Страница:
— Каким образом вам удалось подключиться к системе энергоснабжения? — спросил Дункан у Вилде, набивая рот едой.
— Нам и не нужно было этого делать. Вы же все сами видели. Наши невоспетые герои и героини, те, кто был здесь до нас, потрудились на славу.
— А потребление энергии? Разве этого не замечают по приборам на главном пульте? Они могут проследить…
— Возможно, возможно, — весело сказал Вилде. — Но ведь энергию из системы мы забираем прямо здесь, — он указал вилкой на потолок. — Вы увидите, почему операторы не обращают на это никакого внимания.
Дункан решил удовлетвориться этим частичным объяснением. Электрический обогреватель в углу комнаты создавал необходимый комфорт, и Дункан чувствовал, что его клонит ко сну. Поев, он положил грязный поднос в большую корзину и направился в тесный туалет в дальнем углу комнаты. Там размещались специальные стоунеры, с помощью которых продукты жизнедеятельности людей подвергались окаменению. Оттуда их перекладывали в специальный ящик и хранили до последующего удаления.
Крепко заснув в своем спальном мешке, Дункан пробудился уже в Четверг. Хотя он был человеком Вторника, Дункан не сомневался, что органики любого дня будут продолжать поиски. Связь между разными днями была сведена к минимуму, но этот случай был совершенно особенным, и Среда, без сомнения, оставила сообщение для органиков Четверга; Четверг, в свою очередь, передаст его Пятнице. Пятница отправит информацию людям Субботы, и так далее.
Дункан не удивился, когда вдоль стены установили лестницу и Синн опустил одну из панелей. С детектором звука в руке он поднялся по лестнице и пролез в образовавшийся проем. Через пять минут Синн вернулся.
— Никаких признаков активности. Кажется, все спокойно.
Шахта, расположенная над потолком, проходила вверх футов на сорок и оказалась настолько узкой, что, даже поскользнувшись на ступеньке, можно было удержаться, упершись локтем в одну стену и спиной — в другую. Вся группа начала подъем. Дункан шел седьмым. Поднявшись, он оказался в огромной комнате. Потолок висел над ним футах в шестидесяти, никак не меньше.
Дункан был поражен представшим перед его глазами зрелищем. Это было так неожиданно, никто даже не предупредил его. В огромном помещении стояли тысячи безмолвных фигур по сотне в ряд — ряды уходили вдаль насколько хватало глаз. Мужчины, женщины и дети — все обнаженные, выстроились словно на параде, некоторые даже с открытыми глазами. У каждой фигуры вокруг шеи был обмотан шнур, на котором висела табличка с именем, идентификационным номером, закодированными биографическими и медицинскими данными.
Никаких объяснений больше не требовалось. Без сомнения, это был подземный правительственный склад, на который когда-то свозили всех людей, по тем или иным причинам подвергнутых окаменению. Среди них — люди, умиравшие от неизлечимых болезней и добровольно решившие отправиться в стоунер в надежде, что когда-нибудь медицинская наука найдет нужное им лекарство и тогда их дестоунируют и вылечат. Подобные настроения были широко распространены.
Были и такие, кто умер и сразу же после смерти был помещен в стоунер. Их должны забрать со склада после того, как будет найден способ оживления и излечения болезней, ставших причиной их смерти. По крайней мере так обещали всем, кто попал сюда.
Наверняка среди сохраняемых имеются и преступники, которых современная им наука оказалась не в состоянии перевоспитать. Когда появится возможность устранить мотивы, побудившие их встать на преступный путь, и сделать из них законопослушных граждан, этих людей дестоунируют. Такова была официальная политика правительства в отношении преступников.
— Это сравнительно новое хранилище, — заметил Локс. — Первое тело поместили сюда около трехсот облет назад. Сейчас мы находимся в самом старом разделе, значит, сюда уже перестали привозить пополнение.
Воздух в хранилище оказался свежим. Без сомнения, он поступал через электрические фильтры, но тем не менее на полу и фигурах все же осел довольно толстый слой пыли. Люди оставляли следы на пыльном полу.
— Мы все почистим, прежде чем уйти, — сказал Локс, перехватив взгляд Дункана. — А пока…
Он помахал рукой весело бегавшим по проходам мужчинам и женщинам, а также не в меру расшалившимся детям, которые беззаботно играли в прятки.
— Здесь, конечно, не то, что на улице, но все же вполне достаточно места, чтобы вдоволь нарезвиться. Наконец-то они выбрались из этого спертого воздуха подземелья.
Дункан, однако, не чувствовал себя столь беззаботным и жизнерадостным. Эти ряды недвижных тел, большинство из которых в действительности не были мертвы, тела людей, которых за какую-то микросекунду можно вернуть к жизни, подавляли его. Откуда-то явилось осознание того, что по всему миру скопилось уже более сорока миллиардов окаменевших людей, разбросанных на подобных складах повсюду, — и все ожидают возвращения к жизни и здоровью.
— Ясно, что никогда не появится достаточно медицинского персонала и соответствующей техники, чтобы справиться с таким количеством людей, — с какой-то особенной улыбкой сказал Вилде. — Да и куда они отправятся? Где взять столько жилья и еды и всего прочего, необходимого для жизни, если их вылечат? А между тем каждый год добавляются все новые миллионы. Даже если придет другое правительство, которое захочет вернуть всех этих бедняг обществу, оно вряд ли сможет что-нибудь сделать. Никакое правительство неспособно справиться с этой проблемой. На Земле просто недостаточно места и еды, чтобы хватило на всех. Люди станут умирать от голода.
— Ну что ж, забудем об этом, — заключил Дункан, поворачиваясь к Локсу. — Очевидно, в этом районе нет никаких мониторов. А как в других?
— Органики ведут наблюдение только за более поздними секциями, куда еще привозят окаменелых. Неподалеку отсюда сейчас ведутся работы. Там копают шахты, чтобы обустроить под хранилища дополнительные помещения. — Локс усмехнулся и продолжил: — Не могу представить, где бы мы могли чувствовать себя в большей безопасности, чем здесь. Разве они догадаются, что мы смогли спрятаться совсем рядом с ними? Всего в трех милях отсюда расположена деревня, в которой живут лесничие и крестьяне. Там же и база органиков. Пошли, я покажу ее вам.
Они стали собираться в дорогу. Дункан заметил, как какой-то человек поднялся по лесенке к потолку, поднят плиту и пролез в проем. Локс, перехватив его взгляд, заметил:
— Если наверху все спокойно, вполне можно выйти погулять в лес. Всем полезно размяться, а уж детишкам особенно.
Дункан в сопровождении падре и Вилде прошел через центральный зал, уставленный телами, о которых он, несмотря на все усилия, мог думать только как о статуях. Пройдя около мили, они оказались у стены. Локс открыл маленькую дверцу, врезанную в огромные железные ворота. За ней виднелись следующие помещения, которые — как пояснил Локс — представляли собой три подвала, расположенные ниже основного пола. Дункан увидел просторные открытые полки, установленные на шести уровнях и сплошь загруженные окаменевшими телами. Миновав центральное помещение, Локс свернул и мимо рядов безмолвных статуй прошел дальше к открытому лифту, врезанному прямо в стену. Все четверо зашли в лифт и поднялись к верхнему уровню. Сквозь высокое, узкое окно Дункан разглядел прилегающую к складу местность. Очевидно, верхняя часть сооружения поднималась выше уровня земли. Рядом с ним поверхность уходила под крутой уклон, протянувшийся футов на сто, затем, спрямившись, сменялась равниной, на которой милях в пяти начиналась новая цепь холмов, поросших густым лесом и покрытых глубокими канавами и расщелинами. И все же большая часть этой земли была ухожена и, очевидно, представляла собой фермерские угодья. В центре долины виднелась деревенька домов на сто; над строениями господствовало белое, квадратное, пятиэтажное здание, поблескивающее своими широкими панелями. Работают на солнечной энергии, отметил Дункан. Вокруг здания стояли разнообразные по архитектуре небольшие белые домики с зелеными крышами. Все улицы деревни представляли собой правильные концентрические окружности с общим центром, в котором и стояла пятиэтажка — очевидно, главное сооружение всего поселка. Локс протянул Дункану бинокль, и тот прильнул к нему, чтобы рассмотреть все поближе. Вокруг домов и внутри них двигались люди, во дворах играли малыши. Мужчины и женщины разъезжали по дороге в деревню.
Пробежав биноклем по прилегающей долине, Дункан внимательно рассмотрел маленькие фермерские домики и более крупные скотные дворы и силосные башни, множество различных сельскохозяйственных машин, которые двигались по полям или стояли под высокими навесами. Неизвестно откуда Дункан знал, что маленькие домики вовсе не предназначались для жилья. Там находились компьютеры, с помощью которых фермеры на расстоянии управляли роботами, трудившимися за них на полях и в скотных дворах. Это были роботы-землепашцы, сеятели, культиваторы, оросители и другие машины. Закончив очередной трудовой день, фермеры уезжали в город. Им принадлежали только небольшие сады в непосредственной близости от него.
То тут, то там виднелись пасущиеся коровы, которых держали для обеспечения местных жителей молоком и окрестных полей естественными удобрениями. Рядом со строениями разгуливали куры в сопровождении стаек цыплят. Их разводили исключительно как несушек. Животных и птиц больше не убивали ради мяса. Говядину и мясо птицы получали теперь на специальных фабриках, где методом клонирования выращивали животных, как две капли воды напоминавших своих собратьев — детей природы. Нет сомнения, что и в этой деревеньке такая фабрика тоже была, но она, как обычно, скрывалась под землей.
Дункан вернул бинокль Локсу.
— Довольно красивая и мирная деревенька, — заметил он.
— Органиков и рейнджеров-лесничих сейчас там нет. Они ищут нас, — улыбнувшись, ответил вожак. — К другому склону холма, — добавил он, указав вдаль, — прилегает межконтинентальная железная дорога.
Дункан показал на главную дорогу — мерцавшую в солнечном свете серую резиновую полосу, бегущую через лес и огибающую деревню, — и спросил:
— Окаменевших привозят по ней?
— Нет. Их доставляют по воздуху на правительственных дирижаблях. На крыше того здания расположена башня для пришвартовывания.
— Могу я сходить в самое новое из этих строений?
— Зачем? — спросил Локс.
— Просто хочу зарисовать его планировку. Никогда не знаешь, что тебе впоследствии может понадобиться.
— Вы хотите сказать — для побега?
— Не от вас. А вдруг органикам удастся застигнуть нас врасплох?
— Конечно, — согласился Локс. — Почему бы и нет? Мониторы фиксируют только тех, кто пытается проникнуть в этот район. Им нет никакого дела до выходящих отсюда. Зачем им это нужно?
Они спустились на основной уровень и, пройдя через два гигантских здания, в каждом из которых находилось по двенадцать этажей, вошли в новое строение. Здесь они снова сели в лифт. Локс прошел в ту часть комплекса, где располагались служебные кабинеты, и они немного посидели в самом шикарном из них. Сейчас им пользовались очень редко, но стоунер в нем все же был.
На полках в изобилии лежали окаменевшие продукты — и стояли бутылки с окаменевшими напитками. Включив стоунер — Дункан не переставал удивляться тому, как много их было здесь повсюду, — они дестоунировали немного еды и полакомились крабами, салатом, картофелем, запив все пивом и вином.
Единственное, что не позволяло Дункану полностью расслабиться, — это постоянный глухой рев, исходивший от дальней стены, которая непрерывно вибрировала. Локс объяснил, что неподалеку ведутся работы, прокладывают шахту.
— Там целая армия рабочих, — добавил он.
Дункан, потягивая пиво, понемногу успокоился. Жестом руки он показал на компьютерные экраны на стене и информационные табло на пультах.
— Можно ли воспользоваться этими штуками без отключения сигнализации?
— Конечно, — сказал Локс. — Собственно для этого я сюда и пришел.
Он повернулся в крутящемся кресле, отставил бутылку с вином и прошелся пальцами по клавишам на панели управления.
— К счастью, чтобы включить мониторы, не надо знать никакого специального кода. Чиновники никогда и подумать не могли, что сюда проникнет кто-то, кому это не положено. Не забывайте, это же малонаселенный, сельский район. Кроме того, в само здание не может попасть никто, кому не известен код. Видите, они ошиблись. Прежде всего, мы запустим мониторы и посмотрим, что происходит снаружи.
Очевидно, для этого никакого специального кода не требовалось. Локс просто произнес:
— ТЗК6. Примите команду. Включить мониторы ближнего видения.
Тотчас же голые стены превратились в освещенные экраны, и Дункан увидел, что происходит рядом со зданием со всех четырех его сторон.
— Ого! — воскликнул Локс, приподнявшись в кресле.
7
— Нам и не нужно было этого делать. Вы же все сами видели. Наши невоспетые герои и героини, те, кто был здесь до нас, потрудились на славу.
— А потребление энергии? Разве этого не замечают по приборам на главном пульте? Они могут проследить…
— Возможно, возможно, — весело сказал Вилде. — Но ведь энергию из системы мы забираем прямо здесь, — он указал вилкой на потолок. — Вы увидите, почему операторы не обращают на это никакого внимания.
Дункан решил удовлетвориться этим частичным объяснением. Электрический обогреватель в углу комнаты создавал необходимый комфорт, и Дункан чувствовал, что его клонит ко сну. Поев, он положил грязный поднос в большую корзину и направился в тесный туалет в дальнем углу комнаты. Там размещались специальные стоунеры, с помощью которых продукты жизнедеятельности людей подвергались окаменению. Оттуда их перекладывали в специальный ящик и хранили до последующего удаления.
Крепко заснув в своем спальном мешке, Дункан пробудился уже в Четверг. Хотя он был человеком Вторника, Дункан не сомневался, что органики любого дня будут продолжать поиски. Связь между разными днями была сведена к минимуму, но этот случай был совершенно особенным, и Среда, без сомнения, оставила сообщение для органиков Четверга; Четверг, в свою очередь, передаст его Пятнице. Пятница отправит информацию людям Субботы, и так далее.
Дункан не удивился, когда вдоль стены установили лестницу и Синн опустил одну из панелей. С детектором звука в руке он поднялся по лестнице и пролез в образовавшийся проем. Через пять минут Синн вернулся.
— Никаких признаков активности. Кажется, все спокойно.
Шахта, расположенная над потолком, проходила вверх футов на сорок и оказалась настолько узкой, что, даже поскользнувшись на ступеньке, можно было удержаться, упершись локтем в одну стену и спиной — в другую. Вся группа начала подъем. Дункан шел седьмым. Поднявшись, он оказался в огромной комнате. Потолок висел над ним футах в шестидесяти, никак не меньше.
Дункан был поражен представшим перед его глазами зрелищем. Это было так неожиданно, никто даже не предупредил его. В огромном помещении стояли тысячи безмолвных фигур по сотне в ряд — ряды уходили вдаль насколько хватало глаз. Мужчины, женщины и дети — все обнаженные, выстроились словно на параде, некоторые даже с открытыми глазами. У каждой фигуры вокруг шеи был обмотан шнур, на котором висела табличка с именем, идентификационным номером, закодированными биографическими и медицинскими данными.
Никаких объяснений больше не требовалось. Без сомнения, это был подземный правительственный склад, на который когда-то свозили всех людей, по тем или иным причинам подвергнутых окаменению. Среди них — люди, умиравшие от неизлечимых болезней и добровольно решившие отправиться в стоунер в надежде, что когда-нибудь медицинская наука найдет нужное им лекарство и тогда их дестоунируют и вылечат. Подобные настроения были широко распространены.
Были и такие, кто умер и сразу же после смерти был помещен в стоунер. Их должны забрать со склада после того, как будет найден способ оживления и излечения болезней, ставших причиной их смерти. По крайней мере так обещали всем, кто попал сюда.
Наверняка среди сохраняемых имеются и преступники, которых современная им наука оказалась не в состоянии перевоспитать. Когда появится возможность устранить мотивы, побудившие их встать на преступный путь, и сделать из них законопослушных граждан, этих людей дестоунируют. Такова была официальная политика правительства в отношении преступников.
— Это сравнительно новое хранилище, — заметил Локс. — Первое тело поместили сюда около трехсот облет назад. Сейчас мы находимся в самом старом разделе, значит, сюда уже перестали привозить пополнение.
Воздух в хранилище оказался свежим. Без сомнения, он поступал через электрические фильтры, но тем не менее на полу и фигурах все же осел довольно толстый слой пыли. Люди оставляли следы на пыльном полу.
— Мы все почистим, прежде чем уйти, — сказал Локс, перехватив взгляд Дункана. — А пока…
Он помахал рукой весело бегавшим по проходам мужчинам и женщинам, а также не в меру расшалившимся детям, которые беззаботно играли в прятки.
— Здесь, конечно, не то, что на улице, но все же вполне достаточно места, чтобы вдоволь нарезвиться. Наконец-то они выбрались из этого спертого воздуха подземелья.
Дункан, однако, не чувствовал себя столь беззаботным и жизнерадостным. Эти ряды недвижных тел, большинство из которых в действительности не были мертвы, тела людей, которых за какую-то микросекунду можно вернуть к жизни, подавляли его. Откуда-то явилось осознание того, что по всему миру скопилось уже более сорока миллиардов окаменевших людей, разбросанных на подобных складах повсюду, — и все ожидают возвращения к жизни и здоровью.
— Ясно, что никогда не появится достаточно медицинского персонала и соответствующей техники, чтобы справиться с таким количеством людей, — с какой-то особенной улыбкой сказал Вилде. — Да и куда они отправятся? Где взять столько жилья и еды и всего прочего, необходимого для жизни, если их вылечат? А между тем каждый год добавляются все новые миллионы. Даже если придет другое правительство, которое захочет вернуть всех этих бедняг обществу, оно вряд ли сможет что-нибудь сделать. Никакое правительство неспособно справиться с этой проблемой. На Земле просто недостаточно места и еды, чтобы хватило на всех. Люди станут умирать от голода.
— Ну что ж, забудем об этом, — заключил Дункан, поворачиваясь к Локсу. — Очевидно, в этом районе нет никаких мониторов. А как в других?
— Органики ведут наблюдение только за более поздними секциями, куда еще привозят окаменелых. Неподалеку отсюда сейчас ведутся работы. Там копают шахты, чтобы обустроить под хранилища дополнительные помещения. — Локс усмехнулся и продолжил: — Не могу представить, где бы мы могли чувствовать себя в большей безопасности, чем здесь. Разве они догадаются, что мы смогли спрятаться совсем рядом с ними? Всего в трех милях отсюда расположена деревня, в которой живут лесничие и крестьяне. Там же и база органиков. Пошли, я покажу ее вам.
Они стали собираться в дорогу. Дункан заметил, как какой-то человек поднялся по лесенке к потолку, поднят плиту и пролез в проем. Локс, перехватив его взгляд, заметил:
— Если наверху все спокойно, вполне можно выйти погулять в лес. Всем полезно размяться, а уж детишкам особенно.
Дункан в сопровождении падре и Вилде прошел через центральный зал, уставленный телами, о которых он, несмотря на все усилия, мог думать только как о статуях. Пройдя около мили, они оказались у стены. Локс открыл маленькую дверцу, врезанную в огромные железные ворота. За ней виднелись следующие помещения, которые — как пояснил Локс — представляли собой три подвала, расположенные ниже основного пола. Дункан увидел просторные открытые полки, установленные на шести уровнях и сплошь загруженные окаменевшими телами. Миновав центральное помещение, Локс свернул и мимо рядов безмолвных статуй прошел дальше к открытому лифту, врезанному прямо в стену. Все четверо зашли в лифт и поднялись к верхнему уровню. Сквозь высокое, узкое окно Дункан разглядел прилегающую к складу местность. Очевидно, верхняя часть сооружения поднималась выше уровня земли. Рядом с ним поверхность уходила под крутой уклон, протянувшийся футов на сто, затем, спрямившись, сменялась равниной, на которой милях в пяти начиналась новая цепь холмов, поросших густым лесом и покрытых глубокими канавами и расщелинами. И все же большая часть этой земли была ухожена и, очевидно, представляла собой фермерские угодья. В центре долины виднелась деревенька домов на сто; над строениями господствовало белое, квадратное, пятиэтажное здание, поблескивающее своими широкими панелями. Работают на солнечной энергии, отметил Дункан. Вокруг здания стояли разнообразные по архитектуре небольшие белые домики с зелеными крышами. Все улицы деревни представляли собой правильные концентрические окружности с общим центром, в котором и стояла пятиэтажка — очевидно, главное сооружение всего поселка. Локс протянул Дункану бинокль, и тот прильнул к нему, чтобы рассмотреть все поближе. Вокруг домов и внутри них двигались люди, во дворах играли малыши. Мужчины и женщины разъезжали по дороге в деревню.
Пробежав биноклем по прилегающей долине, Дункан внимательно рассмотрел маленькие фермерские домики и более крупные скотные дворы и силосные башни, множество различных сельскохозяйственных машин, которые двигались по полям или стояли под высокими навесами. Неизвестно откуда Дункан знал, что маленькие домики вовсе не предназначались для жилья. Там находились компьютеры, с помощью которых фермеры на расстоянии управляли роботами, трудившимися за них на полях и в скотных дворах. Это были роботы-землепашцы, сеятели, культиваторы, оросители и другие машины. Закончив очередной трудовой день, фермеры уезжали в город. Им принадлежали только небольшие сады в непосредственной близости от него.
То тут, то там виднелись пасущиеся коровы, которых держали для обеспечения местных жителей молоком и окрестных полей естественными удобрениями. Рядом со строениями разгуливали куры в сопровождении стаек цыплят. Их разводили исключительно как несушек. Животных и птиц больше не убивали ради мяса. Говядину и мясо птицы получали теперь на специальных фабриках, где методом клонирования выращивали животных, как две капли воды напоминавших своих собратьев — детей природы. Нет сомнения, что и в этой деревеньке такая фабрика тоже была, но она, как обычно, скрывалась под землей.
Дункан вернул бинокль Локсу.
— Довольно красивая и мирная деревенька, — заметил он.
— Органиков и рейнджеров-лесничих сейчас там нет. Они ищут нас, — улыбнувшись, ответил вожак. — К другому склону холма, — добавил он, указав вдаль, — прилегает межконтинентальная железная дорога.
Дункан показал на главную дорогу — мерцавшую в солнечном свете серую резиновую полосу, бегущую через лес и огибающую деревню, — и спросил:
— Окаменевших привозят по ней?
— Нет. Их доставляют по воздуху на правительственных дирижаблях. На крыше того здания расположена башня для пришвартовывания.
— Могу я сходить в самое новое из этих строений?
— Зачем? — спросил Локс.
— Просто хочу зарисовать его планировку. Никогда не знаешь, что тебе впоследствии может понадобиться.
— Вы хотите сказать — для побега?
— Не от вас. А вдруг органикам удастся застигнуть нас врасплох?
— Конечно, — согласился Локс. — Почему бы и нет? Мониторы фиксируют только тех, кто пытается проникнуть в этот район. Им нет никакого дела до выходящих отсюда. Зачем им это нужно?
Они спустились на основной уровень и, пройдя через два гигантских здания, в каждом из которых находилось по двенадцать этажей, вошли в новое строение. Здесь они снова сели в лифт. Локс прошел в ту часть комплекса, где располагались служебные кабинеты, и они немного посидели в самом шикарном из них. Сейчас им пользовались очень редко, но стоунер в нем все же был.
На полках в изобилии лежали окаменевшие продукты — и стояли бутылки с окаменевшими напитками. Включив стоунер — Дункан не переставал удивляться тому, как много их было здесь повсюду, — они дестоунировали немного еды и полакомились крабами, салатом, картофелем, запив все пивом и вином.
Единственное, что не позволяло Дункану полностью расслабиться, — это постоянный глухой рев, исходивший от дальней стены, которая непрерывно вибрировала. Локс объяснил, что неподалеку ведутся работы, прокладывают шахту.
— Там целая армия рабочих, — добавил он.
Дункан, потягивая пиво, понемногу успокоился. Жестом руки он показал на компьютерные экраны на стене и информационные табло на пультах.
— Можно ли воспользоваться этими штуками без отключения сигнализации?
— Конечно, — сказал Локс. — Собственно для этого я сюда и пришел.
Он повернулся в крутящемся кресле, отставил бутылку с вином и прошелся пальцами по клавишам на панели управления.
— К счастью, чтобы включить мониторы, не надо знать никакого специального кода. Чиновники никогда и подумать не могли, что сюда проникнет кто-то, кому это не положено. Не забывайте, это же малонаселенный, сельский район. Кроме того, в само здание не может попасть никто, кому не известен код. Видите, они ошиблись. Прежде всего, мы запустим мониторы и посмотрим, что происходит снаружи.
Очевидно, для этого никакого специального кода не требовалось. Локс просто произнес:
— ТЗК6. Примите команду. Включить мониторы ближнего видения.
Тотчас же голые стены превратились в освещенные экраны, и Дункан увидел, что происходит рядом со зданием со всех четырех его сторон.
— Ого! — воскликнул Локс, приподнявшись в кресле.
7
Экран, представляющий картинку западной стороны, высветил примерно в ста футах над землей серебряный дирижабль, летевший с несколько опущенной носовой частью. Он медленно продвигался вперед, поблескивая своими двигателями. Люк, расположенный в носовой части, открылся, и Дункан заметил маленькие фигурки за ветровым стеклом: команда дирижабля располагалась в верхнем отсеке носовой части.
— Они доставили очередную партию окаменевших, — сказал Локс. Он стер записи, сделанные после включения системы наблюдения, и отключил питание. Затем, поднявшись, сказал:
— Уберите подносы и бутылки. Не надо оставлять никаких следов нашего пребывания.
Все пошли за ним. Выйдя из кабинета, Дункан спросил:
— Что все это значит?
— На некоторое время придется затаиться, — ответил Вилде. — Они скоро улетят. Часа через два, я думаю. Выгрузят тела и улетят. Но нам придется залечь на дно по крайней мере до завтра.
Именно в этот момент Дункан и решил окончательно, что не останется с этой группой дальше, чем это будет необходимо. У нее нет будущего. Все, на что они способы, — это убегать и прятаться, пользуясь редкими возможностями, чтобы украдкой выбраться на поверхность и глотнуть свежего воздуха. Это же кроличья жизнь, а он не кролик.
Тем не менее еще некоторое время придется оставаться с ними.
Неохотно, преодолевая внутреннее сопротивление, Дункан спустился вместе с остальными в комнату, расположенную в самом низу, на дне шахты. Усевшись на спальный мешок и прислонившись спиной к стене, Дункан печально поглядывал на своих товарищей. В комнате было полно людей, но детишки резвились даже в этой тесноте. Дункан отнюдь не упрекал их, ему просто было жалко этих малышей. Да и взрослым заняться было нечем — лишь пить да разговаривать. Несколько раз Дункан отправлялся пройтись взад-вперед по коридору размять ноги.
Когда он проделывал это в третий раз, выполняя в коридоре в полной темноте приседания и другие упражнения, его неожиданно ослепила яркая вспышка света. Не прекращая своих занятий, он громко спросил:
— Кто это?
Это был Локс. Он присел.
— Я не хочу мешать вам.
Чуть запыхавшись, Дункан проделал несколько резких движений, будто поднимаясь по несуществующему канату.
— Я заметил, что, когда мы были наверху в пункте управления, вы как-то задумчиво смотрели на меня, — заметил Дункан.
Локс продолжал светить в лицо Дункана фонариком, почти ослепив его.
— Могли бы и убрать свет. Выражение моего лица, если оно вас волнует, вы и так увидите.
Локс усмехнулся и отвел фонарик в сторону, на стену. Теперь Дункан и сам мог разглядеть лицо Локса.
— Вы, вероятно, думаете, что мы здесь ведем бессмысленную, никчемную жизнь, так ведь? Что нам остается делать? Только убегать и прятаться? Какая от нас польза? Правительство нам не нравится, мы сопротивляемся тому, что нас заставляют жить только один день в неделю. Нам ненавистно положение, когда за нами постоянно наблюдают. Но что мы можем сделать? Наверно, вы думаете, что нам было бы лучше придерживаться правил нормальной жизни и пользоваться легальными средствами протеста? Тогда от нас было бы больше проку да и нам стало бы куда легче.
Дункан прекратил свои упражнения и сел.
— Да, именно так я и думал, — сказал он.
— Кстати, — сказал Локс, — давайте разберемся: против чего мы протестуем. Зачем лезть на рожон, когда и восставать-то по существу не против чего? Мы — граждане общества, подобного которому прежде никогда не существовало, общества, в котором не только никто не голодает, но даже каждый может без труда получить все, чего он пожелает. Хорошая еда, хорошее жилье, достойное медицинское обслуживание, богатые возможности получить образование. Человеку доступны все блага, правда, в разумных пределах. Войны нет, и вероятность ее возникновения практически отсутствует. С нас, конечно, берут налоги, но они ограничены вполне разумным пределом. Уровень преступности ниже, чем в любом обществе в прошлой истории человечества. На каждые тридцать тысяч жителей приходится всего один юрист. Расизм исчез. Женщины добились полного равноправия. Ученым удалось победить почти все болезни. Редкими стали жестокое обращение с детьми и изнасилование женщин. Отравленные моря, загрязненная почва и воздух — все это в прошлом. Мы исправили все ошибки предков. Гигантские пустыни засажены зелеными деревьями. Мы приблизились к Утопии настолько близко, насколько это вообще возможно, если учесть, что свойственные людям врожденные качества — иррациональность поведения, алчность, глупость и эгоизм — никуда не делись.
— Вы нарисовали такую картину, что могло бы показаться странным, почему же вы не любите наше правительство, — заметил Дункан.
— Кто-то из древних, не могу сейчас вспомнить его имя, сказал, что необходимо ненавидеть любое правительство, находящееся сейчас у власти. Под этим он подразумевал, что совершенного правительства просто не существует, и граждане всегда должны бороться, чтобы избавить свое правительство от присущих ему злоупотреблений и упущений. К ним я отношу не только те неправильные действия и установки, которые нашли отражение в официальных актах, но и людей, обладающих властью и стремящихся извлечь личную выгоду из ошибочной политики правительства, а также тех, кто некомпетентен.
— Звучит правильно, — заметил Дункан. — Но неужели вы считаете, что действительно есть объективные причины для того, чтобы правительство держало собственных граждан под постоянным наблюдением, ни на секунду не переставая заглядывать им через плечо? Разве это не то качество власти, которое достойно искренней ненависти?
— Да, но правительство утверждает, что это абсолютно необходимо. Наблюдение позволяет предотвратить преступления и несчастные случаи, гарантирует правительству возможность обеспечить гражданам мир и процветание. Зная, что делает каждый гражданин в любое время дня — почти в каждую минуту, — находясь вне собственного дома, государство обладает всей информацией, необходимой, чтобы гарантировать безопасность гражданина, а также чтобы обеспечить нормальное движение сырья и готовых товаров по всему миру…
— Я не нуждаюсь ни в примерах, ни в лекциях на подобные темы, — прервал его Дункан. — Куда вы ведете? Что хотите сказать?
— Всякий человек, достигнувший двадцатипятилетнего возраста и прошедший экзамен по истории и тест на политическую благонадежность, имеет право голоса. У нас есть три главные политические партии и еще сотня мелких. Голоса регистрируются прямо в домах избирателей.
— Не надо лекций, — повторил Дункан.
— Я просто хотел показать, что наше правительство в самом деле является первым поистине демократичным. Государством управляет народ для народа. По крайней мере, правительство утверждает, что дело обстоит именно так. Если граждане недовольны тем, как управляют государством, они вправе потребовать проведения выборов и соответственно смены администрации или изменения законов. Повторяю, так утверждает правительство.
— Но ведь люди, обладающие властью, контролируют компьютеры, подсчитывающие голоса на выборах. Возникает вопрос, не потому ли за последние двести облет избиратели неизменно голосовали за пристальное наблюдение за самими собой? Почему такое большое число чиновников Мирового правительства продолжают оставаться у власти? Почему неизменно подавляющее число голосов избиратели отдают именно этим кандидатам?
— Многие люди не верят, что компьютеры представляют правильные данные о результатах выборов, — сказал Дункан.
— Да, таких много. Так много, что вызывает сомнение, действительно ли мнение большинства находит отражение в результатах выборов.
— Время от времени правительство проводит опросы общественного мнения с единственной целью удостовериться в том, насколько широко распространено это убеждение. Итоги опросов неизменно показывают, что число людей, полагающих, что результаты выборов заранее предопределены, не столь уж велико.
— А почему вы уверены, что и результаты опросов не подвергаются фальсификации? — улыбнувшись, заметил Локс.
— Я и не собираюсь доказывать, что итоги опросов отражают истинное положение вещей. Только…
— Что только?
— Что мы можем поделать с этим? — спросил Дункан.
— Очевидно, ничего. В обществе отсутствует достаточно решимости к реформированию из-за опасения вызвать мятежи, забастовки, революцию. Вероятно, более половины населения убеждено в необходимости изменений и в том, что нынешние администраторы — слово «правители», думаю, больше подходит к ним — должны быть смещены. Но у людей нет реальных оснований для недовольства, как это было у наших предков. Они думают примерно так: «Ну хорошо, нас раздражают некоторые ограничения, но зачем же пробивать дыру в лодке, в которой мы все плывем?»
— А зачем, действительно?
Дункан задумался на секунду, Локс пристально смотрел на него. Затем Дункан сказал:
— Я как новорожденный, который тем не менее обладает воспоминаниями прошлых жизней. Мне кажется…
Он нахмурил брови и некоторое время, покусывая губы, думал о чем-то.
— Хотел бы я вспомнить, почему правительство тратит столько сил, чтобы добраться до меня. Однако я не помню, чтобы у меня были и другие сомнения, кроме фальсификации выборов. Что-то еще… подождите… кажется, сейчас вспомню. Государство все время пропагандирует мысль, что Земля никогда больше не должна пострадать от перенаселенности. Семейным парам не разрешается иметь более двух детей. Если вспомнить, что произошло с миром в прошлые века, этот тезис может показаться вполне логичным, а подобные ограничения — совершенно оправданными. И все же большинство из нас…
Дункан выглядел так, будто умственные усилия, которые он совершал, пытаясь восстановить свои воспоминания, довели его до крайнего напряжения.
— Большинство из нас?.. — подтолкнул его Локс.
— …не уверено в правильности статистических цифр, приводимых в отчетах по народонаселению. Они вполне могут быть завышены. Если бы истина вышла на свет, правительству, возможно, пришлось бы отменить это ограничение, позволив родителям иметь по меньшей мере троих детей.
— Истина, насколько мне известно, состоит в том, — сказал Локс, — что в настоящее время население всей планеты не превышает двух миллиардов. В то же время…
— Но официальная статистика называет восемь миллиардов! — вскричал Дункан.
Локс, видимо, не сильно удивился, услышав это. Он даже не поинтересовался, откуда обычному преступнику, не имеющему доступа к системе банков данных, это может быть известно.
— Два миллиарда, — повторил он. — Вы сказали, что вас беспокоит что-то еще?
— Если население действительно находится в пределах двух миллиардов, то нет никакой необходимости сохранять систему Дней! Ее следует отменить. Мы все сможем вернуться к старым временам, когда люди жили каждый день в течение всей недели без каких-либо ограничений. Конечно, переходить к прежнему устройству жизни пришлось бы постепенно. Нужно построить в семь раз больше жилья. Все ресурсы, которые мы имеем, необходимо было бы увеличить в семь раз: снабжение продуктами, средства транспорта, энергия — все. На это уйдет уйма времени. Появится множество самых разных проблем, но ни одна из них не представляется мне неразрешимой. Человечество вполне способно вернуться к естественной системе жизни, жить так, как и положено людям. Я… — Он опять наморщил лоб и немного помолчал, а затем продолжил: — Мне кажется, я знаю… кто-то говорил мне… что система соблюдения одного дня нарушает свойственный человеку естественный суточный ритм жизнедеятельности. Раньше люди спали ночью восемь часов или около того без перерыва, а теперь они вынуждены спать всего четыре часа, а остальные четыре «добирать» кто как может. Это привело к гораздо большему, чем прежде, числу неврозов и умственных расстройств. Правительство скрывает это от общественности. Даже та категория преступлений, которые обычно объясняют эмоциональной неустойчивостью, постоянно дает прирост за последнее время. Однако и об этом публику не информировали. Ей подбрасывают ложные данные, к тому же пресса скрывает большую часть случаев совершения преступлений.
— Они доставили очередную партию окаменевших, — сказал Локс. Он стер записи, сделанные после включения системы наблюдения, и отключил питание. Затем, поднявшись, сказал:
— Уберите подносы и бутылки. Не надо оставлять никаких следов нашего пребывания.
Все пошли за ним. Выйдя из кабинета, Дункан спросил:
— Что все это значит?
— На некоторое время придется затаиться, — ответил Вилде. — Они скоро улетят. Часа через два, я думаю. Выгрузят тела и улетят. Но нам придется залечь на дно по крайней мере до завтра.
Именно в этот момент Дункан и решил окончательно, что не останется с этой группой дальше, чем это будет необходимо. У нее нет будущего. Все, на что они способы, — это убегать и прятаться, пользуясь редкими возможностями, чтобы украдкой выбраться на поверхность и глотнуть свежего воздуха. Это же кроличья жизнь, а он не кролик.
Тем не менее еще некоторое время придется оставаться с ними.
Неохотно, преодолевая внутреннее сопротивление, Дункан спустился вместе с остальными в комнату, расположенную в самом низу, на дне шахты. Усевшись на спальный мешок и прислонившись спиной к стене, Дункан печально поглядывал на своих товарищей. В комнате было полно людей, но детишки резвились даже в этой тесноте. Дункан отнюдь не упрекал их, ему просто было жалко этих малышей. Да и взрослым заняться было нечем — лишь пить да разговаривать. Несколько раз Дункан отправлялся пройтись взад-вперед по коридору размять ноги.
Когда он проделывал это в третий раз, выполняя в коридоре в полной темноте приседания и другие упражнения, его неожиданно ослепила яркая вспышка света. Не прекращая своих занятий, он громко спросил:
— Кто это?
Это был Локс. Он присел.
— Я не хочу мешать вам.
Чуть запыхавшись, Дункан проделал несколько резких движений, будто поднимаясь по несуществующему канату.
— Я заметил, что, когда мы были наверху в пункте управления, вы как-то задумчиво смотрели на меня, — заметил Дункан.
Локс продолжал светить в лицо Дункана фонариком, почти ослепив его.
— Могли бы и убрать свет. Выражение моего лица, если оно вас волнует, вы и так увидите.
Локс усмехнулся и отвел фонарик в сторону, на стену. Теперь Дункан и сам мог разглядеть лицо Локса.
— Вы, вероятно, думаете, что мы здесь ведем бессмысленную, никчемную жизнь, так ведь? Что нам остается делать? Только убегать и прятаться? Какая от нас польза? Правительство нам не нравится, мы сопротивляемся тому, что нас заставляют жить только один день в неделю. Нам ненавистно положение, когда за нами постоянно наблюдают. Но что мы можем сделать? Наверно, вы думаете, что нам было бы лучше придерживаться правил нормальной жизни и пользоваться легальными средствами протеста? Тогда от нас было бы больше проку да и нам стало бы куда легче.
Дункан прекратил свои упражнения и сел.
— Да, именно так я и думал, — сказал он.
— Кстати, — сказал Локс, — давайте разберемся: против чего мы протестуем. Зачем лезть на рожон, когда и восставать-то по существу не против чего? Мы — граждане общества, подобного которому прежде никогда не существовало, общества, в котором не только никто не голодает, но даже каждый может без труда получить все, чего он пожелает. Хорошая еда, хорошее жилье, достойное медицинское обслуживание, богатые возможности получить образование. Человеку доступны все блага, правда, в разумных пределах. Войны нет, и вероятность ее возникновения практически отсутствует. С нас, конечно, берут налоги, но они ограничены вполне разумным пределом. Уровень преступности ниже, чем в любом обществе в прошлой истории человечества. На каждые тридцать тысяч жителей приходится всего один юрист. Расизм исчез. Женщины добились полного равноправия. Ученым удалось победить почти все болезни. Редкими стали жестокое обращение с детьми и изнасилование женщин. Отравленные моря, загрязненная почва и воздух — все это в прошлом. Мы исправили все ошибки предков. Гигантские пустыни засажены зелеными деревьями. Мы приблизились к Утопии настолько близко, насколько это вообще возможно, если учесть, что свойственные людям врожденные качества — иррациональность поведения, алчность, глупость и эгоизм — никуда не делись.
— Вы нарисовали такую картину, что могло бы показаться странным, почему же вы не любите наше правительство, — заметил Дункан.
— Кто-то из древних, не могу сейчас вспомнить его имя, сказал, что необходимо ненавидеть любое правительство, находящееся сейчас у власти. Под этим он подразумевал, что совершенного правительства просто не существует, и граждане всегда должны бороться, чтобы избавить свое правительство от присущих ему злоупотреблений и упущений. К ним я отношу не только те неправильные действия и установки, которые нашли отражение в официальных актах, но и людей, обладающих властью и стремящихся извлечь личную выгоду из ошибочной политики правительства, а также тех, кто некомпетентен.
— Звучит правильно, — заметил Дункан. — Но неужели вы считаете, что действительно есть объективные причины для того, чтобы правительство держало собственных граждан под постоянным наблюдением, ни на секунду не переставая заглядывать им через плечо? Разве это не то качество власти, которое достойно искренней ненависти?
— Да, но правительство утверждает, что это абсолютно необходимо. Наблюдение позволяет предотвратить преступления и несчастные случаи, гарантирует правительству возможность обеспечить гражданам мир и процветание. Зная, что делает каждый гражданин в любое время дня — почти в каждую минуту, — находясь вне собственного дома, государство обладает всей информацией, необходимой, чтобы гарантировать безопасность гражданина, а также чтобы обеспечить нормальное движение сырья и готовых товаров по всему миру…
— Я не нуждаюсь ни в примерах, ни в лекциях на подобные темы, — прервал его Дункан. — Куда вы ведете? Что хотите сказать?
— Всякий человек, достигнувший двадцатипятилетнего возраста и прошедший экзамен по истории и тест на политическую благонадежность, имеет право голоса. У нас есть три главные политические партии и еще сотня мелких. Голоса регистрируются прямо в домах избирателей.
— Не надо лекций, — повторил Дункан.
— Я просто хотел показать, что наше правительство в самом деле является первым поистине демократичным. Государством управляет народ для народа. По крайней мере, правительство утверждает, что дело обстоит именно так. Если граждане недовольны тем, как управляют государством, они вправе потребовать проведения выборов и соответственно смены администрации или изменения законов. Повторяю, так утверждает правительство.
— Но ведь люди, обладающие властью, контролируют компьютеры, подсчитывающие голоса на выборах. Возникает вопрос, не потому ли за последние двести облет избиратели неизменно голосовали за пристальное наблюдение за самими собой? Почему такое большое число чиновников Мирового правительства продолжают оставаться у власти? Почему неизменно подавляющее число голосов избиратели отдают именно этим кандидатам?
— Многие люди не верят, что компьютеры представляют правильные данные о результатах выборов, — сказал Дункан.
— Да, таких много. Так много, что вызывает сомнение, действительно ли мнение большинства находит отражение в результатах выборов.
— Время от времени правительство проводит опросы общественного мнения с единственной целью удостовериться в том, насколько широко распространено это убеждение. Итоги опросов неизменно показывают, что число людей, полагающих, что результаты выборов заранее предопределены, не столь уж велико.
— А почему вы уверены, что и результаты опросов не подвергаются фальсификации? — улыбнувшись, заметил Локс.
— Я и не собираюсь доказывать, что итоги опросов отражают истинное положение вещей. Только…
— Что только?
— Что мы можем поделать с этим? — спросил Дункан.
— Очевидно, ничего. В обществе отсутствует достаточно решимости к реформированию из-за опасения вызвать мятежи, забастовки, революцию. Вероятно, более половины населения убеждено в необходимости изменений и в том, что нынешние администраторы — слово «правители», думаю, больше подходит к ним — должны быть смещены. Но у людей нет реальных оснований для недовольства, как это было у наших предков. Они думают примерно так: «Ну хорошо, нас раздражают некоторые ограничения, но зачем же пробивать дыру в лодке, в которой мы все плывем?»
— А зачем, действительно?
Дункан задумался на секунду, Локс пристально смотрел на него. Затем Дункан сказал:
— Я как новорожденный, который тем не менее обладает воспоминаниями прошлых жизней. Мне кажется…
Он нахмурил брови и некоторое время, покусывая губы, думал о чем-то.
— Хотел бы я вспомнить, почему правительство тратит столько сил, чтобы добраться до меня. Однако я не помню, чтобы у меня были и другие сомнения, кроме фальсификации выборов. Что-то еще… подождите… кажется, сейчас вспомню. Государство все время пропагандирует мысль, что Земля никогда больше не должна пострадать от перенаселенности. Семейным парам не разрешается иметь более двух детей. Если вспомнить, что произошло с миром в прошлые века, этот тезис может показаться вполне логичным, а подобные ограничения — совершенно оправданными. И все же большинство из нас…
Дункан выглядел так, будто умственные усилия, которые он совершал, пытаясь восстановить свои воспоминания, довели его до крайнего напряжения.
— Большинство из нас?.. — подтолкнул его Локс.
— …не уверено в правильности статистических цифр, приводимых в отчетах по народонаселению. Они вполне могут быть завышены. Если бы истина вышла на свет, правительству, возможно, пришлось бы отменить это ограничение, позволив родителям иметь по меньшей мере троих детей.
— Истина, насколько мне известно, состоит в том, — сказал Локс, — что в настоящее время население всей планеты не превышает двух миллиардов. В то же время…
— Но официальная статистика называет восемь миллиардов! — вскричал Дункан.
Локс, видимо, не сильно удивился, услышав это. Он даже не поинтересовался, откуда обычному преступнику, не имеющему доступа к системе банков данных, это может быть известно.
— Два миллиарда, — повторил он. — Вы сказали, что вас беспокоит что-то еще?
— Если население действительно находится в пределах двух миллиардов, то нет никакой необходимости сохранять систему Дней! Ее следует отменить. Мы все сможем вернуться к старым временам, когда люди жили каждый день в течение всей недели без каких-либо ограничений. Конечно, переходить к прежнему устройству жизни пришлось бы постепенно. Нужно построить в семь раз больше жилья. Все ресурсы, которые мы имеем, необходимо было бы увеличить в семь раз: снабжение продуктами, средства транспорта, энергия — все. На это уйдет уйма времени. Появится множество самых разных проблем, но ни одна из них не представляется мне неразрешимой. Человечество вполне способно вернуться к естественной системе жизни, жить так, как и положено людям. Я… — Он опять наморщил лоб и немного помолчал, а затем продолжил: — Мне кажется, я знаю… кто-то говорил мне… что система соблюдения одного дня нарушает свойственный человеку естественный суточный ритм жизнедеятельности. Раньше люди спали ночью восемь часов или около того без перерыва, а теперь они вынуждены спать всего четыре часа, а остальные четыре «добирать» кто как может. Это привело к гораздо большему, чем прежде, числу неврозов и умственных расстройств. Правительство скрывает это от общественности. Даже та категория преступлений, которые обычно объясняют эмоциональной неустойчивостью, постоянно дает прирост за последнее время. Однако и об этом публику не информировали. Ей подбрасывают ложные данные, к тому же пресса скрывает большую часть случаев совершения преступлений.