Страница:
– Теперь подтверждены, как видишь, – сказал Галим. – Но мы отвлеклись. В общем, лемурийцы, как оказалось, были не дураки повоевать. В том числе и на просторах космоса. Собственно, принцип гиперпространственного передвижения атланты именно из лемурийских знаний и позаимствовали. А когда пришла беда, то пришлось позаимствовать и еще кое-что. Короче, пришлось им в срочном порядке переделывать мирные исследовательские корабли в военные и учиться воевать. Сначала война шла в Солнечной, но враг оказался упорным и сильным – его никак не удавалось выбросить за пределы Системы. И тогда их осенила совершенно верная со стратегической точки зрения мысль о том, что бить врага надо в его же логове. Не знаю, как, но им удалось вычислить координаты родной планетной системы чужих. Ну а дальше все оказалось делом техники. А также упорства и мужества. Было построено семь боевых кораблей невиданной доселе мощи. На их постройку и оснащение ушли чуть ли не все имеющиеся материальные ресурсы, но они все же были созданы. Были также тщательно отобраны и обучены экипажи. И эти семь кораблей в один прекрасный день, словно черти из преисподней, выскочили на окраине планетной системы чужих. И прямым ходом направились к планете-матери. И в ходе жесточайшего сражения уничтожили ее. Точнее, не ее, а все живое на ней. А также все имеющиеся космические базы врага. При этом атланты потеряли пять кораблей из семи. Вот эти два, что мы перед собой видим – остатки той эскадры. Теперь они вернулись домой.
Экипаж «Вихря» слушал рассказ своего первого пилота так, как дети слушают прекрасную и страшную сказку – не дыша. И когда Шаграев замолчал, то некоторое время в рубке стояла тишина, сравнимая разве что с великой тишиной, царящей за бортом корабля.
Первым, как и положено, рационально осмыслил сказанное капитан.
– Погоди, – тряхнул он головой. – Когда это все произошло? Ты сказал пятнадцать тысяч лет назад?
– Что-то около того.
– Где же они были всю эту бездну времени? После победы?
– Шли домой. В глубоком анабиозе. У них отказали гиперпространственные установки. Пришлось разогнаться на планетарных двигателях и лечь в анабиоз. Это был единственный выход.
– Святая Дева Мария! – прошептал Пескотти. – У них был один шанс на миллион…
– Думаю, даже меньше, – кивнул Шаграев. – Но смелым сопутствует удача. И эта удача от них не отвернулась. Она отвернулась от нас.
– Не понял, – признался капитан Крейтон. – Это еще не все?
– Это совсем не все. Понимаете, как я уже говорил, они нанесли по планете-матери врага ядерный удар такой интенсивности и силы, что ничего живое не могло там уцелеть по определению. И уничтожили все базы. Но. Жизнь – штука живучая. Извините за каламбур. А разумная жизнь в особенности. В общем, враг сумел выжить, за те пятнадцать тысяч лет, что они ползли к дому, полностью восстановился и теперь прибыл мстить. Я никого не хочу пугать, но, судя по всему, у нас на орбите Плутона, господа, вражеская эскадра из пятнадцати кораблей. И эта эскадра движется к Земле…
– Стоп, – остановил пилота капитан. – Откуда атлантам известно, что это именно те самые враги?
– Совершенно точно это им, разумеется, не известно. Но по некоторым характерным признакам они определяют данную вероятность почти в сто процентов.
– Слушай, Галим, – задал неожиданный вопрос Дубровин. – А почему они радиосвязью не пользуются?
– М-м… не знаю. Честно говоря, выяснять этот вопрос как-то не было времени. Скорее всего, их связь основана на каких-то иных принципах. Возможно, на гравитационных полях, а не на электромагнитных. Не знаю.
– Так, штурман. Необходимо срочно проверить полученную информацию перед тем, как я доложу обо всем Земле. Сверхсрочно. Галим, тебе известно хотя бы приблизительно направление поиска?
– Да, разумеется, это…
– Давай, подключайся к Анджело. Бортинженер, немедленно связь с Землей. Пошлем предварительное сообщение. Не нам же одним отдуваться, – пусть начальство тоже почешется и оторвет задницу от насиженного кресла!
Глава двенадцатая
Глава тринадцатая
Экипаж «Вихря» слушал рассказ своего первого пилота так, как дети слушают прекрасную и страшную сказку – не дыша. И когда Шаграев замолчал, то некоторое время в рубке стояла тишина, сравнимая разве что с великой тишиной, царящей за бортом корабля.
Первым, как и положено, рационально осмыслил сказанное капитан.
– Погоди, – тряхнул он головой. – Когда это все произошло? Ты сказал пятнадцать тысяч лет назад?
– Что-то около того.
– Где же они были всю эту бездну времени? После победы?
– Шли домой. В глубоком анабиозе. У них отказали гиперпространственные установки. Пришлось разогнаться на планетарных двигателях и лечь в анабиоз. Это был единственный выход.
– Святая Дева Мария! – прошептал Пескотти. – У них был один шанс на миллион…
– Думаю, даже меньше, – кивнул Шаграев. – Но смелым сопутствует удача. И эта удача от них не отвернулась. Она отвернулась от нас.
– Не понял, – признался капитан Крейтон. – Это еще не все?
– Это совсем не все. Понимаете, как я уже говорил, они нанесли по планете-матери врага ядерный удар такой интенсивности и силы, что ничего живое не могло там уцелеть по определению. И уничтожили все базы. Но. Жизнь – штука живучая. Извините за каламбур. А разумная жизнь в особенности. В общем, враг сумел выжить, за те пятнадцать тысяч лет, что они ползли к дому, полностью восстановился и теперь прибыл мстить. Я никого не хочу пугать, но, судя по всему, у нас на орбите Плутона, господа, вражеская эскадра из пятнадцати кораблей. И эта эскадра движется к Земле…
– Стоп, – остановил пилота капитан. – Откуда атлантам известно, что это именно те самые враги?
– Совершенно точно это им, разумеется, не известно. Но по некоторым характерным признакам они определяют данную вероятность почти в сто процентов.
– Слушай, Галим, – задал неожиданный вопрос Дубровин. – А почему они радиосвязью не пользуются?
– М-м… не знаю. Честно говоря, выяснять этот вопрос как-то не было времени. Скорее всего, их связь основана на каких-то иных принципах. Возможно, на гравитационных полях, а не на электромагнитных. Не знаю.
– Так, штурман. Необходимо срочно проверить полученную информацию перед тем, как я доложу обо всем Земле. Сверхсрочно. Галим, тебе известно хотя бы приблизительно направление поиска?
– Да, разумеется, это…
– Давай, подключайся к Анджело. Бортинженер, немедленно связь с Землей. Пошлем предварительное сообщение. Не нам же одним отдуваться, – пусть начальство тоже почешется и оторвет задницу от насиженного кресла!
Глава двенадцатая
– Распорядитель!
– Здесь я, Координатор…
– Вы можете мне сказать, что происходит?
– А что происходит?
– Вот что мне в вас не нравится, Распорядитель, так это ваши штучки! Что за привычка, отвечать вопросом на вопрос?
– Это вопрос?
– …
– Нет, я серьезно. Что именно вас тревожит?
– Меня тревожит спонтанное умножение в Шестом сегменте сектора «С» параллельных реальностей.
– Ну, во-первых, все эти реальности пока закольцованы, а во-вторых, такое бывало и раньше.
– Да, но не в таком количестве и не так быстро! И потом. Любое кольцо можно разомкнуть. А это, как вы понимаете, уже чревато. Опять же, дело может дойти до Верховного Распорядителя, не говоря уже о том, что в этой ситуации страдают ни в чем не повинные разумные существа.
– Хм… Вообще-то, я могу вам напомнить, с чего все началось. С отряда.
– С отряда… С какого отряда?
– Со сводного отряда гуманоидов с планеты Земля. Которые разобрались с устройством «АР-135», а потом со «спасательной планетой» ирюммов. Вы же сами говорили, что у этого отряда особая миссия. Что вы это чувствуете.
– А! Да-да… Кстати, а что с ними?
– Они сейчас в очередной закольцованной параллели своего мира. Я почему о них вспомнил… Уж больно легко они перемещаются из параллели в параллель. Даже непонятно, то ли это редчайший случай групповой совместимости, то ли они сами создают эти реальности.
– Так не бывает.
– Знаю.
– И что вы предлагаете?
– Предлагаю не торопиться и еще за ними понаблюдать. Там, где они сейчас, как раз назревает серьезнейший межзвездный конфликт. И они…
«Впереди засада, а сзади западня, – повторил про себя Велга, оглядваясь, – Хм-м, хорошая строчка для стихов…»
И тут он увидел щель между домами. Узкий – впору протиснуться одному – и черный противопожарный проход.
– За мной! – скомандовал лейтенант, и через пять секунд улица была пуста.
Сквозная щель вывела их во дворик, густо заросший деревьями и кустами. Солдаты тут же бесшумно рассыпались в поисках следующего прохода. И не нашли его. То есть, одна дверь в стене дома имелась, но была она металлической и наглухо запертой.
С трех сторон дворик ограничивали стены домов, а с четвертой – плотно оплетенный виноградной лозой каменный забор высотой около пяти метров. Темные окна первых этажей были забраны металлическими решетками, и только три окна второго этажа в доме, примыкающем к забору, были открыты. Оттуда лился теплый электрический свет, доносилась музыка и молодые женские голоса.
– Так, – сказал Дитц скучным голосом. – У нас пара минут, не больше. Потом придется или драться или сдаваться. – Меня не устраивают оба варианта.
– Эх, – скороговоркой пробормотал Валерка Стихарь. – Если тебя в гости не зовут, то надо сделать так, чтобы позвали. Я сейчас.
И он ловко полез по винограду на забор.
– Куда это он? – недоуменно спросил Карл Хейниц.
– Тебе же сказали, – в гости, – объяснил ефрейтору Вешняк.
– А что, – ухмыльнулся Майер, – это мысль. Не вижу, почему бы одним хорошим людям не пригласить других хороших людей на чашечку кофе.
– Тихо, – приказал Велга шепотом. – Замрите. Р-разведчики, вашу мать…
Тем временем Валерка добрался до крайнего окна и осторожно в него заглянул. Перед его взором предстало восхитительное зрелище.
В комнате, вся обстановка которой состояла только из толстого изумрудно-зеленого ковра, под музыку из невидимых динамиков извивались в танце три девушки. Блондинка, брюнетка и рыжая. Из этой комнаты в другую вел открытый широкий проход, и за этим проходом была видна часть накрытого стола, за которым, опять же, весело проводили время молодые симпатичные особы женского пола.
Мама дорогая, с радостным изумлением подумал Валерка, вот это я попал!
Он уже открыл, было, рот, чтобы возвестить о своем присутствии, но тут его заметили. Рыжая резким движением головы отбросила упавшие на лицо волосы и глянула в окно.
Их глаза встретились.
– О-ой! – неожиданно низким голосом перекрыла музыку рыжая и всплеснула руками. – Девочки, мужчина!
– Где?!! – девочки остановились и тут же тоже посмотрели в окно.
– Привет, девчонки! – помахал им рукой Валерка. – Мы тут с друзьями шли мимо, смотрим – огонек с музыкой. Дай, думаем…
– С друзьями! – обрадовались «девчонки». – Не может быть! А друзья веселые?
– Они еще спрашивают! – Валерка уже стоял, картинно подбоченясь, на подоконнике в полный рост (высота оконного проема вполне позволяла ему это сделать). – У меня такие веселые друзья, что вы этот вечер будете хорошо вспоминать всю свою жизнь завтра и через сто лет! Ну, так мы заходим?
– Заходи! – весело разрешили девушки. – А где друзья-то?
Валерка легко спрыгнул на пол и сделал успокаивающий жест. После чего перегнулся через подоконник и шепотом крикнул вниз:
– Эй, все сюда! Нас приглашают! Лезь прямо по винограду. Он старый крепкий, – выдержит…
Дважды никого просить не пришлось, и через пару минут отряд в полном составе вместе с Аней и до сих пор не пришедшим в сознание Николаем очутился на зеленом ковре.
Появление отряда на этом празднике жизни произвело радостный и бурный эффект. Нежданные гости были тут же усажены за стол (Николая положили на первый подвернувшийся диван и заверили остальных в том, что от выстрела из игломета еще никто не умирал, и к утру парень очухается).
– Господа, – поднялся с бокалом в руке невозмутимый Дитц, – тост! За наших спасительниц и утешительниц в тяжкие минуты жизни. За прекрасных дам, господа! – и, отчего-то подмигнув товарищам, лихо выпил до дна.
Товарищи не отстали, и ночь понеслась вскачь.
Поначалу Велга, по въевшейся в кожу и нервы фронтовой привычке, пытался оценить ситуацию и сделать соответствующие выводы, но вскоре запутался окончательно. Чему весьма способствовали отличная выпивка, разнообразная закуска, озорная черноволосая соседка с впечатляющим бюстом и чувственными губами, а также общая беспечно-шальная обстановка за этим странным столом.
Что это за место и почему здесь одни женщины?
Эти мысли, терзавшие его первые десять минут как-то совершенно незаметно и плавно перетекли в совершенно иные.
Какое классное место, какие прекрасные женщины и как нам, черт возьми, повезло, что мы сюда попали! – думал он, обнимая за талию чудно-соблазнительную соседку и шепча ей на ухо какие-то совершенно легкомысленные глупости.
Соседка придвигалась ближе, с откровенным желанием смотрела в зеленоватые глаза Александра своими темно-карими южными очами и смеялась низким грудным смехом.
Очень скоро выяснилось, что здесь происходит празднование дня рождения. Виновницу торжества звали Лидия, было ей на вид лет около сорока, и выглядела она во главе стола истинной королевой. Друг Хельмут быстро положил на нее свой голубой саксонский глаз, против чего Лидия совершенно не возражала. Все остальные тоже не замедлили найти себе пару, и только Малышев с Аней несколько выпадали из общего колорита в силу целомудренности и тонкости их отношений. Впрочем, Велга за них не переживал, а, наоборот, радовался. Несмотря на опьянение и состояние «эх, гуляем до утра!», он отчего-то прекрасно понимал, что и его волоокая соседка, и Лида, и все остальные – это подруги именно до утра и рассчитывать на нечто большее в этом очередном безумном мире не только глупо, но и опасно. Впрочем, в данный момент все прошлые опасности были давно позади, новых пока не предвиделось, и лейтенант окончательно расслабился и принялся получать само идущее в руки удовольствие.
Пили, ели, танцевали, снова пили… Потом откуда-то появилась гитара шестиструнка, и Стихарь, перестроив инструмент на семиструнный лад, сначала очаровал дам романсами «Ночь светла» и «Наш костер в тумане светит», после поверг их в полный восторг парой-тройкой приблатненых ростовских песен, а закончил какой-то совершенно неизвестной Велге, залихватской и громовой казачьей песней про Сагайдачного с Дорошенко и славное «запорожское войско». Песня была на украинском языке, как оказалось, ее знал и Малышев, который подхватил с первых же строк своим зычным басом, и разведчики спели ее на два голоса от самого начала до самого конца под лихой присвист рыжего Курта Шнайдера в нужных местах.
Выпили за казачество.
Сначала за донское, потом за кубанское, которое, как известно, является прямым наследником исчезнувшего запорожского, а после за терское и все остальное.
Потом Курт Шнайдер расчувствовался и посетовал на то, что в Германии и вообще в Европе нет и никогда не было казачества как такового. По его мнению, старушке Европе не помешало бы влить в одряхлевшие жилы немного буйной казачьей крови. Ему возразил Дитц, безапелляционно заявивший, что нет и не может быть в Европе, да и на всей планете, порядка лучше, чем порядок немецкий и, что кровь, разумеется, вливать надо, но это должна быть добрая чистая арийская кровь. А всякие там казаки со своей вольницей и первозданным варварством пусть уж лучше сидят в задрипаной Азии, потому что в цивилизованной Европе им не место. После этой короткой, но энергичной речи Хельмуту немедленно налили большой фужер коньяка, который он тут же и выпил. А выпив, неожиданно выразил парадоксальное желание пройти во главе немецкой части отряда обряд посвящения в запорожские казаки, потому как боевое подразделение должно быть, как он выразился, «едино боевым духом». А поскольку русских товарищей уговорить принять немецкий боевой дух наверняка не удастся (лично он и пытаться не станет), то остается одно: всем стать запорожскими казаками.
Желательно немедленно.
Своего командира энергично поддержал Шнайдер, который, однако, выразил сомнение в боевом духе казачества запорожского по причине отсутствия последнего и, наоборот, высказался за казачество донское. И быть бы большому спору, но тут вовремя вмешалась хозяйка Лида и бережно, но настойчиво увела Хельмута из-за стола. И сама за стол не вернулась.
Потом с огненно-рыжей танцовщицей куда-то ушел Валерка Стихарь.
Потом Велга ненадолго выпал из мироощущения. А когда снова себя осознал, то оказалось, что он в совершенно голом виде лежит на широкой, как танковый полигон, кровати, а сверху, издавая сладострастные стоны, на нем сидит его кареглазая соседка.
И не просто сидит, а методично делает свое дело.
Пришлось активно включаться в процесс и доказывать самому себе и партнерше, что настоящий разведчик всегда остается на высоте, и ни враг, ни алкоголь, ни усталость не могут сбросить его с этой высоты.
Разумеется, одного доказательства оказалось мало и пришлось еще пару раз повторить и привести при этом веские и разнообразные аргументы. Аргументы были приняты с пониманием и благодарностью, и, когда черноволосая подруга уснула с блаженной улыбкой на пухлых губах, Велга понял, что для того, чтобы спокойно заснуть вслед, ему совершенно необходимо чего-нибудь выпить, выкурить сигарету и убедиться, что с личным составом все в полном порядке.
Принятое решение нужно выполнять.
Он оделся, нащупал в кармане комбинезона сигареты и зажигалку и тихо выскользнул из комнаты.
И оказался в коридоре.
Нет, коридора этого он решительно не помнил. Направо? Налево? Подумав, пошел направо. И не ошибся. Коридор очень скоро вывел его к еще одной двери, открыв которую, Александр попал в ту самую гостиную, где они все еще пару часов назад гуляли.
Трудно найти зрелище более грустное, чем зал, в котором совсем недавно отшумело бесшабашное веселье. Только что здесь хохотали, танцевали, пели и напропалую общались. Только что он казался красивым, блестящим и полным искрометной жизни. И казалось, что праздник будет длиться вечно, и молодость не прекратиться никогда. Но кончилась выпивка и музыка, народ разошелся и расползся по норам и берлогам, свет погас, опустел зал. Грязная посуда, пустые бутылки, пепельницы, полные окурков и особый послепраздничный запах. Разлитый и неусвоенный алкоголь, начавший прокисать салат, въевшийся в стены и скатерть табачный дым.
Впрочем, электричество горело.
Но от этого все выглядело еще безрадостней, поскольку в окна уже вовсю сочился рассвет, и смешение ночного электрического света со светом утренним и естественным придавало помещению фантастически неуютный вид.
Впрочем, все оказалось не так плохо, поскольку за столом обнаружился почти совсем трезвый друг Хельмут в компании с початой бутылкой коньяка и сигаретой.
– Доброе утро Красной Армии! – поприветствовал он товарища, чуть оторвав рюмку от стола. – Докладываю. Личный состав дрыхнет без задних ног после трудов сладких и праведных. Я же, как и положено командиру, на боевом посту.
– Привет, – поздоровался Александр и поразился качеству своего голоса. Оказался голос одновременно хриплым, сиплым и скрипучим.
– Присаживайся, – несколько кривовато усмехнулся Дитц, наливая Велге коньяк в первую подвернувшуюся и на первый взгляд относительно чистую рюмку. – Самое время выпить глоток-другой, выкурить сигарету, побеседовать и снова лечь спать. Тогда есть шанс, что вторичное пробуждение не будет таким страшным.
– Все-то ты знаешь, – пробормотал Александр, усаживаясь рядом и неуверенно принимая рюмку. – Ты думаешь, надо?
– А когда было не надо? – задрал на лоб белесые брови Хельмут. – Надо, можешь не сомневаться. Поверь уж старому фронтовику-отпускнику… – он ополовинил рюмку, повертел ее в руках и поставил на стол. – Да, точно. Я все не мог подобрать определения своему состоянию, а теперь понял. Я же в отпуске! В коротком заслуженном отпуске, который скоро кончится, и снова на передовую… Ты был когда-нибудь в отпуске?
Велга выпил и покачал головой, – Только по ранению. А так – нет, ни разу. Это только у вас, в вермахте, а у нас… – он махнул рукой. – Какой там, на хрен, отпуск!
– Ну да, я и забыл… Значит, тебе не знакомо это состояние. Ранний рассвет, а ты сидишь в борделе и дуешь коньяк. И тебе хорошо!
– Почему в борделе? – удивился Велга.
– Потому что, когда я нахожусь в отпуске, то всегда посещаю бордель, – любезно пояснил Дитц. – Во всяком случае, пока есть деньги.
– Как-то это… того… нехорошо, – высказал свое мнение Велга. – Бордель… Это ведь публичный дом, да? Там, где за деньги торгуют… любовью?
– Именно, – Хельмут явно забавлялся. – Только не любовью, а просто телом. Женским. Впрочем, у вас, в России, насколько я знаю, борделей нет, и это значит, что тебе меня все равно не понять. Но я попробую объяснить. Вот скажи, что ты делаешь, когда тебе хочется женщину?
– Какие на фронте женщины? – пожал плечами Александр. – У меня, знаешь ли, если не считать сегодняшнего дня, последняя женщина была как раз в новогоднюю ночь.
– М-м… ладно. Но ведь война не так уж и давно началась. До войны, что ты делал в подобных случаях?
– Слушай, ну тебя к черту с такими вопросами! Даже неудобно как-то. Ну, старался познакомиться с какой-нибудь симпатичной девушкой. На танцах, там, или еще где-нибудь.
– Правильно. Только все подобные знакомства могут прямым ходом привести тебя в церковь.
– В какую церковь? – испуганно спросил Велга.
– А, я и забыл… Ну, к браку. К женитьбе.
– А что плохого в женитьбе?
– Да ничего. Но не будешь ведь ты меня уверять в том, что жениться нужно на всех, с кем переспал? Жениться один раз нужно. И вот ситуация. Я еще никого не полюбил настолько, чтобы жениться, а женщину мне уже хочется. Что делать? Я иду в бордель. А ты знакомишься с кем-нибудь на танцах. А девушка, с которой ты познакомился, потом страдает, потому что жениться тебе на ней совсем не хочется. Тебе не кажется, что моя позиция честнее твоей?
– Хм, – Александр потянулся к бутылке и налил себе и Хельмуту. – Как-то я, знаешь, не задумывался над этим вопросом. Но все равно. Проституция – это плохо.
– Почему? – не отставал друг Хельмут. – Будь любезен объяснить.
– Потому что постель – это часть любви. И очень значительная ее часть. А проститутки этой самой частью и торгуют. А такие как ты эти услуги покупают. Обоюдная вина получается. Это как взятка, понимаешь? Виноват и тот, кто берет, и тот, кто дает. Одинаково.
– Очень интересно, – Дитц уже ухмылялся во весь рот. – А что же ты, такой принципиальный, сегодня спал с этой самой проституткой?
– Чт…кх! – Велга поперхнулся коньяком и непонимающе уставился на Хельмута.
Глаза обер-лейтенанта блестели лукавым голубым блеском.
– Да, мой друг, – скорбно покивал головой Дитц. – как это ни печально, но мы с тобой сейчас в самом настоящем борделе. И будь я проклят, если этому не рад, – впервые в жизни мне не пришлось в нем платить!
И он отрывисто и гулко захохотал.
– Здесь я, Координатор…
– Вы можете мне сказать, что происходит?
– А что происходит?
– Вот что мне в вас не нравится, Распорядитель, так это ваши штучки! Что за привычка, отвечать вопросом на вопрос?
– Это вопрос?
– …
– Нет, я серьезно. Что именно вас тревожит?
– Меня тревожит спонтанное умножение в Шестом сегменте сектора «С» параллельных реальностей.
– Ну, во-первых, все эти реальности пока закольцованы, а во-вторых, такое бывало и раньше.
– Да, но не в таком количестве и не так быстро! И потом. Любое кольцо можно разомкнуть. А это, как вы понимаете, уже чревато. Опять же, дело может дойти до Верховного Распорядителя, не говоря уже о том, что в этой ситуации страдают ни в чем не повинные разумные существа.
– Хм… Вообще-то, я могу вам напомнить, с чего все началось. С отряда.
– С отряда… С какого отряда?
– Со сводного отряда гуманоидов с планеты Земля. Которые разобрались с устройством «АР-135», а потом со «спасательной планетой» ирюммов. Вы же сами говорили, что у этого отряда особая миссия. Что вы это чувствуете.
– А! Да-да… Кстати, а что с ними?
– Они сейчас в очередной закольцованной параллели своего мира. Я почему о них вспомнил… Уж больно легко они перемещаются из параллели в параллель. Даже непонятно, то ли это редчайший случай групповой совместимости, то ли они сами создают эти реальности.
– Так не бывает.
– Знаю.
– И что вы предлагаете?
– Предлагаю не торопиться и еще за ними понаблюдать. Там, где они сейчас, как раз назревает серьезнейший межзвездный конфликт. И они…
* * *
– П…ц, – констатировал Майер. – Впереди засада, а сзади западня. Что делать будем?«Впереди засада, а сзади западня, – повторил про себя Велга, оглядваясь, – Хм-м, хорошая строчка для стихов…»
И тут он увидел щель между домами. Узкий – впору протиснуться одному – и черный противопожарный проход.
– За мной! – скомандовал лейтенант, и через пять секунд улица была пуста.
Сквозная щель вывела их во дворик, густо заросший деревьями и кустами. Солдаты тут же бесшумно рассыпались в поисках следующего прохода. И не нашли его. То есть, одна дверь в стене дома имелась, но была она металлической и наглухо запертой.
С трех сторон дворик ограничивали стены домов, а с четвертой – плотно оплетенный виноградной лозой каменный забор высотой около пяти метров. Темные окна первых этажей были забраны металлическими решетками, и только три окна второго этажа в доме, примыкающем к забору, были открыты. Оттуда лился теплый электрический свет, доносилась музыка и молодые женские голоса.
– Так, – сказал Дитц скучным голосом. – У нас пара минут, не больше. Потом придется или драться или сдаваться. – Меня не устраивают оба варианта.
– Эх, – скороговоркой пробормотал Валерка Стихарь. – Если тебя в гости не зовут, то надо сделать так, чтобы позвали. Я сейчас.
И он ловко полез по винограду на забор.
– Куда это он? – недоуменно спросил Карл Хейниц.
– Тебе же сказали, – в гости, – объяснил ефрейтору Вешняк.
– А что, – ухмыльнулся Майер, – это мысль. Не вижу, почему бы одним хорошим людям не пригласить других хороших людей на чашечку кофе.
– Тихо, – приказал Велга шепотом. – Замрите. Р-разведчики, вашу мать…
Тем временем Валерка добрался до крайнего окна и осторожно в него заглянул. Перед его взором предстало восхитительное зрелище.
В комнате, вся обстановка которой состояла только из толстого изумрудно-зеленого ковра, под музыку из невидимых динамиков извивались в танце три девушки. Блондинка, брюнетка и рыжая. Из этой комнаты в другую вел открытый широкий проход, и за этим проходом была видна часть накрытого стола, за которым, опять же, весело проводили время молодые симпатичные особы женского пола.
Мама дорогая, с радостным изумлением подумал Валерка, вот это я попал!
Он уже открыл, было, рот, чтобы возвестить о своем присутствии, но тут его заметили. Рыжая резким движением головы отбросила упавшие на лицо волосы и глянула в окно.
Их глаза встретились.
– О-ой! – неожиданно низким голосом перекрыла музыку рыжая и всплеснула руками. – Девочки, мужчина!
– Где?!! – девочки остановились и тут же тоже посмотрели в окно.
– Привет, девчонки! – помахал им рукой Валерка. – Мы тут с друзьями шли мимо, смотрим – огонек с музыкой. Дай, думаем…
– С друзьями! – обрадовались «девчонки». – Не может быть! А друзья веселые?
– Они еще спрашивают! – Валерка уже стоял, картинно подбоченясь, на подоконнике в полный рост (высота оконного проема вполне позволяла ему это сделать). – У меня такие веселые друзья, что вы этот вечер будете хорошо вспоминать всю свою жизнь завтра и через сто лет! Ну, так мы заходим?
– Заходи! – весело разрешили девушки. – А где друзья-то?
Валерка легко спрыгнул на пол и сделал успокаивающий жест. После чего перегнулся через подоконник и шепотом крикнул вниз:
– Эй, все сюда! Нас приглашают! Лезь прямо по винограду. Он старый крепкий, – выдержит…
Дважды никого просить не пришлось, и через пару минут отряд в полном составе вместе с Аней и до сих пор не пришедшим в сознание Николаем очутился на зеленом ковре.
Появление отряда на этом празднике жизни произвело радостный и бурный эффект. Нежданные гости были тут же усажены за стол (Николая положили на первый подвернувшийся диван и заверили остальных в том, что от выстрела из игломета еще никто не умирал, и к утру парень очухается).
– Господа, – поднялся с бокалом в руке невозмутимый Дитц, – тост! За наших спасительниц и утешительниц в тяжкие минуты жизни. За прекрасных дам, господа! – и, отчего-то подмигнув товарищам, лихо выпил до дна.
Товарищи не отстали, и ночь понеслась вскачь.
Поначалу Велга, по въевшейся в кожу и нервы фронтовой привычке, пытался оценить ситуацию и сделать соответствующие выводы, но вскоре запутался окончательно. Чему весьма способствовали отличная выпивка, разнообразная закуска, озорная черноволосая соседка с впечатляющим бюстом и чувственными губами, а также общая беспечно-шальная обстановка за этим странным столом.
Что это за место и почему здесь одни женщины?
Эти мысли, терзавшие его первые десять минут как-то совершенно незаметно и плавно перетекли в совершенно иные.
Какое классное место, какие прекрасные женщины и как нам, черт возьми, повезло, что мы сюда попали! – думал он, обнимая за талию чудно-соблазнительную соседку и шепча ей на ухо какие-то совершенно легкомысленные глупости.
Соседка придвигалась ближе, с откровенным желанием смотрела в зеленоватые глаза Александра своими темно-карими южными очами и смеялась низким грудным смехом.
Очень скоро выяснилось, что здесь происходит празднование дня рождения. Виновницу торжества звали Лидия, было ей на вид лет около сорока, и выглядела она во главе стола истинной королевой. Друг Хельмут быстро положил на нее свой голубой саксонский глаз, против чего Лидия совершенно не возражала. Все остальные тоже не замедлили найти себе пару, и только Малышев с Аней несколько выпадали из общего колорита в силу целомудренности и тонкости их отношений. Впрочем, Велга за них не переживал, а, наоборот, радовался. Несмотря на опьянение и состояние «эх, гуляем до утра!», он отчего-то прекрасно понимал, что и его волоокая соседка, и Лида, и все остальные – это подруги именно до утра и рассчитывать на нечто большее в этом очередном безумном мире не только глупо, но и опасно. Впрочем, в данный момент все прошлые опасности были давно позади, новых пока не предвиделось, и лейтенант окончательно расслабился и принялся получать само идущее в руки удовольствие.
Пили, ели, танцевали, снова пили… Потом откуда-то появилась гитара шестиструнка, и Стихарь, перестроив инструмент на семиструнный лад, сначала очаровал дам романсами «Ночь светла» и «Наш костер в тумане светит», после поверг их в полный восторг парой-тройкой приблатненых ростовских песен, а закончил какой-то совершенно неизвестной Велге, залихватской и громовой казачьей песней про Сагайдачного с Дорошенко и славное «запорожское войско». Песня была на украинском языке, как оказалось, ее знал и Малышев, который подхватил с первых же строк своим зычным басом, и разведчики спели ее на два голоса от самого начала до самого конца под лихой присвист рыжего Курта Шнайдера в нужных местах.
Выпили за казачество.
Сначала за донское, потом за кубанское, которое, как известно, является прямым наследником исчезнувшего запорожского, а после за терское и все остальное.
Потом Курт Шнайдер расчувствовался и посетовал на то, что в Германии и вообще в Европе нет и никогда не было казачества как такового. По его мнению, старушке Европе не помешало бы влить в одряхлевшие жилы немного буйной казачьей крови. Ему возразил Дитц, безапелляционно заявивший, что нет и не может быть в Европе, да и на всей планете, порядка лучше, чем порядок немецкий и, что кровь, разумеется, вливать надо, но это должна быть добрая чистая арийская кровь. А всякие там казаки со своей вольницей и первозданным варварством пусть уж лучше сидят в задрипаной Азии, потому что в цивилизованной Европе им не место. После этой короткой, но энергичной речи Хельмуту немедленно налили большой фужер коньяка, который он тут же и выпил. А выпив, неожиданно выразил парадоксальное желание пройти во главе немецкой части отряда обряд посвящения в запорожские казаки, потому как боевое подразделение должно быть, как он выразился, «едино боевым духом». А поскольку русских товарищей уговорить принять немецкий боевой дух наверняка не удастся (лично он и пытаться не станет), то остается одно: всем стать запорожскими казаками.
Желательно немедленно.
Своего командира энергично поддержал Шнайдер, который, однако, выразил сомнение в боевом духе казачества запорожского по причине отсутствия последнего и, наоборот, высказался за казачество донское. И быть бы большому спору, но тут вовремя вмешалась хозяйка Лида и бережно, но настойчиво увела Хельмута из-за стола. И сама за стол не вернулась.
Потом с огненно-рыжей танцовщицей куда-то ушел Валерка Стихарь.
Потом Велга ненадолго выпал из мироощущения. А когда снова себя осознал, то оказалось, что он в совершенно голом виде лежит на широкой, как танковый полигон, кровати, а сверху, издавая сладострастные стоны, на нем сидит его кареглазая соседка.
И не просто сидит, а методично делает свое дело.
Пришлось активно включаться в процесс и доказывать самому себе и партнерше, что настоящий разведчик всегда остается на высоте, и ни враг, ни алкоголь, ни усталость не могут сбросить его с этой высоты.
Разумеется, одного доказательства оказалось мало и пришлось еще пару раз повторить и привести при этом веские и разнообразные аргументы. Аргументы были приняты с пониманием и благодарностью, и, когда черноволосая подруга уснула с блаженной улыбкой на пухлых губах, Велга понял, что для того, чтобы спокойно заснуть вслед, ему совершенно необходимо чего-нибудь выпить, выкурить сигарету и убедиться, что с личным составом все в полном порядке.
Принятое решение нужно выполнять.
Он оделся, нащупал в кармане комбинезона сигареты и зажигалку и тихо выскользнул из комнаты.
И оказался в коридоре.
Нет, коридора этого он решительно не помнил. Направо? Налево? Подумав, пошел направо. И не ошибся. Коридор очень скоро вывел его к еще одной двери, открыв которую, Александр попал в ту самую гостиную, где они все еще пару часов назад гуляли.
Трудно найти зрелище более грустное, чем зал, в котором совсем недавно отшумело бесшабашное веселье. Только что здесь хохотали, танцевали, пели и напропалую общались. Только что он казался красивым, блестящим и полным искрометной жизни. И казалось, что праздник будет длиться вечно, и молодость не прекратиться никогда. Но кончилась выпивка и музыка, народ разошелся и расползся по норам и берлогам, свет погас, опустел зал. Грязная посуда, пустые бутылки, пепельницы, полные окурков и особый послепраздничный запах. Разлитый и неусвоенный алкоголь, начавший прокисать салат, въевшийся в стены и скатерть табачный дым.
Впрочем, электричество горело.
Но от этого все выглядело еще безрадостней, поскольку в окна уже вовсю сочился рассвет, и смешение ночного электрического света со светом утренним и естественным придавало помещению фантастически неуютный вид.
Впрочем, все оказалось не так плохо, поскольку за столом обнаружился почти совсем трезвый друг Хельмут в компании с початой бутылкой коньяка и сигаретой.
– Доброе утро Красной Армии! – поприветствовал он товарища, чуть оторвав рюмку от стола. – Докладываю. Личный состав дрыхнет без задних ног после трудов сладких и праведных. Я же, как и положено командиру, на боевом посту.
– Привет, – поздоровался Александр и поразился качеству своего голоса. Оказался голос одновременно хриплым, сиплым и скрипучим.
– Присаживайся, – несколько кривовато усмехнулся Дитц, наливая Велге коньяк в первую подвернувшуюся и на первый взгляд относительно чистую рюмку. – Самое время выпить глоток-другой, выкурить сигарету, побеседовать и снова лечь спать. Тогда есть шанс, что вторичное пробуждение не будет таким страшным.
– Все-то ты знаешь, – пробормотал Александр, усаживаясь рядом и неуверенно принимая рюмку. – Ты думаешь, надо?
– А когда было не надо? – задрал на лоб белесые брови Хельмут. – Надо, можешь не сомневаться. Поверь уж старому фронтовику-отпускнику… – он ополовинил рюмку, повертел ее в руках и поставил на стол. – Да, точно. Я все не мог подобрать определения своему состоянию, а теперь понял. Я же в отпуске! В коротком заслуженном отпуске, который скоро кончится, и снова на передовую… Ты был когда-нибудь в отпуске?
Велга выпил и покачал головой, – Только по ранению. А так – нет, ни разу. Это только у вас, в вермахте, а у нас… – он махнул рукой. – Какой там, на хрен, отпуск!
– Ну да, я и забыл… Значит, тебе не знакомо это состояние. Ранний рассвет, а ты сидишь в борделе и дуешь коньяк. И тебе хорошо!
– Почему в борделе? – удивился Велга.
– Потому что, когда я нахожусь в отпуске, то всегда посещаю бордель, – любезно пояснил Дитц. – Во всяком случае, пока есть деньги.
– Как-то это… того… нехорошо, – высказал свое мнение Велга. – Бордель… Это ведь публичный дом, да? Там, где за деньги торгуют… любовью?
– Именно, – Хельмут явно забавлялся. – Только не любовью, а просто телом. Женским. Впрочем, у вас, в России, насколько я знаю, борделей нет, и это значит, что тебе меня все равно не понять. Но я попробую объяснить. Вот скажи, что ты делаешь, когда тебе хочется женщину?
– Какие на фронте женщины? – пожал плечами Александр. – У меня, знаешь ли, если не считать сегодняшнего дня, последняя женщина была как раз в новогоднюю ночь.
– М-м… ладно. Но ведь война не так уж и давно началась. До войны, что ты делал в подобных случаях?
– Слушай, ну тебя к черту с такими вопросами! Даже неудобно как-то. Ну, старался познакомиться с какой-нибудь симпатичной девушкой. На танцах, там, или еще где-нибудь.
– Правильно. Только все подобные знакомства могут прямым ходом привести тебя в церковь.
– В какую церковь? – испуганно спросил Велга.
– А, я и забыл… Ну, к браку. К женитьбе.
– А что плохого в женитьбе?
– Да ничего. Но не будешь ведь ты меня уверять в том, что жениться нужно на всех, с кем переспал? Жениться один раз нужно. И вот ситуация. Я еще никого не полюбил настолько, чтобы жениться, а женщину мне уже хочется. Что делать? Я иду в бордель. А ты знакомишься с кем-нибудь на танцах. А девушка, с которой ты познакомился, потом страдает, потому что жениться тебе на ней совсем не хочется. Тебе не кажется, что моя позиция честнее твоей?
– Хм, – Александр потянулся к бутылке и налил себе и Хельмуту. – Как-то я, знаешь, не задумывался над этим вопросом. Но все равно. Проституция – это плохо.
– Почему? – не отставал друг Хельмут. – Будь любезен объяснить.
– Потому что постель – это часть любви. И очень значительная ее часть. А проститутки этой самой частью и торгуют. А такие как ты эти услуги покупают. Обоюдная вина получается. Это как взятка, понимаешь? Виноват и тот, кто берет, и тот, кто дает. Одинаково.
– Очень интересно, – Дитц уже ухмылялся во весь рот. – А что же ты, такой принципиальный, сегодня спал с этой самой проституткой?
– Чт…кх! – Велга поперхнулся коньяком и непонимающе уставился на Хельмута.
Глаза обер-лейтенанта блестели лукавым голубым блеском.
– Да, мой друг, – скорбно покивал головой Дитц. – как это ни печально, но мы с тобой сейчас в самом настоящем борделе. И будь я проклят, если этому не рад, – впервые в жизни мне не пришлось в нем платить!
И он отрывисто и гулко захохотал.
Глава тринадцатая
Сигнал срочного вызова застал Первого заместителя Председателя Мирового Совета Фернандо Мигеля Арегу в сортире. Это был старый добрый, сколоченный из досок сортир, стоящий высоко в баскских горах неподалеку от хижины, в которой Арега всегда проводил свой отпуск.
Когда этот самый отпуск ему выпадал.
Если не считать сверхскоростного флаера, уткнувшегося обтекаемой мордой в самый край крохотной посадочной площадки перед хижиной, во всей округе в радиусе полутора десятков километров не было ничего, даже отдаленно напоминающего о том, что человечество давным-давно изобрело электричество и даже поселилось на других планетах. Потому что электричества тут отсутствовало. Был аккумулятор во флаере и батарея в телефоне срочного вызова. И все. При необходимости, Первый заместитель Председателя Мирового Совета пользовался керосиновой лампой, чистую воду брал в ручье, что бежал ниже по склону, в сарае хранился изрядный запас дров, а продуктов ему обычно хватало тех, что он брал с собой. Кроме вина и сыра, которые Арега покупал у пастухов. Местное вино не отличалось изысканным букетом, но это было вино его юности, и Фернандо пил его с удовольствием. Он любил эти места за медленное, почти незаметное течение времени, за неотличимые друг от друга дни и ночи, за те мысли, которые приходили ему в голову и те чувства, что посещали его душу в этих древних и вечных горах.
Сигнал не умолкал.
И так всегда, обреченно подумал Арега, вытаскивая из нагрудного кармана ненавистную трубку, почему обязательно в сортире? Он выслушал пятиминутное сообщение, бездумно разглядывая сквозь дыру в доске от выпавшего сучка привычный кусочек неба и гор, задал два вопроса, на один из которых не получил внятного ответа, кряхтя, поднялся и натянул штаны. Было ясно, что отпуск кончился, – не каждый день на Землю возвращаются атланты. И не каждый день вслед за ними приходит опасный враг.
Но ведь ты же сам об этом говорил Гурвичу не далее как семь дней назад, подумал он, шагая к хижине. Ты же сам пожелал человечеству жестокого и сильного врага. А теперь удивляешься тому, что этот враг пришел. Пора бы уже было за девяносто два года жизни понять, что время от времени то, чего желаешь, происходит. Бог ли, дьявол осуществляет наши желания – неважно. Важно, что они осуществляются. Важно и страшно. М-мда, это называется – накаркал. Что-то надо делать, однако… Армии у нас нет, боевых кораблей тоже нет. А что есть? Два-три десятка грузо-пассажирских кораблей на фотонной тяге, древние законсервированные ракеты с ядерными боеголовками, с которыми никто толком не знает, как управляться. Мощные промышленные лазеры есть.
Время.
Вот чего у нас точно нет, так это времени.
Он зашел в хижину, наскоро побросал в сумку нехитрые свои пожитки, окинул внимательным взглядом помещение (не забыл ли чего?), прикрыл дверь, залез в кабину флаера и задвинул дверцу. Три часа лета. У него будет время подумать.
Когда этот самый отпуск ему выпадал.
Если не считать сверхскоростного флаера, уткнувшегося обтекаемой мордой в самый край крохотной посадочной площадки перед хижиной, во всей округе в радиусе полутора десятков километров не было ничего, даже отдаленно напоминающего о том, что человечество давным-давно изобрело электричество и даже поселилось на других планетах. Потому что электричества тут отсутствовало. Был аккумулятор во флаере и батарея в телефоне срочного вызова. И все. При необходимости, Первый заместитель Председателя Мирового Совета пользовался керосиновой лампой, чистую воду брал в ручье, что бежал ниже по склону, в сарае хранился изрядный запас дров, а продуктов ему обычно хватало тех, что он брал с собой. Кроме вина и сыра, которые Арега покупал у пастухов. Местное вино не отличалось изысканным букетом, но это было вино его юности, и Фернандо пил его с удовольствием. Он любил эти места за медленное, почти незаметное течение времени, за неотличимые друг от друга дни и ночи, за те мысли, которые приходили ему в голову и те чувства, что посещали его душу в этих древних и вечных горах.
Сигнал не умолкал.
И так всегда, обреченно подумал Арега, вытаскивая из нагрудного кармана ненавистную трубку, почему обязательно в сортире? Он выслушал пятиминутное сообщение, бездумно разглядывая сквозь дыру в доске от выпавшего сучка привычный кусочек неба и гор, задал два вопроса, на один из которых не получил внятного ответа, кряхтя, поднялся и натянул штаны. Было ясно, что отпуск кончился, – не каждый день на Землю возвращаются атланты. И не каждый день вслед за ними приходит опасный враг.
Но ведь ты же сам об этом говорил Гурвичу не далее как семь дней назад, подумал он, шагая к хижине. Ты же сам пожелал человечеству жестокого и сильного врага. А теперь удивляешься тому, что этот враг пришел. Пора бы уже было за девяносто два года жизни понять, что время от времени то, чего желаешь, происходит. Бог ли, дьявол осуществляет наши желания – неважно. Важно, что они осуществляются. Важно и страшно. М-мда, это называется – накаркал. Что-то надо делать, однако… Армии у нас нет, боевых кораблей тоже нет. А что есть? Два-три десятка грузо-пассажирских кораблей на фотонной тяге, древние законсервированные ракеты с ядерными боеголовками, с которыми никто толком не знает, как управляться. Мощные промышленные лазеры есть.
Время.
Вот чего у нас точно нет, так это времени.
Он зашел в хижину, наскоро побросал в сумку нехитрые свои пожитки, окинул внимательным взглядом помещение (не забыл ли чего?), прикрыл дверь, залез в кабину флаера и задвинул дверцу. Три часа лета. У него будет время подумать.