«Подозревает ли она, что мои мысли заняты другой женщиной?» – размышлял Йейл.
– Вобщем, – продолжала Джастин, глядя на свое отражение в серебряном подстаканнике, – я поинтересовалась, не возражаешь ли ты, если я покину тебя на этот вечер?
– Что? – удивился Йейл.
– Моя кузина Анджела устраивает сегодня девичник, помнишь?
– Ах, вот оно что. Конечно, Джастин, я не имею ничего против и желаю тебе хорошо провести время. Не беспокойся обо мне.
– Не буду. – Она провела длинным алым ногтем по его щеке. – Просто я подумала, что вечером ты будешь скучать без меня.
– Ты права. – Несмотря на раздражение, он почувствовал, что возбужден.
– И еще я решила, – палец с алым ногтем опустился вниз, скользнул под воротничок белой рубашки, – доставить тебе удовольствие сейчас, до ухода к кузине.
Джастин прикоснулась губами к его шее и принялась покусывать мочку уха. Как всегда, тело Йейла отреагировало на это, но его мысли блуждали очень далеко.
Йейлу претило, что Джастин ведет себя с ним как шлюха, готовая удовлетворить любую его прихоть.
Он хотел видеть на ее месте другую женщину – ту, которая была ему недоступна.
Когда зазвонил телефон, Джастин возмущенно застонала:
– Зайчик, предоставь это автоответчику.
– А вдруг звонит твой отец.
При упоминании Франко ди Пьерро Джастин быстро отстранилась от Йейла и взяла в руки журнал. Дочь своего отца, она чтила бизнес превыше всего. Так считалось в родительском доме, и того же должен был придерживаться тот, за кого она собиралась выйти замуж.
Йейл взял трубку, надеясь, что это не Франко. Сейчас ему не хотелось говорить о бизнесе, ибо его мысли были заняты другим.
– Здравствуй, Йейл.
Он затаил дыхание. Голос принадлежал не его партнеру по галерее, а женщине, о которой он думал со вчерашнего дня.
– Здравствуй, – осторожно сказал Йейл, заметив пристальный взгляд Джастин. Он покачал головой, давая понять, что звонит не ее отец. Она снова уткнулась в журнал, но Йейл видел, что Джастин прислушивается к разговору.
– Мне необходимо поговорить с тобой, – взволнованно сказала Лекси. – Это очень важно. Я звоню из автомата, у меня не хватит монет для длинного разговора. Это связано со смертью Эммета.
– С чем?
– Йейл, можешь приехать сюда?
– Постараюсь, – ответил он деловым тоном, наблюдая за Джастин. – Когда?
– Как можно скорее. Лучше сегодня.
– Да. Сейчас выезжаю. Спасибо.
Он положил трубку. Его сердце отчаянно билось.
– Что случилось? – спросила Джастин.
– Это одна из моих клиенток, спрашивала, могу ли я найти интересующую ее картину.
– Понятно…
– Я должен заняться этим немедленно. – Йейл пошел в спальню за ключами от машины. – Прямо сейчас? А как насчет…
– Джастин, ты же знаешь, что больше всего на свете я бы хотел остаться с тобой. Но это мой бизнес. К тому же ты идешь на вечеринку, верно?
– Да, – согласилась она, бросив журнал на столик и поднимаясь с дивана. – Позвонишь мне утром?
– Как обычно.
– Можешь отвезти меня домой? – спросила Джастин.
Йейл покачал головой.
– Мне в другую сторону. Я еду в Сохо. – Он вынул из кармана две бумажки достоинством в двадцать и десять долларов. – Это тебе на такси.
Через несколько минут, когда Джастин ехала по Третьей авеню в свою ист-сайдскую квартиру, Йейл завел черный «лексус» и вскоре влился в плотный поток машин, направлявшихся по Восточной Двенадцатой улице.
Поворачивая в сторону шоссе Рузвельта, он заметил, что у него дрожат руки.
Однако Йейл не знал, вызвано ли это тем, что Лекси хочет поговорить с ним о смерти Эммета, или тем, что он снова увидит ее.
Сидя на заднем сиденье старого такси, Джастин ди Пьерро задумчиво смотрела в окно, пытаясь понять, что тревожит ее. Кажется, это связано с Йейлом. В последнее время он… изменился. Замкнулся в себе. Это началось еще до его поездки в Европу, в конце июля. После возвращения у него было слишком много дел.
Йейл не из тех, кто поверяет свои чувства другим. Он очень отличался от людей, окружавших Джастин, от ее большой итальянской семьи с бурными эмоциями и переменчивыми настроениями.
Кармелла, ее мать, элегантная, модно одетая, очаровательная женщина, сохраняя традиции Старого Света, каждое воскресенье готовила кастрюлю соуса и не жаловалась, что ей приходится кормить ораву требовательных, властных мужчин.
Властность была главной чертой Франко ди Пьерро, однако Джастин обожала его. Отец не стыдился плакать, боготворил свою мать и всегда ходил в церковь по воскресеньям и праздникам. Неровный характер приводил к тому, что его ласки тут же сменялись вспышками гнева. Он нередко поднимал руку на сыновей, но никогда на обожаемую дочь Тини. Отец считал, что Джастин должна иметь все. К тринадцатилетию он подарил ей меховую шубу, а три года спустя – «рэнджровер». Но вскоре в Бруклине разразилась настоящая эпидемия угонов с применением насилия к водителю, и он продал машину, обещав дочери, что ее будут возить.
С тех пор уже много лет один из «дядей» Джастин доставлял ее в нужное место на блестящем черном «кадиллаке».
На самом деле эти «дяди» не были ее родственниками. Единственный брат отца Нино и бабушка Нано жили в Сицилии. Джастин видела их в детстве, но сейчас Нане перевалило за восемьдесят, и они приезжали редко. А люди, которых отец называл своими compares, охотно помогали ему и являлись частью жизни Джастин.
Дядя Джованни, по прозвищу Джо, курил сигары и был молчуном.
Дядя Карл, рассказывая анекдоты, сверкал своим золотым зубом.
В кармане у дяди Санто всегда были жевательные резинки для Джастин, а на его предплечье красовалась татуировка с изображением обнаженной женщины.
Когда братья Джастин, Джонни и Джо, подросли, они стали проводить больше времени с отцом и «дядями». Сейчас братья уже обзавелись семьями и участвовали в делах Франко ди Пьерро.
С годами девушка начала замечать, что мужчины подолгу сидят за обеденным столом в комфортабельном доме ди Пьерро, разговаривая приглушенными голосами. Иногда в их кругу появлялись незнакомые люди. Порой среди ночи звонил телефон. Отец одевался и уходил, но утром, когда Джастин просыпалась, он всегда был дома.
Она прекрасно понимала, чем занимался отец, и гордилась им. Джастин считала его королем, а себя его принцессой.
Он давал ей все, что она хотела, в частности и Йейла Брадигана.
Смуглый таксист повернулся и что-то сказал Джастин.
– Что? – спросила она, подавшись вперед.
Он повторил на плохом английском что-то насчет дорожного движения и шоссе Рузвельта.
Она посмотрела по сторонам и поняла, что они попали в затор.
– Поезжайте по шоссе Рузвельта, – бросила Джастин, хотя ранее просила его не делать этого. Она боялась ездить в такси – чем выше был установленный предел скорости, тем безрассуднее мчались водители. Отец убеждал ее избегать скоростных магистралей, где нельзя выскочить из машины и убежать.
– Ты красивая девушка, Тини, – говорил он, – а значит, должна проявлять осторожность с незнакомыми мужчинами.
Уже три года Джастин жила отдельно, но отец проявлял к ней все ту же заботливость. Он сам подыскал ей квартиру на Восточной Семьдесят первой улице на одном из верхних этажей и оплатил установку охранной сигнализации. Навещая дочь, постоянно давал консьержу щедрые чаевые, приговаривая: «Присматривайте за моей девочкой».
Папа огорчился бы, узнав, что она едет в такси по шоссе Рузвельта, подумала Джастин, настороженно глядя в окно. Она еще не решила, что наденет на вечеринку Анджелы, дочери «дяди» Джо, которая вообще-то не была ее кузиной. Джастин не питала особой симпатии к этой некрасивой полной девушке с вьющимися волосами и темным пушком на верхней губе и не понимала, почему Анджи не избавится от своих усов в косметическом салоне.
Однако все это ничуть не смущало Луи, жениха Анджелы, человека с солидным брюшком и крупным мясистым лицом, который постоянно почесывался, рыгал после еды и умел говорить только о спорте и своей работе. Да, Луи совсем не походил на Йейла.
Джастин улыбнулась, подумав о том, кто через несколько месяцев станет ее мужем.
Она любила рассказывать всем, кроме отца, что «подцепила его в баре». Джастин заметила Йейла, когда он пил спиртное в модном ресторане на Пятой авеню и заявила своим подругам, что уйдет отсюда вместе с ним. Их недоверчивые взгляды укрепили решимость Джастин.
Йейл показался ей мужчиной высокого класса, настоящим англосаксом, совсем не похожим на тех, с кем она встречалась раньше. Он был прекрасно одет, ухожен и безупречно владел речью.
В тот вечер Джастин поняла, что он пьян, ибо Йейл пил один «Гленливет» за другим. Однако он казался совершенно трезвым, и когда она подошла к нему, его глаза вспыхнули.
Так реагировали на нее все мужчины. Джастин тратила на свою внешность много денег и времени. В шестнадцать лет она перенесла пластическую операцию и превратилась в настоящую американку. Регулярные визиты к парикмахеру сделали темноволосую Джастин золотистой блондинкой.
Чтобы держаться в форме, она постоянно занималась гимнастикой, чтобы казаться выше, носила высокие каблуки, ибо ее рост составлял всего сто шестьдесят три сантиметра, покупала наряды в лучших магазинах города, посещала косметические салоны, делала маски, маникюр и прибегала к множеству других ухищрений. Ее французские духи ежегодно обходились отцу в несколько тысяч долларов.
Но он охотно оплачивал ее счета и постоянно спрашивал, не нужно ли любимой дочурке что-нибудь еще.
В тот день, когда Джастин проснулась в квартире Йейла после самой замечательной ночи, какую она когда-либо проводила с мужчиной, ей пришлось сказать, что у нее есть еще одно желание. И очень сильное.
– Что это, Тини?
«Ты не догадаешься, папа», – подумала она, вспоминая свое страстное свидание с Йейлом Брадиганом.
Джастин рассказала Франко о своем новом знакомом, владельце художественной галереи в Сохо, заявила, что хочет выйти за него замуж.
Интересно, удастся ли отцу заполучить для нее Йейла? Проведя с Джастин бурную ночь, утром он обошелся с ней весьма холодно, отправил домой, даже не предложив кофе и не пообещав позвонить.
Но отец все же выполнил ее желание, а прочее не имело значения для Джастин. Ее не слишком огорчало и то, что жених не отличается избытком теплоты и не склонен к признаниям в любви.
Он станет ее мужем.
До конца дней она будет делить с ним жизнь и постель. Йейл Брадиган умел доставлять женщине наслаждение. То, что он проделал с Джастин в первую ночь, превратило ее в сексуальную маньячку, заставило ощутить себя испорченной, порочной.
Однако после этого энтузиазм ее будущего мужа заметно угас, что, впрочем, было объяснимо: галерейный бизнес переживал в это время бум, а в марте во время пожара погиб брат Йейла.
Прежде Джастин не знала о том, что у него есть брат-близнец. Когда они познакомились, Йейл сказал, что он сирота.
На похоронах Эммета Джастин услышала, что мать Йейла находится в психиатрической лечебнице за городом, и спросила жениха, почему он обманул ее. Он отмахнулся от вопроса с присущим ему безразличием.
– Разве я сказал тебе, что мать умерла? Должно быть, ты не поняла.
С того дня он эмоционально отдалился от Джастин. И их сексуальные отношения заметно угасли. Они по-прежнему часто занимались любовью, но Йейл уже не вкладывал в это душу. Джастин спрашивала себя, связано ли это только с бизнесом и смертью брата, не замешана ли тут другая женщина?
«Это невозможно», – убеждала она себя. Ему слишком хорошо известно, как поведет себя Франко, услышав, что у Йейла даже не связь, а только флирт с другой женщиной.
И все же…
Глаза Джастин расширились, когда она увидела в левом ряду знакомый черный «лексус».
Машина мчалась на полной скорости, и прежде чем она скрылась из виду, Джастин разглядела надпись на нью-йоркских номерах.
«Художник».
Это был Йейл.
И он ехал в направлении, противоположном центру.
Глава 4
– Вобщем, – продолжала Джастин, глядя на свое отражение в серебряном подстаканнике, – я поинтересовалась, не возражаешь ли ты, если я покину тебя на этот вечер?
– Что? – удивился Йейл.
– Моя кузина Анджела устраивает сегодня девичник, помнишь?
– Ах, вот оно что. Конечно, Джастин, я не имею ничего против и желаю тебе хорошо провести время. Не беспокойся обо мне.
– Не буду. – Она провела длинным алым ногтем по его щеке. – Просто я подумала, что вечером ты будешь скучать без меня.
– Ты права. – Несмотря на раздражение, он почувствовал, что возбужден.
– И еще я решила, – палец с алым ногтем опустился вниз, скользнул под воротничок белой рубашки, – доставить тебе удовольствие сейчас, до ухода к кузине.
Джастин прикоснулась губами к его шее и принялась покусывать мочку уха. Как всегда, тело Йейла отреагировало на это, но его мысли блуждали очень далеко.
Йейлу претило, что Джастин ведет себя с ним как шлюха, готовая удовлетворить любую его прихоть.
Он хотел видеть на ее месте другую женщину – ту, которая была ему недоступна.
Когда зазвонил телефон, Джастин возмущенно застонала:
– Зайчик, предоставь это автоответчику.
– А вдруг звонит твой отец.
При упоминании Франко ди Пьерро Джастин быстро отстранилась от Йейла и взяла в руки журнал. Дочь своего отца, она чтила бизнес превыше всего. Так считалось в родительском доме, и того же должен был придерживаться тот, за кого она собиралась выйти замуж.
Йейл взял трубку, надеясь, что это не Франко. Сейчас ему не хотелось говорить о бизнесе, ибо его мысли были заняты другим.
– Здравствуй, Йейл.
Он затаил дыхание. Голос принадлежал не его партнеру по галерее, а женщине, о которой он думал со вчерашнего дня.
– Здравствуй, – осторожно сказал Йейл, заметив пристальный взгляд Джастин. Он покачал головой, давая понять, что звонит не ее отец. Она снова уткнулась в журнал, но Йейл видел, что Джастин прислушивается к разговору.
– Мне необходимо поговорить с тобой, – взволнованно сказала Лекси. – Это очень важно. Я звоню из автомата, у меня не хватит монет для длинного разговора. Это связано со смертью Эммета.
– С чем?
– Йейл, можешь приехать сюда?
– Постараюсь, – ответил он деловым тоном, наблюдая за Джастин. – Когда?
– Как можно скорее. Лучше сегодня.
– Да. Сейчас выезжаю. Спасибо.
Он положил трубку. Его сердце отчаянно билось.
– Что случилось? – спросила Джастин.
– Это одна из моих клиенток, спрашивала, могу ли я найти интересующую ее картину.
– Понятно…
– Я должен заняться этим немедленно. – Йейл пошел в спальню за ключами от машины. – Прямо сейчас? А как насчет…
– Джастин, ты же знаешь, что больше всего на свете я бы хотел остаться с тобой. Но это мой бизнес. К тому же ты идешь на вечеринку, верно?
– Да, – согласилась она, бросив журнал на столик и поднимаясь с дивана. – Позвонишь мне утром?
– Как обычно.
– Можешь отвезти меня домой? – спросила Джастин.
Йейл покачал головой.
– Мне в другую сторону. Я еду в Сохо. – Он вынул из кармана две бумажки достоинством в двадцать и десять долларов. – Это тебе на такси.
Через несколько минут, когда Джастин ехала по Третьей авеню в свою ист-сайдскую квартиру, Йейл завел черный «лексус» и вскоре влился в плотный поток машин, направлявшихся по Восточной Двенадцатой улице.
Поворачивая в сторону шоссе Рузвельта, он заметил, что у него дрожат руки.
Однако Йейл не знал, вызвано ли это тем, что Лекси хочет поговорить с ним о смерти Эммета, или тем, что он снова увидит ее.
Сидя на заднем сиденье старого такси, Джастин ди Пьерро задумчиво смотрела в окно, пытаясь понять, что тревожит ее. Кажется, это связано с Йейлом. В последнее время он… изменился. Замкнулся в себе. Это началось еще до его поездки в Европу, в конце июля. После возвращения у него было слишком много дел.
Йейл не из тех, кто поверяет свои чувства другим. Он очень отличался от людей, окружавших Джастин, от ее большой итальянской семьи с бурными эмоциями и переменчивыми настроениями.
Кармелла, ее мать, элегантная, модно одетая, очаровательная женщина, сохраняя традиции Старого Света, каждое воскресенье готовила кастрюлю соуса и не жаловалась, что ей приходится кормить ораву требовательных, властных мужчин.
Властность была главной чертой Франко ди Пьерро, однако Джастин обожала его. Отец не стыдился плакать, боготворил свою мать и всегда ходил в церковь по воскресеньям и праздникам. Неровный характер приводил к тому, что его ласки тут же сменялись вспышками гнева. Он нередко поднимал руку на сыновей, но никогда на обожаемую дочь Тини. Отец считал, что Джастин должна иметь все. К тринадцатилетию он подарил ей меховую шубу, а три года спустя – «рэнджровер». Но вскоре в Бруклине разразилась настоящая эпидемия угонов с применением насилия к водителю, и он продал машину, обещав дочери, что ее будут возить.
С тех пор уже много лет один из «дядей» Джастин доставлял ее в нужное место на блестящем черном «кадиллаке».
На самом деле эти «дяди» не были ее родственниками. Единственный брат отца Нино и бабушка Нано жили в Сицилии. Джастин видела их в детстве, но сейчас Нане перевалило за восемьдесят, и они приезжали редко. А люди, которых отец называл своими compares, охотно помогали ему и являлись частью жизни Джастин.
Дядя Джованни, по прозвищу Джо, курил сигары и был молчуном.
Дядя Карл, рассказывая анекдоты, сверкал своим золотым зубом.
В кармане у дяди Санто всегда были жевательные резинки для Джастин, а на его предплечье красовалась татуировка с изображением обнаженной женщины.
Когда братья Джастин, Джонни и Джо, подросли, они стали проводить больше времени с отцом и «дядями». Сейчас братья уже обзавелись семьями и участвовали в делах Франко ди Пьерро.
С годами девушка начала замечать, что мужчины подолгу сидят за обеденным столом в комфортабельном доме ди Пьерро, разговаривая приглушенными голосами. Иногда в их кругу появлялись незнакомые люди. Порой среди ночи звонил телефон. Отец одевался и уходил, но утром, когда Джастин просыпалась, он всегда был дома.
Она прекрасно понимала, чем занимался отец, и гордилась им. Джастин считала его королем, а себя его принцессой.
Он давал ей все, что она хотела, в частности и Йейла Брадигана.
Смуглый таксист повернулся и что-то сказал Джастин.
– Что? – спросила она, подавшись вперед.
Он повторил на плохом английском что-то насчет дорожного движения и шоссе Рузвельта.
Она посмотрела по сторонам и поняла, что они попали в затор.
– Поезжайте по шоссе Рузвельта, – бросила Джастин, хотя ранее просила его не делать этого. Она боялась ездить в такси – чем выше был установленный предел скорости, тем безрассуднее мчались водители. Отец убеждал ее избегать скоростных магистралей, где нельзя выскочить из машины и убежать.
– Ты красивая девушка, Тини, – говорил он, – а значит, должна проявлять осторожность с незнакомыми мужчинами.
Уже три года Джастин жила отдельно, но отец проявлял к ней все ту же заботливость. Он сам подыскал ей квартиру на Восточной Семьдесят первой улице на одном из верхних этажей и оплатил установку охранной сигнализации. Навещая дочь, постоянно давал консьержу щедрые чаевые, приговаривая: «Присматривайте за моей девочкой».
Папа огорчился бы, узнав, что она едет в такси по шоссе Рузвельта, подумала Джастин, настороженно глядя в окно. Она еще не решила, что наденет на вечеринку Анджелы, дочери «дяди» Джо, которая вообще-то не была ее кузиной. Джастин не питала особой симпатии к этой некрасивой полной девушке с вьющимися волосами и темным пушком на верхней губе и не понимала, почему Анджи не избавится от своих усов в косметическом салоне.
Однако все это ничуть не смущало Луи, жениха Анджелы, человека с солидным брюшком и крупным мясистым лицом, который постоянно почесывался, рыгал после еды и умел говорить только о спорте и своей работе. Да, Луи совсем не походил на Йейла.
Джастин улыбнулась, подумав о том, кто через несколько месяцев станет ее мужем.
Она любила рассказывать всем, кроме отца, что «подцепила его в баре». Джастин заметила Йейла, когда он пил спиртное в модном ресторане на Пятой авеню и заявила своим подругам, что уйдет отсюда вместе с ним. Их недоверчивые взгляды укрепили решимость Джастин.
Йейл показался ей мужчиной высокого класса, настоящим англосаксом, совсем не похожим на тех, с кем она встречалась раньше. Он был прекрасно одет, ухожен и безупречно владел речью.
В тот вечер Джастин поняла, что он пьян, ибо Йейл пил один «Гленливет» за другим. Однако он казался совершенно трезвым, и когда она подошла к нему, его глаза вспыхнули.
Так реагировали на нее все мужчины. Джастин тратила на свою внешность много денег и времени. В шестнадцать лет она перенесла пластическую операцию и превратилась в настоящую американку. Регулярные визиты к парикмахеру сделали темноволосую Джастин золотистой блондинкой.
Чтобы держаться в форме, она постоянно занималась гимнастикой, чтобы казаться выше, носила высокие каблуки, ибо ее рост составлял всего сто шестьдесят три сантиметра, покупала наряды в лучших магазинах города, посещала косметические салоны, делала маски, маникюр и прибегала к множеству других ухищрений. Ее французские духи ежегодно обходились отцу в несколько тысяч долларов.
Но он охотно оплачивал ее счета и постоянно спрашивал, не нужно ли любимой дочурке что-нибудь еще.
В тот день, когда Джастин проснулась в квартире Йейла после самой замечательной ночи, какую она когда-либо проводила с мужчиной, ей пришлось сказать, что у нее есть еще одно желание. И очень сильное.
– Что это, Тини?
«Ты не догадаешься, папа», – подумала она, вспоминая свое страстное свидание с Йейлом Брадиганом.
Джастин рассказала Франко о своем новом знакомом, владельце художественной галереи в Сохо, заявила, что хочет выйти за него замуж.
Интересно, удастся ли отцу заполучить для нее Йейла? Проведя с Джастин бурную ночь, утром он обошелся с ней весьма холодно, отправил домой, даже не предложив кофе и не пообещав позвонить.
Но отец все же выполнил ее желание, а прочее не имело значения для Джастин. Ее не слишком огорчало и то, что жених не отличается избытком теплоты и не склонен к признаниям в любви.
Он станет ее мужем.
До конца дней она будет делить с ним жизнь и постель. Йейл Брадиган умел доставлять женщине наслаждение. То, что он проделал с Джастин в первую ночь, превратило ее в сексуальную маньячку, заставило ощутить себя испорченной, порочной.
Однако после этого энтузиазм ее будущего мужа заметно угас, что, впрочем, было объяснимо: галерейный бизнес переживал в это время бум, а в марте во время пожара погиб брат Йейла.
Прежде Джастин не знала о том, что у него есть брат-близнец. Когда они познакомились, Йейл сказал, что он сирота.
На похоронах Эммета Джастин услышала, что мать Йейла находится в психиатрической лечебнице за городом, и спросила жениха, почему он обманул ее. Он отмахнулся от вопроса с присущим ему безразличием.
– Разве я сказал тебе, что мать умерла? Должно быть, ты не поняла.
С того дня он эмоционально отдалился от Джастин. И их сексуальные отношения заметно угасли. Они по-прежнему часто занимались любовью, но Йейл уже не вкладывал в это душу. Джастин спрашивала себя, связано ли это только с бизнесом и смертью брата, не замешана ли тут другая женщина?
«Это невозможно», – убеждала она себя. Ему слишком хорошо известно, как поведет себя Франко, услышав, что у Йейла даже не связь, а только флирт с другой женщиной.
И все же…
Глаза Джастин расширились, когда она увидела в левом ряду знакомый черный «лексус».
Машина мчалась на полной скорости, и прежде чем она скрылась из виду, Джастин разглядела надпись на нью-йоркских номерах.
«Художник».
Это был Йейл.
И он ехал в направлении, противоположном центру.
Глава 4
Увидев знакомый черный автомобиль на подъездной дороге, Лекси отошла от окна гостиной.
– Он уже здесь, Эм, – сказала она дочери, сидевшей у нее на руках.
Эмма Роза уже давно хотела, чтобы ее отпустили и позволили поиграть, но Лекси, потрясенная своим открытием, чувствовала себя спокойнее, когда прижимала девочку к себе.
С Эммой Розой на руках Лекси поспешила к двери, которую заперла перед звонком Иейлу, и несколько раз проверила. Она закрыла все окна на первом этаже и встревожилась, обнаружив, что не на всех есть запоры. Прежде она никогда не проверяла их и со дня переезда сюда редко запирала дверь.
– Дорога заняла больше времени, чем я предполагал, – сказал Йейл, выскочив из машины. – Шоссе Хатч забито автомобилями, пришлось ехать по девяносто пятому. Через милю наткнулся на аварию и остальную часть пути добирался окольными дорогами.
Хотя Йейл был в темных очках, Лекси чувствовала, что он внимательно смотрит на нее. Потом он перевел взгляд на девочку.
– Здравствуй, Эмма Роза! – Он протянул ей палец.
Малышка тотчас схватила его.
– Ну и хватка! – улыбнулся Йейл, потом спросил Лекси: – Что случилось?
– Расскажу в доме. – Она бросила взгляд на тенистую подъездную дорогу и двор, желая убедиться, что там нет посторонних. Хотя она и не предполагала всерьез, что кто-то прячется за деревом, следит за ней, но чувство безопасности исчезло. Частный дом, казавшийся роскошью после многолюдного города, казался сейчас слишком изолированным, почти… зловещим.
Направившись к двери, она вздрогнула, услышав голос Йейла:
– Эй, погоди!
Испуганная Лекси обернулась.
Он улыбался.
– Малышка меня не отпускает. – Он вытянул палец из кулачка Эммы Розы. – Захватила всю мою руку.
Когда Йейл снял очки, она заметила тревогу в его светло-зеленых глазах.
– В чем дело, Лекси? Почему ты так нервничаешь?
– Заходи, – сказала она, распахнув перед ним дверь.
Как только он переступил через порог, она поспешно заперла дверь.
– Пойдем в гостиную.
Лекси взяла у Йейла ребенка, но сразу заметила, что девочка тянется к нему.
Она словно почувствовала, что Йейл ее дядя, единственная связь с отцом, которого она никогда не видела. Эмма Роза вела себя с Йейлом так, будто была давно знакома с ним. Это удивляло Лекси: полугодовалый ребенок не может помнить человека, которого видел короткое время неделю назад. И все же Йейл явно вызывал инстинктивное расположение Эммы Розы.
«Он ей нравится», – печально подумала Лекси. Может, она поторопилась, запретив Йейлу навещать племянницу.
– Ты разобрала почти все вещи, – заметил Йейл, обводя взглядом комнату.
– Да… я решила, что нам пора обустроиться.
– Но у тебя по-прежнему нет телефона.
– Да. Я не успела договориться насчет подключения.
– Нехорошо, что ты живешь здесь с ребенком без телефона, оторванная от мира.
«И без тебя знаю», – мрачно подумала она, усаживая Эмму Розу в детское кресло. Девочка захныкала.
– Дорогая, поиграй вот с этим, – сказала Лекси, протянув дочери красную пластмассовую чашку, приглянувшуюся Эмме Розе.
Йейл сел на диван. На нем была белая рубашка с короткими рукавами и темно-синие новые джинсы, явно дорогие и модные. Но все-таки джинсы хоть отчасти приближали его к обычным людям, живущим совсем в другом мире, чем Йейл Брадиган.
– Садись, Лекси, и расскажи мне, что про исходит, – попросил он, по-прежнему наблюдая за ней своими зелеными глазами.
Сесть можно было только на диван рядом с ним, но она этого не хотела.
«Нет, хочешь, – прошептал ей внутренний голос. – Особенно сейчас. Ты же мечтаешь о том, чтобы тебя обняли эти сильные руки, мечтаешь услышать от него, что тебе нечего бояться».
Лекси решительно опустилась на пол возле кресла Эммы Розы.
– Что случилось? – повторил он. – Ты явно взволнована.
Она вздохнула.
– После встречи с тобой я начала думать об Эммете. «Словно ты не думала о нем каждую минуту после его смерти». Размышлять о твоих словах насчет насильственной смерти. Тут я вспомнила, что он привез некоторые свои вещи в мою квартиру за пару недель до… рождения ребенка.
Йейл насторожился.
– И?..
– Я знала, что поступаю не очень красиво, но все же заглянула в эти коробки, – призналась Лекси. – Они были заклеены «скотчем», но я разрезала его, а потом…
– Обследовала содержимое коробок?
Лекси взглянула на Йейла, желая понять, не осуждает ли он ее поступок.
– Да, – сказала она, спрашивая себя, почему позвонила Йейлу и испытала потребность поделиться с ним. – Но вопрос ведь не в том, имела ли я право рыться в вещах Эммета, верно?
– Это твое дело.
– Конечно. Важно одно: теперь я знаю, что в этих коробках: одежда, книги, рукописи – он по-прежнему писал.
– Писал? – Йейл саркастически усмехнулся. – Я думал, Эммет давно забросил это занятие и живет на случайные заработки.
Лекси хотелось во что бы то ни стало защитить Эммета.
– Он постоянно искал работу, как… как и я.
– Вы подходили друг другу, верно?
«Может, сказать ему: да, мы с Эмметом не сделали карьеру, порой нам не хватало денег на оплату счетов, но у нас было то, что неведомо тебе. Любовь». Но она сдержалась.
Лекси давно поняла, что такие, как Йейл Брадиган, не реагируют на эмоциональные взрывы. В период их близости он всегда бесил Лекси своим равнодушием к ее гневным выходкам. Но потом Йейл отдалялся – физически и духовно. Однако сейчас он был нужен ей. Поэтому Лекси не обратила внимания на его снисходительную усмешку и подавила ярость.
– Я нашла в его вещах запертый металлический ящик.
– И открыла его?
– Он был заперт. Очевидно, Эммет не хотел, чтобы его открывали.
– Видимо, так.
– Я положила ящик на место, заклеила коробки и забыла о них – до вчерашнего дня. Из-за тебя. – Тон Лекси свидетельствовал о том, что лучше бы он не пробуждал в ней подозрений.
– А теперь?
– А теперь я решила найти этот ящик, потому что, если ты прав и кто-то действительно убил Эммета, возможно, там находится ключ к разгадке.
Йейл кивнул.
– Я отправилась наверх – после переезда его вещи лежали в чулане, – сорвала ленту, которой были заклеены коробки…
– И?..
– Ящик исчез.
– Исчез? – изумился Йейл.
– Да. Я перерыла все коробки, но не нашла никаких следов ящика.
– Возможно…
Он сомневался, стоит ли высказывать свое подозрение:
– Может, тебе просто показалось, что ты видела его?
– Ты спятил? Как мне могло показаться?
– Такое случается, верно?
Она встала, дрожа от возмущения.
– Уходи, Йейл. – Лекси указала ему на дверь. – Немедленно.
– Подожди, Лекси…
– Нет! Я утверждаю, что кто-то украл ящик, а ты отвечаешь, что у меня разыгралось воображение! Хотя именно ты считаешь, что Эммета убили.
Девочка заплакала, и Йейл бросил выразительный взгляд на Лекси. Она взяла Эмму Розу на руки.
– Не плачь, все в порядке. Не плачь…
– Ее испугал твой крик, – сказал Йейл.
– Нет! Не смей говорить о моей дочери! Ты не имеешь к ней никакого отношения.
– Знаю. Ты постоянно напоминаешь мне об этом. – Йейл поднялся. – Лекси, она моя племянница, я люблю ее. И… ладно, ничего.
– Что? – Лекси внимательно посмотрела на Йейла.
– Я хочу участвовать в ее жизни. – Он поднял руку, чтобы остановить возражения, и продолжал с необычной для него прямотой: – В прошлом наши отношения складывались не слишком гладко. Я сожалею об этом сильнее, чем ты думаешь. С Эмметом мы тоже не очень-то ладили…
– Вы не разговаривали десять лет. Это и называется «не очень-то ладили»? – Она упрекнула себя за то, что саркастическое замечание сорвалось у нее в тот момент, когда Йейл впервые заговорил с такой искренностью.
Лекси чувствовала, что надо бы подойти к Йейлу, положить руку ему на плечо, согласиться выслушать его и откликнуться на его просьбу.
Но что-то тяжелое и злое, возникшее в душе после того, как Йейл разбил ей сердце, удерживало Лекси.
Он долго смотрел на нее своим непроницаемым взглядом.
– Забудь об этом, – сказал Йейл, направляясь к двери.
Но, едва он взялся за ручку, Лекси воскликнула:
– Йейл! Пожалуйста, не уходи.
Он замер от изумления. Лекси – упрямая, неуступчивая, колючая – никогда бы не изменила своего решения, тем более по отношению к нему. Йейл знал ее очень хорошо, несмотря на длительный разрыв. Лекси не бросала слов на ветер, она никогда не попросила бы прощения у него, человека, который когда-то так обошелся с ней.
«Но она любит Эммета, – подумал он, – а не меня».
– Йейл? – В ее голосе слышалось смущение.
Возможно, Лекси любила Эммета, но сейчас рядом с ней был Йейл, и она нуждалась в нем.
Он обернулся.
Лекси казалась такой беззащитной в этом огромном сером свитере, в широких джинсах, с копной темных растрепанных волос. Она прижимала дочь к груди, словно желая защитить ее и себя от новой боли…
Тяжело вздохнув, Йейл подошел к ней.
Лицо Лекси выразило облегчение.
– Я не хочу обсуждать то, что произошло между нами или у тебя с Эмметом. К тому же ты едва ли расскажешь мне это, – сказала она довольно резко, и Йейл с грустью подумал, что Лекси никогда не изменится.
Она может стать более зрелой, научиться сдерживать себя, даже немного уступать… но ничего не забудет и не простит. Это Йейл знал твердо.
– Я хочу… узнать, кто убил Эммета. Надеюсь, я буду тебе полезна.
– Ты догадываешься, что произошло с ним?
– Нет. Мне известно только одно, что запертый ящик Эммета, хранившийся в моей квартире, исчез. Кто-то взял его.
– Может, он сам.
– Зачем ему это? Сначала мне показалось странным, что он перевез все свои вещи в мою квартиру. Он и раньше держал у меня кое-что из одежды, зубную щетку, расческу… но все остальное хранил у себя.
– Как ты считаешь, почему?
Лекси грустно улыбнулась.
– Он хотел сохранять дистанцию. Конечно, Эммет в основном жил у меня, но всегда имел повод через день-другой уехать к себе за вещами. Так он сохранял свободу.
Йейл кивнул, несколько удивленный тем, что Лекси понимала и даже принимала условия игры, устанавливаемые человеком, которого любила. Однако по размышлении удивление прошло.
– Если Эммет не хотел держать свои вещи у тебя, почему он внезапно передумал?
Она печально усмехнулась.
– Конечно, не потому, что собирался окончательно перебраться ко мне.
– Ты поняла это тогда?
– Нет, я надеялась, что с появлением ребенка он будет проводить у меня больше времени. Эммет сам это сказал… и я поверила ему. Как дура.
– Ты не дура, Лекси.
Ему хотелось коснуться Лекси, убедить ее не раскаиваться в том, что она верила любимому, не терять и впредь способность любить, верить…
Но как отреагировала бы она на ласковое прикосновение, слова ободрения, произнесенные им?
Кому-кому, а Йейлу Брадигану у нее не было оснований доверять.
Поэтому он подавил свое импульсивное желание и сохранил дистанцию между ними.
– Мне легче было верить ему, – призналась она. – Ведь я вынашивала его ребенка и надеялась, что Эммет станет не только отцом малыша, но и его папой.
Йейл понял ее.
Отец – биологическая категория.
Папа – тот, кто всегда рядом. Он поправляет ночью одеяло, проверяет, нет ли в чулане привидений, носит ребенка на руках, покупает подарки, заставляет выносить мусор и убирать кровать, учит играть в бейсбол и завязывать галстук.
Папа.
Йейл всегда хотел иметь папу.
Тревор Брадиган был его отцом и умер прежде, чем его сыновья осознали, чего им недоставало даже при его жизни.
Точно так же Эмма Роза потеряла Эммета, не успевшего проявить себя ни в отцовстве, ни в чем другом.
– Во всяком случае, – продолжила Лекси, устало опустив плечи, – думаю, Эммет оставил эти коробки у меня, опасаясь, как бы кто-то другой не обнаружил их.
– Значит, по-твоему, теперь это и произошло?
– Несомненно, в мою квартиру проникли, пока я была в больнице, и украли ящик. Это могло произойти и после нашего переезда сюда. Коробки Эммета лежали в камере хранения, когда мы с дочкой жили у родителей.
Она обвела взглядом гостиную, посмотрела на закрытые окна, за которыми сгущались сумерки.
– И ты боишься, – сказал Йейл, наблюдая за ней.
– Конечно. Я живу здесь одна с ребенком и не хочу думать, что какой-то гнусный тип наведывался сюда в мое отсутствие… или даже при мне.
Йейл подошел к двойному окну над диваном и обследовал его.
– Запор сломан, – заметил он.
– Ну и что? Большая часть окон не запирается.
– А задняя дверь? Она здесь есть?
– На кухне. Я никогда ею не пользуюсь. Она заперта.
– Там есть цепочка?
– Нет. И на парадной двери тоже.
– Ты не можешь здесь оставаться.
– О чем ты говоришь? Где же еще мне быть? Это мое жилье.
– Находиться здесь опасно. Сумасшедший, убивший моего брата, все еще на свободе. Ты его… Нет, она не вдова Эммета, боявшаяся всяких уз. – Эмма Роза – его дочь. Вдруг убийца придет за ней?
Увидев ужас в глазах Лекси, Йейл пожалел о своих словах.
– Она еще кроха, – прошептала побледневшая Лекси. – Неужели ты думаешь, что кто-то…
– А ты? – спросил Йейл, опять преодолевая желание подойти к ней. – Ты была с Эмметом не один год. Вдруг убийца решит прийти за тобой?
– Он уже здесь, Эм, – сказала она дочери, сидевшей у нее на руках.
Эмма Роза уже давно хотела, чтобы ее отпустили и позволили поиграть, но Лекси, потрясенная своим открытием, чувствовала себя спокойнее, когда прижимала девочку к себе.
С Эммой Розой на руках Лекси поспешила к двери, которую заперла перед звонком Иейлу, и несколько раз проверила. Она закрыла все окна на первом этаже и встревожилась, обнаружив, что не на всех есть запоры. Прежде она никогда не проверяла их и со дня переезда сюда редко запирала дверь.
– Дорога заняла больше времени, чем я предполагал, – сказал Йейл, выскочив из машины. – Шоссе Хатч забито автомобилями, пришлось ехать по девяносто пятому. Через милю наткнулся на аварию и остальную часть пути добирался окольными дорогами.
Хотя Йейл был в темных очках, Лекси чувствовала, что он внимательно смотрит на нее. Потом он перевел взгляд на девочку.
– Здравствуй, Эмма Роза! – Он протянул ей палец.
Малышка тотчас схватила его.
– Ну и хватка! – улыбнулся Йейл, потом спросил Лекси: – Что случилось?
– Расскажу в доме. – Она бросила взгляд на тенистую подъездную дорогу и двор, желая убедиться, что там нет посторонних. Хотя она и не предполагала всерьез, что кто-то прячется за деревом, следит за ней, но чувство безопасности исчезло. Частный дом, казавшийся роскошью после многолюдного города, казался сейчас слишком изолированным, почти… зловещим.
Направившись к двери, она вздрогнула, услышав голос Йейла:
– Эй, погоди!
Испуганная Лекси обернулась.
Он улыбался.
– Малышка меня не отпускает. – Он вытянул палец из кулачка Эммы Розы. – Захватила всю мою руку.
Когда Йейл снял очки, она заметила тревогу в его светло-зеленых глазах.
– В чем дело, Лекси? Почему ты так нервничаешь?
– Заходи, – сказала она, распахнув перед ним дверь.
Как только он переступил через порог, она поспешно заперла дверь.
– Пойдем в гостиную.
Лекси взяла у Йейла ребенка, но сразу заметила, что девочка тянется к нему.
Она словно почувствовала, что Йейл ее дядя, единственная связь с отцом, которого она никогда не видела. Эмма Роза вела себя с Йейлом так, будто была давно знакома с ним. Это удивляло Лекси: полугодовалый ребенок не может помнить человека, которого видел короткое время неделю назад. И все же Йейл явно вызывал инстинктивное расположение Эммы Розы.
«Он ей нравится», – печально подумала Лекси. Может, она поторопилась, запретив Йейлу навещать племянницу.
– Ты разобрала почти все вещи, – заметил Йейл, обводя взглядом комнату.
– Да… я решила, что нам пора обустроиться.
– Но у тебя по-прежнему нет телефона.
– Да. Я не успела договориться насчет подключения.
– Нехорошо, что ты живешь здесь с ребенком без телефона, оторванная от мира.
«И без тебя знаю», – мрачно подумала она, усаживая Эмму Розу в детское кресло. Девочка захныкала.
– Дорогая, поиграй вот с этим, – сказала Лекси, протянув дочери красную пластмассовую чашку, приглянувшуюся Эмме Розе.
Йейл сел на диван. На нем была белая рубашка с короткими рукавами и темно-синие новые джинсы, явно дорогие и модные. Но все-таки джинсы хоть отчасти приближали его к обычным людям, живущим совсем в другом мире, чем Йейл Брадиган.
– Садись, Лекси, и расскажи мне, что про исходит, – попросил он, по-прежнему наблюдая за ней своими зелеными глазами.
Сесть можно было только на диван рядом с ним, но она этого не хотела.
«Нет, хочешь, – прошептал ей внутренний голос. – Особенно сейчас. Ты же мечтаешь о том, чтобы тебя обняли эти сильные руки, мечтаешь услышать от него, что тебе нечего бояться».
Лекси решительно опустилась на пол возле кресла Эммы Розы.
– Что случилось? – повторил он. – Ты явно взволнована.
Она вздохнула.
– После встречи с тобой я начала думать об Эммете. «Словно ты не думала о нем каждую минуту после его смерти». Размышлять о твоих словах насчет насильственной смерти. Тут я вспомнила, что он привез некоторые свои вещи в мою квартиру за пару недель до… рождения ребенка.
Йейл насторожился.
– И?..
– Я знала, что поступаю не очень красиво, но все же заглянула в эти коробки, – призналась Лекси. – Они были заклеены «скотчем», но я разрезала его, а потом…
– Обследовала содержимое коробок?
Лекси взглянула на Йейла, желая понять, не осуждает ли он ее поступок.
– Да, – сказала она, спрашивая себя, почему позвонила Йейлу и испытала потребность поделиться с ним. – Но вопрос ведь не в том, имела ли я право рыться в вещах Эммета, верно?
– Это твое дело.
– Конечно. Важно одно: теперь я знаю, что в этих коробках: одежда, книги, рукописи – он по-прежнему писал.
– Писал? – Йейл саркастически усмехнулся. – Я думал, Эммет давно забросил это занятие и живет на случайные заработки.
Лекси хотелось во что бы то ни стало защитить Эммета.
– Он постоянно искал работу, как… как и я.
– Вы подходили друг другу, верно?
«Может, сказать ему: да, мы с Эмметом не сделали карьеру, порой нам не хватало денег на оплату счетов, но у нас было то, что неведомо тебе. Любовь». Но она сдержалась.
Лекси давно поняла, что такие, как Йейл Брадиган, не реагируют на эмоциональные взрывы. В период их близости он всегда бесил Лекси своим равнодушием к ее гневным выходкам. Но потом Йейл отдалялся – физически и духовно. Однако сейчас он был нужен ей. Поэтому Лекси не обратила внимания на его снисходительную усмешку и подавила ярость.
– Я нашла в его вещах запертый металлический ящик.
– И открыла его?
– Он был заперт. Очевидно, Эммет не хотел, чтобы его открывали.
– Видимо, так.
– Я положила ящик на место, заклеила коробки и забыла о них – до вчерашнего дня. Из-за тебя. – Тон Лекси свидетельствовал о том, что лучше бы он не пробуждал в ней подозрений.
– А теперь?
– А теперь я решила найти этот ящик, потому что, если ты прав и кто-то действительно убил Эммета, возможно, там находится ключ к разгадке.
Йейл кивнул.
– Я отправилась наверх – после переезда его вещи лежали в чулане, – сорвала ленту, которой были заклеены коробки…
– И?..
– Ящик исчез.
– Исчез? – изумился Йейл.
– Да. Я перерыла все коробки, но не нашла никаких следов ящика.
– Возможно…
Он сомневался, стоит ли высказывать свое подозрение:
– Может, тебе просто показалось, что ты видела его?
– Ты спятил? Как мне могло показаться?
– Такое случается, верно?
Она встала, дрожа от возмущения.
– Уходи, Йейл. – Лекси указала ему на дверь. – Немедленно.
– Подожди, Лекси…
– Нет! Я утверждаю, что кто-то украл ящик, а ты отвечаешь, что у меня разыгралось воображение! Хотя именно ты считаешь, что Эммета убили.
Девочка заплакала, и Йейл бросил выразительный взгляд на Лекси. Она взяла Эмму Розу на руки.
– Не плачь, все в порядке. Не плачь…
– Ее испугал твой крик, – сказал Йейл.
– Нет! Не смей говорить о моей дочери! Ты не имеешь к ней никакого отношения.
– Знаю. Ты постоянно напоминаешь мне об этом. – Йейл поднялся. – Лекси, она моя племянница, я люблю ее. И… ладно, ничего.
– Что? – Лекси внимательно посмотрела на Йейла.
– Я хочу участвовать в ее жизни. – Он поднял руку, чтобы остановить возражения, и продолжал с необычной для него прямотой: – В прошлом наши отношения складывались не слишком гладко. Я сожалею об этом сильнее, чем ты думаешь. С Эмметом мы тоже не очень-то ладили…
– Вы не разговаривали десять лет. Это и называется «не очень-то ладили»? – Она упрекнула себя за то, что саркастическое замечание сорвалось у нее в тот момент, когда Йейл впервые заговорил с такой искренностью.
Лекси чувствовала, что надо бы подойти к Йейлу, положить руку ему на плечо, согласиться выслушать его и откликнуться на его просьбу.
Но что-то тяжелое и злое, возникшее в душе после того, как Йейл разбил ей сердце, удерживало Лекси.
Он долго смотрел на нее своим непроницаемым взглядом.
– Забудь об этом, – сказал Йейл, направляясь к двери.
Но, едва он взялся за ручку, Лекси воскликнула:
– Йейл! Пожалуйста, не уходи.
Он замер от изумления. Лекси – упрямая, неуступчивая, колючая – никогда бы не изменила своего решения, тем более по отношению к нему. Йейл знал ее очень хорошо, несмотря на длительный разрыв. Лекси не бросала слов на ветер, она никогда не попросила бы прощения у него, человека, который когда-то так обошелся с ней.
«Но она любит Эммета, – подумал он, – а не меня».
– Йейл? – В ее голосе слышалось смущение.
Возможно, Лекси любила Эммета, но сейчас рядом с ней был Йейл, и она нуждалась в нем.
Он обернулся.
Лекси казалась такой беззащитной в этом огромном сером свитере, в широких джинсах, с копной темных растрепанных волос. Она прижимала дочь к груди, словно желая защитить ее и себя от новой боли…
Тяжело вздохнув, Йейл подошел к ней.
Лицо Лекси выразило облегчение.
– Я не хочу обсуждать то, что произошло между нами или у тебя с Эмметом. К тому же ты едва ли расскажешь мне это, – сказала она довольно резко, и Йейл с грустью подумал, что Лекси никогда не изменится.
Она может стать более зрелой, научиться сдерживать себя, даже немного уступать… но ничего не забудет и не простит. Это Йейл знал твердо.
– Я хочу… узнать, кто убил Эммета. Надеюсь, я буду тебе полезна.
– Ты догадываешься, что произошло с ним?
– Нет. Мне известно только одно, что запертый ящик Эммета, хранившийся в моей квартире, исчез. Кто-то взял его.
– Может, он сам.
– Зачем ему это? Сначала мне показалось странным, что он перевез все свои вещи в мою квартиру. Он и раньше держал у меня кое-что из одежды, зубную щетку, расческу… но все остальное хранил у себя.
– Как ты считаешь, почему?
Лекси грустно улыбнулась.
– Он хотел сохранять дистанцию. Конечно, Эммет в основном жил у меня, но всегда имел повод через день-другой уехать к себе за вещами. Так он сохранял свободу.
Йейл кивнул, несколько удивленный тем, что Лекси понимала и даже принимала условия игры, устанавливаемые человеком, которого любила. Однако по размышлении удивление прошло.
– Если Эммет не хотел держать свои вещи у тебя, почему он внезапно передумал?
Она печально усмехнулась.
– Конечно, не потому, что собирался окончательно перебраться ко мне.
– Ты поняла это тогда?
– Нет, я надеялась, что с появлением ребенка он будет проводить у меня больше времени. Эммет сам это сказал… и я поверила ему. Как дура.
– Ты не дура, Лекси.
Ему хотелось коснуться Лекси, убедить ее не раскаиваться в том, что она верила любимому, не терять и впредь способность любить, верить…
Но как отреагировала бы она на ласковое прикосновение, слова ободрения, произнесенные им?
Кому-кому, а Йейлу Брадигану у нее не было оснований доверять.
Поэтому он подавил свое импульсивное желание и сохранил дистанцию между ними.
– Мне легче было верить ему, – призналась она. – Ведь я вынашивала его ребенка и надеялась, что Эммет станет не только отцом малыша, но и его папой.
Йейл понял ее.
Отец – биологическая категория.
Папа – тот, кто всегда рядом. Он поправляет ночью одеяло, проверяет, нет ли в чулане привидений, носит ребенка на руках, покупает подарки, заставляет выносить мусор и убирать кровать, учит играть в бейсбол и завязывать галстук.
Папа.
Йейл всегда хотел иметь папу.
Тревор Брадиган был его отцом и умер прежде, чем его сыновья осознали, чего им недоставало даже при его жизни.
Точно так же Эмма Роза потеряла Эммета, не успевшего проявить себя ни в отцовстве, ни в чем другом.
– Во всяком случае, – продолжила Лекси, устало опустив плечи, – думаю, Эммет оставил эти коробки у меня, опасаясь, как бы кто-то другой не обнаружил их.
– Значит, по-твоему, теперь это и произошло?
– Несомненно, в мою квартиру проникли, пока я была в больнице, и украли ящик. Это могло произойти и после нашего переезда сюда. Коробки Эммета лежали в камере хранения, когда мы с дочкой жили у родителей.
Она обвела взглядом гостиную, посмотрела на закрытые окна, за которыми сгущались сумерки.
– И ты боишься, – сказал Йейл, наблюдая за ней.
– Конечно. Я живу здесь одна с ребенком и не хочу думать, что какой-то гнусный тип наведывался сюда в мое отсутствие… или даже при мне.
Йейл подошел к двойному окну над диваном и обследовал его.
– Запор сломан, – заметил он.
– Ну и что? Большая часть окон не запирается.
– А задняя дверь? Она здесь есть?
– На кухне. Я никогда ею не пользуюсь. Она заперта.
– Там есть цепочка?
– Нет. И на парадной двери тоже.
– Ты не можешь здесь оставаться.
– О чем ты говоришь? Где же еще мне быть? Это мое жилье.
– Находиться здесь опасно. Сумасшедший, убивший моего брата, все еще на свободе. Ты его… Нет, она не вдова Эммета, боявшаяся всяких уз. – Эмма Роза – его дочь. Вдруг убийца придет за ней?
Увидев ужас в глазах Лекси, Йейл пожалел о своих словах.
– Она еще кроха, – прошептала побледневшая Лекси. – Неужели ты думаешь, что кто-то…
– А ты? – спросил Йейл, опять преодолевая желание подойти к ней. – Ты была с Эмметом не один год. Вдруг убийца решит прийти за тобой?