Страница:
Оставался один квартал до шоссе и роскошного подъезда Дома Орхидей. Больше их не обеспокоил никто из мира задворков. Когда черные стеклянные двери Дома Орхидей открылись, стражники откозыряли, развернулись на каблуках и удалились строевым шагом. А. А. Катто и Рив вошли в фойе, и огромные двери с шипением плотно закрылись за ними.
После прогулки по задворкам Дом Орхидей воспринимался как истинный рай. Холл имел треугольную планировку, пол в нем был изготовлен из цельного куска полированного мрамора. В этом помещении доминировал гигантский фонтан. Три стены, пересеченные ярусами балконов, на которые выходили двери квартир, были несколько наклонены внутрь и поднимались вверх, пока мог видеть глаз. На высоте более тысячи метров стены соединялись, образовывая купол. Искусственный солнечный свет струился сверху из огромного белого шара, прикрепленного на самом верху этой пирамиды. Цветы и вьющиеся растения каскадами свисали с балконов, как длинные гирлянды. На фоне белых стен это выглядело роскошным праздником красок.
Рив вслед за А. А. Катто шел к лифтам. Лифты представляли собой черные шары, поднимающиеся вверх с уровня пола. Когда они не работали, то размещались в полукруглых нишах в стенах фойе. Вверх они двигались по прямой, параллельной стене, без видимой опоры. Рив так и не сумел понять принцип их действия. А. А. Катто прикоснулась к освещенному контакту в боку лифта, и часть его стенки беззвучно отодвинулась. Она вошла внутрь, Рив за ней. Изнутри лифт был освещен мягким светом. Из скрытого громкоговорителя лилась тихая музыка. А. А. Катто надавила на кнопку девяносто третьего этажа. Рив запустил пальцы в шевелюру.
– Хорошо дома, верно?
Глаза А. А. Катто сузились. Она искоса взглянула на Рива.
– Не слишком ли ты скоро расслабился, дорогой.
Рив обернулся и с удивлением взглянул на нее:
– Ну, что плохого теперь-то?
– Меня тошнило от тебя весь вечер.
– Да брось ты.
– Как это – «брось»? Ты меня разозлил, и сейчас за это заплатишь.
– Пожалуйста… Не поздновато ли для игрищ? Пора спать…
А. А. Катто подняла палец с кольцом:
– Какие игры, милый. Придется тебе пострадать.
Рив собрался было что-то возразить, но, передумав, закрыл рот. Если А. А. Катто пришла такая фантазия, у нее в апартаментах хватит снадобья, чтобы сутками не спать. Играть в свои игры она могла вечно. Он почувствовал легкую тошноту. Лифт остановился на девяносто третьем этаже, и Рив вышел вслед за ней, ощупывая свой воротник.
5
6
После прогулки по задворкам Дом Орхидей воспринимался как истинный рай. Холл имел треугольную планировку, пол в нем был изготовлен из цельного куска полированного мрамора. В этом помещении доминировал гигантский фонтан. Три стены, пересеченные ярусами балконов, на которые выходили двери квартир, были несколько наклонены внутрь и поднимались вверх, пока мог видеть глаз. На высоте более тысячи метров стены соединялись, образовывая купол. Искусственный солнечный свет струился сверху из огромного белого шара, прикрепленного на самом верху этой пирамиды. Цветы и вьющиеся растения каскадами свисали с балконов, как длинные гирлянды. На фоне белых стен это выглядело роскошным праздником красок.
Рив вслед за А. А. Катто шел к лифтам. Лифты представляли собой черные шары, поднимающиеся вверх с уровня пола. Когда они не работали, то размещались в полукруглых нишах в стенах фойе. Вверх они двигались по прямой, параллельной стене, без видимой опоры. Рив так и не сумел понять принцип их действия. А. А. Катто прикоснулась к освещенному контакту в боку лифта, и часть его стенки беззвучно отодвинулась. Она вошла внутрь, Рив за ней. Изнутри лифт был освещен мягким светом. Из скрытого громкоговорителя лилась тихая музыка. А. А. Катто надавила на кнопку девяносто третьего этажа. Рив запустил пальцы в шевелюру.
– Хорошо дома, верно?
Глаза А. А. Катто сузились. Она искоса взглянула на Рива.
– Не слишком ли ты скоро расслабился, дорогой.
Рив обернулся и с удивлением взглянул на нее:
– Ну, что плохого теперь-то?
– Меня тошнило от тебя весь вечер.
– Да брось ты.
– Как это – «брось»? Ты меня разозлил, и сейчас за это заплатишь.
– Пожалуйста… Не поздновато ли для игрищ? Пора спать…
А. А. Катто подняла палец с кольцом:
– Какие игры, милый. Придется тебе пострадать.
Рив собрался было что-то возразить, но, передумав, закрыл рот. Если А. А. Катто пришла такая фантазия, у нее в апартаментах хватит снадобья, чтобы сутками не спать. Играть в свои игры она могла вечно. Он почувствовал легкую тошноту. Лифт остановился на девяносто третьем этаже, и Рив вышел вслед за ней, ощупывая свой воротник.
5
Как ни старался Джеб Стюарт Хо концентрировать внимание, но все-таки начал терять ощущение времени. Ему было никак не вспомнить, сколько же времени они с Менестрелем перемещаются в пространстве разрушительного ничто. Ящерица двигалась теперь ровно, вприпрыжку, будто шла по твердой земле. Она, судя по всему, чуяла вполне определенную цель. Только это одно и утешало.
Джеб Стюарт Хо повернул голову налево. На фоне странно мерцающего серого тумана он едва различал Менестреля. Силуэт человека верхом на ящерице перемещался и дробился. Только когда они сближались, он мог отчетливо видеть Менестреля и его лошадь. В какой-то момент Менестрель отъехал на значительное расстояние и совсем исчез. И вот тогда Джеб Стюарт Хо чуть не запаниковал. Он с раннего детства не помнил такого ощущения жути. От полного отчаяния удерживала привычка к дисциплине, которой его обучили в Братстве, но какое неизмеримое он почувствовал облегчение, когда, наконец, Менестрель мелькнул в поле зрения.
Хо протянул руку – знак для Менестреля, что с ним хотят говорить. Обмен словами был возможен только при соприкосновении, иначе слова пропадали, растворялись в ошеломляющем молчании прозрачной мглы. Менестрель приблизился и ухватился за его руку.
– Ну, что стряслось, Убийца?
Джебу Стюарту Хо не нравилось прозвище, которым его наградил Менестрель, но какой смысл возражать сейчас. Для этого будет время, когда они доберутся до осязаемого, реального места.
– Где мы сейчас?
– Мы в ничто.
– Это я и сам соображаю. Я спрашиваю о другом: скоро ли мы куда-нибудь доберемся?
Джеб Стюарт Хо заставлял себя сдерживаться при разговоре с Менестрелем. В ответ Менестрель ухмыльнулся:
– Ага… скоро.
– Как скоро?
– Откуда мне знать. Время тут течет весьма относительно.
– Относительно чего?
Менестрель рассмеялся:
– Относительно почти всего, что происходит. Поэтому так трудно заранее рассчитать.
Джеб Стюарт Хо был уверен, что спутник намеренно старается запутать его. Но почему – не мог взять в толк.
– Ты сам-то уверен, что знаешь наше местонахождение?
– Конечно, уверен. Я всегда знаю, где нахожусь. Я этим и знаменит.
Менестрель выпустил руку Джеба Стюарта Хо, и их развело в разные стороны. Очертания Менестреля становились все более зыбкими по мере того, как расстояние между ними росло.
Несмотря на всю свою подготовку, Джеб Стюарт Хо тяжело переносил неспособность ощутить время. Его никогда не готовили к тому, что ему придется взгромоздиться на скачущую ящерицу и кинуться очертя голову в кажущуюся вечной серость этого ничто. Он закрыл глаза и попытался войти в транс – хотя бы в переходную стадию. Сначала показалось, что это невозможно, но постепенно он почувствовал, будто сливается с чужим, раздробленным миром. Неожиданно прозвучавший голос вернул его в материальный мир.
– Пошевеливайся, Убийца. Проснись, что с тобой?
Джеб Стюарт Хо открыл глаза. Менестрель стоял возле него, тянул его за ногу.
– Да что с тобой? Послушай, может, у тебя мозг растаял?
Джеб Стюарт Хо отрицательно покачал головой:
– Просто я медитировал.
– Не шутишь?
Хо вдруг осознал, что вполне отчетливо слышит голос Менестреля, хотя они не прикасаются друг к другу. Видимо, выбрались из ничто. Он огляделся. Они стояли на обширном ровном плато, на серой скале. Глазу не за что было зацепиться. Небо над ними стало более светлого серого оттенка, воздух был сырой и холодный. Ящерицы неловко топтались на месте. Задрожав от холода, Хо поплотнее завернулся в плащ.
– Мы в той же плоскости, где Лидзь?
Менестрель покачал головой:
– Мы где-то на пути.
– Где?
– Трудно сказать.
– Мне-то казалось, что ты гордишься именно тем, что знаешь свое местонахождение?
Менестрель нахмурился:
– Я не горжусь, я просто знаю.
– А разве не следует гордиться, если развил свою способность?
– Ну, просто я знаю, вот и все.
Джеб Стюарт Хо перекинул ногу через хребет ящерицы и соскользнул на землю:
– Как хочешь. А мы где сейчас?
Менестрель пожал плечами:
– У этого места нет названия. По всем правилам этого места быть здесь не должно. Никак не могу понять, что его удерживает.
– Так зачем мы тут встали?
– Ящерицы остановились. Им как-то не по себе.
– Что с ними случилось?
Менестрель снял шапку и начал почесывать свою кудрявую голову:
– Не знаю. Их ход мысли от меня скрыт. Мне не проникнуть в их разум.
В первый раз за все время Джеб Стюарт Хо увидел Менестреля искренне озабоченным. Поколебавшись, снова обратился к нему:
– А может, попробуем осторожно пройти вперед и выяснить, почему ящерицы привезли нас сюда?
Менестрель смотрел в землю.
– Я бы лучше повернул назад.
– Ты же знаешь, я не могу себе этого позволить.
– Еще бы.
Джеб Стюарт Хо снова взобрался на ящерицу. Менестрель неохотно сделал то же самое. Прежде чем тронуться, Менестрель бросил взгляд на Хо:
– Я серьезно говорю – не нравится мне это. Просто запомни мои слова.
– Хорошо, запомню. – Хо угрюмо смотрел вперед.
Менестрель вонзил шпоры в бока ящерицы. Та двинулась нетвердой походкой, равнодушно, вразвалочку. Ящерица Джеба Стюарта Хо потащилась за ней таким же летаргическим шагом. Больше часа они плелись с такой скоростью. На горизонте вырисовалась странная скала, имеющая форму конусообразного выступа. Пока они постепенно приближались к ней, ящерицы все больше волновались – им было явно не по себе. Ими стало трудно управлять, они все норовили свернуть с заданного Менестрелем курса.
Метрах в трехстах от откоса скалы ящерицы остановились как вкопанные и отказались идти дальше. Они так и стояли, переминаясь с ноги на ногу и мотая длинными шеями. Джеб Стюарт Хо и Менестрель спешились. Оба они испытали такие же ощущения, что и ящерицы. Менестрель покрылся холодным потом, Джебом Стюартом Хо почувствовал необъяснимый страх. Напрягшись изо всех сил, стараясь удержать себя в руках, он обратился к Менестрелю:
– Здесь что-то не то.
Менестреля затрясло, и он простонал полузадушенным голосом:
– Давай уйдем отсюда.
Джеб Стюарт Хо схватил его за плечо:
– Расслабься, дыши медленно и глубоко. Убежать можно от внешней опасности, но поверженное страхом сознание – конец всему.
Менестрель кивнул. С него ручьями струился пот. Он явно старался взять себя в руки, но голос его был надтреснутым, и в нем звучали истерические нотки:
– Какого черта!… Пошли отсюда… Сейчас же! Я больше не могу…
– Не поддавайся. Это страх отравляет душу.
– Я… не понимаю этого! – Менестрель был на грани истерики.
Джеб Стюарт Хо взял лицо Менестреля в обе руки, стал массировать ему шею.
– Подумай, успокойся, вспомни все, что знаешь. Что здесь может происходить?
– Не знаю. Мысли путаются.
– Что тут может обнаружиться? Вспомни…
Менестрель больше не мог говорить. Он махнул рукой в сторону конусовидной скалы. Ноги его подкосились, он еле удержался, уцепившись за Джеба Стюарта Хо. Тот осторожно подтянул его, поставил на ноги.
– Надо подойти к скале и все закончится.
– Нет! Нет! Нет!
У Менестреля началась безудержная истерика. Джеб Стюарт Хо сильно ударил его по лицу, и тот замолчал. Держа за руку и слегка поддерживая, Джеб Стюарт Хо повел его к подножию скалы. Спотыкаясь, они умудрились пройти метров сто. Становилось все страшнее, от страха путались мысли. Наконец Менестрель взвыл, рухнув на колени.
– Не могу идти дальше.
– Сверхчеловек встречает страх лицом к лицу и этим преодолевает свою слабость.
Менестрель рухнул набок, перекатился и подтянул колени к груди:
– Я… не… могу… этого… сделать!
Джеб Стюарт Хо опустился на колени рядом с ним.
– Если ты не заставишь себя преодолеть этот страх, он тебя может убить.
– Пусть убьет!
Менестрель лежал не шевелясь, крепко зажмурившись, лицо его исказилось. Джеб Стюарт Хо поднялся на ноги и сам направился вверх по откосу скалы. Каждый шаг давался ему нечеловеческими усилиями. Страх стал физической силой. Ноги были будто налиты свинцом – как бывает при хождении по глубокому песку. Он часто спотыкался. Ближе к вершине он почувствовал, что совсем обессилел. Небо угрожающе осветилось недобрым красным светом, который отражался от скалы, и, казалось, ее охватило пламя. На Хо как будто налетел ураган. Черные видения мелькали на периферии поля зрения, создавая впечатление хлопающих крыльев смертоносных летучих мышей.
Наконец, он оказался наверху. И тут пытка достигла апогея. Какая-то сила разрывала его на части, казалось, мышцы отрывались от костей. Вокруг него раздавались такие крики, будто выли ужасные обитатели ада. Перед собой, на самом пике конусообразной скалы, он увидел круглый кратер. На его дне, на слое мягкого песка, лежали девять золотых яиц, каждое – в половину человеческого роста.
Джеб Стюарт Хо сразу понял, что именно отсюда исходит сила, убивающая сознание и материализующая страх. Инстинкт подсказывал – их надо уничтожить. Рука его начала тянуться к оружию, долго-долго, как в замедленной киносъемке. Дюйм за дюймом пальцы ощупывали пояс. Всю свою силу он сосредоточил в правой руке. Она стала гореть, будто жгучий холод вгрызался в кость и мышцы. Он сжал в пальцах адски холодный приклад, и пальцы просто примерзли. Когда он медленно вытаскивал пистолет из кобуры, ему показалось, что мышцы разрываются в клочья. Он медленно поднял пистолет, неподъемно тяжелый. Хо все ждал, что мышцы руки вот-вот треснут. Постепенно он прицелился в кладку яиц и взвел курок. И тут по ушам ударил невероятно высокий звук, настолько пронзительный, что показалось, будто из ушей пошла кровь, а может, даже мозг. На яйца он теперь смотрел как будто в перевернутый бинокль, – так они отдалились и уменьшились; он отчаянно давил на курок, но тот едва двигался. Хо был на грани потери сознания, когда, пробившись через какофонию звуков, до него донесся крик Менестреля:
– Не надо! Я понял! Ради Бога, не делай этого! Ведь они просто хотят защитить себя!
И сразу все встало на место. Джеб Стюарт Хо мысленно вошел в контакт с недоразвитыми существами внутри золотых скорлупок. Он ощутил мощь начинающих развиваться умов. Он почувствовал их страх и уязвимость и испытал благоговейный страх перед тем, во что они могут превратиться. Он колебался всего один миг, затем пистолет выпал из его руки. Ноги его подогнулись, он опустился на землю и заставил себя успокоиться. Хо еще находился в поле, порожденном страхом этих существ, но не конкретно он был причиной их страха. Собравшись с силами, он начал посылать им мысленные импульсы мира и добра. Он не желал им вреда, изо всех сил стараясь внедрить в их сознание свои энергетические импульсы. На лбу вздулись жилы от стараний пробиться сквозь их страх.
И ему это удалось. Его мысленные импульсы проникли в сознание существ, развивающихся в яйцах. Посылаемые импульсы были для них чем-то новым и незнакомым. С жадностью изголодавшихся существ они высасывали из него эти энергетические импульсы. Они были ненасытны. Он держался изо всех сил, стараясь остановить процесс выкачивания душевной энергии. Он молил их остановиться, но жадность растущих существ была бесконечна. Для Джеба Стюарта Хо наступил предел. Его душевная энергия была исчерпана. Свет для него померк. Его ослабшее тело упало и покатилось вниз по откосу скалы, как отброшенная марионетка с перерезанными веревочками.
Хо очнулся от прикосновений ко лбу: Менестрель обтирал ему лицо влажной тряпкой. Увидев, что Хо в сознании, заулыбался:
– Вот ведь влипли, верно, Убийца? Я уж решил, что ты точно коньки отбросил.
Джеб Стюарт Хо поднял голову:
– Долго я провалялся?
– Часа два, не меньше, – неуверенно пожал плечами Менестрель:
– А что было?
– Что ты меня спрашиваешь? Ведь не я был наверху, а ты. Только что бушевали все силы ада, и вдруг вмиг стало так прекрасно, будто занялась заря.
Джеб Стюарт Хо сел, выпрямился и огляделся: вокруг расстилался новый пейзаж. Под ногами еще была серая скала, но она растрескалась, и из трещин на поверхность лезли пучками зеленые растения. Вода тонкими струйками вливалась в кристально чистые пруды. Небо приобрело ровный темно-синий цвет. Ощущение было такое, будто эти существа разъяли его мозг и перестроили все вокруг в соответствии с тем, что обнаружили в глубинах его сознания. Ящерицы неподалеку радостно щипали зелень.
Джеб Стюарт Хо осторожно поднялся на ноги. Он боялся, что на теле обнаружатся какие-то свидетельства перенесенного им испытания. Но с удивлением увидел, что следов нет. Ощущение было такое, будто он только что проснулся после целительного сна. Он перевел взгляд на коническую скалу. Оттуда исходило сияние кроткого довольства. Пистолет так и лежал там, где он его уронил. Он подошел подобрать его и как только прикоснулся к оружию, небо, казалось, потемнело. Ящерицы в тревоге подняли головы. Он быстро затолкал пистолет в кобуру, и тут же вокруг восстановилось прежнее спокойствие. Ящерицы вернулись к траве и заработали челюстями.
Менестрель подошел к Джебу Стюарту Хо, стоявшему у подножия конической скалы. Его лицо сияло счастливой улыбкой – почти неестественным дружелюбием. Он обнял Хо за плечи:
– Похоже, все обернулось как нельзя лучше.
– Похоже на то, – согласился Джеб Стюарт Хо. Менестрель поднял голову, посмотрел на пик скалы:
– Просто уходить не хочется.
– Надо.
– Так и знал, что ты это скажешь.
– Надо отправляться.
Менестрель уставился в землю. По всему было видно, что ему неохота возвращаться в ничто.
– Знаешь, по-моему, нам надо оставить тут, в этом месте, какую-то отметку.
– Зачем? – с удивлением воззрился на него Джеб Стюарт Хо.
– Ну, как сказать… просто чтобы знать: мы тут были!
– А что, мы этого не будем знать, если не отметимся?
– Мне кажется, что важно как-то назвать это место… Может быть, не для нас с тобой… А вообще, для других.
Джеб Стюарт Хо жестом указал на кратер:
– Уж не для них ли? Так у них, пожалуй, есть свое название для этого места.
– Ты, как всегда, прав. Что из того, что название известно только им?… Пусть так и будет… – пожал плечами Менестрель.
Сунув два пальца в рот, он издал высокий пронзительный свист. Ящерицы подняли головы и медленно заковыляли к тому месту, где стояли Хо и Менестрель. Каждый подобрал поводья, оба вскарабкались в седла. Развернули ящериц и направили их в объезд конической скалы. Джеб Стюарт Хо на миг задержался и неподвижным взглядом уставился на пик скалы, потом глубоко вздохнул и двинулся вслед за Менестрелем.
Джеб Стюарт Хо повернул голову налево. На фоне странно мерцающего серого тумана он едва различал Менестреля. Силуэт человека верхом на ящерице перемещался и дробился. Только когда они сближались, он мог отчетливо видеть Менестреля и его лошадь. В какой-то момент Менестрель отъехал на значительное расстояние и совсем исчез. И вот тогда Джеб Стюарт Хо чуть не запаниковал. Он с раннего детства не помнил такого ощущения жути. От полного отчаяния удерживала привычка к дисциплине, которой его обучили в Братстве, но какое неизмеримое он почувствовал облегчение, когда, наконец, Менестрель мелькнул в поле зрения.
Хо протянул руку – знак для Менестреля, что с ним хотят говорить. Обмен словами был возможен только при соприкосновении, иначе слова пропадали, растворялись в ошеломляющем молчании прозрачной мглы. Менестрель приблизился и ухватился за его руку.
– Ну, что стряслось, Убийца?
Джебу Стюарту Хо не нравилось прозвище, которым его наградил Менестрель, но какой смысл возражать сейчас. Для этого будет время, когда они доберутся до осязаемого, реального места.
– Где мы сейчас?
– Мы в ничто.
– Это я и сам соображаю. Я спрашиваю о другом: скоро ли мы куда-нибудь доберемся?
Джеб Стюарт Хо заставлял себя сдерживаться при разговоре с Менестрелем. В ответ Менестрель ухмыльнулся:
– Ага… скоро.
– Как скоро?
– Откуда мне знать. Время тут течет весьма относительно.
– Относительно чего?
Менестрель рассмеялся:
– Относительно почти всего, что происходит. Поэтому так трудно заранее рассчитать.
Джеб Стюарт Хо был уверен, что спутник намеренно старается запутать его. Но почему – не мог взять в толк.
– Ты сам-то уверен, что знаешь наше местонахождение?
– Конечно, уверен. Я всегда знаю, где нахожусь. Я этим и знаменит.
Менестрель выпустил руку Джеба Стюарта Хо, и их развело в разные стороны. Очертания Менестреля становились все более зыбкими по мере того, как расстояние между ними росло.
Несмотря на всю свою подготовку, Джеб Стюарт Хо тяжело переносил неспособность ощутить время. Его никогда не готовили к тому, что ему придется взгромоздиться на скачущую ящерицу и кинуться очертя голову в кажущуюся вечной серость этого ничто. Он закрыл глаза и попытался войти в транс – хотя бы в переходную стадию. Сначала показалось, что это невозможно, но постепенно он почувствовал, будто сливается с чужим, раздробленным миром. Неожиданно прозвучавший голос вернул его в материальный мир.
– Пошевеливайся, Убийца. Проснись, что с тобой?
Джеб Стюарт Хо открыл глаза. Менестрель стоял возле него, тянул его за ногу.
– Да что с тобой? Послушай, может, у тебя мозг растаял?
Джеб Стюарт Хо отрицательно покачал головой:
– Просто я медитировал.
– Не шутишь?
Хо вдруг осознал, что вполне отчетливо слышит голос Менестреля, хотя они не прикасаются друг к другу. Видимо, выбрались из ничто. Он огляделся. Они стояли на обширном ровном плато, на серой скале. Глазу не за что было зацепиться. Небо над ними стало более светлого серого оттенка, воздух был сырой и холодный. Ящерицы неловко топтались на месте. Задрожав от холода, Хо поплотнее завернулся в плащ.
– Мы в той же плоскости, где Лидзь?
Менестрель покачал головой:
– Мы где-то на пути.
– Где?
– Трудно сказать.
– Мне-то казалось, что ты гордишься именно тем, что знаешь свое местонахождение?
Менестрель нахмурился:
– Я не горжусь, я просто знаю.
– А разве не следует гордиться, если развил свою способность?
– Ну, просто я знаю, вот и все.
Джеб Стюарт Хо перекинул ногу через хребет ящерицы и соскользнул на землю:
– Как хочешь. А мы где сейчас?
Менестрель пожал плечами:
– У этого места нет названия. По всем правилам этого места быть здесь не должно. Никак не могу понять, что его удерживает.
– Так зачем мы тут встали?
– Ящерицы остановились. Им как-то не по себе.
– Что с ними случилось?
Менестрель снял шапку и начал почесывать свою кудрявую голову:
– Не знаю. Их ход мысли от меня скрыт. Мне не проникнуть в их разум.
В первый раз за все время Джеб Стюарт Хо увидел Менестреля искренне озабоченным. Поколебавшись, снова обратился к нему:
– А может, попробуем осторожно пройти вперед и выяснить, почему ящерицы привезли нас сюда?
Менестрель смотрел в землю.
– Я бы лучше повернул назад.
– Ты же знаешь, я не могу себе этого позволить.
– Еще бы.
Джеб Стюарт Хо снова взобрался на ящерицу. Менестрель неохотно сделал то же самое. Прежде чем тронуться, Менестрель бросил взгляд на Хо:
– Я серьезно говорю – не нравится мне это. Просто запомни мои слова.
– Хорошо, запомню. – Хо угрюмо смотрел вперед.
Менестрель вонзил шпоры в бока ящерицы. Та двинулась нетвердой походкой, равнодушно, вразвалочку. Ящерица Джеба Стюарта Хо потащилась за ней таким же летаргическим шагом. Больше часа они плелись с такой скоростью. На горизонте вырисовалась странная скала, имеющая форму конусообразного выступа. Пока они постепенно приближались к ней, ящерицы все больше волновались – им было явно не по себе. Ими стало трудно управлять, они все норовили свернуть с заданного Менестрелем курса.
Метрах в трехстах от откоса скалы ящерицы остановились как вкопанные и отказались идти дальше. Они так и стояли, переминаясь с ноги на ногу и мотая длинными шеями. Джеб Стюарт Хо и Менестрель спешились. Оба они испытали такие же ощущения, что и ящерицы. Менестрель покрылся холодным потом, Джебом Стюартом Хо почувствовал необъяснимый страх. Напрягшись изо всех сил, стараясь удержать себя в руках, он обратился к Менестрелю:
– Здесь что-то не то.
Менестреля затрясло, и он простонал полузадушенным голосом:
– Давай уйдем отсюда.
Джеб Стюарт Хо схватил его за плечо:
– Расслабься, дыши медленно и глубоко. Убежать можно от внешней опасности, но поверженное страхом сознание – конец всему.
Менестрель кивнул. С него ручьями струился пот. Он явно старался взять себя в руки, но голос его был надтреснутым, и в нем звучали истерические нотки:
– Какого черта!… Пошли отсюда… Сейчас же! Я больше не могу…
– Не поддавайся. Это страх отравляет душу.
– Я… не понимаю этого! – Менестрель был на грани истерики.
Джеб Стюарт Хо взял лицо Менестреля в обе руки, стал массировать ему шею.
– Подумай, успокойся, вспомни все, что знаешь. Что здесь может происходить?
– Не знаю. Мысли путаются.
– Что тут может обнаружиться? Вспомни…
Менестрель больше не мог говорить. Он махнул рукой в сторону конусовидной скалы. Ноги его подкосились, он еле удержался, уцепившись за Джеба Стюарта Хо. Тот осторожно подтянул его, поставил на ноги.
– Надо подойти к скале и все закончится.
– Нет! Нет! Нет!
У Менестреля началась безудержная истерика. Джеб Стюарт Хо сильно ударил его по лицу, и тот замолчал. Держа за руку и слегка поддерживая, Джеб Стюарт Хо повел его к подножию скалы. Спотыкаясь, они умудрились пройти метров сто. Становилось все страшнее, от страха путались мысли. Наконец Менестрель взвыл, рухнув на колени.
– Не могу идти дальше.
– Сверхчеловек встречает страх лицом к лицу и этим преодолевает свою слабость.
Менестрель рухнул набок, перекатился и подтянул колени к груди:
– Я… не… могу… этого… сделать!
Джеб Стюарт Хо опустился на колени рядом с ним.
– Если ты не заставишь себя преодолеть этот страх, он тебя может убить.
– Пусть убьет!
Менестрель лежал не шевелясь, крепко зажмурившись, лицо его исказилось. Джеб Стюарт Хо поднялся на ноги и сам направился вверх по откосу скалы. Каждый шаг давался ему нечеловеческими усилиями. Страх стал физической силой. Ноги были будто налиты свинцом – как бывает при хождении по глубокому песку. Он часто спотыкался. Ближе к вершине он почувствовал, что совсем обессилел. Небо угрожающе осветилось недобрым красным светом, который отражался от скалы, и, казалось, ее охватило пламя. На Хо как будто налетел ураган. Черные видения мелькали на периферии поля зрения, создавая впечатление хлопающих крыльев смертоносных летучих мышей.
Наконец, он оказался наверху. И тут пытка достигла апогея. Какая-то сила разрывала его на части, казалось, мышцы отрывались от костей. Вокруг него раздавались такие крики, будто выли ужасные обитатели ада. Перед собой, на самом пике конусообразной скалы, он увидел круглый кратер. На его дне, на слое мягкого песка, лежали девять золотых яиц, каждое – в половину человеческого роста.
Джеб Стюарт Хо сразу понял, что именно отсюда исходит сила, убивающая сознание и материализующая страх. Инстинкт подсказывал – их надо уничтожить. Рука его начала тянуться к оружию, долго-долго, как в замедленной киносъемке. Дюйм за дюймом пальцы ощупывали пояс. Всю свою силу он сосредоточил в правой руке. Она стала гореть, будто жгучий холод вгрызался в кость и мышцы. Он сжал в пальцах адски холодный приклад, и пальцы просто примерзли. Когда он медленно вытаскивал пистолет из кобуры, ему показалось, что мышцы разрываются в клочья. Он медленно поднял пистолет, неподъемно тяжелый. Хо все ждал, что мышцы руки вот-вот треснут. Постепенно он прицелился в кладку яиц и взвел курок. И тут по ушам ударил невероятно высокий звук, настолько пронзительный, что показалось, будто из ушей пошла кровь, а может, даже мозг. На яйца он теперь смотрел как будто в перевернутый бинокль, – так они отдалились и уменьшились; он отчаянно давил на курок, но тот едва двигался. Хо был на грани потери сознания, когда, пробившись через какофонию звуков, до него донесся крик Менестреля:
– Не надо! Я понял! Ради Бога, не делай этого! Ведь они просто хотят защитить себя!
И сразу все встало на место. Джеб Стюарт Хо мысленно вошел в контакт с недоразвитыми существами внутри золотых скорлупок. Он ощутил мощь начинающих развиваться умов. Он почувствовал их страх и уязвимость и испытал благоговейный страх перед тем, во что они могут превратиться. Он колебался всего один миг, затем пистолет выпал из его руки. Ноги его подогнулись, он опустился на землю и заставил себя успокоиться. Хо еще находился в поле, порожденном страхом этих существ, но не конкретно он был причиной их страха. Собравшись с силами, он начал посылать им мысленные импульсы мира и добра. Он не желал им вреда, изо всех сил стараясь внедрить в их сознание свои энергетические импульсы. На лбу вздулись жилы от стараний пробиться сквозь их страх.
И ему это удалось. Его мысленные импульсы проникли в сознание существ, развивающихся в яйцах. Посылаемые импульсы были для них чем-то новым и незнакомым. С жадностью изголодавшихся существ они высасывали из него эти энергетические импульсы. Они были ненасытны. Он держался изо всех сил, стараясь остановить процесс выкачивания душевной энергии. Он молил их остановиться, но жадность растущих существ была бесконечна. Для Джеба Стюарта Хо наступил предел. Его душевная энергия была исчерпана. Свет для него померк. Его ослабшее тело упало и покатилось вниз по откосу скалы, как отброшенная марионетка с перерезанными веревочками.
Хо очнулся от прикосновений ко лбу: Менестрель обтирал ему лицо влажной тряпкой. Увидев, что Хо в сознании, заулыбался:
– Вот ведь влипли, верно, Убийца? Я уж решил, что ты точно коньки отбросил.
Джеб Стюарт Хо поднял голову:
– Долго я провалялся?
– Часа два, не меньше, – неуверенно пожал плечами Менестрель:
– А что было?
– Что ты меня спрашиваешь? Ведь не я был наверху, а ты. Только что бушевали все силы ада, и вдруг вмиг стало так прекрасно, будто занялась заря.
Джеб Стюарт Хо сел, выпрямился и огляделся: вокруг расстилался новый пейзаж. Под ногами еще была серая скала, но она растрескалась, и из трещин на поверхность лезли пучками зеленые растения. Вода тонкими струйками вливалась в кристально чистые пруды. Небо приобрело ровный темно-синий цвет. Ощущение было такое, будто эти существа разъяли его мозг и перестроили все вокруг в соответствии с тем, что обнаружили в глубинах его сознания. Ящерицы неподалеку радостно щипали зелень.
Джеб Стюарт Хо осторожно поднялся на ноги. Он боялся, что на теле обнаружатся какие-то свидетельства перенесенного им испытания. Но с удивлением увидел, что следов нет. Ощущение было такое, будто он только что проснулся после целительного сна. Он перевел взгляд на коническую скалу. Оттуда исходило сияние кроткого довольства. Пистолет так и лежал там, где он его уронил. Он подошел подобрать его и как только прикоснулся к оружию, небо, казалось, потемнело. Ящерицы в тревоге подняли головы. Он быстро затолкал пистолет в кобуру, и тут же вокруг восстановилось прежнее спокойствие. Ящерицы вернулись к траве и заработали челюстями.
Менестрель подошел к Джебу Стюарту Хо, стоявшему у подножия конической скалы. Его лицо сияло счастливой улыбкой – почти неестественным дружелюбием. Он обнял Хо за плечи:
– Похоже, все обернулось как нельзя лучше.
– Похоже на то, – согласился Джеб Стюарт Хо. Менестрель поднял голову, посмотрел на пик скалы:
– Просто уходить не хочется.
– Надо.
– Так и знал, что ты это скажешь.
– Надо отправляться.
Менестрель уставился в землю. По всему было видно, что ему неохота возвращаться в ничто.
– Знаешь, по-моему, нам надо оставить тут, в этом месте, какую-то отметку.
– Зачем? – с удивлением воззрился на него Джеб Стюарт Хо.
– Ну, как сказать… просто чтобы знать: мы тут были!
– А что, мы этого не будем знать, если не отметимся?
– Мне кажется, что важно как-то назвать это место… Может быть, не для нас с тобой… А вообще, для других.
Джеб Стюарт Хо жестом указал на кратер:
– Уж не для них ли? Так у них, пожалуй, есть свое название для этого места.
– Ты, как всегда, прав. Что из того, что название известно только им?… Пусть так и будет… – пожал плечами Менестрель.
Сунув два пальца в рот, он издал высокий пронзительный свист. Ящерицы подняли головы и медленно заковыляли к тому месту, где стояли Хо и Менестрель. Каждый подобрал поводья, оба вскарабкались в седла. Развернули ящериц и направили их в объезд конической скалы. Джеб Стюарт Хо на миг задержался и неподвижным взглядом уставился на пик скалы, потом глубоко вздохнул и двинулся вслед за Менестрелем.
6
Низкорослый седой человек в стеганом халате рывком открыл дверь лифта и пошлепал через потертый ковер фойе Отеля Вожаков к стойке регистрации. Подождал, пока служащий поднимет глаза от сборника комиксов и удостоит его вниманием.
– Ну?
Человек прокашлялся и поплотнее запахнул выцветший халат на костлявом теле.
– Для меня есть что-нибудь?
Служащий за стойкой даже не взглянул на стоявшие перед ним ячейки для корреспонденции:
– Ничего нет.
Человек все не уходил.
– Вы не ошиблись? Проверьте, пожалуйста.
Служащий за стойкой отложил свой сборник комиксов и, демонстрируя крайнюю выдержанность и холодность, проговорил:
– Нет, Артур, тебе почты не было. И вчера, и позавчера, и поза-позавчера, и все дни, с тех пор как ты живешь тут. Для тебя, Артур, почта никогда не приходит. Ясно?
Артур снова прокашлялся:
– Я подойду завтра.
Служащий перевернул страницу своего сборника комиксов:
– Подходи.
Артур повернулся и зашаркал прочь, к дверям лифта.
Билли Амнистия из своего просевшего кресла наблюдал за этой мелкой драмой без всякого интереса. Она повторялась изо дня в день. Ежедневно Артур спускался из своей комнатенки на двадцать седьмом этаже, чтобы узнать, не пришло ли письмо, которое изменит его жизнь. И каждый день письмо не приходило. Дверь лифта с грохотом закрылась, и Артур отправился на свой двадцать седьмой этаж. Служащий за стойкой вернулся к сборнику комиксов, а Билли так и сидел, уставившись на почти эротический бордюр по верху грязной розовой стены, который медленно крошился и осыпался.
Для большинства здешних обитателей Отель Вожаков был концом жизненного пути. Высотный муравейник из крошечных комнатушек и темных коридоров, пропахший ветхостью и мочой. Пока платишь ренту, ты имеешь абсолютное право перебрать дозу, допиться до чертиков или просто до окоченения. Билли надеялся, что с ним не случится ничего подобного. Он надеялся в один прекрасный день выбраться из этой дыры в местечко получше. Надежды Билли не гарантировали ему спасения от вышеописанной перспективы. Большинство обитателей Отеля Вожаков жили надеждами на что-то, но заканчивали тем же, что и тысячи до них. Отель Вожаков был последней инстанцией для тех, кто уже перестал быть человеком, кто по той или иной причине не имел кредитной карты.
У Билли Амнистии кредитной карты не было. Её не было у него никогда. Он прибыл в Лидзь без кредитной карты, понял, что ему ничего не светит, и оказался в Вожаках. С тех пор так и застрял тут. Его теперь называли Билли-сводник. Это из-за Дарлин. Дарлин подобрала его, и с тех пор держала при себе. Доходы Дарлин обеспечивали им выживание в Вожаках, но шансов выбраться отсюда не давали. У Дарлин тоже не было кредитной карты. Ее отняли за какое-то преступление. Дальше намеков Дарлин никогда не шла, да Билли и не интересовался.
Отсутствие кредитной карты сильно осложняло работу Дарлин, а ее проблемы автоматически становились и проблемами Билли. Отсутствие кредитной карты означало, что клиенты не могли оплатить ее услуги прямым переведением кредита. Ей пришлось разработать некое подобие бартера. Она спала с клиентами или выполняла любые их желания, а они исподтишка подсовывали ей какую-нибудь мелкую драгоценность. Полученные дары она передавала портье, а тот открывал ей с Билли кредит, которого хватало на оплату проживания и кормежку. Конечно, им доставалась только малая часть того, чего стоила эта вещичка, и портье, конечно, старался, чтобы у них никогда не оказывалось на руках достаточно денег для того, чтобы выехать из Отеля.
Однако в предыдущую ночь Билли и Дарлин заработали значительно больше, чем обычно. Дарлин сопутствовала удача. Она приняла трех клиентов. Трое за один день – для нее совсем неплохо. Нельзя сказать, что Дарлин была непривлекательна, просто ее «предприятие» никоим образом не могло конкурировать с большими узаконенными борделями. Те снимали сливки с клиентуры, которую требовалось всего лишь элементарно обслужить в постели. Дарлин же приходилось иметь дело с теми, кого возбуждало ощущение пребывания на дне жизни. Кому нравилось преследовать красивую бабу из низов общества, из самого Отеля Вожаков. Таким способом эти клиенты получали добавочное возбуждение, которое им было необходимо.
Вчерашний успех – целых три клиента сразу! – очень вдохновил Билли и Дарлин, и они немного зарвались: просадили весь свой кредит на бутыль бормотухи местного производства (изготовления их же отеля) и на пакет наркотических пилюль. Дарлин уверяла, что, если выйдет на панель попозже к ночи (хотя в этом «городе постоянного сумрака» фактически не было различия между днем и ночью), она заработает на завтрашнюю оплату комнаты.
Конечно, это заявление не стоило принимать всерьез. Напиток и пилюли гарантировали, что они окажутся не в форме. А значит, завтра не смогут вылезти из постели до утреннего (регулярного) визита детектива отеля с его ежедневным: «Не платишь? – Выметайся!».
Им нечем было заплатить за комнату, но детектив и портье оказались очень гуманными. Они позволили Билли побыть в фойе, пока Дарлин насобирает на квартплату. Они даже не заставили их забрать из комнаты свой скарб, только отобрали ключи.
Положение сложилось неловкое, но что же делать. Билли ждал. Особенно его угнетала необходимость сидеть в фойе Отеля Вожаков. Здесь витали запахи разложения и нищеты. Пальмы в кадках по углам давно превратились в коричневые высохшие мумии, но никому в голову не приходило их заменить или хотя бы просто выбросить. Ковер во многих местах был истерт до дыр. Древний скрипучий лифт чудом еще функционировал, и только чудом объяснимо, почему исцарапанные и расшатанные кресла, разбросанные по две-три штуки по всему фойе, давным-давно не превратились в бесформенные груды щепок. Высокий потолок от сырости был покрыт длинными коричневыми потеками.
Чтобы отвлечься, Билли смотрел на экран видео, стоявший справа от стойки портье. Экран был в пятнах, настройка в ужасном состоянии. У него имелось только одно достоинство: что он вообще еще работал. Правда, Билли не мог неотрывно созерцать экран: его загораживали трясущиеся головы трех старых алкашей, сгрудившихся так близко возле экрана, как будто от него исходило тепло. Они жадно отсматривали какое-то мульти-шоу. Билли не мог понять, что им может нравиться. Всем известно, что такие шоу фальсифицированы.
После еще часа ожидания терпение Билли было, наконец, вознаграждено. Вошла Дарлин, таща за собой жирного коротышку. Такие всегда западали на нее. Розовый от возбуждения, он был в пропотевшем насквозь голубом комбинезоне: подмышками расплывались темные круги. Ясно, пользуется дезодорантом «сухой весь день», нестойким при половом возбуждения.
Дарлин была почти на голову выше клиента. Билли не мог не признать, что выглядит она отлично. Ее красное платье едва прикрывало зад, и между его подолом и верхним краем чулок и сапог в тон платью оставалась полоска голого тела, соблазнительно подчеркнутая тоненькими полосками красных подвязок. Красный ансамбль очаровательно контрастировал с ее иссиня-черной кожей и коротко остриженными волосами. Никто не усомнился бы, что Дарлин – шлюха хоть куда. Билли гордился, что у него такая женщина. Он любил ее за черный цвет – кожи и надеялся, что у нее никогда не хватит заработанных денег, чтобы сменить этот цвет, как она всегда грозилась.
Дарлин остановилась у стойки портье и многозначительно обернулась к клиенту. Билли сделал вид, что не узнает ее: своднику не годится засвечиваться, когда его женщина работает. Как правило, это нервирует клиента. Дарлин подмигнула из-за спины толстячка, но Билли не отреагировал. И она приступила к работе. Взяла клиента за руку и развернула его лицом к стойке портье:
– Ну?
Человек прокашлялся и поплотнее запахнул выцветший халат на костлявом теле.
– Для меня есть что-нибудь?
Служащий за стойкой даже не взглянул на стоявшие перед ним ячейки для корреспонденции:
– Ничего нет.
Человек все не уходил.
– Вы не ошиблись? Проверьте, пожалуйста.
Служащий за стойкой отложил свой сборник комиксов и, демонстрируя крайнюю выдержанность и холодность, проговорил:
– Нет, Артур, тебе почты не было. И вчера, и позавчера, и поза-позавчера, и все дни, с тех пор как ты живешь тут. Для тебя, Артур, почта никогда не приходит. Ясно?
Артур снова прокашлялся:
– Я подойду завтра.
Служащий перевернул страницу своего сборника комиксов:
– Подходи.
Артур повернулся и зашаркал прочь, к дверям лифта.
Билли Амнистия из своего просевшего кресла наблюдал за этой мелкой драмой без всякого интереса. Она повторялась изо дня в день. Ежедневно Артур спускался из своей комнатенки на двадцать седьмом этаже, чтобы узнать, не пришло ли письмо, которое изменит его жизнь. И каждый день письмо не приходило. Дверь лифта с грохотом закрылась, и Артур отправился на свой двадцать седьмой этаж. Служащий за стойкой вернулся к сборнику комиксов, а Билли так и сидел, уставившись на почти эротический бордюр по верху грязной розовой стены, который медленно крошился и осыпался.
Для большинства здешних обитателей Отель Вожаков был концом жизненного пути. Высотный муравейник из крошечных комнатушек и темных коридоров, пропахший ветхостью и мочой. Пока платишь ренту, ты имеешь абсолютное право перебрать дозу, допиться до чертиков или просто до окоченения. Билли надеялся, что с ним не случится ничего подобного. Он надеялся в один прекрасный день выбраться из этой дыры в местечко получше. Надежды Билли не гарантировали ему спасения от вышеописанной перспективы. Большинство обитателей Отеля Вожаков жили надеждами на что-то, но заканчивали тем же, что и тысячи до них. Отель Вожаков был последней инстанцией для тех, кто уже перестал быть человеком, кто по той или иной причине не имел кредитной карты.
У Билли Амнистии кредитной карты не было. Её не было у него никогда. Он прибыл в Лидзь без кредитной карты, понял, что ему ничего не светит, и оказался в Вожаках. С тех пор так и застрял тут. Его теперь называли Билли-сводник. Это из-за Дарлин. Дарлин подобрала его, и с тех пор держала при себе. Доходы Дарлин обеспечивали им выживание в Вожаках, но шансов выбраться отсюда не давали. У Дарлин тоже не было кредитной карты. Ее отняли за какое-то преступление. Дальше намеков Дарлин никогда не шла, да Билли и не интересовался.
Отсутствие кредитной карты сильно осложняло работу Дарлин, а ее проблемы автоматически становились и проблемами Билли. Отсутствие кредитной карты означало, что клиенты не могли оплатить ее услуги прямым переведением кредита. Ей пришлось разработать некое подобие бартера. Она спала с клиентами или выполняла любые их желания, а они исподтишка подсовывали ей какую-нибудь мелкую драгоценность. Полученные дары она передавала портье, а тот открывал ей с Билли кредит, которого хватало на оплату проживания и кормежку. Конечно, им доставалась только малая часть того, чего стоила эта вещичка, и портье, конечно, старался, чтобы у них никогда не оказывалось на руках достаточно денег для того, чтобы выехать из Отеля.
Однако в предыдущую ночь Билли и Дарлин заработали значительно больше, чем обычно. Дарлин сопутствовала удача. Она приняла трех клиентов. Трое за один день – для нее совсем неплохо. Нельзя сказать, что Дарлин была непривлекательна, просто ее «предприятие» никоим образом не могло конкурировать с большими узаконенными борделями. Те снимали сливки с клиентуры, которую требовалось всего лишь элементарно обслужить в постели. Дарлин же приходилось иметь дело с теми, кого возбуждало ощущение пребывания на дне жизни. Кому нравилось преследовать красивую бабу из низов общества, из самого Отеля Вожаков. Таким способом эти клиенты получали добавочное возбуждение, которое им было необходимо.
Вчерашний успех – целых три клиента сразу! – очень вдохновил Билли и Дарлин, и они немного зарвались: просадили весь свой кредит на бутыль бормотухи местного производства (изготовления их же отеля) и на пакет наркотических пилюль. Дарлин уверяла, что, если выйдет на панель попозже к ночи (хотя в этом «городе постоянного сумрака» фактически не было различия между днем и ночью), она заработает на завтрашнюю оплату комнаты.
Конечно, это заявление не стоило принимать всерьез. Напиток и пилюли гарантировали, что они окажутся не в форме. А значит, завтра не смогут вылезти из постели до утреннего (регулярного) визита детектива отеля с его ежедневным: «Не платишь? – Выметайся!».
Им нечем было заплатить за комнату, но детектив и портье оказались очень гуманными. Они позволили Билли побыть в фойе, пока Дарлин насобирает на квартплату. Они даже не заставили их забрать из комнаты свой скарб, только отобрали ключи.
Положение сложилось неловкое, но что же делать. Билли ждал. Особенно его угнетала необходимость сидеть в фойе Отеля Вожаков. Здесь витали запахи разложения и нищеты. Пальмы в кадках по углам давно превратились в коричневые высохшие мумии, но никому в голову не приходило их заменить или хотя бы просто выбросить. Ковер во многих местах был истерт до дыр. Древний скрипучий лифт чудом еще функционировал, и только чудом объяснимо, почему исцарапанные и расшатанные кресла, разбросанные по две-три штуки по всему фойе, давным-давно не превратились в бесформенные груды щепок. Высокий потолок от сырости был покрыт длинными коричневыми потеками.
Чтобы отвлечься, Билли смотрел на экран видео, стоявший справа от стойки портье. Экран был в пятнах, настройка в ужасном состоянии. У него имелось только одно достоинство: что он вообще еще работал. Правда, Билли не мог неотрывно созерцать экран: его загораживали трясущиеся головы трех старых алкашей, сгрудившихся так близко возле экрана, как будто от него исходило тепло. Они жадно отсматривали какое-то мульти-шоу. Билли не мог понять, что им может нравиться. Всем известно, что такие шоу фальсифицированы.
После еще часа ожидания терпение Билли было, наконец, вознаграждено. Вошла Дарлин, таща за собой жирного коротышку. Такие всегда западали на нее. Розовый от возбуждения, он был в пропотевшем насквозь голубом комбинезоне: подмышками расплывались темные круги. Ясно, пользуется дезодорантом «сухой весь день», нестойким при половом возбуждения.
Дарлин была почти на голову выше клиента. Билли не мог не признать, что выглядит она отлично. Ее красное платье едва прикрывало зад, и между его подолом и верхним краем чулок и сапог в тон платью оставалась полоска голого тела, соблазнительно подчеркнутая тоненькими полосками красных подвязок. Красный ансамбль очаровательно контрастировал с ее иссиня-черной кожей и коротко остриженными волосами. Никто не усомнился бы, что Дарлин – шлюха хоть куда. Билли гордился, что у него такая женщина. Он любил ее за черный цвет – кожи и надеялся, что у нее никогда не хватит заработанных денег, чтобы сменить этот цвет, как она всегда грозилась.
Дарлин остановилась у стойки портье и многозначительно обернулась к клиенту. Билли сделал вид, что не узнает ее: своднику не годится засвечиваться, когда его женщина работает. Как правило, это нервирует клиента. Дарлин подмигнула из-за спины толстячка, но Билли не отреагировал. И она приступила к работе. Взяла клиента за руку и развернула его лицом к стойке портье: