— И кто же ваш друг?
— Князь Михаил Репнин…
— Вы, наверное, ошибаетесь, я не могла понравиться князю Репнину.
У него уже есть дама сердца.
— У Михаила? Почему вы так думаете?
— Он хотел написать мне, но так и не сделал этого.
— Михаил не может вам написать.
Его арестовали вместе с Владимиром.
Он был секундантом цесаревича…
— Нет!
— Увы! Сожалею, что расстроил вас.
Прощайте, Анна. И будьте счастливы.
Долгорукий поцеловал Анне руку, которая повисла безжизненно и безвольно, и вскочил в седло. Анна проводила его невидящим взглядом…
А тем временем Полина, воспользовавшись, что Анна вышла провожать Долгорукого, вернулась в комнату барона.
— Что ты здесь делаешь? — сурово спросил ее Корф.
— Зашла спросить, не надо ли чего? — Полина сделала вид, что проверяет лекарства на ночном столике. — Ой, кажется, это награды Владимира Ивановича? Он такой герой! Не случилось ли чего?
— Случилось. И раз уж ты здесь, помоги мне одеться. Я еду в Петербург.
— Но вы больны!
— Я должен ехать!
— Не надо вам ехать, Иван Иванович, — принялась уговаривать его Полина. — Вы человек немолодой, не очень здоровый. Ни к чему вам сейчас лишнее волнение. Увидите Владимира Иваныча в тюрьме, в кандалах, как какого-нибудь преступника — даже подумать страшно! А уж охранники в тюрьмах — вообще дьявольское отродье! Деньги воруют почем зря, да и над заключенными, говорят, измываются — дрожь берет. Мало кто такое пережить может. Большинство с ума сходит. А потом их на каторгу ссылают да вшами и личинками погаными кормят. До старости, говорят, немногие доживают… Что это вы, барин, никак опять сердце?
— Дышать не могу.. — захрипел барон. — Сердце… Лекарство! Дай мне лекарство!..
Глава 8
— Князь Михаил Репнин…
— Вы, наверное, ошибаетесь, я не могла понравиться князю Репнину.
У него уже есть дама сердца.
— У Михаила? Почему вы так думаете?
— Он хотел написать мне, но так и не сделал этого.
— Михаил не может вам написать.
Его арестовали вместе с Владимиром.
Он был секундантом цесаревича…
— Нет!
— Увы! Сожалею, что расстроил вас.
Прощайте, Анна. И будьте счастливы.
Долгорукий поцеловал Анне руку, которая повисла безжизненно и безвольно, и вскочил в седло. Анна проводила его невидящим взглядом…
А тем временем Полина, воспользовавшись, что Анна вышла провожать Долгорукого, вернулась в комнату барона.
— Что ты здесь делаешь? — сурово спросил ее Корф.
— Зашла спросить, не надо ли чего? — Полина сделала вид, что проверяет лекарства на ночном столике. — Ой, кажется, это награды Владимира Ивановича? Он такой герой! Не случилось ли чего?
— Случилось. И раз уж ты здесь, помоги мне одеться. Я еду в Петербург.
— Но вы больны!
— Я должен ехать!
— Не надо вам ехать, Иван Иванович, — принялась уговаривать его Полина. — Вы человек немолодой, не очень здоровый. Ни к чему вам сейчас лишнее волнение. Увидите Владимира Иваныча в тюрьме, в кандалах, как какого-нибудь преступника — даже подумать страшно! А уж охранники в тюрьмах — вообще дьявольское отродье! Деньги воруют почем зря, да и над заключенными, говорят, измываются — дрожь берет. Мало кто такое пережить может. Большинство с ума сходит. А потом их на каторгу ссылают да вшами и личинками погаными кормят. До старости, говорят, немногие доживают… Что это вы, барин, никак опять сердце?
— Дышать не могу.. — захрипел барон. — Сердце… Лекарство! Дай мне лекарство!..
Глава 8
Неравный брак
— Ой, ой, ой, Андрей Платонович, счастлива видеть! Я так готовилась к вашему визиту! Как вы находите мое новое платье? — спрашивала Лиза намеренно тонким и писклявым голоском, озвучивая свою любимую фарфоровую куклу Машу, которую по случаю «ее предстоящей свадьбы» нарядили в лучшее платье.
— Чудесно, чудесно! — восторженно басила по-стариковски Татьяна, играя тряпичным Петрушкой-уродцем, который, по замыслу обоих восседавших на кровати кукловодов исполнял роль Забалуева.
— Чудесно то, что вы к нам пожаловали! — кукольная Маша размахивала руками и прыгала на шелковом покрывале от радости. — Я всю ночь мечтала вновь увидеть блеск ваших глаз!
— А что если он скажет: «Здравствуйте, Елизавета Петровна, позвольте вашу щечку!» — Петрушка игриво склонил носатую голову в красном колпаке.
— Целуйте, Андрей Платонович!
Целуйте крепче! — Маша обеими ручками схватила Петрушку за горло и сжала его в неумеренном порыве.
— А вас не стошнит, Лизавета Петровна? — прохрипел Петрушка, отчаянно вертя задом и пытаясь вырваться из цепких объятий дорогой невестушки.
— Еще как стошнит! Но победа не дается без жертв! — Маша весело захлопала в растопыренные ладошки. Голова Петрушки поникла, нос провалился до талии. И вдруг кукла заговорила уже другим, нормальным, Лизиным голосом. — Скоро приедет Владимир и спасет меня от этого кошмара. А пока буду притворяться страстно влюбленной.
— А я бы не смогла притворяться, — в тон ей ответила враз посерьезневшая Татьяна. — Побоялась бы.
— Я боюсь только одного — вдруг Соня не выдержит и расскажет маменьке про мое письмо Ивану Ивановичу!
— Соня любит тебя!
— Соня еще маленькая, она и маму любит, я же вижу, как она разрывается на части! — горестно вздохнула Лиза и вдруг, лукаво посмотрев на Татьяну, добавила:
— А знаешь, Забалуев ночью кладет в стакан с коньяком вставную челюсть!
— А куда же он на ночь кладет свою ногу? — поддержала игру Татьяна.
— А ногу… — задумалась Лиза.
— А ногу он кладет в чан с квашеной капустой, — с самым серьезным видом сообщила Татьяна. — Чтобы не скрипела!
— Что здесь за веселье?! — прервала их Долгорукая, по обыкновению широким жестом распахнув дверь в комнату дочери, и в просвет ловко прошмыгнула юркая Соня. — Довольно вам бездельничать! У тебя, Татьяна, что — дел мало? Ступай на двор или по дому посмотри, что запустила.
А ты, Лизушка, — хватит лясы точить, садись вышивать наволочки для свадебного белья. Сундук с приданым стоит, а в нем только твои наряды.
И не ленись — надеюсь, это отвлечет тебя, чтобы мысли крамольные про Владимира Корфа в голову не лезли!
Да старайся так, чтобы Андрей Платонович оценил, какая ты у меня мастерица. И ведь полдня прошло, а ты еще ни одного стежка не сделала!
О чем думаешь?
— Меня, маменька, как-то не вдохновляет голова, предназначенная для этой подушки!
— Это, милая моя, не тебе решать!
И за упрямство я велю вынести сундук с твоими красивыми платьями.
А наволочку, будь добра, вышей до вечера, порадуй своего жениха прилежностью! И чтобы из комнаты — ни ногой!
Объявив о своем решении, Долгорукая вышла, вытолкав впереди себя вяло сопротивляющуюся Татьяну. Эта дружба Марии Алексеевне никогда не нравилась. Дворовая девка должна знать свое место, а Татьяна больше времени проводила в комнатах ее дочерей, чем на поле или на кухне. Те и играли с ней, и секретничали, и на Святки гадали. Лиза от широты души обучила Татьяну читать и на фортепьянах отстукивать что-нибудь незатейливое. А Соню княгиня как-то застала за уроком живописи, который ее младшая дочь давала своей крепостной приятельнице. С тех пор Долгорукая сама следила за тем, чтобы ее девочки педагогикой впредь не занимались, а Татьяну собственноручно отхлестала по щекам, чтобы не возгордилась от доброты ее дочерей. Татьяна урок поняла и старалась слишком часто княгине в комнатах девочек не попадаться, но события последних дней снова сблизили Лизу и Соню с ней. Долгорукую это беспокоило — ее дочери были откровеннее и ближе с крепостной, чем с родной матерью.
Княгиня велела Татьяне взять со двора двух мужиков покрупнее и вынести из Лизиной комнаты сундук с платьями старшей дочки. Татьяна кивнула и побежала исполнять.
А Соня, наконец, решилась высунуться из своего убежища. Опасаясь гнева матушки, она всегда пряталась за шелковой ширмой, стоявшей у кровати сестры.
— Ненавижу это занятие! — воскликнула Лиза, отбрасывая в сторону шитье, едва княгиня закрыла за собой дверь. — Соня, прошу, придумай что-нибудь!
— Грех это — против воли маменьки…
— Грех — жить с ненавистным человеком и ненавидеть его всю жизнь!
И барон Корф все молчит…
— Он приезжал к нам, — спокойно сказала Соня. — Недавно. У них с маменькой был шумный разговор, а потом Иван Иванович уехал.
— Как же так?! — вскочила Лиза. — Мне ведь нужно обязательно его увидеть! Он вернулся один, без Владимира?
— Владимира Ивановича я не видела…
— Соня, я должна срочно повстречаться с бароном и поговорить с ним!
Мне надо выбраться из моего заключения!
— Тебе не удастся выйти из дома незамеченной.
— Нет, я выберусь из этого каземата! Я во что бы то ни стало найду выход! — Лиза покрутилась волчком, вновь окидывая взглядом комнату. — Окно! Можно бежать через окно:
— Высоко, — покачала головой Соня. — Ты разобьешься!
— А если сделать лестницу из простыней?
— Да где же ты возьмешь столько простыней? Сундук с приданым, и тот, ты же слышала, маменька велела вынести.
— Сундук? — Лиза с интересом посмотрела в дальний угол комнаты. — Кажется, у меня есть идея…
— Ой, Лиза, что ты задумала?! — всплеснула руками Соня.
— Можно, барышня? — Татьяна бочком втиснулась в комнату. — Я людей привела, чтобы сундук вынести.
— Зайди-ка сюда, Танечка, — поманила ее Лиза.
— А ругать меня не станут?
— Кто? Маменька давно ушла, а у меня к тебе дело. Иди сюда да дверь поплотнее прикрой. Вот что мы сделаем, — начала Лиза, посадив девушек на кровать, объяснять им свой план, как учительница на уроке. — Мы сейчас мои платья да белье из сундука за ширму перепрячем, а я сяду в сундук.
Ты, Татьяна, проследишь, чтобы его вынесли подальше, откуда мне можно незаметно убежать из дома. А ты, Сонечка, будешь прикрывать меня, пока я к Корфам сбегаю и вернусь. Надо, чтобы маменька подольше не заходила в мою комнату.
— А как же наволочка? — испуганно спросила Соня.
— Я вышью, это нетрудно, — предложила Татьяна.
Она была известная мастерица и рукодельница.
— Страшно! — Соня вжала голову в плечи.
— Соня, — Лиза опустилась перед сестрой на колени, — мне так нужна твоя помощь! Ты должна мне помочь!
Представь: у Андрея Платоновича есть младший брат, еще уродливее, чем он сам. И матушка заставит тебя выйти за него замуж! Что тогда?!
Соня, подумав, кивнула, и девушки тут же принялись исполнять задуманное.
Когда Лиза уже сидела в сундуке, Татьяна велела мужикам вынести сундук в коридор. И вовремя — Долгорукая была тут как тут.
— Ты все еще здесь? — она метнула гневный взгляд на Татьяну. — А Лизавета где?
— Лизавета Петровна вышивает наволочку. Она поклялась ни с кем не говорить, пока не закончит.
— А я знала, что моя дочь умница! — обрадовалась Долгорукая и повернулась к мужикам. — Ну, что встали? Выносите!
Дворовые покряхтели, подняли сундук и понесли его в кладовую. Татьяна и Соня пошли следом.
— Господи, благослови ее! — горячо шептала Татьяна.
— Поверить не могу, что это мы сделали! Я чуть от страха не умерла! — так же тихо вторила ей Соня.
— В сундуке сидеть страшнее! Молодец, Лиза, ничего не боится!
— А что если маменька раскроет наш заговор? И зачем я это сделала?!
— Да вы это сделали потому, что верите в настоящую любовь! Как и я, как и Лизавета Петровна.
— В любовь-то я верю, — грустно покачала головой Соня, — а вот во Владимира Корфа — нет! Вдруг он ее больше не любит? Что, если она гонится за мечтой? Этим бегством она окажется обесчещена!
Когда мужики поставили сундук, куда им указали, и ушли, Татьяна попросила Соню постоять на страже и помогла Лизе выбраться. Лиза откашлялась — в сундуке было душно и сильно пахло лавандой. Потом она благодарно обняла Татьяну и потихоньку вышла из кладовой. Никем незамеченная, Лиза добежала до сада и скрылась за деревьями.
Татьяна перекрестила ее и вернулась к Соне.
— Никого, — шепнула Соня.
— Хорошо, — кивнула ей Татьяна. — А теперь пошли матушку вашу отвлекать.
И вместе они вернулись в дом.
Соня прямиком направилась в гостиную и сразу же припала к маменьке.
— Не заболела ли? — с подозрением спросила ее княгиня.
— Я рада за Лизу, маменька — хорошо, что она вас послушалась!
— Что-то я давно не видела тебя за мольбертом, Сонюшка, — быстро перевела тему разговора Долгорукая. — Ты часом не забросила занятия рисованием?
— Не забросила. Учитель меня хвалит, говорит, что я делаю успехи.
— Успехи — это хорошо! А, может, стоит нанять нового учителя — посерьезней? Или нет — может, лучше поехать тебе поучиться в Италию?
— Маменька, я даже не мечтаю об этом!
— А ты будь посмелее — хочешь в Италию?
— Очень хочу!
— Ах ты, моя дорогая! — Долгорукая приподняла голову Сони за подбородок. — Я похлопочу о твоей поездке, а ты сделай доброе дело для меня — присмотри за сестрицей. С кем она говорит, о чем думает, какие планы строит.
— Маменька! — вскричала Соня. — Вы просите меня шпионить за Лизой?!
— Да ты только представь себе, — гипнотизировала ее взглядом княгиня. — Отправим тебя в лучший пансион, возьмешь с собой кого-нибудь из прислуги… Ну, дружок, так что там Лиза затевает? Какие у нее дела с Корфами? Расскажи мне.
— Я, право, не знаю, маменька…
— А вот я знаю, что кто-то из нашего дома письмо доносное барону отправил, предупредить его хотел. Кто бы это мог быть, по-твоему? — Долгорукая не дала Соне ответить. — Знаешь, почему я хочу отправить тебя в Италию учиться живописи?
— Вы говорили прежде, что я талантлива…
— Конечно, дорогая моя, но это не все… — княгиня сделала многозначительную паузу. — Открою тебе секрет — на днях мне привиделся удивительный сон. Будто бы ты путешествуешь по Италии и встречаешь там молодого графа. Он красив, умен, богат — не то, что этот нищий Корф…
А главное — влюбляется в тебя без памяти! И живете вы с ним в великолепном палаццо!
— Вам так и приснилось?
— Чистая правда! — Долгорукая увидела, что Сонечка разомлела, и глаза девочки наполнились слезами счастья. — Расскажи мне, милая, расскажи…
— Маменька! — разрыдалась Соня. — После того, как вы заперли Лизу и велели ей вышивать наволочку, она…
— Барыня, — в гостиную вбежала Татьяна. — Андрей Платоныч приехали. Просят принять его!
Соня словно очнулась и странным, потусторонним взглядом обратилась в сторону вошедшей Татьяны. Долгорукая нахмурилась — ей почти удалось одурманить свою простодушную малышку. Но ничего не поделаешь, хоть и некстати явился Забалуев, гость он по важности первый, а значит — дорогой.
— После продолжим, Сонечка, — княгиня нехотя поднялась с дивана. — Надо хорошо принять дорогого гостя.
Татьяна, проси Андрея Платоновича, да шампанского принеси. А Лизе скажи — пусть тотчас спускается!..
— Маменька, — тихо спросила Соня, — можно, я за Лизой пойду?
— Умница ты моя, — расцвела Долгорукая. — Иди, иди, конечно.
Выйдя из гостиной вместе с Татьяной, Соня сразу ухватилась за рукав ее платья.
— Танечка, мне страшно! Почему Лиза так долго не возвращается?
— Путь-то не близкий, хотя через лес дорога короче кажется.
— Думаешь, барон согласится послать за Владимиром? Сладится все у них?
— Дай-то Бог!
— Господи, скорее бы она уже вернулась… — взмолилась Соня. — У меня уже голова кружится от волнения.
Сонечка побежала наверх охранять комнату сестры, а Татьяна позвала Забалуева пройти в гостиную.
— Ах, Андрей Платонович! — Долгорукая протянула Забалуеву руку для поцелуя. — Каким вы сегодня франтом смотритесь!
— Не каждый день помолвка, дорогая Мария Алексеевна! — Забалуев церемонно приложился к ее бархатистой коже. — Что Лиза? Готова?
— Не совсем, но вы не извольте тревожиться. Скоро отец Павел подъедет да доктор Штерн, чтобы все честь по чести, со свидетелем. А пока присаживайтесь. Отметим это событие по обычаю. Как день провели, что нового у вас?
— Вот хотел вам приобретение свое показать, — Забалуев достал из кармана сюртука изящную золотую бонбоньерку ручной работы. — Занятная штучка, я купил ее у цыган. Меня уверяли, что она из Индии.
— Должно быть, очень дорогая, — Долгорукая с интересом протянула руку за вещицей. — Позвольте посмотреть.
— Осторожно! — предупредил ее Забалуев. — Снаружи красива — смертельна внутри.
— Что же там?
— Говорят, внутри достаточно яда, чтобы свалить слона.
— Хорошо, что у нас нет слонов, — с напряжением улыбнулась Долгорукая, но взгляда от бонбоньерки не отвела.
— Вообще-то яд мне ни к чему, — поспешил с объяснениями Забалуев. — Мое внимание привлекла сама бутылочка.
— Мне до этого нет совершенно никакого дела, — с деланным равнодушием сказала княгиня и кивнула Татьяне, уже томившейся рядом с подносом, на котором стояли бокалы и ледяное ведерко с шампанским.
Забалуев подскочил, чтобы налить и самолично поднести шампанское Долгорукой — та благосклонно приняла из его рук бокал. Татьяна поставила поднос на фруктовый столик и удалилась — тише воды, ниже травы.
— За что выпьем? За счастье молодых? — Долгорукая оценивающе оглядела Забалуева с ног до головы.
— Лучше за вас. За достойную мать, воспитавшую такую дочь, за хозяйку дома и за очаровательную женщину.
Сильную, умную, красивую…
— Поберегите комплименты для невесты, — кивнула довольная княгиня и отпила глоток.
— Если бы не знал, что Соня и Лиза — ваши дочери, — последовал ее примеру Забалуев, — подумал бы, что вы им сестра. Вы потрясающая женщина — и готовить всякие там разносолы да наливки мастерица, и дом на ваших руках, и с поместьем справляетесь. И все одна.
— Да что делать-то? Приходится, — Но теперь в вашем доме появится мужчина, который, надеюсь, будет достоин его хозяйки во всех отношениях, — без ложной скромности сказал Забалуев.
— Вы, Андрей Платонович, я слышала, на войне с французами проявили себя героем?
— В неравном бою был ранен, сударыня. В грудь! Семерых извергов заколол. Спасал честь девушки, невинного создания, оказавшегося в грязных руках супостатов.
— Вы — отважный человек! — глаза Долгорукой повлажнели.
— Ах, если бы вы постарше, а я помоложе, — захмелевшим голосом темпераментно проговорил Забалуев, — пал бы сейчас пред вами на колено и попросил бы руки вашей!
— А я бы согласилась! Вот только…
— Только что? — разгорячился Забалуев, впиваясь губами в ее кисть.
И в эту минуту влетела Соня.
— Ну, что там Лиза? — воскликнула Долгорукая, поспешно отнимая у Забалуева руку.
— Она неважно себя чувствует. Просила ее извинить и подождать, пока ей не станет лучше.
— А отчего же ей нездоровится? От вчерашних пирогов или от мысли о свадьбе?
— У нее лицо бледное, лежит и стонет!
— Скажи, чтобы спустилась немедля! И пусть принесет рукоделие! Хочу посмотреть да жениху показать.
Забалуев согласно закивал головой.
Между делом он успел опрокинуть еще бокальчик, и теперь ему повсюду чудились летучие небесные младенцы.
— Соня, ты не расслышала меня? — Долгорукая повысила голос. — Что ты стоишь, как вкопанная? Ступай и позови сестру, и пусть принесет с собой рукоделие!
— Но она сказала, что еще полежит немного.
— Да уже весь дом на ногах, а она все лежит! Пойду-ка я сама поговорю с ней! — Долгорукая решительно встала, но Соня бросилась к матери и усадила обратно.
— Маменька, Лиза скоро встанет!
— Ой, Соня, сдается мне, что ты чего-то недоговариваешь. В чем дело?
Почему я не должна идти? Говори!
— Маменька… — Соня умоляюще сложила руки перед грудью.
— Она вообще-то у себя? Или ее там нет? Может, сбежала?
— Как можно! Лиза всегда вас слушается!
— Соня, — раздраженно оборвала ее Долгорукая, — ты никогда не умела лгать. Где Лиза? Скажи по-хорошему!
— У себя… — обреченно прошептала Соня.
— Вот мы к ней сейчас и пойдем.
Уж коли ей не встается, так и мы не лентяи — сами поднимемся.
— Барыня! — впопыхах вбежавшая Татьяна рухнула на колени перед Долгорукой. — Вот, примите, барышня велела передать.
— Что это? — княгиня приняла из ее рук бязевую наволочку и развернула ее. — Отличная работа! Очень хорошо. Никогда бы не поверила, что Лиза столь усидчива в вышивании. Взгляните, Андрей Платонович — для вас сделано.
— Чудесно! Чудесно! — воскликнул Забалуев, рассматривавший рисунок из-за плеча Долгорукой. — Очень поучительный сюжет — амур, и еще один амур.
— Это херувимы, — поправила всезнайка Соня.
— Матушка-барыня, Лизавета Петровна очень способная. Видать, в охотку пошло — все стежки клала, не отрывалась… От того и устала чуть-чуть.
— Только не твоих ли это рук дело?
Если бы ты мне просто это вышивание показала, я бы точно решила — твоя работа.
— Спасибо, барыня! — принялась оправдываться Татьяна. — Так ведь это я Лизавету Петровну и научила.
Вот эти стежки здесь видите? Это я ей показала. Ей так понравилось, что она полнаволочки таким способом и вышила.
— Научила, говоришь? А ну, покажи-ка руки!
— Зачем это, барыня? — испугалась Татьяна и спрятала руки за спину.
— Что?! На сенокос захотела?! А ну, покажи руки! Так я и знала! Все пальцы исколоты! Это твоя работа! Сговорились, да? Мать обмануть задумали, да?
— Маменька.., маменька, да что вы, да как можно… — Соня повисла у матери на руке.
— Прочь с дороги! Ну, если ее там нет!.. — Долгорукая властным движением отстранила от себя Соню и стремительно направилась наверх в комнату Лизы.
— Маменька, ну отчего вы сердитесь? — бежала за ней вприпрыжку Соня. — Лиза работала весь день, чтобы вам угодить!
— Лиза работала, а у Таньки пальцы исколоты! — на ходу кричала Долгорукая.
— Барыня, так я тоже вышивала!
Для себя! — доказывала семенившая следом за нею Татьяна.
— И к тебе сходим, голубушка, и с тобой разберемся! — Долгорукая с силой рванула на себя дверь в комнату Лизы. — Вот только к Лизавете загляну, и сразу пойдем. Лиза, ты спишь, что ли? Твой жених желает видеть тебя!
— Да-да, — подал голос Забалуев, на всякий случай державшийся в отдалении от не на шутку разошедшейся княгини.
— Мама! Неприлично постороннему мужчине заходить в спальню к девушке. Андрей Платонович еще не муж! И, если вы откроете дверь, маменька, Лиза все равно спрячется.
— Ничего, ей пора уже к постороннему глазу привыкать — замуж выходит!
— Маменька! Татьяне дурно сделалось! — вдруг всполошилась Соня.
Долгорукая оглянулась. Татьяна и впрямь медленно сползала по стенке — бледная, с обескровленными губами, руки — плетью. И в этот момент на шум из комнаты вышла Лиза.
— Матушка, что-то случилось? — она и впрямь выглядела неважно, дышала глубоко и прерывисто.
— Да вот пришла на тебя посмотреть, а то не дозовешься! — Долгорукая окинула дочь подозрительным взглядом.
— Вы же сами мне выходить не велели! И что такого ужасного может со мной произойти? Устала я немного, но сейчас, как видите, вполне здорова. Не стоило так беспокоиться.
— Вижу, что жива. Вижу, что здорова! Однако странно это…
— Не вижу, матушка, ничего странного. Неужели вы могли подумать, что я решилась на незаконное дело?
— От тебя всего можно ожидать.
— Таня, что с тобой? — заботливо спросила Лиза. — Почему у вас такие лица, или случилось чего?
— Это я хочу понять, что тут случилось. Почему они мне говорят, что ты больна, спишь, а ты одета, обута… Покажи-ка мне свои туфли!
— Туфли? — растерялась Лиза.
— Быстро!
Лиза выскользнула из туфель и подала их матери. Долгорукая резко перевернула их и внимательно осмотрела подошвы — ничего! Долгорукая закусила губу.
— Ладно, верю!
— А если бы не туфли, вы бы мне не поверили? Вы напрасно беспокоились, маменька, — спокойно сказала Лиза, — я все это время думала и пришла к выводу, что Андрей Платонович даже очень мил. Вы были правы — я выйду за него замуж.
— Уразумела? Вот и славно, — с легким недоумением кивнула Долгорукая. — А теперь спускайся вниз, мы ждем тебя, с минуту на минуту приедет отец Павел.
Долгорукая взяла под руку Забалуева, и они вместе стали спускаться в гостиную.
— Хорошо, что я догадалась переобуться! — воскликнула Лиза, когда они ушли.
— Скажи, у тебя получилось? — затормошила ее Соня.
— Мне не удалось увидеть барона — он болен, у него плохо с сердцем, не встает с постели, но я слышала, он велел вызвать Владимира. И Владимир обязательно приедет домой!
— А если у него сердце разболелось из-за твоего письма?
— Соня, все закончится наилучшим образом!
— Так вы не собираетесь выходить за Забалуева? — догадалась Татьяна.
— А ты поверила?! — рассмеялась Лиза. — Но это же просто замечательно!
— Простите, я ничего не понимаю!
— Танечка, милая, я буду во всем соглашаться с маменькой. И буду любезничать с этим старым дураком, готовиться к свадьбе, тянуть время. А потом вернется Владимир, мы поженимся, барон останется в своем имении, а я буду там хозяйкой — все, о чем печется маменька. Все будут довольны.
Кроме господина Забалуева!
Татьяна недоверчиво покачала головой, Соня разулыбалась, но тоже как-то неуверенно. Одна только Лиза чувствовала себя победительницей.
В домашней церкви их уже ждал отец Павел. Он приехал один — от Корфов навестил его дворовый парнишка сообщить, что доктор Штерн вызван к старому барону, у которого неожиданно приключился сердечный приступ. Эту весть, особенно себя не выдавая, княгиня и Забалуев восприняли с радостью, обменявшись незаметными, но весьма многозначительными взглядами.
Дожидаясь невесты, отец Павел развлекал Долгорукую и Забалуева рассказами.
— А однажды я венчал подставного жениха! Жених проигрался в Баден-Бадене в рулетку и не имел никакой возможности вернуться домой.
И чтобы оплатить его долги, ему срочно подобрали здесь богатую невесту.
И вот представьте себе такой конфуз — под венцом стоял отец жениха.
Бедный старик! Разменял восьмой десяток. У него уже дрожь во всех членах, ломота в пояснице! Он пыхтит, потеет рядом с молодухой. А деваться некуда!
— И что же дальше? — вяло поинтересовался озабоченный серьезностью момента Забалуев, время от времени нюхавший табачок.
— А потом жениха за невестины денежки выкупили, и пришлось мне опять ее перевенчивать. Вот такие чудеса еще творятся, прости Господи!
Когда Лиза в сопровождении Сони появилась на пороге, Долгорукая поспешила к дочери и подвела ее к аналою, где уже топтался Забалуев. Отец Павел зачитал им благословление, возложив персты свои на Библию, и торжественно призвал жениха вручить невесте помолвленное кольцо.
Забалуев тут же полез в карманчик сюртука за футлярчиком. Колечко показалось Долгорукой не новым, и она протянула руку снять кольцо с небольшим бриллиантом с безымянного пальца примерившей его Лизаветы.
— Чудесно, чудесно! — восторженно басила по-стариковски Татьяна, играя тряпичным Петрушкой-уродцем, который, по замыслу обоих восседавших на кровати кукловодов исполнял роль Забалуева.
— Чудесно то, что вы к нам пожаловали! — кукольная Маша размахивала руками и прыгала на шелковом покрывале от радости. — Я всю ночь мечтала вновь увидеть блеск ваших глаз!
— А что если он скажет: «Здравствуйте, Елизавета Петровна, позвольте вашу щечку!» — Петрушка игриво склонил носатую голову в красном колпаке.
— Целуйте, Андрей Платонович!
Целуйте крепче! — Маша обеими ручками схватила Петрушку за горло и сжала его в неумеренном порыве.
— А вас не стошнит, Лизавета Петровна? — прохрипел Петрушка, отчаянно вертя задом и пытаясь вырваться из цепких объятий дорогой невестушки.
— Еще как стошнит! Но победа не дается без жертв! — Маша весело захлопала в растопыренные ладошки. Голова Петрушки поникла, нос провалился до талии. И вдруг кукла заговорила уже другим, нормальным, Лизиным голосом. — Скоро приедет Владимир и спасет меня от этого кошмара. А пока буду притворяться страстно влюбленной.
— А я бы не смогла притворяться, — в тон ей ответила враз посерьезневшая Татьяна. — Побоялась бы.
— Я боюсь только одного — вдруг Соня не выдержит и расскажет маменьке про мое письмо Ивану Ивановичу!
— Соня любит тебя!
— Соня еще маленькая, она и маму любит, я же вижу, как она разрывается на части! — горестно вздохнула Лиза и вдруг, лукаво посмотрев на Татьяну, добавила:
— А знаешь, Забалуев ночью кладет в стакан с коньяком вставную челюсть!
— А куда же он на ночь кладет свою ногу? — поддержала игру Татьяна.
— А ногу… — задумалась Лиза.
— А ногу он кладет в чан с квашеной капустой, — с самым серьезным видом сообщила Татьяна. — Чтобы не скрипела!
— Что здесь за веселье?! — прервала их Долгорукая, по обыкновению широким жестом распахнув дверь в комнату дочери, и в просвет ловко прошмыгнула юркая Соня. — Довольно вам бездельничать! У тебя, Татьяна, что — дел мало? Ступай на двор или по дому посмотри, что запустила.
А ты, Лизушка, — хватит лясы точить, садись вышивать наволочки для свадебного белья. Сундук с приданым стоит, а в нем только твои наряды.
И не ленись — надеюсь, это отвлечет тебя, чтобы мысли крамольные про Владимира Корфа в голову не лезли!
Да старайся так, чтобы Андрей Платонович оценил, какая ты у меня мастерица. И ведь полдня прошло, а ты еще ни одного стежка не сделала!
О чем думаешь?
— Меня, маменька, как-то не вдохновляет голова, предназначенная для этой подушки!
— Это, милая моя, не тебе решать!
И за упрямство я велю вынести сундук с твоими красивыми платьями.
А наволочку, будь добра, вышей до вечера, порадуй своего жениха прилежностью! И чтобы из комнаты — ни ногой!
Объявив о своем решении, Долгорукая вышла, вытолкав впереди себя вяло сопротивляющуюся Татьяну. Эта дружба Марии Алексеевне никогда не нравилась. Дворовая девка должна знать свое место, а Татьяна больше времени проводила в комнатах ее дочерей, чем на поле или на кухне. Те и играли с ней, и секретничали, и на Святки гадали. Лиза от широты души обучила Татьяну читать и на фортепьянах отстукивать что-нибудь незатейливое. А Соню княгиня как-то застала за уроком живописи, который ее младшая дочь давала своей крепостной приятельнице. С тех пор Долгорукая сама следила за тем, чтобы ее девочки педагогикой впредь не занимались, а Татьяну собственноручно отхлестала по щекам, чтобы не возгордилась от доброты ее дочерей. Татьяна урок поняла и старалась слишком часто княгине в комнатах девочек не попадаться, но события последних дней снова сблизили Лизу и Соню с ней. Долгорукую это беспокоило — ее дочери были откровеннее и ближе с крепостной, чем с родной матерью.
Княгиня велела Татьяне взять со двора двух мужиков покрупнее и вынести из Лизиной комнаты сундук с платьями старшей дочки. Татьяна кивнула и побежала исполнять.
А Соня, наконец, решилась высунуться из своего убежища. Опасаясь гнева матушки, она всегда пряталась за шелковой ширмой, стоявшей у кровати сестры.
— Ненавижу это занятие! — воскликнула Лиза, отбрасывая в сторону шитье, едва княгиня закрыла за собой дверь. — Соня, прошу, придумай что-нибудь!
— Грех это — против воли маменьки…
— Грех — жить с ненавистным человеком и ненавидеть его всю жизнь!
И барон Корф все молчит…
— Он приезжал к нам, — спокойно сказала Соня. — Недавно. У них с маменькой был шумный разговор, а потом Иван Иванович уехал.
— Как же так?! — вскочила Лиза. — Мне ведь нужно обязательно его увидеть! Он вернулся один, без Владимира?
— Владимира Ивановича я не видела…
— Соня, я должна срочно повстречаться с бароном и поговорить с ним!
Мне надо выбраться из моего заключения!
— Тебе не удастся выйти из дома незамеченной.
— Нет, я выберусь из этого каземата! Я во что бы то ни стало найду выход! — Лиза покрутилась волчком, вновь окидывая взглядом комнату. — Окно! Можно бежать через окно:
— Высоко, — покачала головой Соня. — Ты разобьешься!
— А если сделать лестницу из простыней?
— Да где же ты возьмешь столько простыней? Сундук с приданым, и тот, ты же слышала, маменька велела вынести.
— Сундук? — Лиза с интересом посмотрела в дальний угол комнаты. — Кажется, у меня есть идея…
— Ой, Лиза, что ты задумала?! — всплеснула руками Соня.
— Можно, барышня? — Татьяна бочком втиснулась в комнату. — Я людей привела, чтобы сундук вынести.
— Зайди-ка сюда, Танечка, — поманила ее Лиза.
— А ругать меня не станут?
— Кто? Маменька давно ушла, а у меня к тебе дело. Иди сюда да дверь поплотнее прикрой. Вот что мы сделаем, — начала Лиза, посадив девушек на кровать, объяснять им свой план, как учительница на уроке. — Мы сейчас мои платья да белье из сундука за ширму перепрячем, а я сяду в сундук.
Ты, Татьяна, проследишь, чтобы его вынесли подальше, откуда мне можно незаметно убежать из дома. А ты, Сонечка, будешь прикрывать меня, пока я к Корфам сбегаю и вернусь. Надо, чтобы маменька подольше не заходила в мою комнату.
— А как же наволочка? — испуганно спросила Соня.
— Я вышью, это нетрудно, — предложила Татьяна.
Она была известная мастерица и рукодельница.
— Страшно! — Соня вжала голову в плечи.
— Соня, — Лиза опустилась перед сестрой на колени, — мне так нужна твоя помощь! Ты должна мне помочь!
Представь: у Андрея Платоновича есть младший брат, еще уродливее, чем он сам. И матушка заставит тебя выйти за него замуж! Что тогда?!
Соня, подумав, кивнула, и девушки тут же принялись исполнять задуманное.
Когда Лиза уже сидела в сундуке, Татьяна велела мужикам вынести сундук в коридор. И вовремя — Долгорукая была тут как тут.
— Ты все еще здесь? — она метнула гневный взгляд на Татьяну. — А Лизавета где?
— Лизавета Петровна вышивает наволочку. Она поклялась ни с кем не говорить, пока не закончит.
— А я знала, что моя дочь умница! — обрадовалась Долгорукая и повернулась к мужикам. — Ну, что встали? Выносите!
Дворовые покряхтели, подняли сундук и понесли его в кладовую. Татьяна и Соня пошли следом.
— Господи, благослови ее! — горячо шептала Татьяна.
— Поверить не могу, что это мы сделали! Я чуть от страха не умерла! — так же тихо вторила ей Соня.
— В сундуке сидеть страшнее! Молодец, Лиза, ничего не боится!
— А что если маменька раскроет наш заговор? И зачем я это сделала?!
— Да вы это сделали потому, что верите в настоящую любовь! Как и я, как и Лизавета Петровна.
— В любовь-то я верю, — грустно покачала головой Соня, — а вот во Владимира Корфа — нет! Вдруг он ее больше не любит? Что, если она гонится за мечтой? Этим бегством она окажется обесчещена!
Когда мужики поставили сундук, куда им указали, и ушли, Татьяна попросила Соню постоять на страже и помогла Лизе выбраться. Лиза откашлялась — в сундуке было душно и сильно пахло лавандой. Потом она благодарно обняла Татьяну и потихоньку вышла из кладовой. Никем незамеченная, Лиза добежала до сада и скрылась за деревьями.
Татьяна перекрестила ее и вернулась к Соне.
— Никого, — шепнула Соня.
— Хорошо, — кивнула ей Татьяна. — А теперь пошли матушку вашу отвлекать.
И вместе они вернулись в дом.
Соня прямиком направилась в гостиную и сразу же припала к маменьке.
— Не заболела ли? — с подозрением спросила ее княгиня.
— Я рада за Лизу, маменька — хорошо, что она вас послушалась!
— Что-то я давно не видела тебя за мольбертом, Сонюшка, — быстро перевела тему разговора Долгорукая. — Ты часом не забросила занятия рисованием?
— Не забросила. Учитель меня хвалит, говорит, что я делаю успехи.
— Успехи — это хорошо! А, может, стоит нанять нового учителя — посерьезней? Или нет — может, лучше поехать тебе поучиться в Италию?
— Маменька, я даже не мечтаю об этом!
— А ты будь посмелее — хочешь в Италию?
— Очень хочу!
— Ах ты, моя дорогая! — Долгорукая приподняла голову Сони за подбородок. — Я похлопочу о твоей поездке, а ты сделай доброе дело для меня — присмотри за сестрицей. С кем она говорит, о чем думает, какие планы строит.
— Маменька! — вскричала Соня. — Вы просите меня шпионить за Лизой?!
— Да ты только представь себе, — гипнотизировала ее взглядом княгиня. — Отправим тебя в лучший пансион, возьмешь с собой кого-нибудь из прислуги… Ну, дружок, так что там Лиза затевает? Какие у нее дела с Корфами? Расскажи мне.
— Я, право, не знаю, маменька…
— А вот я знаю, что кто-то из нашего дома письмо доносное барону отправил, предупредить его хотел. Кто бы это мог быть, по-твоему? — Долгорукая не дала Соне ответить. — Знаешь, почему я хочу отправить тебя в Италию учиться живописи?
— Вы говорили прежде, что я талантлива…
— Конечно, дорогая моя, но это не все… — княгиня сделала многозначительную паузу. — Открою тебе секрет — на днях мне привиделся удивительный сон. Будто бы ты путешествуешь по Италии и встречаешь там молодого графа. Он красив, умен, богат — не то, что этот нищий Корф…
А главное — влюбляется в тебя без памяти! И живете вы с ним в великолепном палаццо!
— Вам так и приснилось?
— Чистая правда! — Долгорукая увидела, что Сонечка разомлела, и глаза девочки наполнились слезами счастья. — Расскажи мне, милая, расскажи…
— Маменька! — разрыдалась Соня. — После того, как вы заперли Лизу и велели ей вышивать наволочку, она…
— Барыня, — в гостиную вбежала Татьяна. — Андрей Платоныч приехали. Просят принять его!
Соня словно очнулась и странным, потусторонним взглядом обратилась в сторону вошедшей Татьяны. Долгорукая нахмурилась — ей почти удалось одурманить свою простодушную малышку. Но ничего не поделаешь, хоть и некстати явился Забалуев, гость он по важности первый, а значит — дорогой.
— После продолжим, Сонечка, — княгиня нехотя поднялась с дивана. — Надо хорошо принять дорогого гостя.
Татьяна, проси Андрея Платоновича, да шампанского принеси. А Лизе скажи — пусть тотчас спускается!..
— Маменька, — тихо спросила Соня, — можно, я за Лизой пойду?
— Умница ты моя, — расцвела Долгорукая. — Иди, иди, конечно.
Выйдя из гостиной вместе с Татьяной, Соня сразу ухватилась за рукав ее платья.
— Танечка, мне страшно! Почему Лиза так долго не возвращается?
— Путь-то не близкий, хотя через лес дорога короче кажется.
— Думаешь, барон согласится послать за Владимиром? Сладится все у них?
— Дай-то Бог!
— Господи, скорее бы она уже вернулась… — взмолилась Соня. — У меня уже голова кружится от волнения.
Сонечка побежала наверх охранять комнату сестры, а Татьяна позвала Забалуева пройти в гостиную.
— Ах, Андрей Платонович! — Долгорукая протянула Забалуеву руку для поцелуя. — Каким вы сегодня франтом смотритесь!
— Не каждый день помолвка, дорогая Мария Алексеевна! — Забалуев церемонно приложился к ее бархатистой коже. — Что Лиза? Готова?
— Не совсем, но вы не извольте тревожиться. Скоро отец Павел подъедет да доктор Штерн, чтобы все честь по чести, со свидетелем. А пока присаживайтесь. Отметим это событие по обычаю. Как день провели, что нового у вас?
— Вот хотел вам приобретение свое показать, — Забалуев достал из кармана сюртука изящную золотую бонбоньерку ручной работы. — Занятная штучка, я купил ее у цыган. Меня уверяли, что она из Индии.
— Должно быть, очень дорогая, — Долгорукая с интересом протянула руку за вещицей. — Позвольте посмотреть.
— Осторожно! — предупредил ее Забалуев. — Снаружи красива — смертельна внутри.
— Что же там?
— Говорят, внутри достаточно яда, чтобы свалить слона.
— Хорошо, что у нас нет слонов, — с напряжением улыбнулась Долгорукая, но взгляда от бонбоньерки не отвела.
— Вообще-то яд мне ни к чему, — поспешил с объяснениями Забалуев. — Мое внимание привлекла сама бутылочка.
— Мне до этого нет совершенно никакого дела, — с деланным равнодушием сказала княгиня и кивнула Татьяне, уже томившейся рядом с подносом, на котором стояли бокалы и ледяное ведерко с шампанским.
Забалуев подскочил, чтобы налить и самолично поднести шампанское Долгорукой — та благосклонно приняла из его рук бокал. Татьяна поставила поднос на фруктовый столик и удалилась — тише воды, ниже травы.
— За что выпьем? За счастье молодых? — Долгорукая оценивающе оглядела Забалуева с ног до головы.
— Лучше за вас. За достойную мать, воспитавшую такую дочь, за хозяйку дома и за очаровательную женщину.
Сильную, умную, красивую…
— Поберегите комплименты для невесты, — кивнула довольная княгиня и отпила глоток.
— Если бы не знал, что Соня и Лиза — ваши дочери, — последовал ее примеру Забалуев, — подумал бы, что вы им сестра. Вы потрясающая женщина — и готовить всякие там разносолы да наливки мастерица, и дом на ваших руках, и с поместьем справляетесь. И все одна.
— Да что делать-то? Приходится, — Но теперь в вашем доме появится мужчина, который, надеюсь, будет достоин его хозяйки во всех отношениях, — без ложной скромности сказал Забалуев.
— Вы, Андрей Платонович, я слышала, на войне с французами проявили себя героем?
— В неравном бою был ранен, сударыня. В грудь! Семерых извергов заколол. Спасал честь девушки, невинного создания, оказавшегося в грязных руках супостатов.
— Вы — отважный человек! — глаза Долгорукой повлажнели.
— Ах, если бы вы постарше, а я помоложе, — захмелевшим голосом темпераментно проговорил Забалуев, — пал бы сейчас пред вами на колено и попросил бы руки вашей!
— А я бы согласилась! Вот только…
— Только что? — разгорячился Забалуев, впиваясь губами в ее кисть.
И в эту минуту влетела Соня.
— Ну, что там Лиза? — воскликнула Долгорукая, поспешно отнимая у Забалуева руку.
— Она неважно себя чувствует. Просила ее извинить и подождать, пока ей не станет лучше.
— А отчего же ей нездоровится? От вчерашних пирогов или от мысли о свадьбе?
— У нее лицо бледное, лежит и стонет!
— Скажи, чтобы спустилась немедля! И пусть принесет рукоделие! Хочу посмотреть да жениху показать.
Забалуев согласно закивал головой.
Между делом он успел опрокинуть еще бокальчик, и теперь ему повсюду чудились летучие небесные младенцы.
— Соня, ты не расслышала меня? — Долгорукая повысила голос. — Что ты стоишь, как вкопанная? Ступай и позови сестру, и пусть принесет с собой рукоделие!
— Но она сказала, что еще полежит немного.
— Да уже весь дом на ногах, а она все лежит! Пойду-ка я сама поговорю с ней! — Долгорукая решительно встала, но Соня бросилась к матери и усадила обратно.
— Маменька, Лиза скоро встанет!
— Ой, Соня, сдается мне, что ты чего-то недоговариваешь. В чем дело?
Почему я не должна идти? Говори!
— Маменька… — Соня умоляюще сложила руки перед грудью.
— Она вообще-то у себя? Или ее там нет? Может, сбежала?
— Как можно! Лиза всегда вас слушается!
— Соня, — раздраженно оборвала ее Долгорукая, — ты никогда не умела лгать. Где Лиза? Скажи по-хорошему!
— У себя… — обреченно прошептала Соня.
— Вот мы к ней сейчас и пойдем.
Уж коли ей не встается, так и мы не лентяи — сами поднимемся.
— Барыня! — впопыхах вбежавшая Татьяна рухнула на колени перед Долгорукой. — Вот, примите, барышня велела передать.
— Что это? — княгиня приняла из ее рук бязевую наволочку и развернула ее. — Отличная работа! Очень хорошо. Никогда бы не поверила, что Лиза столь усидчива в вышивании. Взгляните, Андрей Платонович — для вас сделано.
— Чудесно! Чудесно! — воскликнул Забалуев, рассматривавший рисунок из-за плеча Долгорукой. — Очень поучительный сюжет — амур, и еще один амур.
— Это херувимы, — поправила всезнайка Соня.
— Матушка-барыня, Лизавета Петровна очень способная. Видать, в охотку пошло — все стежки клала, не отрывалась… От того и устала чуть-чуть.
— Только не твоих ли это рук дело?
Если бы ты мне просто это вышивание показала, я бы точно решила — твоя работа.
— Спасибо, барыня! — принялась оправдываться Татьяна. — Так ведь это я Лизавету Петровну и научила.
Вот эти стежки здесь видите? Это я ей показала. Ей так понравилось, что она полнаволочки таким способом и вышила.
— Научила, говоришь? А ну, покажи-ка руки!
— Зачем это, барыня? — испугалась Татьяна и спрятала руки за спину.
— Что?! На сенокос захотела?! А ну, покажи руки! Так я и знала! Все пальцы исколоты! Это твоя работа! Сговорились, да? Мать обмануть задумали, да?
— Маменька.., маменька, да что вы, да как можно… — Соня повисла у матери на руке.
— Прочь с дороги! Ну, если ее там нет!.. — Долгорукая властным движением отстранила от себя Соню и стремительно направилась наверх в комнату Лизы.
— Маменька, ну отчего вы сердитесь? — бежала за ней вприпрыжку Соня. — Лиза работала весь день, чтобы вам угодить!
— Лиза работала, а у Таньки пальцы исколоты! — на ходу кричала Долгорукая.
— Барыня, так я тоже вышивала!
Для себя! — доказывала семенившая следом за нею Татьяна.
— И к тебе сходим, голубушка, и с тобой разберемся! — Долгорукая с силой рванула на себя дверь в комнату Лизы. — Вот только к Лизавете загляну, и сразу пойдем. Лиза, ты спишь, что ли? Твой жених желает видеть тебя!
— Да-да, — подал голос Забалуев, на всякий случай державшийся в отдалении от не на шутку разошедшейся княгини.
— Мама! Неприлично постороннему мужчине заходить в спальню к девушке. Андрей Платонович еще не муж! И, если вы откроете дверь, маменька, Лиза все равно спрячется.
— Ничего, ей пора уже к постороннему глазу привыкать — замуж выходит!
— Маменька! Татьяне дурно сделалось! — вдруг всполошилась Соня.
Долгорукая оглянулась. Татьяна и впрямь медленно сползала по стенке — бледная, с обескровленными губами, руки — плетью. И в этот момент на шум из комнаты вышла Лиза.
— Матушка, что-то случилось? — она и впрямь выглядела неважно, дышала глубоко и прерывисто.
— Да вот пришла на тебя посмотреть, а то не дозовешься! — Долгорукая окинула дочь подозрительным взглядом.
— Вы же сами мне выходить не велели! И что такого ужасного может со мной произойти? Устала я немного, но сейчас, как видите, вполне здорова. Не стоило так беспокоиться.
— Вижу, что жива. Вижу, что здорова! Однако странно это…
— Не вижу, матушка, ничего странного. Неужели вы могли подумать, что я решилась на незаконное дело?
— От тебя всего можно ожидать.
— Таня, что с тобой? — заботливо спросила Лиза. — Почему у вас такие лица, или случилось чего?
— Это я хочу понять, что тут случилось. Почему они мне говорят, что ты больна, спишь, а ты одета, обута… Покажи-ка мне свои туфли!
— Туфли? — растерялась Лиза.
— Быстро!
Лиза выскользнула из туфель и подала их матери. Долгорукая резко перевернула их и внимательно осмотрела подошвы — ничего! Долгорукая закусила губу.
— Ладно, верю!
— А если бы не туфли, вы бы мне не поверили? Вы напрасно беспокоились, маменька, — спокойно сказала Лиза, — я все это время думала и пришла к выводу, что Андрей Платонович даже очень мил. Вы были правы — я выйду за него замуж.
— Уразумела? Вот и славно, — с легким недоумением кивнула Долгорукая. — А теперь спускайся вниз, мы ждем тебя, с минуту на минуту приедет отец Павел.
Долгорукая взяла под руку Забалуева, и они вместе стали спускаться в гостиную.
— Хорошо, что я догадалась переобуться! — воскликнула Лиза, когда они ушли.
— Скажи, у тебя получилось? — затормошила ее Соня.
— Мне не удалось увидеть барона — он болен, у него плохо с сердцем, не встает с постели, но я слышала, он велел вызвать Владимира. И Владимир обязательно приедет домой!
— А если у него сердце разболелось из-за твоего письма?
— Соня, все закончится наилучшим образом!
— Так вы не собираетесь выходить за Забалуева? — догадалась Татьяна.
— А ты поверила?! — рассмеялась Лиза. — Но это же просто замечательно!
— Простите, я ничего не понимаю!
— Танечка, милая, я буду во всем соглашаться с маменькой. И буду любезничать с этим старым дураком, готовиться к свадьбе, тянуть время. А потом вернется Владимир, мы поженимся, барон останется в своем имении, а я буду там хозяйкой — все, о чем печется маменька. Все будут довольны.
Кроме господина Забалуева!
Татьяна недоверчиво покачала головой, Соня разулыбалась, но тоже как-то неуверенно. Одна только Лиза чувствовала себя победительницей.
В домашней церкви их уже ждал отец Павел. Он приехал один — от Корфов навестил его дворовый парнишка сообщить, что доктор Штерн вызван к старому барону, у которого неожиданно приключился сердечный приступ. Эту весть, особенно себя не выдавая, княгиня и Забалуев восприняли с радостью, обменявшись незаметными, но весьма многозначительными взглядами.
Дожидаясь невесты, отец Павел развлекал Долгорукую и Забалуева рассказами.
— А однажды я венчал подставного жениха! Жених проигрался в Баден-Бадене в рулетку и не имел никакой возможности вернуться домой.
И чтобы оплатить его долги, ему срочно подобрали здесь богатую невесту.
И вот представьте себе такой конфуз — под венцом стоял отец жениха.
Бедный старик! Разменял восьмой десяток. У него уже дрожь во всех членах, ломота в пояснице! Он пыхтит, потеет рядом с молодухой. А деваться некуда!
— И что же дальше? — вяло поинтересовался озабоченный серьезностью момента Забалуев, время от времени нюхавший табачок.
— А потом жениха за невестины денежки выкупили, и пришлось мне опять ее перевенчивать. Вот такие чудеса еще творятся, прости Господи!
Когда Лиза в сопровождении Сони появилась на пороге, Долгорукая поспешила к дочери и подвела ее к аналою, где уже топтался Забалуев. Отец Павел зачитал им благословление, возложив персты свои на Библию, и торжественно призвал жениха вручить невесте помолвленное кольцо.
Забалуев тут же полез в карманчик сюртука за футлярчиком. Колечко показалось Долгорукой не новым, и она протянула руку снять кольцо с небольшим бриллиантом с безымянного пальца примерившей его Лизаветы.