Страница:
– Займитесь ею сами, – засмеялся Клеменс.
И он ушел прочь. В течение нескольких последних часов он не раз был готов уступить соблазну и взять ее в свою хижину, особенно после первого согревающего глотка виски. Но сейчас он был равнодушен к ней. Более того, он знал, что им вновь овладеет чувство вины, как только он возьмет к себе в постель Анджелу Сангеотти. За эти двадцать лет после Воскрешения он жил с десятком женщин и все время испытывал угрызения совести. А теперь, как ни странно, он чувствовал вину не только перед Ливи, но и перед Темах – его подругой из Индонезии, с которой не разлучался последние пять лет.
– Любопытно! – много раз говорил он сам себе. – Ведь нет никаких разумных причин, почему я должен чувствовать себя виноватым перед Ливи. Мы были в разлуке так долго, что, наверное, стали совершенно чужими друг другу. Слишком многое произошло с каждым из нас за эти годы, прошедшие со Дня Воскрешения.
Однако от этих доводов легче не становилось. Он продолжал страдать. А почему должно быть иначе? Здравый рассудок не имеет ничего общего с подлинной логикой. Человек – иррациональное животное, чьи поступки находятся в строгом соответствии с его врожденным темпераментом и стимулами, к которым он особенно чувствителен.
Почему же я извожу себя тем, что не может быть вменено мне в вину, так как я не мог по своей природе поступить иначе?
Потому что в моей натуре мучиться из-за того, в чем я лично не виноват. Я вдвойне обречен. Первый атом только что возникшей Земли дал начало цепи событий, которые неизбежно, чисто механически, вели к моему появлению здесь, к тому, что я сейчас в темноте на странной планете среди престарелых юношей всех времен и народов бреду к бамбуковой хижине, где меня ждут по логике событий вовсе необязательные, но тем не менее неизбежные: одиночество, чувство вины и самоосуждение.
Я мог бы утопиться, но здесь самоубийство лишено смысла. Все равно проснешься пусть в другом месте, но тем же самым человеком, который день назад прыгнул в Реку. Такой поступок ничего не решит, но, вероятно, сделает тебя еще более несчастным.
– Безжалостные изверги с каменными сердцами! – крикнул он и потряс кулаком. Затем печально засмеялся и добавил: – Но они ведь тоже не могут ничего поделать со своими суровыми сердцами и жестокостью, как и я со своими неприятностями. Мы ведь все здесь в одной упряжке!
Однако от этой мысли жажда мщения вовсе не ослабела. Сейчас он откусил бы эту руку, даровавшую ему вечную жизнь.
Его бамбуковая хижина была расположена среди холмов под огромным железным деревом. Хотя по земным меркам это была всего лишь лачуга, здесь она казалась роскошной, ибо здесь считались роскошью даже каменные орудия, необходимые для возведения домов. Тем, кто возродился здесь после падения метеорита, пришлось сооружать временные шалаши, связывая верхушки стеблей бамбука веревками из травы и покрывая их огромными, похожими на слоновьи уши, листьями железных деревьев. Из пятисот разновидностей бамбука, произраставших в долине, некоторые можно было даже, предварительно расщепив, превратить в ножи, которые, однако, очень быстро покрывались зазубринами.
Сэм вошел в хижину, лег на койку и укрылся несколькими полотнищами. Слабый шум отдаленного веселья тревожил его и, поворочавшись немного, он поддался искушению пожевать кусочек наркотической резинки. Ее эффект невозможно было предсказать – экстаз, яркие многоцветные, быстро сменяющиеся видения, ощущение того, что все хорошо в этом мире, желание любить и бездонное уныние, во время которого из тьмы выскакивают жуткие чудовища, призраки вины с далекой Земли, адский огонь, пожирающий грешников, и безликие дьяволы, со смехом слушающие их крики.
Он пожевал немного, проглотил слюну и тотчас же понял, что совершил ошибку. Но теперь уже было слишком поздно. Он продолжал жевать, пока не увидел перед собой, что он – мальчишка и утонул или, по крайней мере, близок к этому, и утонул бы, если бы его не вытащили из воды.
Это был первый раз, когда я умер, подумал он, но потом понял, что первый раз он был близок к смерти при рождении. Странно, мать мне никогда не говорила об этом.
Он видел мать, лежавшую на кровати с распущенными волосами. Она была бледной, веки полуприкрыты, челюсть опустилась. Врач возился с малышом – им самим, Сэмом – не выпуская изо рта сигару. Уголком рта он говорил отцу Сэма:
– Вряд ли стоит его спасать.
Отец пожал плечами:
– У вас есть выбор – спасти ребенка или спасти Джейн?
У врача была копна огненно-рыжих волос, густые свисающие усы и светло-голубые глаза. На его лице было какое-то странное, жестокое выражение.
Врач сказал:
– Вы слишком сильно беспокоитесь. Я спасу этот комочек плоти, хотя на самом деле он не стоит того. Женщину я тоже спасу.
Врач завернул его и положил на кровать, а затем сел и начал что-то записывать в маленькую черную книжку. Отец Сэма спросил:
– Как вы можете что-то писать в такой момент?
– Я должен вести записи, и если бы я не говорил так много, то записал бы гораздо больше. Этот журнал я завел на все души, которые родились на свет с моей помощью. Я собираюсь когда-нибудь написать большой отчет обо всех этих детях и выяснить, добился ли кто-нибудь из них чего-то в жизни. Если я помог выжить хотя бы одному гению, всего лишь одному, я буду считать, что не зря прожил свою жизнь. В противном случае я потратил ее, помогая родиться тысячам идиотов, лицемеров, стяжателей и тому подобным.
Маленький Сэм завопил, и врач пробурчал:
– Он кричит так, будто перед смертью из него дух выходит вон, не правда ли? Будто он взвалил на свои узкие плечи ответственность за все грехи мира.
– Вы странный человек, – произнес его отец. – И мне кажется, довольно злой. А кроме всего прочего, не богобоязненный.
– Да! Я поклоняюсь Князю Тьмы! – гордо сказал врач.
В комнате стоял запах крови, перегара изо рта доктора, табака и пота.
– Как вы собираетесь назвать его? Сэмюелем? Это и мое имя тоже! Оно означает «имя Бога». Вот потеха! Два Сэмюеля, а?! Хилый дьяволенок, я сомневаюсь, что он выживет, но если выживет, то будет потом очень жалеть об этом.
– Убирайтесь из моего дома, вы, дьявольское отродье! – взревел его отец. – Ну что вы за человек! Убирайтесь! Я позову другого врача. Я даже не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что вы прикасались к моей жене и были в этом доме. Избавьте этот дом от вашей скверны.
Врач, пошатываясь, побросал свои грязные инструменты в саквояж и защелкнул его.
– Очень хорошо, – зловеще проговорил он. – Но вы задержали меня в этой идиотской деревне. У меня есть более срочные и важные дела, мой деревенский друг. Только из-за своего доброго сердца я сжалился над вами, так как лекаря, обслуживающего эту дыру, не было в городе. Я отказался от мирного ужина в таверне ради того, чтобы прийти сюда и спасти дитя, которому гораздо лучше было бы умереть… да, да, уж поверьте мне, гораздо лучше. Кстати, почему бы вам не расплатиться со мной?
– Мне следовало бы вышвырнуть вас из дома и расплатиться с вами проклятиями! – крикнул отец Сэма. – Но долги нужно платить независимо от обстоятельств. Вот ваши тридцать сребреников.
– Это для меня всего лишь бумажки, – сказал врач. – Вы можете вызывать вашего фармацевта, но вы должны помнить о том, что именно доктор Экс вытащил вашу жену и ребенка из пасти смерти. Экс, никому не известный врач, вечный странник, таинственный незнакомец, дьявол, посвятивший свою жизнь тому, чтобы давать жизнь другим дьяволятам, который обожает виски, поскольку терпеть не может ром.
– Вон! Вон! – завопил отец Сэма. – Вон отсюда, пока я не убил вас.
– В этом мире трудно рассчитывать на благодарность, – тихо произнес врач и покачал головой. – Из ничего возник, жил среди ослов и распадусь во прах. Из нуля вышел, в нуль превращусь!
Покрываясь потом, с широко открытыми, неподвижными глазами, Сэм смотрел этот спектакль. Сцена и актеры находились в круге бледно-желтого света, сквозь который вспыхивали и гасли красные прожилки.
Доктор еще раз повернулся к Сэму лицом, прежде чем выйти за дверь дома в деревушке Флорида, штат Миссури, 30 ноября 1835 года. Он вынул изо рта сигару и насмешливо улыбнулся, обнажив длинные желтые зубы, среди которых выдавались два необыкновенно белых и длинных клыка.
Все это померкло, как будто закончилась демонстрация фильма. Через дверь, которая была в воображении Сэма и одновременно являлась дверью его хижины, вошла другая фигура. Она обозначилась в свете звезд, а затем скрылась в тени. Сэм закрыл глаза и напрягся, готовясь еще к одному ужасному испытанию. Он застонал и пожалел, что прибег к жвачке. И все же он понимал, что вместе с ужасом она принесла и некоторую долю восторга. Он ненавидел и наслаждался этим. Драма рождения была плодом его фантазии, призванная объяснить, почему он был именно таким человеком. Но что это за неясная фигура, двигавшаяся бесшумно и решительно, как сама смерть? Из какой глубокой пещеры его разума поднялось это создание?
Раздался низкий сочный голос.
– Сэм Клеменс! Лежите спокойно! Я не сделаю вам ничего плохого. Я пришел сюда, чтобы помочь вам.
– И что же вы хотите получить взамен своей помощи? – спросил Сэм.
Человек хихикнул и произнес:
– Вы именно тот человек, который мне нужен. Мой выбор оказался правильным.
– Вы имеете в виду, что я выбрал вас, потому что вы выбрали меня? – усмехнулся Сэм.
Наступила небольшая пауза, а затем неизвестный ответил:
– Ну, не совсем так. Вы, наверное, полагаете, что я еще один фантом, вызванный жевательной резинкой? Нет, это не так. Прикоснитесь ко мне!
– Зачем? Как вызванный наркотиком призрак, вы, разумеется, позаботились о том, чтобы вас можно было не только видеть и слышать, но и осязать. Выкладывайте, с чем пришли!
– Если говорить все, то это будет слишком долго. Я не рискну провести с вами слишком много времени. Это могут заметить наши, которые находятся в этой местности. Для меня это очень нежелательно, поскольку они подозрительны. Они знают, что среди них есть изменник, но не знают, кто именно!
– Они? Изменник? – удивился Сэм.
– Они, то есть мы, этики, проводим обследование этой местности, – произнесло существо. – Создалось совершенно уникальное положение – впервые собран вместе абсолютно разнородный состав людей. Благодаря этому представилась редчайшая возможность для изучения. И мы регистрируем абсолютно все. Я здесь в качестве главного администратора, поскольку я один из Двенадцати.
– Мне придется гадать, кто вы, когда я проснусь, – усмехнулся Сэм.
– Вы сейчас бодрствуете, и я существую на самом деле. Я – объективная реальность. И я повторяю, у меня очень мало времени.
Сэм попытался было приподняться, но рука, в которой чувствовалась громадная как физическая, так и психическая сила, толкнула его назад. Ощутив эту силу, Сэм содрогнулся.
– Вы один из Них, – прошептал он. – Один из Них!
Он отказался от мысли схватить этого человека и позвать на помощь.
– Из Них, но не с Ними, – согласился незнакомец. – Я на вашей стороне, люди, и я намерен сделать все, чтобы мои соплеменники не завершили это свое гнусное начинание. У меня есть план, но он потребует много времени, громадного терпения, медленного и осторожного выполнения всего намеченного. Я установил контакт с тремя людьми. Вы – четвертый. Каждому из вас известны отдельные этапы этого плана, но не весь целиком. Если кто-нибудь из вас будет разоблачен и подвергнут допросу, он сможет выдать этикам лишь малую его часть. План должен осуществляться постепенно, и все должно казаться случайным и непреднамеренным. Вот, например, как это падение метеорита.
Сэм снова начал приподниматься, но овладел собой, прежде чем рука незнакомца коснулась его.
– Это не было случайностью?
– Нет. С некоторого времени мне известна ваша мечта о постройке парохода и путешествии на нем к истокам Реки. Осуществление ее невозможно без железа. Поэтому я отклонил траекторию одного небольшого астероида так, чтобы он вошел в зону притяжения этой планеты, и скорректировал эту траекторию так, чтобы он упал поблизости от вас. Конечно, не слишком близко, чтобы вы не погибли и вас не перенесло далеко отсюда. Однако существуют устройства, предотвращающие падение космических тел на планету, но мне удалось отключить их на время, достаточное для того, чтобы астероид мог упасть в эту долину. К несчастью, охрана успела вовремя включить отталкивающую систему, и, заработав, она отклонила метеорит от рассчитанной мною траектории. В результате мы – я имею в виду вас – едва не были убиты. Это просто счастливая случайность, что вы остались живы. Только узнав об этом, я осознал, что то, что вы называете удачей, на моей стороне!
– Значит, падающая звезда?..
– Да, она упала преднамеренно.
Сэм подумал о том, что если этому незнакомцу так много известно, то он, скорее всего, член экипажа «Дрейрага».
Если только он не в состоянии быть невидимым. Такая возможность тоже не исключается. Ведь было же невидимым то яйцеобразное тело, которое я видел в воздухе. Я увидел его только потому, что по какой-то причине оно на очень короткое время стало видимым. Может быть, грозовой разряд каким-то образом нарушил нормальное функционирование аппаратуры, делавшей его невидимым.
Значит… так, о чем это я думаю? Ведь это всего лишь еще одна галлюцинация, вызванная жвачкой.
– Поблизости один из наших агентов, – прервал молчание незнакомец. – Слушайте внимательнее. Метеорит не убрали, так как у нас не было на это времени. Таково было, по крайней мере, мое решение. Он погребен под равниной и холмами в десяти милях отсюда. Нужно пройти десять чашных камней вниз по течению Реки, и вы окажетесь на краю первоначального кратера, в котором осталось несколько крупных осколков и множество мелких. Копайте там. Все остальное – за вами. Я буду помогать вам при первой же возможности, но учтите, что я ничего не могу совершать такого, что могло бы привлечь внимание.
Сердце Сэма стучало так сильно, что он даже плохо услышал собственный голос:
– Почему вы поддерживаете меня в моем стремлении построить корабль?
– Со временем вы это узнаете. А сейчас будьте довольны тем, что вам дали то, в чем вы более всего нуждались. Слушайте! Всего в пяти милях отсюда вверх по Реке имеется огромное месторождение бокситов у подножия гор. И рядом с ним небольшая жила платины. В двух милях от них выше по Реке – жила киновари.
– Бокситы? Платина?
– Вы глупец, Клеменс!
Незнакомец тяжело дышал. Сэм почти ощущал внутреннюю борьбу, которую ведет незнакомец, чтобы сдержать свою злость и отвращение. Затем снова голос незнакомца стал спокойным:
– Бокситы нужны вам для производства алюминия, а платину можно использовать в качестве катализатора для изготовления различных вещей, которые вам понадобятся на вашем судне. У меня уже нет времени для разъяснений. В этой местности есть несколько инженеров, которые расскажут вам, как можно использовать платину и киноварь. Сейчас я должен уходить. Он приближается сюда! Поступайте так, как я вам сказал. Да, а кремень есть в тридцати милях отсюда вверх по Реке.
– Однако… – начал Клеменс. На мгновение снова в проеме хижины возникли и тут же исчезли очертания человека. Сэм неуверенно встал и подошел к двери. На берегу все еще горели костры и возле них виднелись фигурки людей. Незнакомец ушел. Сэм обошел вокруг хижины, но нигде никого не было. Он взглянул на небо, на котором бледно мерцали газовые туманности и ослепительно сверкали белые, голубые, красные и желтые звезды. Клеменс надеялся, страстно надеялся, что и на этот раз ему удастся хоть на миг увидеть странный, то появляющийся, то исчезающий летательный аппарат.
Но он ничего не увидел.
10
И он ушел прочь. В течение нескольких последних часов он не раз был готов уступить соблазну и взять ее в свою хижину, особенно после первого согревающего глотка виски. Но сейчас он был равнодушен к ней. Более того, он знал, что им вновь овладеет чувство вины, как только он возьмет к себе в постель Анджелу Сангеотти. За эти двадцать лет после Воскрешения он жил с десятком женщин и все время испытывал угрызения совести. А теперь, как ни странно, он чувствовал вину не только перед Ливи, но и перед Темах – его подругой из Индонезии, с которой не разлучался последние пять лет.
– Любопытно! – много раз говорил он сам себе. – Ведь нет никаких разумных причин, почему я должен чувствовать себя виноватым перед Ливи. Мы были в разлуке так долго, что, наверное, стали совершенно чужими друг другу. Слишком многое произошло с каждым из нас за эти годы, прошедшие со Дня Воскрешения.
Однако от этих доводов легче не становилось. Он продолжал страдать. А почему должно быть иначе? Здравый рассудок не имеет ничего общего с подлинной логикой. Человек – иррациональное животное, чьи поступки находятся в строгом соответствии с его врожденным темпераментом и стимулами, к которым он особенно чувствителен.
Почему же я извожу себя тем, что не может быть вменено мне в вину, так как я не мог по своей природе поступить иначе?
Потому что в моей натуре мучиться из-за того, в чем я лично не виноват. Я вдвойне обречен. Первый атом только что возникшей Земли дал начало цепи событий, которые неизбежно, чисто механически, вели к моему появлению здесь, к тому, что я сейчас в темноте на странной планете среди престарелых юношей всех времен и народов бреду к бамбуковой хижине, где меня ждут по логике событий вовсе необязательные, но тем не менее неизбежные: одиночество, чувство вины и самоосуждение.
Я мог бы утопиться, но здесь самоубийство лишено смысла. Все равно проснешься пусть в другом месте, но тем же самым человеком, который день назад прыгнул в Реку. Такой поступок ничего не решит, но, вероятно, сделает тебя еще более несчастным.
– Безжалостные изверги с каменными сердцами! – крикнул он и потряс кулаком. Затем печально засмеялся и добавил: – Но они ведь тоже не могут ничего поделать со своими суровыми сердцами и жестокостью, как и я со своими неприятностями. Мы ведь все здесь в одной упряжке!
Однако от этой мысли жажда мщения вовсе не ослабела. Сейчас он откусил бы эту руку, даровавшую ему вечную жизнь.
Его бамбуковая хижина была расположена среди холмов под огромным железным деревом. Хотя по земным меркам это была всего лишь лачуга, здесь она казалась роскошной, ибо здесь считались роскошью даже каменные орудия, необходимые для возведения домов. Тем, кто возродился здесь после падения метеорита, пришлось сооружать временные шалаши, связывая верхушки стеблей бамбука веревками из травы и покрывая их огромными, похожими на слоновьи уши, листьями железных деревьев. Из пятисот разновидностей бамбука, произраставших в долине, некоторые можно было даже, предварительно расщепив, превратить в ножи, которые, однако, очень быстро покрывались зазубринами.
Сэм вошел в хижину, лег на койку и укрылся несколькими полотнищами. Слабый шум отдаленного веселья тревожил его и, поворочавшись немного, он поддался искушению пожевать кусочек наркотической резинки. Ее эффект невозможно было предсказать – экстаз, яркие многоцветные, быстро сменяющиеся видения, ощущение того, что все хорошо в этом мире, желание любить и бездонное уныние, во время которого из тьмы выскакивают жуткие чудовища, призраки вины с далекой Земли, адский огонь, пожирающий грешников, и безликие дьяволы, со смехом слушающие их крики.
Он пожевал немного, проглотил слюну и тотчас же понял, что совершил ошибку. Но теперь уже было слишком поздно. Он продолжал жевать, пока не увидел перед собой, что он – мальчишка и утонул или, по крайней мере, близок к этому, и утонул бы, если бы его не вытащили из воды.
Это был первый раз, когда я умер, подумал он, но потом понял, что первый раз он был близок к смерти при рождении. Странно, мать мне никогда не говорила об этом.
Он видел мать, лежавшую на кровати с распущенными волосами. Она была бледной, веки полуприкрыты, челюсть опустилась. Врач возился с малышом – им самим, Сэмом – не выпуская изо рта сигару. Уголком рта он говорил отцу Сэма:
– Вряд ли стоит его спасать.
Отец пожал плечами:
– У вас есть выбор – спасти ребенка или спасти Джейн?
У врача была копна огненно-рыжих волос, густые свисающие усы и светло-голубые глаза. На его лице было какое-то странное, жестокое выражение.
Врач сказал:
– Вы слишком сильно беспокоитесь. Я спасу этот комочек плоти, хотя на самом деле он не стоит того. Женщину я тоже спасу.
Врач завернул его и положил на кровать, а затем сел и начал что-то записывать в маленькую черную книжку. Отец Сэма спросил:
– Как вы можете что-то писать в такой момент?
– Я должен вести записи, и если бы я не говорил так много, то записал бы гораздо больше. Этот журнал я завел на все души, которые родились на свет с моей помощью. Я собираюсь когда-нибудь написать большой отчет обо всех этих детях и выяснить, добился ли кто-нибудь из них чего-то в жизни. Если я помог выжить хотя бы одному гению, всего лишь одному, я буду считать, что не зря прожил свою жизнь. В противном случае я потратил ее, помогая родиться тысячам идиотов, лицемеров, стяжателей и тому подобным.
Маленький Сэм завопил, и врач пробурчал:
– Он кричит так, будто перед смертью из него дух выходит вон, не правда ли? Будто он взвалил на свои узкие плечи ответственность за все грехи мира.
– Вы странный человек, – произнес его отец. – И мне кажется, довольно злой. А кроме всего прочего, не богобоязненный.
– Да! Я поклоняюсь Князю Тьмы! – гордо сказал врач.
В комнате стоял запах крови, перегара изо рта доктора, табака и пота.
– Как вы собираетесь назвать его? Сэмюелем? Это и мое имя тоже! Оно означает «имя Бога». Вот потеха! Два Сэмюеля, а?! Хилый дьяволенок, я сомневаюсь, что он выживет, но если выживет, то будет потом очень жалеть об этом.
– Убирайтесь из моего дома, вы, дьявольское отродье! – взревел его отец. – Ну что вы за человек! Убирайтесь! Я позову другого врача. Я даже не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что вы прикасались к моей жене и были в этом доме. Избавьте этот дом от вашей скверны.
Врач, пошатываясь, побросал свои грязные инструменты в саквояж и защелкнул его.
– Очень хорошо, – зловеще проговорил он. – Но вы задержали меня в этой идиотской деревне. У меня есть более срочные и важные дела, мой деревенский друг. Только из-за своего доброго сердца я сжалился над вами, так как лекаря, обслуживающего эту дыру, не было в городе. Я отказался от мирного ужина в таверне ради того, чтобы прийти сюда и спасти дитя, которому гораздо лучше было бы умереть… да, да, уж поверьте мне, гораздо лучше. Кстати, почему бы вам не расплатиться со мной?
– Мне следовало бы вышвырнуть вас из дома и расплатиться с вами проклятиями! – крикнул отец Сэма. – Но долги нужно платить независимо от обстоятельств. Вот ваши тридцать сребреников.
– Это для меня всего лишь бумажки, – сказал врач. – Вы можете вызывать вашего фармацевта, но вы должны помнить о том, что именно доктор Экс вытащил вашу жену и ребенка из пасти смерти. Экс, никому не известный врач, вечный странник, таинственный незнакомец, дьявол, посвятивший свою жизнь тому, чтобы давать жизнь другим дьяволятам, который обожает виски, поскольку терпеть не может ром.
– Вон! Вон! – завопил отец Сэма. – Вон отсюда, пока я не убил вас.
– В этом мире трудно рассчитывать на благодарность, – тихо произнес врач и покачал головой. – Из ничего возник, жил среди ослов и распадусь во прах. Из нуля вышел, в нуль превращусь!
Покрываясь потом, с широко открытыми, неподвижными глазами, Сэм смотрел этот спектакль. Сцена и актеры находились в круге бледно-желтого света, сквозь который вспыхивали и гасли красные прожилки.
Доктор еще раз повернулся к Сэму лицом, прежде чем выйти за дверь дома в деревушке Флорида, штат Миссури, 30 ноября 1835 года. Он вынул изо рта сигару и насмешливо улыбнулся, обнажив длинные желтые зубы, среди которых выдавались два необыкновенно белых и длинных клыка.
Все это померкло, как будто закончилась демонстрация фильма. Через дверь, которая была в воображении Сэма и одновременно являлась дверью его хижины, вошла другая фигура. Она обозначилась в свете звезд, а затем скрылась в тени. Сэм закрыл глаза и напрягся, готовясь еще к одному ужасному испытанию. Он застонал и пожалел, что прибег к жвачке. И все же он понимал, что вместе с ужасом она принесла и некоторую долю восторга. Он ненавидел и наслаждался этим. Драма рождения была плодом его фантазии, призванная объяснить, почему он был именно таким человеком. Но что это за неясная фигура, двигавшаяся бесшумно и решительно, как сама смерть? Из какой глубокой пещеры его разума поднялось это создание?
Раздался низкий сочный голос.
– Сэм Клеменс! Лежите спокойно! Я не сделаю вам ничего плохого. Я пришел сюда, чтобы помочь вам.
– И что же вы хотите получить взамен своей помощи? – спросил Сэм.
Человек хихикнул и произнес:
– Вы именно тот человек, который мне нужен. Мой выбор оказался правильным.
– Вы имеете в виду, что я выбрал вас, потому что вы выбрали меня? – усмехнулся Сэм.
Наступила небольшая пауза, а затем неизвестный ответил:
– Ну, не совсем так. Вы, наверное, полагаете, что я еще один фантом, вызванный жевательной резинкой? Нет, это не так. Прикоснитесь ко мне!
– Зачем? Как вызванный наркотиком призрак, вы, разумеется, позаботились о том, чтобы вас можно было не только видеть и слышать, но и осязать. Выкладывайте, с чем пришли!
– Если говорить все, то это будет слишком долго. Я не рискну провести с вами слишком много времени. Это могут заметить наши, которые находятся в этой местности. Для меня это очень нежелательно, поскольку они подозрительны. Они знают, что среди них есть изменник, но не знают, кто именно!
– Они? Изменник? – удивился Сэм.
– Они, то есть мы, этики, проводим обследование этой местности, – произнесло существо. – Создалось совершенно уникальное положение – впервые собран вместе абсолютно разнородный состав людей. Благодаря этому представилась редчайшая возможность для изучения. И мы регистрируем абсолютно все. Я здесь в качестве главного администратора, поскольку я один из Двенадцати.
– Мне придется гадать, кто вы, когда я проснусь, – усмехнулся Сэм.
– Вы сейчас бодрствуете, и я существую на самом деле. Я – объективная реальность. И я повторяю, у меня очень мало времени.
Сэм попытался было приподняться, но рука, в которой чувствовалась громадная как физическая, так и психическая сила, толкнула его назад. Ощутив эту силу, Сэм содрогнулся.
– Вы один из Них, – прошептал он. – Один из Них!
Он отказался от мысли схватить этого человека и позвать на помощь.
– Из Них, но не с Ними, – согласился незнакомец. – Я на вашей стороне, люди, и я намерен сделать все, чтобы мои соплеменники не завершили это свое гнусное начинание. У меня есть план, но он потребует много времени, громадного терпения, медленного и осторожного выполнения всего намеченного. Я установил контакт с тремя людьми. Вы – четвертый. Каждому из вас известны отдельные этапы этого плана, но не весь целиком. Если кто-нибудь из вас будет разоблачен и подвергнут допросу, он сможет выдать этикам лишь малую его часть. План должен осуществляться постепенно, и все должно казаться случайным и непреднамеренным. Вот, например, как это падение метеорита.
Сэм снова начал приподниматься, но овладел собой, прежде чем рука незнакомца коснулась его.
– Это не было случайностью?
– Нет. С некоторого времени мне известна ваша мечта о постройке парохода и путешествии на нем к истокам Реки. Осуществление ее невозможно без железа. Поэтому я отклонил траекторию одного небольшого астероида так, чтобы он вошел в зону притяжения этой планеты, и скорректировал эту траекторию так, чтобы он упал поблизости от вас. Конечно, не слишком близко, чтобы вы не погибли и вас не перенесло далеко отсюда. Однако существуют устройства, предотвращающие падение космических тел на планету, но мне удалось отключить их на время, достаточное для того, чтобы астероид мог упасть в эту долину. К несчастью, охрана успела вовремя включить отталкивающую систему, и, заработав, она отклонила метеорит от рассчитанной мною траектории. В результате мы – я имею в виду вас – едва не были убиты. Это просто счастливая случайность, что вы остались живы. Только узнав об этом, я осознал, что то, что вы называете удачей, на моей стороне!
– Значит, падающая звезда?..
– Да, она упала преднамеренно.
Сэм подумал о том, что если этому незнакомцу так много известно, то он, скорее всего, член экипажа «Дрейрага».
Если только он не в состоянии быть невидимым. Такая возможность тоже не исключается. Ведь было же невидимым то яйцеобразное тело, которое я видел в воздухе. Я увидел его только потому, что по какой-то причине оно на очень короткое время стало видимым. Может быть, грозовой разряд каким-то образом нарушил нормальное функционирование аппаратуры, делавшей его невидимым.
Значит… так, о чем это я думаю? Ведь это всего лишь еще одна галлюцинация, вызванная жвачкой.
– Поблизости один из наших агентов, – прервал молчание незнакомец. – Слушайте внимательнее. Метеорит не убрали, так как у нас не было на это времени. Таково было, по крайней мере, мое решение. Он погребен под равниной и холмами в десяти милях отсюда. Нужно пройти десять чашных камней вниз по течению Реки, и вы окажетесь на краю первоначального кратера, в котором осталось несколько крупных осколков и множество мелких. Копайте там. Все остальное – за вами. Я буду помогать вам при первой же возможности, но учтите, что я ничего не могу совершать такого, что могло бы привлечь внимание.
Сердце Сэма стучало так сильно, что он даже плохо услышал собственный голос:
– Почему вы поддерживаете меня в моем стремлении построить корабль?
– Со временем вы это узнаете. А сейчас будьте довольны тем, что вам дали то, в чем вы более всего нуждались. Слушайте! Всего в пяти милях отсюда вверх по Реке имеется огромное месторождение бокситов у подножия гор. И рядом с ним небольшая жила платины. В двух милях от них выше по Реке – жила киновари.
– Бокситы? Платина?
– Вы глупец, Клеменс!
Незнакомец тяжело дышал. Сэм почти ощущал внутреннюю борьбу, которую ведет незнакомец, чтобы сдержать свою злость и отвращение. Затем снова голос незнакомца стал спокойным:
– Бокситы нужны вам для производства алюминия, а платину можно использовать в качестве катализатора для изготовления различных вещей, которые вам понадобятся на вашем судне. У меня уже нет времени для разъяснений. В этой местности есть несколько инженеров, которые расскажут вам, как можно использовать платину и киноварь. Сейчас я должен уходить. Он приближается сюда! Поступайте так, как я вам сказал. Да, а кремень есть в тридцати милях отсюда вверх по Реке.
– Однако… – начал Клеменс. На мгновение снова в проеме хижины возникли и тут же исчезли очертания человека. Сэм неуверенно встал и подошел к двери. На берегу все еще горели костры и возле них виднелись фигурки людей. Незнакомец ушел. Сэм обошел вокруг хижины, но нигде никого не было. Он взглянул на небо, на котором бледно мерцали газовые туманности и ослепительно сверкали белые, голубые, красные и желтые звезды. Клеменс надеялся, страстно надеялся, что и на этот раз ему удастся хоть на миг увидеть странный, то появляющийся, то исчезающий летательный аппарат.
Но он ничего не увидел.
10
Возвратившись в хижину, он натолкнулся на огромную темную и неподвижную фигуру перед дверью. Сердце его снова застучало, как молот.
– Джо?
– Да, – ответил гулкий, как большой барабан, голос. – Ждешь был кто-то, но не человек. Я почуял его. У него какой-то жабавный жапах, не такой, как у ваш, людей. Ты жнаешь, это напоминает мне…
На некоторое время гигант замолчал. Сэм терпеливо ждал, понимая, что огромные жернова перемалывают муку мысли. Затем Джо сказал:
– Будь я проклят!
– Что такое, Джо!
– Это было очень давно, еще на Жемле. Жа некоторое время перед тем, как я был убит. Нет, этого не может быть. Гошподи Иишуше, ешли то, что ты рашшкаживаешь, правда, о том, школько лет нажад я жил, то это, должно быть, проижошло што тышяч лет нажад!
– Не тяни, Джо! Не мучай меня! – воскликнул Сэм.
– Ты не поверишь этому. Но ты должен помнить, что у моего ноша тоже ешть швоя память.
– Должна быть, – согласно кивнул Сэм, – ведь он у тебя гораздо больше мозга. Высмаркивай из него все, что ты знаешь, не то я умру от неудовлетворенного любопытства.
– Хорошо, Шэм. Так вот. Я вышлеживал одного парня иж шошеднего племени, которое жило недалеко от наш, по другую шторону большого холма, похожего на…
– К чему такие подробности! – вспылил Сэм.
– Хорошо. Было уже пождно, и я жнал, что догоняю швоего противника, потому что его шледы штали шовшем швежими. Вдруг я ушлыхал какой-то жвук, который жаштавил меня подумать, что, может быть, парень, которого я прешледовал, окажалшя жа моей шпиной и теперь я, а не он, могу неожиданно получить по башке. Поэтому я упал на жемлю и пополж на жвук. Догадайшя, друг Шэм, что я увидел? Почему я не рашшкаживал тебе об этом? Каким болваном я был!
– Вполне согласен с этим. Так что же было там дальше. Давай, не тяни.
– Хорошо. Жначит, парень, которого я прешледовал, учуял меня, хотя и не жнаю, каким ображом, потому что я шел тихо, как хорек, подкрадывающийшя к птичке, и это нешмотря на то, что я такой большой. И вше-таки он окажалшя пожади меня и мог бы напашть на меня… мог бы. Но он лежал на жемле, неподвижный, как труп. Вожле него штояли два человека. Это шейчаш я такой шмелый, как и другие, даже шмелее, но тогда я впервые увидел людей и, ражумеетшя, ишпугалшя их. Но тем не менее я притаилшя.
На них была одежда, то ешть то, что ты опишивал мне как одежду. В руках у них были какие-то шмешные штуковины, длиною в фут, похожие на толштые черные палки, но не иж дерева, а шкорее иж штали, такой же, иж которой шделан топор Эрика.
Я был хорошо шпрятан, но эти ублюдки каким-то ображом учуяли меня. Один иж них направил на меня палку, и я потерял шожнание. Выключилшя. Когда я пришел в шебя, двое людей и мой недруг ишчежли. Я не жабуду жапах этих людей, даже когда попаду в ад.
– Это все? – спросил Сэм.
Джо кивнул.
– Черт побери! Да ведь это означает, что эти… эти люди… не спускали с нас глаз добрых полмиллиона лет. Или даже больше. Но были ли это те же самые люди?
– Что ты имеешь в виду, друг Шэм?
Сэм предупредил Джо, что он не должен никому рассказывать о том, что сейчас услышит. Он знал, что великану можно доверять, и все-таки у него возникло беспокойство после того, как он все рассказал. Неизвестный (Сэм назвал его Иксом) потребовал от него, чтобы он ни слова никому не говорил.
– Вше это очень хорошо вяжетшя друг ш другом. – Джо так сильно закивал головой, что его нос стал похож на бревно, болтающееся в разбушевавшемся море. – Какое шовпадение! Я видел их на Жемле, жатем с отрядом Эхнатона я видел башню и вождушный корабль, а теперь вот этот Икш выбрал тебя, чтобы ты поштроил швой пароход. Что ты на это шкажешь?
Сэм так разволновался, что заснул только перед самой зарей, да и то ненадолго. Он заставил себя подняться и пойти позавтракать, хотя с большим удовольствием остался бы в постели. Пока викинги, немец и Джо поглощали содержимое своих чаш, он рассказал им тщательно откорректированную версию того, что произошло с ним ночью. Он рассказал им, будто это был сон. Если бы обоняние Джо не подтвердило присутствие Таинственного Незнакомца, он и сам бы считал это всего лишь сном.
Фон Рихтгофен, разумеется, поднял его на смех, однако норвежцы верили в откровения посредством сновидений. Скорее, большинство из них верило в это. Среди неминуемых скептиков, к несчастью, был Эрик Кровавый Топор.
– Ты хочешь, чтобы мы тащились десять миль и копали землю только из-за того, что тебя посетил кошмар? – зарычал он. – Я всегда думал, что твой ум настолько же ничтожен, как и твоя смелость, Клеменс. Теперь я уверен в этом! Забудь о своих бреднях!
Сэм сидел на земле и ел. После этих слов он вскочил и, сверкая глазами из-за густых бровей, сказал:
– Тогда мы с Джо пойдем туда. Организуем местных жителей, чтобы они помогли нам копать, и когда мы отыщем железо – а мы его обязательно отыщем – вам не купить места в организации ни деньгами, ни любовью. Первого здесь просто не существует, а второго, между прочим, у вас не было ни здесь, ни на Земле.
Кровавый Топор начал кричать, размахивая топором, плюясь непрожеванным хлебом и мясом.
– Ты, жалкий раб, как ты разговариваешь со мной! Ты ничего не выкопаешь, негодяй, кроме своей могилы!
Джо, который уже возник рядом с Клеменсом, издал воинственный клич и вытащил из-за пояса свой каменный топор. Викинги прекратили еду и отошли в сторону, расположившись за своим вожаком. Фон Рихтгофен ухмылялся во время рассказа Клеменса, но сейчас он с той же застывшей ухмылкой задрожал. Но вовсе не от страха. Он поднялся и не проронив ни слова, встал справа от Клеменса.
– Вы насмехались над смелостью и умением драться германцев, мой норвежский друг, – сказал он викингу. – Теперь у вас этот смех станет поперек глотки.
Кровавый Топор громко рассмеялся.
– Вы только посмотрите! – вопил он. – Два бойцовых петушка и горилла! Ваша смерть не будет легкой! Уж я позабочусь о том, чтобы прошло много дней, прежде чем вы испытаете радость смерти! Вы будете меня умолять прекратить ваши муки, но напрасно.
– Джо! – позвал Клеменс. – Непременно убей Топора первым, и тогда тебе не придется сильно потеть, чтобы одолеть остальных.
Джо поднял свой пятидесятифунтовый топор над плечом и стал вращать им по дуге с такой легкостью, будто тот был пушинкой.
– Я могу проломить его грудную клетку одним ударом и, наверное, жашибу еще нешкольких жа ним.
Норвежцы хорошо знали, что это не пустое хвастовство. Им доводилось уже видеть достаточное количество размозженных им черепов. Этот гигант был способен убить половину из них, прежде чем они расправятся с ним. А может быть, даже останется в живых, сокрушив всех. Но они поклялись до самой смерти защищать Кровавого Топора и, хотя многие его недолюбливали, нарушать свою клятву не собирались.
В Речной Долине не должно было бы быть трусов, а храбрость должна была стать всеобщей. Ведь смерть была не навсегда, убитый воскресал снова. Но те, кто был храбрым на Земле, как правило, были храбрыми и здесь, а кто был труслив на родной планете, так и остался трусом. Умом можно было понять, что смерть длится всего лишь день, но все клетки организма, подсознание, весь комплекс эмоций, все то, что составляло сущность человека, не признавало этот факт. Сэм Клеменс как мог старался избегать насилия и следующих за этим душевных мучений, которых он боялся сильнее насильственной смерти. Он не раз сражался в рядах викингов, размахивая топором, метая копье и стрелы. Он наносил и получал раны, а один раз даже убил человека, хотя, скорее всего, это было случайностью, а не результатом его мастерства. Но он не был воином. Во время битвы полностью открывались все клапаны его сердца, и силы быстро покидали его.
Сэму это было хорошо известно, но он не стыдился этого и не упрекал себя.
Эрик Кровавый Топор был вне себя от ярости и ничего не боялся. Но если он умрет – и скорее всего так и случится – он уже никогда не сможет принять участие в путешествии на гигантском пароходе-мечте Клеменса и не пойдет на приступ цитадели на северном полюсе планеты. И хотя он смеялся над сном Сэма, какая-то его часть все же продолжала верить, что сновидения могут быть откровениями, посылаемыми богами. Вдруг он сам себя ограбит, лишившись такого славного будущего.
Сэм Клеменс знал викинга и готов был спорить, что честолюбие одолеет гнев Эрика. Так и произошло. Вожак опустил топор и заставил себя улыбнуться.
– Нехорошо сомневаться в том, что посылают боги, пока не удостоверишься сам, – произнес он. – У меня были знакомые жрецы, которым Один и Хеймдаль открывали истину в снах. Однако они были малодушными и частенько лгали от имени говоривших с ними богов. Поэтому, мы будем копать железо. И если найдем его, то хорошо. Но если же нет… Вот тогда-то и продолжим наш спор, который отложили сегодня…
Сэм облегченно вздохнул и постарался поскорее унять свою дрожь. Его мочевой пузырь и кишки причиняли ему страдания своим упорным желанием освободиться от содержимого. Но в этот момент он не осмеливался удалиться. Он должен играть роль человека, который всегда побеждает. Через десять минут, уже не в силах больше терпеть, он побежал к своей хижине.
Икс, этот Таинственный Незнакомец, сказал, что копать нужно где-то около десятого чашного камня вверх по Реке. Однако будущим рудокопам нужно было выяснить отношения с главарями местных жителей. Это были: гангстер из Чикаго 20-30-х годов по имени Альфонсо Джилбретто, бельгийский угольный и стальной магнат конца девятнадцатого века и один из турецких султанов середины восемнадцатого века. Вокруг этого триумвирата сложилось по ставшей уже классической схеме ядро банды из тех, кто был безжалостным эксплуататором своих ближних в преступном и деловом мире Земли. Тех, кто возражал против новых самозваных правителей, постарались убрать, и банда определила, какую долю из содержимого чаш каждого «гражданина» следует выплачивать за «защиту». Джилбретто завел себе гарем из пяти женщин, две из которых согласились добровольно, а одна уже успела умереть, разбив себе голову чашей, когда он прошлой ночью вошел в ее хижину.
– Джо?
– Да, – ответил гулкий, как большой барабан, голос. – Ждешь был кто-то, но не человек. Я почуял его. У него какой-то жабавный жапах, не такой, как у ваш, людей. Ты жнаешь, это напоминает мне…
На некоторое время гигант замолчал. Сэм терпеливо ждал, понимая, что огромные жернова перемалывают муку мысли. Затем Джо сказал:
– Будь я проклят!
– Что такое, Джо!
– Это было очень давно, еще на Жемле. Жа некоторое время перед тем, как я был убит. Нет, этого не может быть. Гошподи Иишуше, ешли то, что ты рашшкаживаешь, правда, о том, школько лет нажад я жил, то это, должно быть, проижошло што тышяч лет нажад!
– Не тяни, Джо! Не мучай меня! – воскликнул Сэм.
– Ты не поверишь этому. Но ты должен помнить, что у моего ноша тоже ешть швоя память.
– Должна быть, – согласно кивнул Сэм, – ведь он у тебя гораздо больше мозга. Высмаркивай из него все, что ты знаешь, не то я умру от неудовлетворенного любопытства.
– Хорошо, Шэм. Так вот. Я вышлеживал одного парня иж шошеднего племени, которое жило недалеко от наш, по другую шторону большого холма, похожего на…
– К чему такие подробности! – вспылил Сэм.
– Хорошо. Было уже пождно, и я жнал, что догоняю швоего противника, потому что его шледы штали шовшем швежими. Вдруг я ушлыхал какой-то жвук, который жаштавил меня подумать, что, может быть, парень, которого я прешледовал, окажалшя жа моей шпиной и теперь я, а не он, могу неожиданно получить по башке. Поэтому я упал на жемлю и пополж на жвук. Догадайшя, друг Шэм, что я увидел? Почему я не рашшкаживал тебе об этом? Каким болваном я был!
– Вполне согласен с этим. Так что же было там дальше. Давай, не тяни.
– Хорошо. Жначит, парень, которого я прешледовал, учуял меня, хотя и не жнаю, каким ображом, потому что я шел тихо, как хорек, подкрадывающийшя к птичке, и это нешмотря на то, что я такой большой. И вше-таки он окажалшя пожади меня и мог бы напашть на меня… мог бы. Но он лежал на жемле, неподвижный, как труп. Вожле него штояли два человека. Это шейчаш я такой шмелый, как и другие, даже шмелее, но тогда я впервые увидел людей и, ражумеетшя, ишпугалшя их. Но тем не менее я притаилшя.
На них была одежда, то ешть то, что ты опишивал мне как одежду. В руках у них были какие-то шмешные штуковины, длиною в фут, похожие на толштые черные палки, но не иж дерева, а шкорее иж штали, такой же, иж которой шделан топор Эрика.
Я был хорошо шпрятан, но эти ублюдки каким-то ображом учуяли меня. Один иж них направил на меня палку, и я потерял шожнание. Выключилшя. Когда я пришел в шебя, двое людей и мой недруг ишчежли. Я не жабуду жапах этих людей, даже когда попаду в ад.
– Это все? – спросил Сэм.
Джо кивнул.
– Черт побери! Да ведь это означает, что эти… эти люди… не спускали с нас глаз добрых полмиллиона лет. Или даже больше. Но были ли это те же самые люди?
– Что ты имеешь в виду, друг Шэм?
Сэм предупредил Джо, что он не должен никому рассказывать о том, что сейчас услышит. Он знал, что великану можно доверять, и все-таки у него возникло беспокойство после того, как он все рассказал. Неизвестный (Сэм назвал его Иксом) потребовал от него, чтобы он ни слова никому не говорил.
– Вше это очень хорошо вяжетшя друг ш другом. – Джо так сильно закивал головой, что его нос стал похож на бревно, болтающееся в разбушевавшемся море. – Какое шовпадение! Я видел их на Жемле, жатем с отрядом Эхнатона я видел башню и вождушный корабль, а теперь вот этот Икш выбрал тебя, чтобы ты поштроил швой пароход. Что ты на это шкажешь?
Сэм так разволновался, что заснул только перед самой зарей, да и то ненадолго. Он заставил себя подняться и пойти позавтракать, хотя с большим удовольствием остался бы в постели. Пока викинги, немец и Джо поглощали содержимое своих чаш, он рассказал им тщательно откорректированную версию того, что произошло с ним ночью. Он рассказал им, будто это был сон. Если бы обоняние Джо не подтвердило присутствие Таинственного Незнакомца, он и сам бы считал это всего лишь сном.
Фон Рихтгофен, разумеется, поднял его на смех, однако норвежцы верили в откровения посредством сновидений. Скорее, большинство из них верило в это. Среди неминуемых скептиков, к несчастью, был Эрик Кровавый Топор.
– Ты хочешь, чтобы мы тащились десять миль и копали землю только из-за того, что тебя посетил кошмар? – зарычал он. – Я всегда думал, что твой ум настолько же ничтожен, как и твоя смелость, Клеменс. Теперь я уверен в этом! Забудь о своих бреднях!
Сэм сидел на земле и ел. После этих слов он вскочил и, сверкая глазами из-за густых бровей, сказал:
– Тогда мы с Джо пойдем туда. Организуем местных жителей, чтобы они помогли нам копать, и когда мы отыщем железо – а мы его обязательно отыщем – вам не купить места в организации ни деньгами, ни любовью. Первого здесь просто не существует, а второго, между прочим, у вас не было ни здесь, ни на Земле.
Кровавый Топор начал кричать, размахивая топором, плюясь непрожеванным хлебом и мясом.
– Ты, жалкий раб, как ты разговариваешь со мной! Ты ничего не выкопаешь, негодяй, кроме своей могилы!
Джо, который уже возник рядом с Клеменсом, издал воинственный клич и вытащил из-за пояса свой каменный топор. Викинги прекратили еду и отошли в сторону, расположившись за своим вожаком. Фон Рихтгофен ухмылялся во время рассказа Клеменса, но сейчас он с той же застывшей ухмылкой задрожал. Но вовсе не от страха. Он поднялся и не проронив ни слова, встал справа от Клеменса.
– Вы насмехались над смелостью и умением драться германцев, мой норвежский друг, – сказал он викингу. – Теперь у вас этот смех станет поперек глотки.
Кровавый Топор громко рассмеялся.
– Вы только посмотрите! – вопил он. – Два бойцовых петушка и горилла! Ваша смерть не будет легкой! Уж я позабочусь о том, чтобы прошло много дней, прежде чем вы испытаете радость смерти! Вы будете меня умолять прекратить ваши муки, но напрасно.
– Джо! – позвал Клеменс. – Непременно убей Топора первым, и тогда тебе не придется сильно потеть, чтобы одолеть остальных.
Джо поднял свой пятидесятифунтовый топор над плечом и стал вращать им по дуге с такой легкостью, будто тот был пушинкой.
– Я могу проломить его грудную клетку одним ударом и, наверное, жашибу еще нешкольких жа ним.
Норвежцы хорошо знали, что это не пустое хвастовство. Им доводилось уже видеть достаточное количество размозженных им черепов. Этот гигант был способен убить половину из них, прежде чем они расправятся с ним. А может быть, даже останется в живых, сокрушив всех. Но они поклялись до самой смерти защищать Кровавого Топора и, хотя многие его недолюбливали, нарушать свою клятву не собирались.
В Речной Долине не должно было бы быть трусов, а храбрость должна была стать всеобщей. Ведь смерть была не навсегда, убитый воскресал снова. Но те, кто был храбрым на Земле, как правило, были храбрыми и здесь, а кто был труслив на родной планете, так и остался трусом. Умом можно было понять, что смерть длится всего лишь день, но все клетки организма, подсознание, весь комплекс эмоций, все то, что составляло сущность человека, не признавало этот факт. Сэм Клеменс как мог старался избегать насилия и следующих за этим душевных мучений, которых он боялся сильнее насильственной смерти. Он не раз сражался в рядах викингов, размахивая топором, метая копье и стрелы. Он наносил и получал раны, а один раз даже убил человека, хотя, скорее всего, это было случайностью, а не результатом его мастерства. Но он не был воином. Во время битвы полностью открывались все клапаны его сердца, и силы быстро покидали его.
Сэму это было хорошо известно, но он не стыдился этого и не упрекал себя.
Эрик Кровавый Топор был вне себя от ярости и ничего не боялся. Но если он умрет – и скорее всего так и случится – он уже никогда не сможет принять участие в путешествии на гигантском пароходе-мечте Клеменса и не пойдет на приступ цитадели на северном полюсе планеты. И хотя он смеялся над сном Сэма, какая-то его часть все же продолжала верить, что сновидения могут быть откровениями, посылаемыми богами. Вдруг он сам себя ограбит, лишившись такого славного будущего.
Сэм Клеменс знал викинга и готов был спорить, что честолюбие одолеет гнев Эрика. Так и произошло. Вожак опустил топор и заставил себя улыбнуться.
– Нехорошо сомневаться в том, что посылают боги, пока не удостоверишься сам, – произнес он. – У меня были знакомые жрецы, которым Один и Хеймдаль открывали истину в снах. Однако они были малодушными и частенько лгали от имени говоривших с ними богов. Поэтому, мы будем копать железо. И если найдем его, то хорошо. Но если же нет… Вот тогда-то и продолжим наш спор, который отложили сегодня…
Сэм облегченно вздохнул и постарался поскорее унять свою дрожь. Его мочевой пузырь и кишки причиняли ему страдания своим упорным желанием освободиться от содержимого. Но в этот момент он не осмеливался удалиться. Он должен играть роль человека, который всегда побеждает. Через десять минут, уже не в силах больше терпеть, он побежал к своей хижине.
Икс, этот Таинственный Незнакомец, сказал, что копать нужно где-то около десятого чашного камня вверх по Реке. Однако будущим рудокопам нужно было выяснить отношения с главарями местных жителей. Это были: гангстер из Чикаго 20-30-х годов по имени Альфонсо Джилбретто, бельгийский угольный и стальной магнат конца девятнадцатого века и один из турецких султанов середины восемнадцатого века. Вокруг этого триумвирата сложилось по ставшей уже классической схеме ядро банды из тех, кто был безжалостным эксплуататором своих ближних в преступном и деловом мире Земли. Тех, кто возражал против новых самозваных правителей, постарались убрать, и банда определила, какую долю из содержимого чаш каждого «гражданина» следует выплачивать за «защиту». Джилбретто завел себе гарем из пяти женщин, две из которых согласились добровольно, а одна уже успела умереть, разбив себе голову чашей, когда он прошлой ночью вошел в ее хижину.