Страница:
С особым подъемом поем нашу любимую:
Слушают отряды песню фронтовую
Сдвинутые брови, твердые сердца.
Родина послала в бурю огневую,
К бою снарядила верного бойца...
Ох какая встреча будет у вокзала
В день, когда Победой кончится война,
И письмо родное мать поцеловала,
И над самым сердцем спрятала жена
Конечно же, всем нам очень хотелось дожить до этих встреч, остаться не только в памяти родных и близких людей, но и увидеть своими глазами то послевоенное будущее, которое нам представлялось удивительно прекрасным. С такими мыслями мы пели в вагоне эту песню, уходя в немецкие тылы под Москвой, пели в вагоне поезда, уносившего нас навстречу памятному бою под Сухиничами, пели и здесь, в лесах Белоруссии.
Вспомнили также и спели всем хорошо известные старинные русские песни "Раскинулось море широко", про Ермака и Стеньку Разина. С песней о Волге я в мыслях уносился на родину, и воскресало прошлое - когда мы, мальчишки, на закате солнца выходили в лодке на зыбкую багряную дорожку реки и тоже пели про удалого Степана и других героев давно минувших дней...
А потом слушали, как поет Леня Садовик. Он знал множество цыганских песен, прекрасно играл на гитаре и пел самозабвенно, отдаваясь песне всей душой. Слушать его было огромным наслаждением. Вот только не знали мы тогда еще, что слушаем Леню в последний раз...
А восходящее солнце между тем уже позолотило верхушки сосен. Наступал новый день.
Собрав свои нехитрые пожитки, мы ушли на новое место. Снова поставили шалаши из еловых веток, натянули сверху плащ-палатки, окопали вокруг, чтобы дождевая вода не подтекала внутрь, застелили пол лапником и сеном. Последние дни беспрерывно шли дожди, стало холодно и очень неуютно. Наверное, от этого и на душе было как-то нехорошо.
Вечером 8 сентября Леня Садовик и Геннадий Зелент попросились на железную дорогу.
- Куда же вы в такую погоду? - пытались их отговорить наши девчата. Но уговоры не подействовали. Ребята настолько втянулись в свою опасную и трудную работу, что ни дня не могли просидеть без дела, их словно магнитом тянуло на "железку". Шарый и я хорошо понимали ребят, сами в душе чувствовали то же самое. Поэтому и не запретили.
Леня с Геннадием взяли десятикилограммовый фугас, мину и с наступлением темноты тронулись в путь. Нам оставалось только ждать. Ждать и надеяться, что операция пройдет благополучно. Поначалу ничто не предвещало дурного исхода, наоборот, казалось, что погода поможет - ребятам в такое ненастье легче будет подобраться к полотну железной дороги и устроить крушение.
Но ровно через час вечернюю тишину разорвал треск автоматных и пулеметных очередей. И почти сразу же все стихло. Мы почувствовали недоброе. Весь вечер и всю ночь никто не сомкнул глаз, надеялись и ждали: вот-вот вернутся товарищи. Но они не вернулись.
А случилось вот что. Возле деревни Ставищи, на картофельном поле, немцы устроили засаду. Ничего не подозревавшие ребята подошли к месту засады вплотную. Огонь был открыт без предупреждения. В несколько секунд все было кончено.
Чуть позже нам стало известно, что в засаде участвовали охранники со станции Деревцы, а с ними у нас были старые счеты. Именно под Деревцами был ранен Геннадий Зелент - пуля попала в глаз и вышла за ухом, и погиб Володя Прищепчик. Произошло это так.
После подрыва эшелона под Тальной на железной дороге Минск - Осиповичи группа в составе Самуйлика, Золотова, Зелента и Прищепчика перешла железную дорогу Осиповичи - Слуцк возле станции Деревцы, углубилась в лес и расположилась на отдых. На рассвете ребят окружили гитлеровцы. Прозвучала короткая команда:
- Рус, сдавайсь!
Володя первым открыл огонь из винтовки, за ним Самуйлик из автомата. Немцы залегли, притаились. Огонь не открывали, видно, решили взять наших живьем.
Самуйлик правильно оценил обстановку и подал команду идти на прорыв.
Ребята вскочили, прорвались через фашистские цепи и, отстреливаясь, стали уходить. Прищипчик был ранен в ноги, упал и подняться уже не смог. Пока были патроны, Володя отстреливался, а потом... О чем он думал, когда вытаскивал гранату? О том ли, что вот умирает в восемнадцать лет, не повидав отца и сестер, которые были совсем недалеко от этих мест, или о чем другом - никто этого никогда не узнает. Когда немцы стали окружать его, он рванул чеку.
Володя Прищепчик погиб. Рядом с ним упало несколько фашистов.
К началу войны Володя окончил среднюю школу. Вступил в комсомол. Был настоящим патриотом своей Родины. Когда началась война, Владимир попросился в армию. Его послали в Москву, на курсы по подготовке к действиям в тылу противника. В группе, которую возглавлял Шарый, вместе с Леней Садовиком Прищепчик ходил в тыл противника под Москвой, участвовал в бою под Сухиничами, был смелым и очень выдержанным бойцом. И вот Володи не стало. Его убили охранники из Деревцов.
Решение о ликвидации гарнизона на станции было принято, однако силенок у нас для осуществления этой операции явно недоставало. Но здесь произошло событие, которое все расставило по своим местам - наши ряды неожиданно пополнились целым взводом свежих бойцов. А это уже позволяло рассчитывать на успех.
Прав оказался тот крестьянин, из Макаровки, который сказал, что немногие из военнопленных действительно добровольно стали на путь измены и записались в батальоны "Березина" и "Днепр". Шарый не забыл этот разговор и сразу же после того, как мы обосновались под Осиповичами, стал искать возможность установления контактов с военнопленными. И вскоре достиг успеха. 10 сентября на нашу сторону перешел взвод из батальона "Березина".
Не могу сказать, что наши бойцы очень обрадовались этому событию. Решение было несомненно рискованным. В группу, которая насчитывала менее тридцати человек, мы приняли примерно столько же хорошо обученных кадровых солдат с двумя пулеметами. Будь у них недобрые намерения, могло бы произойти непоправимое.
Вновь прибывшие оказались дисциплинированными, исполнительными бойцами и, казалось, были очень довольны крутым поворотом в своей судьбе. Но на войне главное испытание - бой. Как-то они поведут себя в деле?
Операция по разгрому гарнизона станции Деревцы была назначена на 14 сентября. "Добровольцев" решили взять с собой.
Вышли из лагеря поздним вечером. В полной темноте прошли деревню Ставищи. За околицей наша разведка обнаружила брошенную телегу и сбрую. Войлочная подкладка чересседельника была еще теплой. "Неужели кто-нибудь из полицаев?" подумал Самуйлик. - Если предатель успеет предупредить гарнизон, операция будет сорвана, а этого допустить нельзя.
Не дожидаясь подхода основных сил, разведчики на велосипедах устремились вдогонку. Впереди на пригорке на фоне ночного неба стал вырисовываться силуэт всадника. Он ехал рысью. Самуйлик и двое "добровольцев" решили держаться от него на таком расстоянии, чтобы тот не мог увидеть или услышать преследователей. За Михалевщинами, где прямая дорога ведет на Осиповичи, а другая круто сворачивает влево на Деревцы, разведчики прибавили ходу и вскоре догнали всадника. Им действительно оказался полицай, который, увидев троих неизвестных в форме власовцев, не изъявил никакого беспокойства - принял за своих.
- Далеко ли путь держишь? - обратился к нему Самуйлик по-белорусски.
- В Деревцы, - ответил полицай. - Дело важное, есть сведения, партизаны идут на станцию, - сказал, соскочив с коня, предатель.
- Вот оно что! А какой там нынче пароль и отзыв?
- Зачем вам это, ведь вы со мной поедете?
- Нет, так нельзя. Мы устроим засаду, задержим бандитов и будем ждать подкрепления из гарнизона.
- Понятно. Пароль "Берлин", отзыв "Минск".
На этом разговор закончился. Труп предателя разведчики отнесли в болото и стали дожидаться своих.
К Деревцам подошли в полночь. Отряд притаился в лесу недалеко от немецкой казармы. Мне с группой подрывников и бывших власовцев пришлось сделать небольшой крюк, чтобы обойти казарму и выйти к железной дороге. Нам было поручено порвать телефонную связь с Осиповичами, взорвать семафор, входные и выходные стрелки со стороны города, занять здание вокзала и в случае необходимости встретить огнем полицаев, которые могли подойти из деревни Деревцы на подмогу гарнизону, или отступающих из казармы фашистов. Диверсия должна была надолго прервать нормальную эксплуатацию железной дороги Осиповичи - Слуцк. Имелась и более конкретная цель - не допустить переброски подкрепления из Осиповичского гарнизона.
Сигналом для начала атаки основных сил должен был послужить первый взрыв на железной дороге. Выставив охранение, мы приступили к делу.
- Петя, полезай на столб, - приказал я Токареву.
- Один момент!
Петр сбросил сапоги и быстро взобрался на столб. Усевшись на перекладину, ножницами для стрижки овец стал срезать провода. Они с визгом скручивались в спираль и падали на землю недалеко от столба.
За это время остальные бойцы подготовили и поставили фугасы. По команде все одновременно зажгли бикфордовы шнуры и укрылись за кирпичной будкой. Прогремели взрывы, и вслед за ними мы услышали треск пулеметов и автоматов. Шарый начал атаку. Вскоре ответили немецкие пулеметы и "шмайссеры". Тем временем мы ворвались в здание вокзала. Здесь, кроме дежурного телефониста, никого не было. Тот выхватил пистолет, но его опередил Чеклуев.
Бой за казарму был очень тяжелым. Немцы сопротивлялись отчаянно и вели плотный заградительный огонь. Фронтальная атака привела бы к большим потерям, поэтому Шарый принял решение послать с тыла полувзвод - пароль и отзыв известны, а немцы, несомненно, ждут подкрепления.
"Добровольцы" беспрепятственно проникли в казарму. Это и решило исход боя. Часть гитлеровцев была перебита, часть успела выскочить из окон. Полицаи из деревни на помощь прийти не осмелились, а тех немцев, что бежали от казармы к вокзалу, расстреляли из пулемета Курышев с Морозовой, которые были отправлены в засаду.
Мы уничтожили узел связи и подожгли вокзал. Казарма уже горела. В лагерь вернулись на рассвете. Вернулись без потерь.
А "добровольцев" и трофеи наша группа вскоре передала партизанам. Для выполнения своих прямых задач у нас было достаточно бойцов и оружия.
* * *
Начиналось осеннее ненастье, в лесу стало сыро и холодно. Мы по-прежнему ходили на "железку", добывали в деревнях продукты. Приближение зимы все ждали с тревогой и беспокойством. Под Москвой мы уходили в немецкие тылы на полторы-две недели и возвращались до крайности усталыми, простуженными, но зато несколько дней спокойно отдыхали, а здесь нет и не может быть ни покоя, ни отдыха, тут от войны никуда не уйдешь. Всех словно разом охватило желание хоть немножко побыть на Большой земле, отдохнуть, набраться сил. Такое же настроение было у бойцов и командиров соседних отрядов.
На очередном совещании командиров партизанских отрядов приняли решение двигаться на соединение с частями Красной Армии. Правда, разрешения Хозяина мы не могли запросить, не было питания к рации. Нам, десантникам, казалось, что в отношении нас по крайней мере никаких возражений быть не должно. Все вполне естественно - группа уходит в тыл, выполняет задание и возвращается. Ни трудности перехода, ни расстояние бойцов не пугали. А до фронта в то время была не одна сотня километров.
Стало быть, в путь. Ближайшая цель - пересечь дорогу Осиповичи - Бобруйск, а там, за "железкой", с помощью местных партизан связаться с Хозяином и получить официальное разрешение на возвращение.
Поздно вечером 16 сентября мы отправились в дорогу. Дождь лил непрестанно. В кромешной темноте перешли железную дорогу и возле деревни Гарожа остановились отдохнуть. Разожгли костры, подсушили портянки, одежду, но поспать так и не удалось - холодно и сыро. Одежда же у нас только летняя, а с обувью и вовсе плохо - многие без сапог, в лаптях, а это значит, что ноги никогда не просыхают.
На следующий день вышли к реке Свислочь. Река глубокая, вброд не перейти. Надо сооружать плоты, такая возможность есть - возле реки сложены большие штабели двухметровых бревен. Но надо работать тихо, недалеко за рекой большая дорога, и по ней то и дело проносятся машины, а саму переправу отложить до ночи Очень кстати пришлись парашютные стропы С их помощью мы перетянули плоты на тот берег. Правда, началась переправа не очень удачно. Закрепить стропы вызвались Максимук и Костя Сысой. Отталкиваясь шестами, они вывели плот на середину реки. Пантелей попытался достать шестом дно, резко наклонился, и, не найдя опоры, полетел в воду. С большим трудом Косте удалось втащить его обратно на плот - Пантелей не умел плавать. До берега, хоть и с трудом, но все же добрались.
Однако в целом переправа прошла успешно. На дороге движение машин к тому времени прекратилось, и мы ее спокойно перешли. Остановились на отдых в деревне Игнатовке. Попросили хозяев протопить печь, чтобы можно было высушить мокрую одежду, переспали в тепле, а на другой день вечером прибыли в деревню Маковье. Там встретились с партизанами. С их помощью установили связь с Хозяином. Наше предложение возвращаться через линию фронта не встретило поддержки - далеко и рискованно; зато обещали прислать в ближайшее время питание к рации, одежду, обувь, взрывчатку и боеприпасы. Узнали мы также, что есть общее указание партизанам: оставаться в тылу врага, активизировать боевую деятельность, усилить удары по врагу. Этот приказ - в этом мы скоро убедились - подкреплялся все увеличивающейся поставкой народным мстителям оружия, боеприпасов, взрывчатки - Центральный штаб партизанского движения работал очень энергично.
В эти особенно тяжелые месяцы войны наше командование, пожалуй, и не могло принять другого решения - враг блокировал Ленинград, рвался к Волге, пробился на Кавказ. Там, в Москве, прекрасно понимали эффективность партизанской войны. Получив четкое и ясное указание Центрального штаба партизанского движения, отряды Ольховца, Шашуры, Кудашева и Кочанова после короткого отдыха отправились в старый район действия. Попрощались мы с ними очень тепло и сердечно. Все-таки несколько месяцев работали вместе, крепко подружились. Особенно жалко было расставаться с Семеном Мироновичем. Он и по возрасту многим из нас годился в отцы, а его боевой опыт, опыт политработника, знание людей, района действия очень бы нам пригодились и в дальнейшем. Да, Семен Миронович был человеком большого ума, большой души и пользовался у нас огромным уважением.
Под Пуховичами
Итак, мы остаемся в глубоком тылу врага, чтобы заниматься диверсионной работой на железной дороге Минск - Бобруйск. Кроме диверсионной деятельности, Хозяин потребовал от нас вести разведку на Пуховичи. До войны там был военный городок. Постройки полностью сохранились, и в этих зданиях постоянно квартировали немецкие воинские части. Одни часто сменялись другими. Одни выбывали, другие прибывали Наша задача состояла в том, чтобы знать, какая часть и откуда прибыла, какая и в каком направлении выбыла.
Вскоре в ближайшей к Пуховичам деревне мы нашли надежных людей и стали получать от них необходимую информацию.
В ожидании груза занялись устройством базы. Для этого было выбрано заболоченное место между деревнями Лозовое и Полядки. Туда начали свозить картошку и другие продукты на случай зимовки. Здесь, в районе Гроздянки, Маковья, была обширная партизанская зона, которую успешно контролировали крупные партизанские отряды Королева, Флегонтова, Тихомирова, Ливенцева. Для нас это было чрезвычайно удобно. Еще нигде до сих пор в Белоруссии мы не чувствовали себя в безопасности, ни разу не ночевали в деревнях, не мылись в бане, забыли, что такое чистое белье и обмундирование. Нет, здесь нам положительно все нравилось!
Шарый с Морозовым занялись разведкой, а мы с Самуйликом стали готовиться к диверсиям на железной дороге. Перед тем впервые за время пребывания в Белоруссии помылись в бане. Отправились на первый пар с Чеклуевым и Стениным. Чеклуев все почесывался да приговаривал: "Не одна меня тревожит, десять на десять помножить" Баня топилась по-черному. Зажгли коптилку, разобрались, где ковш, где вода. Одежду повесили на жерди у самого потолка - ее надо было прожарить.
Стенин поддал пару. Забрались на полок и начали обрабатывать друг друга вениками. Мыла не было, но из бани вышли с ощущением необычайной легкости во всем теле. Недаром говорят: "Баня парит, баня правит, баня все поправит". После бани привели в порядок обмундирование и пошли устраиваться на новом месте Местом жительства для нас теперь стала деревня Маковье. Расселились мы в ней по 2-3 человека в хате.
Подготовку к очередным боевым операциям начали со знакомства с районом действия по карте, изучали возможные маршруты выхода к железной дороге. Результаты оказались не очень приятными. До участка железной дороги Осиповичи - Минск было не менее тридцати километров напрямую. Двигаясь по этому маршруту, необходимо пересечь дорогу Свислочь - Липень и реку Свислочь. Самуйлик для действий на "железке" избрал хорошо знакомый ему район Талька Верейцы. В этих местах он устроил несколько крупных крушений, однако и этот маршрут был тоже не из легких.
Пришлось задуматься о средствах передвижения. Ясно было, что без лошадей не обойтись. Перед войной в Белоруссии квартировали кавалерийские части. При отступлении выбракованных лошадей оставили в колхозах. В лесах и болотах часто попадались луки от седел, на которые мы до сих пор не обращали внимания. Теперь мы стали их подбирать, но это было только полдела, значительно труднее оказалось оборудовать седла - не было сыромятины, ремней для подпруг, стремян и уздечек. С большим трудом мы нашли необходимые материалы и сделали несколько седел. Подобрали и несколько кавалерийских лошадей. Теперь появилась возможность совершать за короткое время дальние рейсы - вплоть до ближайших подступов к железной дороге.
С нетерпением ждем груз. Обещали сбросить в ночь на 27 сентября. В условленном месте зажгли костры, но самолет так и не появился. В следующую ночь над нами дважды прошел "Дуглас". Ни одного парашюта в темноте мы не заметили, но груз, оказывается, все-таки выбросили, прямо возле нашей деревни. В ночь на 2 сентября снова выбросили груз с сопровождающими Георгием Шихалеевым, высокого роста, рыжеватым,, круглолицым парнем, и Георгием Плотниковым, невысоким, плотным и сильным бойцом.
Наконец-то у нас пополнились запасы патронов и гранат, и, что особенно важно, нам прислали сапоги и питание к рации. К сожалению, батареи быстро садятся, надолго ли хватит двух комплектов?
Наш отряд теперь насчитывал более тридцати человек, что позволяло заниматься и разведкой, и диверсиями на железной дороге. Поэтому небольшую группу во главе с Пантелеем Максимуком удалось безболезненно выделить и направить в прежний район действия - южнее Осиповичей. Эта группа должна была подготовить запасную зимнюю базу. Захватив с собой взрывчатку и боеприпасы, Максимук с товарищами на другой же день после получения груза отправились в обратный путь. Мне с группой бойцов было поручено сопровождать их, чтобы помочь перебраться через железную дорогу. Мы тоже взяли с собой мины и килограммов двадцать взрывчатки с тем, чтобы обосноваться на некоторое время в районе "железки" и устроить крушение. Пока у нас были самые скудные сведения о деревнях, расположенных между рекой Свислочь и железной дорогой, но мы знали: партизанских лагерей в этой зоне нет.
Из Маковья выехали часов в пять вечера, часть на крестьянских подводах с возчиками, которые должны, были довезти ребят до реки и вернуться обратно, а несколько человек, в том числе Чеклуев, Стенин, Никольский, Арлетинов, Морозов и я двинулись верхом.
Без приключений проехали Лозовое, Бозо, Вязовницу. Дальше пошли места более опасные: дорога Свислочь - Липень немцами использовалась довольно интенсивно. По ней то и дело проносились машины с солдатами, проходили обозы. Но сейчас, поздней ночью, здесь было спокойно. Отпустив возчиков, у деревни Малиновки мы вышли к реке Свислочь. Никаких средств для переправы нам на этот раз найти не удалось. Подручного материала хватило лишь на сооружение маленького плотика, на котором переправили на ту сторону одежду, обувь, оружие и взрывчатку. Держась за плот, переправился и Максимук. Остальным пришлось перебираться вплавь или верхом. Впрочем, это было одно и то же - из воды торчали только уши да ноздри коней, а прильнувшие к крупам лошадей верховые были по шею в воде. В целом переправа прошла хорошо, только очень продрогли. Одевшись в сухое, погнали коней рысью; пешие, держась за стремена, бежали рядом. Согрелись. Часов в пять утра устроили привал. Лошадям задали овса, а сами, натянув палатки и тесно прижавшись друг к другу, легли спать. Бодрствовать остались только постовые. Впрочем, место было настолько глухое, что эта мера предосторожности, возможно, была и лишней. Но, как говорится, кашу маслом...
В полдень один за другим начали вставать. Лошади давно уже покончили с овсом и стояли, переваливаясь с ноги на ногу, не было только почему-то коня Левы Никольского.
- Лева, а где же твой жеребец? - спросил его Костя Арлетинов.
- Что значит где. Я его привязал, как и все, - сказав это, Лева оглянулся. Но его черного вислогубого флегматичного мерина и в самом деле поблизости не оказалось.
Лошадь вскоре нашлась. Ушла она недалеко. На конце уздечки болталась крепко привязанная тоненькая веточка репейника.
- Знаешь что, Лева, если не хочешь ходить пешком, для привязи выбери в другой раз что-нибудь поосновательнее, чем куст лопуха, - не удержался я от замечания.
К слову сказать, на первых порах случалось с Никольским кое-что и похуже. То заснет преспокойно на посту, то забудет на привале бесшумную приставку к винтовке. Однажды он забыл даже винтовку, оставил в деревне, куда ездил за продуктами: поставил ее возле двери, поел хлеба с молоком и преспокойно ушел.
И только на полдороге к лагерю вдруг ощутил, что ему чего-то недостает. Храбрый он был парнишка, беззаветно храбрый, готовый идти на любую, самую рискованную операцию, но на этот раз все у него внутри оборвалось. "Теперь-то уж меня не простят, и помирать мне позорной смертью", - подумал он и что есть сил побежал назад, в деревню. Влетел в избу с гранатой в руке:
- Где винтовка?
- Вон твоя стрельба, - ответил хозяин, указав в угол.
Лева схватил винтовку и снова побежал. Пришел в лагерь, когда все уже спали. Часовому объяснил свое опоздание тем, что объелся и промучился животом.
Что поделаешь, солдатами становятся не сразу, а в ту пору Леве Никольскому и восемнадцати не было.
Осеннее солнце поднялось уже довольно высоко, роса давно высохла. Лева с Костей начали готовить обед, а остальные по очереди пасли лошадей или чистили оружие. В путь тронулись около пяти часов вечера. Не заходя ни в одну из деревень, глубокой ночью возле деревни Гарожа вышли к железной дороге. Попрощались с группой Максимука. На краю сделанного немцами завала, в сотне метров друг от друга две группы бойцов встали в охранение. Наши товарищи спокойно перешли железную дорогу и пропали из виду, а мы углубились на несколько километров в лес и расположились на отдых. В эту ночь, да и весь следующий день движения по железной дороге не было. Видимо, где-то партизаны устроили крушение. Движение возобновилось только к вечеру, да и то лишь в сторону Осиповичей. Оставив лошадей и все лишнее имущество в лесу, мы двинулись к "железке". Прошли завал и в течение примерно двух часов вели наблюдение. Несколько раз, стуча коваными сапогами, через почти равные интервалы времени прошла охрана. Поезда пока не было, но он мог появиться в любую минуту - надо двигаться ближе к полотну железной дороги.
На этот раз взяли с собой мины с электродетонаторами замедленного действия, так как поезда стали ходить с двумя-тремя платформами впереди. И не ошиблись. Фугас взорвался под паровозом Крушение удалось. Паровоз и восемь вагонов были разбиты. При крушении погибло много вражеских солдат и офицеров, следовавших на отдых. Движение на железной дороге гитлеровцам удалось восстановить только к вечеру следующего дня.
Пока ремонтники разбирали вагоны и восстанавливали путь, мы побывали в нескольких ближайших к железной дороге населенных пунктах. Зашли в Ражнетово-1. Полиции в деревне не было. Жители встретили нас очень радушно. От них мы узнали, что полицейских управ нет и в других ближайших деревнях Залесье, Александровке и Мотовиле. Заночевали в лесу, а на другой день снова пришли в деревню И снова узнали много интересного.
Во-первых, что в окрестных лесах можно найти луки от седел, деревенские мальчишки даже обещали нам помочь в поисках. Во-вторых, что возле деревни Гарожи в лесу когда-то были большие склады артиллерийских снарядов В боях с наступающими фашистами использовать их полностью, видимо, не удалось, и склады были взорваны. Снаряды взорвались не все, часть из них силой взрыва отбросило на десятки и сотни метров. И наконец те же мальчишки под большим секретом сообщили нам, что поблизости, в лесу, скрывается беглый немецкий солдат и ищет встречи с партизанами.
Этими сведениями мы воспользовались немного позже, а пока решили устроить очередное крушение. Поздно вечером проехали Залесье, Александровку и между станциями Ясень и Татарка оказались недалеко от железной дороги. Место открытое, для подхода неудобное. Хорошо еще, что луны не было.
Слушают отряды песню фронтовую
Сдвинутые брови, твердые сердца.
Родина послала в бурю огневую,
К бою снарядила верного бойца...
Ох какая встреча будет у вокзала
В день, когда Победой кончится война,
И письмо родное мать поцеловала,
И над самым сердцем спрятала жена
Конечно же, всем нам очень хотелось дожить до этих встреч, остаться не только в памяти родных и близких людей, но и увидеть своими глазами то послевоенное будущее, которое нам представлялось удивительно прекрасным. С такими мыслями мы пели в вагоне эту песню, уходя в немецкие тылы под Москвой, пели в вагоне поезда, уносившего нас навстречу памятному бою под Сухиничами, пели и здесь, в лесах Белоруссии.
Вспомнили также и спели всем хорошо известные старинные русские песни "Раскинулось море широко", про Ермака и Стеньку Разина. С песней о Волге я в мыслях уносился на родину, и воскресало прошлое - когда мы, мальчишки, на закате солнца выходили в лодке на зыбкую багряную дорожку реки и тоже пели про удалого Степана и других героев давно минувших дней...
А потом слушали, как поет Леня Садовик. Он знал множество цыганских песен, прекрасно играл на гитаре и пел самозабвенно, отдаваясь песне всей душой. Слушать его было огромным наслаждением. Вот только не знали мы тогда еще, что слушаем Леню в последний раз...
А восходящее солнце между тем уже позолотило верхушки сосен. Наступал новый день.
Собрав свои нехитрые пожитки, мы ушли на новое место. Снова поставили шалаши из еловых веток, натянули сверху плащ-палатки, окопали вокруг, чтобы дождевая вода не подтекала внутрь, застелили пол лапником и сеном. Последние дни беспрерывно шли дожди, стало холодно и очень неуютно. Наверное, от этого и на душе было как-то нехорошо.
Вечером 8 сентября Леня Садовик и Геннадий Зелент попросились на железную дорогу.
- Куда же вы в такую погоду? - пытались их отговорить наши девчата. Но уговоры не подействовали. Ребята настолько втянулись в свою опасную и трудную работу, что ни дня не могли просидеть без дела, их словно магнитом тянуло на "железку". Шарый и я хорошо понимали ребят, сами в душе чувствовали то же самое. Поэтому и не запретили.
Леня с Геннадием взяли десятикилограммовый фугас, мину и с наступлением темноты тронулись в путь. Нам оставалось только ждать. Ждать и надеяться, что операция пройдет благополучно. Поначалу ничто не предвещало дурного исхода, наоборот, казалось, что погода поможет - ребятам в такое ненастье легче будет подобраться к полотну железной дороги и устроить крушение.
Но ровно через час вечернюю тишину разорвал треск автоматных и пулеметных очередей. И почти сразу же все стихло. Мы почувствовали недоброе. Весь вечер и всю ночь никто не сомкнул глаз, надеялись и ждали: вот-вот вернутся товарищи. Но они не вернулись.
А случилось вот что. Возле деревни Ставищи, на картофельном поле, немцы устроили засаду. Ничего не подозревавшие ребята подошли к месту засады вплотную. Огонь был открыт без предупреждения. В несколько секунд все было кончено.
Чуть позже нам стало известно, что в засаде участвовали охранники со станции Деревцы, а с ними у нас были старые счеты. Именно под Деревцами был ранен Геннадий Зелент - пуля попала в глаз и вышла за ухом, и погиб Володя Прищепчик. Произошло это так.
После подрыва эшелона под Тальной на железной дороге Минск - Осиповичи группа в составе Самуйлика, Золотова, Зелента и Прищепчика перешла железную дорогу Осиповичи - Слуцк возле станции Деревцы, углубилась в лес и расположилась на отдых. На рассвете ребят окружили гитлеровцы. Прозвучала короткая команда:
- Рус, сдавайсь!
Володя первым открыл огонь из винтовки, за ним Самуйлик из автомата. Немцы залегли, притаились. Огонь не открывали, видно, решили взять наших живьем.
Самуйлик правильно оценил обстановку и подал команду идти на прорыв.
Ребята вскочили, прорвались через фашистские цепи и, отстреливаясь, стали уходить. Прищипчик был ранен в ноги, упал и подняться уже не смог. Пока были патроны, Володя отстреливался, а потом... О чем он думал, когда вытаскивал гранату? О том ли, что вот умирает в восемнадцать лет, не повидав отца и сестер, которые были совсем недалеко от этих мест, или о чем другом - никто этого никогда не узнает. Когда немцы стали окружать его, он рванул чеку.
Володя Прищепчик погиб. Рядом с ним упало несколько фашистов.
К началу войны Володя окончил среднюю школу. Вступил в комсомол. Был настоящим патриотом своей Родины. Когда началась война, Владимир попросился в армию. Его послали в Москву, на курсы по подготовке к действиям в тылу противника. В группе, которую возглавлял Шарый, вместе с Леней Садовиком Прищепчик ходил в тыл противника под Москвой, участвовал в бою под Сухиничами, был смелым и очень выдержанным бойцом. И вот Володи не стало. Его убили охранники из Деревцов.
Решение о ликвидации гарнизона на станции было принято, однако силенок у нас для осуществления этой операции явно недоставало. Но здесь произошло событие, которое все расставило по своим местам - наши ряды неожиданно пополнились целым взводом свежих бойцов. А это уже позволяло рассчитывать на успех.
Прав оказался тот крестьянин, из Макаровки, который сказал, что немногие из военнопленных действительно добровольно стали на путь измены и записались в батальоны "Березина" и "Днепр". Шарый не забыл этот разговор и сразу же после того, как мы обосновались под Осиповичами, стал искать возможность установления контактов с военнопленными. И вскоре достиг успеха. 10 сентября на нашу сторону перешел взвод из батальона "Березина".
Не могу сказать, что наши бойцы очень обрадовались этому событию. Решение было несомненно рискованным. В группу, которая насчитывала менее тридцати человек, мы приняли примерно столько же хорошо обученных кадровых солдат с двумя пулеметами. Будь у них недобрые намерения, могло бы произойти непоправимое.
Вновь прибывшие оказались дисциплинированными, исполнительными бойцами и, казалось, были очень довольны крутым поворотом в своей судьбе. Но на войне главное испытание - бой. Как-то они поведут себя в деле?
Операция по разгрому гарнизона станции Деревцы была назначена на 14 сентября. "Добровольцев" решили взять с собой.
Вышли из лагеря поздним вечером. В полной темноте прошли деревню Ставищи. За околицей наша разведка обнаружила брошенную телегу и сбрую. Войлочная подкладка чересседельника была еще теплой. "Неужели кто-нибудь из полицаев?" подумал Самуйлик. - Если предатель успеет предупредить гарнизон, операция будет сорвана, а этого допустить нельзя.
Не дожидаясь подхода основных сил, разведчики на велосипедах устремились вдогонку. Впереди на пригорке на фоне ночного неба стал вырисовываться силуэт всадника. Он ехал рысью. Самуйлик и двое "добровольцев" решили держаться от него на таком расстоянии, чтобы тот не мог увидеть или услышать преследователей. За Михалевщинами, где прямая дорога ведет на Осиповичи, а другая круто сворачивает влево на Деревцы, разведчики прибавили ходу и вскоре догнали всадника. Им действительно оказался полицай, который, увидев троих неизвестных в форме власовцев, не изъявил никакого беспокойства - принял за своих.
- Далеко ли путь держишь? - обратился к нему Самуйлик по-белорусски.
- В Деревцы, - ответил полицай. - Дело важное, есть сведения, партизаны идут на станцию, - сказал, соскочив с коня, предатель.
- Вот оно что! А какой там нынче пароль и отзыв?
- Зачем вам это, ведь вы со мной поедете?
- Нет, так нельзя. Мы устроим засаду, задержим бандитов и будем ждать подкрепления из гарнизона.
- Понятно. Пароль "Берлин", отзыв "Минск".
На этом разговор закончился. Труп предателя разведчики отнесли в болото и стали дожидаться своих.
К Деревцам подошли в полночь. Отряд притаился в лесу недалеко от немецкой казармы. Мне с группой подрывников и бывших власовцев пришлось сделать небольшой крюк, чтобы обойти казарму и выйти к железной дороге. Нам было поручено порвать телефонную связь с Осиповичами, взорвать семафор, входные и выходные стрелки со стороны города, занять здание вокзала и в случае необходимости встретить огнем полицаев, которые могли подойти из деревни Деревцы на подмогу гарнизону, или отступающих из казармы фашистов. Диверсия должна была надолго прервать нормальную эксплуатацию железной дороги Осиповичи - Слуцк. Имелась и более конкретная цель - не допустить переброски подкрепления из Осиповичского гарнизона.
Сигналом для начала атаки основных сил должен был послужить первый взрыв на железной дороге. Выставив охранение, мы приступили к делу.
- Петя, полезай на столб, - приказал я Токареву.
- Один момент!
Петр сбросил сапоги и быстро взобрался на столб. Усевшись на перекладину, ножницами для стрижки овец стал срезать провода. Они с визгом скручивались в спираль и падали на землю недалеко от столба.
За это время остальные бойцы подготовили и поставили фугасы. По команде все одновременно зажгли бикфордовы шнуры и укрылись за кирпичной будкой. Прогремели взрывы, и вслед за ними мы услышали треск пулеметов и автоматов. Шарый начал атаку. Вскоре ответили немецкие пулеметы и "шмайссеры". Тем временем мы ворвались в здание вокзала. Здесь, кроме дежурного телефониста, никого не было. Тот выхватил пистолет, но его опередил Чеклуев.
Бой за казарму был очень тяжелым. Немцы сопротивлялись отчаянно и вели плотный заградительный огонь. Фронтальная атака привела бы к большим потерям, поэтому Шарый принял решение послать с тыла полувзвод - пароль и отзыв известны, а немцы, несомненно, ждут подкрепления.
"Добровольцы" беспрепятственно проникли в казарму. Это и решило исход боя. Часть гитлеровцев была перебита, часть успела выскочить из окон. Полицаи из деревни на помощь прийти не осмелились, а тех немцев, что бежали от казармы к вокзалу, расстреляли из пулемета Курышев с Морозовой, которые были отправлены в засаду.
Мы уничтожили узел связи и подожгли вокзал. Казарма уже горела. В лагерь вернулись на рассвете. Вернулись без потерь.
А "добровольцев" и трофеи наша группа вскоре передала партизанам. Для выполнения своих прямых задач у нас было достаточно бойцов и оружия.
* * *
Начиналось осеннее ненастье, в лесу стало сыро и холодно. Мы по-прежнему ходили на "железку", добывали в деревнях продукты. Приближение зимы все ждали с тревогой и беспокойством. Под Москвой мы уходили в немецкие тылы на полторы-две недели и возвращались до крайности усталыми, простуженными, но зато несколько дней спокойно отдыхали, а здесь нет и не может быть ни покоя, ни отдыха, тут от войны никуда не уйдешь. Всех словно разом охватило желание хоть немножко побыть на Большой земле, отдохнуть, набраться сил. Такое же настроение было у бойцов и командиров соседних отрядов.
На очередном совещании командиров партизанских отрядов приняли решение двигаться на соединение с частями Красной Армии. Правда, разрешения Хозяина мы не могли запросить, не было питания к рации. Нам, десантникам, казалось, что в отношении нас по крайней мере никаких возражений быть не должно. Все вполне естественно - группа уходит в тыл, выполняет задание и возвращается. Ни трудности перехода, ни расстояние бойцов не пугали. А до фронта в то время была не одна сотня километров.
Стало быть, в путь. Ближайшая цель - пересечь дорогу Осиповичи - Бобруйск, а там, за "железкой", с помощью местных партизан связаться с Хозяином и получить официальное разрешение на возвращение.
Поздно вечером 16 сентября мы отправились в дорогу. Дождь лил непрестанно. В кромешной темноте перешли железную дорогу и возле деревни Гарожа остановились отдохнуть. Разожгли костры, подсушили портянки, одежду, но поспать так и не удалось - холодно и сыро. Одежда же у нас только летняя, а с обувью и вовсе плохо - многие без сапог, в лаптях, а это значит, что ноги никогда не просыхают.
На следующий день вышли к реке Свислочь. Река глубокая, вброд не перейти. Надо сооружать плоты, такая возможность есть - возле реки сложены большие штабели двухметровых бревен. Но надо работать тихо, недалеко за рекой большая дорога, и по ней то и дело проносятся машины, а саму переправу отложить до ночи Очень кстати пришлись парашютные стропы С их помощью мы перетянули плоты на тот берег. Правда, началась переправа не очень удачно. Закрепить стропы вызвались Максимук и Костя Сысой. Отталкиваясь шестами, они вывели плот на середину реки. Пантелей попытался достать шестом дно, резко наклонился, и, не найдя опоры, полетел в воду. С большим трудом Косте удалось втащить его обратно на плот - Пантелей не умел плавать. До берега, хоть и с трудом, но все же добрались.
Однако в целом переправа прошла успешно. На дороге движение машин к тому времени прекратилось, и мы ее спокойно перешли. Остановились на отдых в деревне Игнатовке. Попросили хозяев протопить печь, чтобы можно было высушить мокрую одежду, переспали в тепле, а на другой день вечером прибыли в деревню Маковье. Там встретились с партизанами. С их помощью установили связь с Хозяином. Наше предложение возвращаться через линию фронта не встретило поддержки - далеко и рискованно; зато обещали прислать в ближайшее время питание к рации, одежду, обувь, взрывчатку и боеприпасы. Узнали мы также, что есть общее указание партизанам: оставаться в тылу врага, активизировать боевую деятельность, усилить удары по врагу. Этот приказ - в этом мы скоро убедились - подкреплялся все увеличивающейся поставкой народным мстителям оружия, боеприпасов, взрывчатки - Центральный штаб партизанского движения работал очень энергично.
В эти особенно тяжелые месяцы войны наше командование, пожалуй, и не могло принять другого решения - враг блокировал Ленинград, рвался к Волге, пробился на Кавказ. Там, в Москве, прекрасно понимали эффективность партизанской войны. Получив четкое и ясное указание Центрального штаба партизанского движения, отряды Ольховца, Шашуры, Кудашева и Кочанова после короткого отдыха отправились в старый район действия. Попрощались мы с ними очень тепло и сердечно. Все-таки несколько месяцев работали вместе, крепко подружились. Особенно жалко было расставаться с Семеном Мироновичем. Он и по возрасту многим из нас годился в отцы, а его боевой опыт, опыт политработника, знание людей, района действия очень бы нам пригодились и в дальнейшем. Да, Семен Миронович был человеком большого ума, большой души и пользовался у нас огромным уважением.
Под Пуховичами
Итак, мы остаемся в глубоком тылу врага, чтобы заниматься диверсионной работой на железной дороге Минск - Бобруйск. Кроме диверсионной деятельности, Хозяин потребовал от нас вести разведку на Пуховичи. До войны там был военный городок. Постройки полностью сохранились, и в этих зданиях постоянно квартировали немецкие воинские части. Одни часто сменялись другими. Одни выбывали, другие прибывали Наша задача состояла в том, чтобы знать, какая часть и откуда прибыла, какая и в каком направлении выбыла.
Вскоре в ближайшей к Пуховичам деревне мы нашли надежных людей и стали получать от них необходимую информацию.
В ожидании груза занялись устройством базы. Для этого было выбрано заболоченное место между деревнями Лозовое и Полядки. Туда начали свозить картошку и другие продукты на случай зимовки. Здесь, в районе Гроздянки, Маковья, была обширная партизанская зона, которую успешно контролировали крупные партизанские отряды Королева, Флегонтова, Тихомирова, Ливенцева. Для нас это было чрезвычайно удобно. Еще нигде до сих пор в Белоруссии мы не чувствовали себя в безопасности, ни разу не ночевали в деревнях, не мылись в бане, забыли, что такое чистое белье и обмундирование. Нет, здесь нам положительно все нравилось!
Шарый с Морозовым занялись разведкой, а мы с Самуйликом стали готовиться к диверсиям на железной дороге. Перед тем впервые за время пребывания в Белоруссии помылись в бане. Отправились на первый пар с Чеклуевым и Стениным. Чеклуев все почесывался да приговаривал: "Не одна меня тревожит, десять на десять помножить" Баня топилась по-черному. Зажгли коптилку, разобрались, где ковш, где вода. Одежду повесили на жерди у самого потолка - ее надо было прожарить.
Стенин поддал пару. Забрались на полок и начали обрабатывать друг друга вениками. Мыла не было, но из бани вышли с ощущением необычайной легкости во всем теле. Недаром говорят: "Баня парит, баня правит, баня все поправит". После бани привели в порядок обмундирование и пошли устраиваться на новом месте Местом жительства для нас теперь стала деревня Маковье. Расселились мы в ней по 2-3 человека в хате.
Подготовку к очередным боевым операциям начали со знакомства с районом действия по карте, изучали возможные маршруты выхода к железной дороге. Результаты оказались не очень приятными. До участка железной дороги Осиповичи - Минск было не менее тридцати километров напрямую. Двигаясь по этому маршруту, необходимо пересечь дорогу Свислочь - Липень и реку Свислочь. Самуйлик для действий на "железке" избрал хорошо знакомый ему район Талька Верейцы. В этих местах он устроил несколько крупных крушений, однако и этот маршрут был тоже не из легких.
Пришлось задуматься о средствах передвижения. Ясно было, что без лошадей не обойтись. Перед войной в Белоруссии квартировали кавалерийские части. При отступлении выбракованных лошадей оставили в колхозах. В лесах и болотах часто попадались луки от седел, на которые мы до сих пор не обращали внимания. Теперь мы стали их подбирать, но это было только полдела, значительно труднее оказалось оборудовать седла - не было сыромятины, ремней для подпруг, стремян и уздечек. С большим трудом мы нашли необходимые материалы и сделали несколько седел. Подобрали и несколько кавалерийских лошадей. Теперь появилась возможность совершать за короткое время дальние рейсы - вплоть до ближайших подступов к железной дороге.
С нетерпением ждем груз. Обещали сбросить в ночь на 27 сентября. В условленном месте зажгли костры, но самолет так и не появился. В следующую ночь над нами дважды прошел "Дуглас". Ни одного парашюта в темноте мы не заметили, но груз, оказывается, все-таки выбросили, прямо возле нашей деревни. В ночь на 2 сентября снова выбросили груз с сопровождающими Георгием Шихалеевым, высокого роста, рыжеватым,, круглолицым парнем, и Георгием Плотниковым, невысоким, плотным и сильным бойцом.
Наконец-то у нас пополнились запасы патронов и гранат, и, что особенно важно, нам прислали сапоги и питание к рации. К сожалению, батареи быстро садятся, надолго ли хватит двух комплектов?
Наш отряд теперь насчитывал более тридцати человек, что позволяло заниматься и разведкой, и диверсиями на железной дороге. Поэтому небольшую группу во главе с Пантелеем Максимуком удалось безболезненно выделить и направить в прежний район действия - южнее Осиповичей. Эта группа должна была подготовить запасную зимнюю базу. Захватив с собой взрывчатку и боеприпасы, Максимук с товарищами на другой же день после получения груза отправились в обратный путь. Мне с группой бойцов было поручено сопровождать их, чтобы помочь перебраться через железную дорогу. Мы тоже взяли с собой мины и килограммов двадцать взрывчатки с тем, чтобы обосноваться на некоторое время в районе "железки" и устроить крушение. Пока у нас были самые скудные сведения о деревнях, расположенных между рекой Свислочь и железной дорогой, но мы знали: партизанских лагерей в этой зоне нет.
Из Маковья выехали часов в пять вечера, часть на крестьянских подводах с возчиками, которые должны, были довезти ребят до реки и вернуться обратно, а несколько человек, в том числе Чеклуев, Стенин, Никольский, Арлетинов, Морозов и я двинулись верхом.
Без приключений проехали Лозовое, Бозо, Вязовницу. Дальше пошли места более опасные: дорога Свислочь - Липень немцами использовалась довольно интенсивно. По ней то и дело проносились машины с солдатами, проходили обозы. Но сейчас, поздней ночью, здесь было спокойно. Отпустив возчиков, у деревни Малиновки мы вышли к реке Свислочь. Никаких средств для переправы нам на этот раз найти не удалось. Подручного материала хватило лишь на сооружение маленького плотика, на котором переправили на ту сторону одежду, обувь, оружие и взрывчатку. Держась за плот, переправился и Максимук. Остальным пришлось перебираться вплавь или верхом. Впрочем, это было одно и то же - из воды торчали только уши да ноздри коней, а прильнувшие к крупам лошадей верховые были по шею в воде. В целом переправа прошла хорошо, только очень продрогли. Одевшись в сухое, погнали коней рысью; пешие, держась за стремена, бежали рядом. Согрелись. Часов в пять утра устроили привал. Лошадям задали овса, а сами, натянув палатки и тесно прижавшись друг к другу, легли спать. Бодрствовать остались только постовые. Впрочем, место было настолько глухое, что эта мера предосторожности, возможно, была и лишней. Но, как говорится, кашу маслом...
В полдень один за другим начали вставать. Лошади давно уже покончили с овсом и стояли, переваливаясь с ноги на ногу, не было только почему-то коня Левы Никольского.
- Лева, а где же твой жеребец? - спросил его Костя Арлетинов.
- Что значит где. Я его привязал, как и все, - сказав это, Лева оглянулся. Но его черного вислогубого флегматичного мерина и в самом деле поблизости не оказалось.
Лошадь вскоре нашлась. Ушла она недалеко. На конце уздечки болталась крепко привязанная тоненькая веточка репейника.
- Знаешь что, Лева, если не хочешь ходить пешком, для привязи выбери в другой раз что-нибудь поосновательнее, чем куст лопуха, - не удержался я от замечания.
К слову сказать, на первых порах случалось с Никольским кое-что и похуже. То заснет преспокойно на посту, то забудет на привале бесшумную приставку к винтовке. Однажды он забыл даже винтовку, оставил в деревне, куда ездил за продуктами: поставил ее возле двери, поел хлеба с молоком и преспокойно ушел.
И только на полдороге к лагерю вдруг ощутил, что ему чего-то недостает. Храбрый он был парнишка, беззаветно храбрый, готовый идти на любую, самую рискованную операцию, но на этот раз все у него внутри оборвалось. "Теперь-то уж меня не простят, и помирать мне позорной смертью", - подумал он и что есть сил побежал назад, в деревню. Влетел в избу с гранатой в руке:
- Где винтовка?
- Вон твоя стрельба, - ответил хозяин, указав в угол.
Лева схватил винтовку и снова побежал. Пришел в лагерь, когда все уже спали. Часовому объяснил свое опоздание тем, что объелся и промучился животом.
Что поделаешь, солдатами становятся не сразу, а в ту пору Леве Никольскому и восемнадцати не было.
Осеннее солнце поднялось уже довольно высоко, роса давно высохла. Лева с Костей начали готовить обед, а остальные по очереди пасли лошадей или чистили оружие. В путь тронулись около пяти часов вечера. Не заходя ни в одну из деревень, глубокой ночью возле деревни Гарожа вышли к железной дороге. Попрощались с группой Максимука. На краю сделанного немцами завала, в сотне метров друг от друга две группы бойцов встали в охранение. Наши товарищи спокойно перешли железную дорогу и пропали из виду, а мы углубились на несколько километров в лес и расположились на отдых. В эту ночь, да и весь следующий день движения по железной дороге не было. Видимо, где-то партизаны устроили крушение. Движение возобновилось только к вечеру, да и то лишь в сторону Осиповичей. Оставив лошадей и все лишнее имущество в лесу, мы двинулись к "железке". Прошли завал и в течение примерно двух часов вели наблюдение. Несколько раз, стуча коваными сапогами, через почти равные интервалы времени прошла охрана. Поезда пока не было, но он мог появиться в любую минуту - надо двигаться ближе к полотну железной дороги.
На этот раз взяли с собой мины с электродетонаторами замедленного действия, так как поезда стали ходить с двумя-тремя платформами впереди. И не ошиблись. Фугас взорвался под паровозом Крушение удалось. Паровоз и восемь вагонов были разбиты. При крушении погибло много вражеских солдат и офицеров, следовавших на отдых. Движение на железной дороге гитлеровцам удалось восстановить только к вечеру следующего дня.
Пока ремонтники разбирали вагоны и восстанавливали путь, мы побывали в нескольких ближайших к железной дороге населенных пунктах. Зашли в Ражнетово-1. Полиции в деревне не было. Жители встретили нас очень радушно. От них мы узнали, что полицейских управ нет и в других ближайших деревнях Залесье, Александровке и Мотовиле. Заночевали в лесу, а на другой день снова пришли в деревню И снова узнали много интересного.
Во-первых, что в окрестных лесах можно найти луки от седел, деревенские мальчишки даже обещали нам помочь в поисках. Во-вторых, что возле деревни Гарожи в лесу когда-то были большие склады артиллерийских снарядов В боях с наступающими фашистами использовать их полностью, видимо, не удалось, и склады были взорваны. Снаряды взорвались не все, часть из них силой взрыва отбросило на десятки и сотни метров. И наконец те же мальчишки под большим секретом сообщили нам, что поблизости, в лесу, скрывается беглый немецкий солдат и ищет встречи с партизанами.
Этими сведениями мы воспользовались немного позже, а пока решили устроить очередное крушение. Поздно вечером проехали Залесье, Александровку и между станциями Ясень и Татарка оказались недалеко от железной дороги. Место открытое, для подхода неудобное. Хорошо еще, что луны не было.