Фармер Филип Хосе. Сказочный корабль

   Сэма рассердил и в то же время позабавил его приход. Англичанина, конечно, больше устроило бы вызывать его к себе во дворец, сохранив достоинство бывшего короля. Но он знал, что Сэм не будет к нему торопиться, а возможно, и вообще не придет, а тем временем этот плут Файбрас и Сэм могли бы тайком неизвестно о чем договориться.
   – Что здесь происходит? – свирепо озираясь, спросил Джон.
   – Это вы должны мне рассказать, – спокойно заметил Сэм. – Вы, кажется, знаете гораздо больше, чем я, о скрытой стороне дел.
   – Нечего умничать! – оборвал его Джон. Не спрашивая, он налил себе в кружку водки. – Я знаю, о чем идет речь, хоть код мне и неизвестен!
   – В этом я не сомневаюсь, – усмехнулся Сэм. – А теперь я вас проинформирую, если вы что-то пропустили… – и он рассказал Джону Безземельному все, что сообщил ему Файбрас.
   – Высокомерие чернокожих становится нестерпимым! – загремел Джон. – Нас учат тому, как Пароландо, суверенное государство, должно вести жизненно важные для него дела! Ну что ж, я говорю – хватит! Мы заполучим металлы тем или иным способом! Они не нужны в Селинайо, а нам просто необходимы! Никакого вреда не будет, если нам уступят эту руду! Мы же готовы за нее хорошо заплатить!
   – Чем? – не вытерпел посол. – Селинайо не нужно ни оружие, ни спирт. Что же еще вы можете предложить?
   – Мир! Разве этого так мало?
   Файбрас ухмыльнулся и пожал плечами, еще больше разъярив англичанина.
   – Конечно, – произнес посол. – Вы вправе сделать такое предложение. Однако предупреждение моего правительства остается в силе.
   – Хаскинг недолюбливает Селинайо, – сказал Сэм. – Он вышвырнул из своего государства всех сторонников Церкви Второго Шанса независимо от того, белые они или черные.
   – Только вследствие того, что они проповедуют немедленный пацифизм. Кроме того, жители Селинайо проповедуют и практикуют любовь ко всем, независимо от цвета кожи, и поэтому Хаскинг утверждает, что они представляют угрозу для государства. Черным необходимо себя защищать, иначе они снова будут порабощены!
   – Черным? – В голосе Сэма послышалась издевка.
   – Да, нам, черным! – ухмыляясь, ответил Файбрас.
   Уже не в первый раз у Сэма складывалось впечатление, что этого посла не так уж глубоко трогает вопрос цвета кожи. Он, видимо, довольно слабо отождествлял себя с неграми. Его жизнь не была особенно затронута расовыми предрассудками. И он время от времени говорил такое, из чего можно было понять, что ему очень хочется оказаться на судне.
   Все это, разумеется, могло быть простой маскировкой.
   – Мы вступим в переговоры с сеньорой Гастингс, – сказал Сэм. – Было бы очень неплохо иметь на Судне радио и телевидение, а в мастерских пользоваться вольфрамовой сталью. Но мы можем обойтись и без всего этого.
   Он подмигнул Джону, чтобы тот поддержал его. Но англичанин был, как и всегда, твердолоб.
   – Как мы поступим с Селинайо, касается только нас и никого больше!
   – Я передам ваши слова своему господину, – пообещал Файбрас. – Но не забывайте, что Хаскинг человек твердый. Его трудно провести, а особенно белым капиталистическим империалистам.
   Сэм поперхнулся, и Джон недоуменно посмотрел на него.
   – Именно ими он вас и считает! – сказал Файбрас. – В соответствии с принятой им терминологией.
   – Только потому, что я очень хочу построить Судно? – вскричал Сэм. – Да вы знаете, для чего оно предназначается? Какова его конечная цель?
   Он с трудом подавил свой гнев. У него закружилась голова. В возбуждении он едва не проболтался о Незнакомце.
   – Какая же? – поинтересовался Файбрас.
   – Никакая, – буркнул Клеменс. – Да, никакая. Я просто хочу добраться на нем до истоков Реки, вот и все. Может быть, именно там находится тайна этого грандиозного притона? Кто знает? Но мне определенно не нравится критика со стороны тех, кто хочет просто сидеть сложа руки на своей черной заднице, как приклеенный, и собирать своих духовных братьев. Если ему это нравится, пусть наберется побольше сил, мой же идеал – интеграция. Я – белый и родился в Миссури в 1835 году! Дело обстоит следующим образом: если я не использую эту руду для постройки судна, предназначенного только для путешествий, а не для агрессии, то ее использует кто-нибудь другой. И он может применить ее для завоеваний и порабощения народов, а не для туризма.
   До сих пор мы удовлетворяли требования Хаскинга. Платили ему бешеные цены за то, что могли бы взять силой. Джон даже извинился за то, что обозвал вас и Хаскинга, и если вы думаете, что Плантагенету это было легко, то вы совсем не знаете истории. Очень скверно, что у вашего правителя такой образ мыслей. Мне, правда, трудно упрекать его за это. Конечно, он ненавидит белых! Но ведь это не Земля! Условия жизни на этой планете совершенно другие!
   – Однако люди вместе с собой принесли сюда и свой образ мысли, – возразил Файбрас. – Свою ненависть и любовь, привязанности и неприязни, предрассудки, свои отношения, в общем, все!
   – Но они могут измениться!
   Файбрас улыбнулся.
   – Но это же соответствует вашей философии. Если только какие-то заранее обусловленные силы не изменят людей. Поэтому ничто не заставит Хаскинга изменить свое мировоззрение. И для этого нет причин. Он испытал здесь такую же эксплуатацию и презрение, как и там, на Земле!
   – Мне не хотелось бы спорить с вами по этому поводу, – покачал головой Сэм. – Я только скажу вам, что, на мой взгляд, нам нужно делать в создавшейся обстановке!
   Он замолчал и выглянул в окно. Беловато-серый корпус и надстройки корабля сверкали на солнце. Какая красота! И все это его! Нет, это судно стоит всего, через что ему еще предстоит перешагнуть!
   – Я скажу вам вот что, господин посол, – произнес он, делая паузы между словами. – Почему бы вашему Хаскингу не приехать сюда? Почему бы ему не нанести нам короткий визит? Он мог бы на все поглядеть сам и понять, что мы делаем. Увидеть наши проблемы. Может быть, он оценит их и увидит, что мы вовсе не голубоглазые бестии, которые только и жаждут обратить его в рабство. Фактически, чем больше он нам будет помогать, тем быстрее он от нас избавится.
   – Я передам ему ваше приглашение, – кивнул Файбрас. – Вполне возможно, что он его примет.
   – Мы с радостью примем его у себя, – улыбнулся Сэм. – И в его честь дадим салют из 21-го орудия. Мы устроим грандиозный прием с яствами, вином и подарками. Он увидит, что мы не такие уж плохие ребята.
   Джон сплюнул. Но больше ничего не сказал. Очевидно, понимая, что предложение Сэма лучшее из всего, что они могли бы сейчас предпринять.
   Через три дня Файбрас передал ответ своего государя. Хаскинг обещал приехать только после того, как Пароландо и Селинайо договорятся о купле-продаже металлов.
   Сэму показалось, что он старый проржавевший котел, установленный на пароходе, плывущем по Миссури. Еще одна атмосфера, и он взлетит на воздух.
   – Временами я думаю, что вы правы, – сказал он Джону. – Может быть, нам просто завоевать эти страны и делу конец!
   – Конечно же, – вкрадчиво произнес англичанин. – Теперь уже совершенно очевидно, что эта бывшая графиня Хантингтон – она, должно быть, потомок моего старого врага герцога Хантингтонского – не собирается уступать. Она – религиозный фанатик, психически ненормальная, как сказали бы вы. Соул-сити объявит нам войну, если только мы нападем на Селинайо. Хаскинг ни за что не откажется от своих слов. Теперь он стал сильнее, особенно после того, как мы отдали ему третьего «Дракона». Но я об этом не распространяюсь. И я не упрекаю вас. Я много размышлял.
   Сэм остановился и взглянул на Джона. Джон «много размышлял»? Тени будут сгущаться; кинжалы будут вынуты из ножен; воздух станет серым и холодным от хитростей и интриг; кровь закипит в жилах; тревожен будет сон.
   – Не скажу, что я связывался с Иеясу, нашим сильным северным соседом, – начал Джон. Он тяжело опустился на обтянутое красной кожей кресло с высокой спинкой и пристально смотрел в кружку, наполненную водкой. – Но у меня есть информация или, точнее, возможность ее получить. Я уверен, что Иеясу, который считает себя очень сильным, склонен к тому, чтобы еще больше расширить свои владения. И ему хочется сделать нам одолжение. Разумеется, за определенную плату. Ну, скажем, за вездеход-амфибию или за летательный аппарат! Ему до чертиков хотелось бы полетать в воздухе! Разве вам это неизвестно?
   Если он нападет на Селинайо, Хаскинг не сможет обвинить нас ни в чем. И если Соул-сити и Иеясу передерутся и Соул-сити будет разрушен, а Иеясу – ослаблен, то это нам крайне выгодно. Более того, мне случайно стало известно, что Черский заключил тайный договор с Соул-сити и Тайфаной о военной помощи, если любое из этих государств подвергнется нападению со стороны Иеясу. При любом исходе резни все эти государства будут ослаблены и мы получим перевес над ними. Тогда мы сможем победить их или, во всяком случае, делать все, что нам нужно, не опасаясь никаких помех. В любом случае, это нам обеспечит свободный доступ к бокситам и вольфраму.
   «В этом черепе, покрытом копной рыжих волос, должно быть, помещается ночной горшок, полный червей, – подумал Клеменс. – Червей, питающихся продажностью, интригами и бесчестием. Этот человек настолько извращен, что заслуживает восхищения».
   – А не случалось вам натыкаться на самого себя, зайдя за угол? – спросил Сэм.
   – Что? – не понял Джон. – Это еще одно из ваших глупых оскорблений?
   – Поверьте мне, Джон, это наивысший комплимент, который вам когда-либо приходилось слышать из моих уст. Хорошо, давайте предположим, что Иеясу нападет на Селинайо. Какое у него будет оправдание? Селинайо почти никогда не задевало его, кроме того, оно находится почти в 60 милях от него на нашей стороне Реки.
   – А когда какому-нибудь государству нужно было разумное оправдание для нападения? – спросил Джон. – А повод такой: Селинайо продолжает засылать своих миссионеров к Иеясу. Хотя он выдворил от себя всех церковников. И так как графиня не прекратит это делать, тогда…
   – Что ж, – пожал плечами Клеменс, – я не позволил бы, чтобы Пароландо оказалось втянутым в подобную затею. Но если Иеясу сам примет решение воевать, то здесь мы ничего не можем поделать.
   – И вы еще называете меня бесчестным! – рассмеялся Джон.
   – Но я же в самом деле ничего не могу поделать! – воскликнул Сэм, сжимая свою сигару. – Понимаете, ничего! И если все обернется благоприятно для корабля, то мы воспользуемся этим преимуществом.
   – Не забывайте, что пока будет идти война, Соул-сити не будет поставлять руду, – заметил Джон.
   – У нас есть достаточный запас, чтобы обойтись без поставок в течение недели. Больше всего хлопот доставит нам дерево. Возможно, Иеясу сможет продолжать поставлять нам древесину, несмотря на войну. И поскольку боевые действия будут проходить к югу от нас, то мы могли бы сами организовать рубку и транспортировку леса. Если же он отложит нападение на пару недель, то мы сможем создать дополнительный запас бокситов из Соул-сити, предложив более высокую цену. Может быть, пообещав Хаскингу аэроплан? Теперь, когда мы уже почти закончили свой первый гидросамолет, это всего лишь игрушка. Конечно, все это, как вы понимаете, только мои предположения.
   – Понимаю, – кивнул Джон, даже не пытаясь скрыть своего презрения.
   Сэму хотелось накричать на него. Хотелось сказать, что у него нет никакого права проявлять к нему такое высокомерие. В конце концов, чей это был план?
   На следующий день погибли три ведущих инженера проекта.
   Сэм был в это время на месте происшествия. Он стоял на лесах с левого борта корабля и смотрел вниз, внутрь корпуса. Огромный паровой кран поднимал громадный электрический двигатель левого гребного колеса. Двигатель перевозили ночью из большого здания, где осуществлялась его сборка. Транспортировка заняла более восьми часов и завершилась с помощью большой лебедки подъемного крана. Эта лебедка и еще сотня человек, натягивающих тросы, положили двигатель на большую вагонетку, которая перемещалась по стальным рельсам.
   Сэм встал с рассветом, чтобы посмотреть заключительный этап работы – установку двигателя внутрь корпуса и крепление его к оси колеса. Трое инженеров стояли внизу, на дне корпуса. Сэм крикнул им, чтобы они отошли, поскольку могли пострадать, если двигатель сорвется. Однако инженеры расположились в трех различных местах, чтобы сигнализировать людям на лесах, которые в свою очередь передавали сигналы крановщику. Ван Бум закинул голову, чтобы посмотреть на Клеменса, и его белые зубы сверкнули на темном лице. Его кожа казалась фиолетовой в свете ярких электрических ламп.
   А затем это произошло. С треском порвался один из тросов, затем еще один, и двигатель качнулся в сторону. Инженеры на мгновение замерли, затем побежали, но было уже поздно. Двигатель завалился на бок и обрушился на них.
   Удар потряс огромный корпус корабля. И помост, на котором стоял Сэм, задрожал, будто во время землетрясения.
   Сэм нагнулся и посмотрел вниз. Из-под двигателя медленно сочилась кровь.

24

   Пять часов ушло на то, чтобы завести на лебедку новые тросы, прикрепить их к двигателю и снова поднять его. Тела погибших были убраны, остов вымыт и двигатель опущен вниз. Тщательное обследование показало, что повреждения корпуса двигателя не должны были сказаться на его работе.
   Сэм был настолько удручен случившимся, что у него осталось только одно желание – броситься на кровать и не вставать с нее целую неделю. Но он не мог позволить себе этого. Работа должна продолжаться. Кроме того, Сэм не хотел, чтобы окружающие заметили, насколько он потрясен случившимся. У Клеменса было много инженеров, но только ван Бум и Величко были из двадцатого века. И хотя он устно и по барабанной связи передал приглашение всем специалистам, жившим поблизости, перейти к нему на работу, никто так и не отозвался.
   На третий день после несчастного случая он пригласил Файбраса к себе, чтобы переговорить с ним с глазу на глаз. Предложив послу сигару и виски, он попросил его стать главным инженером проекта.
   Сигара едва не выпала изо рта у негра. Файбрас заговорил на своем диалекте английского, который совершенно нельзя было разобрать.
   – Может, мы будем говорить на эсперанто, – сказал Сэм.
   – Хорошо, – ответил Файбрас. – Проще говоря. Что вы хотите?
   – Мне хотелось, чтобы вы получили временное разрешение работать на меня.
   – Временное?
   – Если хотите, то эта должность будет постоянной. В тот день, когда судно отправится в длительное плавание, вы сможете стать его главным инженером.
   Файбрас долго сидел молча. Сэм встал и начал расхаживать по комнате. Время от времени он поглядывал в иллюминатор. Кран уже установил внутрь корпуса двигатель левого гребного колеса и теперь опускал детали дельтатрона. Полная его высота после сборки должна была быть 36 футов. После того, как он будет установлен, будет проведено пробное включение двигателей и дельтатрона. Двойной кабель толщиной в шесть дюймов и длиной около 300 футов соединит дельтатрон с огромной полой полусферой, которая накроет верхушку ближайшего чашного камня. Чудовищная энергия, выделяемая при его разряде, будет по кабелю передаваться в дельтатрон и там запасаться. А затем извлекаться из него со строго контролируемой скоростью для питания электродвигателей.
   Сэм отвернулся от иллюминатора.
   – Я вовсе не призываю вас изменить своей стране, – сказал он. – Для начала все, что от вас нужно – это получить разрешение Хаскинга на то, чтобы работать у меня на строительстве корабля. Позже вы сможете сами решать, как вам поступить. Что для вас лучше? Оставаться в Соул-сити, где практически нечего делать, и предаваться удовольствиям. Или принять участие в величайшем из начинаний?
   – Если я приму ваше предложение, – медленно начал Файбрас, – я подчеркиваю, если – то я никоим образом не хочу быть главным инженером. Я бы предпочел руководить авиацией.
   – Но ведь это гораздо менее значительная должность, чем должность главного инженера!!!
   – Но она требует гораздо больше труда и более ответственна! Мне бы так хотелось снова летать…
   – Вы сможете летать! Вы сможете! Но вам придется служить под началом фон Рихтгофена. Поймите, я обещал ему, что он будет главой нашей авиации, которая в конце концов будет состоять всего из двух аэропланов. Не все ли вам равно, будете ли вы ею командовать или нет, если снова сможете летать?
   – Это вопрос моей профессиональной чести. Я налетал на многие тысячи часов больше, чем Рихтгофен, на гораздо более сложных крупных и скоростных самолетах. И я был астронавтом! Я побывал на Луне, на Марсе, на Ганимеде и облетел Юпитер.
   – Это ничего не значит, – покачал головой Клеменс. – Самолеты, на которых вам придется летать, очень примитивны. Они очень похожи на те, на которых когда-то летал Лотар в Первую Мировую Войну.
   – Почему черный всегда должен быть вторым?
   – Это несправедливо! – вскричал Сэм. – Я же предлагаю вам стать главным инженером! У вас будет под началом тридцать пять человек! Послушайте, если бы я не дал обещание Лотару, командующим авиацией были бы вы, поверьте мне!
   Файбрас поднялся.
   – Вот что я вам скажу. Я буду помогать вам строить это судно и займусь подготовкой ваших инженеров. Но мне в течение этого времени должно быть разрешено летать, и когда придет время, мы еще раз поговорим о том, кому быть командиром авиации.
   – Я не могу нарушить обещание, данное Лотару, – сказал Сэм.
   – Да, но к тому времени многое может измениться.
   В некотором смысле Сэму стало легче, однако появились и новые заботы. Хаскинг по барабанной связи дал разрешение использовать Файбраса. Это говорило о том, что он хочет, чтобы Файбрас знал устройство корабля, поскольку когда-нибудь он будет главным инженером у Хаскинга. И если даже Файбрас не принимал это во внимание, то у него, возможно, был план до отплытия корабля убрать Рихтгофена. Файбрас не был похож на хладнокровного убийцу, но внешность мало что значит, в чем убеждается всякий, кто наделен разумом и прожил хотя бы несколько лет среди представителей человеческой расы.
   Через несколько дней Хаскинг сообщил, что он согласен на увеличение поставок минералов в Пароландо в обмен на аэроплан. Файбрас отгонит его по воздуху на 30 миль к северной границе территории Соул-сити, где передаст его другому летчику, негру, бывшему генералу ВВС США. Сам же Файбрас вернется через несколько дней на паруснике.
   Дельтатрон и электродвигатели работали превосходно. Гребные колеса сначала медленно поворачивались в воздухе, а затем ускорились до такой степени, что лопасти со свистом стали рассекать воздух.
   Когда придет время, от берега Реки до судоверфи будет прокопан канал и судно пойдет в Реку своим ходом!
   Лотар фон Рихтгофен и Гвиневра совсем охладели друг к другу. Лотар всегда был волокитой и, казалось, не мог не флиртовать с другими женщинами. В большинстве случаев его заигрывания доводились до логического завершения. В принципе Лотар соглашался с Гвиневрой относительно ее понятия верности, однако, на практике все было наоборот.
   Хаскинг сообщил, что намерен лично посетить Пароландо через два дня. Он хотел провести серию совещаний по вопросам торговли, проверить благосостояние черных граждан Пароландо и увидеть большое Судно.
   В ответном послании Сэм сообщил, что он будет счастлив принять Хаскинга. Конечно, это было не так, но сутью дипломатии всегда было лицемерие. Подготовка резиденции для Хаскинга и его многочисленного окружения, а также подготовка к совещаниям настолько отвлекли Клеменса, что у него почти не осталось времени на то, чтобы осуществлять надзор за постройкой судна.
   Кроме того, необходимо было принимать дополнительные меры для разгрузки огромного количества руды из Соул-сити. Хаскинг втрое увеличил поставки, желая показать свое искреннее стремление к миру и взаимопониманию. Сэм предпочитал, чтобы грузы шли рассредоточенно, но в то же время надо было за минимальное время ввезти в Пароландо как можно больше руды. Шпионы сообщали, что Иеясу собирает несколько крупных флотилий и огромное количество воинов по обоим берегам Реки. И что он уже послал несколько требований, чтобы Селинайо прекратило засылку миссионеров на его территорию.
   Примерно за час до полудня причалило судно с Хаскингом. Это было крупное двухмачтовое судно около 100 футов длиной. Личная охрана Хаскинга, высокие мускулистые негры со стальными боевыми топорами в руках (и с пистолетами Марк-1 в кобурах на поясе), промаршировала по трапу на берег. На них были абсолютно черные юбки, а также черные кожаные шлемы, кирасы и сапоги. Они построились рядами по шесть человек с каждой стороны трапа, только после этого на берег сошел сам Хаскинг.
   Это был высокий, хорошо сложенный мужчина с темно-коричневой кожей, со слегка раскосыми глазами, широким приплюснутым носом, толстыми губами и выступающим подбородком. Его прическа была в стиле «первобытный». Сэм никак не мог привыкнуть к этим высоким шапкам курчавых волос на головах негров, в этом было что-то непристойное. Волосы негров должны быть подстрижены как можно короче (по крайней мере, так было в его время). Недоумение его не прошло даже после того, как Файбрас объяснил, что американские негры конца двадцатого века считали такие прически символом борьбы за свободу. Низкая стрижка символизировала для них выхолащивание негров.
   На Хаскинге была черная накидка из полотнища, черная юбка и кожаные сандалии. Единственное его оружие – шпага – висело в ножнах на широком кожаном поясе.
   Сэм подал знак, и орудие, установленное на вершине ближайшего к Реке холма, прогрохотало двадцать один раз. Это было произведено не только для приветствия Хаскинга, но и с целью его устрашения. Только Пароландо сейчас располагало артиллерией, пусть состоящей пока только из одного орудия 75-го калибра.
   Затем последовала церемония представления. Хаскинг не протянул руку для рукопожатия, так же, впрочем, как и Сэм с Джоном. Файбрас предупредил их, что Хаскинг ни за что не пожмет кому-либо руку, пока не убедится, что это надежный друг.
   Затем, пока чаши людей Хаскинга водружали в ближайший чашный камень, состоялась краткая беседа. После разряда точно в полдень чаши были вынуты, и руководители государств, сопровождаемые своими телохранителями и почетным караулом, двинулись ко дворцу Джона.
   Джон настоял на том, чтобы первая встреча состоялась именно у него, несомненно в надежде внушить Хаскингу мысль о первенстве Джона. На этот раз Сэм не стал спорить. Хаскинг, вероятно, уже знал по сообщениям Файбраса о взаимоотношениях между со-консулами.
   Позже Сэм получил некоторое удовлетворение от замешательства Джона, когда его обругали в его же собственном доме. Во время обеда Хаскинг захватил инициативу и разразился длинной, полной сарказма речью о зле, которое белые причиняли неграм. Самое неприятное было в том, что все обвинения Хаскинга были обоснованы. Все, о чем он говорил, было правдой. Сэм вынужден был признать это. Черт побери, он видел рабство и знает, что это такое; он видел последствия Гражданской Войны; он был рожден и воспитан рабовладельческим строем. Причем все это было задолго до того, как родился сам Хаскинг. Черт возьми, это ведь он написал «Гекльберри Финна», «Болвана Вильсона» и «Янки при дворе короля Артура».
   Не было смысла даже пытаться говорить об этом Хаскингу. Властитель Соул-сити не обращал на него никакого внимания. Его высокий голос не умолкал, факты вперемежку с непристойностями, преувеличения вперемежку с фактами, да плюс еще трагические истории о нищете, унижениях, телесных наказаниях, убийствах, голодных смертях и так далее.
   Сэм чувствовал себя виноватым и пристыженным, однако в то же самое время в нем копился гнев. Почему он нападает именно на него?
   – К чему все эти огульные обвинения?
   – Вы виноваты все! – кричал Хаскинг. – Каждый белый человек виновен!
   – До своей смерти я видел не более дюжины негров! – пожал плечами Джон. – Так какое же отношение я имею к вашим рассказам о несправедливости?
   – Если бы вы родились на 500 лет позже, то стали бы самым большим мерзавцем среди всех мерзавцев, угнетавших негров! – закричал Хаскинг. – Мне известно о вас абсолютно все, Ваше Величество!
   Сэм неожиданно вскочил и закричал:
   – Вы что, приехали сюда для того, чтобы рассказывать нам о том, что творилось на Земле? Мы и сами знаем это! Но это все в прошлом! Земли давно уже нет! Давайте исходить только из того, что происходит сейчас!
   – То, что происходит здесь, сейчас, это то же самое, что происходило на славной старой Земле! – сказал Хаскинг. – Ничего не изменилось! Нисколечко!!! Вот я смотрю вокруг себя и кого же я вижу руководителями этого государства? Двух расистов! Где же ваши чернокожие, позвольте вас спросить? Ведь они составляют почти одну десятую часть вашего населения, и поэтому в вашем Совете из десяти человек должен быть хотя бы один негр! А вижу ли я хоть одного? Всего лишь одного?
   – А Кабер? – воскликнул Сэм.
   – Ха-ха! Временный член и только потому, что я потребовал от вас, чтобы ко мне был назначен посол-негр!
   – Арабы составляют почти шестую часть вашего государства, – сказал в ответ Клеменс, – однако в вашем Совете нет ни одного араба!