Фарр Диана. Загадай желание!

   – Я уже спрашивал, – ответил Малком. – Нет.
   – Думаю, ее привезет хирург, сэр, – заметила няня и, окунув в воду еще одну тряпку, принялась энергично ее выкручивать. – И потом, нужно послушать, что он нам посоветует, прежде чем давать опий такому маленькому ребенку. Мне кажется, не стоит пичкать ее наркотиками сразу после того, как она пришла в себя, но что мистер Картер скажет, то мы и сделаем.
   – Где же он, черт побери? – пробормотал Малком, с яростью взглянув на искаженное болью лицо дочери. В этот момент внизу, в холле, послышались голоса: мистер Картер наконец-то приехал.
   Натали склонилась над Сарой, радуясь тому, что нашла себе какое-то занятие. Она осторожно сняла уже теплую тряпку с ее головы, а вместо нее положила холодную. За дверью послышались тихие голоса. Слов было не разобрать, но Натали и так знала, о чем говорят: няня деловито объясняла хирургу, как произошел несчастный случай, и высказывала свое мнение о том, насколько сильно расшиблась девочка. Вскоре мистер Картер вошел в комнату, на ходу бодро потирая руки.
   Все знали, он был отличным хирургом, и потому никого не удивил его оптимистичный настрой. Ему настолько удалось усыпить бдительность всех присутствующих, что они даже не обратили внимания на зловещий черный саквояж, который он с собой принес и в котором, как только он поставил его на стол, раздался леденящий душу звон инструментов и каких-то склянок. Однако Натали его заметила и, судорожно сглотнув, улыбнулась мистеру Картеру дрожащей улыбкой. Он был достойным человеком, и она доверяла его опыту, но, несмотря на то что умела ухаживать за больными, не могла избавиться от ужаса при виде зловещего саквояжа.
   После того как его представили лорду Малкому, мистер Картер взглянул на нее, и глаза его понимающе блеснули.
   – Думаю, пока я буду осматривать вашу дочь, милорд, мисс Уиттакер предпочла бы находиться где угодно, только не в этой комнате. Может быть, послать ее за миссис Бигалоу?
   Натали облегченно вздохнула.
   – Я с радостью это сделаю, – благодарно ответила она.
   Внезапно Сара открыла глаза. Зрачки казались огромными, видимо, девочке было очень больно.
   – Нет, – неожиданно сильным голосом произнесла она. – Мисс Уиттакер?
   Сара наклонилась к ней и легонько коснулась ее плеча.
   – Я здесь, детка, – успокаивающе произнесла она.
   – Не уходите. – В голосе ребенка слышалось такое отчаяние, что сердце Натали сжалось от боли. – Не бросайте меня.
   Только что Натали готова была выскочить из комнаты как ошпаренная и бежать со всех ног, но теперь она знала, что ее не выгнать отсюда никакими силами.
   – Я не уйду, дорогая, – пообещала она. – Если ты хочешь, я останусь.
   Девочка вздохнула с облегчением. Не поворачивая головы, она отыскала взглядом отца, который осторожно держал ее поврежденную руку.
   – И ты тоже, папа.
   – Я никогда тебя не брошу, моя бесценная, – дрожащим от волнения голосом сказал Малком.
   Сара слабо улыбнулась. Но потом начался медицинский осмотр.
   Первым делом мистер Картер отдернул шторы и распахнул окно. От яркого света Сара поморщилась, и мистер Картер, сочувственно хмыкнув, спросил:
   – Голова еще больше болит, да? Мисс Уиттакер, прошу вас, сядьте у изголовья кровати, чтобы на глаза Сары падала тень. Только, если можно, не заслоняйте ее тело.
   Натали радостно бросилась выполнять просьбу врача. Малком встал с той стороны, которая у девочки не пострадала. Мистер Картер, не переставая говорить, ловко и бережно ощупывал тельце Сары, не касаясь сломанной руки. Натали поняла, что он ищет, нет ли на теле других повреждений, невидимых на первый взгляд. Особенно тщательно он ощупал голову, после чего заставил девочку приподнять ее, потом повернуть. И хотя Сара и пожаловалась, что у нее сильно болит голова, она покорно сделала все, о чем ее просили. А когда она продемонстрировала, что может коснуться подбородком груди, а потом щекой подушки, Натали и Малком облегченно вздохнули.
   Наконец мистер Картер удовлетворенно кивнул.
   – Что ж, все не так уж плохо, – бодро объявил он. – Несколько синяков и царапин, глубоких и не очень, да еще шишка на голове. Ах да, и сломанная рука. – Глаза его насмешливо блеснули. – Откровенно говоря, больше всего меня беспокоит шишка. В вашем возрасте, юная леди, кости срастаются быстро. Как я всегда говорю, если вы захотите сломать руку, делайте это пораньше, так будет лучше.
   Словесный поток хоть и отвлек немного Натали и лорда Малкома, но не до конца усыпил их бдительность. Натали прикусила губу, заметив, что мистер Картер, продолжая говорить нарочито бодрым тоном, начал рыться в черном саквояже. «Ты нужна Саре», – решительно напомнила она себе. Какие бы ужасы ей ни пришлось наблюдать, ради Сары она пройдет этот путь до конца. Первое, что вытащил из саквояжа мистер Картер, не внушало больших опасений: стеклянная бутылка с какой-то неприятной на вид жидкостью. Набрав ее в пипетку, он заставил Сару открыть рот и молниеносным движением впрыснул в горло жидкость. Не ожидавшая подобного коварства, Сара скривилась от отвращения и обиды.
   – Мятный леденец? – предложил мистер Картер. – По-моему, ты его заслужила. Ты храбрая девочка.
   Мятный леденец успокоил ребенка, по крайней мере на какое-то время. Оставив ее спокойно его сосать, мистер Картер отвел лорда Малкома и Натали в сторону.
   – Как вы, должно быть, догадались, я дал ей снотворное. Подождем, пока она заснет, а потом я вправлю ей кость.
   О Господи! Он собирается вправлять ей кость! Хирург продолжал что-то объяснять Малкому, а тот невозмутимо спрашивал его, что он обнаружил и что нужно делать. Натали не слышала ни того, ни другого. Она была в таком отчаянии, словно не Саре, а ей самой предстояло это испытать. Ужасно видеть, как страдает ребенок, особенно когда ты его так любишь, как она любит Сару.
   К сожалению, объяснил мистер Картер, он не мог дать девочке достаточной дозы наркотика, чтобы она отключилась от действительности на время операции. Если бы он это сделал, во время операции она могла бы умереть. Он плохо знает свойства этого лекарства.
   Впрочем, заверил он их, даже лечащий врач короля вряд ли смог бы успешно выполнить подобную операцию. Самое большее, что он может сделать, это усыпить малышку, и тогда остается надеяться, что даже если во время операции ей будет больно, проснувшись, она вряд ли об этом вспомнит.
   Они заняли каждый свое место. Мрачное выражение лица Малкома отображало чувства, которые испытывала Натали: сердце ее сжималось от страха, хотя внешне она делала все, чтобы его не показывать. Задача Малкома, с состраданием подумала она, гораздо сложнее: ей предстояло лишь успокаивать Сару, прилагая к этому все усилия, в то время как он должен был следить за тем, чтобы бедная девочка не шевелилась во время операции.
   Похоже, Сара даже не поняла, что ее привязывают к кровати. К тому времени, как это было сделано, мышцы лица ее слегка расслабились. Она что-то пробормотала, но Натали не разобрала ее слов. Склонившись над малышкой, она ласково погладила ее по щеке.
   – Что ты сказала, дорогая?
   – Мне будет больно?
   Натали взглянула на мистера Картера. Он внимательно изучал руку Сары, пока не касаясь ее, и задумчиво барабанил себя пальцами по подбородку, словно размышляя, с чего ему стоит начать.
   – Да, немного будет больно, детка, но недолго, – нарочито бодрым тоном ответил он. – Скоро все закончится, и ты поправишься. Мы постараемся сделать все побыстрее, и скоро ты почувствуешь себя намного лучше.
   Взгляд Натали переместился на Малкома. Она испугалась, что ему не понравилась подобная честность мистера Картера – многие родители в подобной ситуации предпочли бы, чтобы их детям солгали, – однако Малком, хоть и хмурился, смотрел на хирурга с одобрением. Сара же даже не открыла глаз. Сначала Натали показалось, что она вообще не слышала, что сказал хирург, однако уже в следующую секунду девочка еле слышно, однако отчетливо прошептала:
   – Я потерплю.
   Натали почувствовала, как сердце ее переполняет любовь.
   – Ты просто молодец, девочка моя, – прошептала она.
   Вся операция заняла меньше минуты, но Натали показалось, будто прошла целая вечность. Малком одной рукой с силой держал Сару за ноги, а другой прижимал ее здоровое плечо к кровати, чтобы она не шевелилась. Его лицо, искаженное от боли, побледнело. Натали держала девочку за голову и тихонько ей напевала.
   Она и сама не могла сказать, что побудило ее к этому. Она действовала интуитивно, словно многие поколения матерей, в течение столетий поющие плачущим детям колыбельные, завещали ей это сделать. Сара плакала – Натали пела. Это казалось абсолютно естественным. Она пела очень тихо, и Сара перестала громко плакать, чтобы лучше расслышать песню. Казалось, малышка держится за голос Натали, как за спасательный круг. Широко раскрытыми глазами она смотрела на Натали, не в силах оторвать от нее взгляд. Она тяжело дышала и время от времени охала, однако старалась не кричать. Только потом, когда Сара, измученная, задремала, до Натали дошло, что девочка призвала на помощь все свои силы, чтобы вытерпеть боль, отгородиться от нее, уйти в свой маленький мирок, куда боль за ней не последует. Похоже, попытка эта не закончилась успехом, но то, что она предприняла ее, пользуясь колыбельной песенкой Натали, как якорем, помогло ей вынести свалившееся на нее испытание.
   Право, такой смелой маленькой девочки Натали еще не видела.
   Мистер Картер посоветовал никуда не переносить Сару до завтрашнего дня. Он объяснил Натали и миссис Бигалоу, как давать ей опиум, чтобы облегчить ее страдания, и предупредил, что за ней следует постоянно наблюдать.
   – Она еще очень мала, – внушал он, – и пережила сильное потрясение. При обычных обстоятельствах я бы не рекомендовал успокаивающее средство, но если вы не будете спускать с нее глаз, мне кажется, можно попробовать. Это наверняка облегчит боль.
   – В таком случае попробуем, – заявила няня, сложив руки на груди, отчего стала похожа на часового.
   Мистер Картер кивнул:
   – Очень хорошо. Не оставляйте ее одну ни на секунду. Лекарство может вызвать у ребенка кошмары, и она попытается подняться или будет метаться на кровати. Нельзя допустить, чтобы она нечаянно сломала шину и вновь повредила сломанную руку. Кроме того, вы должны постоянно следить за ее дыханием. Если оно станет затрудненным, откройте окно и разбудите девочку. Если она не проснется, плесните ей в лицо водой, но непременно разбудите.
   – Уверена, что мы справимся, – решительно заявила Натали, – ведь нас тут трое.
   Няня сердито взглянула на нее:
   – Двое. Ты можешь возвращаться домой, Натали, а мы с лордом Малкомом останемся здесь.
   Мистер Картер кашлянул:
   – Простите, миссис Бигалоу, но если мисс Уиттакер хочет остаться, я бы рекомендовал позволить ей это. Ее присутствие благотворно сказалось на девочке, да и Сара просила ее остаться, когда ей было очень плохо.
   – Гм… – На лице няни появилось скептическое выражение. – В деревне уже и так ходят разные слухи, и мне бы не хотелось давать пищу для других. Я – няня Сары, а лорд Малком ее отец. Если мы с ней останемся, никто даже слова не скажет.
   Натали упрямо вскинула голову:
   – Я отказываюсь обсуждать подобную чепуху в такой момент. Я остаюсь, няня. Три пары рук лучше, чем две. Кроме того, я здесь не одна, со мной ты и миссис Хаббл, так что моей репутации ничто не грозит.
   – Она права, миссис Бигалоу. – Глаза мистера Картера весело блеснули. – И вы должны выполнять все мои медицинские рекомендации.
   Няня еще немного поворчала, но Малком улыбнулся, и Натали осталась.
   Это была длинная ночь. Малком ни на секунду не отходил от Сары, за исключением тех моментов, когда ему требовалась передышка, а няня с Натали по очереди отдыхали возле постели. Большую часть времени Сара спала, тяжело дыша, однако время от времени, как и предупредил хирург, вела себя беспокойно. В три часа ночи, отдохнув немного, Натали пришла сменить няню. Лицо ее было серым от усталости. Натали она встретила на пороге комнаты.
   – Как она? – тихо спросила Натали. Няня покачала головой.
   – Скорее бы уж взошло солнце, – устало проворчала она. – В это время ночи болезнь всегда обостряется. – Она рассказала Натали, как давать девочке лекарство, и Натали, ободряюще сжав ей руку, отослала ее спать, ведь няня с трудом держалась на ногах.
   Неслышно ступая, Натали подошла к кровати и заняла нянино место напротив Малкома. В изголовье кровати горела лампа. Абажур ее был наклонен так, чтобы свет не падал на лицо Сары. Она казалась такой маленькой и худенькой. У Натали сердце сжалось от боли, когда она бросила взгляд на лежавшую поверх одеяла сломанную руку ребенка, на которую хирург наложил шину.
   Она взглянула на Малкома и не заметила в его лице никаких признаков усталости. Тело его было напряжено, брови нахмурены точно так же, как в полночь, когда Натали вышла из комнаты, чтобы отправиться спать. Видимо, почувствовав ее взгляд, он поднял голову, чуть улыбнулся, когда Натали осторожно опустилась на стул, и тихо произнес:
   – Не бойтесь, Сара не проснется, она крепко спит. – И нахмурился еще больше. – Слишком крепко, на мой взгляд.
   Натали внимательно взглянула на маленькое личико.
   – Вроде бы она дышит спокойно, – прошептала она.
   – Да, но ей снятся кошмары. – Лицо Малкома было в тени, однако Натали заметила в его глазах отчаяние, вовсе не вязавшееся с состоянием здоровья Сары. И внезапно Натали отчетливо ощутила: он испытывает ужас, а почему – понять не могла. – Опиум должен облегчить ее страдания, а не усилить, – хрипло прошептал Малком. – Я знаю Сару. Она бы предпочла не спать и испытывать боль, лишь бы не видеть кошмары.
   – Она часто их видит?
   – Не знаю. Боюсь, что да. Она стонет и что-то бормочет, но я не могу разобрать слов. Один раз она крикнула: «Птица!» – и попыталась привстать. Наверное, хотела полететь. – Он тяжело вздохнул, качая головой. – Неприятный был момент.
   – Но она именно так и должна себя вести, – произнесла Натали, пытаясь его утешить. – Мистер Картер особо подчеркнул, что она может попытаться встать. Быть может, лекарство настолько притупило боль, что она ее больше не чувствует. Вы не должны расстраиваться из-за таких пустяков.
   Он недовольно взглянул на нее.
   – Пустяков? Вы же не знаете, что… – Он прервал себя на полуслове, взглянул на изможденное личико дочери и наконец закончил: – Вы не знаете ее так, как знаю я.
   Натали была уверена, что он собирался сказать совсем другое.
   – Я не могу вас заставить довериться мне, – тихо призналась она, – но мне бы очень этого хотелось.
   Он порывисто поднял голову. Натали спокойно выдержала его взгляд.
   – Наверное, у вас есть причины считать, что Саре часто снятся кошмары.
   Она произнесла эту фразу утвердительным тоном, однако за ней скрывался вопрос. Атмосфера в комнате ощутимо изменилась. Наступила напряженная тишина, нарушаемая лишь прерывистым дыханием девочки: вдох – выдох, вдох – выдох.
   Молчание затянулось, но Натали не спешила нарушать его. В этой семье есть какие-то тайны. Что-то в ней произошло. Что-то, о чем никто не говорит, и это способствует формированию у Сары странностей в поведении, а у Малкома – сдержанности, дурного настроения и отчаяния, которые он, кажется, частенько испытывает. И Натали очень хотелось понять, что же все-таки случилось. «Ну же, скажи мне», – мысленно воззвала она к Малкому.
   Вдруг ей показалось, что сейчас он это сделает. Она видела, что в нем бурлят страстные эмоции, вот-вот готовые вырваться наружу. Воздух между ними сгустился настолько, что в любую минуту мог взорваться. Малком открыл было рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент раздался голос Сары, слабый, но отчетливый.
   – Мама, – сказала девочка.
   Малком с Натали одновременно повернулись к ней, забыв обо всем, кроме малышки, лежавшей на разделявшей их кровати. Глаза Сары были широко открыты. Взгляд – неестественно напряженный и странный – устремлен на Натали.
   Натали легонько положила руку на ее пылающие жаром пальчики.
   – Это мисс Уиттакер, – ласково проговорила она. – Тебе что-то приснилось?
   Странное выражение не исчезло с лица девочки.
   – Мама, не упади, осторожнее, мама, не упади!
   Похоже, в одурманенном опием сознании ребенка четко отложилось, что упала не она, а ее мать. Как только глаза ее вновь закрылись, Малком выпустил ручонку дочери из своей руки и вскочил. Натали с изумлением взглянула на него и испугалась, взглянув на его лицо.
   – Что случилось? – прошептала она. Ей еще никогда не доводилось видеть на лице человека такую муку. У него был такой вид, словно все демоны ада забрались в его душу и пытаются вытащить ее наружу.
   Он отошел от кровати, как будто не понимая, что делает и зачем. Выйдя из полосы света, он оказался в тени и направился к туалетному столику, стоявшему в дальнем конце комнаты. Там он постоял несколько секунд, уставившись невидящим взглядом в столешницу, выпрямив спину и прижав руки к бокам, затем с видимым усилием повернулся к Натали.
   – Мать Сары упала и разбилась насмерть, – начал он таким хриплым голосом, словно кто-то насильно вытаскивал эти слова у него из горла. – Сара в этот момент была с ней.
   Натали испытала настоящий ужас. Теперь понятно, почему Малкома обуял такой страх, когда Дэниел сказал ему, что Сара упала. Внезапно перед глазами Натали встала картина: Сара споткнулась, упала в траву и лежит неподвижно, боясь встать. Что ж, теперь все ясно.
   Испытывая жалость, она взглянула на Малкома, силясь уловить выражение его лица: комната была погружена во мрак, и ей нелегко было это сделать.
   – Наверное, Сара все видела, – продолжал он глухим, напряженным голосом и провел рукой по лицу, как будто пытаясь стереть воспоминание. – Но она была слишком мала, чтобы описать то, что случилось. По крайней мере толково.
   Натали сверлила его взглядом, не в силах проронить ни слова. Жуткая улыбка обезобразила лицо Малкома.
   – И слава Богу. Следователь вынес вердикт: смерть в результате несчастного случая.
   Натали в отчаянии инстинктивно приложила руки к щекам.
   – Ваша жена… – Голос ее сорвался, и, откашлявшись, она договорила: – Вы считаете, что она упала случайно?
   Натали не могла заставить себя сказать «прыгнула» или «покончила с собой». Слишком ужасными были эти слова.
   Но те, что произнес Малком, оказались гораздо страшнее.
   Он взглянул на нее, и у Натали создалось впечатление, будто в крошечной спальне между ними разверзлась бездонная пропасть.
   – Я не собирался ее убивать, – прошептал он.

Глава 14

   – Нет! – воскликнула Натали, задыхаясь, и отчаянно замотала головой. Все в ней восстало против слов Малкома. Несколько секунд она не могла прийти в себя, все качала и качала головой, не в силах остановиться. – Нет! – еще громче воскликнула она. – Вы не способны совершить преступление. Ведь вы хороший, честный, достойный человек!
   Малком беззвучно рассмеялся, и плечи его затряслись. Он подошел к кровати и вновь сел напротив Натали.
   – Я поведаю вам одну историю, – устало произнес он. – Думаю, бесполезно скрывать ее от вас.
   Натали замерла.
   – Какую историю? – спросила она.
   – Историю моей женитьбы. – Он горько усмехнулся. – Моей так называемой женитьбы.
   Должно быть, на лице ее отразилось такое изумление, что Малком снова усмехнулся.
   – Не пугайтесь, я женился на самом деле, как положено, венчался в церкви. Однако я бы не назвал нашу женитьбу настоящей, потому что… – Он замолчал, подбирая слова, и через секунду продолжил: – Потому что между нами не было согласия. Мы с Кэтрин, словно пара плохо запряженных мулов, вечно пытались тянуть повозку в разные стороны.
   Так вот что он имел в виду в тот день на озере, когда заявил, что любовь делает людей несчастными. Глубоко вздохнув, Натали прошептала:
   – Понятно.
   – Ничего вам не понятно. – Малком нахмурился и продолжил: – Да и как вы можете понять? Я не могу вам этого объяснить. Дело не в том, что мы постоянно выясняли отношения… хотя мы это делали. И не в том, что имели по всем вопросам диаметрально противоположное мнение… хотя и без этого не обошлось. Просто… – Он медленно покачал головой, похоже, вспоминая, и воспоминания эти, видимо, причиняли ему боль.
   Не в силах больше этого выносить, Натали выкрикнула:
   – Но вы же не убивали ее! Не может быть, чтобы вы это сделали!
   – Не специально. – Он встретился глазами с Натали, и она невольно вздрогнула. От Малкома это не укрылось, и он улыбнулся ей легкой холодной улыбкой. – Вы меня не понимаете. Мне придется начать с самого начала, чтобы вы поняли.
   Он бросил взгляд на Сару и нахмурился, словно размышляя, стоит ли ему рассказывать об этом в ее присутствии.
   – Она не услышит, – тихо сказала Натали. Малком коротко кивнул.
   – Вы правы. – Понизив голос, он начал свой рассказ, не отрывая глаз от лица дочери, чтобы, как только она пошевелится, сразу замолчать.
   – Я женился на Кэтрин весной 1794 года, – заговорил он так тихо, что Натали пришлось податься вперед, чтобы его расслышать. – Мне казалось, что она во всех отношениях идеально мне подходит. Я знал ее всю жизнь… не слишком, правда, хорошо, но наши родители дружили. Я уже достиг того возраста, когда мужчины женятся, она тоже вполне созрела для замужества, и нам обоим хотелось вступить в брак. Она была красива, послушна, наши родители с одобрением отнеслись к идее женитьбы, да и все наши знакомые – тоже. Ну вы меня понимаете.
   Натали кивнула. Ей не хотелось его прерывать.
   – Я женился не по любви, а по расчету, и, как мне казалось, поступил весьма мудро. Все поздравляли меня с тем, что я сделал разумный, правильный выбор. – Он горько усмехнулся. – Что уж кривить душой, я и сам себя поздравлял. Я мечтал о спокойной семейной жизни, в которой не было бы взлетов и падений. Этакое мирное сосуществование бок о бок с человеком, которому я всецело доверял. – Он поднял глаза на Натали и насмешливо усмехнулся: – К сожалению, Кэтрин считала, что вышла замуж по любви. И я понял это лишь после свадебной церемонии.
   Натали была так удивлена, что не знала, что и сказать. Она смотрела на Малкома, раскрыв рот. Она представляла себе женитьбу Малкома совсем по-другому. Ничего подобного она не ожидала.
   – О Боже, – тихонько прошептала она. Малком криво ухмыльнулся.
   – Вот именно. И трудностям, вызванным этим… непониманием, не было конца. – Выражение лица его стало горестным. – За годы совместной жизни я пришел к выводу, что Кэтрин любила не меня. Любой мужчина, за которого она бы вышла замуж, вызвал бы в ней такие же чувства. Она бы и ему устраивала сцены, какие закатывала мне, доводя себя до истерик. Она бы и на него смотрела таким же печальным, осуждающим взглядом. Она и его жизнь сделала бы такой же невыносимой, какой сделала мою.
   В голосе его прозвучала неподдельная ярость, потрясшая Натали до глубины души.
   – Значит, вы считаете, что она вас не любила, а только делала вид, что любит?
   – Совершенно верно.
   Натали удивленно воззрилась на него:
   – Но этого не может быть! Почему вы решили, будто она вас не любила? Наверняка она испытывала к вам нежные чувства.
   Малком нетерпеливо поерзал на стуле.
   – Сначала я тоже так считал. Я ничего не знал о любви, о той романтичной любви, о какой поэты слагают стихи. Я совершенно искренне полагал, что Кэтрин любит меня до умопомрачения, и в течение по крайней мере первого года совместной жизни испытывал ужасные угрызения совести. Она умоляла меня о любви. Закатывала истерики. Запиралась в комнате и отказывалась от еды. Это было омерзительно. Я очень старался ее полюбить. – Малком пожал плечами. – Но не мог. Она плакала, рыдала, выдвигала мне одно требование за другим. Она пользовалась своими чувствами ко мне, чтобы шантажировать меня, заставить ходить перед ней на задних лапках. – Он горько усмехнулся. – Результат получился прямо противоположный. С каждым совместно прожитым месяцем я уважал ее все меньше. – Он тяжело вздохнул. – Вы сочтете меня бессердечным. Наверное, я такой и есть. Но, как я ни пытался, я… я не смог ее полюбить. – Голос его понизился до едва слышного шепота. Он закрыл лицо руками и принялся массировать виски. – Не смог.
   Сердце Натали наполнилось состраданием. Протянув руку через кровать, на которой лежала Сара, она коснулась пальцев Малкома. Он поднял голову и взглянул на нее тусклым взглядом.
   – Вы не бессердечный, – тихо и уверенно заявила она. – Только добрый человек так старался бы полюбить другого человека. Только человек со щедрой душой умеет так сопереживать. Но заставить себя полюбить кого-то невозможно.
   Внезапно Малком весело улыбнулся:
   – Для женщины, которая никогда не была влюблена, вы слишком уверенно это говорите.
   До Натали внезапно дошла вся ирония ситуации. Она и в самом деле уверена в том, что невозможно заставить себя полюбить. И в то же время надеялась добиться того же, что и Кэтрин, – завоевать сердце Малкома. Неужели она такая же дура, как и несчастная жена Малкома?
   Она чуть улыбнулась:
   – Я вас прервала.
   Глаза Малкома вновь потемнели. Опустив глаза, он взглянул на спящую дочь.
   – Я вам уже почти все рассказал, осталось совсем немного. Это касается Сары. – Выражение лица Малкома смягчилось. – Единственным светлым пятном в моей незадавшейся женитьбе была моя дочь. Именно она сделала наше невыносимое существование сносным. Она родилась после нескольких долгих лет, показавшихся мне вечностью, в течение которых жена никак не могла выносить ребенка. Эти годы были… не слишком приятными. Мало того, что между мной и Кэтрин постоянно шла война, так она еще обвиняла меня в том, что у нее случались выкидыши. А когда родилась Сара, она заявила мне, что если бы я ее по-настоящему любил, у нее родился бы мальчик.