Страница:
– О, сэр… – начал было Дэвид и запнулся, не находя слов. – Вы… вы настоящий маэстро!
– Ну уж и настоящий!
Бросив на него быстрый взгляд, словно желая убедиться в искренности восхищения, сэр Невил улыбнулся.
– Прошу вас, сэр, продолжайте!
Сэр Невил засмеялся.
– Ей-Богу, ты мне льстишь. Но, если ты действительно любишь музыку, я тебе сыграю еще, или лучше миссис Белинда споет для нас обоих.
И он взял со стола серебряный колокольчик. Почти в ту же секунду бесшумно вошел лакей и поклонился, ожидая приказаний.
– Попросите, пожалуйста, миссис Белинду прийти в органную.
Слуга молча удалился, а сэр Невил встал и повел гостя в тускло освещенный зал. Вскоре послышались быстрые легкие шаги, шелест платья, и перед обоими Лорингами предстала миссис Белинда.
– Что ты хочешь, Невил? – тихим, нежным голосом спросила она. – Мне что-нибудь сыграть?
– Моцарта, моя милая! Божественного Моцарта, который выразил своей музыкой больше, чем можно сказать словами.
Миссис Белинда, показавшаяся еще тоньше и девически-стройнее, чем в прошлый раз, когда ее видел Дэвид, послушно села к огромному инструменту, маленькие пальчики забегали по клавиатуре, и внезапно сверху хлынул стремительный водопад, все вокруг затопили мощные голоса труб и, поднявшись каскадом до немыслимых высот восторга, затихли. Остался только плеск струй, тихое журчание, сопровождаемое страстным и нежным плачем скрипки.
Целый час играли они сочинения покойного маэстро, и все по памяти, без всяких нот. Наконец сэр Невил остановился и перевел дух.
– Достаточно, Белинда! А теперь спой нам что-нибудь.
– Хорошо, Невил, я спою вам… песню, которую ты написал когда-то… когда мы оба были молоды.
– Нет, нет! Спой что-нибудь более достойное твоего голоса.
– Но, Невил, твоя песня – это лучшее из всего, что я пою. Вот, послушайте.
Снова заиграл орган, и под его чарующие звуки вдруг зазвучал удивительно глубокий голос. Дэвид поразился контрасту между голосом, которым Белинда говорила, и тем, которым сейчас пела:
Дэвид, в свою очередь пробормотав слова благодарности, коснулся губами маленьких крепких пальчиков миссис Белинды и проводил ее взглядом. Белинда исчезла быстро и тихо, словно тень, и Дэвид еще долго терялся в догадках, почему она показалась ему такой несчастной. Потом понял: из-за седины.
– Да, – вздохнул сэр Невил, – пожалуй, я смогу уснуть. Впрочем, как знать! Бессонница стала для меня настоящим проклятьем, сэр. Ложиться в это время в постель – только зря мучиться, и я часто брожу по дому, как неприкаянный. Так что, если вдруг услышишь спозаранку мою колченогую походку, знай: это мое проклятье… Теперь я понимаю, что спать, не видя снов, – это самый настоящий дар небес… Все забывается, стихает боль, душевная и телесная, восстанавливаются силы… А вот и Джордан, он посветит тебе и проводит до постели. Доброй ночи, сэр. Желаю крепкого сна!
– Ну уж и настоящий!
Бросив на него быстрый взгляд, словно желая убедиться в искренности восхищения, сэр Невил улыбнулся.
– Прошу вас, сэр, продолжайте!
Сэр Невил засмеялся.
– Ей-Богу, ты мне льстишь. Но, если ты действительно любишь музыку, я тебе сыграю еще, или лучше миссис Белинда споет для нас обоих.
И он взял со стола серебряный колокольчик. Почти в ту же секунду бесшумно вошел лакей и поклонился, ожидая приказаний.
– Попросите, пожалуйста, миссис Белинду прийти в органную.
Слуга молча удалился, а сэр Невил встал и повел гостя в тускло освещенный зал. Вскоре послышались быстрые легкие шаги, шелест платья, и перед обоими Лорингами предстала миссис Белинда.
– Что ты хочешь, Невил? – тихим, нежным голосом спросила она. – Мне что-нибудь сыграть?
– Моцарта, моя милая! Божественного Моцарта, который выразил своей музыкой больше, чем можно сказать словами.
Миссис Белинда, показавшаяся еще тоньше и девически-стройнее, чем в прошлый раз, когда ее видел Дэвид, послушно села к огромному инструменту, маленькие пальчики забегали по клавиатуре, и внезапно сверху хлынул стремительный водопад, все вокруг затопили мощные голоса труб и, поднявшись каскадом до немыслимых высот восторга, затихли. Остался только плеск струй, тихое журчание, сопровождаемое страстным и нежным плачем скрипки.
Целый час играли они сочинения покойного маэстро, и все по памяти, без всяких нот. Наконец сэр Невил остановился и перевел дух.
– Достаточно, Белинда! А теперь спой нам что-нибудь.
– Хорошо, Невил, я спою вам… песню, которую ты написал когда-то… когда мы оба были молоды.
– Нет, нет! Спой что-нибудь более достойное твоего голоса.
– Но, Невил, твоя песня – это лучшее из всего, что я пою. Вот, послушайте.
Снова заиграл орган, и под его чарующие звуки вдруг зазвучал удивительно глубокий голос. Дэвид поразился контрасту между голосом, которым Белинда говорила, и тем, которым сейчас пела:
– Ну и ну! – воскликнул сэр Невил, едва замер последний аккорд. – Надо же, как я был сентиментален в молодости! Ей-Богу, настоящий мечтатель. Увы, все в прошлом!.. Но время не властно над твоим чудным голосом, Белинда. Благодарю тебя. Ты, как всегда, утешила меня. Может статься, я сегодня даже засну… Доброй ночи!
Закат померк, и тихо ночь
Простерла бархат крыл.
И слезы всех, кому невмочь,
Сон благодатный гонит прочь,
Забвенье дарит сил.
О Смерть, ты просто долгий сон,
Мне зов не страшен твой.
Умру – не плачьте, знайте: он
Под саван ночи положен,
В забвенье и покой.
Дэвид, в свою очередь пробормотав слова благодарности, коснулся губами маленьких крепких пальчиков миссис Белинды и проводил ее взглядом. Белинда исчезла быстро и тихо, словно тень, и Дэвид еще долго терялся в догадках, почему она показалась ему такой несчастной. Потом понял: из-за седины.
– Да, – вздохнул сэр Невил, – пожалуй, я смогу уснуть. Впрочем, как знать! Бессонница стала для меня настоящим проклятьем, сэр. Ложиться в это время в постель – только зря мучиться, и я часто брожу по дому, как неприкаянный. Так что, если вдруг услышишь спозаранку мою колченогую походку, знай: это мое проклятье… Теперь я понимаю, что спать, не видя снов, – это самый настоящий дар небес… Все забывается, стихает боль, душевная и телесная, восстанавливаются силы… А вот и Джордан, он посветит тебе и проводит до постели. Доброй ночи, сэр. Желаю крепкого сна!
Глава XV,
в которой происходят некие ночные события
Эту вещь зоркий взгляд Дэвида заметил сразу, как только за молчаливым слугой закрылась дверь. Мельком оглядев богато убранную комнату с дорогой мебелью, великолепными коврами и стенами, обитыми кожей, молодой человек почувствовал желание получше рассмотреть картину, которая, по-видимому, не просто висела на стене, а была в нее вделана. Картина представляла собой портрет джентльмена в парике. Тяжелые черты лица на темном фоне и мрачный взгляд придавали джентльмену чрезвычайно зловещий вид. Его взгляд исподлобья как будто следил за каждым движением гостя и словно стремился привести его в замешательство. И действительно, портрет так действовал Дэвиду на нервы, что он почти бессознательно все время ловил на себе неодобрительный взгляд со стены и сам то и дело поглядывал на сурового джентльмена.
Забравшись наконец в постель, Дэвид попытался уснуть, но по-прежнему не мог отделаться от лица на картине, которое так и стояло у него перед глазами. Пролежав с четверть часа, он вновь почувствовал то же смутное, безотчетное беспокойство, что испытал за ужином. Картина, темная спальня, самый воздух спальни, казалось, таили угрозу. Наконец, движимый неясным побуждением, сам себе удивляясь, Дэвид выскользнул из-под одеяла, ощупью добрался до двери и на всякий случай повернул ключ. Потом усталость взяла свое, и он все-таки уснул.
Однако спустя какое-то время его разбудило тревожное видение, которое Дэвид тут же по пробуждении забыл. Комнату заливал лунный свет, и джентльмен в парике смотрел совсем уж злобно. Дэвид усмехнулся своим страхам и, сладко потянувшись, уставился на портрет, словно играя с ним в гляделки. Интересно, лениво гадал он, кем был этот человек?
Вдруг его словно подбросило. Он мгновенно сел на постели и пристально вгляделся в портрет. Ему показалось, будто глаза на нем мигнули… Дэвид застыл в полной неподвижности и, внутренне напрягшись, едва дыша, не отрывал взгляда от портрета… Глаза в лунном свете казались настоящими, живыми… потом от напряжения в собственных глазах Дэвида поплыл туман, а когда в них снова прояснилось, свирепое лицо на портрете как будто ослепло.
Откинув простыни, Дэвид спрыгнул с кровати, схватил стул и, поставив его под картиной, взобрался ногами на мягкое сиденье. Вблизи глаза на портрете оказались выписанными такими же мазками, как и все остальное. Он разозлился на себя за глупость, слез со стула, и все же что-то в темной комнате, в глубокой тишине огромного дома – он и сам не понимал, что именно, – вызывало озноб, хотя ночь стояла теплая.
Дэвид подошел к открытой створке зарешеченного окна и облокотился на подоконник. Вдыхая аромат жимолости, он смотрел вниз, на широкую мраморную террасу. Луна серебрила газоны, застывшими черными силуэтами стояли стройные деревья. Ничто не нарушало тишину, ни один лист не шелохнулся. Дэвид почти успокоился, когда минуту спустя от мрачных теней деревьев внезапно отделилась еще одна тень и крадучись двинулась к дому. Бесформенная, безликая, неслышно скользила она, приближаясь к стене. Наконец Дэвид сумел разглядеть мужскую фигуру. Человек замер, озираясь по сторонам, потом еще сильнее пригнулся и исчез за углом.
Дэвид отвернулся от окна, постоял и, сам не зная зачем, начал торопливо одеваться. Он уже потянулся за курткой, и тут ему послышался какой-то звук за стеной. Дэвид замер, неясный звук повторился. Он напоминал осторожные шаги прихрамывающего человека.
Дэвид натянул куртку, сунул руку в карман и стиснул серебряную рукоятку пистолета. Затем, зажав башмаки под мышкой, подкрался на цыпочках к двери и тут же остолбенел от изумления, ибо как раз в эту секунду, несмотря на то что он перед сном повернул ключ, дверь начала медленно, бесшумно открываться.
Дэвид выхватил пистолет и взвел курок, но только для того, чтобы, отпрянув, сразу же спрятать его за спину: в комнату шагнула Антиклея.
– Тс-с! – прошептала она. – Вы не вняли предостережению! А теперь… слышите?
Откуда-то из мрака большого дома до них опять донеслись крадущиеся, с приволоком, шаги.
– А в чем дело? – прошептал он.
– Молчите! – выдохнула она. – Скорее за мной!
И схватив его руку теплыми сильными пальцами, Антиклея потянула его в темноту коридора. Быстро пройдя по толстому ковру, она открыла какую-то дверь, и Дэвид очутился в комнате с горящей свечой. Это оказалась спальня. Он разглядел роскошную кровать, туалетный столик, сверкающий серебром и хрусталем, стул с наваленной на него грудой женской одежды и открытое окно.
– Вам туда, – прошептала девушка. – Придется спускаться!
– Каким образом, сударыня?
– По стеблям плюща. Говорю вам, быстрее! Я проделывала это множество раз. Ну же, не мешкайте!
– Но почему, мэм?
– О Господи! Некогда объяснять! Шевелитесь же!
– Но, мэм, почему я должен убегать?..
– Живее, живее! Яксли скоро будет здесь!
– Кто такой?.. Что, черт возьми, все это значит?
– Не знаю… Я сама не знаю… Только прошу вас, уходите! Быстрее!
Дэвид перелез через подоконник и, цепляясь за толстые узловатые стебли плюща, начал спускаться. Действительно, дело это далось ему с легкостью. Спустившись чуть ниже уровня подоконника, он задрал голову, чтобы задать еще один вопрос, но увидел, что решетка над ним уже закрыта, а в окне темно.
Достигнув земли, Дэвид постоял секунду, осматриваясь по сторонам, затем со все возрастающим недоумением оглянулся на дом. Тут одно из окон неожиданно осветилось. Дэвид узнал в нем то самое окно, из которого сам только что смотрел в сад. Кто-то бродил по его спальне с лампой в руке. Вот в пятно света попали очертания фигуры и лицо… лицо сэра Невила. Баронет подошел к окну и стал вглядываться вниз. Увидев выражение этого лица, Дэвид втянул голову в плечи, юркнул к стене и, тесно прижавшись к ней, спрятался в зарослях плюща. Через некоторое время створка окна хлопнула, молодой человек выглянул и посмотрел на дом. Свет во всех окнах исчез.
И тогда Дэвид, продолжая недоумевать и теряясь в догадках, отправился в путь.
Эту вещь зоркий взгляд Дэвида заметил сразу, как только за молчаливым слугой закрылась дверь. Мельком оглядев богато убранную комнату с дорогой мебелью, великолепными коврами и стенами, обитыми кожей, молодой человек почувствовал желание получше рассмотреть картину, которая, по-видимому, не просто висела на стене, а была в нее вделана. Картина представляла собой портрет джентльмена в парике. Тяжелые черты лица на темном фоне и мрачный взгляд придавали джентльмену чрезвычайно зловещий вид. Его взгляд исподлобья как будто следил за каждым движением гостя и словно стремился привести его в замешательство. И действительно, портрет так действовал Дэвиду на нервы, что он почти бессознательно все время ловил на себе неодобрительный взгляд со стены и сам то и дело поглядывал на сурового джентльмена.
Забравшись наконец в постель, Дэвид попытался уснуть, но по-прежнему не мог отделаться от лица на картине, которое так и стояло у него перед глазами. Пролежав с четверть часа, он вновь почувствовал то же смутное, безотчетное беспокойство, что испытал за ужином. Картина, темная спальня, самый воздух спальни, казалось, таили угрозу. Наконец, движимый неясным побуждением, сам себе удивляясь, Дэвид выскользнул из-под одеяла, ощупью добрался до двери и на всякий случай повернул ключ. Потом усталость взяла свое, и он все-таки уснул.
Однако спустя какое-то время его разбудило тревожное видение, которое Дэвид тут же по пробуждении забыл. Комнату заливал лунный свет, и джентльмен в парике смотрел совсем уж злобно. Дэвид усмехнулся своим страхам и, сладко потянувшись, уставился на портрет, словно играя с ним в гляделки. Интересно, лениво гадал он, кем был этот человек?
Вдруг его словно подбросило. Он мгновенно сел на постели и пристально вгляделся в портрет. Ему показалось, будто глаза на нем мигнули… Дэвид застыл в полной неподвижности и, внутренне напрягшись, едва дыша, не отрывал взгляда от портрета… Глаза в лунном свете казались настоящими, живыми… потом от напряжения в собственных глазах Дэвида поплыл туман, а когда в них снова прояснилось, свирепое лицо на портрете как будто ослепло.
Откинув простыни, Дэвид спрыгнул с кровати, схватил стул и, поставив его под картиной, взобрался ногами на мягкое сиденье. Вблизи глаза на портрете оказались выписанными такими же мазками, как и все остальное. Он разозлился на себя за глупость, слез со стула, и все же что-то в темной комнате, в глубокой тишине огромного дома – он и сам не понимал, что именно, – вызывало озноб, хотя ночь стояла теплая.
Дэвид подошел к открытой створке зарешеченного окна и облокотился на подоконник. Вдыхая аромат жимолости, он смотрел вниз, на широкую мраморную террасу. Луна серебрила газоны, застывшими черными силуэтами стояли стройные деревья. Ничто не нарушало тишину, ни один лист не шелохнулся. Дэвид почти успокоился, когда минуту спустя от мрачных теней деревьев внезапно отделилась еще одна тень и крадучись двинулась к дому. Бесформенная, безликая, неслышно скользила она, приближаясь к стене. Наконец Дэвид сумел разглядеть мужскую фигуру. Человек замер, озираясь по сторонам, потом еще сильнее пригнулся и исчез за углом.
Дэвид отвернулся от окна, постоял и, сам не зная зачем, начал торопливо одеваться. Он уже потянулся за курткой, и тут ему послышался какой-то звук за стеной. Дэвид замер, неясный звук повторился. Он напоминал осторожные шаги прихрамывающего человека.
Дэвид натянул куртку, сунул руку в карман и стиснул серебряную рукоятку пистолета. Затем, зажав башмаки под мышкой, подкрался на цыпочках к двери и тут же остолбенел от изумления, ибо как раз в эту секунду, несмотря на то что он перед сном повернул ключ, дверь начала медленно, бесшумно открываться.
Дэвид выхватил пистолет и взвел курок, но только для того, чтобы, отпрянув, сразу же спрятать его за спину: в комнату шагнула Антиклея.
– Тс-с! – прошептала она. – Вы не вняли предостережению! А теперь… слышите?
Откуда-то из мрака большого дома до них опять донеслись крадущиеся, с приволоком, шаги.
– А в чем дело? – прошептал он.
– Молчите! – выдохнула она. – Скорее за мной!
И схватив его руку теплыми сильными пальцами, Антиклея потянула его в темноту коридора. Быстро пройдя по толстому ковру, она открыла какую-то дверь, и Дэвид очутился в комнате с горящей свечой. Это оказалась спальня. Он разглядел роскошную кровать, туалетный столик, сверкающий серебром и хрусталем, стул с наваленной на него грудой женской одежды и открытое окно.
– Вам туда, – прошептала девушка. – Придется спускаться!
– Каким образом, сударыня?
– По стеблям плюща. Говорю вам, быстрее! Я проделывала это множество раз. Ну же, не мешкайте!
– Но почему, мэм?
– О Господи! Некогда объяснять! Шевелитесь же!
– Но, мэм, почему я должен убегать?..
– Живее, живее! Яксли скоро будет здесь!
– Кто такой?.. Что, черт возьми, все это значит?
– Не знаю… Я сама не знаю… Только прошу вас, уходите! Быстрее!
Дэвид перелез через подоконник и, цепляясь за толстые узловатые стебли плюща, начал спускаться. Действительно, дело это далось ему с легкостью. Спустившись чуть ниже уровня подоконника, он задрал голову, чтобы задать еще один вопрос, но увидел, что решетка над ним уже закрыта, а в окне темно.
Достигнув земли, Дэвид постоял секунду, осматриваясь по сторонам, затем со все возрастающим недоумением оглянулся на дом. Тут одно из окон неожиданно осветилось. Дэвид узнал в нем то самое окно, из которого сам только что смотрел в сад. Кто-то бродил по его спальне с лампой в руке. Вот в пятно света попали очертания фигуры и лицо… лицо сэра Невила. Баронет подошел к окну и стал вглядываться вниз. Увидев выражение этого лица, Дэвид втянул голову в плечи, юркнул к стене и, тесно прижавшись к ней, спрятался в зарослях плюща. Через некоторое время створка окна хлопнула, молодой человек выглянул и посмотрел на дом. Свет во всех окнах исчез.
И тогда Дэвид, продолжая недоумевать и теряясь в догадках, отправился в путь.
Глава XVI,
в которой появляется человек с заячьей губой
Вечерело. Растянувшись на скамье под стеной гостиницы, Дэвид сонно перебирал в уме различные эпизоды последних, столь богатых событиями двадцати четырех часов. Он снова радовался чуду вернувшейся памяти, хмурился, вспоминая своего дядю, размышлял, как лучше взяться за хлопотное дело официального подтверждения своей личности, думал о рыжеволосой амазонке с угрюмым взглядом и вновь поражался ее страстной ненависти к своему опекуну. Так, бормоча про себя ее имя: «Антиклея», – он наконец погрузился в освежающую дрему, но не успел по-настоящему заснуть, как был потревожен шорохом, который послышался совсем рядом со скамьей. Шорох сопровождало чье-то тяжелое дыхание, перемежавшееся странным фырканьем с присвистом. Дэвид открыл сонные глаза и увидел огромную голову, склонившуюся над ним. Голову венчала облезлая меховая шапка, из-под шапки выбивались прямые жесткие волосы, свисавшие сосульками вокруг неприятного лица их обладателя, которое казалось еще более отталкивающим из-за дефекта, известного под названием «заячья губа». Из этого-то обезображенного рта и исходили свист и сопение.
Когда Дэвид открыл глаза, голова отодвинулась. Он сел, и рука его сама потянулась к карману с пистолетом: стоявший перед ним человек опирался на длинноствольное ружье. Подобного урода Дэвиду еще не приходилось видеть. Человек оказался низкорослым, но впечатление было такое, словно огромную голову, непропорционально длинные руки, широкие плечи и мощное туловище колосса насадили на пару коротеньких, отвратительно кривых ножек. Чудовищно огромные, волосатые ручищи лежали одна на другой на стволе ружья, поставленного прикладом на землю. Поверх рук покоился чисто выбритый квадратный подбородок, а из-под косматых бровей, торчащих вперед, словно продолжение сильно развитых надбровных дуг, так и зыркали маленькие, близко посаженные глазки. Недобрый взгляд уродливого незнакомца переместился с нового головного убора Дэвида на его левую руку, потом на потертый костюм и башмаки и наконец вновь остановился на его лице.
Сердце Дэвида, подвергнутого столь беззастенчивому осмотру, сжалось от неожиданного дурного предчувствия, поэтому, заговорив, он меньше следил за речью, и его протяжный выговор был заметнее, чем обычно.
– Ну теперь-то, полагаю, вы меня узна’ете, если нам доведется когда-нибудь снова встретиться?
– Ф-ф! – фыркнула заячья губа.
– Хм! – произнес Дэвид. Поведение незнакомца нравилось ему все меньше. – Итак, если у вас есть какие-то другие важные дела, вы можете смело заняться ими.
– А я ими и занимаюсь! – гнусаво ответствовал человек, уставившись на руки Дэвида и усердно разглядывая их.
– Полагаю, вы – местный егерь или лесничий и охраняете здешние охотничьи угодья? – спросил Дэвид, обратив внимание на его вельветовую куртку и прочные гетры на пуговицах.
– Ну, – сказал человек с заячьей губой.
– И живете в поместье Лорингов, вон там?
– Кх-умпф! – хрюкнул незнакомец и оторвал мясистый подбородок от волосатых рук, чтобы смачно сплюнуть на землю.
– Так почему бы вам не отправиться охранять то, что вам вверено? – предложил Дэвид.
Человек опять фыркнул. Его взгляд лениво переместился с новой шляпы Дэвида на стоптанные башмаки.
– Умпф! – снова изрек он.
Дэвид всплеснул руками.
– Да вы попросту болтун! Только, знаете ли, столь чрезмерное многословие утомительно. Так что идите-ка своей дорогой, мистер Трещотка, и занимайтесь своей болтовней где-нибудь в другом месте.
– А ф…вы чужак в этих местах, а? – неожиданно осведомился егерь.
– А вы, – взорвался Дэвид, – вы, видно, чужак в любом месте!
– Это вы были вчера там, в доме?
– Если вы имеете в виду Лоринг-Чейз, то да, я там был.
– Что ж, значит, это ф…фисьмо – для вас, – проворчал человек. – По крайней мере, вы похожи…
– Письмо? Мне? От кого?
– Если ваше имя будет Дэвид…
– Да, именно так меня зовут.
– Но у вас шляпа.
– И что с того?
– Я должен отдать это фисьмо парню с заф…бинтованной головой. И никому другому… Она очень настаивала.
– Ну, голова-то у меня и впрямь забинтована. А кто это – «она»?
– Без шляпы! – повторил незнакомец.
– Шляпа куплена совсем недавно. Так кто же это – «она»?
– И по имени Дэвид!
– Я же сказал: меня зовут Дэвид. О ком вы говорили?
– Дэвид, а дальше? – потребовал человек с заячьей губой.
– Кому как нравится! – мрачно ответил он.
– Вовут Дэвид, – словно рассуждая вслух, бормотал егерь. – Голова вабинтована. Но бев фляпы! Умпф-ф… Мовет, он, а мовет, и не он… Ну, ладно, вот вам вапифка! – И, сняв меховую шапку, вытащил из нее письмо и протянул его молодому человеку.
Письмо оказалось скреплено сургучной печатью, но без адреса или какой бы то ни было надписи на внешней стороне. Дэвид поднял глаза на письмоношу. Хотя тот был занят своей шапкой, никак не желавшей ровно сидеть на голове, его тусклый взгляд по-прежнему был устремлен на лицо молодого человека. Вернее, даже чуточку мимо. Все тот же терпеливый, выжидающий, какой-то волчий взгляд. Он будил смутную тревогу.
– Ну, чего глазеете? – сердито спросил Дэвид.
– По имени Дэвид, – опять забубнил смотритель фамильных охотничьих угодий. – Голова заф..бинтована… Но в шляпе… в мягкой фетровой шляпе!
– Чего вы ждете?
– Ответа, конечно.
– Так вам велено передать ответ?
– Угу. Потому и жду.
Тогда Дэвид сломал печать, развернул сложенное письмо и прочел его – всего две строчки, написанные каллиграфическим почерком:
«Нам нужно встретиться. Ждите меня на закате у старой водяной мельницы. Это очень важно. Антиклея».
Он задумался и долго смотрел на записку, потом сложил ее и положил в карман.
– Можете передать, что я буду.
– Э-э… Я должен сказать, что вы будете?..
– Да, – кивнул Дэвид. – Буду непременно.
– Непф…ременно, – эхом повторил егерь. – Что-нибудь еще?
– Нет! – ответил он.
– Нет, – повторил егерь, потоптался на месте и, закинув ружье за плечо, повернулся, чтобы уйти, но снова замешкался, словно вспомнил о чем-то.
– Ну, что еще? – нетерпеливо спросил Дэвид.
Егерь обернулся и закивал.
– Значит, сказать, что вы будете… э-э… непременно…
– Да!
Кожа вокруг маленьких глазок собралась морщинками, толстые губы неожиданно разъехались, обнажив большие желтые зубы, и человек с заячьей губой поплелся прочь. Дэвид подумал, что улыбка смотрителя угодий в тысячу раз безобразнее и страшнее, нежели сам смотритель.
Вечерело. Растянувшись на скамье под стеной гостиницы, Дэвид сонно перебирал в уме различные эпизоды последних, столь богатых событиями двадцати четырех часов. Он снова радовался чуду вернувшейся памяти, хмурился, вспоминая своего дядю, размышлял, как лучше взяться за хлопотное дело официального подтверждения своей личности, думал о рыжеволосой амазонке с угрюмым взглядом и вновь поражался ее страстной ненависти к своему опекуну. Так, бормоча про себя ее имя: «Антиклея», – он наконец погрузился в освежающую дрему, но не успел по-настоящему заснуть, как был потревожен шорохом, который послышался совсем рядом со скамьей. Шорох сопровождало чье-то тяжелое дыхание, перемежавшееся странным фырканьем с присвистом. Дэвид открыл сонные глаза и увидел огромную голову, склонившуюся над ним. Голову венчала облезлая меховая шапка, из-под шапки выбивались прямые жесткие волосы, свисавшие сосульками вокруг неприятного лица их обладателя, которое казалось еще более отталкивающим из-за дефекта, известного под названием «заячья губа». Из этого-то обезображенного рта и исходили свист и сопение.
Когда Дэвид открыл глаза, голова отодвинулась. Он сел, и рука его сама потянулась к карману с пистолетом: стоявший перед ним человек опирался на длинноствольное ружье. Подобного урода Дэвиду еще не приходилось видеть. Человек оказался низкорослым, но впечатление было такое, словно огромную голову, непропорционально длинные руки, широкие плечи и мощное туловище колосса насадили на пару коротеньких, отвратительно кривых ножек. Чудовищно огромные, волосатые ручищи лежали одна на другой на стволе ружья, поставленного прикладом на землю. Поверх рук покоился чисто выбритый квадратный подбородок, а из-под косматых бровей, торчащих вперед, словно продолжение сильно развитых надбровных дуг, так и зыркали маленькие, близко посаженные глазки. Недобрый взгляд уродливого незнакомца переместился с нового головного убора Дэвида на его левую руку, потом на потертый костюм и башмаки и наконец вновь остановился на его лице.
Сердце Дэвида, подвергнутого столь беззастенчивому осмотру, сжалось от неожиданного дурного предчувствия, поэтому, заговорив, он меньше следил за речью, и его протяжный выговор был заметнее, чем обычно.
– Ну теперь-то, полагаю, вы меня узна’ете, если нам доведется когда-нибудь снова встретиться?
– Ф-ф! – фыркнула заячья губа.
– Хм! – произнес Дэвид. Поведение незнакомца нравилось ему все меньше. – Итак, если у вас есть какие-то другие важные дела, вы можете смело заняться ими.
– А я ими и занимаюсь! – гнусаво ответствовал человек, уставившись на руки Дэвида и усердно разглядывая их.
– Полагаю, вы – местный егерь или лесничий и охраняете здешние охотничьи угодья? – спросил Дэвид, обратив внимание на его вельветовую куртку и прочные гетры на пуговицах.
– Ну, – сказал человек с заячьей губой.
– И живете в поместье Лорингов, вон там?
– Кх-умпф! – хрюкнул незнакомец и оторвал мясистый подбородок от волосатых рук, чтобы смачно сплюнуть на землю.
– Так почему бы вам не отправиться охранять то, что вам вверено? – предложил Дэвид.
Человек опять фыркнул. Его взгляд лениво переместился с новой шляпы Дэвида на стоптанные башмаки.
– Умпф! – снова изрек он.
Дэвид всплеснул руками.
– Да вы попросту болтун! Только, знаете ли, столь чрезмерное многословие утомительно. Так что идите-ка своей дорогой, мистер Трещотка, и занимайтесь своей болтовней где-нибудь в другом месте.
– А ф…вы чужак в этих местах, а? – неожиданно осведомился егерь.
– А вы, – взорвался Дэвид, – вы, видно, чужак в любом месте!
– Это вы были вчера там, в доме?
– Если вы имеете в виду Лоринг-Чейз, то да, я там был.
– Что ж, значит, это ф…фисьмо – для вас, – проворчал человек. – По крайней мере, вы похожи…
– Письмо? Мне? От кого?
– Если ваше имя будет Дэвид…
– Да, именно так меня зовут.
– Но у вас шляпа.
– И что с того?
– Я должен отдать это фисьмо парню с заф…бинтованной головой. И никому другому… Она очень настаивала.
– Ну, голова-то у меня и впрямь забинтована. А кто это – «она»?
– Без шляпы! – повторил незнакомец.
– Шляпа куплена совсем недавно. Так кто же это – «она»?
– И по имени Дэвид!
– Я же сказал: меня зовут Дэвид. О ком вы говорили?
– Дэвид, а дальше? – потребовал человек с заячьей губой.
– Кому как нравится! – мрачно ответил он.
– Вовут Дэвид, – словно рассуждая вслух, бормотал егерь. – Голова вабинтована. Но бев фляпы! Умпф-ф… Мовет, он, а мовет, и не он… Ну, ладно, вот вам вапифка! – И, сняв меховую шапку, вытащил из нее письмо и протянул его молодому человеку.
Письмо оказалось скреплено сургучной печатью, но без адреса или какой бы то ни было надписи на внешней стороне. Дэвид поднял глаза на письмоношу. Хотя тот был занят своей шапкой, никак не желавшей ровно сидеть на голове, его тусклый взгляд по-прежнему был устремлен на лицо молодого человека. Вернее, даже чуточку мимо. Все тот же терпеливый, выжидающий, какой-то волчий взгляд. Он будил смутную тревогу.
– Ну, чего глазеете? – сердито спросил Дэвид.
– По имени Дэвид, – опять забубнил смотритель фамильных охотничьих угодий. – Голова заф..бинтована… Но в шляпе… в мягкой фетровой шляпе!
– Чего вы ждете?
– Ответа, конечно.
– Так вам велено передать ответ?
– Угу. Потому и жду.
Тогда Дэвид сломал печать, развернул сложенное письмо и прочел его – всего две строчки, написанные каллиграфическим почерком:
«Нам нужно встретиться. Ждите меня на закате у старой водяной мельницы. Это очень важно. Антиклея».
Он задумался и долго смотрел на записку, потом сложил ее и положил в карман.
– Можете передать, что я буду.
– Э-э… Я должен сказать, что вы будете?..
– Да, – кивнул Дэвид. – Буду непременно.
– Непф…ременно, – эхом повторил егерь. – Что-нибудь еще?
– Нет! – ответил он.
– Нет, – повторил егерь, потоптался на месте и, закинув ружье за плечо, повернулся, чтобы уйти, но снова замешкался, словно вспомнил о чем-то.
– Ну, что еще? – нетерпеливо спросил Дэвид.
Егерь обернулся и закивал.
– Значит, сказать, что вы будете… э-э… непременно…
– Да!
Кожа вокруг маленьких глазок собралась морщинками, толстые губы неожиданно разъехались, обнажив большие желтые зубы, и человек с заячьей губой поплелся прочь. Дэвид подумал, что улыбка смотрителя угодий в тысячу раз безобразнее и страшнее, нежели сам смотритель.
Глава XVII,
в которой мистер Шриг беседует с покойником
Дэвид подождал, пока неуклюжая фигура не скрылась из виду, потом привалился к спинке скамьи, вынул и снова развернул записку. Он перечитал ее второй раз и третий, обдумывая каждое слово, потом, привлеченный новым посторонним шумом, резко обернулся и в безмолвном изумлении уставился на бродячего торговца, который, высунувшись из окна за спиной Дэвида, тоже вчитывался в строки записки.
– Как… какого дьявола?.. – заливаясь краской гнева, с запинкой забормотал Дэвид.
– Никак что-то не могу разобрать последнее слово, – посетовал торговец. – Остальное-то понял: «Нужно встретиться, ждите у старой мельницы на закате, очень важно…» А вот последнее словечко – какая-то головоломка! Начинается на «А», правильно?
– Черт!
Дэвид вскочил и, запихнув письмо в карман, сжал кулаки. Торговец прищурил один глаз и погрозил ему пальцем.
– Эй, полегче, приятель! – произнес он хрипловато и с укоризной. Разве это дело – бросаться с кулаками на своих друзей, которые заботятся о тебе, словно отец с матерью? Вместе взятые. В одном лице.
– Кто?.. Что все это значит? – воскликнул опешивший Дэвид и даже отступил на шаг. – Кто вы такой?
– Не узнал? Это потому, что я в парике и накладных усах с бакенбардами. Джаспер Шриг с Боу-стрит, которого ты спас от двух беспощадных злодеев. Ты не забыл еще своего приятеля Джаспера и старину Дика, что содержит «Пушкаря» на Грэйс-Инн-Лейн?
– Нет… Конечно же нет, – промямлил Дэвид, немного успокаиваясь. – Но…
– Ну и слава Богу. А может быть, ты наконец вспомнил свое имя, а? Тебя ведь зовут не Джек? Ты ведь вспомнил, как попал в реку и все остальное, верно?
– Да, память ко мне вернулась, теперь я, слава Богу, все помню.
Мистер Шриг, подвергаясь опасности вывалиться, еще больше свесился из окна и прошептал заговорщицки:
– И как мне теперь тебя называть, дружище?
– Дэвид Лоринг.
– Все, финита ля комедия! – воскликнул мнимый торговец и звонко хлопнул себя по макушке. Пожалуй, не будь на ней поношенной шляпы, он отбил бы себе ладонь. Мало того, обычная выдержка настолько изменила сыщику, что он принялся громко щелкать большими и указательными пальцами обеих рук по очереди. – Все встало на свои места, приятель! – объявил он.
– Все? Но что, собственно, вы имеете в виду? – спросил Дэвид, недоумение которого лишь возросло.
– А то, что Надежду сменила Определенность! Заходи-ка в мой номер, дружище. Тут нам никто не помешает, и ты узнаешь множество весьма интересных вещей.
Гадая, что бы все это значило, Дэвид направился к дверям гостиницы. Шриг встретил его, проводил вверх по узкой лестнице и впустил в маленькую комнату, из зарешеченного окна которой открывался вид на лес, луга и перелески, снова сменявшиеся лесом. В ближнем лесу среди деревьев виднелся конек крыши утопавшего в зелени дома. Мистер Шриг ткнул пальцем в сторону парка.
– Лоринг-Чейз! – сообщил он и повел рукой, следуя невидимому руслу извилистого ручья. Когда палец указал на дальний конец леса, сыщик поделился вторым результатом предварительных наблюдений: – А там – водяная мельница!
– Итак, – спросил Дэвид, присев на предложенный хозяином стул, – о чем вы хотели мне рассказать?
– Я позволю себе начать с одной прискорбной новости, – усаживаясь на узкую кровать напротив гостя, сказал мистер Шриг. – Дело в том, что ты покойник и в настоящий момент пребываешь на кладбище, в могиле…
– О Господи! – Дэвид разинул рот. – Вы, часом, не больны, друг мой?
– По крайности, – невозмутимо продолжал Шриг, – я видел твое имя, выгравированное на гробу с серебряными ручками, и присутствовал при том, как этот гроб надлежащим образом зарыли в землю.
– Ясно! – Дэвид в сердцах ударил себя по колену. – Вы тоже не верите, что я Дэвид Лоринг!
– Ни Боже мой, приятель! Я твердо знаю, что ты самый настоящий Дэвид Лоринг, и готов даже присягнуть в этом. Но кем же был тот мертвец, который плыл по воле волн, которого выловил и свез на берег в своей лодке Билл Бартрум? В девять часов вечера двадцать первого мая, то бишь пять недель назад! Раз это был не ты, приятель, то кто? Может быть, ты скажешь?
– Может быть… – ответил он. – Думаю, я знаю, кто это, но не уверен… Не хочется возводить напраслину… Если он был высокий, худощавый и темноволосый…
– В самую точку!
– Красивое лицо… – продолжал Дэвид. – Помнится, орлиный нос, а глаза карие… Да, красивое лицо.
– Ну, от лица осталось одно твое воспоминание, так что не стоит о нем говорить. – Мистер Шриг покачал головой. – Однако похоронили его весьма пышно. За счет сэра Невила… Дубовый гроб с серебряными ручками. А какой катафалк, а лошади, а плюмаж! В общем, погребение по высшему разряду, и твое имя на гробу…
– Мое имя? – переспросил Дэвид.
– Как положено, все честь по чести, – кивнув, подтвердил сыщик. – «Дэвид Лоринг, двадцати четырех лет от роду». Серебряная такая табличка, тоже весьма красивая!
– Но почему, черт побери? – Дэвид начал терять терпение. – Почему его похоронили под моим именем?
– Наверное, потому, что при нем обнаружили документы и письма…
– Ах, как же я сразу!.. – воскликнул он. – Тогда не исключено, что у него же был миниатюрный портрет моей матери и перстень Лорингов в виде змейки…
– А также кошелек с пятнадцатью гинеями, ни больше ни меньше, – подхватил Шриг.
– В таком случае я уверен, – сказал Дэвид, в волнении вставая со стула, – уверен: это тот человек, который опоил меня и ограбил. Джозеф Массон!
– А вы… – Сыщик наклонил голову. – Вы – баронет Дэвид Лоринг, законный владелец Лоринг-Чейза. И посему примите мои искренние уверения в совершеннейшем к вам почтении, сэр-р!
– А вы, мистер Шриг, примите мою руку и благодарность за то, что поверили мне.
– Видите ли, сэр, – чуть смутился сыщик, обмениваясь с ним рукопожатием, – это не совсем то, что называется верой.
Дэвид снова уселся на стул.
– Тогда почему вы с такой готовностью приняли мое заявление, почему решили, что я тот, за кого себя выдаю?
– Наблюдения, сударь мой. Де-дук-ция. Кое-что услышал здесь, кое-что заметил там… А кроме того, помимо кольца вам достались в наследство руки Лорингов. Ваши мизинцы длиннее, чем у прочих людей, как и у вашего дядюшки, называющего себя сэром Невилом. Кстати, о нем. Чье письмо передал вам этот субъект в меховой шапке и с ружьем? Его ведь зовут Яксли, Томас Яксли, и он вроде бы не относится к числу ваших закадычных друзей?
– Боже упаси!
– Ну и клешни у него!
– Клешни? – переспросил Дэвид.
– Ну, лапищи. Случаем, не обратили внимания на его руки?
– Волосатые, мне показалось, и большие.
– Слабо сказано, дружище. Сила в них чудовищная! За всю жизнь не видел таких ручищ, никогда. Им нет равных. Притом этот малый проявил исключительный интерес к вашей новой шляпе. Н-да, прямо-таки весьма странный интерес. С чего бы это, как вы полагаете?
– Бог его знает!
Шриг покивал.
– Он-то, вероятно, знает… Но вы, надеюсь, не пойдете на закате искать приключений у старой водяной мельницы?
– Почему бы и нет?
– Осторожность, сэр, призывает не делать этого. Здравый смысл говорит: «Нет!»
– Вы считаете, что я могу оставить подобную просьбу без ответа при каких бы то ни было обстоятельствах?
– В зависимости от обстоятельств, приятель. Позвольте полюбопытствовать, от кого она исходит? Кто написал записку? Мужчина или дама?
– Дама.
– Ну, разумеется. – Шриг понимающе кивнул. – И вам, надо полагать, известно, как выглядит ее почерк?
– Нет.
– Ага! Этого следовало ожидать, – тихо пробормотал он. – Тут необходимо все взвесить. Здравый смысл призывает к осторожности.
Дэвид поднялся.
– Закат уже скоро, времени у меня совсем немного.
– Значит, все-таки пойдете?
– И немедленно.
– Слышу речь истинного британца! Вы говорите, как благородный джентльмен и первоклассный спортсмен! – оскалившись сквозь фальшивые усы, воскликнул сыщик. – Я иду с вами, дружище!
– Я так не думаю, – неожиданно надменно произнес Дэвид.
– Вы думаете неверно, сударь, – возразил мистер Шриг и сунул под мышку узловатую палку с набалдашником. – Ибо я иду непременно.
– Чепуха! – возмутился Дэвид. – Вам мало своих дел, черт побери?
– Это и есть мое наипервейшее дело, – продолжая лучезарно скалить зубы, отвечал мистер Шриг. – И сделаю я это по двум весьма веским причинам. Во-первых, я знаю дорогу, а во-вторых, прогулка к старой мельнице Лорингов и по прилегающей к ней местности, сдается мне, не очень полезна для здоровья баронета сэра Дэвида Лоринга.
Баронет сэр Дэвид Лоринг хмыкнул и обратил взор на далекие трубы Лоринг-Чейза.
– Так-так… Значит, вы полагаете, она может представлять для меня опасность?
– Так точно, сэр, полагаю!
– Насколько серьезную?
– Самую что ни на есть, друг мой.
– Усадьба выглядит такой тихой, мирной, и все-таки вы считаете…
– Да! Если вы пойдете один, то никогда не вернетесь обратно, сударь мой. Боюсь, вы просто исчезнете, сгинете, дружище. Думаю, на сей раз промашки не выйдет!
Дэвид подождал, пока неуклюжая фигура не скрылась из виду, потом привалился к спинке скамьи, вынул и снова развернул записку. Он перечитал ее второй раз и третий, обдумывая каждое слово, потом, привлеченный новым посторонним шумом, резко обернулся и в безмолвном изумлении уставился на бродячего торговца, который, высунувшись из окна за спиной Дэвида, тоже вчитывался в строки записки.
– Как… какого дьявола?.. – заливаясь краской гнева, с запинкой забормотал Дэвид.
– Никак что-то не могу разобрать последнее слово, – посетовал торговец. – Остальное-то понял: «Нужно встретиться, ждите у старой мельницы на закате, очень важно…» А вот последнее словечко – какая-то головоломка! Начинается на «А», правильно?
– Черт!
Дэвид вскочил и, запихнув письмо в карман, сжал кулаки. Торговец прищурил один глаз и погрозил ему пальцем.
– Эй, полегче, приятель! – произнес он хрипловато и с укоризной. Разве это дело – бросаться с кулаками на своих друзей, которые заботятся о тебе, словно отец с матерью? Вместе взятые. В одном лице.
– Кто?.. Что все это значит? – воскликнул опешивший Дэвид и даже отступил на шаг. – Кто вы такой?
– Не узнал? Это потому, что я в парике и накладных усах с бакенбардами. Джаспер Шриг с Боу-стрит, которого ты спас от двух беспощадных злодеев. Ты не забыл еще своего приятеля Джаспера и старину Дика, что содержит «Пушкаря» на Грэйс-Инн-Лейн?
– Нет… Конечно же нет, – промямлил Дэвид, немного успокаиваясь. – Но…
– Ну и слава Богу. А может быть, ты наконец вспомнил свое имя, а? Тебя ведь зовут не Джек? Ты ведь вспомнил, как попал в реку и все остальное, верно?
– Да, память ко мне вернулась, теперь я, слава Богу, все помню.
Мистер Шриг, подвергаясь опасности вывалиться, еще больше свесился из окна и прошептал заговорщицки:
– И как мне теперь тебя называть, дружище?
– Дэвид Лоринг.
– Все, финита ля комедия! – воскликнул мнимый торговец и звонко хлопнул себя по макушке. Пожалуй, не будь на ней поношенной шляпы, он отбил бы себе ладонь. Мало того, обычная выдержка настолько изменила сыщику, что он принялся громко щелкать большими и указательными пальцами обеих рук по очереди. – Все встало на свои места, приятель! – объявил он.
– Все? Но что, собственно, вы имеете в виду? – спросил Дэвид, недоумение которого лишь возросло.
– А то, что Надежду сменила Определенность! Заходи-ка в мой номер, дружище. Тут нам никто не помешает, и ты узнаешь множество весьма интересных вещей.
Гадая, что бы все это значило, Дэвид направился к дверям гостиницы. Шриг встретил его, проводил вверх по узкой лестнице и впустил в маленькую комнату, из зарешеченного окна которой открывался вид на лес, луга и перелески, снова сменявшиеся лесом. В ближнем лесу среди деревьев виднелся конек крыши утопавшего в зелени дома. Мистер Шриг ткнул пальцем в сторону парка.
– Лоринг-Чейз! – сообщил он и повел рукой, следуя невидимому руслу извилистого ручья. Когда палец указал на дальний конец леса, сыщик поделился вторым результатом предварительных наблюдений: – А там – водяная мельница!
– Итак, – спросил Дэвид, присев на предложенный хозяином стул, – о чем вы хотели мне рассказать?
– Я позволю себе начать с одной прискорбной новости, – усаживаясь на узкую кровать напротив гостя, сказал мистер Шриг. – Дело в том, что ты покойник и в настоящий момент пребываешь на кладбище, в могиле…
– О Господи! – Дэвид разинул рот. – Вы, часом, не больны, друг мой?
– По крайности, – невозмутимо продолжал Шриг, – я видел твое имя, выгравированное на гробу с серебряными ручками, и присутствовал при том, как этот гроб надлежащим образом зарыли в землю.
– Ясно! – Дэвид в сердцах ударил себя по колену. – Вы тоже не верите, что я Дэвид Лоринг!
– Ни Боже мой, приятель! Я твердо знаю, что ты самый настоящий Дэвид Лоринг, и готов даже присягнуть в этом. Но кем же был тот мертвец, который плыл по воле волн, которого выловил и свез на берег в своей лодке Билл Бартрум? В девять часов вечера двадцать первого мая, то бишь пять недель назад! Раз это был не ты, приятель, то кто? Может быть, ты скажешь?
– Может быть… – ответил он. – Думаю, я знаю, кто это, но не уверен… Не хочется возводить напраслину… Если он был высокий, худощавый и темноволосый…
– В самую точку!
– Красивое лицо… – продолжал Дэвид. – Помнится, орлиный нос, а глаза карие… Да, красивое лицо.
– Ну, от лица осталось одно твое воспоминание, так что не стоит о нем говорить. – Мистер Шриг покачал головой. – Однако похоронили его весьма пышно. За счет сэра Невила… Дубовый гроб с серебряными ручками. А какой катафалк, а лошади, а плюмаж! В общем, погребение по высшему разряду, и твое имя на гробу…
– Мое имя? – переспросил Дэвид.
– Как положено, все честь по чести, – кивнув, подтвердил сыщик. – «Дэвид Лоринг, двадцати четырех лет от роду». Серебряная такая табличка, тоже весьма красивая!
– Но почему, черт побери? – Дэвид начал терять терпение. – Почему его похоронили под моим именем?
– Наверное, потому, что при нем обнаружили документы и письма…
– Ах, как же я сразу!.. – воскликнул он. – Тогда не исключено, что у него же был миниатюрный портрет моей матери и перстень Лорингов в виде змейки…
– А также кошелек с пятнадцатью гинеями, ни больше ни меньше, – подхватил Шриг.
– В таком случае я уверен, – сказал Дэвид, в волнении вставая со стула, – уверен: это тот человек, который опоил меня и ограбил. Джозеф Массон!
– А вы… – Сыщик наклонил голову. – Вы – баронет Дэвид Лоринг, законный владелец Лоринг-Чейза. И посему примите мои искренние уверения в совершеннейшем к вам почтении, сэр-р!
– А вы, мистер Шриг, примите мою руку и благодарность за то, что поверили мне.
– Видите ли, сэр, – чуть смутился сыщик, обмениваясь с ним рукопожатием, – это не совсем то, что называется верой.
Дэвид снова уселся на стул.
– Тогда почему вы с такой готовностью приняли мое заявление, почему решили, что я тот, за кого себя выдаю?
– Наблюдения, сударь мой. Де-дук-ция. Кое-что услышал здесь, кое-что заметил там… А кроме того, помимо кольца вам достались в наследство руки Лорингов. Ваши мизинцы длиннее, чем у прочих людей, как и у вашего дядюшки, называющего себя сэром Невилом. Кстати, о нем. Чье письмо передал вам этот субъект в меховой шапке и с ружьем? Его ведь зовут Яксли, Томас Яксли, и он вроде бы не относится к числу ваших закадычных друзей?
– Боже упаси!
– Ну и клешни у него!
– Клешни? – переспросил Дэвид.
– Ну, лапищи. Случаем, не обратили внимания на его руки?
– Волосатые, мне показалось, и большие.
– Слабо сказано, дружище. Сила в них чудовищная! За всю жизнь не видел таких ручищ, никогда. Им нет равных. Притом этот малый проявил исключительный интерес к вашей новой шляпе. Н-да, прямо-таки весьма странный интерес. С чего бы это, как вы полагаете?
– Бог его знает!
Шриг покивал.
– Он-то, вероятно, знает… Но вы, надеюсь, не пойдете на закате искать приключений у старой водяной мельницы?
– Почему бы и нет?
– Осторожность, сэр, призывает не делать этого. Здравый смысл говорит: «Нет!»
– Вы считаете, что я могу оставить подобную просьбу без ответа при каких бы то ни было обстоятельствах?
– В зависимости от обстоятельств, приятель. Позвольте полюбопытствовать, от кого она исходит? Кто написал записку? Мужчина или дама?
– Дама.
– Ну, разумеется. – Шриг понимающе кивнул. – И вам, надо полагать, известно, как выглядит ее почерк?
– Нет.
– Ага! Этого следовало ожидать, – тихо пробормотал он. – Тут необходимо все взвесить. Здравый смысл призывает к осторожности.
Дэвид поднялся.
– Закат уже скоро, времени у меня совсем немного.
– Значит, все-таки пойдете?
– И немедленно.
– Слышу речь истинного британца! Вы говорите, как благородный джентльмен и первоклассный спортсмен! – оскалившись сквозь фальшивые усы, воскликнул сыщик. – Я иду с вами, дружище!
– Я так не думаю, – неожиданно надменно произнес Дэвид.
– Вы думаете неверно, сударь, – возразил мистер Шриг и сунул под мышку узловатую палку с набалдашником. – Ибо я иду непременно.
– Чепуха! – возмутился Дэвид. – Вам мало своих дел, черт побери?
– Это и есть мое наипервейшее дело, – продолжая лучезарно скалить зубы, отвечал мистер Шриг. – И сделаю я это по двум весьма веским причинам. Во-первых, я знаю дорогу, а во-вторых, прогулка к старой мельнице Лорингов и по прилегающей к ней местности, сдается мне, не очень полезна для здоровья баронета сэра Дэвида Лоринга.
Баронет сэр Дэвид Лоринг хмыкнул и обратил взор на далекие трубы Лоринг-Чейза.
– Так-так… Значит, вы полагаете, она может представлять для меня опасность?
– Так точно, сэр, полагаю!
– Насколько серьезную?
– Самую что ни на есть, друг мой.
– Усадьба выглядит такой тихой, мирной, и все-таки вы считаете…
– Да! Если вы пойдете один, то никогда не вернетесь обратно, сударь мой. Боюсь, вы просто исчезнете, сгинете, дружище. Думаю, на сей раз промашки не выйдет!