомата.
   Из того, что поведал им Распорядитель, выходило следующее.
   Отряд, как уже было однажды сказано, давно привлек внимание высших сил. Именно тем, что справлялся с такими проблемами, с которыми, по всем выкладкам, справиться никак не мог. Видать, такая у отряда судьба, а с госпожой Судьбой даже они, высшие силы, стараются, по возможности, не спорить. Не стоит удивляться тому, что в один прекрасный момент возникла идея привлечь отряд на службу. К ним, высшим силам. И даже не к ним на службу, а на службу во имя добра и справедливости. В мировом, так сказать, масштабе. А как вы думали? Хорошие, отважные и удачливые солдаты всем нужны, и в мирах, подконтрольных им, высшим силам, часто возникают ситуации, когда без оперативного вмешательства не обойтись. На самом деле данное предложение является, по сути, предложением им, отряду, войти в состав этих самых высших сил. А откуда, они думали, берутся высшие силы? Так вот и берутся. Они с Координатором тоже когда-то…. Но об этом потом. Вот. Но для того, чтобы данную идею реализовать, не хватало последнего аргумента. Испытания, которое все бы расставило на свои места. Окончательного и недвусмысленного Знака Судьбы. Тут-то как раз и случилась «Воронка Реальностей», и они, Координатор с Распорядителем, решили воспользоваться данным обстоятельством, чтобы это самое последнее испытание провести. Так что, он, Распорядитель, с одной стороны еще раз приносит извинения за умело скрытую правду, а с другой поздравляет отряд с успешным завершением испытаний и официально заявляет, что с этой минуты они переходят в разряд разумных высших сил Вселенной. Конечно, впереди их ждет трудная учеба, а потом очень тяжелая, опасная и ответственная работа, но дело того стоит. Не говоря уже о практически вечной жизни, которая им уготована, они повидают множество миров и будут обладать настолько фантастическими возможностями, о которых он, Распорядитель, даже не будет сейчас говорить в силу того, что их трудно охватить человеческим воображением.
   – В общем, поздравляю вас от всей души, – закончил речь Распорядитель. – Можете сдать мне обратно Нуль-бомбы. Они больше не понадобятся.
   – Подождите, – сказал Велга. – Я не понял главного. Что значит «с этой минуты вы переходите…» ну, и так далее? А если мы элементарно не хотим?
   – Когда вы узнаете все об ожидающих вас фантастических и великолепных перспективах, – снисходительно усмехнулся Распорядитель, – вы просто не сможете отказаться. Можете мне поверить. Ну, давайте сюда бомбы, – и он протянул руку.
   Пальцы этой руки чуть заметно подрагивали.
   «Волнуется, что ли? – подумал Велга. – С чего бы? Там, в Крыму, вроде, не дрожали…»
   – Так они, бомбы, что, настоящие были? – простодушно удивился Майер.
   – Э-э… – на долю секунды у Распорядителя сделался несколько растерянный вид…
   А дальше события понеслись вскачь, словно неожиданно сорвавшийся с места табун лошадей в степи.
   – Мальчики, это не Распорядитель! – звонко и жутко крикнула Аня. – Стреляйте, мальчики!!
   Она вскочила с кресла и выбросила перед собой руки ладонями вперед.
   С треском разлетелось на обломки роскошное кресло под Распорядителем, но он уже был на ногах, и его фигура стремительно начала изгибаться и вытягиваться вверх каким-то совершенно чудовищным и неестественным образом.
   Молча прыгнул на врага Чарли и тут же, скуля от боли, откатился в сторону.
   Три автомата Калашникова и один пулемет МГ-42 ударили почти одновременно. Патронов у всех оставалось мало, но их не жалели, понимая, что больше никому не понадобятся ни патроны, ни гранаты, ни даже сами их жизни.
   А фигура лже-Распорядителя уже превратилась в черный, узкий внизу и широкий вверху, крутящийся с бешеной скоростью смерч, в котором бессильно исчезали 7,62 миллиметровые пули.
   Тишину словно прорвало.
   Гул, вой и свист ворвались в зал, перекрывая грохот автоматического оружия; с прежней силой затряслись и зашатались потолок, пол и стены.
   – Гранатами – огонь! – хрипло крикнул Велга.
   Валерка Стихарь отправил в смерч две подряд Ф-1 и упал на пол, закрывая руками голову руками.
   Рвануло, рвануло, еще и еще раз рвануло, с визгом перекрестили воздух осколки, но смерч только стал толще и еще выше, и тогда, повинуясь какому-то бешеному, лихому и веселому инстинкту, Валерка привстал на одно колено, выхватил из ножен на поясе свою старую, тысячу раз проверенную, еще довоенную, узкую и с тщательной любовью отточенную финку, прибросил ее на руке и, мысленно благословясь, резко и точно швырнул опасную полоску стали в самую середину черного и страшного столба.
 
   Нестерпимо болела голова и левая рука. Валерка с трудом разлепил глаза, почувствовал, что на спине лежит что-то твердое и тяжелое и попробовал встать на четвереньки. Как ни странно, это у него получилось, хотя опираться можно было только на правую руку, – кисть левой превратилась в кровавую кашу, из которой торчали мелкие обломки костей. Преодолевая дурноту, он поднял голову и огляделся. Потолка не было. И потолка второго этажа не было тоже. Напрочь отсутствовала также часть стены, выходящей на север, к «Воронке», и сквозь пролом свободно влетали порывы ледяного ветра, дующего с прежней силой снаружи Замка. Пол был завален обломками так, что рядовой Стихарь тут же вспомнил оборону Сталинграда и сплюнул кровавой слюной. Потом стряхнул со спины кусок потолка, прислушался, и ему показалось, что слева кто-то жалобно и тихо застонал.
   Это был Руди Майер. Дважды теряя сознание, Стихарь кое-как освободил окровавленного пулеметчика от заваливших его камней и понял, что сил больше нет. Совсем.
   – Что болит, Руди? – с трудом спросил он.
   – Все, – прошептал Майер, не открывая глаз. – Все болит. Очень. Что случилось, Ростов?
   – Не знаю. Больше никого не осталось. Только ты и я.
   – Я – это хорошо, – пулеметчик сделал попытку улыбнуться.
   Валерка промолчал. У него не осталось сил даже на то, чтобы оценить шутку и пошутить в ответ.
   – Потому что у меня есть Нуль-бомба, – медленно выговаривая слова, пояснил немец. – Там, в рюкзаке. И запал. Достань и сделай то, что нужно. Я не могу шевелиться, по-моему, позвоночник сломан… – он замолчал и только неровное тихое дыхание свидетельствовало о том, что Майер еще жив.
   Когда ключ-активатор утонул в прорези Нуль-бомбы и раздался щелчок, Валерка Стихарь неожиданно понял, что чувствует себя немного лучше. По-прежнему нудно и тягуче болела размозженная левая кисть и не было никакой воли на то, чтобы подняться и куда-то идти, но на душе определенно стало легче и даже как-то светлее.
   Да некуда мне идти, подумал Валерка. Наконец-то нам всем, живым и мертвым, больше некуда идти.
   Он отыскал в рюкзаке Майера флягу со спиртом, ласково погладил товарища по щеке, сел поудобнее лицом к «Воронке», спиной опираясь на кусок, торчащей наклонно каменной плиты; двумя глотками – словно пил не спирт, а воду – осушил флягу на треть и с наслаждением закурил предпоследнюю в пачке сигарету.
   До конца света оставалось еще целых пятнадцать минут, и рядовой Валерий Стихарь собирался использовать это время не по велению судьбы, а своему собственному усмотрению.
КОНЕЦ
   2001—2002 год, Москва.